Дата: Понедельник, 11 Фев 2013, 21:24 | Сообщение # 1
Группа: Администраторы
Сообщений: 7072
Статус: Offline
10 ФЕВРАЛЯ - ДЕНЬ ПАМЯТИ АЛЕКСАНДРА СЕРГЕЕВИЧА ПУШКИНА... * "Погиб поэт, невольник чести..." ПУШКИН ЗНАЛ, ЧТО ОН БУДЕТ УБИТ. ЗАЧЕМ ОН ПРИНЯЛ ВЫЗОВ?
После дуэли. Набросок Павла Соколова
«Сдаётся, что у меня разбито бедро… Подождите, я ещё достаточно силён, чтобы нанести свой удар!» - такие слова прозвучали 175 лет назад, 8 февраля 1837 г., на Чёрной речке. Эти нерифмованные строки, к тому же произнесённые на французском языке, говорят о личности автора едва ли не больше, чем всё его литературное наследие. Имя автора - А.С. Пушкин.
худ. Ю.Непринцев «Последняя минута»
О том давнишнем обмене выстрелами, который состоялся «между титулярным советником, камер-юнкером А.С. Пушкиным и поручиком кавалергардского полка Георгом Карлом де Геккерном, д’Антесом», известно всё. Кто где стоял, как был одет, как стрелял, какие были пистолеты, что было сказано участниками поединка. Известны и формальные причины вызова. Дескать, в обществе уже давно распространялись слухи о неприличных отношениях между женой Пушкина и Дантесом, вот и прозвучало: «Пожалуйте к барьеру!»
Картина П.П. Кончаловского "А.С. Пушкин".1932
«Причины к дуэли порядочной не было, и вызов Пушкина показывает, что его бедное сердце давно измучилось и что ему хотелось рискнуть жизнью, чтобы разом от неё отделаться или её возобновить», - пишет его современник А.Хомяков. А близкий приятель поэта граф В.Соллогуб утверждает: «В последний год своей жизни Пушкин решительно искал смерти». Пушкин действительно искал. Другое дело, что не смерти - скорее своей судьбы. Того, что предначертано или предсказано. «О! Это голова важная, вы человек не простой! - так сказала «угадчица на кофе немка Кирхгоф», когда совсем молодой Пушкин явился к ней узнать своё будущее. - Вы прославитесь и будете кумиром своих соотечественников, дважды подвергнетесь ссылке и проживёте долго, если на тридцать седьмом году возраста не случится с вами беды от белой лошади, либо белой головы».
О том, что «на 37-м году возраста» в него станет стрелять платиновый блондин Дантес, Пушкин, конечно, знать не мог. Но отнёсся к предсказанию вполне серьёзно. В 1830 г., спустя 11 лет после беседы с немкой-провидицей, он подумывал над поездкой в мятежную тогда Польшу и отказался от неё. Мотивировка была проста: «Меня там, верно, убьёт один из предводителей бунтовщиков, Вайскопф, что по-немецки и есть белая голова!». Надо сказать, что Пушкин придавал особое значение предсказаниям, знамениям и приметам. И даже руководствовался ими. Причём, как минимум один раз суеверие избавило его от крупных неприятностей. Когда в 1825 г. умер император Александр I, Пушкин вознамерился ехать из «ссыльного» Михайловского в Петербург, а именно - к своему товарищу К.Рылееву. Но на пути в Тригорское дорогу перед его санями перебежал заяц. Дурная примета! Пушкин решает вернуться, чтобы «перешибить» дурной знак, но тут - ещё заяц. Наконец, когда вроде уже всё переждали, поэт выезжает. Повозка заложена, кони трогаются от подъезда. Однако выясняется, что слуга Пушкина слёг с горячкой, а тут, как назло, в ворота имения входит местный священник. Это уж точно пути не будет. Пушкин бросает сани и возвращается домой. «А если б он не послушался зайца, - пишет Владимир Даль, - то приехал бы в Петербург поздно вечером 13 декабря и остановился бы у товарища, который кончил своё поприще на другой же день…» На следующий день, 14 декабря 1825 г., состоялось выступление декабристов.
«Что ж мне делать? Так уж на роду написано, в несчастный день родился», - неоднократно говорил Пушкин, призывая в свидетели некую «колдовскую рукопись», которую помнил наизусть и очень любил цитировать. «А кто в один из сих дней родится, занеможет, или переедет со двора на двор, или на службу вступит, или ещё что иное совершит, ни в чём не найдёт себе счастия. Оных дней в февруарии три: 1, 17, 18, в маие три: 1, 6, 26».
Насчёт «дней в маие» всё понятно - 26 числа по старому стилю Пушкин и имел несчастие родиться. Насчёт «февруария» поэт, уже предупреждённый о том, что «примет смерть через жену», вспомнит поздно: «Сам виноват, из головы вон вышло - нельзя венчаться мне 18 февраля! А подумал я о том в ту самую минуту, когда нас с Натальей Николаевной уже водили вокруг аналоя…». И тем не менее, перед последней дуэлью Пушкин как будто бросает судьбе и её предначертаниям дерзкий вызов. Закладывает фамильное серебро и на эти деньги покупает пистолеты в «Магазине военных вещей» по адресу: Невский проспект, 13. Выйдя из дома, вспоминает, что забыл шубу, и возвращается за нею, хотя до этого всегда «велел распрягать и никуда не ехал, ежели забыл какую вещь, полагая, что не будет ему пути и удачи». В чём же дело?
У нас любят вспоминать, что Пушкин был потомком «арапа Ганибалки, коего сняли с цепи». И почему-то напрочь забывается, что по мужской линии поэт принадлежал к почтенному роду, который ведёт своё начало от некоего «Ратши, мужа знатного, смысленого и нарочитого, что вышел из немец». Не от него ли унаследовалось поведение, о котором друг поэта Вяземский как-то сказал: «Пушкин в жизни ежедневной бывал злопамятен не только в отношении к недоброжелателям, но и к посторонним, и даже к приятелям своим. Рано или поздно взыскивал он долг, и взыскивал с лихвою. Царапины, нанесённые ему с умыслом или без умысла, не скоро заживали у него». Иными словами, нанесённое оскорбление или порочащие честь сплетни могли быть смыты только кровью, пусть даже на пути мстителя встаёт сама судьба. Такое впечатление, что в русском поэте возродился дух древних скандинавских скальдов, которые не только слагали стихи, но и неплохо держали в руках оружие. И могли заставить саму Судьбу плясать под свои слова. Вспомним фразу Пушкина: «Я ещё достаточно силён, чтобы нанести свой удар!» Да, его физической силы не хватило на то, чтобы выстрел оказался смертельным. Но месть так или иначе свершилась. Дочь Дантеса проклинала своего отца за убийство великого русского поэта, и в итоге она сошла с ума. Константин КУДРЯШОВ http://www.zolotoivozrast.ru/article/theme1/article_1228.html
2014 год: 177 лет назад, 10 февраля - точнее, 29 января по тогдашнему стилю, - в 2 час. 45 мин. пополудни в Петербурге, на Набережной Мойки, 12, отстрадав долгой пыточной болью, перестало биться одно сердце.
худ. Г.Конопацкая. Смерть А.С. Пушкина
Такое случается в мире каждый день, каждую секунду. Отчего же с этой смертью - да, безвременной, страшной, роковой, но теперь уже очень давней - до сих пор нельзя примириться? Оттого, что нет и не было на свете человека более живого, чем Пушкин. Всё в нем жизнь: и огонь вдохновения, и жар плоти, и мудрость не по годам, и пацанское недомыслие. Фанаберия, смирение, злое озорство, простодушная открытость. Боль, восторги, порывы, сосредоточенная тишина. Пушкин был по-настоящему живым, потому что не переставал меняться. О его духовной эволюции в России вспоминают редко, однако она не менее важна, чем его стихи (и явственно проступает в стихах, если только умеешь читать). Разговор о живом Пушкине. И даже с самим Пушкиным: пусть он поделится с нами главной наукой жизни - опытом самосовершенствования.
Бывают странные сближенья, а бывают на редкость естественные. Всякий раз, когда, преодолев новогодний анабиоз, январь набирает скорость, в мысли тех, кто не чужд романтики, вторгаются 2 поэта. Разбросанные ровно на век и год (1837, 1938) и, однако, накрепко повязанные ледяной цепью, метельным узлом. 25 января - день рождения Высоцкого. 10 февраля Россия лишилась Пушкина. Поединок на Черной речке состоялся - по ст. ст. - января 27-го.
худ. М.Шаньков
Интересно, что именно под эту цифру Пушкин подгадал себе дуэль, ведь 27-го же, если брать стиль новый, Ленский получил пулю в грудь от Онегина. 25-е - Татьянин день. Самый - с пушкинских времен - подходящий для появления на свет истинных поэтов. Пушкин и Высоцкий смотрятся друг в друга, как в зеркало. Александр Сергеевич родился летом (26 мая - уже почти лето), погиб зимой. У Высоцкого сезонность обратная. Смерть обоих, безжалостно говоря, можно приравнять к самоубийству: вызов на дуэль всегда считался формой суицида; разрушение собственного организма тоже принято относить к разновидностям самого страшного греха. При этом вряд ли кто станет оспаривать тот факт, что ближе к флажку ни Пушкин, ни Высоцкий фактически ничего не решали, их роковая колея была проторена другими персонажами. 16 зимних дней мы проживаем между Пушкиным и Высоцким. Хронологически - между Высоцким и Пушкиным. Пора меж волка и собаки, долгие сумерки, когда так хорошо думается. 75-летие со дня рождения самого знаменитого нашего барда наверняка снова активизирует этот сюжет. Вечный - пока существуют поэзия и календарь.
Пушкин, перепевы Пушкина нередко возникают в стихах Высоцкого - начиная с едкого, довлатовского по духу «Лукоморья больше нет». Высоцкий сыграл в кино Ибрагима Ганнибала. И Дон Гуана в «Маленьких трагедиях», снятых М.Швейцером. По свидетельству М.Влади, Высоцкий Пушкина постоянно перечитывал, держал на столе копию его посмертной маски. Однако для нас важнее другое. Пушкин - главный миф России. Высоцкий - ее последний миф. После него абсолютных героев не было. Зато Пушкина и Высоцкого никакие ветры не ломают. Мало ли известно про Александра Сергеевича - про его утомительно задиристый нрав, безудержное волокитство, пристрастие к азартным играм, про кощунства периода юношеского «афеизма». А кто об этом нынче вспоминает? Специалисты, да и те - нехотя.
Мало ли мы знаем сегодня о Владимире Семеновиче? Гораздо больше, чем стоило бы. Оставим излишества и зависимости, ибо НЕгениям они бывают свойственны в тех же степенях. Но ведь любому из нас, откровенно говоря, приходила в голову крамольная мысль: как ухитрился один из самых благополучных людей в Советском Союзе заработать и сохранить (гораздо дольше, чем до гробовой доски) репутацию гонимого и отверженного?! И что, разве мы разочаровались в Высоцком? Да никоим образом. Этот миф держат 2 устойчивых столпа: Свобода и Сила. Устраивает правых, завораживает левых. У пушкинского мифа тоже 2 основания, только несколько иные - Свобода и Мудрость. Высоцкий, хоть и пережил Пушкина на 5 лет, до мудрости все же не дотянул.
Четки Высоцкий-Пушкин-Высоцкий-Пушкин-Высоцкий... перебираются с особой настойчивостью, если в течение краткого временного промежутка оказываешься в Михайловском и в Париже. Галантная столица, куда франкофил и бонвиван Александр Сергеевич так и не добрался. И центр пушкинской вселенной, где, кстати, в Петровском, усадьбе арапа Петра Великого, хранят письмо Владимира Семеновича. Высоцкий по любви попал в Париж и понял, что жить можно красивее, ярче и мельче. Пушкин поневоле приковал себя к Михайловскому и осознал, что жить можно проще, чище и целостнее. Да, у Пушкина не было своего Парижа. Но у Высоцкого не было своего Михайловского. Может быть, поэтому стартовали они похоже, а умирали очень по-разному. И первого мы оплакиваем с торжественной печалью, а второго - с саднящей досадой. Но Мудрости все равно предпочитаем Силу. Последний русский миф нами освоен, до главного, даст Бог, дорастем. Елена Ямпольская, гл.редактор газеты "Культура"
Георгий Василевич: «ПУШКИНА И ВЫСОЦКОГО НЕСЛО, РАЗРЫВАЛО НА КУСКИ»
худ. Э.Дробицкий
- Георгий Николаевич, почему, как Вы думаете, Пушкина Бог спас, а Высоцкого - нет? При разных масштабах таланта они схожи по темпераменту, кипению страстей, по популярности -каждый в свое время, конечно. Совпадение даже в том, что ни одна газета после их кончины не могла выступить с полноценным некрологом и власти всячески пытались пригасить широкую народную скорбь при прощании - что с Пушкиным, что с Высоцким... А вот достойно умереть из двоих выпало только первому. - С сопоставлением Пушкина и Высоцкого я согласен. Более того, они жили в похожие времена. Государство от агрессивно светского - известны же случаи, когда монастыри при Екатерине II лишались земли, когда сам Синод выполнял функцию гос. подавления церкви,- разворачивалось в другую сторону. Люди начинали размышлять над присутствием Бога в своей жизни. Пушкину повезло больше, потому что в Царском Селе были лицейские службы. Коллектив там составляли ребята из разных семей, и не у всех родители приветствовали атеизм как правильный и передовой. В мальчиках воспитывалось чувство рефлексии. К этому добавлялось воспитание классического греко-римского поведения, направленного на готовность к подвигу. Ведь путь к Богу лежит через самопожертвование. Будь то время, которое вы отдаете делу, или жизнь, которой вы жертвуете за други своя. Все это присутствует в институте героизма.
- Героизм был в чести и у советских мальчиков. Этот вектор очень силен в творчестве Высоцкого. - Конечно. Кроме того, если говорить о среде, которая в советские времена наиболее соответствовала представлению о дворянстве, об избранной прослойке, наверное, это был театр, который позволяет жить словом. Слово несет в себе огромную возможность изменять человека. Высоцкий в этом смысле находился почти в лицейской ситуации, он соотносил себя со всей русской литературой, был ее логичным продолжением. А разнос, в который уходили поэты, - это несчастный, но неизбежный для них путь принятия мира со всеми его сложностями, тяготами и потрясениями. И Пушкин, и Лермонтов, и Высоцкий какие-то вещи знали в силу того, что их несло, разрывало на куски. Они единомоментно получали опыт, который иначе получить, видимо, было невозможно. Преодолением всего этого было творчество. После того как ты развалился на части, собрать себя обратно можно единственным способом, выплеснув произведение, которое читатель признает состоявшимся и способным изменить душу. Это тоже способ общения с Богом, способ подчинения Богу.
- Вы считаете, что и Высоцкий не был богооставлен? - Я уверен в этом абсолютно.
- Вы наблюдали, как меняются люди в Михайловском? Пушкиным это не ограничивается? - Постоянно наблюдаю. И на самом себе, и на доброхотах, которые здесь помогают, и на людях, которые сначала приезжали просто посмотреть, а потом оказывалось, что Михайловское их притягивает, как родное гнездо птицу. Почему стоит драться из-за этих мест: мы с вами сохраняем удивительную опорную среду, которая позволяет в нужный момент кому-то очиститься, кому-то собраться, принять необходимое решение. Пока у нас существует необходимость зваться Россией, пока мы будем произносить громкие и справедливые слова, касающиеся отношения человека к родине, должны быть места, где проще все это осознать не только головой, но и эмоционально. Для меня Михайловское - совмещение идеального Божьего замысла с реальной точкой в пространстве. Чем эти места живы - они проросли в вечность, здесь время течет иначе. Если ты имеешь хоть какой-то духовный опыт, ты не можешь этого не почувствовать. Для меня важно не присутствие тут тени Пушкина, а присутствие его как личности, которая выполнила эту работу - соединение вечности с реальностью.
- Болотная площадь - не Сенатская, смелости не требует, но, как Вы думаете, мы обнаружили бы там Пушкина, будь он нашим современником? - В равной мере могли бы обнаружить, а могли и нет. При условии, что туда придут друзья и знакомые, чьим мнением он дорожит, - вполне вероятно. С другой стороны, Александр Сергеевич в любом случае государственник, задача разнести все в щепки ему никогда не была близка, он считал, что надо дать форме естественно меняться.
- А Вы пошли бы на Болотную, если бы находились в это время в Москве? - У меня та же ситуация. С одной стороны, там находились люди мне близкие. С другой, мы видим массу примеров того, как при нынешних средствах управления толпой государства разваливаются, и с ними потом делают, что хотят. Никто не будет ждать, пока мы повзрослеем. Никому мы не нужны взрослые, сильные, со всеми нашими достоинствами. Меня это не устраивает.
- Опять, как в 1918-м, сожгут Михайловское… - Еще хуже: Михайловское может вообще больше не понадобиться. Но все равно: задача тех, кто хочет жить в своей России, а не в «этой стране», - сделать так, чтобы власть перестала, наконец, совершать элементарные ошибки роста, прекратила выбрасывать в мусорную корзину все хорошее, что мы до сих пор наработали. Смешно ведь 20 лет талдычить: «Ребята, у нас под ногами золото, бриллианты», имея в виду музеи-заповедники, а получать с каждым годом все меньше финансирования и внимания…
- Разве финансирование уменьшается? - Оно не увеличивается. А то, что есть, съедает инфляция. Плюс к тому добавляются эксперименты с законами разного свойства. Вот 94-й федеральный закон. У нас тендер на заправку автомобилей, принадлежащих заповеднику, выиграла бензоколонка, находящаяся в 25 км. от Пушкинских Гор. 25 км. в одну сторону, столько же - в другую. Это так мы экономим гос. средства? Можно целые тома выпускать про то, сколько глупостей в стране делается, сколько денег мы убиваем впустую. У меня складывается впечатление, что за последние 20 лет, со всеми потрясениями и катавасиями, свойственными этому культурному безвременью, мы отдалились от Пушкина на большее расстояние, чем за предыдущие 70 советских. Наша национальная гордость попадает под пресс массовой культуры во всех ее видах: шоу-бизнеса, различных постмодернистских течений и антихристианских проявлений. Но я все-таки надеюсь, что, пройдя сквозь все затемнения нашего времени, Пушкин останется с нами. И в этом смысле В.Ходасевич был пророком, говоря после революции, что именем Пушкина предстоит «нам перекликаться во мраке». Не хочу сказать, что наш Александр Сергеевич является персональной целью новых веяний. Просто все духовное, определяющее связь времен и культур, попадает под пресс этой новой постхристианской цивилизации, которая начинала закипать еще в конце 60-х годов прошлого века и получила новый импульс для своего развития со становлением интернета, формированием сетевой культуры.
Эта культура подминает под себя все, включая и Пушкина. Ведь у нее нет национальных корней. У нее даже и язык особый - настоящий волапюк - почитайте интернет-авторов, интернет-мыслителей и философов. Повторюсь, здесь не специальный удар, направленный против Пушкина, просто это маховик, который системно и равнодушно перемалывает все, что дорого нашему сердцу. Говоря образно, в реалиях нашего времени, символом такого наступления являются Pussy Riot, отплясывающие в храме. Точно так же и массовая культура постмодернизма отплясывает на останках русской национальной культуры. В том числе и культуры пушкинского периода, духовном и поэтическом наследии самого Пушкина. Возможно, чтобы оправдать такое наступление на основы духовной культуры, сегодня иногда пытаются противопоставлять Пушкина и христианство. В связи с этим надо понимать, что, конечно, молодой поэт был дитя своего времени, для него французский язык, которым он владел в совершенстве, был почти таким же родным, как и русский. А потому он с юности впитал идеи французского Просвещения, был истинным поклонником теорий Вольтера. Но уже очень скоро, во время своей михайловской ссылки, стал мыслить национально, почвенно.
Удивительное сочетание, свойственное Пушкину, - он был одновременно и почвенник, и космополит. Такое сочетание дало удивительный эффект. С одной стороны, поэту были открыты все мировые культуры: и французская, и англосаксонская. Мы знаем его энергичные «Подражания Корану» и «Песни западных славян», но при этом он был плоть от плоти нашей русской духовной культуры, прекрасно чувствовал и усадебную культуру, и культуру петербургскую, и культуру допетровской России. Поэтому в его творчестве есть место и русским сказкам, и Борису Годунову.
Я только что вернулся из Англии, где в том числе побывал и в роскошном Королевском Шекспировском театре в Стратфорде. Там я посетил пошивочный цех, где на плечиках были развешены военные шинели, похожие на советские, даже со звездочками на пуговицах. Я подумал, что они собираются ставить что-то из истории Второй мировой войны. Но оказалось, готовят постановку «Бориса Годунова». То есть массовка будет на сцене щеголять в советских шинелях, а сам Годунов предстанет в ушанке с красной звездой. Ведь если в постановке «Ромео и Джульетты» героя и героиню изображают двое голубых юношей, то и Пушкин не застрахован от разного рода модернизаций. Интересно, а как бы отреагировал сам Александр Сергеевич, увидев современные постановки своих вещей? По свидетельству сестры, О.С. Павлищевой, ее брат хорошо умел «и отказывать, и наказывать». Уверен, Пушкин хорошо бы проучил, наказал горе-новаторов, паразитирующих на его наследии. Хотя есть и другой вариант. Хорошо известно, что у поэта было отличное чувство юмора. И, быть может, он сначала схватился бы за голову, а потом - расхохотался. Юрий Кублановский, поэт
КАК СПАСАЛИ «АФЕИСТА» Михайловское - главная точка пушкинской вселенной, пространственной и духовной. В биографии любого человека есть набор географических вех: где родился, вырос, учился, женился. Но далеко не каждый находит на земле главное место и там воплощает мечту Создателя о себе самом.
25-летний Пушкин, уже пострадавший за невоздержанность языка, обмолвился в частном послании, что берет «уроки чистого афеизма». Переписку перлюстрировали. Некрасиво? С нашей точки зрения, отвратительно. Ради спокойствия несчастного графа Воронцова (и вопреки желаниям графини Элизы) Пушкина отправляют в родовое имение матери в Псковскую губернию. Для начала под домашний надзор. Следить за сыном соглашается С.Л. Пушкин. Странно? По нынешним временам - дико. Вообще сам повод ссылки - за безбожие - современному человеку непонятен. Разве можно вбивать религиозность силой? Однако Святое Провиденье действует сложнее, чем механизмы либерального общества. Пушкин был сослан в Михайловское за безбожие и здесь навсегда и полностью от безбожия излечился. Он ведь наведывался сюда неоднократно, и раньше, и позже. Но душевный переворот датируется именно годами ссылки.
Сначала буян чуть ли не дрался с отцом и искал одиночества; затем тосковал в одиночестве, мучительно скучал по Элизе, захлебывался пеной возмущенного самолюбия. В черновике письма к Жуковскому есть строки: «Стыжусь, что доселе не имел духа исполнить пророческую весть, что разнеслась недавно обо мне, и еще не застрелился…» Это ноябрь 1824-го. Вяземский отвечал ему словами, которые хорошо бы выбить золотом по граниту и выставить сей гранит на площади: «...попробуй плыть по воде, ты довольно боролся с течением. Душа должна быть тверда, но не хорошо ей щетиниться при каждой встрече. Смотри, чтобы твоя не смотрела в поросята… Не сам ли ты частью виноват в своем положении? Ты сажал цветы, не сообразуясь с климатом. Оппозиция у нас бесплодное и пустое ремесло во всех отношениях. Она не в цене у народа».
Покидал Михайловское в сентябре 1826-го совсем иной Пушкин. Автор великих и самых русских своих произведений. Признававшийся (на привычном французском): Je sens que mon ame s’ est tout-a-fait developpee, je puis creer. «Чувствую, что духовные силы мои достигли полного развития, я могу творить». Приехал мальчишка, эпатажник, шкодливый бесенок. Уезжал взрослый, глубокий - необъятно глубокий человек. Был сочинитель «Гавриилиады», для веры служивший «изолятором», стал проводник (не полупроводник, Пушкин половинчатости не терпел) высокого религиозного сознания.
Долгие зимние вечера, которые Пушкин проводил за слушанием пресловутых няниных сказок и тем добирал детства, добирал русскости? Та же няня, которая за своего питомца «просвирки вынимала и молебны служила»? Девичий цветник и теплые семейные ласки в Тригорском? Настоятель Святогорского монастыря игумен Иона и приходской священник села Вороничи отец Ларион, в просторечии известный как поп Шкода? С живой, неофициальной церковью Пушкину было проще. В монастыре он, посмеиваясь, заказывал панихиду «по болярине Георгии» - Джорджу Байрону. А когда приехал в 1836-м хоронить мать, понял, что и сам хочет однажды упокоиться именно здесь. Однажды грянуло вскоре. Бог спрятал Пушкина в Михайловском, вовремя удалив из Петербурга и пустив ему, суеверному, поперек дороги зайца, когда недавний «корифей либерализма» все-таки решил воссоединиться с друзьями-бунтарями. Великий поэт на виселице или в рудниках - от такого позора Россия не оправилась бы никогда.
Сам либерал стащил с кудрявой головы революционный колпак и охарактеризовал дворянский заговор как «забавы взрослых шалунов». Он никого не предал. Просто в нем небывалыми темпами прорастала душа. Только на личном опыте человек способен понять преимущества внутренней эволюции перед внешними потрясениями. Биография Пушкина чересчур известна, чтобы утверждать, будто Михайловское сделало его святошей. Ерунду любовных похождений оставим в стороне. В Пушкине, светском и беспокойном, осталось самое для нас пугающее - готовность быть убитым. Еще хуже - готовность убивать. Просто и буднично, не меняя панталоны, фрак, жилет на военную форму. Пушкин никого не убил, хотя имел к тому массу возможностей. Опять-таки, Бог спас, развел гений и злодейство. Кумир нации - душегуб? Мы могли потерять Пушкина при гораздо более трагических обстоятельствах. И больше уже не обрести. Что «в деревне Бог живет не по углам», сформулировано Бродским, однако не им первым замечено. Пушкин осенью 1824 г. поныл немного: «Небо у нас сивое, луна точно репка», а потом утонул в прозрачном холмистом совершенстве михайловских пейзажей - с шумом корабельных сосен, древними замшелыми крестами, стыдливым зигзагом Сороти среди осоки и озерами, которые стоят, налитые до краев, как полные чаши на пиру.
худ. Б.Щербаков. Михайловское. Полынья на Сороти
Пейзаж в Михайловском религиозен. Земля в Михайловском по красоте, чистоте и торжественности -нерукотворный храм. Эта земля сделала Пушкина - Пушкиным. Самое поразительное - она доступна нам сегодня практически с теми же извивами, изгибами, той же линией горизонта. Г. Василевич, 18 лет директорствующий в музее-заповеднике, блюдет здесь порядок и чистоту, действительно достойные храма. Зима-2012 в Михайловском задалась не очень, в небесах преобладает сивая масть, однако пустынно здесь не бывает. Туристов хоть и в 3 раза меньше, чем на излете брежневской эпохи, но 350 тыс. за год - стабильный показатель. - Коля, иди сюда! Смотри - домик няни. Я кому сказала?! Иди в домик няни немедленно" Коля в данный момент меньше всего нуждается в няне. Он сбросил рукавицы и голыми красными лапами упоенно катает голову для снежной бабы. Шалун уж заморозил пальчик, ему и больно, и смешно - далее по тексту. Экскурсовод на Михайловском холме рассказывает группке притоптывающих туристов: - Семен Степанович Гейченко говорил, что отсюда так и хочется крикнуть: ау, Пушкин! Ну мы и досочинили: а с соседнего холма доносится: «Ау, Гейченко!» - Ау, Пушкин! - кокетливо звенит над Маленцом сразу включившийся в игру женский голос. - Ау, Аня! - с готовностью отзывается ее кавалер. Все хохочут. Александр Сергеевич наверняка доволен: Святое Провиденье и молодой флирт соседствуют в его пенатах так же естественно, как 157 видов северных лишайников.
Михайловское и древняя Савкина горка; Петровское - усадьба Ганнибала; Тригорское и городище Воронич с восстановленной церковью, могилами Гейченко и Ямщикова; Бугрово с водяной мельницей; дом, где жил экскурсовод Довлатов; наконец, Святогорский монастырь - это еще не все. Заповедник прирастает новыми маршрутами. В 12 км. от райцентра Пушкинские Горы бизнесмен-строитель из Питера взялся восстанавливать имение дворян Львовых с загадочным названием Алтун. Когда-то здесь были собственные производства: кирпичное, черепичное, винокуренное. Сейчас - гостиница на 11 номеров. Вид из окон на живописные развалины. Стильный ресторан в бывшем сарае специфически северной - валунной - кладки.
В центре композиции огромное озеро. Летом купание, круглый год рыбалка. Вокруг глухая стена лесов: грибы, ягоды, дичь. На задах ресторана псарня. Заливистый лай разносится на всю округу. Когда Алтун начнет приносить доход новым владельцам, лучше даже не думать. Отельный бизнес не терпит суеты похлеще служенья муз. Вот гостиница «Арина Р.» в Бугрово за 3 года существования не окупилась. Хотя в нынешние новогодние каникулы здесь не было ни одного вакантного места. Средства, вложенные в такой вот Алтун, - это инвестиции в чувство собственного достоинства. Человеку хочется что-то оставить после себя на родной земле. В последние годы такие вещи по России случаются - то здесь, то там. Непривычны они пока и радостны до слез.
