Телевидение Восточного округа
Телеканал «Столица плюс»
Передача «Ступени»
«От Пушкина до Чехова...»
В прямом эфире петербургский актер
Юрий Решетников
Продолжительность программы 45 мин.
Ведущий: В. Демьяненко
В том, что придется делать второй прямой эфир на этой программе, я поняла практически сразу – еще там, в аппаратной… Нет, все было хорошо: Юре, ведущим, операторам – всем все понравилось. Беседа получилась очень милой и душевной, но ту – главную – задачу, которую я возлагала на этот эфир, решить не удалось. Наверное, для первого раза это было просто нереально сделать из-за лимита времени. Для того, чтобы представить Юру именно как актера – то есть, показать разносторонность его таланта, дать возможность увидеть зрителю отрывки из его программ, и нужна была вторая передача. Вот об этом мы и договорились, осталось только выбрать подходящее время. Поэтому, в этот раз будет не беседа с актером Юрием Решетниковым, а скорее разговор о программах этого артиста.
Ведущий: В эфире рубрика «Ступени», и сегодня у нас в гостях человек особенный, поэтому, как вы видите, и декорации у нас тоже особенные. (Юра улыбается) Сегодня у нас в студии уже известный вам питерский актер Юрий Решетников.
Здравствуй, Юра. Ты снова в Москве со своей программой, которую наши зрители смогут увидеть завтра в Культурном центре П.И.Чайковского. В прошлый раз мы с тобой говорили о тех ступенях, которые ты прошел в жизни, а вот сегодня мы решили поговорить о ступенях творческих. «От Пушкина до Чехова» – так называется наша сегодняшняя рубрика. Ну, что ж, начнем.
Не так давно ты посещал Пушкинские Горы. Поделись с нашими телезрителями впечатлениями от этой поездки. Что нового ты открыл для себя в Пушкине?
Ю: Это было совершенно недавно – в августе 2007 года. Там был фестиваль под названием «ЛИК-2007». И, соответственно, я попал в Пушкинские Горы, и в Михайловское. Впечатления очень двоякие. Ну, во-первых, потрясающая природа, и вот это меня и потрясло, и поразило, причем, был момент, который мне очень понравился: Михайловское и Константиново… Вот природа… Природа очень похожа: тут родился гений, и там родился гений, но в Михайловском чувствуется вот это дворянское гнездо. И это ощущение… этот полет, и этот простор. Константиново – полет, простор… деревня – крестьянское гнездо. Вот эти два момента мне очень понравились. Не понравился один момент – и очень сильно не понравился…
Когда мы говорим «Михайловское», подразумеваем – «Пушкин, Пушкинские Горы», и это вытекает одно из другого. Когда я там был, а я был там в первый раз, у меня возникло ощущение бренда: А.Пушкин на продажу. Вот это было неприятно.
В: Но этот бренд существует уже давно: в нашей стране на всем стараются зарабатывать деньги.
Ю: По-моему ощущение «Пушкин» – это не продажное, это состояние души.
В: С какой программой ты выступал на этом фестивале?
Ю: Там я показывал «Графа Нулина» и читал лирику Пушкина.
В: А ты можешь сейчас прочитать одно из самых твоих любимых стихотворений?
Ю: (задумывается) Любимое? Сложно сказать, что любимое…
В: Или у тебя много любимых стихотворений у Пушкина?
Ю: У Пушкина у меня нет любимых: они все любимые. Я прочитаю то, с чего будет начинаться завтра второе отделение программы.
«Какой я раньше был, такой и ныне я:
Беспечный, влюбчивый…
Вы знаете, друзья…»
В: (улыбается: у него в руках сценарий программы) Я даже попытаюсь поаплодировать! На сколько по времени у тебя была рассчитана программа?
Ю: В Пушкинских Горах?
В: Да.
Ю: Минут на 30-40, поскольку был лимит по времени.
В: А фестиваль – это просто выступление, или ты получил там какую-то номинацию?
Ю: Нет, это был чистой воды фестиваль: люди приезжали и показывали свои работы. Там была свободная форма – показывали не только Пушкина. Поскольку я там был впервые, то думал, что здесь должна была быть только пушкинская программа, но привозили все, что угодно. Что интересно: практически я один показал именно пушкинскую программу.
В: Что тебе ближе в Пушкине: его поэзия или его проза?
Ю: В Пушкине мне интересен его язык. Это человек, который писал на языке, на которым мы сейчас разговариваем.
В: Известно, что словарный запас Пушкина в несколько раз больше, чем у обычного человека.
Ю: Если взять людей, которые жили и писали с ним в одно время… Лермонтов. Смотришь – у Лермонтова совершенно другой язык, на котором мы не разговариваем. Пушкин писал тем языком, на котором мы и сейчас общаемся, – это с одной стороны, и с другой… Меня потрясает, насколько живой язык: он до такой степени точный… Гениально точно обозначает все движения души, поэтому для меня нет разницы – проза, поэзия… Это – ПУШКИН. Это – ГЕНИЙ. Это – НАШЕ ВСЕ.
В: Ты привозил в Москву уже несколько своих программ, а в каких присутствует пушкинская поэзия?
Ю: Программа «Я шел к тебе» – там будет еще и лермонтовская поэзия. Есенинская программа – там, естественно, Пушкина нет, но есть про Пушкина – то, что Есенин написал.
В: В этом году исполнилось 171 год со дня гибели поэта и завтра ты будешь выступать с пушкинской программой. Это новая программа, или московским зрителям она уже известна?
Ю: Это старая программа, но она будет несколько видоизменена: что-то переделано, что-то доработано. Первое отделение – моноспектакль по VIII главе «Евгения Онегина», там будут некоторые изменения. Второе отделение – лирика Александра Сергеевича и Михаила Юрьевича Лермонтова: и в этот раз будет больше произведений, чем было в первой программе. И (улыбается) традиционный «Граф Нулин».
В: А почему Лермонтов? Разве нельзя было остановиться только на Пушкине?
Ю: Вот, хороший вопрос. (задумался) Все дело в том, что… Сейчас объясню. Это две грани: Пушкин – это бриллиант, это алмаз. Это светлый бриллиант. Лермонтов – это тоже бриллиант, только темный. Это два бриллианта нашей поэзии. Это два гения нашей поэзии, поэтому в этой программе они оба: это две грани одного и того же…
В: Ну, что ж, завтра все желающие смогут увидеть Юрия Решетникова в этой программе, а мы тем временем переходим на другую ступень… Поэзия Серебряного века.
Не так давно в Москве прошла премьера твоей новой программы под названием «Солнечный удар». Почему такое название – солнечный, светлый? Это что-то легкое, воздушное – вот когда я читаю это название, в душе происходит что-то такое…
Ю: Ну, совершенно верно. «Солнечный удар» – это поэзия Серебряного века. А Серебряный век – это… это и есть удар, солнечный удар. Она искристая, солнечная… Вообще эта программа называется по рассказу Бунина. Первое отделение – это поэзия Серебряного века: Блок, Цветаева и Северянин, а второе – два религиозных рассказа Чехова – «Казак», «Студент» – и рассказ Бунина «Солнечный удар».
В: Может быть ты прочтешь сейчас несколько стихотворений из этой программы. Начнем с Блока.
Ю: (читает «Незнакомку»)
«По вечерам над ресторанами
Горячий воздух дик и глух,
И правит окриками пьяными
Весенний и тлетворный дух…»
В:Тяжело было работать с Блоком?
Ю: Для меня – да. Он символист, а я привык больше мыслить конкретными категориями, а у Блока, все-таки – это символы…
В: Но тебе удается: вот ты сейчас читал, а я видел, как герой этого стихотворения шел, как вокруг него были вот эти все люди… Это очень интересно: ты достиг того момента, когда читатель представляет себе картину происходящего.
Ю: Наверное, да: я, когда внутри материала, то не знаю, как это получается…
В: Ты изучал биографию Блока?
Ю: Ну, естественно. Я, когда начинаю работать с поэтом, с его произведением, то однозначно пытаюсь разобраться, что творилось вокруг этого человека, какие мысли были у человека, чтобы написать это. С какими чувствами, с какими мыслями, каким образом это написано – путь рождения этого стихотворения. Это очень важно.
В: Ну, что, давай дальше путешествовать по Серебряному веку: теперь мы перейдем к Цветаевой.
Ю: (чуть помолчав, читает )
«Моим стихам, написанным так рано,
Что и не знала я, что я - поэт,
Сорвавшимся, как брызги из фонтана,
Как искры из ракет…»
В: А с Цветаевой тебе легче приходилось, чем с Блоком, или здесь тоже есть свои нюансы?
Ю: Вот парадоксально: честно говоря, до того, как браться за Цветаеву, я особенно и не занимался ею. Просто мой режиссер решила попробовать со мной сделать небольшой цикл по ее произведениям. Женщины очень любят читать Цветаеву, и как-то все не то: может быть, это все-таки мужской автор? И почитав ее биографию – очень трагедийную, мне как-то достаточно легко далось вот то, что я делаю.
В: Ну, и закончим наше путешествие по Серебряному веку, в частности – по программе «Солнечный удар», стихотворением Игоря Северянина.
Ю: (заулыбался) Ну, вот Северянин – это да… Ну, естественно, знаковое: мы говорим Северянин, а подразумеваем – что?
В: «Ананасы в шампанском»?