Пушкину до сих пор уютно в Горах, некогда Святых, а теперь его имени, потому что здесь его любят. В заповеднике это чувство академичнее, в монастыре оно, скорее, интуитивное. Здесь вы услышите много такого, что может быть отнесено к новому слову в мировой пушкинистике. Например, апокриф о том, как в Михайловское навестить изгнанника приезжал пиит Державин. - А вот известно, что Пушкина сослали сюда за атеизм... - пытаюсь вызвать отца-наместника на животрепещущий разговор. - Кто вам сказал? Ничего подобного! Просто царь почувствовал, что Пушкин дружит с бунтовщиками, и услал его подальше. Царь о нем заботился, чтобы Пушкин не попал под дурное влияние и не вляпался в какую-нибудь историю. Все говорят: Пушкин грешник, Пушкин грешник! - кипятится архимандрит Макарий, от волнения сбросив с колен любимую кошку-сфинкса. - А я так думаю, мы еще когда-нибудь на Пушкина молиться будем! То, что он делал, - пустяки по сравнению с тем, что мы сейчас творим. Только Пушкин, в отличие от нынешних, каялся, у него совесть была, душа болела, он умер, как настоящий христианин, врага простил, исповедался, причастился. И мы еще смеем рассуждать о его греховности?!
Каждый год 10 февраля отец Макарий с немногочисленной братией служит на могиле Пушкина заупокойную литию. Впрочем, ни могилы, ни самого монастыря здесь могло бы уже и не быть. Со Святогорской обителью воевали и немцы, и русские. В этом грязный ужас происходившего. Да, представители западной цивилизации дважды подрывали главный монастырский храм - Успенский собор. Только к тому моменту там уже лет 20 хранили зерно и железо. Как свои же, местные выносили Распятие, рубили иконы, как тихо плакали бабы, а потом те, кто крушил и грабил, вешались, топились, сходили с ума, - такие истории вам расскажут практически в любой российской деревне. Есть подобный фольклор и в Святогорье.
Стояла когда-то на территории монастыря церковь Параскевы Пятницы, окруженная могилами. В 1938-м комсомольцы и комсомолки утрамбовали погост под танцплощадку. Рядом волейбольную сетку натянули. В самой церкви открыли клуб. Через несколько лет именно в этом клубе запирали молодежь, предназначенную для угона в Германию. Сегодня за монастырской оградой снова кладбище. Похоронены здесь многочисленные защитники Пушкинских Гор, в основном красноармейцы, такие же комсомольские несмышленыши. Кто шаркал стоптанными тапочками по костям предков, лег рядом, искупив и свои, и чужие грехи. Эта простая история способна многим вправить мозги. По вопросу, зачем была послана России страшная война. И сумели бы мы без нее остаться русскими, сохраниться как народ. И почему праведники пострадали вместе с грешниками (а исключения из этого скорбного правила даже в Библии редки). Впрочем, не надо преувеличивать скорость вразумления. После освобождения Пушкинских Гор в 1944-м сильно пострадавший Никольский храм разобрали на кирпичи. Многие здания в поселке до сих пор стоят на таком фундаменте. Заодно обсуждался вопрос об окончательном уничтожении Успенского собора и переносе могилы Пушкина в Петербург. Что помешало? Как водится, Бог спас.
Недавно возникла удивительная идея - передать единственное здание, сохранившееся от ансамбля московского Страстного монастыря (то, где раньше размещалась редакция «Нового мира»), Святогорской обители. Устроить подворье. Мысль хороша настолько, что дух захватывает. Ну давайте порадуем Пушкина. Ведь он долгие годы вынужден торчать на месте монастырских ворот, склоняя голову перед театром и рестораном собственного имени. Не исключено, что именно это - плюс необходимость слушать Жириновского (не соскочишь же с постамента), стало для Александра Сергеевича главной карой за кощунства молодости. ...А в Михайловском опять буря мглою небо кроет. С репкой, прирастающей среди волнистых туманов, рифмуются желтые огоньки деревень. Страшно, страшно поневоле средь неведомых равнин. - Ау, Пушкин!!! Елена Ямпольская, Псковская область http://portal-kultura.ru/articles/country/kak-spasali-afeista
МИСТИЧЕСКИЕ ЯВЛЕНИЯ В ЖИЗНИ ПУШКИНА Александр Сергеевич был не просто "солнцем русской поэзии", он имел огромное влияние на умы своих современников. В жизни его много тайного. Говорят, что многие стихи его являют собой шифр. Приписывают Пушкину и связь с масонством. Мистика в его жизни присутствовала, и в больших количествах. Да и сам поэт придавал огромное значение предсказаниям, был известен своей склонностью к суевериям. Поэт никогда не садился за стол, где было 13 человек, не оставался в комнате с 3 свечами (эти приметы предвещали смерть). Вскоре после окончания Лицея Пушкин был зачислен на службу в Коллегию иностранных дел и поселился в Петербурге. Как-то он узнал, что в северную столицу приехала известная гадалка немецкого происхождения А.Кирхгоф. Поэт с несколькими друзьями посетили ее. При виде Александра немка воскликнула: "О, вы важная голова!" Она взяла руку молодого человека и стала говорить. Сначала сказала, что по возвращении домой он найдет на столе пакет с деньгами, а затем продолжила: "Скоро вам предложат переменить род службы, а потом дважды подвергнут ссылке. Вы будете пользоваться огромной известностью у своих современников и потомков. На 37-м году жизни у вас будут большие неприятности из-за жены. Опасайтесь белого человека или белой лошади. Если они не помешают, то вы доживете до глубокой старости…"
По приходе домой поэт узнал, что к нему заходил товарищ по лицею Корсаков и вернул поэту карточный долг. Конверт с деньгами лежал на столе. Через несколько дней генерал А.Ф. Орлов предложил Пушкину поступить на военную службу, а в 1820 г. его за антиправительственные стихи выслали из Петербурга. По воспоминаниям друга Пушкина - В. Даля: «Пушкин, я думаю, был иногда и в некоторых отношениях суеверен; он говаривал о приметах, которые никогда его не обманывали, и, угадывая глубоким чувством какую-то таинственную, непостижимую для ума связь между разнородными предметами и явлениями, в коих, по-видимому, нет ничего общего, уважал тысячелетнее предание народа, доискивался и в нем смыслу, будучи убежден, что смысл в нем есть и быть должен, если не всегда легко его разгадать». В те времена существовало много житейских примет, в которые Пушкин верил.
Дата: Понедельник, 11 Фев 2013, 21:40 | Сообщение # 2
Группа: Администраторы
Сообщений: 7072
Статус: Offline
Неизв.худ. 1831г. (в год женитьбы на Натали), поэту 32 года
«Выйдя из дома, похороны - говорит: «Слава Богу! Будет удача. Если же, находясь в пути, увидит месяц от себя не с правой, а с левой стороны, - призадумается и непременно прочтет про себя «Отче наш», да три раза истово перекрестится. Он терпеть не мог подавать и принимать от знакомых руку, в особенности левую, через порог, не выносил ни числа тринадцати за столом, ни просыпанной невзначай на стол соли, ни подачи ему за столом ножа. Почешется у него правый глаз - ожидает он в течение суток неприятностей». Но помимо житейских примет в жизни Пушкина встречались и пугающие предзнаменования. Обряд венчания с прекрасной Натали сопровождался плохими приметами:
Рис. Е.Устинова
Упали крест и Евангелие, когда по традиции обряда молодые обходили вокруг аналоя. Обручальное кольцо Пушкина упало на ковер, а свеча в руке поэта потухла. Эти обстоятельства встревожили поэта, он произнес: «Tous les mauvais augures!» («Плохие предзнаменования!»). Мистическое предсказание однажды промелькнуло в зеркале, в котором Пушкин увидел Натали с её вторым мужем офицером Ланским. Дочь Н.Пушкиной и П.Ланского записала рассказ матери: «Мать сидела за работою; он (Пушкин) провел весь день в непривычном ему вялом настроении. Смутная тоска обуяла его; перо не слушалось, в гости не тянуло и, изредка перекидываясь с нею словом, он бродил по комнате из угла в угол. Вдруг шаги умолкли и, машинально приподняв голову, она увидела его стоявшим перед большим зеркалом и с напряженным вниманием что-то разглядывающим в него. - Наташа! - позвал он странным сдавленным голосом.- Что это значит? Я ясно вижу тебя и рядом, так близко!- стоит мужчина, военный… Но не он, не он! Этого я не знаю, никогда не встречал. Средних лет, генерал, темноволосый, черты неправильны, но недурен, стройный, в свитской форме. С какой любовью он на тебя глядит! Да кто же это может быть? Наташа, погляди! Она, поспешно вскочив, подбежала к зеркалу, на гладкой поверхности которого увидела лишь слабое отражение горевших ламп, а Пушкин долго стоял неподвижно, проводя рукою по побледневшему лбу…
П.Ланской, 1847 год (на портрете ему 48 лет). Женился на Н.Пушкиной в 1844 году (в 45 лет) худ. В.Гау. Н.Пушкина-Ланская, 1844г, (32 года) в год второго замужества
Лишь 8 лет спустя, когда отец (П.Ланской) предстал пред ней с той беззаветной любовью, которая и у могилы не угасла, и она услышала его предложение, картина прошлого воскресла перед ней с неотразимой ясностью». Сбылось и остальное - убивший Пушкина Дантес был блондином и ездил верхом на белом коне. Причиной их дуэли была Наталья Николаевна. А о славе, которой овеяно имя Пушкина и по сей день, и говорить не приходится… Еще одна мистическая линия в жизни Пушкина связана с его перстнями, которые он носил как талисманы. Их можно увидеть на руке поэта на знаменитом портрете работы Тропинина.
Так, до конца жизни поэт не расставался с массивным золотым кольцом витой формы, куда был вставлен восьмиугольный сердолик с вырезанной на нем надписью на древнееврейском: "Симха, сын почтенного рабби Иосифа, да благословенна его память". Его подарила поэту графиня Елизавета Воронцова, с которой он познакомился в 1823 г. в Одессе.
У них был бурный роман, и даже утверждают, что дочь Елизаветы - Софи - рождена ею от поэта, а не от законного мужа графа Воронцова. На Руси издавна считали, что сердолик приносит удачу в любви. Неизвестно, верил ли в это Пушкин, но вот свои успехи на лит. поприще он связывал с надписью, выгравированной на камне. Умирая, Пушкин подарил перстень Жуковскому, которому подарок так пришелся по душе, что он стал носить его постоянно на среднем пальце правой руки рядом с обручальным кольцом. После кончины Василия Андреевича его сын подарил перстень И.С. Тургеневу. Тот, в свою очередь, высказывал пожелание, чтобы после его смерти кольцо перешло к Л.Н. Толстому. Но Полина Виардо распорядилась иначе и передала реликвию в Пушкинский музей Александровского лицея. Оттуда перстень был украден, да так и не найден.
Еще одно кольцо с бирюзой, подарок П.Нащокина, Пушкин незадолго до роковой дуэли подарил своему товарищу Данзасу. Протянув ему кольцо, он произнес: "Возьми и носи его. Это талисман от насильственной смерти". Вскоре поэт погиб на дуэли. По стечению обстоятельств, Данзас был одним из его секундантов. Однако сохранить подарок Данзас не смог: расплачиваясь с извозчиком, он снял перчатку и уронил перстень в сугроб. Немало загадок связано и с творчеством Пушкина. Как известно, в "Евгении Онегине", изображая смерть Ленского на дуэли, он практически дал описание собственной гибели. Ленский очень схож со своим творцом: он тоже поэт, у него темные вьющиеся волосы, дуэль также происходит из-за женщины, и исход смертельный… А период Болдинской осени, которому обязаны своим появлением "Маленькие трагедии", 5 повестей, окончание "Евгения Онегина" и 30 стихотворений великого поэта? Все это было написано за каких-то 3 месяца! Казалось, вдохновение не оставляло Александра Сергеевича ни на день, чего не бывало ни до, ни после той осени… В наши дни этим фактом заинтересовались исследователи области, весьма далекой от литературы, - физики.
Пушкин приехал в Болдино в 1830 г., когда в Нижегородской губернии вспыхнула эпидемия холеры. Намереваясь пробыть там совсем недолго, он, однако, не смог вернуться обратно из-за карантина и остался в имении затворником. Упоминание о холере не случайно. 1830 г. был годом активного солнца. Такие годы обычно чреваты войнами и эпидемиями. Живые организмы получают повышенные дозы космической радиации. Сотрудники Института ядерной физики экспериментальным путем доказали, что уровень рентгеновского излучения, соответствующего периоду солнечной активности, стимулирует деятельность мозга и пробуждает воображение. Остается только сесть за письменный стол…Помню, нас в школе учили, как Пушкин «сочувствовал декабристам и желал выйти на Сенатскую площадь», но суеверия (заяц перебежал дорогу) помешали ему. Однако по воспоминаниям современников - Пушкин хоть и «сочувствовал», но на Сенатскую пл. не собирался, и даже не знал о восстании. Заяц перебежал поэту дорогу, когда он решил выехать в Петербург уже после неудавшегося заговора. Заяц перебежал поэту дорогу трижды, что заставило его задуматься.
«Вот однажды, под вечер, зимой - сидели мы все в зале, чуть ли не за чаем. Пушкин стоял у этой самой печки. Вдруг матушке докладывают, что приехал Арсений. У нас был, изволите видеть, человек Арсений - повар. Обыкновенно, каждую зиму посылали мы его с яблоками в Петербург; там эти яблоки и разную деревенскую провизию Арсений продавал и на вырученные деньги покупал сахар, чай, вино и т.п. нужные для деревни запасы. На этот раз он явился назад совершенно неожиданно: яблоки продал и деньги привез, ничего на них не купив. Оказалось, что он в переполохе, приехал даже на почтовых. Что за оказия! Стали расспрашивать - Арсений рассказал, что в Петербурге бунт, что он страшно перепугался, всюду разъезды и караулы, насилу выбрался за заставу, нанял почтовых и поспешил в деревню. Пушкин, услыша рассказ Арсения, страшно побледнел. В этот вечер он был очень скучен, говорил кое-что о существовании тайного общества, но что именно - не помню. На другой день - слышим, Пушкин быстро собрался в дорогу и поехал; но, доехав до погоста Врева, вернулся назад. Гораздо позднее мы узнали, что он отправился было в Петербург, но на пути заяц три раза перебегал ему дорогу, а при самом выезде из Михайловского Пушкину попалось навстречу духовное лицо. И кучер, и сам барин сочли это дурным предзнаменованием, Пушкин отложил свою поездку в Петербург, а между тем подоспело известие о начавшихся в столице арестах, что окончательно отбило в нем желание ехать туда».(Из рассказов о Пушкине, записанных М.Семевским)
Похожий пересказ событий жизни поэта встречается в воспоминаниях В.Даля. «Всем близким к нему известно странное происшествие, которое спасло его от неминуемой большой беды. Пушкин жил в 1825 г. в псковской деревне, и ему запрещено было из нее выезжать. Вдруг доходят до него темные и несвязные слухи о кончине императора, потом об отречении от престола цесаревича; подобные события проникают молнией сердца каждого, и мудрено ли, что в смятении и волнении чувств участие и любопытство деревенского жителя неподалеку от столицы возросло до неодолимой степени?
Молодой Николай I в первый год правления (его коронации хотели помешать декабристы в 1825 году). Николаю 29 лет.
Пушкин хотел узнать положительно, сколько правды в носящихся разнородных слухах, что делается у нас и что будет; он вдруг решился выехать тайно из деревни, рассчитав время так, чтобы прибыть в Петербург поздно вечером и потом через сутки же возвратиться. Поехали; на самых выездах была уже не помню какая-то дурная примета, замеченная дядькою (прим. «дядька» - так называли слугу), который исполнял приказания барина своего на этот раз очень неохотно. Отъехав немного от села, Пушкин стал уже раскаиваться в предприятии этом, но ему совестно было от него отказаться, казалось малодушным. Вдруг дядька указывает с отчаянным возгласом на зайца, который перебежал впереди коляски дорогу; Пушкин с большим удовольствием уступил убедительным просьбам дядьки, сказав, что, кроме того, позабыл что-то нужное дома, и воротился. На другой день никто уже не говорил о поездке в Питер, и все осталось по-старому …»
худ. Е.Муковина
В карточной игре суеверен был Пушкин, и как утверждали его современники – некоторые приметы сбывались. Игроки верили в «счастливые» предметы, которые должны приносить удачу в игре. У Пушкина были свои игровые талисманы. В одном из писем Нащокину он просит: «Да сделай одолжение: перешли мне мой опекунский билет, который оставил я в секретной твоей комоде; там же выронил я серебряную копеечку. Если и ее найдешь, и ее перешли. Ты их счастию не веруешь, а я верю». Однако скептик Нащокин потом тоже уверовал в «их счастие». Это случилось, когда Нащокин проиграл в карты несколько раз подряд. Тогда Пушкин предложил другу «на счастье» свой бумажник, сказав: «Попробуй сыграть с ним, на мое счастье». Получив «счастливый» предмет, Нащокин выиграл 5 тыс. руб. Узнав об удаче, Пушкин сказал: «Пускай этот бумажник будет всегда счастьем для тебя». Игроки верили, что выигранных денег нельзя давать в долг - это приносит несчастья. Однажды один из бедных знакомых попросил у Пушкина денег в долг. Поэт, отдавая ему 50 руб., сказал «Ваше счастье, что я вчера проиграл».
В XIX в. от сглаза часто отращивали ногти на мизинцах. Этой традиции следовал и Пушкин. Однажды между княгиней Долгоруковой и царем Николаем I произошел разговор о ногтях от сглаза и Пушкине. - Я прошу вас, княгиня, обрежьте свои ногти, но не поступите так, как ваш муж с бородой. Он слишком над ней постарался. Есть некто, - прибавил государь, - у кого на мизинце руки ноготь длины почти с вершок. Он связывает с ногтем удачу, он смотрит на него, как на своего хранителя, свой талисман. Угадайте, кто это? - Но как угадать, государь? Может быть, я не знакома с этой персоной. - О! Вы знаете и его внешность, и имя, угадайте! - Я, право, его не знаю… Не Пушкин ли, Ваше Величество? - … Пушкин какой Пушкин? - Александр Пушкин… поэт. - Пушкин! Да не только на его руки, да я и на мерзкую его рожу не захочу посмотреть!
рис. Е.Устинова. Император Николай I и Пушкин
Понять царя можно. За некоторые стишки при Сталине (навязчивой мечте всех «диванных революционеров») автора давно бы «расстрэляли», а семью сослали на Колыму. Но несмотря на непонимание некоторых "шуток гения", Николай I после гибели Пушкина взял на себя расходы по содержанию семьи поэта. По воспоминаниям Веры (жены П.Нащокина, друга Пушкина), однажды в гостях за ужином Пушкин пролил масло на скатерть. Опасаясь плохой приметы, поэт послал за каретой только после 12 час. ночи. По поверью примета утрачивает силу на следующий день после происшествия. «Последний ужин у нас действительно оказался прощальным…» - печально вспоминала Нащокина. Перед дуэлью Пушкин не составлял завещания – плохая примета, можно накликать смерть. http://www.yoki.ru/anomalous/zagadki/29-06-2011/395695-pushkin-0/
ИСТОРИЯ ОДНОЙ МИСТИФИКАЦИИ. ПУШКИН И ГРИБОЕДОВ(Док.фильм. Россия, 2013) 10 февраля в 20:40 в эфире т/к«Россия К» – премьера док.фильма «История одной мистификации. Пушкин и Грибоедов». Авторы попытались разгадать одну из самых таинственных загадок «золотого века» русской словесности, прояснить многие туманные факты биографии 2-х русских гениев, проследить непростую историю их взаимоотношений и взглянуть на них как на живых людей, лишенных хрестоматийного глянца.
11 июня 1829 г. во время своего путешествия по Кавказу на Бзовдальском перевале близ крепости Гергер Пушкин встретил арбу с телом убитого Грибоедова. «… Два вола, впряженные в арбу, подымались по крутой дороге. Несколько грузин сопровождали арбу. «Откуда вы?» – спросил я их. - «Из Тегерана». – «Что вы везете?» – «Грибоеда». Это было тело убитого Грибоедова, которое препровождали в Тифлис». - так поведал о своей последней встрече с Грибоедовым Пушкин. Встреча, которой посвящено несколько абзацев «Путешествия в Арзрум», стала одной из самых красивых легенд русской литературы. Прощание 2-х гениев на горном перевале, ощущение трагической преемственности и предчувствие собственной гибели. Перевал с тех пор переименован в Пушкинский, а фраза «Грибоеда везут» прочно вошла в наш лексикон и упоминалась с тех пор во множестве некрологов, вплоть до смерти Высоцкого. Но была ли эта встреча на самом деле? Об этом размышляют участники фильма – известные писатели и филологи, специалисты по творчеству Пушкина, Грибоедова и проблеме российско-кавказских связей.
«Мы так привыкли верить Пушкину, что обстоятельства этой встречи на протяжении полутора столетий не вызывали ни малейших сомнений, – рассуждает поэт и литературовед В.Куллэ. – Лишь сравнительно недавно исследователям пришло на ум сопоставить пушкинский текст с реальным описанием траурного кортежа Грибоедова». Документально установлено, что тело Грибоедова транспортировалось вовсе не на арбе, запряженной волами, а со всеми почестями, в сопровождении воинского конвоя. Так может быть, встречи на перевале не было вовсе? Зачем тогда понадобился Пушкину именно этот эпизод «Путешествия в Арзрум» – причем, жестко привязанный к конкретной дате? Новейшая филологическая концепция, разработанная Екатериной Варкан и поддержанная такими авторитетами пушкинистики, как А.Битов и С.Бочаров, заключается в том, что со времен первой встречи 11 июня 1817 г. между двумя гениями началось творческое состязание – было заключено своеобразное пари, итогом которого стало создание «Горя от ума» и «Евгения Онегина». Подтверждением этому служат не только многие текстологические переклички, но и практический параллелизм главных героев: Онегин, в сущности, это тот же Чацкий – классический «лишний человек». Самое интересное, что наиболее вероятным прототипом и того, и другого героя являлся давний друг и однокашник Грибоедова по учебе в Московском Университете П.Чаадаев. Условия договора были соблюдены: созданы «Горе от ума» и «Евгений Онегин», «Борис Годунов» и, к сожалению, дошедшая до нас только фрагментарно трагедия Грибоедова «Грузинская ночь». Чести проигрыша авторы друг другу не уступили. В выигрыше – вся русская литература. Читатели получили бессмертные творения, а литературоведы – неистощимую почву для толкований. Так почему же в мае 1829 г. Пушкин после известия о трагической гибели Грибоедова в Тегеране совершенно неожиданно для окружающих, стремглав бросился на Кавказ? Не для того ли, чтобы отдать долг памяти погибшему другу и литературному сопернику? Доподлинно известно, что летом 1829 г. на горе Мтацминда Пушкин плакал и молится на могиле Грибоедова. Не тогда ли у него возник замысел – описать их последнюю несостоявшуюся встречу, приурочив ее к 11 июня, к годовщине 12-летнего соперничества? Вероятно, Пушкин хотел почтить память единственного современника, по отношению к которому испытывал чувство творческой ревности и прорвать информационную блокаду вокруг имени Грибоедова, ведь после его гибели император Николай I постановил: «Предать тегеранскую историю вечному забвению…». Сразу же по возвращении с Кавказа Пушкин написал «Путешествие в Арзрум», эпизод из которого стал фактически единственным некрологом, которым Россия почтила своего великого сына, поэта и дипломата… В финале «грибоедовского» эпизода Пушкин горько сетует: «Написать его биографию было бы делом его друзей, но замечательные люди исчезают у нас, не оставляя о себе следов. Мы ленивы и нелюбопытны…» Пресс-служба телеканала «Россия К» http://tvkultura.ru/article....2
КОГО ОБИДЕЛ ПУШКИН?
В ночь с 14 на 15 декабря 2014 г. памятник А.С. Пушкину на Анастасьевской пл. Пушкинских Гор был кем-то облит машинным маслом. Светло-серый гранит постамента обезобразили темные жирные пятна. Тому, кто это сделал, наверное, содеянное кажется геройством. Между тем, это диагноз болезни. Имя у нее - бессилие ненависти. Обрушивая памятники, предпринимая попытки надругаться над ними, человек отнимает у себя будущее, сходит с ума. И неважно, памятник ли это императору Александру II Освободителю, вождю мирового пролетариата Ленину или великому русскому поэту Пушкину. Памятник от того так и называется, что его задача напоминать о добром и злом, о высотах человеческого духа и падении в бездну жестокости, о человечности и варварстве. Именно поэтому, памятники следует беречь. Беречь и хранить, чтобы люди не забывали себя и свое призвание в любых обстоятельствах оставаться Людьми.
Что же может нагляднее свидетельствовать о глупости и движении вспять от высокого призвания человека, чем эти грязные пятна на светлом постаменте? Однажды довелось видеть в Праге русский танк времен Второй мировой войны, легендарный Т-34, облитый розовой краской. Эта «акция» перекрашивания танка была объявлена символом «свободы». Розовым, испачканным, был показан пражанам и гостям Праги один из тех танков, чьи экипажи спасли прекрасный город от полного уничтожения гитлеровцами. Нацисты заминировали старую Прагу, чтобы смести ее с лица земли. Так же было задумано в свое время поступить и с могилой А.С. Пушкина. Уничтожить, чтобы поставить на колени. Взорвать, чтобы лишить памяти. Изгадить то, что достойно восхищения, чтобы унизить высокое и открыть дорогу человечеству к варварству и дикости.
Те, кто облил памятник Пушкина машинным маслом, возможно, числят себя героями, но их дела - проявление обыкновенного фашизма. Они духовные наследники полицаев, которые гадили и предавали свой народ и оттого были еще более мерзки, чем немецкие оккупанты. Розовый танк на улицах столицы Чехии и залитый маслом памятник А.С. Пушкину - варварство. Это свидетельство тяжелой болезни. Жаль этих людей, испятнавших не Пушкина, а свою память, совесть и человеческое достоинство. Георгий Василевич, директор Государственного музея-заповедника А.С. Пушкина «Михайловское» http://pushkin.ellink.ru/news/news14/news1253.asp
МИСТИКА ПУШКИНСКОЙ УЛИЦЫ В Петербурге с мистикой может быть связан любой старый дом, парк, улица. Например, сквер и прилегающие к нему дома на Пушкинской, где стоит памятник поэту. Легенды об этой улице появились сразу после ее появления в конце XIX в.
189* год. Из дневника Николая Вербина Однажды один мой приятель Марк рассказал мне историю о своих необычайных приключениях на Пушкинской ул. Об этом месте я знал немало невероятных историй, но ни разу не слышал рассказа очевидца. Раньше здесь была дубовая роща, славившаяся древними легендами. Это место облюбовал Я.Брюс, утверждавший что его шотландский род стал хранителем тайн Тамплиеров, бежавших из Франции от гонений короля Филиппа IV. Брюс сумел убедить самого Петра Великого в истинности своего происхождения. Яков утверждал о магии места, где расположена роща, а нынче Пушкинская ул. Рощу вырубили недавно в 1777 г. и проложили улицу, вызвав суеверные пересуды горожан. Однако вопреки разговорам, дома новой улицы не стали пустовать. Отнюдь, любители мистического искания поспешили занять новые квартиры в надежде на магическое озарение. Давно известно, что дом №10 на Пушкинской полюбили литераторы, среди которых в наши дни особенно распространена мода на мистические и теософские искания. Говорят, что дом построен на месте особняка Брюса, в котором он проводил свои мистические опыты. В общем, само место является загадочным и притягательным. Марк не был закоренелым материалистом, но в тоже время никогда раньше не проявлял интереса к мистике и теософии. На Пушкинскую ул. его завлек случай, вызванный интересом к незнакомке. Преодолев лабиринты улочек Петербурга, он оказался у сквера Пушкинской ул., где стоит памятник поэту. Барышня, не замечавшая преследователя, пересекла сквер и скрылась за дверьми неприметного кафе. Довольный случаем возможного знакомства, мой друг последовал за ней. Переступив порог, к своему удивлению, он обнаружил, что молодой особы в зале нет. Повинуясь неведомой воле, Марк опустился за один из столиков. Через мгновение он вдруг понял, что не может даже вспомнить лица незнакомки, за которой послушно следовал. Огляделся по сторонам. Посетителей было немного, они сидели неподвижно, будто глядя сквозь стены. Их лица были бледны как у мертвецов. - Мы вас ждали, - прозвучал тихий голос за спиной друга. Марк хотел обернуться, но не сумел. Холодная рука легла ему на плечо, потянуло могильным холодом. - Вам выпала великая честь стать одним из членов нашего мистического клуба, - продолжал голос, - перед вами откроются неизведанные тайны. От вас требуется только храбрость – принять решение. Ради тайн вселенной вам придется забыть о вашей прежней жизни… Разумеется, я дам вам время на размышление: если вы согласны, приходите к нам спустя три дня в этот же время. Если вы не придете – это будет означать ваш отказ, но вы потом будете горько жалеть об упущенных возможностях. Голос затих. Испуганный Морк сам не заметил, как оказался на скамейке в парке. Чугунный поэт безразлично взирал на него. Сумерки окутали улицы города.
Зная мой интерес к сверхъестественному, мой друг поведал мне свою историю. Он уверенно твердил, что больше никогда не ступит на Пушкинскую ул. Однако вскоре я узнал, что Марк пропал без вести. Вышел из дома и не вернулся, он исчез ровно через 3 для после своего визита в мистическое кафе. Именно 3 дня дали ему на размышления. Подозревая худшее, я отправился к скверу, рядом с которым по рассказу Марка было это странное кафе. Я подошел к неприметной двери и попытался войти внутрь. Удивительно, но посетителей там, похоже, не ждали. Дверь оказалась заперта. Я постучал. Вскоре в ответ на мой стук прозвучал резкий голос, заставивший меня отпрянуть. - Вас тут не ждут! Пришлось мысленно проститься с другом и покинуть мистический сквер.
Дата: Понедельник, 11 Фев 2013, 21:47 | Сообщение # 3
Группа: Администраторы
Сообщений: 7072
Статус: Offline
Пушкинская улица (конец XIX в.)
Дом № 10. В начале XX в. здесь жил Сергей Ауслендер, писатель-мистик Серебряного века
Прочитав эту историю из дневника, я решила прогуляться по Пушкинской ул. утром, когда еще были сумерки. Сумеречный колорит на грани часов живых и мертвых создает мистическое настроение. Обойдя сквер я попыталась прислушаться к своим ощущениям. Беспокойства, страха, гнетущего чувства - это место у меня не вызвало. Только ощущение пустоты, как будто где-то вне миров, сумерки усиливали впечатление. Странное место пустоты в центре большого города. Загадочного кафе, конечно, найти не удалось. Но в прохладную питерскую погоду больше порадовало кафе обычное, в котором был горячий кофе. Я села за один из столиков. Скоро напротив меня устроился странный человек. Я приготовилась к нудному рассказу незнакомца о его биографии, ведь зал кафе был почти пуст, свободных мест много - значит, ему нужны "свободные уши". Не люблю надоедливых людей. Выглядел он странно, неопределенного возраста, в потрепанном пальто. - А ведь эта улица мистическая! – вдруг произнес он, не спеша попивая свой кофе. – И в наши дни я повидал тут много странного. - Интересно, - кивнула я, искренне желая послушать его истории, как обычно любопытство победило неприятное впечатление. - В восьмидесятые в соседнем доме №10, где сейчас художники, располагалось «мистическое братство». Члены братства утверждали, что обнаружили здесь некие «энергетические поля». С ними была иностранный потомственный экстрасенс Молли Зингер. Желая приблизится к разгадке тайны улицы, она была особенно настойчива в своих обрядах. В 1988 г. Молли пропала без вести. Одни утверждают, что бедняжка растворилась в энергетическом поле улицы, другие – что ее магия случайно открыла врата в параллельный мир… Собеседник допил кофе и не спеша поднялся со стула. - Вот такая история, - сказал он, уходя. Мне не сразу вспомнилась недавно прочитанная история из дневника. Вдруг двери тайного мистического кафе открылись и для Молли?
Пушкинская, 16. Построен в 1878 году. Доходный дом Е.Л. Мерца. Пушкинская, 12. Построен в 1876. Доходный дом Н.Н. Целибеева
О таинственном кафе у сквера, где "стоит поэт чугунный", есть стихи К.Вагинова, поэта Серебряного Века.
Есть странные кафе, где лица слишком бледны, Где взоры странны, губы же ярки, Где посетители походкою неверной Обходят столики, смотря на потолки.
Они оборваны, движенья их нелепы, Зрачки расширены из бегающих глаз, И потолки их давят точно стены склепа, Светильня грустная для них фонарный газ.
Один в углу сидит и шевелит губами: «Я новый бог, пришел, чтоб этот мир спасти, Сказать, что солнце в нас, что солнце не над нами, Что каждый - бог, что в каждом - все пути, Что в каждом - города и рощи, и долины, Что в каждом существе - и реки, и моря,
Высокие хребты, и горные низины, Прозрачные ручьи, что золотит заря. О, мир весь в нас, мы сами - боги, В себе построили из камня города И насадили травы, провели дороги, И путешествуем в себе мы целые года…»
Но вот умолкла скрипка на эстраде И новый бог лепечет - это только сон, И муха плавает в шипучем лимонаде, И неуверенно к дверям подходит он.
На улице стоит поэт чугунный, В саду играет в мячик детвора, И в небосклон далекий и лазурный Пускает мальчик два шара. Есть странные кафе, где лица слишком бледны, Где взоры странны, губы же ярки; Там посетители походкою неверной Обходят столики, смотря на потолки.
Пушкинская,9. Построен в 1877. В доме располагалась страховая компания XIX века "Общество застрахования капитала и доходов "Жизнь" (основано в 1831 году) Пушкинская,18. Построен в 1876.
В доме располагались: Международная библиотека Юровского, сапожная мастерская Неверова, прачечное заведение А.Норейк, малярная мастерская В.Васильева, посудный магазин Мейера, газоводопроводная мастерская И.Крыжева, "Русское общество беспрерывных тормозных приборов". Балкон этого дома поддерживают 2 настоящих дракона. Эти сказочный существа появились, когда было построено здание - в 1870 гг. Спроектировал дом архитектор А.В. Иванов. Стиль здания определяют как эклектику. Рассказывают, что раньше драконы держали в зубах фонари, освещающие улицу, но сейчас они утрачены. Об этом доме З.Гиппиус писала: «На Пушкинской улице в Петербурге был громадный, пятиэтажный дом, - гостиница не первоклассная, но и не так чтобы очень затрапезная. Ее почему-то возлюбили литераторы и живали там, особенно не семейные, по месяцам, а то и по годам…». Чем же привлекло это здание богему Серебряного века, и что же охраняют драконы - покой жителей дома, или какую-то тайну? http://yablor.ru/blogs/mistika-pushkinskoy-ulici/3968349 http://astok-press.ru/index.php?section=static/mesta.php
2015 год: Ким Смирнов (Из личного дневника) АКАДЕМИК ПУШКИН И ЕГО МОРЕ
А.С. Пушкин. Рисунки на полях рукописей
30 января 1991 г. Среда. Летящий почерк Пушкина - века Не поспевают за его полётом. Возводит незаполненные соты Стремительная светлая строка.
И тысячи трудолюбивых пчёл Заполнят их по пушкинскому следу. Но он трудам медлительным победу Над временем бессмертно предпочел.
10 февраля 1996 г. Суббота. Когда поэтов убивают, Бессмертье в мире убывает, И множится число дантесов На фоне липовых прогрессов. Но вещие наступят сроки, И строки Пушкина и Лорки Им будут суд и приговор. Всевышний суд! А до тех пор - Пока поэтов убивают, Бессмертье в мире убывает.
10 февраля 2014 г. Понедельник. Уже удалившись почти на 15 лет от бурного 200-летия со дня рождения Пушкина и медленно приближаясь к 200-летию со дня его смерти, мы нынче по пути отметим 200-летие появления на свет в 1814 г. первого дошедшего до нас его стихотворения. Однажды, уже лет через 20 после моих стихов 1991 г, по ТВ опрашивали детей: что им особенно интересно в Пушкине как человеке. И один мальчик лет 10 сказал буквально то же самое: «У него летящий почерк». А ведь пройдёт ещё одно поколение, и никто так не скажет - у завтрашних и послезавтрашних пушкиных при компьютерном наборе стихов не будет уже своего почерка. Но всё равно, ведь не у одной Цветаевой - у каждого из нас, сегодняшних и завтрашних, и послезавтрашних, останется свой «Мой Пушкин». А какой он - мой? О, это долгий, дальний разговор без конца в конце пути...
Когда-то, в командировке от «Комсомолки», в Каролино-Бугазе под Одессой, в спортлагере тамошнего политеха, я записал в личном дневнике: «Сижу под шиферным навесом лодочной станции, на безлюдном пляже. Один на несколько км. жёлтого песка, выщербленного, как пулями, каплями вяло моросящего дождя. В белой лодке, синей изнутри, с тёмной водой на дне. Маслянистое, зелёно-голубое, в живых латунных змейках, море. Оно такое, как в «Красной пустыне» Антониони. Море наедине с собой. Ни души. Кроме самого моря. Только лениво накрапывает дождь, да по горизонту высверкивают, как фотовспышки, зарницы. Но гроза проходит мимо. И мне жалко. Ведь море без бури - безработное море. Я вхожу в его прибой, захожу вглубь, навстречу волнам, и непривычно для этого времени года ледяная вода обжигает тело. Сердце вдруг начинает колотиться от перехватывающего дыхание холода. Мой пульс смешивается с ритмом твоего прибоя, море. И он мне слышнее твоего прибоя, хотя тебя слышно за километры, а его лишь при прикосновении. Хотя ты большое, море, а моё сердце - величиной с кулак. Хотя ты бессмертно, а моё сердце остановится в одном из следующих десятилетий».
Много лет потом меня мучила неназванность, безымянность этого ощущения моря как одухотворенного, живого существа, несоизмеримого (но и соизмеримого!) с нашими обыкновенными человеческими судьбами. И название этой безграничности в пространстве и времени не могли дать ни кантово «звёздное небо надо мной», ни лемовский Солярис. И вот, наконец, я нашёл ей имя. Простое и точное: море - как Пушкин. И Пушкин - как море…И с тех пор имени Пушкин в моём сознании почему-то всегда сопутствует и имя - Море. Но не то буквальное, к прибойной границе которого он не раз выходил во время южной ссылки, не то, которому посвящено хрестоматийное «К морю». И даже не то, которое помянуто потом в простых до гениальности строках «Отрывков из путешествия Онегина»:
Но поздно. Тихо спит Одесса; И бездыханна и тепла Немая ночь. Луна взошла, Прозрачо-легкая завеса Объемлет небо. Всё молчит; Лишь море Чёрное шумит…
Я - о другом. О Море Пушкина, самодостаточном в своей бескрайности и глубине. И самодостаточность эту нам ещё постигать и постигать во всё новых и новых поколениях, пока есть на Земле Россия. Вот ставшие крылатыми слова из «Бориса Годунова» о том, что «народ безмолвствует». Уже около 2-х столетий вкладывается в них смысловой подтекст о молчаливом, терпеливом согласии народа со всем тем, что творят на Руси её цари и генсеки. И лишь уже в наши дни начинаем мы понимать, что они, эти слова, наоборот - о несогласии. О том, что народ, до этого на своих вечевых площадях громогласно и бездумно одного за другим звавший на царствие всё новых и новых правителей, начинает наконец задумываться над самодостаточностью своей собственной судьбы. Слова эти о том, для чего сотоварищ Пушкина по Лицею, один из тех, кого поэт поимённо помянул в своём «19 октября», князь Горчаков нашёл другое крылатое выражение: «Россия сосредотачивается».
Каждому дано погружаться в Море Пушкина на доступную лично для него глубину по мере нашего разумения, взросления, саморазвития. И да - не только у Цветаевой, но и каждого из нас есть «мой Пушкин». Сколько на планете читающих по-русски индивидов, мыслящих и чувствующих личностных миров, столько - тысячи, миллионы - в нём и «моих Пушкиных». Из всего этого бесконечного множества мне лично ближе всего тот, что у Достоевского в его речи при открытии московского памятника поэту, а из ныне живущих исследователей творчества, личности, судьбы поэта - «мой Пушкин» В.Непомнящего. И дальше всего от меня, неприемлемее всего для меня, как ни горько это осознавать, восприятие Пушкина Дм. Писаревым в его диптихе «Пушкин и Белинский» - «Евгений Онегин». Лирика Пушкина». Каково нам уже с высоты прожитых Россией времён и безвремений читать у него о «Евгении Онегине», против Белинского, в ответ на его «энциклопедию русской жизни»:
«… Его понятия о потребностях и о нравственных обязанностях человека и гражданина до такой степени смутны и неправильны, что «любимое дитя» пушкинской музы должно было действовать на читателей как усыпительное питьё, по милости которого человек забывает о том, что ему необходимо помнить постоянно, и примиряется с тем, против чего он должен бороться неутомимо.
… Энциклопедия сообщает нам очень подробные сведения о столичных ресторанах, о танцовщице Истоминой, которая летает по сцене, «как пух от уст Эола», о том, что варенье подаётся на блюдечках, а брусничная вода в кувшине; о том, что дамы говорили по-русски с грамматическими ошибками; о том, какие стишки пишутся в альбомы уездных барышень; о том, что шампанское заменяется в деревнях цымлянским; о том, что котильон танцуется после мазурки,… Но ведь этого мало; чтобы нарисовать историческую картину, надо быть не только внимательным наблюдателем, но ещё, кроме того, замечательным мыслителем; надо из окружающей вас пестроты лиц, мыслей, слов, радостей, огорчений, глупостей и подлостей выбрать именно то, что сосредотачивает в себе весь смысл данной эпохи, что накладывает свою печать на всю массу второстепенных явлений, что втискивает в свои рамки и видоизменяет своим влиянием все основные отрасли частной и общественной жизни».
Как бы предваряя эти обвинения, загодя отвечая на них, Белинский писал о Пушкине: «Придёт время, когда он будет в России поэтом классическим, по творениям которого будут образовывать и развивать не только эстетическое, но и нравственное чувство». Время расставило в этом споре всё по своим местам. Более того, само то минувшее время стало для нас пушкинским. У нас теперь говорят: пушкинская эпоха, пушкинская Москва, пушкинский Петербург. По меткому замечанию Ахматовой, в дворцовых залах, где представители высшего света, ненавидевшие Пушкина и извергнувшие его из своей среды как инородное тело, «танцевали и сплетничали о поэте, висят его портреты и хранятся его книги». Про их великолепные дворцы и особняки говорят: здесь бывал Пушкин, или: здесь не бывал Пушкин. Государь император Николай Павлович в белых лосинах очень величественно красуется на стене Пушкинского музея, рукописи, дневники и письма начинают цениться, если там появляется магическое слово «Пушкин». Каким нелепым в этом контексте оказывается на поверку временем нравственный счёт Писарева к творчеству не только великого поэта, но и великого мыслителя России, с его глубоким интересом к роли личности в её истории, будь то неукротимый самодержец, вечный работник на троне Пётр или восставший против его всеподавляюшей воли Евгений из «Медного всадника» (и навряд ли тут случайно совпадение имен с героем «любимого дитя пушкинской музы»), или главный «злодей» Государства Российского Емелька Пугачёв. Все они для него люди, все человеки. Все непросты, неоднозначны по природе, по характерам своим. И не случайно в «Полтаве» лик Петра, он сам и ужасен, и прекрасен одновременно. Как не случайна в «Капитанской дочке» человечность Пугачёва (рядом со страшной, бесчеловечной его жестокостью) в сопоставлении с финальным милосердием Екатерины Второй. Да и в стихах, которыми Пушкин сопроводил пересылку своей «Истории Пугачёва» Д.Давыдову, он говорит об этом «злодее» явно не без симпатии:
Вот мой Пугач - при первом взгляде Он виден - плут, казак прямой! В передовом твоём отряде Урядник был бы он лихой.
Вот, оказывается, к чему приводят Александра Сергеевича мучительные раздумья о жестоком и беспощадном русском бунте, который не приведи господи увидеть любому поколению многострадальной России. К мысли о том, что случись «Пугачу» возмужать на несколько десятилетий позже, и, вполне возможно, незаурядный запас его энергии разрядился бы не в расправах над уездными помещиками, а в сражениях первой Отечественной войны. И тогда бы мы, быть может, говорили не о государственном преступнике №1 славной екатерининской эпохи, а об ещё одном народном герое 1812 г. Конечно, история сослагательного наклонения не знает. Но ведь и пушкинское «был бы» тут, в предсмертном 1836 г., не случайно. В нём зеркально, наоборотно отражается уже совсем не сослагательная - реальная история превращения героев 1812 г. в гос. преступников года 1825-го. Как не случайны в этом контексте и написанные в том же 1836 г. строки: «… что в свой жестокий век восславил я свободу и милость к падшим призывал». Проявляя одинаково глубокий интерес и к великому царю-реформатору, и к великому бунтовщику, став по сути первым их объективным историографом, Пушкин обнаружил и недюжинный талант историка-исследователя. Как известно, в частности и за это, он был избран действительным членом Российской академии. Когда я об этом напомнил на страницах «Новой», мне позвонил известный наш физик, академик РАН, и сказал, что, конечно, Пушкин гениальный поэт, оригинальный историк, но зачем же его ещё и в «свадебные академики» определять? Люди, сведущие в пушкинских текстах, могли бы к этому вопросу присовокупить известную эпиграмму (и это о вице-президенте РАН Дондукове-Корсакове!):
В Академии наук Заседает князь Дундук. Говорят, не подобает Дундуку такая честь; Почему ж он заседает? Потому что ... есть.
И менее известное:
Не дай мне Бог сойтись на бале Иль при разъезде на крыльце С семинаристом в жёлтой шале Иль с академиком в чепце!
Тут, правда, есть одна тонкость. Вместе с князем Дундуковым в одной академии Пушкин никогда не заседал. Ибо в стране тогда было 2 академии: петровская Академия наук, в основном с физико-математическим и естественнонаучным уклоном, и созданная Екатериной Великой Российская академия, занимавшаяся русским языком и словесностью. Действительными членами последней были Карамзин, Жуковский, Гнедич, Вяземский, Крылов. 7 января 1833 г. избрали в неё и Пушкина. Но не единогласно, как пишется в некоторых изданиях, а 29 голосами из 30. Против был академик, являвшийся высокопоставленным лицом в церковной иерархии, который никак не мог простить Пушкину его богохульную «Гаврилиаду», от которой сам Александр Сергеевич в это время публично открещивался. Пушкин активно, особенно в год избрания, посещал академические заседания и даже дал в редактируемом им журнале «Современник" отчёт об одном из них. Парадоксально, но речь в нём идёт о том заседании, на котором Пушкин не был. Отчёт он писал по протоколу. Там обсуждался проект академического устава, в котором были и такие строки: «Академия есть страж языка; и потому должно ей всевозможною к общей пользе ревностию вооружиться против всего несвойственного, чуждого, невразумительного, тёмного, ненравственного в языке. Но сие вооружение ее долженствует быть на едино пользе словесности основанное, кроткое, правдивое, без лицеприятия, без нападений и потворства, непохожее на те предосудительные сочинения, в которых под мнимым разбором, пристрастное невежество или злость расточают недостойные похвалы или язвительные хулы бе всякой истины и доказательств».
Уже после смерти Пушкина Российская академия вошла в АН в качестве её Второго отделения. Как и в наши дни, слияние ни к чему хорошему не привело. Но во всяком случае мы вправе считать, что проживи Александр Сергеевич подольше, он автоматически стал бы академиком императорской АН, числящимся по её Второму отделению, что эквивалентно нынешнему отделению литературы и языка) РАН. Всё это я и сказал тогда позвонившему мне академику, добавив, что уж кем-кем, а «свадебным академиком» Пушкин никогда не был. В чём нетрудно убедиться, просто заглянув в его план статьи о судьбах цивилизации. При этом испытывал я некоторую неловкость за свою «просветительскую» роль: не обидел ли уважаемого человека уличением его в незнании фактов и особенно советом какого-то журналиста «почитать Пушкина». Но он позвонил на следующий день. Извинился за свою ошибку и сказал спасибо за пушкинский документ: «Он действительно весьма любопытен». Думается мне, что мемуарная литература, в основном относящаяся к лицейскому периоду, даёт не совсем адекватное представление о пушкинском интеллекте, о его якобы чисто гуманитарной ориентации. Может, в Лицее так оно и было, и он не очень-то интересовался тогда математикой, физикой, биологией. Но позже проявил к ним серьёзный самообразовательный интерес. Одна наша знакомая, прекрасный преподаватель, давно собирает материалы по теме «Пушкин и химия». И - небезосновательно. Хотя сам Александр Сергеевич немало содействовал легенде о том, что всю его молодость сопровождали «шипенье пенистых бокалов и пунша пламень голубой», и романы, романы, но вот вам совсем иной Пушкин. Письма из южной ссылки, 1821 г., самая молодость!
Гнедичу: Всё тот же я - как был и прежде, С поклоном не хожу к невежде, С Орловым спорю, мало пью…
Чаадаеву: В уединении мой своенравный гений Познал и тихий труд, и жажду размышлений. Владею днём моим; с порядком дружит ум; Учусь удерживать вниманье долгих дум; Ищу вознаградить в объятиях свободы Мятежной младостью утраченные годы И в просвещении стать с веком наравне.
Когда он возвращался из михайловской ссылки, то вёз за собой 12 возов книг. И не только худ., но и естественнонаучных. Так что в Петербург он вернулся не только умнейшим (по определению императора Николая Первого), но и одним из самых образованных людей России. Не ведаю, как бы там он развернул написанный по-французски план статьи о судьбах цивилизации и религии: «1. Цивилизация. Деление на классы. О рабстве. 2. Религия. О военном и гражданском. Шпионаж. О рабстве и свободе (как противовесе). О цензуре. О театре. О писателях. Об изгнании. О движении вспять». Но как это виделось ему в российском варианте, все мы знаем по «Евгению Онегину»:
Со временем (по расчисленью Философических таблиц, Лет чрез пятьсот) дороги, верно, У нас изменятся безмерно: Шоссе Россию здесь и тут, Соединив, пересекут. Мосты чугунные чрез воды Шагнут широкою дугой, Раздвинем горы, под водой Пророем дерзостные своды…
Образ светлого будущего венчает великолепное двустишие:
И заведёт крещёный мир На каждой станции трактир.
С этим как раз всё у нас в порядке. Как и с раздвижением гор и поворотом рек вспять. Вот с дорогами посложнее. Особенно когда на них обрушиваются такие непредсказуемые в наших широтах снегопады. Ну ничего. До пятисот лет у нас есть ещё время. Вернусь однако к Писареву. Мог ли он знать, сомневаясь в возможности для Пушкина стать «замечательным мыслителем», что уже в ХХ в. С.Капица, начиная легендарную научную телепрограмму «Очевидное - невероятное», возьмёт к ней эпиграфом пушкинское:
О, сколько нам открытий чудных Готовят просвещенья дух, И опыт, сын ошибок трудных, И гений, парадоксов друг, И случай, бог изобретатель.
Мысль Пушкина сориентирована была и в этом направлении тоже.
Я вот всё думаю, почему его творения завоевали к нашим дням киноэкраны и сценические площадки страны и мира, но «живого» Пушкина редко там увидишь? В эпизодических ситуациях - пожалуйста. А вот чтобы через весь фильм или спектакль - после Якута мало кого вспомнишь. «Иных уж нет, а те далече», как те замечательные мальчики, что сыграли лицеистов в довоенной киноленте «Юность поэта»: Валя Литовский - Пушкина, Толя Мурузин - Пущина, Олег Липкин - Дельвига. Все трое погибли на фронтах Великой Отечественной. Задал однажды этот вопрос замечательному человеку, народному артисту России А.Кутепову, в течении многих лет с неизменным успехом читавшему 19 октября в московском Музее поэта свою композицию «Пушкин в Лицее» (по Тынянову). Он ответил: «Знакомый драматург говорил мне, что мечтает написать пьесу о Пушкине: «Дохожу до ремарки «Входит Пушкин». И - всё. Точка». Даже у Булгакова пьеса о Пушкине «Последние дни» … без роли Пушкина. Прописать эту роль и тем более сыграть её чрезвычайно трудно. Он ведь совершенно непредсказуем. В нём вообще отсутствует какая-либо заданность. Безграничная по числу степеней внутренняя свобода (оттого и такое острое, трагическое неприятие несвободы внешней). Не изменить дару, который он получил от природы, дать ему полностью, свободно раскрыться - это как раз то, что предназначено ему было на земле».
Наверное, вживание в образ, в личность Пушкина под стать задаче о квадратуре круга или Великой теореме Ферма. Предметных, материальных свидетельств его сверхчеловеческой энергетики почти не осталось. Нет (и не могло быть) его фотографий, аудиозаписей его голоса. О его манерах, жестах, интонациях нам дано судить по слабому, по сравнению с первоисточником, отражённому свету мемуаров и живописных портретов (пусть даже таких мастерских, как у Кипренского и Тропинина). И только почерк, только легкокрылые рисунки-наброски - точные слепки стремительного движения его руки, его души. Подлинные артефакты, как теперь говорят. У меня есть своё маленькое открытие, связанное с Пушкиным. Какое произношение у него было - «московское» или «питерское»? Я знаю какое. В той строфе «Онегина», где «русской Терпсихоры душой исполненный полёт», «скучный» рифмуется с«равнодушный». То же самое, почти один к одному, в письме Татьяны:
Но говорят, вы нелюдим; В глуши, в деревне всё вам скучно, А мы… ничем мы не блестим, Хоть вам и рады простодушно.
Значит, говорил Александр Сергеевич не так, как написано (то-есть, по-питерски), а «скушный», «скушно». То-есть, по-московски. Что и требовалось доказать. Да, очень многое лично о Пушкине теперь навсегда останется неразгаданной тайной, недоказанной теоремой. И всё-таки, мы знаем о нём главное. Ибо у нас есть бесценное, бесконечное в пространстве и времени сокровище - его творчество, в котором Пушкин - как Море, и Море - как Пушкин…
4 февраля 2015 г. Среда. Наступил последний зимний месяц. И в России в 10-й его день прозвучит реквием по Пушкину. Вот уже в 178-й раз. Однажды, готовя с ним беседу для «Новой газеты», я спросил председателя Пушкинской комиссии РАН В.Непомнящего: так всё-таки, какой день мы отмечаем - смерти или бессмертия? Он подумал. Ответил: «Всё-таки - бессмертия». http://www.bigbook.ru/article....o]https
ЧЕРНАЯ РЕЧКА, ЧЕРНЫЙ ПИСТОЛЕТ 8 февраля – день, когда есть повод оставить цветы у стелы, спрятанной в глубине сквера за виадуком на Коломяжском проспекте. Сегодня здесь непрестанно шумят машины, а вокруг все застроено супермаркетами и многоэтажками. 178 лет назад на этом месте был пустырь, памятный одним единственным событием – дуэлью А.Пушкина с Ж.Дантесом.
Последняя дуэль поэта состоялась 27 января (8 февраля) 1837 г. в районе Чёрной речке у Коломяжской дороги, недалеко от Комендантской дачи. Точное место неизвестно, но согласно общепринятой точке зрения оно находится здесь.
Через несколько лет после гибели Пушкина на месте его дуэли с Дантесом появился первый памятный знак - дощечка с надписью: «27 января 1837 г. против сего места упал смертельно раненный на поединке Пушкин». В 1858 г. издатель Я.Исаков обратился к бывшему секунданту поэта К.Данзасу с просьбой показать ему место дуэли. Исаков собирался приложить изображение этого места к своему изданию сочинений поэта. Художник И.Криницкий выполнил рисунок. К нему был прикреплен кусочек березовой коры и сделана следующая надпись: «Место дуэли Пушкина близ Комендантской дачи, по указанию Я.Исакова». В 1860-х гг. Данзас давал советы художнику А.Волкову, работавшему над картиной «Пушкин на дуэли», и побывал с ним на месте поединка. В ту пору здесь уже стоял небольшой столбик с дощечкой, на которой были написаны строки М.Лермонтова:
Не вынесла душа поэта Позора мелочных обид, Восстал он против мнений света Один, как прежде, и - убит!
Ниже были приведены слова Александра Пушкина:
Я памятник себе воздвиг нерукотворный, К нему не зарастет народная тропа...
29 января 1887 г. на месте дуэли была отслужена первая панихида. На ней присутствовали старший сын поэта А.А. Пушкин, а также писатели, журналисты и воспитанники старших курсов Александровского лицея.
В 1890-х гг. на территории бывшей Комендантской дачи обосновалось скаковое общество. Предвидя возражения общественности, оно на свои средства огородило предполагаемое место дуэли деревянным забором, внутри которого был установлен небольшой постамент в виде четырехгранного столбика с гипсовым бюстом Пушкина. «Пушкинский уголок на скаковых задворках» - называли это место в столичной прессе. Со временем памятник обветшал, а потом и совсем разрушился. После 1917 г. здесь был разбит сквер и поставлен временный памятник. В 193 г.7, к столетию со дня кончины поэта, на этом месте был сооружен обелиск, созданный по проекту архитектора А.Лапирова, с барельефом Пушкина работы скульптора М.Манизера.