Ю: Ну, конечно: «Увертюра» называется. Так вот: именно это читать не буду. Все как-то привыкли: Северянин – «Ананасы в шампанском», брызги шампанского… При этом у него есть стихотворение, которое так и называется: «Игорь Северянин»
«Он тем хорош, что он совсем не то,
Что думает о нем толпа пустая,
Стихов принципиально не читая,
Раз нет в них ананасов и авто…»
В: Ну, что ж: что со ступенями Серебряного века мы заканчиваем. Я думаю, что ты смог заинтересовать телезрителей этой программой, на которую многие захотят придти и увидеть в полном объеме. Надеюсь, что ты еще не один раз привезешь ее в Москву. Она, наверное, будет добавляться какими-то новыми стихотворениями и становиться все лучше и лучше, хотя она и так уже великолепна.
Ю: На самом деле, чтобы программа была живой, – ее всегда нужно менять. Вот я уже привозил «Пушкина» в Москву – сейчас привожу его во второй раз, и она уже изменилась. 21 марта будет «Солнечный удар», и там я уже меняю в программе: что-то убираю, что-то добавляю – появились какие-то идеи.
В: То есть – каждый раз программа меняется и остается только ее прежнее название?
Ю: Не программа: там могут меняться какие-то вещи.
В: Какие-то элементы?
Ю: Да, потому что идея программы остается, а вот элементы, которые работают на эту идею, могут, конечно же, меняться.
В: Так, ну давай перейдем к твоей довольно известной программе «Русский сатирикон», которую видели не только в Москве и Петербурге. Я знаю, что уже приходили очень интересные письма от школьников из Владивостока (я их читал), на которых эта программа произвела довольно яркое впечатление. Это так далеко от Москвы… А вот как ты себя ощущал, читая эти письма? Какие чувства они вызвали в тебе?
Ю: Да, на самом деле – очень приятно и очень мило: я даже не знал, что там эта программа появилась. Это петербургская программа, которую мы делали в «Бродячей собаке». Это не сольная моя работа: там как раз задействовано несколько человек.
В: Ну, вот и давай сейчас посмотрим рассказ из этой программы.
(Идет видеозапись рассказа «История болезни».)
Ну, вот мы преодолели и еще одну ступень и впереди у нас Сергей Есенин. Расскажи, пожалуйста, о своем отношении к этому поэту, к его творчеству.
Ю: (улыбается) О... ну, это опять-таки из области – как нельзя объять необъятное…
На мой взгляд, два полномасштабных гения в России – это Пушкин и Есенин. Конечно, со мной можно поспорить: с Пушкиным все всегда соглашаются, а вот с Есениным… Иной раз споришь…
– Разве гений?
Нет, я считаю, что гений. Потому, что он по свету своего таланта, именно по свету… Вот я говорю: Лермонтов и Пушкин – это бриллианты, только разного цвета. Вот, ближе всего к Пушкину по свету, по чистоте бриллианта – это именно Есенин. Можно, конечно, говорить, что есть много других гениальных поэтов. Для меня – Пушкин и Есенин, два равнозначных поэта по своей величине. Естественно, у них там… да, честно говоря, на мой взгляд, Есенина даже до сих пор не открыли настолько…
В: Но он ведь умер довольно молодым человеком…
Ю: Так, ну ладно. Давайте с этого начнем… Есенин погиб на тридцатом году жизни. А Пушкин?
В: На тридцать седьмом.
Ю: А Лермонтов?
В: В двадцать шесть. Но все равно: если бы Есенин прожил хотя бы еще несколько лет, то его дарование раскрылось бы еще больше.
Ю: Вероятно, да, но, на мой взгляд, Есенин – это гений, который в свои тридцать смог настолько раскрыться!.. Незадолго до смерти он начал писать так… Это – все, это – уже за гранью. Я не понимаю, как он находил эти строки? Откуда это все бралось? Это уже… все, дальше остается только одно – умереть.
В: А как ты с ним работаешь, раз не понимаешь, как рождаются эти строки?
Ю: Мне, как раз-таки, с произведениями Есенина работалось гораздо проще, чем с Пушкиным, потому что Пушкин – он все же, удаленней от нас по времени, и это ощущение эпохи… И все-таки – дворянин. А Есенин – дитя двадцатого века, и мы все дети того же века, и поэтому уже эпоха ближе, понятнее. Он из крестьянской семьи – у него есть вот эти соки земли. Я тоже вот какой-то такой, я чувствую эти соки земли, поэтому мышление Есенина мне очень понятно. Мне непонятно, КАК это он писал? Но вот откуда это бралось – мне понятно это ощущение. Поэтому мне с Есениным достаточно легко… (читает)
«Устав таскаться по чужим пределам,
Вернулся я в родимый дом.