Неправильно будет сказать, что гибель Пушкина на дуэли была событием закономерным, но все же и удивительного в ней было мало – поэт слыл настоящим бретером (так называли любителей устраивать поединки по поводу и без). Исследователи насчитали как минимум 29 вызовов на дуэль за его 37-летнюю жизнь, причем в 15 из них Пушкин сам выступал инициатором. Правда, состоялись только 4 – остальные удалось предотвратить примирением сторон. Современники вспоминали: «Пушкин носил тяжелую железную палку. Дядя спросил его однажды: «Для чего это, Александр Сергеевич, носишь ты такую тяжелую дубину?» Пушкин отвечал: «Для того, чтоб рука была тверже; если придется стреляться, чтоб не дрогнула». Сам он не боялся быть вызванным на дуэль и иногда едва ли не добивался этого – чего стоит история с В.Кюхельбекером, который просто устал от эпиграмм и насмешек своего лицейского друга. К чести Пушкина стоит сказать, что ни на одном из поединков он не стрелял первым, стараясь попусту не проливать чужую кровь. Дуэль с Дантесом состоялась только со второго раза. Впервые Пушкин нашел повод требовать сатисфакции в 1836 г., получив анонимное письмо с намеками на связь его жены с Дантесом. Однако через неделю после вызова Дантес помолвился с сестрой Н.Гончаровой Екатериной, и поэт отозвал свое требование. Но после свадьбы Дантеса неприличные слухи о чете Пушкиных в свете не утихли, а отношения поэта с новоприобретенным родственником лишь обострились. В феврале 1837 г. Пушкин послал довольно резкое письмо приемному отцу Дантеса, в котором отказал ему и его сыну от дома. Тон письма показался адресатам оскорбительным, и в тот же день Луи Геккерн через секретаря французского посольства виконта д’Аршиака письмом объявил Пушкину, что от его имени Дантес делает ему вызов. Поэт к этому был готов.
худ. Андрина Волков. «Пушкин на дуэли». 1860-е гг. Гравюра по рис. В.Рейнгарда "Место дуэли"
В середине XIX в. место, где проходила дуэль, именовалось Комендантской дачей (а сейчас это муниципальный округ «Комендантский аэродром). Место было тихое и находилось далеко за чертой города. - Теперь я вам могу сказать только одно: если дело это не закончится сегодня же, то в первый же раз, как я встречу Геккерена, - отца или сына, - я им плюну в физиономию, - говорил поэт своему секунданту Данзасу перед дуэлью.
Близкая приятельница Пушкина Д.Фикельмон позже писала в своем дневнике: «...сели в сани и отправились по направлению к Троицкому мосту. На дворцовой набережной они встретили в экипаже г-жу Пушкину. Данзас узнал ее, надежда в нем блеснула, встреча эта могла поправить все. Но жена Пушкина была близорука; а Пушкин смотрел в другую сторону».Василий Жуковский вскоре после гибели Пушкина рассказывал его отцу, как поэт первым подошел к барьеру и начал было наводить пистолет, но Дантес выстрелил за шаг до барьера. Падая, Пушкин сказал, что у него раздроблено бедро (пуля на самом деле попала в живот), но выразил намерение сделать свой выстрел. В пистолет попал снег, его пришлось сменить. Пуля задела Дантеса в руку, но ему показалось, что он ранен в грудь. Вопреки своему бретерскому обыкновению, Пушкин настаивал на очень жестких условиях поединка – противники должны были сражаться насмерть. Из-за сильного кровотечения поэт начал терять сознание, и его срочно посадили в экипаж и отвезли в город. Исследователи выдвигают версию, что на Дантесе во время стрельбы была незаметная кольчуга, наличие которой секунданты, вопреки дуэльному кодексу, не проверили. Однако достоверных доказательств этого нет.
. худ. П. Борель. Возвращение Пушкина с дуэли. 1885.
Раненого Пушкина привезли домой, на Мойку, 12. Н.Гончаровой сказали, что ее муж ранен в ногу, а сам он запретил ей входить в кабинет, где его положили. Доктор, который осматривал его, писал позже, что поэт просил княгиню Долгорукову съездить к Дантесу и сказать ему, что он простил ему. «Я тоже ему прощаю», - ответил якобы Дантес. А.С. Пушкин ушел из жизни 10 февраля 1837 г., спустя 2 дня после поединка. Произошло это в 14.45 – на этом времени замерла стрелка часов в его кабинете. Эти часы стоят там по сей день, но уже как музейный экспонат. В мемориальной квартире на Мойке, 12 много предметов,
Одежду с него снимали при помощи ножниц, чтобы не тревожить лишний раз рану. Маленькая черная дыра зияет в ткани, лежащей под музейным стеклом. Рядом – ссохшаяся от времени белая перчатка Вяземского. Пары ей нет – вторая была брошена в гроб поэта во время похорон. Здесь же хранятся дуэльные пистолеты времен Пушкина. Его подлинный пистолет не сохранился, пистолет Дантеса находится в частном собрании во Франции. Рядом – самый известный экспонат, посмертная маска, снятая с лица поэта. В.Жуковский заказал скульпторам порядка 15 копий маски и почти все их раздал. Две из них хранятся в московском музее Пушкина, одна – в университете Тарту. Позже было заказано еще более десятка слепков «второго отлива», которые тоже разошлись по музеям и учебным заведениям. На Мойке рядом с маской лежит медальон, в котором заключена прядь волос поэта. Один раз в году, 10 февраля, по музею-квартире Пушкина посетители идут именно тем маршрутом, каким шли современники поэта в последние дни января 1837 г. (по ст. ст.). Елена Ляшенко 08.02. 2015. АИФ СПб http://www.spb.aif.ru/society/people/1442129 http://family-history.ru/material/biography/mesto/pushkin/duel/
А мне приснился сон... Знакомство Соболевского с Пушкиным играло весьма важную роль в биографии поэта. Во время дуэли с Дантесом Соболевский был в Париже, и многие считали, что только его влияние на поэта могло бы удержать его от рокового шага....
I Сегодня, в годовщину дня рождения А.С. Пушкина, в селе Михайловском Опочецкого уезда Псковской губернии открывается колония имени поэта. Писатели, вдовы писателей, учителя и учительницы сельских школ должны найти там приют и отдых. Пока колония очень маленькая. Она может приютить всего 15 человек. Будет ли она развиваться, а главное, приобретет ли популярность среди писательской братии - покажет будущее. Хорошо уже то, что Михайловское стало доступным и что новых опустошений в нем делать не будут. Михайловское - не какой-нибудь "предмет", принадлежавший поэту. Оно - кусочек его жизни потому, что связано и с творческими, и с глубоко интимными его переживаниями. Около Михайловского, в Святогорском монастыре, Пушкин нашел и свое последнее упокоение.
худ. Б.Щербаков. Могила Пушкина
Соседка Пушкина, владелица Тригорского, добрейшая П.А. Осипова, с материнской нежностью любившая Пушкина, отметила в своем месяцеслове на 1837 г.: " Александр Иванович Тургенев, провожая тело милого нашего Александра Сергеевича, приехал в Тригорское и пробыл ровно одни сутки". Это последнее странствие поэта к месту упокоения подробно описано самим А.И. Тургеневым в письмах, напечатанных в повременном издании Академии наук: "Пушкин и его современники". Много материала опубликовано и о последних месяцах жизни Пушкина, о самой его смерти, о причинах дуэли. И чем больше разрастается материал, тем больше чувствуется необходимость совершенно заново "перечитать" эту печальную страницу нашей истории.
Смерть Пушкина наложила очень тяжелую ответственность на истинных друзей его, к которым надо причислить кн. П.Вяземского, В.Жуковского и А.Тургенева. Для них Пушкин был не "добрый приятель", "хороший светский знакомый". Они знали, что Пушкин - избранник, обладатель великого дара, что он будет славен, доколь в подлунном мире жив будет хоть один пиит. Здесь они резко расходились с современниками Пушкина, с той средой, которая его окружала. Для большинства Пушкин был шалопаем, афеем, талантливым повесой.
14 декабря (!!) 1826 г. гр. Бенкендорф сообщил Пушкину, что государь, прочитав с большим удовольствием рукопись "Бориса Годунова", собственноручно написал на записке Бенкендорфа: "Я считаю, что цель г. Пушкина была бы выполнена, если б с нужным очищением переделал комедию свою в историческую повесть или роман наподобие Вальтера Скотта". .
В феврале 1837 г. фельдмаршал Паскевич писал государю: "Жаль Пушкина как литератора. Его не стало в то время, когда талант его созревал". Николай Павлович на это ответил: "Про Пушкина можно справедливо сказать, что в нем оплакивается будущее, а не прошедшее". В глазах высшего общества автор "Медного всадника" и "Евгения Онегина" лишь подавал надежды, был незрелым талантом. Видя неприязнь, непонимание, окружавшие Пушкина, друзья его всячески старались оградить имя покойного от грязных толков и защитить память свободолюбивого поэта от беспредельной ненависти Бенкендорфа и его приспешников. Классическое описание последних дней поэта, сделанное Жуковским, многочисленные письма Вяземского, Тургенева, известное письмо Вяземского к вел. кн. Михаилу Павловичу - все эти документы преследовали ту же цель - создать "дружескую" версию печальных событий. И у кого повернется язык для обвинения этих истинных друзей в создании легенды?
Но теперь, почти через 75 лет со дня своей смерти, Пушкин в такой защите более не нуждается, а потому и задачи пушкинских друзей теперь иные. Свое уважение к памяти поэта они выражают пристальным изучением жизни и творчества его, установлением подлинного текста его произведений. Нам дорог не идеализированный, а реальный Пушкин, который стоит для нас так высоко, что никакие житейские подробности не могут очернить его память. На этот путь беспристрастного изучения и встала учрежденная при АН Пушкинская комиссия, которая своей энергичной и плодотворной деятельностью вполне заслуживает названия "общества друзей Пушкина". Два тома сочинений, 14 выпусков повременного издания "Пушкин и его современники", три тома писем, - таковы итоги кратковременной работы комиссии. II Последний год жизни Пушкина представляется русскому обывателю приблизительно так. Бурная молодость поэта прошла. Он женился на светской красавице и остепенился. Отношения с правительством наладились. Он стоял на вершине славы. Вся Россия читала его. Смирдин платил ему по червонцу за стих. Журнал его "Современник" процветал. Правда, страстно влюбленный в жену, Пушкин вел рассеянную жизнь, но наконец его потянуло в тишину деревенской жизни, подальше от петербургской суеты. Пора, мой друга, пора. Покоя сердце просит... ............................................................... Давно завидная мечтается мне доля, Давно, усталый раб, замыслил я побег В обитель дальнюю трудов и чистых нег.
И вот накануне уединения, в то время когда поэт имел возможность зажить спокойной, сосредоточенной жизнью в дорогом сердцу его Михайловском, окруженный любящей семьей, над ним стряслась беда. Гнусные люди подвели интригу, оклеветали жену поэта, и он, невольник чести, пал в неравной борьбе. Но теперь эту упрощенную схему, эту легенду, созданную друзьями Пушкина, надо бросить. Положение Пушкина в последний год его жизни было отчаянное; если присмотреться к нему, - покажется, что поэт как бы сознательно шел навстречу катастрофе, искал разрешения трагедии. Б. Модзалевский внимательно изучил архив опеки над детьми и имуществом Пушкина.
Прочитывая дело опеки, видишь, в каких тисках был Пушкин в последние годы жизни, насколько тяжело и безвыходно было его материальное положение. После Пушкина осталось полтораста тысяч долга. И кому только он не был должен. Лавочникам, камердинеру, дровянику, ресторатору, ростовщикам. Дело доходило до того, что Пушкину пришлось заложить чужое серебро. Знаменитая морошка, которую он ел перед самой смертью, осталась также неоплаченной, и в опеку был представлен счет из лавки: "29 января отпущено 2 1/2, ф. моченой морошки, ценою 2 р.". 3 октября 1836 г. Плещеев пишет Пушкину: "Время тебе рассчитаться со мною, Александр Сергеевич". В начале 1837 г. Пушкин отвечает какому-то Карадыкину: "Вы застали меня врасплох, без гроша денег. Виноват, сейчас еду по моим должникам собирать недоимки...", а 8 января пишет Скобельцыну: "Не можете ли вы дать мне взаймы на три месяца или достать мне три тысячи рублей". Жуковский в том же письме (о последних днях жизни Пушкина) передает трогательную подробность: когда поэт узнал, что жизнь его в опасности, он, лежа в кабинете на диване, посмотрел на свою библиотеку и сказал: "Прощайте, друзья!"
Благодаря энергии Пушкинской комиссии в 1900 г. библиотека Пушкина перевезена из имения сына поэта, Александра, в АН. Она, конечно, разрознена, однако напечатанный трудами Б.Модзалевского каталог ее занимает более 400-сот страниц убористой печати. Пушкин действительно любил книги и не мог без них жить. Но и за них поэт остался должен. В только что вышедшем 3-м томе его переписки напечатаны письма книгопродавца Беллизара. Первое, от августа 1835 г. - еще довольно вежливое. Второе, от 24 марта 1836 г., - уже резко-настойчивое. Книгопродавец упрекал своего клиента, что тот не оплатил счета 1834 г. И только опека удовлетворила претензии Беллизара. При таких условиях проект уединения в Михайловском был лишь мечтой. Прежде всего, кредиторы не выпустили бы Пушкина. Он был у них в лапах. Что же касается славы и пресловутых смирдинских "червонцев", то Пушкин, как это видно из писем к жене, сознавал, что поэтическая производительность его идет на убыль, что популярность его падает, что он уже перестал быть общим кумиром.
Издание "Современника" доходов не приносило и только обременяло Пушкина невероятными хлопотами, особенно с цензурой. Кроме того, "недреманное око" Бенкендорфа и его приспешников постоянно бодрствовало. Отношения Пушкина с двором были очень натянуты. Исключительное благоволение к поэту со стороны Николая Павловича, по-видимому, также должно быть отнесено к легендам, созданным друзьями. На такой почве разражается катастрофа. И. может быть, прав Модзалевский, говоря: "Из заколдованного круга нет исхода, не предвидится никакого облегчения или улучшения положения... Что же удивительного, что Пушкин ищет смерти, рвется в нее. Все это убеждает в том, что ревность была лишь предлогом к сведению расчетов с жизнью..." III В письмах, предназначенных к оглашению, друзья Пушкина всячески обвиняли Наталью Николаевну. Но уже в письме к вел. кн. Михаилу Павловичу - письме, посланном с оказией и не подлежавшем оглашению, Вяземский говорит, что знаменитые анонимные письма "заставили невинную, в сущности, жену признаться в легкомыслии и ветрености, которые побуждали ее снисходительно относиться к навязчивым ухаживаниям молодого Геккерена". В устах осторожного Вяземского это уже некоторое обвинение, нов том же письме он замечает, что масла подлили в огонь псковские соседки Пушкина, и "со времени приезда этих дам он стал еще раздраженнее, чем прежде". Содержания разговоров Пушкина с соседками мы не знаем. Известно только, что он виделся с А.Н. Вульф у барона Сердобина, накануне дуэли, и что старушка Осипова, тригорская помещица, очень недолюбливала Наталью Николаевну.
А.И. Тургенев, исполнив свое печальное поручение и вернувшись в Петербург, писал (24 февраля 1837 г.) в Тригорское П.А. Осиповой: "Умоляю вас написать ко мне все, что вы умолчали и о чем только намекнули в письме вашем: это важно для истории последних дней Пушкина. Он говорил с вашей милой дочерью почти накануне дуэли. Если вы потребуете тайны, то обещаю вам ее..." Но ответное письмо Осиповой нам неизвестно. "Намек" Тургенев усмотрел в следующих словах Осиповой (письмо ее от 17 февраля): "Я знаю, что вдова А.С. не будет сюда. И я этому рада. Не знаю, поймете ли вы то чувство, которое заставляет меня теперь бояться ее видеть? Многое должна бы была вам рассказать, чтобы изъяснить все, что у меня на душе и что я знаю, многоглаголание и многописание - все выйдет". Конечно, это только намек, но намек очень знаменательный, особенно если его сопоставить со следующими словами барона Вревского к Н.Павлищеву: "Евпраксия Николаевна была с покойным Александром Сергеевичем все последние дни его жизни. Она находит, что он счастлив, что избавлен от этих душевных страданий, которые так ужасно его мучили последнее время его существования".(Письмо от 28 февраля). По словам Вяземского, Пушкин умер в твердом убеждении, что анонимные письма рассылал старик Геккерен. Защищать голландского посланника не приходится. Даже Николай Павлович в письме к своему брату называет его "гнусной канальей". Н.Чарыков со слов лиц, знавших Геккерена, сообщает, что он был крайний скептик и неразборчив в средствах:"Барон Геккерен,никогда не был женат, и в жизни его, по-видимому, не было романических приключений. Можно с уверенностью полагать, что Дантес не был его сыном, но наиболее близкие к Геккерену люди избегали высказываться о том, какие отношения существовали между ним и Дантесом". Тем не менее признавать его автором анонимных писем нет никаких оснований. Если он действительно покровительствовал ухаживаниям своего приемного сына за Натальей Николаевной, то ему просто не было расчета обращать внимание ревнивого мужа на эти ухаживания. Затем, опубликованное П.Щеголевым письмо Геккерена к министру иностранных дел графу Нессельроде, еще более убеждает нас в этом.
Письмо помечено 1/13 марта 1837 г., когда песенка Геккерена была уже спета; он был отозван, и выдумывать новые оправдания ему уже не стоило. В письме этом он не только отрицает свое покровительство ухаживаниям Дантеса, но прямо утверждает, что предостерегал Наталью Николаевну "от той пропасти, куда она летела" и даже предлагает об этом спросить под присягой самое Наталью Николаевну, добавляя, что у него есть еще две свидетельницы, которые могут подтвердить его слова. Ни Наталью Николаевну, ни свидетельницу Геккерена не допрашивали. Во время военного суда над Дантесом и Данзасом военный аудитор заявил о необходимости допроса г-жи Пушкиной, но его заявление отклонили. И как это ни печально, но приходится признать, что Пушкин или многого не знал, или делал вид, что не знает.
Известно, что Дантес, "барона пажик развращенный" (Как выразился о нем друг Баратынского, современник Пушкина, малоизвестный поэт А.Креницын) - женился 10 января 1837 г. на Е.Н. Гончаровой, сестре Натальи Николаевны. Анонимные письма Пушкин и его друзья получили еще 4 ноября 1836 г., и тогда же Пушкин послал Дантесу вызов. В это дело вмешался Жуковский. В III томе переписки приведено (из Онегинского архива) несколько неизвестных доселе писем Жуковского об этом деле. Но вмешательство Жуковского было неудачно, и если дуэль не состоялась, то только потому, что Пушкин узнал о намерении Дантеса жениться на его свояченице. Весьма вероятно, что брак этот был подстроен нарочно, но это не мешало Екатерине Николаевне быть страстно влюбленной в своего мужа. 20 марта 1837 г., на другой день после высылки Дантеса за границу, она послала ему длиннейшее и нежнейшее письмо, в котором между прочим сообщает: "Одна горничная восторгается твоим умом и всей твоей особой, говорит, что тебе равного она не встречала во всю свою жизнь и что никогда не забудет, как ты пришел ей похвастаться своей фигурой в сюртуке".
Нравился Дантес, которому в то время было 24 года (в Россию он приехал 20-ти лет), не одним горничным. Он кружил голову очень многим светским женщинам. Сестра Пушкина, О.С. Павлищева, говорила о нем: "Дантес обладал безукоризненно правильными, красивыми чертами лица: ничего не выражавшими, что называется стеклянными, глазами. К счастливой внешности надо прибавить неистощимый запас хвастовства, самодовольства - "au surplus un petit ton d'un polisson ("Кроме того, дурной тон повесы"). Устоять перед его соблазнами и горничным, и госпожам было, по-видимому, очень трудно. А Пушкин, гениальный Пушкин? Про него 25 апреля 1831 г. Е.Кашкина писала из Москвы в Тригорское своей кузине П.Осиповой: "Когда я встречаю Пушкина рядом с его прекрасной супругой, он мне напоминает портрет того маленького, умного животного, которое я вам называть не буду...". И в голову невольно закрадывается мысль, что анонимные письма рассылал не старик Геккерен, а одна из жертв "красоты" Дантеса, ревновавшая его к не менее красивой Наталье Николаевне. IV Модзалевский говорит, что Пушкин стремился к смерти. Е.Н. Вульф-Вревская в цитированном выше письме как бы подтверждает эту догадку. Но Пушкин был очень сложный человек, с острым сознанием и бурным, совершенно стихийным темпераментом. Он знал, что такое ревность.
Да, да, ведь ревности припадки - Болезнь, так точно, как чума, Как черный сплин, как лихорадки, Как повреждение ума.
Она горячкой пламенеет. Она свой жар. свой бред имеет Сны злые, призраки свои. Мучительней нет в мире казни Не терзаний роковых...
Страсти кипели в нем. Дав слово Жуковскому не разглашать своего вызова (первого, от 4 ноября), он не удерживается и говорит Вяземской: "Я знаю автора анонимных писем. Через неделю вы услышите о невероятном мщении. Оно будет полное, оно бросит в грязь этого человека. Подвиги Раевского ничто в сравнении с тем, что я намерен сделать". Добродушный Жуковский в ужасе."Все это очень хорошо, - пишет он Пушкину, - особливо после твоего обещания, что все происшедшее останется тайною. Но скажи мне, какую роль во всем этом я играю теперь и какую должен буду играть после, перед добрыми людьми, как скоро обнаружится, что и моего тут капля меду есть?"И Пушкин как будто стихает. Читая его письма последних месяцев жизни, просто удивляешься его хладнокровию, или вернее, переходам от беспредельного гнева и озлобления к спокойной, деловой жизни.
25 января он пишет Ишимовой о переводах с английского для "Современника", 26 посылает невероятно оскорбительное письмо старику Геккерену и одновременно длинный, вежливый ответ графу Толю с благодарностью за внимание к истории Пугачевского бунта. В этот же день он получает ответ от Геккерена и письмо от секунданта Дантеса д'Аршиака. Все в тот же день, 26 января, он посылает маленькую светскую записочку К.А.Россету: "Partie remise, je vous previendrai" ("Партия отложена, я вас предупреждал"). Затем обедает у барона Сердобина. Вечером заезжает к княгине Вяземской и кончает канун дня дуэли на балу у гр. Разумовской. 27 января, в день дуэли, с раннего утра идут переговоры с секундантом Дантеса д'Аршиаком, но это не мешает Пушкину послать г-же Ишимовой деловое письмо об английских переводах: "Сегодня (!!) я нечаянно открыл вашу историю в рассказах. - говорит в этом письме Пушкин, - и поневоле зачитался. Вот как надобно писать!" В час пополудни он выходит из дома, чтобы поискать секунданта и, встретив у Цепного моста Данзаса, возлагает эти обязанности на него. А в 4 1/2 часа состоялась дуэль. Правда, на обеде Пушкин видел баронессу Е.Н. Вревскую-Вульф (своего старого друга "Зину"). К Вяземской он заехал, чтобы сообщить, что будет драться. У Разумовских он тщетно приглашал в секунданты английского дипломата. Но к чему было в короткое утро, перед дуэлью, писать г-же Ишимовой об английском переводе и читать ее рассказы? Себя ли он успокаивал, или эта "игра" перед столь возможной смертью его забавляла? Есть упоение в бою И бездны мрачной на краю... Чувствовал ли он себя ревнивым африканцем, внуком "арапа" или измученный, усталый ждал последнего отдыха? Много подробностей узнали мы о последних месяцах жизни Пушкина. Многое, вероятно, еще узнаем. Но тайные, психические переживания такой сложной натуры, как Пушкин, может быть, навсегда останутся неисследованными. Это - область догадок, предположений. Д.В. Философов, Русский публицист, худ. и лит. критик, религиозно-общественный и политический деятель. Впервые опубликовано: "Русское слово". 1911. № 119.26 мая. С.2. http://dugward.ru/library/filosofov/filosofov_smert_pushkina.html
2016 год: 179-Я ГОДОВЩИНА СО ДНЯ ГИБЕЛИ ПОЭТА
худ. Евсей Моисеенко
Убит. Убит. Подумать! Пушкин… Не может быть! Все может быть… «Ах, Яковлев, – писал Матюшкин, — Как мог ты это допустить!.. В.Соколов
ПУШКИН. ПОСЛЕДНИЙ АКТ Известный специалист по творчеству Пушкина В.Непомнящий, хранитель музея Пушкина в Михайловском С.Гейченко, писатель А.Битов и др. пушкинисты рассказывают о последних годах жизни великого поэта.
ПИСЬМА КАРАМЗИНЫХ О ПРЕДДУЭЛЬНЫХ МЕСЯЦАХ ЖИЗНИ ПУШКИНА В 1939 г., накануне ВОВ в Нижнем Тагиле были обнаружены письма семейства Карамзиных 1836-1837 гг., в которых авторы описывали события последних преддуэльных месяцев жизни А.С. Пушкина. В силу многих обстоятельств письма пролежали «без вести» до 1950 гг.
В годы войны письма были переведены с французского языка врачом туберкулезной больницы О.А Полторацкой, эвакуированной в наш город из Ленинграда. К 1954 г. они были изучены краеведом Н.С. Боташевым, инженером Новотагильского металлургического завода, который опубликовал в «Тагильском рабочем» 11.04.1954 г.) обстоятельную статью под названием "Ценная находка. Новые материалы об А.С. Пушкине". Как же письма Карамзиных попали в Нижний Тагил?
В то время нижнетагильскими заводами владели братья Павел и Анатолий Демидовы. Анатолий Николаевич большей частью жил в Италии. Купив княжество Сан-Донато, близ Флоренции, он стал называться Демидов, князь Сан-Донато. Павел Николаевич жил в России. В 1836 г. он женился на известной красавице А.К. Шернваль. Брак был непродолжительным - в 1840 г. П.Демидов умер, оставив малолетнего сына. Вместе с сыном Аврора Демидова вступила в права владения нижнетагильскими заводами наравне с А.Демидовым. В 1846 г. она вышла замуж вторично - за А.Н. Карамзина, того самого, которому адресованы обнаруженные в Тагиле письма.
В 1849 и 1853 гг. Карамзин приезжал в Нижний Тагил. В начале Крымской войны он вступил добровольцем в действующую армию и 16 мая 1854 г. был убит в Малой Валахии. Очевидно, в один из приездов А. Н. Карамзина в Нижний Тагил и попали туда эти письма, которые он хранил как реликвию. После его смерти они остались в Тагиле. Где они находились с тех пор, неизвестно. Обнаружились они снова уже в наше время, перед самой войной. В 1950 г. письма были переданы на хранение в Пушкинский Дом Санкт-Петербурга, где и хранятся по сей день. В нашем городе остались 5 томов фотокопий писем и память об этом событии в лит. жизни страны. История «Тагильской находки», как назвал письма И.Андронников, была представлена на выставке «Нижний Тагил и Пушкин» в 1999 г. В музее А.П. Бондина читается лекция об истории находки и судьбах людей, которые имели отношение к этому событию. http://turizmnt.ru/gorod/legenda/1594/
АННА АХМАТОВА о ПУШКИНЕ, ГОНЧАРОВОЙ, ДАНТЕСЕ Интереснейшая аудиозапись 1965 г. А.Ахматова в гостях сплетничает о Н.Н. Пушкиной:«совсем не очень красивая, абсолютно ничтожная, абсолютно скучная, пустая, никакая». «Разговор за чайным столом» состоялся в мае 1965 г. на квартире И.Д. Рожанского и Н.В. Кинд. Кроме хозяев дома за столом находились: А.А. Ахматова, К.П. Богатырев, С.А. Богатырева, Л.Д. Большинцова, Н.Н. Глен, Ю.М. Живова, Е.С. Левитин и С.С. Наровчатов. Запись приводится с момента включения магнитофона. О том, что разговор записывается, знал лишь И.Д. Рожанский (в ходе вечера об этом догадалась Большинцова, которая и выдала затем «тайну» Ахматовой. Анна Андреевна выразила по этому поводу шутливое негодование, но отнюдь не рассердилась). Основной оппонент Анны Андреевны - Е.С. Левитин.
В Москве: В этот день для бесплатного посещения открыты экспозиция и выставки: Гос. музея А.С.Пушкина (с 10.00 до 18.00) Мемориальной квартиры А.С.Пушкина на Арбате (с 10.00 до 18.00) Дома-музея В.Л. Пушкина на Старой Басманной (с 10.00 до 18.00)
10 февраля в рамках Дня Памяти А.С.Пушкина состоится 2 сеанса посещения Открытых хранений ГМП – в 12:00 и 13:30
Собрание П.В. Губара в ГМП Хранилище худ. стекла и керамики
Хранение живописи, оригинальной графики и миниатюры Регистрация желающих посетить ОТКРЫТЫЕ ХРАНЕНИЯ музея (бесплатно) производится на цокольном этаже у фонтана - с 11:00 до 13:30
2-я группа • Мемориальный кабинет А.З. Крейна, создателя и первого директора Гос. музея А.С. Пушкина • Библиотека русской поэзии И.Н. Розанова • Коллекция П.В. Губара
Сеанс 13:30 1-я группа • Коллекция стекла и фарфора • Коллекция редкой книги • Коллекция Ю.Б. Шмарова/ генеалогия
2-я группа • Мемориальный кабинет А.З. Крейна, создателя и первого директора Государственного музея А.С. Пушкина • Библиотека русской поэзии И.Н. Розанова • Коллекция Нади Рушевой (+ док. фильм) Подробная информация: http://www.pushkinmuseum.ru/?q=event/otkrytye-hraneniya-gmp-3
Выставочные залы "Научной библиотеки" ГМП
Приглашаем желающих на бесплатную экскурсию по новой выставке в 12:00 и 13:30 На выставке представлено более 80 рисунков разных лет Николая Кузьмина – графика, портреты, иллюстрации к пушкинским произведениям, экслибрисы, а также книги, иллюстрированные художником и личные вещи из частной коллекции наследников художника и собрания Гос. музея А.С. Пушкина. Читать далее: http://www.pushkinmuseum.ru/?q=exhi....ozhnika
Государственный музей А.С. Пушкина, Усадебный двор 14.45 МИНУТА МОЛЧАНИЯ
14.46 СЛОВО О ПУШКИНЕ • Студия худ. чтения «Слово Пушкина». Худрук – народный артист России Рафаэль Клейнер • Концерт мастеров искусств
В САНКТ-ПЕТЕРБУРГЕ В день Памяти А.С. Пушкина в центре Петербурга прочтут его стихи
В Центральном районе Петербурга 10 февраля почтут память А.С. Пушкина. Мероприятия, посвящённые 179-й годовщине со дня гибели поэта, начнутся в Музее-квартире Пушкина на набережной Мойки, 12. Во дворе музея в 14:30 состоится памятное собрание у памятника, в 14:45 - минута молчания.
Мемориальный Музей-квартира А. С. Пушкина и Литературно-монографическая экспозиция «А. С. Пушкин. Жизнь и творчество» открыты для посетителей с 10:30 до 13:30 и по окончании памятного собрания до 17:00. В этот день по музею-квартире А. С. Пушкина посетители пройдут тем маршрутом, каким шли современники поэта в последние дни января 1837 г. Посещение Музея-квартиры на набережной Мойки, 12 в среду, 10 февраля, будет бесплатным. http://www.metronews.ru/novosti....5XNOQ1M *** В 15:00 будет организована автобусная экскурсия "Пушкин в Петербурге" с посещением места дуэли на Черной речке. Кроме того, у дома 12 по набережной реки Мойки стартует пешеходная экскурсия "Последний путь Пушкина". Желающих проведут по набережной к Церкви Спаса Нерукотворного Образа на Конюшенной пл., где отпевали поэта.
В 16:00 начнется концерт студентов Санкт-Петербургской гос. консерватории имени Римского-Корсакова посвященный памяти А.С. Пушкина. Перед гостями выступят вокальные классы народной артистки России, О.Кондиной и народного артиста России С. Алексашкина. Память поэта почтут в Литературно-мемориальном музее Ф.М. Достоевского (Кузнечный пер., 5/2). Также около дома 13 по Коломяжскому проспекту состоится митинг-реквием на месте дуэли поэта. А в сквер на Пушкинской ул. горожане возложат цветы к памятнику писателя. http://saint-petersburg.ru/m/afisha/rubina/345585/
Петербуржцев и гостей города приобщат к великой поэзии. 10 февраля, у расположенных на Невском проспекте ст. метро будут раздавать листовки со стихами поэта. Всего планируется раздать не менее 1000 флаеров с произведениями Пушкина. Известно, что в этом году на организацию памятных мероприятий будет потрачено 150 тыс. руб. Деньги пойдут не только на печать листовок со стихами Пушкина, но и на организацию выставки детских рисунков в Капелле. В прошлом году на день памяти Пушкина потратили 60 тыс. руб. Тогда на пл. Искусств была установлена сцена, с которой любой желающий мог прочитать стихи поэта. http://piter.my/event/535188/
ПОСЛЕДНИЙ ПУТЬ ПУШКИНА ПО ПСКОВСКОЙ ЗЕМЛЕ (новые материалы) Наши знания даже о важных событиях прошлого нередко переплетаются с преданиями, слухами и легендами. Относится это и к сведениям о пути траурного поезда с телом А.С. Пушкина из Петербурга в Святые Горы.
худ. А.Наумов. «Траурный возок несёт гроб с телом Пушкина в обитель». 1894.
Даже в современных публикациях порой утверждается, что гроб с телом поэта якобы проследовал через «почтовую станцию» Врев. Некоторые авторы раскрашивают эту легенду упоминанием о знакомом поэту священнике Иларионе Раевском («попе Шкоде»), который будто бы встретил здесь процессию и «на руках» (!) нес его 17 верст, чтобы отслужить панихиду в приходской церкви деревни Воронич, а уж потом передал его в Святогорский монастырь. При этом как-то забывается, что местное население в XIX и даже в начале XX в. мало что знало о «михайловском барине», а тем более о погребении поэта, которое, как известно, было тайным. А там, где тайна, - благодатная почва для слухов. Что же на самом деле происходило на Псковской земле в трагические дни февраля 1837 г.? Известно, что сопровождать гроб с телом поэта из Петербурга в Святые Горы Николай I поручил А.И. Тургеневу, близко знавшему Пушкина с детства.
В 1811 г. именно Тургенев посоветовал отдать мальчика учиться в Царскосельский Лицей. И на его же долю выпала печальная миссия сопровождать траурный поезд в далекую псковскую глушь - в Святые Горы. «3-го февраля в полночь мы отправились из Конюшенной церкви Спаса Нерукотворного Образа с телом Пушкина в путь, - писал А.И. Тургенев своей двоюродной сестре, а к 9-ти часам вечера того же дня уже во Пскове». Здесь Тургенев встретился с губернатором А.Н. Пещуровым.
Алексей Никитич ознакомил его с официальным письмом, где объявлялась воля государя императора, «чтобы Вы воспретили всякое особенное изъявление, всякую встречу, одним словом, всякую церемонию, кроме того, обыкновенно исполняется при погребении тела дворянина». Указывалось также, что «отпевание тела уже здесь совершено». С этим предписанием Александр Иванович вновь отправился в ночную дорогу. Траурный поезд благополучно миновал забытые сегодня почтовые станции Глоты, Орлы, и прибыл в Остров, где путников встретили исправник и городничий. Здесь к сопровождающим (жандарму, почтальону и «дядьке» Пушкина Н.Козлову) добавился чиновник. Таким образом, кроме Тургенева, за выполнение царского предписания отвечали 3 официальных лица, что исключало какие-либо отклонения от маршрута.
Выполняя волю императора, следовали быстро и кратчайшим, прямым путем. Поскольку участок Киевского шоссе между Островом и Опочкой был открыт только в 1849 г., старый почтовый тракт проходил по противоположному современной дороге берегу реки Великой. Дорога эта местного значения существует и сегодня. От Острова она идет в направлении старой дороги на Новоржев и вскоре, у д.Городище, поворачивает к югу. Старый тракт приводит из на берег Великой, где русло реки делает крутой поворот к востоку и через 5-6 км. вновь поворачивает на юг. Старая дорога обрывается берегом Великой, где у впадения реки Синяя располагался погост Синское Устье. Деревня Синск и погост существуют и сегодня. Здесь находилась древняя, 16 века, каменная Покровская церковь (перестроена в 1878 г., ныне руинированная).
Далее путник продолжал путь по противоположному берегу, перебравшись к нему на пароме. Старая дорога на Святые Горы шла через деревни Огурцово, Вагали, Дарьино, Васильевское, Забоево. Сегодня прежний путь между Дарьино и Васильевским безлюден, но дорога еще просматривается. Только в середине XIX в. ее заменила более надежное шоссе через Новгородку. (Не придавая этому значения, авторы путеводителей с начала XX в. обычно называют этот новый участок пути в 22 км. «старой пушкинской дорогой»). В начале XIX в. Синск был небольшой станцией на правом берегу Великой. Здесь к услугам проезжающих для смены должно было находиться 6 лошадей. Пушкин не раз останавливался здесь на пути в Псков. «Видел я в Синске некоторые нескромные гекзаметры и сердечно им позавидовал», - обмолвился он в письме к тригорскому приятелю А.Вульфу (7 мая 1826). В декабрьские дни 1825, когда поэт мечтал быть с друзьями на Сенатской пл. и тайно отправился в Петербург, разумеется, он не хотел привлекать к себе внимания на почтовой станции, а потому поехал окольными путями, через Врев, но, как известно, передумал и вернулся.
Согласно последним данным, установленным сотрудником Пушкинского Дома С.В.Березкиной, в начале апреля 1836 г. Пушкин и сопровождавший его тригорский приятель А.Вульф, везли через Синск в Святогорский монастырь гроб с телом Н.О. Пушкиной, матери поэта. Однако, вероятно из-за ледохода или весеннего разлива реки переправляться на другой берег было опасно, тем более, что далее дорога шла по низкому, а весной особенно топкому берегу Великой. Поэтому продолжить путь пришлось не по тракту и не на почтовых, а на «своих» лошадях. За ними послали слугу к Вревским, в усадьбу Голубово (вблизи старинной крепости и села Врев), находящуюся от Синска примерно 15 верстах к востоку. Дорога между Синском и Вревом как полевая показана и на современной карте. По описаниям дорог тех лет, почтовой станции во Вреве не существовало, но здесь жили близкие друзья Пушкина и его родителей - Евпраксия Николаевна (упомянутая в «Евгении Онегине» «Зизи, кристалл души моей») и ее муж Борис Александрович. Гроб с телом Надежды Осиповны повезли через Голубово и далее по прямой дороге (часть её используется и сегодня) в Святые Горы.
«В ту зиму морозы стояли страшные», - вспоминала одна из тригорских знакомых поэта М.И. Осипова. Передвижение Тургенева в феврале 1837 г. оказалось настолько срочным и быстрым, что после Синска одна из лошадей была загнана и пала. Зимний путь («зимник»), удобный и быстрый, прокладывался по замерзшей реке. По нему и следовала печальная процессия в Святые Горы. Последней деревни на этом пути - Забоево - сегодня не существует. Однако на довоенной карте показана ведущая от нее к Вороничу и проходящая вблизи Тригорского дорога. Нужна она была потому, что при Забоеве находилась водяная мельница. Кроме того, весь правый берег Великой на интересующем нас участке представляет собой довольно высокий обрыв. Вблизи Забоева берега относительно пологие, возможно, искусственно срытые для переправы летом по мелководью. Поднявшись здесь на правый берег, путники через 2 версты рассмотрели впереди колокольню Георгиевской церкви на городище Воронич, возможно, приняв ее за монастырь. Тургенев подъехал к ближайшему дому, чтобы навести справки. Дальнейшее мы знаем из рассказа дочери хозяйки Тригорского Е.И. Осиповой: «Вдруг видим в окно: едет к нам возок с какими-то двумя людьми, а за ними длинные сани с ящиком. Мы разбудили мать, вышли навстречу гостям, видим, наш старый знакомый А.И. Тургенев. По-французски рассказал Тургенев матушке, что приехали они с телом Пушкина, но, не зная хорошенько дороги в монастырь и перезябши, вместе с везшим гроб ямщиком, приехали сюда. Какой ведь случай! Точно Александр Сергеевич не мог лечь в могилу без того, чтобы не проститься с Тригорским и с нами. Матушка оставила гостей ночевать, а тело распорядилась везти теперь же в Святые Горы».
худ. А.Саврасов. «Могила А.С.Пушкина в Святогорском монастыре». 1873.
Здесь Пушкин погребен; он с музой молодою, С любовью, леностью провел веселый век, Не делал доброго, однако ж был душою, Ей-богу, добрый человек. А.С. Пушкин. 1815.
Спору нет, легенды украшают жизнь. Но все-таки необходимо соблюдать границу между легендой и реальными событиями. Особенно когда дело касается заветных страниц нашей истории, связанных со священным для сердца каждого русского человека именем Пушкина. Иосиф Будылин Ппсковский альманах http://pskovpisatel.ru/wp-cont....%A3.pdf
Некролог В.Ф. Одоевского в газете „Литературные прибавления" к „Русскому инвалиду" от 30 января [11 февраля] 1837 г.
ЛИЧНЫЕ И ПАМЯТНЫЕ ВЕЩИ А.С. ПУШКИНА Во Всесоюзном музее А. С. Пушкина находится и экспонируется подавляющее большинство сохранившихся до нашего времени личных и памятных вещей поэта. Некоторые из своих вещей Пушкин подарил друзьям, другие после его смерти остались в распоряжении семьи. Вещи поэта помогают понять отдельные моменты его биографии, глубже изучить его жизнь, коснуться тайн его творчества. Эмоциональное воздействие этих вещей на многочисленных посетителей пушкинских музеев и выставок чрезвычайно велико.
Личные и памятные вещи великого русского поэта из собрания Всесоюзного музея А.С. Пушкина представлены в Гос. музее Пушкина в Москве, в Пушкинском заповеднике в селе Михайловском Псковской обл., в с. Болдине Горьковской обл. и в др. пушкинских музеях страны. В последней квартире Пушкина на Мойке, 12, сейчас представлена большая часть сохранившихся вещей поэта. Особенное впечатление оставляет письменный стол, на котором рядом с томами журнала «Современник» и копиями рукописей стоит бронзовая чернильница с фигурой арапчонка, лежат гусиное перо поэта, нож для разрезания бумаги, колокольчик для вызова слуг, визитная карточка. Здесь же в кабинете масляная лампа, на стене и на книжных полках висят портреты А.Дельвига, Е.Баратынского, В.Жуковского. Внимание привлекает сабля в серебряных позолоченных ножнах, напоминавшая Александру Сергеевичу о путешествии на Кавказ в 1829 г.. Неподалеку от стола стоят старинное «вольтеровское» кресло и низкая рабочая конторка, а возле полок с книгами - палка и трости Пушкина.
Семья поэта после его смерти очень недолго жила в квартире на Мойке, уже 16 февраля 1837 г. Наталья Николаевна с детьми уехала в Полотняный Завод. Для устройства дел семьи 11 февраля 1837 г. было учреждено опекунство над малолетними детьми и имуществом поэта. Возглавил опеку родственник Пушкиных граф Г.Строганов, членами были друг поэта композитор М.Ю. Виельгорский, друг и учитель Пушкина поэт В.Жуковский, писатель и издатель Н.И. Тарасенко-Отрешков. Среди других обязанностей они взяли на себя и заботу о сохранении библиотеки и вещей поэта. Все имущество было описано в присутствии 2-х свидетелей - П. А. Вяземского и коллежского асессора П.И. Отрешкова. В одном из первых протоколов заседания опеки (от 25 февраля 1837 г.) отмечалось, что «все движимое имущество, найденное в квартире покойного Пушкина, состоя из домашних весьма малоценных и повседневно в хозяйстве употребляемых вещей и платья, предоставлено употреблению первые его семейству, вторые розданы вдовою служителям». Н.Н. Пушкина, по всей вероятности, еще до своего отъезда из Петербурга раздала на память многие вещи своего мужа его друзьям по их просьбе.
Оставшуюся в квартире мебель, предметы убранства, книги (они были разобраны и описаны в кабинете Пушкина) по распоряжению опеки упаковали и положили на хранение в кладовую купца Подломаева в Гостином дворе. После того как в феврале 1841 г. было выкуплено у сонаследников имение Пушкиных Михайловское, «естественной опекунше» детей, вдове поэта, было предложено взять некоторые предметы имущества, находившиеся на сохранении у опеки, «избавив тем сие от излишних расходов по сбережению их». Тогда же сданы были Наталье Николаевне «под расписку» книги из библиотеки Пушкина в 24-х запечатанных ящиках. Отправкой вещей из квартиры поэта в Михайловское руководил И.Бочаров (доверенное лицо Н.Н. Пушкиной).
Собирание пушкинских реликвий началось более 100 лет назад, когда в библиотеку Александровского лицея в Петербурге стали поступать первые приношения. Лицеисты свято хранили память о выпускнике первого курса А.Пушкине. В лицейскую библиотеку в юбилейном 1879 г., к 19 октября (дню открытия Лицея), от потомков, лицеистов 1-го выпуска, современников и родных Пушкина поступило много книг, картин, портретов, личных и памятных вещей Пушкина. В 1917 г. собрание пушкинских материалов Александровского лицея было передано Пушкинскому дому. В 1920-х и особенно в 1930-х годах, накануне 100-летия со дня гибели поэта, туда же от частных лиц, библиотек и различных организаций стали поступать пушкинские мемории, рукописи, предметы изобразительного искусства. Некоторые личные и памятные вещи Пушкина передавались непосредственно на Всесоюзную пушкинскую выставку 1937 г. в Москве. В 1938 г. материалы выставки были закреплены за организованным на ее базе Гос. музеем Пушкина, слившимся впоследствии с Всесоюзным музеем А.С. Пушкина в Ленинграде, В дни празднования 150-летия со дня рождения поэта продолжалось поступление вещей, принадлежавших Пушкину и его семье. В 1953 г. Пушкинский дом передал Всесоюзному музею все имевшиеся в его собрании личные и памятные вещи поэта.
Больше всего личных вещей Пушкина и его семьи, а также памятных вещей поэта представлено в экспозиции музея «Последняя квартира Пушкина», входящего в состав Всесоюзного музея А.С. Пушкина. Личные вещи поэта находятся также среди реликвий лит. экспозиции музея и в мемориальном музее-даче, принадлежавшей некогда вдове камердинера Китаева, где Пушкин прожил лето 1831 г. вместе со своей женой (Царское Село). Некоторые особенно ценные вещи Пушкина хранятся в запасниках музея. Работа по собиранию вещей поэта продолжается и в настоящее время. До сих пор не обнаружено местонахождение некоторых реликвий, хорошо известных по печатным и архивным источникам, а также по воспроизведениям в различных изданиях.
Так, бесследно пропал перстень-талисман Пушкина с восточной надписью на темно-красном камне, исчез сюртук поэта, бывший на нем в день дуэли, потерялся клетчатый халат (архалук). Неизвестно местонахождение дуэльных пистолетов Пушкина, исчезли серебряные туалетные принадлежности поэта (мелкие вещи, по воспоминаниям камердинера Пушкина, находившиеся в кабинете, были сложены в большую шкатулку, переданную затем Наталье Николаевне). Эти предметы находились в начале XX в. у старшего сына Пушкина - Александра Александровича. Он владел и прижизненным портретом своего отца работы в настоящее время этот портрет представлен в экспозиции Третьяковской галереи). Портрет этот, заказанный близким другом поэта А.Дельвигом (1828 г.), был куплен Пушкиным через П.А. Плетнева у Софьи Михайловны Дельвиг и с тех пор всегда висел в квартире, где жил поэт.
Портрет Пушкина работы Кипренского и портрет Натальи Николаевны работы А.Брюллова (1832 г.), стоявший, по всей вероятности, в кабинете ее мужа, с полным основанием могут считаться личными вещами поэта.
Предметом особого рассмотрения, не входящим в задачи данной книги, является личная библиотека поэта, хранящаяся ныне в Институте русской литературы АН СССР.
Письменный стол Пушкина, на котором при его жизни, как и теперь, лежали беловые и черновые рукописи, книги, тома журнала «Современник», издававшегося Пушкиным с 1836 г., останавливал на себе внимание многих посетителей поэта. Поэт Облачкин, побывавший у Александра Сергеевича незадолго до его смерти, писал о кабинете: «Посреди стоял огромный стол простого дерева, оставлявший с двух сторон место для прохода, заваленный бумагами, письменными принадлежностями и книгами, а сам поэт сидел в уголку в покойном кресле».
Стол, за которым поэт редактировал журнал «Современник», заканчивал «Капитанскую дочку», работал над документами по истории Петра I, писал письма и стихи, очень прост. Он фанерован светлым красным деревом, верхняя доска крыта темной кожей; спереди и сзади на половину ширины стола имеются выдвижные доски, которые позволяют сильно увеличивать его размеры (вероятно, именно поэтому он показался Облачкину «огромным»); с боковых сторон стола выдвижные ящики. На прикрепленной к столу медной дощечке выгравировано: «Письменный стол А.С. Пушкина. 1837». По преданию, он после смерти поэта был подарен Натальей Николаевной П.Вяземскому и вместе с др. личными вещами Пушкина многие годы хранился в подмосковном имении Вяземских и Шереметевых - Остафьеве. Здесь его видел писатель И.Белоусов, побывавший в Остафьеве незадолго до революции; он посетил комнату «Карамзинскую», в которой последний владелец Остафьева С.Д. Шереметев, глубоко чтя память живших в этом имении русских поэтов и писателей, продолжал бережно хранить некогда принадлежавшие им вещи.
«По каменной лестнице, - пишет Белоусов, - мы поднялись во 2-й этаж, прошли темный коридор, свернули направо и очутились в светлой просторной комнате. С каким волнением я входил туда… у окна, выходящего в сад, стоит простой стол с врезанной в нем медной дощечкой с надписью. Это был стол Пушкина». Из Остафьева стол вместе с другими личными вещами поэта был передан Гос. библиотеке СССР им. Ленина в Москве, а в 1936 г. он поступил в Пушкинский дом. Далее читать по ссылке: http://bookitut.ru/Portret....chonkom
Стихотворение А.С. Пушкина «Не спрашивай, зачем унылой думой…» написано почти 200 лет назад. История популярного романса, в который оно превратилось еще при жизни поэта, включает несколько композиторских имен. Обладателем самого известного из них был И.Шварц - автор музыки ко многим театральным спектаклям и кинофильмам. Романс «Не спрашивай...» на его музыку прозвучал в экранизации повести «Станционный смотритель». Исполнил его малоизвестный артист В.Ермаков, и и, кажется, после него никто из романсовых исполнителей не брался за это произведение. (вот уж неправда... ОЛЕГ ПОГУДИН, например, в чьем исполнении этим романсом можно заслушаться - В.)
Возможно, виной тому была более ранняя муз. версия пушкинского стихотворения русско-цыганским исполнителям: М.Черкасовой, С.Иртлач, В.Баглаенко и Н.Морозову. Композитора, давшего этим артистам возможность столь ярко блеснуть своими талантами, звали А.И. Шусер. Родился он в 1896 г. в Елисаветграде в многодетной еврейской семье, кроме него насчитывавшей 5 мальчиков и 3-х девочек. Родители держали одну из самых известных городских кондитерских. Но не меньшую известность получил их сын Саша, который в 6-летнем возрасте дал в Елисаветграде свой первый сольный концерт на фортепиано. Не удивительно, что любовь к музыке далеко повлекла талантливого мальчика.
Революция застала его студентом Петроградской консерватории. Впоследствии, переехав в Москву, Шусер завершил свое муз. образование в Московской консерватории. В 1920-е годы работал аккомпаниатором у гастролировавшей в СССР в течение нескольких лет знаменитой американской танцовщицы А.Дункан. Писал фортепьянные этюды, получившие высокую оценку профессора К.Н. Игумнова и выдержавшие несколько изданий. Это было время, когда в Москве с небывалым успехом выступало несколько цыганских хоров: С.Ф. Сергеевой, А.А. Ланской, Д.Д. Ермакова, Д.И. Баторина, А.П. Васильева и самый знаменитый — Е.А. Полякова в составе 18 человек. Цыганское пение вновь переживало пик популярности. В столичной артистической среде царила атмосфера безудержной влюбленности во все цыганское. Романсовые композиторы и исполнители их произведений будто соревновались между собой в освоении цыганской темы. А.Шусер не избежал этого увлечения. Человек большой муз. культуры, он тонко чувствовал специфику цыганского танцевального и песенного искусства. Его чудные песни с танцевальными композициями позже с огромным успехом исполняла звезда «Ромэна» танцовщица и певица Ляля Черная.
В начале 30-х, когда полным ходом шло становление этого театра, Шусер познакомился с близкой подругой Ляли - молодой исполнительницей городских и цыганских романсов М.Черкасовой.
Через несколько лет они поженились. Именно М.Черкасовой были посвящены и ею же впервые исполнены и записаны на пластинки 2 романсовых шедевра А. Шусера на стихи А.С. Пушкина – «Зимняя дорога» и «Не спрашивай…»
Марина Ивановна, женщина дворянского происхождения, стала блестящей цыганской певицей - солисткой самого прославленного цыганского хора п/у Е.Полякова. «Хор охотно принимали в разных городах страны, - вспоминал актер «Ромэна» И.Ром-Лебедев. - Марина Черкасова, русская женщина, сроднилась с хоровыми цыганами. Влюбленная в старинные романсы, она пела их просто, благородно, с большим настроением. Впервые она спела «Ночь светла» в зале Ленинградской филармонии. Как всегда, стараясь найти для Марины что-то новое, мы, гитаристы, вспомнили этот вальс, когда-то петый в старых цыганских хорах. Когда во 2-м отделении ведущий объявил ее, Марина, преодолевая страх, запела:
Ночь светла, над рекой Тихо светит луна, И блестит серебром Голубая волна…
Успех был потрясающий! 3 раза бисировали. С этой минуты Марина стала знаменитой. О ней говорили, ее записывали на пластинки…»
Первая пластинка с записью пения Черкасовой («Ночь светла») вышла лишь в 1937 г., когда идеологический пресс на любимый народом жанр несколько ослаб. То немногое, что удалось ей увековечить на грампластинках (5 романсов) и в студийных записях («Величальная» из постановки «Живого трупа» Л.Н. Толстого), являет собой редчайшие жемчужины настоящего цыганского пения. Кроме романсов ее мужа и вальса «Ночь светла» Черкасова записала в 1938 г. «Я вас любил» и «Слушайте, если хотите», оба - в обработке М.Шишкина, известного петербургского дирижера и гитариста-виртуоза. Из его оригинальных сочинений наибольшей известностью пользовался романс «Я пережил свои желанья».
М.А. Шишкин с женой
Прошли годы. Как-то по окончании концерта в Москве к Марине Ивановне подошел молодой человек, поцеловал ей руку и сказал: «Как вы замечательно поете! Какой успех!». Поблагодарив, артистка ответила: «У вас все впереди. Вас тоже ждет очень большой успех!» И как в воду глядела: молодой человек звался А.Райкиным и делал тогда свои первые шаги на сцене. М.Черкасова умерла 4 ноября 1972 г. от инфаркта, не успев сыграть уже полностью подготовленную роль Арины Родионовны в пьесе А.Гессена и И Ром-Лебедева «Здравствуй, Пушкин». Шусер на 7 лет пережил первую исполнительницу своих романсов и скончался в Москве в 1979 г.
Другая яркая исполнительница его романса на стихи А.С. Пушкина «Не спрашивай…» Стронгилла Шеббетаевна Иртлач (1902–1983), по национальности турчанка, также была выдающимся интерпретатором русско-цыганского репертуара.
Она блистала в Ленинграде. Ее версия «Не спрашивай…» хотя и напоминает трактовку Черкасовой, но отличается большей приближенностью к старинной цыганской исполнительской манере.
Цыганский певец ХХ в. В.Баглаенко (1934–1991), в отличие от Черкасовой и Иртлач, происходил из семьи самых настоящих кочевых цыган. Романс «Не спрашивай…» украсил его гигант, вышедший на фирме «Мелодия» в 1978 г. Записанная для той же «Мелодии» в годы перестройки программа выдающегося русско-цыганского где он впервые выступил в качестве певца, исполнявшего русские и цыганские романсы под собственный аккомпанемент семиструнной гитары, также включала романс «Не спрашивай…». К сожалению, по не зависящим от артиста причинам пластинка-гигант, полностью подготовленная к выходу, так и не увидела свет.
Много лет спустя, уже после кончины Николая Николаевича, мне посчастливилось услышать и с позволения его наследников переписать для личного пользования эту программу. Пение Н.Морозова особенно пришлось бы по душе тем, кто помнил романсовое возрождение 50-х годов, начатое ленинградским актером театра и кино А.Борисовым, - обоих объединяла необыкновенно теплая элегическая манера исполнения. Хотелось бы, чтобы всякий раз, слушая «Зимнюю дорогу» или «Не спрашивай…» мы с благодарностью вспоминали, не давая уйти в забвение, имена названных мною замечательных артистов и, конечно же, создателя этих маленьких шедевров - композитора А.И. Шусера. Николай Овсянников 21.06. 2013. журнал "Алеф" http://www.alefmagazine.com/pub3340.html
Я к вам лечу воспоминаньем Трилогия по рисункам и рукописям Пушкина. Союзмультфильм, 1977 г. Режиссёр: Андрей Хржановский
И с вами снова я
Осень
ИЗ ЛЕНИНГРАДСКОЙ ПУШКИНИАНЫ
Автопортрет. 1821.
Жизнь А.С. Пушкина во всем ее богатстве и многообразии всегда привлекала и будет привлекать к себе внимание миллионов почитателей гениального поэта. Семья Пушкина - его отец и мать, сестра и брат, жена и дети, близкие ему люди, составляют как бы частицу его самого, многое в их судьбах обусловлено его судьбой. Портреты родных поэта, его вещи, вещи его близких - документы эпохи, документы семейной биографии Пушкиных. Графические и живописные изображения членов семьи поэта помогают изучающим жизнь и творчество Пушкина глубже понять их, проникнуть в атмосферу его повседневной жизни. Портретное творчество самого Пушкина - рисунки на полях рукописей и на листах черновых тетрадей дополняет наши представления о его близких и помогает раскрыть иногда сложные и противоречивые отношения поэта с родными. Портреты детей Пушкина, в том числе фотографические, удивляют фамильным сходством. Изображения, созданные профессиональными и непрофессиональными художниками, являются одновременно и ценным источником для изучения искусства портрета XIX в.