Зеленокосая, в юбчонке белой,
Стоит береза над прудом…»
«Быть поэтом – это значит тоже,
если правды жизни не нарушить,
Рубцевать себя по нежной коже,
кровью чувств ласкать чужие души».
В: А когда мы увидим есенинскую программу?
Ю: Завтра у нас пушкинская программа, март – программа по Серебряному веку «Солнечный удар», и, соответственно, в апреле – дату я пока еще не знаю – будет Есенин.
В: Так, двигаемся дальше и теперь я даже не знаю, как сказать? Вернулись немного назад или поднялись еще выше? Мы переходим к Чехову.
Я знаю, что у тебя есть рассказ «Казак». Почему ты его взял? Вот если брать произведения Чехова, то он немного непохож на все его рассказы – они, по большей части, юмористические. «Казак» не такой.
Ю: Нет, нет, нет.
В: Я ошибаюсь?
Ю: Очень сильно. Просто это мы привыкли…
В: Такое стереотипное мышление?
Ю: Да. Все дело в том, что Чехов – когда он умер, на какое-то время его забыли. У Чехова есть юмористические рассказы Чехонте. В свое время Немировичу-Данченко была вручена премия как лучшему писателю страны. Он отказался от нее, сказав: «Нет, лучший писатель страны – Антон Павлович Чехов», и передал эту премию Чехову и попросил его больше не подписываться, как Чехонте. Вот, после этого и появился Антон Павлович Чехов. Да, у него много юмористических рассказов: у нас есть очень хорошая веселая программа по произведениям Антона Павловича. Но однажды, в Петербурге, к нам обратилась Православная церковь с просьбой записать несколько рассказов для православного радио. Они сделали для нас подборку этих рассказов: это «Архиерей», «Студент» и «Казак». Вообще Чехов рассказ «Студент» считал лучшим своим рассказом. И вот религиозный рассказ «Казак» – очень неожиданный и очень красивый. В: Прочти, пожалуйста, небольшой отрывок из этого рассказа, так как времени у нас остается все меньше и меньше.
Ю: «Казак».
«Арендатор хутора Низы Максим Торчаков, бердянский мещанин, ехал со своей молодой женой из церкви и вез только что освященный кулич. Солнце еще не всходило, но восток уже румянился, золотился. Было тихо... Перепел кричал свои "пить пойдем! пить пойдем!", да далеко над курганчиком носился коршун, а больше во всей степи не было заметно ни одного живого существа…»
В: Да, как-то тяжело выходить из этого рассказа… Ты просто великолепно передаешь всю суть его…
К сожалению, время нашего эфира неумолимо подходит к концу. Мы еще раз напоминаем нашим телезрителям, что завтра, в пять часов вечера, Юрий Решетников выступает в Культурном центре Чайковского. Юра, сколько длится программа?
Ю: Ну, где-то два часа.
В: К сожалению, наша рубрика «Ступени» подошла к концу: из-за нехватки времени нам не удалось увидеть отрывок из поэмы «Граф Нулин». Но, если вы хотите, то можете услышать ее завтра – чего я вам лично и желаю.
Мы прощаемся с Юрой: мы очень благодарны ему за то, что он пришел сегодня к нам в студию, и вместе с ним нам удалось пройти по его творческим ступеням.
Ю: Спасибо.
Ну, вот и закончилась передача. После эфира мне хотелось задать Юре один вопрос, поскольку я не очень поняла, что он имел в виду в одном из своих высказываний о Михаиле Юрьевиче Лермонтове.
В: Юра, на мой взгляд, ты недостаточно пояснил свои слова по поводу сравнения Лермонтова с темным бриллиантом. Мне было не совсем понятно – что ты вкладывал в это понятие?
Ю: Это свет, который идет от них… Пушкин, если он искрящийся бриллиант, то Лермонтов не такой. Там, где заложено всепрощение, – Лермонтов не прощает. Да, он может пересмотреть свою точку зрения, но не простить. У него нет идеи прощения, поэтому от него и свет другой. Все его современники отмечают его агрессивное восприятие мира. Но сколько негативных моментов Лермонтов испытал в жизни!..
В этом смысле, по жизненным перипетиям, Пушкин рядом с Лермонтовым просто счастливец. У Лермонтова, уже начиная с детства, все шло не так: разлучили с матерью, с отцом, бабушка – будь здоров, какая… И понеслось: это же все идет из детства. Лермонтов был очень сложным в общении человеком. Белинский в свое время написал, что если бы Лермонтов прожил на десять лет больше, то он превзошел бы Пушкина – если не по красоте стиха, то по его содержанию. Но точка зрения на одни и те же вещи у них принципиально разная. (Идет чтение стихов обоих поэтов.)
Самое интересное, что они по жизни вообще не пересекались, и у Пушкина нет ни одного высказывания на тему Лермонтова. Но Лермонтов – он гениальный…