С семьей поэта тесно связана судьба сохранившихся доныне личных и памятных вещей поэта. Многие предметы, окружавшие Александра Сергеевича при жизни, остались у его родных и близких. От них его вещи и предметы, связанные с памятью о нем, переходили к друзьям, знакомым и родственникам. Н.Н. Пушкина, с согласия которой некоторые вещи ее мужа передавались современникам, заботилась о судьбе их, понимая их ценность. Портреты Сергея Львовича и Надежды Осиповны Пушкиных, О.С. Пушкиной-Павлищевой и Л.С. Пушкина, Н.Н. Пушкиной-Ланской, М.А. Пушкиной-Гартунг, Александра Александровича и Григория Александровича Пушкиных, Н.А. Пушкиной-Дубельт-Меренберг, а также личные и памятные вещи Пушкина входят в число культурных сокровищ нашей страны и являются ценнейшим фондом в собрании Всесоюзного музея А. С. Пушкина в Ленинграде. Изображений родителей Пушкина сохранилось сравнительно немного. В пору их молодости и зрелости уже выходили из моды тяжелые живописные портреты, уступая место альбомному рисунку и камерному акварельному портрету. Миниатюрная живопись продолжала занимать особое место в этом виде искусства.
СЕРГЕЙ ЛЬВОВИЧ ПУШКИН (23.05. 1770 - 29.06. 1848)
Родился в Москве, в семье полковника артиллерии Л.А. Пушкина и О.В. Чичериной (второй жены полковника); он имел 2-х родных сестер: Анну, умершую в девичестве, Елизавету, вышедшую замуж за камергера М.М. Сонцова, и брата Василия - поэта и острослова, с которым был особенно близок. От первого брака отца у него было еще 3 брата. Далее читать по ссылке: http://bookitut.ru/Portret....Pushkin
НАДЕЖДА ОСИПОВНА ПУШКИНА (21.06. 1775 - 17.03. 1836)
Мать поэта. Детство и юность провела частью в Петербурге, частью в Суйде (близ Гатчины), в доме своего деда, А.П. Ганнибала. Ее отец, Осип Абрамович, капитан морской артиллерии, человек пылкий и легкомысленный, женился при живой жене на другой женщине. Его второй брак был расторгнут, и супруги не стали жить вместе. М.А. Ганнибал посвятила себя воспитанию дочери Надежды. Далее читать по ссылке: http://bookitut.ru/Portret....ushkina
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА ПУШКИНА-ПАВЛИЩЕВА (20.11. 1797 - 02.05. 1868)
Со своей умной и рассудительной сестрой Ольгой Пушкин был особенно дружен в детстве и ранней юности. Ее воспоминания о брате относятся к поре их детства и содержат ценные сведения о жизни Пушкина в это время. В 1819 г. в незаконченном стихотворении поэт обращается к сестре:
Позволь душе моей открыться пред тобою. И в дружбе сладостной отраду почерпнуть. Скучая жизнию, томимый суетою, Я жажду близ тебя, друг нежный, отдохнуть… Ты помнишь, милая, - зарею наших лет, Младенцы, мы любить умели… Как быстро, быстро улетели… Далее читать по ссылке: http://bookitut.ru/Portret....ishheva
Любимым сыном в семье Пушкиных был самый младший из детей - Лев Сергеевич. Он тоже писал стихи (по мнению друзей, очень неплохие), но не считал серьезными свои поэтические занятия. Сам Пушкин и его друзья не раз говорили об уме, талантах и прекрасной душе Льва Пушкина. П.А. Вяземский считал, что его лит. вкус был верен и строг. По словам декабриста Н.И. Лорера, Лев Сергеевич - приятнейший собеседник «с отличным сердцем и высокого благородства. В душе поэт, а в жизни циник страшный. Много написал он хороших стихотворений, но из скромности ничего не печатал, не дерзая стоять на лестнице поэтов ниже своего брата».
Эту же мысль высказывает и двоюродный брат А.А. Дельвига - А.Дельвиг: Лев Сергеевич «был очень остроумен, писал хорошие стихи, и, не будь он братом такой знаменитости, конечно, его стихи обратили бы в то время на себя общее внимание». Все же одно стихотворение под названием «Петр Великий» Лев Сергеевич опубликовал в июльском номере «Отечественных записок» за 1842 г. Эти стихи своей восторженностью, энергичностью и гражданской направленностью очень нравились В.Белинскому. Далее по ссылке: http://bookitut.ru/Portret....Pushkin
Жену свою Пушкин любил беззаветно, восхищался ее красотой, находил в ней множество прекрасных качеств. «Гляделась ли ты в зеркало, - писал ей поэт через два с половиной года после свадьбы, - и уверилась ли ты, что с твоим лицом ничего сравнить нельзя на свете, а душу твою люблю я еще более твоего лица». «Я должен был на тебе жениться, потому что всю жизнь был бы без тебя несчастлив», - писал он жене в другом письме. Поэт был уверен, что Наталья Николаевна исполнит «долг доброй матери», как исполняет она «долг честной и доброй жены». Далее по ссылке: http://bookitut.ru/Portret....ushkina
МАРИЯ АЛЕКСАНДРОВНА ПУШКИНА-ГАРТУНГ (31.05. 1832 - 07.03. 1919)
Старшая дочь Пушкина была названа Марией в честь своей прабабки - М.А. Ганнибал. Через 2 недели после рождения дочери поэт шутливо писал княгине В.Ф. Вяземской: «Представьте себе, что жена моя имела неловкость разрешиться маленькой литографией с моей особы. Я в отчаяньи, несмотря на все мое самомнение». В раннем детстве Маша доставляла много хлопот родителям. Отправив на лето в 1834 г. жену с 2-летней дочерью и годовалым сыном в Москву (а затем в калужское имение), к матери Натальи Николаевны и ее сестрам, поэт не переставал беспокоиться о семье. «Что Машка? - пишет он в Москву, в дом Гончаровых, - чай, куда рада, что может вволю воевать». В одном из последующих писем он просит теток «Машку не баловать, т. е. не слушаться ее слез и крику, а то мне не будет от нее покоя…», «Целую Машку и заочно смеюсь ее затеям», - пишет он тогда же в другом письме. О.С. Павлищева считала своего брата «нежным отцом» и, конечно, не ошибалась в своем мнении. Далее по ссылке: http://bookitut.ru/Portret....Gartung
АЛЕКСАНДР АЛЕКСАНДРОВИЧ ПУШКИН (18.07. 1833 - 01.08. 1914)
Особенно любим был в семье старший сын - Александр. Судьба «рыжегоСашки» беспокоила поэта, - вспоминая о 3-х царях, в царствование которых он жил, о своих трудных с ними отношениях, он писал жене в апреле 1834 г.: «Посмотрим, как-то наш Сашка будет ладить с порфирородным своим тезкой; с моим тезкой я не ладил. Не дай бог ему идти по моим следам, писать стихи да ссориться с царями! В стихах он отца не перещеголяет, а плетью обуха не перешибет…» Письма родителей Пушкина к Ольге Сергеевне, относящиеся к середине 1830-х годов, пестрят похвалами «детям Александра», красоте мальчика и упоминаниями о том, что «Сашка большой любимец папы». Александр Пушкин, как и его родные сестры и брат, сначала воспитывался дома под наблюдением гувернеров - в дом приглашались хорошие учителя, дававшие первые основы знаний детям (Наталья Николаевна после смерти Пушкина постоянно жаловалась на нехватку средств в связи с необходимостью платить за обучение детей). Далее читать по ссылке: http://bookitut.ru/Portret....b]
Возвратившись 15 мая 1835 г. в Петербург из Михайловского, Пушкин узнает буквально с порога о том, что у него накануне родился сын. «Имею счастье поздравить Вас со внуком Григорьем, - писал поэт через день своей теше, Н.И. Гончаровой. - …Наталья Николаевна родила его благополучно, но мучилась долее обыкновенного и теперь не совсем в хорошем положении, хотя, слава богу, опасности нет никакой…». Наталья Ивановна не замедлила прислать новорожденному подарок, за что Пушкин ее сердечно благодарил, сообщая одновременно, что все они живут на даче на Черной речке. «А отселе думаем ехать в деревню, и даже на несколько лет: того требуют обстоятельства», - добавлял он. Далее по ссылке: http://bookitut.ru/Portret....Pushkin
Необычной была судьба младшей дочери Пушкина. Наталья Александровна не помнила своего отца: она была восьмимесячным ребенком, когда он умер. Наташа в большей степени, чем другие дети, унаследовала характер отца и внешне разительно походила на него, хотя была похожа и на Наталью Николаевну. Она родилась в Петербурге, на даче на Каменном острове, где жила семья Пушкина в то лето…«Наталья Николаевна благополучно родила дочь Наталью за несколько часов до моего приезда, - писал Пушкин П.Нащокину 27 мая, - …на другой день я ее поздравил и отдал вместо червонца твое ожерелье, от которого она в восхищении. Дай бог не сглазить, все идет хорошо…» Далее по ссылке: http://bookitut.ru/Portret....ushkina
Дочь великого русского поэта не стала принцессой, но прожила жизнь, которой хватило бы на сюжет романа. После ее смерти не осталось ни креста, ни плиты. Будто и не было ни слез, ни жизни, ни любви... "Бесенок Таша" - так называли в семье младшую дочь - Наталью Александровну. Когда случилась трагедия на Черной речке, ей было всего 8 месяцев. После несчастья мать сразу же увезла детей из Петербурга в свое родовое имение в Калужской губернии. Там и росла Наташа, окруженная любовью и заботой родных. Из 4-х детей она была самой непоседливой и озорной. Впрочем, девочка отличалась хорошими манерами, прекрасным знанием русского и французского и уже в 13 лет поражала окружающих красотой, которую запечатлел известный русский художник И.Макаров.
Когда ее мать решилась вновь выйти замуж, Таше было уже 8 лет. Избранником Гончаровой стал командир лейб-гвардии Конного полка генерал-адъютант П.П. Ланской.
В день бракосочетания произошел курьез. Юный граф Николай Орлов из желания увидеть свадебное торжество своего командира забрался на колокольню церкви, в которой проходило венчание. Но, хотя и пробрался он туда тихо, обнаружил себя очень громко: задел большой колокол. Раздался удар, и Орлов от испуга и растерянности не знал, как остановить звон. Когда дело объяснилось, он, страшно сконфуженный, извинился перед новобрачными.
худ. В.И. Гау. Граф Н.А. Орлов, 1846.
Время шло, Таша росла. Николай все больше времени проводил в семье Ланских, особенно летом на даче в Стрельне. Постепенно дружеские чувства сменились обоюдной пылкой влюбленностью. Когда Таше исполнилось 16, а Николаю 24, влюбленный без памяти юноша сделал попытку посвататься. Но отец Николая, глава Третьего отделения граф А.Ф. Орлов (преемник Бенкендорфа), был категорически против этого брака. «Правда состояла в том, что лучезарная красавица Натали была для него всего лишь «дочерью какого-то сочинителя, убитого на дуэли», - писала А.Ланская-Арапова, сестра Натальи Александровны. Пользуясь своим положением, вельможа-отец под благовидным предлогом отослал сына из России. Наташа скрывала от посторонних глаз печаль. Младшая дочь поэта была горда и своенравна, характером вся в отца. Ошеломительно скоро после растоптанного жара первой любви она выбрала себе в кавалеры игрока и повесу М.Дубельта.
Это был сын начальника штаба корпуса жандармов генерала Дубельта, подчиненного... отца Н.Орлова. Удивительное сходство с молодым Пушкиным и одновременно светящуюся красоту, доставшуюся от матери, подмечали в Наташе многие ее современники.
«Красота ее меня поразила. В жизнь мою не видел я женщины более красивой. Высокого роста, чрезвычайно стройная, с великолепными плечами и замечательною белизною лица, она сияла каким-то ослепительным блеском. Несмотря на мало правильные черты лица, напоминавшего африканский тип лица ее отца, она могла называться совершенной красавицей, и, если прибавить к этому ум и любезность, то можно легко представить, как она была окружена на балах и как за ней увивалась вся щегольская молодежь, а старички не спускали с нее глаз», - писал сын известного романиста М.Загоскина.
Подполковник Дубельт был в этой «свите» и мгновенно потерял голову. С отчаянья, в отместку Орловым, без особой любви, а, впрочем, кто теперь знает? - Наташа приняла предложение руки и сердца М.Л. Дубельта. По свидетельству современников, Дубельт-мл. славился невоздержанным нравом и пристрастием к картежной игре. Но ни мать, ни горячо любивший Ташу отчим не смогли отговорить ее от этого союза. Они оттягивали согласие на брак почти год. С присущей ей резкостью и напором Натали-мл укоряла мать, что та нарочно противится ее счастью... И тем сломила сопротивление родных. 6 января 1853 г., накануне свадьбы, Наталья Николаевна обреченно написала графу Вяземскому:«Быстро перешла бесенок Таша из детства в зрелый возраст, но делать нечего - судьбу не обойдешь. Вот уже год борюсь с ней, наконец покорилась воле Божьей и нетерпению Дубельта». Между помолвленными не раз возникали недоразумения, заканчивавшиеся ссорами и размолвками. Но Дубельт, человек выдающегося ума и обладавший к тому же даром красноречия, клялся Таше в безумной любви. А зрелость возраста жениха (он на 13 лет был старше невесты) внушала надежду, что Михаил станет для нее опытным наставником. Увы, чаяния эти не оправдались, хотя внешне все складывалось блестяще. В феврале 1853 г. состоялась свадьба.
Как при жизни опальному поэту общение с шефом корпуса жандармов Л.Дубельтом приносило огорчения и неприятности, так и его дочери построить семейное счастье с сыном Дубельта не удалось. Михаил, заядлый картежник и мот, быстро проиграл в карты все приданое жены - 28 тыс. руб., с Наталией был груб, бешено ревновал, скандалил и бил ее. И все чаще Ее Превосходительство госпожа Дубельт выходила из дома в темной густой вуали и закрытом платье с длинными рукавами. Даже летом. Под покровами она скрывала синяки. На ее теле на всю жизнь остались следы шпор. В пьяной, бешеной ярости Дубельт тогда топтал жену ногами и кричал:«Вот для меня цена твоей красоты!».
Наталья родила троих детей, содержала один из лучших домов в столице и блистала на балах и раутах. Но слухи о семейных бесчинствах генерала Дубельта дошли до ушей императора Александра II, и 16 июля 1862 г. Михаил Леонтьевич был внезапно отчислен из полка, отстранен от должности и отправлен в бессрочный отпуск. В том же году, после 9 лет совместной жизни, Наталья Александровна с двумя старшими детьми приехала к тетушке, родной сестре своей матери. Та жила с мужем, австрийским бароном Фризенгофом, в словацком селении Бродзяны. В это время у Фризенгофов гостила и ее мать, Наталья Николаевна. Туда же не замедлил явиться и Дубельт. Он заявил, что затевает бракоразводный процесс. Нынешнее положение Натали было безвыходным, будущность казалась беспросветной. Оставив детей на попечение матери и родственников, Наталья Александровна скрылась от Дубельта, уехав из Словакии. Молодая женщина производила настоящий фурор в любой стране, где бы ни появлялась, но молчало ее сердце. Несколько лет прошли в бесконечных скитаниях: Швейцария, Италия, Австрия, Франция. Не было постоянного пристанища, дома, положение Натальи Александровны было на тот момент неопределенным и безрадостным. Наконец она осела в Германии.
Когда это случилось, и как они встретились впервые? 10 лет назад принц Николай Вильгельм Нассауский, приехав в Россию на коронацию Александра II как представитель прусского королевского двора, увидел на балу 20-летнюю дочь Пушкина. Они не могли тогда оторвать друг от друга глаз и протанцевали всю ночь напролет. И присутствие Дубельта, законного супруга, не остановило их. Даже разразившийся потом скандал не заставил Наталью пожалеть о головокружительном вальсе.
И вот спустя годы они встретились вновь. Н.Вильгельм попросил руки Натальи Александровны. Принц хотел жениться на разведенной женщине с тремя детьми! Не знатного рода, иностранке... 1 июля 1867 г. в Лондоне они обвенчались. Ради своей любви принц отказался от прав на престол. Муж выхлопотал для супруги титул графини Меренберг - по названию крепости, являющейся родовым владением принцев Нассау, и они поселились в Висбадене. Документы о разводе Н.А. Дубельт получила только в 1868 г., будучи уже морганатической женой принца Нассауского. Новый брак Натали был долгим и счастливым. Принц Вильгельм, добродушный немец, обожал свою жену. Она родила ему сына и 2-х дочерей. Принцессой она, конечно, не стала - брак был неравным и не давал ей прав на вступление в семейство герцогов Нассау. Но родственники мужа тепло приняли ее (хотя и не сразу), и Наталья Александровна в своих новых владениях чувствовала себя легко и комфортно. Дворец, где они жили с принцем, ее стараниями был превращен в музей. Натали окружала атмосфера любви и почитания.
Говоря о Натальи Александровне, все современники отмечали, что она унаследовала нрав отца -страстный, вспыльчивый и гордый. За словом в карман не лезла. И сейчас еще в Висбадене ходят легенды о ее острословии. В их дом были вхожи литераторы и музыканты, в галерее собрана богатая коллекция редких картин, садовые цветы знали прикосновение ее рук. Она много читала почти на всех европейских языках, путешествовала, была отличной наездницей - это уже в породу Гончаровых. В истории литературы графиня Меренберг осталась как хранительница писем А.С. Пушкина к Гончаровой. Когда Наталья Александровна решилась опубликовать их, она обратилась за помощью к Тургеневу. Не от острой материальной нужды - ее уже не было тогда. Лучшего посредника, чем Иван Сергеевич, трудно было найти. Писатель почел для себя за честь заняться изданием пушкинского наследия.
«Это один из почетнейших фактов моей литературной карьеры, - говорил Тургенев. - В этих письмах так и бьет струей светлый и мужественный ум Пушкина, поражает прямота и верность его взглядов, меткость и невольная красивость выражения. Писанные со всей откровенностью семейных отношений, без поправок, оговорок и утаек, они тем яснее передают нам нравственный облик поэта». Иван Сергеевич искренне и сердечно благодарил графиню Меренберг за поступок, на «который она, конечно, решилась не без некоторого колебания», и выразил надежду, что «ту же благодарность почувствует и окажет ей общественное мнение». Но, когда в первых номерах «Вестника Европы» за 1878 г. появились эти письма, на дочь поэта обрушилась вовсе не лавина признательности, а кипящая лава негодования. Даже ее родные братья, Александр и Григорий не были на стороне сестры и собирались вызвать Тургенева на дуэль за оскорбление чести семьи! Не будем забывать, что в XIX веке шкала моральных ценностей была совсем иной. Это сейчас мы не можем себе представить истории литературы без пушкинских писем, а тогда предание гласности интимной жизни поэта почли поступком вопиющим!
С оригиналами этих писем Наталья Александровна рассталась только в 1882 г., передав их на хранение в Румянцевский музей. Да и то не со всеми. Письма Пушкина к Н.Гончаровой, написанные им еще до их венчания, так и остались у нее. Потом по наследству перешли к ее дочери, графине Софии Торби (морганатической супруге вел. князя М.Романова). Когда зять Натальи Александровны продал бесценные письма Дягилеву, она пришла в негодование, но что-либо предпринимать было уже поздно. В 1882 г. письма Пушкина к НГончаровой наконец-то попали в Румянцевский музей после долгих и мучительных переговоров. Недоступность части пушкинских архивов, принадлежащих потомкам со стороны его младшей дочери, объясняется еще и тем, что ее внуки, правнуки и праправнуки породнились не только с родом Романовых, но и с английской правящей династией Виндзор. Прапраправнучка Александра Сергеевича, герцогиня Вестминстерская Натали, - крестная мать принца Чарльза, сына царствующей королевы Елизаветы II.
История романа
В 2004 г. вышла в свет книга Н.Пушкиной-Меренберг «Вера Петровна. Петербургский роман». Откуда он появился и какова его история, рассказывает графиня Клотильда фон Ринтелен, передавшая рукопись своей прабабушки издательству: «В 40-е годы XX века мой отец, граф Георг фон Меренберг, получил из Аргентины пакет от своей тетки Ады, урожденной графини фон Меренберг. Мы так надеялись получить от богатой тетки из Южной Америки что-то ценное и вот тебе на! В пакете оказались лишь листы старой бумаги, исписанные готическим шрифтом. Читать это никому не пришло в голову. „Наследство“, такое незначительное, как мы тогда полагали, было кинуто за шкаф. В 1991 г. я приехала в Петербург, стала изучать русский язык. И вот летом 2002 г. случайно (а может, это была судьба?) мне в руки попался тот пакет с рукописью. Чем больше я вчитывалась, тем больше узнавала в героине Вере Н.Александровну Пушкину, после замужества графиню фон Меренберг, свою прабабушку. Она описала свою жизнь, вновь пережив на страницах мучительную историю первой любви и драму своего первого брака».
Клотильда фон Ринтелен, урождённая графиня фон Меренберг
Стоит ли говорить, что эта рукопись, как и вышедшая впоследствии книга, стали настоящей сенсацией не только для пушкинистов. Н.А. Пушкина-Дубельт, графиня фон Меренберг, прожила долгую и яркую жизнь. Детей своих она учила говорить по-русски. И интерес к русским корням сохранился и у ее потомков. Сиятельная графиня до конца своих дней отличалась ясностью ума, большим хладнокровием и непреклонностью нрава. Она не смогла простить Российскому юбилейному комитету по празднованию 100-летия А. С. Пушкина того, что комитет сей не счел нужным пригласить ее на открытие памятника поэту в Москве. Не смогла простить пренебрежения общества и не отдала Румянцевскому музею на хранение 11 писем своего отца, оставив их у себя. Узнав, что по законам княжества Нассау она не сможет после смерти покоиться рядом с телом любимого мужа, пожертвовавшего ради нее всем, графиня Меренберг велела развеять свой прах над его могилой в родовом склепе. Этот пункт своевольного завещания графини был исполнен ее родными 10 марта 1913 г. Ни креста, ни венка, ни плиты после младшей дочери Пушкина не осталось. Остались лишь портреты и память.
В ее апартаментах во дворце-музее в Висбадене всегда живые цветы. Есть во дворце и комната, где висит на стене в золоченой раме портрет ее отца. Напротив, по злой иронии судьбы - портрет другого родственника семьи, императора Николая I. Они смотрят друг на друга - 2 непримиримых современника, гений и его венценосный гонитель. И вспоминаются слова поэта: «Водились Пушкины с царями...». Вот ведь судьба! Внучка Александра Сергеевича София (дочь Натальи Александровны и Н.Вильгельма Нассауского) выбрала в мужья внука Николая I, то есть внука того самого человека, который намеренно и публично унижал ее деда. Того, кто тайно любил жену Пушкина. Елена Степунина, журнал "Интервью" http://interviewmg.ru/2651....o]https
СОСЕДИ ПУШКИНА ПО МИХАЙЛОВСКОМУ (К открытию Пушкинской колонии)
Но ты, губерния Псковская. Теплица юных дней моих! I Л.Н. Майков, издавая биографические материалы о Пушкине, жаловался на невнимание русских людей к родной старине. "В 20-х и 30-х гг. у нас господствовало полнейшее равнодушие в этом отношении, даже соединенное с каким-то тупым страхом гласности". Обладатели старинных документов противились печатанью их, частью по беззаботности, частью опасаясь "огласки того, что может бросить тень на деятелей прошлого или их потомков". Из всех представителей новой русской литературы об одном только Крылове были собраны более подробные сведения по свежим, так сказать, следам и то только потому, что Крылов был человек безродный и одинокий. "Даже на долю Пушкина, - продолжает Майков, - не выпало такой удачи. Он умер раньше всех своих сверстников и очень многих современников, старших по возрасту; но даже те из них, которые были ближайшими друзьями поэта не оставили подробных записей о нем. Оттого весь биографический материал, касающийся Пушкина, при всей значительности своего объема отличается каким-то разрозненным и отрывочным характером".
Теперь времена изменились к лучшему. Связанная с именем Л.Н. Майкова Пушкинская комиссия много сделала для разработки биографии и произведений Пушкина, хотя и ей порою приходится наталкиваться на затруднения. Н.В. Чарыков собрал в нидерландских архивах сведения об официальной переписке, касающейся дуэли Пушкина. Но опубликовать эту переписку ему не пришлось. Нидерландский министр нашел, что "это было бы неприятно для проживающих ныне в Голландии и за границей родственников покойного посланника Геккерена". В 112-ую годовщину со дня рождения Пушкина, в с. Михайловском происходит скромное торжество. Новый собственник имения - псковское дворянство - открывает там колонию для писателей. Думается, что в этот день позволительно вспомнить о недавней старине Псковской губернии, сказать несколько слов о той среде, которая окружала Пушкина во время его пребывания в Михайловском.
О ближайших соседях Пушкина, тригорских помещиках, мы знаем довольно много. Но Осиповы и Вульфы были не только соседи Пушкина, это были и его друзья, но, помимо Лариных, Татьяны, Ольги, Ленского, Онегин видел на именинах Татьяны Пустякова, Скотининых, Буянова, Харликова и мн. др. "соседей". Кто же были эти псковские помещики, соседи, а не друзья Пушкина? Соседи, на которых Онегин смотрел с таким презрением?
Имение моего отца, В.Д. Философова (род. 1820, t 1894 г.), находится в 60-ти верстах от Михайловского, Зуева. Оно принадлежит роду Философовых со времен Петра Великого. Пребывая в губернии 200 лет, Философовы перероднились чуть не со всеми псковскими помещиками. Сохранился дневник моего отца, который он вел с 1838 г. (когда он еще был в училище Правоведения) по 1844 г. Под 13 ноября 1838 г. он пишет:"Чтобы яснее определить родство мое с разными лицами, представляю на следующей странице сводную родословную, в которой представлены фамилии Философовых, Чихачевых, Креницыных, Рокотовых, Лопухиных, Хитровых, Гауеров, Княжниных, Бороздиных, Елагиных, Половцовых". И далее идет несколько страниц родословных, с объяснениями, кто на ком был женат и у кого какие были дети. Сидя в "тюрьме" (не раз отец называл училище "тюрьмой"), он, чтобы убить время, старательно выводил все эти кружки и палочки, не думая, конечно, что когда-нибудь они представят интерес.
Одно из самых светлых воспоминаний моего детства - это длинные вечера в с. Богдановском (так называется имение моего отца), когда приезжали, конечно с ночевкой, приятели и родственники отца, особенно Л.А. Львов, женатый на Рокотовой и А.А. Стадольский. Мы, дети, прямо замирая от упоения, слушали бесконечные рассказы их о недавней старине. Моя матушка, А.П. Философова, отличалась особым умением "заводить" собеседников, и они, наперерыв, щеголяя великолепной памятью, отличаясь громадным мастерством рассказа, вспоминали предания недавней старины, предания 20-х - 30-х годов.
В этих беседах принимал иногда участие и Г.А. Пушкин. Яростный охотник, он почти безвыездно жил в Михайловском. Многое, конечно, испарилось из моей памяти, но кое-что не забылось. И да позволено мне будет сегодня, когда псковское дворянство проявляет запоздалое чувство уважения к памяти своего помещика, которого оно не умело ценить при его жизни, поделиться с читателями некоторыми из этих воспоминаний. Я постараюсь рассказать только то, что так или иначе связано с именем А.С. Пушкина. II Попав из шумной Одессы, где кипела космополитическая жизнь около "двора" "полумилорда Воронцова", в тихое Михайловское, в старосветскую Псковскую губернию, Пушкин не особенно интересовался соседями. Как Онегин, он был нелюдим.
"Но говорят вы нелюдим, В глуши, в деревне все вам скучно, А мы ничем здесь не блестим", - писала Таня Онегину.
Вяземский нашел тут противоречие. "Нелюдиму и должно быть не скучно, что они в глуши и ничем не блестят", - писал он Пушкину 6 ноября 1824 г. Поэт ему ответил: "Нелюдим не есть ненавидящий людей, а убегающий от людей. Онегин нелюдим для деревенских соседей". Пушкина коробила не только внутренняя некультурность новых его соседей - от нее он страдал почти везде, - но и внешняя. Двор полумилорда Воронцова, по существу, был тоже глубоко некультурен, но там, по крайней мере, не носили "... на блюдечках" варенье С одною ложкою для всех..." . В Михайловское он приехал 9 августа 1824 г. и первое время страшно тосковал: "О моем житье-бытье ничего тебе не скажу. Скучно, вот и все", - писал он Вяземскому 10 октября <18>24 г. "Небо у нас сивое, а луна точно репа", - сообщает он княгине Вяземской (вторая половина того же октября). "Соседей около меня мало, я знаком только с одним семейством и то вижу его довольно редко. Совершенный Онегин" (письмо Княжевичу, декабрь, <18>24 г.). "Твои троегорские приятельницы - несносные дуры, кроме матери", - ворчливо пишет он в том же декабре своей любимой сестре, Ольге Сергеевне. Мы знаем, какую роль в жизни Пушкина играли впоследствии "троегорские дуры"; как Пушкин ценил их, сколько любовных воспоминаний было соединено у него впоследствии с А.Н. и Е.Н. Вульф, с А.П. Керн. Постепенно круг псковских знакомых Пушкина расширился. Если он жил анахоретом, которого изредка навещали петербургские друзья -Пущин, Дельвиг, Горчаков, то, все-таки, в том же Тригорском он должен был волей-неволей встречаться с разными Хорликовыми, Фляновыми, с гостями "Лариных", и, конечно, житейские отношения он поддерживал со многими из них. Так, вскоре после прибытия в Михайловское, Пушкин послал письмо некоему И.М. Рокотову.
Письмо это совершенно незначительно. Речь идет о продаже коляски (коляска в данном случае настоящая, а не условная, о которой шла речь позже, в переписке с А.Н. Вульфом, когда Пушкин мечтал о побеге за границу) и о готовности возобновить знакомство с братом Рокотова. Сам по себе этот Рокотов малоинтересен. Но так как комментаторы Пушкина, по-видимому, не имеют сведений о нем, а вместе с тем Рокотов был официально связан с Пушкиным, и притом имя его довольно часто упоминается в пушкинских письмах, то стоит остановиться на нем несколько подробнее. В 1901 году в рукописное отделение Импер. публ. библиотеки поступило дело архива рижского военного генерал-губернатора "о высланном из столицы коллежском секретаре Пушкине. 1824 г. ("Это "дело" напечатано Н.О. Лернером в "Русской старине" 1908 г. октябрь.). Из этого дела видно, что псковский губернатор Адеркас послал 4 октября 1824 г. следующий рапорт на имя рижского генерал-губернатора графа Паулуччи: "Имею честь получить предписание вашего сиятельства от 15 июня за № 3013 о высланном по Высочайшему повелению во вверенную мне губернию коллежском секретаре Пушкине и о учреждении над ним присмотра, я относился к губернскому предводителю дворянства, дабы избрал одного из благонадежных дворян для наблюдения за поступками и поведением его, Пушкина, и получив от него, г. губернского предводителя дворянства, уведомление, что попечителем над Пушкиным назначил он коллежского советника Рокотова, который, узнав о сем назначении, отозвался болезнью, а равно (отказался) и от поручения, на него возложенного. Г. губернский предводитель дворянства, уведомив о сем, присовокупил, что помимо Рокотова, которому бы можно поручить смотрение за Пушкиным, он других дворян не имеет".
Вследствие этого псковский губернатор предложил поручить надзор за Пушкиным его отцу, Сергею Львовичу, на что маркиз Паулуччи и согласился. Таким образом, благонадежный дворянин И.М. Рокотов чуть не сделался соглядатаем Пушкина, и скромному помещику, несомненно, делает честь, что он от такого соглядатайства отказался. Действительно, требования, предъявленные маркизом Паулуччи, были прямо невыполнимы для всякого "честного дворянина". В предписании своем от 15 июля он требует, чтобы был избран благонадежный дворянин, дабы Пушкин по прибыли в Псковскую губернию находился под бдительным его надзором. "При чем препоручить избранному дворянину, чтобы он в таких случаях, когда замечены будут предосудительные его, Пушкина, поступки, тотчас сносился о том через ваше превосходительство". Причин отказа Рокотова от столь "почетной" должности мы не знаем. Возможно, он отказался просто из эгоизма, не желая нарушать свой покой. Но, по-видимому, должность эта не соответствовала и характеру Рокотова.
Он был родным братом моей бабушки, М.М. Рокотовой, и семейные воспоминанья представляют его как человека добродушного и очень недалекого. Он был холост и большой ухаживатель. Видимо увлекался "гением чудной красоты" А.Керн, и таким образом сделался в некотором роде соперником Пушкина. По крайней мере, влюбленный поэт жалуется П.А. Осиповой, что Анне Петровне, приехавшей в Тригорское, "приходит на ум пленить г. Рокотова и меня". Далее Пушкин насмешливо прибавляет: "Вы уведомляете меня, что в деле замешаны еще и мундиры. Об этом узнает г. Рокотов, и мы увидим, что он скажет на это" (письмо от 28 августа 1825 г.). После того как П.А. Осипова, встревоженная бурной любовью Пушкина, увезла свою ветреную племянницу в Ригу, Пушкин, по-видимому, часто встречался с Рокотовым. 29 июля он пишет Осиповой: "Рокотов пришел меня повидать на другой день вашего отъезда. С его стороны было бы любезнее оставить меня скучать одного". Нет сомнения, что главным предметом беседы поэта с "ветреным юношей" (так назвал он Рокотова в письме к брату от второй половины декабря 1824 г.) была именно А.П. Керн.
Жил Рокотов не очень далеко от Пушкина, в своем с. Стехнове: "Выехал утром из Острова. Заезжал в Стехново, где И.М. Рокотов целовал меня в плечо, а между тем жаловался на неудобство жить на большой дороге, потому-то все заезжают". Маютино принадлежало брату Ивана Матвеевича, Николаю. В молодости он служил по дипломатической части, и раз ему удалось даже съездить в Дрезден, дипломатическим курьером. С тех пор все его рассказы начинались словами: "Lors de mon voyage a Dresde" ("Когда я ездил в Дрезден"). В семье его так и звали "Le courrier diplomatique" ( "Дипломатический курьер"). Прекрасную характеристику Рокотова делает мать поэта, Надежда Осиповна, в письме к своей дочери (летом 1829 г.):"Вот уже две недели как ты не получала от нас известий и не удивляйся. Нас в Тригорском не было, не было и в Михайловском. Да что в Михайловском было делать? Скука невыносимая. Итак, мы решились объездить всех наших добрых знакомых. Начали с Рокотовых. Можешь себе представить, как этот добрый забавник нам обрадовался. Не знал от радости куда нас посадить, чем угостить и что делать со своей особой, причем постоянно повторял поговорку "pardonnez moi ma franchise" (Извините мой французский). Нагрянули к Рокотовым и Шушерины. Утром ходил по Новоржеву. После обеда тотчас отправились в Ругодево. Н.М. Шушерин с огромными ногтями и еще огромнейшей семьей собак, из коих одна слепа. Наталья Николаевна - жена его, устаревшая кокетка со множеством портретов. Внучка их Н.Н. Мордвинова, довольно хорошенькая, а внук очень неглупый малый, сочиняющий стихи. Мы все вместе с ним поднимались на окрестные горы, откуда вид очаровательный".
Из дневника В.Д. Философова под 12 июля 1838 г.:Креницыны, и кузены мои Ганнибалы. Добродушный Jean, fils de Mathieu устроил танцы, катанья на лодках, угощал нас до невозможного и, наконец, сам навязался переслать тебе письмо, которое выхватил у меня из рук, а потому боюсь, что до тебя не дойдет. Знаешь его рассеянность. Положить письмо в разорванный карман сюртука и обронить. Он на это ведь мастер, недаром Александр до сих пор называет его "le jeune ecervele" (забавник), а какой же он младенец? Саша не может простить многие случаи рассеянности этого вертопраха и его болтливости. Как бы то ни было, с Рокотовым не соскучишься". Надо отдать справедливость Н.О. Пушкиной, что она отлично писала. Ее характеристика Рокотова не лишена даже литературности. Впрочем, в старину умели писать письма!
От Рокотовых вся компания, вместе с самим хозяином, отправилась к Шушериным, от Шушериных - к Креницыным. Об этом к письму жены делает приписку Сергей Львович: "От Шушериных мы с Рокотовым и с той же компанией двинулись к Креницыным на три дня, а оттуда к Темировым. Рокотов сделался задумчив, и, о чудо, всего только 15 раз в сутки проговорил: "pardonnez moi ma franchise!". У Рокотова много было причуд. Так, известен про него следующий рассказ. Засыпая, он приказывал своему лакею, чтобы тот его будил каждые два часа. Когда Рокотова спрашивали, к чему он это делает, он отвечал: "Уж очень приятно опять заснуть". Наконец вся компания направилась в Михайловское. Чтобы дать место гостям, хозяева (мать и отец Пушкина, сам Пушкин был в это время на Кавказе) перебрались в баню. Постели стелют; для гостей Ночлег отводят от сеней До самой девичьей... Подвижной, болтливый Рокотов, конечно, посещал Пушкина не потому, что он ценил его как поэта, - его стихов он, вероятно, и не читал, а потому; что Пушкин был сын "уважаемых" Сергея Львовича и Надежды Осиповны. Для того чтобы Михайловского узника развлечь, Рокотов возил его по соседям. Так, мне, со слов отца, достоверно известно, что он привозил Пушкина к своей сестре, М.М. Философовой, в с. Богдановское Новоржевского уезда. Отец рассказывал, что, будучи совсем маленьким, он наизусть читал Пушкину, приехавшему в гости к его родителям, первую песнь Онегина и будто бы Пушкин очень удивился памяти мальчика. Мария Матвеевна недолюбливала Пушкина. Она знала его только как кутилу и игрока. А так как муж ее был сам большой игрок, то естественно, что по простоте сердечной она боялась вредного влияния Пушкина на Дмитрия Николаевича. Муж ей был, конечно, ближе, нежели опальный поэт. III В вышеприведенном письме Н.О. Пушкиной встречается фамилия Креницыных. У очень богатого помещика, старика Н.С. Креницына, женатого на сестре моего дедушки, П.Н. Философовой, было 9 человек детей. Старикам Креницыным принадлежало много имений, они владели что-то 12-ю тыс. душ, но жили они в с. Цевло Новоржевского уезда, находившемся в большой глуши, за озером Дубец. Зимы они проводили в Петербурге, и как только у них рождался ребенок, его моментально отправляли в деревню на попечение тетки, девицы Философовой, сестры г-жи Креницыной. Эта несчастная девушка, судьба которой сложилась очень трагично, заменяла своим многочисленным племянникам родную мать. У Креницыных, как и у всех богатых помещиков того времени, было много всяких затей. Имелся, между прочим, и свой оркестр. В капельмейстеры попал один крепостной, которого посылали на обучение за границу. Как-то весною, когда Креницыны приехали в Цевло на летнюю побывку, девица Философова бросилась в ноги своей сестре и покаялась, что она тайком обвенчалась с крепостным капельмейстером. Времена были тогда суровые. Созвали семейный совет. Съехались на него важные родственники и на совете положили: девицу Философову отдать в монастырь, а капельмейстера сдать в солдаты.
Среди многочисленных детей Николая Саввича один, а именно Александр Николаевич (род. в 1801 г., +1865 г.), известен как поэт. У него, несомненно, было дарование. Но семья глубоко презирала его поэтическую деятельность. По отношению семьи к поэту Креницыну, мы можем живо себе представить, как помещики Псковской губернии относились и к самому Пушкину. Брат его, П.Н. Креницын, был большой театрал. Он находился в близких отношениях с А.Е. Асенковой, матерью известной актрисы В.Н. Асенковой, и потому был причастен к театральному миру, исполняя даже иногда "высокоофициозные поручения". Так, известна его поездка в Париж за знаменитым актером Брессаном, которого Креницын будто бы оттуда "выкрал" на радость петербургских великосветских дам, которые поголовно увлекались красавцем-актером. Скончался он в большой бедности.
Конечно, Креницын был недостоин даже развязать ремень на обуви Пушкина, тем не менее он был человек, стоявший в 20-х годах очень близко к лит. кругам. Пушкин представлялся псковичам человеком заезжим, столичной штучкой. Его презирали, но и несколько побаивались. Креницына же вовсе не боялись, поэтому выражали свое презрение к нему совершенно откровенно. В семейных преданиях о нем сохранились преимущественно сплетни да анекдот о том, что произошло с его фуражкой, на дне которой Креницын написал: Не тронь фуражку эту - Она принадлежит поэту. Его судьба довольно замечательна. Воспитывался он в первой гимназии, но в 1812 г., вероятно, под впечатлением войны, перевелся в Пажеский корпус, где сблизился с Е.А. Баратынским. Писать стихи начал еще в корпусе. Они имели большой успех и ходили по рукам, особенно "Панский бульвар", где Креницын едко высмеивал высокопоставленных особ. Ему грозили большие неприятности, о чем свидетельствует его стихотворение "К врагам", помещенное в "Сыне Отечества" (Греча), за 1819 г.
Баратынский был исключен из Пажеского корпуса в апреле 1816 г. и тотчас же отправился в деревню. В 1818 г. он вернулся опять в Петербург и после больших хлопот поступил простым рядовым в Егерский полк. В это время он встретился со своим другом Креницыным и посвятил ему нежное послание "Товарищ радостей младых...", напечатанное в том же "Сыне Отечества" за 1819 г. Среди бумаг В.А. Жуковского, принесенных в 1884 г. в дар Императорской публичной библиотеке сыном поэта, находится переписанный рукой В.К. Кюхельбекера экземпляр этого послания. Вскоре и над Креницыным разразилась гроза. За какую-то дерзость по отношению к преподавателю его исключили из корпуса, с разжалованием в рядовые. Он был определен в 18-й егерский полк и лишь в 1823 г. дослужился до прапорщиков. В 1828 г. ему удалось выйти в отставку. После этого Креницын поселился в своем имении, с. Мишневе Великолуцкого уезда. В январе 1837 г. он был в Петербурге. Прикладывался к телу Пушкина, а в полночь на 4 февраля смотрел, как тайком увезли прах Пушкина в Святогорский монастырь. Смерть Пушкина потрясла Креницына. 10 февраля он, по просьбе сестры своей, вписал ей в альбом длинное стихотворение, посвященное памяти погибшего:
Нет... Не до песен мне, сестра, Когда поэт, кумир народный, Еще под лаврами вчера, - Увы, сегодня труп холодный...
В стихотворении 8 строф. Свет увидело оно лишь в 1865 г. ("Отеч. записки") и то с пропуском (по цензурным соображениям). Одна строфа положительно недурна:
И кто ж убийца твой. Пришлец. Барона пажик развращенный, Порока жалкий первенец, Француз продажный и презренный.
А.А. Бестужев поощрял поэзию Креницына, и Креницын сохранил о нем благодарную память. Особенной популярностью пользовалось стихотворение "Мечты и действительность". Оно посвящено Н.И. Великопольскому, но так же, как и "Панский бульвар", осталось ненапечатанным. Так имя А.Н. Креницына и сгинуло. Впрочем, как может на что-нибудь претендовать Креницын, когда сочинения его великого друга Баратынского имеются в настоящее время лишь в издании "Дешевой библиотеки", а стихи Тютчева надо покупать у букинистов!
Для характеристики А.Н. Креницына привожу выдержу из дневника В.Д. Философова (22 сент. 1840 г.): "Видел А.Н. Креницына, который едет в Париж ко дню приезда Наполеонова тела. Не уровнял Бог леса!". Что сталось с рукописями и громадной библиотекой, которую А.Н. Креницын собрал в Мишневе, неизвестно. Обильный род Креницыных исчез с горизонта, предварительно совершенно разорившись. Овдовев, старуха П.Н. Креницына переселилась к брату Д.Н. Философову, где и скончалась. Когда она лежала на смертном одре, брат принес ей великолепный персик и требовал, чтобы она съела его немедленно: "Ешь, ешь! - настаивал он. - Там не дадут".
Г-н С.Ч. сообщает, что "одна из глав представленной Николаю I на цензуру "Истории Пугачевского бунта" была, как передается в берлинском томике запрещенных когда-то произведений Пушкина, "вложена в лист бумаги, на котором были написаны имена приезжавших к Пушкину с визитом: Креницыны, Петр и Александр. Как бы негодуя на подобное небрежение, Николай Павлович подчеркнул их и написал: "Что такое?" В набросанных на полях берлинского томика замечаниях своих кн. П.А. Вяземский объяснил эту приписку царя иначе: "Просто любопытство, никакого негодования тут не заметно" (Старина и новизна, кн. VIII, 1904 г., стр. 40). Российское дворянство вообще, а псковское в частности, создало целую полосу в русской литературе. Но дворяне-литераторы всегда были отщепенцами в своем сословии. Дворянство начинало признавать своих писателей, когда такое признание было им уже совершенно не нужно. Конечно, лучше поздно, чем никогда, и надо радоваться, что через 75 лет после смерти Пушкина псковское дворянство сочло за честь стать собственником с. Михайловского. Но рассказанные мною мелочи псковской старины показывают, насколько случайна была связь Пушкина с дворянством Псковской губернии. Скромная природа Михайловского и няня Арина Родионовна дали Пушкину в тысячу раз больше, чем все соседи, все псковские дворяне, вместе взятые. Пушкин настолько опередил свое время, что ставить в вину скромным псковичам непонимание великого поэта не следует.
Но что сказать о каком-нибудь Креницыне? Не настолько опередил он свой век, чтоб быть совершенно чуждым современникам. Из него мог выйти полезный литературный работник, бескорыстно преданный своему делу. Но даже он остался не у дел. В Петербурге его сочли человеком опасным, заставили тянуть солдатскую лямку, у себя, в деревне, он нашел ... вечный разговор Про дождь, про лен, про скотный двор. Все, что было в нем ценного, оказалось никому не нужным, и он превратился, как и многие тогдашние интеллигенты, в "скитальца", путешествующего "по Европам", разменялся на мелкие бумажки. Пушкины погибали, Креницыны прозябали. Россия страшно бедна людьми, и когда подумаешь, с какой расточительностью мало-мальски выдающиеся деятели выбрасывались у нас за борт, как ненужная ветошь, начинаешь понимать, почему у нас столь обильное "население" и такой недостаток в культурных людях. Д.В. Философов (1872 - 1940) - русский публицист, художественный и литературный критик, религиозно-общественный и политический деятель. Впервые опубликовано в журнале "Речь". 1911. №142. 26 мая. http://dugward.ru/library/filosofov/filosofov_sosedi_pushkina.html
Дата: Пятница, 08 Фев 2019, 19:24 | Сообщение # 10
Группа: Администраторы
Сообщений: 7072
Статус: Offline
Альбом Н.Н. Пушкиной-Ланской, о котором не раз уже упоминалось ранее, заполнен рисунками и акварелями художников-любителей, а также работами профессиональных художников; он является своего рода реликвией, представляющей большую историко-культурную ценность. Страницы этого альбома донесли до нашего времени самые ранние портреты детей поэта, малоизвестные портреты его жены, портрет отца Пушкина в старости, изображения А.Н.Гончаровой. Среди портретов близких друзей поэта особенно интересны зарисовки обитательниц соседнего с Михайловским села Тригорского и портреты отца и сына Вяземских. По внешнему виду альбом очень скромен; он небольшой по размеру, в темно-зеленом с золотым тиснением сафьяновом переплете. На обороте верхней крышки на белом, слегка пожелтевшем муаре наклейка английского магазина в Санкт-Петербурге; на желтоватых от времени, с золотым обрезом листах альбома водяной знак «1840».
Наталья Николаевна уехала с семьей после смерти мужа в имение своего старшего брата Полотняный Завод и вернулась снова в Петербург лишь осенью 1838 г.. Она просит «опекунство, учрежденное над детьми и имуществом А.С. Пушкина», ускорить выкуп у наследников с. Михайловского. В одном из писем, адресованных опеке, она надеется на то, что наследники (отец Пушкина, брат и сестра) «согласятся доставить спокойный приют семейству их брата, дадут мне возможность водить моих сирот на могилу их отца, утверждать в юных сердцах их священную его память». Летом 1841 г. Н.Н. Пушкина с сестрой и детьми уезжает в Михайловское, наконец выкупленное опекой у наследников. П.Вяземский уже в середине июня 1841 г. пишет из Царского Села А.И. Тургеневу: «Пушкина также живет помещицею в знакомой тебе псковской деревне». Петр Андреевич, судя по стихотворениям и письмам этих лет, полон тоскливых раздумий и скорби об умерших друзьях, о Пушкине. Особенно бережно и трогательно относится он к Наталье Николаевне, просит ее беречь себя в деревне, предлагает прислать в Михайловское книги, поручить ему снять для нее и детей зимнюю квартиру в Петербурге. В сентябре этого же года он сам посещает милый для него дом Пушкина в Псковском крае, гостит в Тригорском и в начале октября возвращается в Петербург, привезя знакомым приветы от Натальи Николаевны. В стихотворении Вяземского этого года, озаглавленном «Наталии Николаевне Пушкиной», есть строки, на которые хотелось бы обратить особое внимание:
...а вы, когда досуг. Украдкой даст вам час, чтобы побыть с собою, На эти белые и свежие листы. Переносите вы свободною рукою. Дневную исповедь, заметки и мечты. Записывайте здесь живую повесть дня. И все, что скажут вам, и то, чего не смеют. Словами вымолвить, но взор договорит…
Мы не можем безусловно утверждать, что эта поэтическая просьба, поэтическое пожелание непосредственно связаны с альбомом, приобретенным в 1840 - начале 1841 г. в английском магазине в Петербурге; но с известным основанием все же можно предположить, что этот изящный альбом был подарен Н.Н. Пушкиной Вяземским ранней весной 1841 г., накануне ее отъезда в Михайловское.
Не все портреты, бывшие в альбоме, сохранились до нашего времени - часть их утрачена, некоторые были извлечены из альбома его владельцами по разным причинам. После смерти Натальи Николаевны эту ценную вещь унаследовала ее старшая дочь Мария Александровна. Она бережно хранила альбом матери почти до самой смерти, и лишь за год до конца жизни, во время переезда из Петрограда в Москву в 1918 г., он был у нее похищен. Судьба альбома была неизвестна вплоть до юбилейного 1937 г., когда он был предложен к приобретению Литературному музею в Москве совершенно случайным владельцем. В то время еще здравствовала внучка Пушкина - А.А. Пушкина (1867–1949), дочь старшего сына поэта.
Она не раз видела альбом бабушки и знала по рассказам тетки, кто был изображен на той или иной странице. Благодаря Анне Александровне стала известна история этого альбома и были определены многие портреты, находящиеся в нем, которые по времени их написания делятся примерно на 3 группы. 1-ю половину альбома занимают любительские портретные зарисовки августа 1841 г., сделанные Н.И. Фризенгоф. Акварельные портреты 1844 года совершенно другого характера - это профессиональные рисунки художника Т.Райта. 3-я группа портретов - рисунки Н.П. Ланского.
Н.Фризенгоф, жена чиновника австрийского посольства в Петербурге барона Густава-Виктора Фогель фон Фризенгофа, русская по происхождению, после продолжительного отсутствия приехала вместе с мужем в Россию в 1839 г. Ее приемные родители, Ксавье де Местр и Софья Ивановна (рожденная Загряжская), по родственным связям сблизили ее с семейством Пушкиных-Гончаровых. Особенно дружны были Наталья Ивановна и Густав Фризенгоф с А.Н. Гончаровой и Н.Н. Пушкиной. Летом 1841 г. «тетушка де Местр», ее приемная дочь с мужем, Наталья Николаевна с детьми и А.Гончарова жили в доме Пушкиных в Михайловском. В рисунках Н. Фризенгоф чувствуется подчас умение найти самое главное в своей натуре, передать основные черты характера. Некоторые ее наброски граничат со злой карикатурой, некоторые дышат теплотой и любовью; почти все они подписаны инициалами художницы: «N. F.» и датированы по дням. Портреты П. А. Осиповой и ее дочерей в альбоме Н.Н. Пушкиной отражают характер отношений между двумя семьями в начале 1840-х годов.
Младшая дочь П.А. Осиповой от первого брака Е.Н. Вревская (рожденная Вульф) 18 июня 1841 г. пишет своему брату А.Н. Вульфу: «Впрочем, последний раз оне сестре (А.Н. Вульф) сказали, что оне не скучают и пользуются душевным спокойствием. Я их еще не видела и не очень-то жажду этого удовольствия. У них, говорят, воспоминание гораздо холоднее, чем у нас, о незабвенном. Светский шум заглушил, кажется, прошедшее, и они живут настоящим и будущим. Михайловское же им никакого воспоминания не дает и более может рассеить, чем напомнить о нем…». Отношение Прасковьи Александровны и ее дочерей к Наталье Николаевне беспокоило друзей Пушкина. А.И. Тургенев просил Вяземского послать Осиповой выписки из его письма о смерти Пушкина, в котором Петр Андреевич говорил об истинных причинах гибели Пушкина и защищал Наталью Николаевну от всеобщего осуждения. Тот же Тургенев писал Вяземскому в мае 1837 г.: «Она (Н.Н. Пушкина) собирается к Осиповой и та хочет принять ее, но в ней гнездится враждебное к ней чувство за Пушкина. Не худо ее вразумить прежде, нежели Пушкина приедет к ней…» Возможно, именно это обстоятельство и послужило причиной того, что Наталья Николаевна только в 1841 г. в первый раз смогла увидеть могилу своего мужа. Светские приличия требовали взаимных визитов, а скрытое недоброжелательство с обеих сторон могло проявляться в разных формах, в том числе и в портретных зарисовках. Несмотря на шаржирование (в большей или меньшей степени), портреты тригорских соседок Пушкина представляют значительную ценность, так как известных изображений П.А. Осиповой и ее старшей дочери А.Н. Вульф не существует вообще, а единственный известный нам портрет М.И. Осиповой (белый силуэт) подтверждает в значительной степени достоверность ее изображения в альбоме.
П.А. Осипова, как известно, была для своего времени достаточно образованной женщиной; она восхищалась поэтическим талантом Пушкина, понимала значение его гения для России, принимала самое горячее участие в его судьбе. В своих письмах поэту она называла его дорогим и горячо любимым Пушкиным, «сыном своего сердца», уверяла его в своей глубокой и искренней преданности. Пушкин, в свою очередь, неизменно отзывался о ней с большим уважением и теплотой. «Прасковью Александровну я люблю душевно, - писал Пушкин из Малинников (тверское имение первого мужа П.А. Осиповой, принадлежавшее ее детям) А.Дельвигу в ноябре 1828 г, - жаль, что она хворает и все беспокоится». Ей он посвятил в 1824–1825 годах несколько прекрасных стихотворений: цикл «Подражания Корану», «П.А. Осиповой», «Цветы последние милей…». Известный писатель И.Л. Щеглов-Леонтьев, посетивший Тригорское в 1901 г., писал в очерке «О пушкинских уголках и тригорской библиотеке» о коллекции старинных календарей; на некоторых из них знаменательная надпись: «Прасковье Александровне Осиповой от Пушкина».
Двоюродная сестра детей Осиповой, А.П. Керн, в своих воспоминаниях писала о ней: «Она только все читала и читала и училась. Она знала языки: французский порядочно и немецкий хорошо. Она была любящая, поэтическая, любознательная натура…» В своих письмах к П.Анненкову в 1859 г. Керн (Маркова-Виноградская) отметила также очень важную сторону отношения своей тетки к Пушкину: «Я на днях видела брата А.Вульфа, который сообщил мне странную особенность предсмертного единственного распоряжения своей матери - П.А. Осиповой; она уничтожила всю переписку со своим семейством: после нее не нашли ни одной записочки ни одного из ее мужей, ни одного из детей!.. Нашли только все письма А.С. Пушкина». Большая любовь П.А. Осиповой к Пушкину, как к человеку и как к поэту, была известна современникам.
В альбоме 2 портрета П.А. Осиповой - это рисунки Н.Фризенгоф августа 1841 г.; портреты почти без элементов карикатурности, такой, или почти такой, знал Пушкин эту маленькую пылкую, добрую женщину. В связи с портретами Прасковьи Александровны необходимо вспомнить описание ее внешности, данное А.Керн для П.Анненкова: «Она, кажется, никогда не была хороша, - рост ниже среднего гораздо, впрочем в размерах; стан выточенный, кругленький, очень приятный, лицо продолговатое, довольно умное… нос прекрасной формы, волосы каштановые, мягкие, тонкие, шелковистые; глаза добрые, карие, но не блестящие, рот ее только не нравился никому, он был не очень велик и не неприятен особенно, но нижняя губа так выдавалась, что это ее портило. Я полагаю, что она была бы просто маленькая красавица, если бы не этот рот».
В 1841 г. полной, болезненной Прасковье Александровне было уже 60 лет. Н.Фризенгоф на своем первом рисунке представила ее сидящей в широком мягком кресле, в чепце, платье с рюшами, с табакеркой в руках. Из-под платья видна голова собачки, лежащей на подставке для ног. Во всем облике владелицы Тригорского чувствуется скованность и напряженность; художница подчеркнула недостатки ее лица и фигуры, заострив внимание на выпяченной нижней губе и преувеличенно округлых линиях тела. На 2-м рис. (в профиль) Прасковья Александровна также запечатлена во весь рост; ее облик вполне соответствует описанию, данному А.Керн. Она зарисована, по всей вероятности, во время визита в Михайловское; сидя на стуле и сжимая в руках зонтик, любезно улыбается, ее чепец и визитное платье вполне соответствуют возрасту. Под портретом ироническая надпись (на французском языке): Тригорское сравнивается с Веной и Ревелем по расположению под 47-м градусом широты.
Портрет А.Н. Вульф - злая и жестокая карикатура на девушку, так глубоко и искренне любившую Пушкина. Язвительная подпись под портретом: «Anqe de Triqorsky» (Тригорский ангел) - говорит о насмешливом и недоброжелательном отношении к ней со стороны окружения Натальи Николаевны. О любви Анны Николаевны к Пушкину, об искренности этой любви говорят такие строки из ее письма к нему: «Вы не заслуживаете любви, мне надо свести с вами много счетов, но горе, которое я испытываю от того, что не увижу вас больше, заставляет меня все забыть… Никогда в жизни никто не заставит меня испытывать такие волнения и ощущения, какие я чувствовала возле вас…».(Из Петербурга 16 сентября 1826 г). Поэт, ценя ее дружбу, несколько насмешливо воспринимал ее чувства; в июле 1825 г. он писал ей из Михайловского в Ригу: «Итак, вы уже в Риге? одерживаете ли победы? скоро ли выйдете замуж? застали ли уланов? Сообщите мне обо всем этом подробнейшим образом, так как вы знаете, что, несмотря на мои злые шутки, я близко принимаю к сердцу все, что вас касается. Я хотел побранить вас, да не хватает духу сделать это на таком почтительном расстоянии. Что же до нравоучений и советов, то вы их получите. Носите короткие платья, потому что у вас хорошенькие ножки, и не взбивайте волосы на височках, хотя бы это и было модно, так как у вас, к несчастью, круглое лицо».
Анна Николаевна была чрезвычайно напугана внезапным отъездом Пушкина в сопровождении фельдъегеря из Михайловского. В письме из Петербурга в Москву 11 сентября 1826 г. она писала: «Ах, если бы я могла спасти вас ценою собственной жизни, с какой радостью я бы пожертвовала ею и, вместо всякой награды, я попросила бы у неба лишь возможность увидеть вас на мгновение, прежде чем умереть… я не в силах думать ни о чем, кроме опасности, которой вы подвергаетесь, и пренебрегаю всякими другими соображениями… какое счастье, если все кончится хорошо, в противном случае не знаю, что со мною станется…»
Ровесница Пушкина, А.Вульф в 1841 г. была немолодой девушкой, не нашедшей себе места в жизни. «Скучающая, томящаяся, вечно чем-то недовольная, преследуемая всюду скукой бездействия, порывающаяся из Тригорского в Петербург, из Петербурга в Тригорское», она постоянно жалуется своей сестре, Е.Н. Вревской, на что-нибудь: «то на скуку во Пскове, в Тригорском, в Петербурге, то на скупость матери, то на дурную погоду…». Еще в 1834 г. в письме своей дочери из Михайловского Сергей Львович писал: «Аннет целует тебя и очень тебя любит, но она ненавидит Тригорское и это часто делает ее весьма рассеянной. Чтобы ее похитили вооруженной силой… мне думается, она бы не хотела, однако добрая свадьба не была бы для нее лишней».
Описание ее внешности современниками вполне соответствует портрету в альбоме. «Аннет Вульф толста, толста, - пишет О.Павлищева мужу в феврале 1836 г., - это какое-то благословенье божье: фигура ее состоит из 3-х шаровидностей - сначала голова, сливающаяся с шеей, потом идут плечи с грудью, затем зад с животом. Но по-прежнему хохотушка и остроумна и доброе дитя». В 1841 г. та же Павлищева сообщает мужу: «Аннет Вульф толста, как Корсаков, и всегда весела, словно зяблик; вчера мы обедали вместе у моей невестки (Н.Н. Пушкиной), которая хороша, как никогда». Именно такой, очень полной женщиной, в платье с необъятно широкой юбкой и платком в руке, нарисовала ее Наталья Ивановна 9 августа 1841 г. (в тот же день был сделан и портрет П.А. Осиповой, сидящей в кресле). Анна Николаевна сидит на сундуке или широкой скамье и, отвернувшись, смотрит вдаль, ее лицо и шея бесформенны, а фигура напоминает шар. Портрет Е.Вревской, бывшей Зизи Вульф, во многом подобен портрету своей старшей сестры: та же поза, тот же поворот головы, даже такого же фасона платье и такой же длины шарф (рис. сделан Фризенгоф 14 августа).
Евпраксии Николаевне всего 31 год; судя по другим портретам, например по портрету работы А..Богаева того же времени, она была очень миловидной женщиной, хотя и несколько полной. На рисунке Фризенгоф она изображена в виде маленькой, очень толстой женщины с расплывшимися чертами лица, со странной наколкой на голове. Ее фигура и поза смешны, художница вложила ей в руки цветок, на руках нарисовала нелепые браслеты, за вырезом платья ключ. Этими атрибутами Наталья Ивановна, очевидно, хотела подчеркнуть и высмеять, с одной стороны, сентиментальность и уверенность в своей привлекательности Евпраксии Николаевны, а с другой стороны ее практичность. Вревская в это время жила в имении своего мужа Голубове, в 18 верстах от Тригорского. Часто навещая свою мать и сестер, она, безусловно, встречалась летом 1841 г. и с обитателями Михайловского. О сердечной дружбе Пушкина и Вульф-Вревской писалось в специальных работах о Пушкине. Юная Евпраксия вносила много оживления в общество молодых людей, собиравшихся в Тригорском. Как известно, во время ссылки поэта в Михайловское она варила жженку для Пушкина, поэта Н.Языкова и своего брата А. Вульфа, приезжавшего на летние каникулы из Дерпта. В доме-музее Осиповых-Вульф в Тригорском можно и сейчас увидеть серебряный ковшичек с длинной ручкой, которым Вульф разливала жженку.
Александр Сергеевич подарил Евпраксии экземпляры издания «Евгения Онегина». На обложках 2-х книжек его рукою было написано: «Евпраксии Николаевне Вульф от Автора», на одной - «Евпраксии Николаевне Вульф. А.Пушкин. Твоя от твоих. 22 февраля 1828 г.». После ее выхода замуж за барона Б.Вревского Пушкин тепло поздравил ее мать с этим знаменательным событием. «Желаю м-ль Евпраксии всего доступного на земле счастья, которого столь достойно такое благородное и нежное существо», - писал он 29 июня 1831 г. из Царского Села. В 1836 г. Пушкин гостил у Вревской в Голубове, помогал ей в заботах по имению. «Поклон Вам… от Евпраксии Николаевны, - писал он оттуда Николаю Языкову, - некогда полувоздушной девы, ныне дебелой жены, в 5- раз уже брюхатой, и у которой я в гостях».
На предполагаемом портрете М.И. Осиповой, дочери Прасковьи Александровны от второго брака (1820–1895), мы видим стройную высокую молодую девушку с характерным профилем, изображенную в движении, почти без всяких элементов карикатурности; чувствуется, что эта добрая, веселая, энергичная девушка была в жизни именно такой, какой Н.Фризенгоф изобразила ее на альбомном листе; от всего ее облика веет свое образной прелестью. Пушкин знал Марию Ивановну девочкой-подростком. В письме падчерице Осиповой - А.И. Беклешевой из Тригорского в Псков (сентябрь 1835 г.) он так описывает свою встречу с ней: «Я пишу к Вам, а наискось от меня сидите Вы сами в образе Марии Ивановны. Вы не поверите, как она напоминает прежнее время. И путешествия в Опочку и прочая…». В 1841–1842 гг. по отношению к Марии Ивановне возникло своеобразное соревнование между отцом и сыном Пушкиными: в нее был влюблен овдовевший Сергей Львович и его сын Лев Сергеевич также питал к ней самые нежные чувства. По наблюдениям О.Павлищевой в Петербурге, чувство ее отца к М.Осиповой было самым серьезным. Льва Сергеевича Машенька Осипова искренне любила, хотела стать его женой, но свадьба не состоялась по разным причинам. Замуж она так и не вышла.
К лучшим портретам из серии зарисовок Н.Фризенгоф в альбоме относится портрет А.Н. Гончаровой (11 августа 1841 г.). Свояченицы Пушкина, Александра и Екатерина Гончаровы, жили с семьей Пушкина в Петербурге с 1834 г.; с этого времени они стали членами семьи поэта, непосредственными участницами трагических событий последнего периода его жизни. После выхода замуж за барона Ж.Дантеса-Геккерна и отъезда с ним за границу Екатерины Александра постоянно жила вместе с женой и детьми поэта. Только в 1852 г., выйдя замуж за овдовевшего (после смерти в 1850 г. Натальи Ивановны) Густава Фризенгофа, она с мужем уехала в Словакию (Австро-Венгрию), в его имение Бродяны.
Акварель В.Гау
На предполагаемом портрете Гончаровой несомненны черты сходства с ее известным акварельным портретом из собрания Всесоюзного музея А.С. Пушкина и ее большим портретом неизвестного художника из Бродянского замка. Александра Николаевна чертами лица была очень похожа на свою сестру; это сходство особенно заметно при сравнении портрета Александры Николаевны работы В.Гау этого времени, также находящегося в Бродянах, с известными портретами Н.Н. Пушкиной. На портрете в альбоме Натальи Николаевны А.Н. Гончарова несомненно несколько идеализирована. Большая симпатия со стороны Фризенгоф сказалась на интерпретации образа «Азиньки» Гончаровой. Художница старалась изобразить своего друга как можно привлекательнее. Портрет делался, очевидно, специально, - Александра Николаевна позирует, сидя у стола.
Дата: Пятница, 08 Фев 2019, 22:59 | Сообщение # 11
Группа: Администраторы
Сообщений: 7072
Статус: Offline
2-й портрет А.Гончаровой в альбоме профильный, это акварель работы Т.Райта 1844 г. Так же, как и ее сестра, она изображена в сиреневом платье с широким белым воротником; несомненно сходство этого портрета с более ранним рисунком Н.Фризенгоф. Благодаря связям своей жены с ее родственниками в России Г.Фризенгоф знал о наиболее важных событиях, происходящих на ее родине. В его письме брату Адольфу в Вену (от 7 марта 1837 года) содержится довольно правдивый рассказ об основных событиях последних месяцев жизни Пушкина и о его гибели. Источником этих сведений была тетка Н.Н. Пушкиной и сестра С.И. Загряжской-де Местр - Е.И. Загряжская.
Акварель А.Брюллова, начало 1830-х гг.
После женитьбы Г.Фризенгофа на А.Н. Гончаровой он оказался связанным родственными отношениями с семьей Пушкина; Наталья Николаевна и дети поэта приезжали в Бродяны, подолгу гостили там. Поздней осенью 1841 г. обитатели дома в Михайловском уехали в Петербург; страницы альбома 2 года не пополнялись новыми рисунками, и лишь в 1844 г. портреты друзей семьи Пушкина вновь появляются в альбоме, - авторы их Т.Райт и Н.П. Ланской.
Два портрета работы Т.Райта - П.Вяземского и С.Н. Карамзиной были в 1899 г. изъяты из альбома А. А. Пушкиным и переданы им на юбилейную пушкинскую выставку в Москве (там они и выставлялись как его собственность). В настоящее время оба эти портрета не находятся в альбоме. Портрет П.Вяземского несколько необычен: Петр Андреевич с сигарой в руке сидит в кресле; художник в позе и особой сосредоточенности в выражении лица нашел что-то очень характерное для зрелого Вяземского.
Т.Райт в том же году написал акварелью и портрет 24-него сына Вяземского Павла Петровича (этот портрет сохранился в альбоме Н.Н. Пушкиной). В будущем ученый, автор воспоминаний о Пушкине, собиратель памятных вещей, связанных с пребыванием известных литераторов в родовом имении Вяземских - Остафьеве, П.Вяземский лично знал Пушкина. Он через всю жизнь пронес преклонение перед его необыкновенным талантом. В его альбоме Павла Пушкин написал шутливые стихи:
Душа моя, Павел… Держись моих правил… Люби то-то, то-то. Не делай того-то. Кажись, это ясно. Прощай, мой прекрасный.
Несколько акварельных портретов Т.Райта 1843–1844 гг. в альбоме представляют также пока неизвестных лиц. Среди них может быть портрет одного из братьев Карамзиных или кого-либо из других знакомых Пушкина.
О ЗВУКАХ СЛАДКИХ И МОЛИТВАХ Только у вас мимолетные грезы Старыми в душу глядятся друзьями. А.Фет
Говоря о Солнце, ученый определяет место этого небесного светила в ряду других небесных тел и говорит о его физических и химических свойствах. Говоря о Солнце, я испытываю желание петь. Если же начну не петь, а говорить, мне всегда хочется сказать, рассказать что-нибудь совершенно личное. Может быть, ни для кого, кроме меня, не любопытное, не знаю, но непременно личное, связанное с чем-нибудь действительно пережитым, запомнившимся особенно, потому что это собственными чувствами было испытано. Не помню уж в точности, сколько мне именно было лет, верно года четыре, когда моя мать прочла мне: Зима... Крестьянин, торжествуя, На дровнях обновляет путь... Кажется, что в этих строках особенного? Но так они поразили ребенка своей красотой и тайным, не сознаваемым, но чувствуемым своим значением, что, сколько бы еще я ни жил, где бы ни встречал я снежную зиму, - в первый час и миг ее наступления неизменно, как каждый день неизменно утреннюю молитву, я вспомню эти строки Пушкина. Что в них? Верная картина деревенской жизни? Напевность слов с волшебствующим внутренним переплеском созвучий, построенным на веющем звуке "в"? Или сказанный и несказанный, выраженный, как в каждом высоком создании искусства лишь полунамеком, призыв души к душе, всклик о торжестве обновления, радостная весть о возможности нового пути, ликующее самоутверждение чувства, основной закон которого в том, что оно вечное и не стареющее никогда?
Полстолетия пережитой жизни, жизни живой, а не мертвой или полумертвой, страны, сотни стран, события, подобные которым повторяются лишь раз в несколько тысячелетий, любовь, любви и неприязни, груды книг, целые книгохранилища, прочитанные с жадностью, длинная полоса других поэтов, родных по языку и родных в иноязычии волнующе-звучном, но вот, бродя в ночном отъединении по далекому от родных мест берегу Атлантического океана и видя среди быстрых белых облаков Луну, я не вспомню ни Шекспира, ни Шелли, но кто-то в моем уме прочтет с восхищением:
Сквозь волнистые туманы Пробирается луна, На печальные поляны Льет печально свет она.
Счастье - любить в 16 лет. Раньше, в 14. Раньше еще. Счастье - любить всегда. И позже, и много позже. Но может ли что сравниться с блаженством, полюбив в 16 лет, узнать, что сказано о твоей любви в звездном разговоре меж небом и землей, сказаны алмазные верные слова:
И сердце вновь горит и любит оттого, Что не любить оно не может.
Полюбив и поняв, что любишь, в тот же час родиться поэтом. О, не тем, что пишет стихи, не тем, что их читает друзьям, совсем не тем, что отдает их в печать и видит их напечатанными, но тем первоначальным, исконным, неприкосновенным, звездно отъединенным, о ком бессмертный волшебник сказал:
Блажен, кто про себя таил Души высокие созданья... Блажен, кто молча был поэт...
А когда первое раскаяние избороздит своим огненным лезвием юную душу, когда когтями железной кошки схватит оно тем вернее неопытное сердце, чем в нем больше чистоты и неосведомленности, так что черный туман, исходящий из этого сердца в часы томительные, похож на 2 демонские крыла, завладевающие всем временем и всем пространством, - кто, как не Пушкин, даст в руки юноше свое "Воспоминание", и поведет его не к омуту, не к сатанинской взметенности, полной преступного своеволия, а к строгому взгляду вовнутрь себя, к очистительной беседе с самим собой?
Воля, воля. Чистосердечное покаяние, мудро язвящая змея угрызений, сердце, исторгнутое из груди и прижженное горящим углем, - и душа опять чиста, обновленье всегда торжествует свой путь. Не снова ли зима пришла и рассыпалась клоками? Не снова ли весна с своим тяжелым умиленьем и приманчивыми для пчел клоками? Не снова ли осень в вещем, праведном кругообороте, багрянец и чистое золото лесов, любимое время волшебника? И с каждой осенью я расцветаю вновь. Когда я захочу чисто звуковой поэзии, той напевности внутренних переплесков стиха, без которой не мыслю - для себя - поэтическое творчество, я раскрою Пушкина, и он споет мне о рокочущей грозности горных рек:
Вдали - кавказские громады: К ним путь открыт. Пробилась брань За их естественную грань, Чрез их опасные преграды; Брега Арагвы и Куры Узрели русские шатры.
Когда мне захочется услышать влажный всплеск волн, я перечту в тысячный раз пушкинский "Обвал" или строки "Медного всадника":
Нева вздувалась и ревела, Котлом клокоча и клубясь, И вдруг, как зверь остервенясь, На город кинулась. Пред нею Все побежало, все вокруг Вдруг опустело... Воды вдруг Втекли в подземные подвалы...
Когда, разлученный с любимой, что за 7-ю рекой, за 10-й горой, я неотступно захочу почувствовать ее около себя, я не буду перечитывать ее милые строки, я не буду перечитывать ту или иную мою книгу стихов, с нею связанных навсегда, я раскрою Пушкина и, как молитву, прочту:
Нет, поминутно видеть вас, Повсюду следовать за вами, Улыбку уст, движенье глаз Ловить влюбленными глазами... Я прочту: Чтоб только слышать ваши речи, Вам слово молвить...
И моя желанная - со мною, я чувствую ее присутствие около себя и знаю, что невозвратимость прошлого и непереходимость огненной пропасти не суть препятствия. Пушкин любил коня и все, что с ним связано. Не с конем ли в содружестве свершены богоподобным человеком все его наилучшие подвиги? И когда пред его покорительным взором возникла кобылица молодая, честь кавказского тавра, не он ли сказал:
Погоди, тебя заставлю Я смириться подо мной: В мерный круг твой бег направлю Укороченной уздой.
В этих 4-х строках - полный завет совершенного художественного делания. Сосредоточенная буря. Эти слова подходят к нашему первосоздателю совершенного стиха и совершенной прозы. Юноша, носивший звучное имя - Лермонтов, хорошо сказал о крови Пушкина, что она - праведная. Да, праведная, правильная, во всем верная, эта горячая русская кровь, понимавшая все и расцвеченная последними зорями его родного африканского Солнца. К.Бальмонт, поэт-символист, переводчик, эссеист, один из виднейших представителей русской поэзии Серебряного века.29 мая 1924 г. Впервые опубликовано: "Дни", 1924, "пушкинский" номер 8 июня. http://dugward.ru/library/balmont/balmont_o_zvukah_sladkih.html
ПОЧЕМУ ДОЛЖНО ИЗУЧАТЬ ПУШКИНА?
рис. А.С. Пушкина
Последнее время замечается новое оживление в изучении Пушкина. Появился ряд очень интересных, частью весьма ценных работ о нем, его биографии, его творчестве, его рукописях. Таково издание "Атенея", под заглавием "Неизданный Пушкин", где впервые опубликованы пушкинские рукописи, хранящиеся в Париже, в "Онегинском музее"; таково новое издание "Гавриилиады", тщательно проредактированное по всем известным спискам поэмы Томашевским; таковы материалы, собранные А.Поляковым "О смерти Пушкина"; таковы работы М.Гофмана - "Пропущенные строфы "Евгения Онегина", "Посмертные произведения Пушкина" и "Пушкин, вступительная глава науки о Пушкине"; таковы и еще несколько менее значительных книжек.
В наши дни никто более не сомневается, что Пушкин - величайший из наших поэтов, что его влияние на русскую литературу было и остается огромным, что поэтому историко-литературное изучение Пушкина необходимо и плодотворно. Но в новейших работах о Пушкине, не только перечисленных выше, но всех вообще, появлявшихся за последние 2 десятилетия, сказывается одно определенное направление: исследователи, отказываясь временно от обобщающих выводов, заняты преимущественно мелочами, деталями, огромное, подавляющее место отдавая изучению рукописей Пушкина. В печати постепенно воспроизводятся все черновики Пушкина, причем исследователи стараются прочесть буквально каждое слово, написанное Пушкиным, хотя бы и зачеркнутое им. Читатель-неспециалист естественно может задать вопрос: да нужны ли все эти мелочи? Пусть они полезны, даже необходимы редакторам и издателям сочинений Пушкина для установления правильного текста его произведений или немногим пушкинистам, изучающим поэтическую и стихотворную технику поэта. Пусть для этих специалистов существуют и специальные издания в ограниченном числе экземпляров, точно воспроизводящие рукопись Пушкина, предпочтительнее всего - фотомеханически. Но стоит ли читателям более широкого круга, которых интересует поэзия, а не техника писательского дела и не вопрос "критики текста", вникать в те издания, вся сущность которых состоит в перепечатке пушкинских черновиков? - а таково, повторяем, большинство из новых работ по Пушкину.
Можно на эти вопросы отвечать общими словами, что Пушкин - великий поэт, что "каждая его строка драгоценна" и т.д. Но такой ответ вряд ли будет убедителен. Неужели тем же методом должно изучать всех вообще "великих" и даже просто значительных, выдающихся писателей, полностью воспроизводя в печати все их черновые рукописи, сравнивая все их сохранившиеся "варианты", в том числе зачеркнутые, уничтоженные самим автором? (И подобные попытки уже делаются, притом иногда именно по отношению к писателю определенно "средней величины".) Ведь для этого потребуются целые армии исследователей, а читатели окажутся перед целым океаном печатной бумаги, в котором потонут самые произведения писателей. Отброшенные редакцией варианты, разночтения и все подобное заслонят самый текст. По счастью, дело обстоит не так страшно. Во-первых, лишь у немногих поэтов найдется такое количество черновых, как у Пушкина. Во-вторых, по нашему глубокому убеждению, не все черновые рукописи, вернее - рукописи не всех поэтов, заслуживают того, чтобы их изучать. Пушкин и среди великих поэтов составляет исключение.
Есть 2 метода творческой работы писателя. Некоторые сначала долго обдумывают свое будущее произведение, пишут его, так сказать "в голове", переделывая, поправляя мысленно, может быть, десятки раз каждое выражение; на бумаге они записывают только уже готовые строки, которые впоследствии, конечно, могут быть еще раз изменены. Так писал, например, Лермонтов. Другие, и таких меньшинство, берутся за перо при первом проблеске поэтической мысли; они творят "на бумаге", отмечая, записывая каждый поворот, каждый изгиб своей творческой мысли, весь процесс создания запечатлевается у таких писателей в рукописи; рукопись отражает не только техническую работу над стилем, но и всю психологию поэта в моменты творчества. Так писал Пушкин. Понятно после этого, какой огромный интерес - и не только для специалистов-пушкиноведов - представляют рукописи Пушкина; по ним мы знакомимся с работой гениального ума: читая их, мы как бы становимся причастии интимнейшим мыслям великого поэта. По рукописям Пушкина мы можем следить, как постепенно вырастали в нем те образы, которые поражают, пленяют нас в его произведениях, а попутно видим бесконечное богатство других образов и мыслей, которым не суждено было воплотиться в законченном поэтическом создании. Мы как бы присутствуем в лаборатории гения, который при нас совершает чудо превращения неясного контура в совершенную худ. картину, темного намека - в глубокую, блистающую мысль. Вот почему мы думаем, что и читатель-неспециалист, "рядовой" читатель, должен не пренебрегать новыми работами о Пушкине. Мы решаемся рекомендовать читателям и "Неизданного Пушкина", и "Пропущенные строфы "Евгения Онегина", и "Посмертные стихотворения Пушкина". Вдумчивое чтение этих книг покажет, что значение их - больше, чем, может быть, думали сами их составители. В.Брюсов, русский поэт, прозаик, драматург, переводчик, литературовед, литературный критик и историк. Один из основоположников русского символизма. 1922. Впервые опубликовано: "Московский понедельник", 1922, № 6, 24 июля. http://dugward.ru/library/brusov/brusov_pochemu_doljno.html
ВОСПОМИНАНИЯ О ПУШКИНЕ, ДЕЛЬВИГЕ И ГЛИНКЕ То зеркало лишь хорошо, которое верно отражает.
При воспоминании прошедшего я часто и долго останавливаюсь на том времени, которое ознаменовалось поэтическою деятельностью Пушкина и отметилось в жизни общества страстью к чтению, литературным занятиям и, если не ошибаюсь, необыкновенною жаждою удовольствий. И тогда снова оживает передо мною доброе старое время, кипевшее избытком молодых сил. Я вижу веселый, беспечный кружок поэтов той эпохи, живший грезами о счастии и по возможности избегавший тягости труда. Из него выделяются в моем воспоминании с особенною ясностью: Пушкин, Дельвиг и Глинка.
А.С. Пушкин и А.П. Керн
Худ. создания Пушкина, развивая в обществе чувство к изящному, возбуждали желание умно и шумно повеселиться, а подчас и покутить. Весь кружок даровитых писателей и друзей, группировавшихся около Пушкина, носил на себе характер беспечного, любящего пображничать русского барина, быть может, еще в большей степени, нежели современное ему общество. В этом молодом кружке преобладала любезность и раздольная, игривая веселость, блестело неистощимое остроумие, высшим образцом которого был Пушкин. Но душою всей этой счастливой семьи поэтов был Дельвиг, у которого в доме чаще всего они и собирались.
Дельвиг соединял в себе все качества, из которых слагается симпатичная личность. Любезный, радушный хозяин, он умел счастливить всех, имевших к нему доступ. Благодаря своему истинно британскому юмору он шутил всегда остроумно, не оскорбляя никого. В этом отношении Пушкин резко от него отличался: у Пушкина часто проглядывало беспокойное расположение духа. Великий поэт не был чужд странных выходок, нередко напоминавших фразу Фигаро: "Ah, qu'ils sont betes les gens d'esprit" [Ах, как они глупы, эти умные люди], и его шутка часто превращалась в сарказм, который, вероятно, имел основание в глубоко возмущенном действительностию духе поэта. Это маленькое сравнение может объяснить, почему Пушкин не был хозяином кружка, увлекавшегося его гением. Не позволяя себе дальнейшей параллели между характерами двух друзей, перехожу к моим воспоминаниям о Дельвиге, в которых коснулся также нескольких случаев из жизни Пушкина и Глинки, нашего гениального композитора.
Мы никогда не видали Дельвига скучным или неприязненным к кому-либо. Может быть, та же самая любовь спокойствия, которая мешала ему быть деятельным, делала его до крайности снисходительным ко всем, и даже в особенности к слугам. Они обращались с ним запанибрата, и, что бы ни сделали они, вместо выражений гнева Дельвиг говорил только "забавно". Но очень может быть, что причина его снисходительности к служащим ему людям была разумнее и глубже и заключалась в терпимости, даже в великодушии. Дельвиг любил доставлять другим удовольствия и мастер был устраивать их и изобретать. Не помню, чтобы он один или с женою езжал когда-нибудь на балы или танцевальные вечера; но зато любил загородные поездки, катанья экспромтом или же ужин дома с хорошим вином, которым любил потчевать дам, посмеиваясь, что действие вина всегда весело и благодетельно. Между многими катаньями за город мне памятна одна зимняя поездка в Красный Кабачок, куда Дельвиг возил нас на вафли. Мы там нашли совершенно пустую залу и одну бедную девушку, арфянку, которая чрезвычайно обрадовалась нашему посещению и пела нам с особенным усердием. Под звуки ее арфы мы протанцевали мазурку и, освещенные луною, возвратились домой. В катанье участвовали, кроме Дельвига, жены его и меня, Сомов, всегда интересный собеседник и усердный сотрудник Дельвига по изданию "Северные цветы", и двоюродный брат мой А.Н. Вульф.
Кроме прелести неожиданных импровизированных удовольствий, Дельвиг любил, чтобы при них были и хорошее вино, и вкусный стол. Он с детства привык к хорошей кухне; эта слабость вошла у него в привычку. Любя хорошо поесть, он избегал обедов у хозяев не гастрономов; так, однажды, по случаю обеда у Пушкиных, не любивших роскошного стола, он написал Александру Сергеевичу шуточное четверостишие, которое начинается так: Друг Пушкин, хочешь ли отведать... Юмор Дельвига, его гостеприимство и деликатность часто наводили меня на мысль о В.Скотте, с которым, казалось мне, у него было сходство в домашней жизни. В его поэтической душе была какая-то детская ясность, сообщавшая собеседникам безмятежное чувство счастия, которым проникнут был сам поэт. Этой особенностью Дельвига восхищался Пушкин. Прочитав в Одессе романс Дельвига "Прекрасный день, счастливый день, и солнце и любовь...", в котором так много ясности и счастия, он говорил, что прочувствовал вполне это младенческое излияние поэтической души Дельвига и что самое стихосложение этого романса верно передало ему всю светлость чистого чувства любви поэта. Он восхищался при том другими пьесами Дельвига, равно как и поэзиею Баратынского. Эти три поэта были связаны глубокой симпатией.
Баратынский присылал Дельвигу свои сочинения до отсылки в печать, и последний отдавал их переписывать жене. Баратынский никогда не ставил знаков препинания, кроме запятой; Дельвиг знал эту особенность своего друга и, отдавая жене стихи его, всегда говорил: "Пиши, Сонинька, до точки". Дельвиг рассказывал однажды, будто Баратынский спрашивал у него: "Что называешь ты родительным падежом?". Дельвиг жил на Владимирской ул., в доме Кувшинникова, ныне Олферовского. По утрам он обыкновенно занимался в своем маленьком кабинете, отделенном от передней простою из зеленой тафты перегородкой. В этом кабинетике случилось однажды несчастие с песнями Беранже: их разорвал маленький щенок тернёв, и Дельвиг воспел это несчастие в юмористических стихах, из которых, к сожалению, я помню только следующие:
Хвостова кипа тут лежала, А Беранже не уцелел! За то его собака съела, Что в песнях он собаку съел.
Эта песня была включена в репертуар, который распевали мы у него по вечерам целым хором. Два раза в неделю собирались к нему лицеисты - товарищи и друзья. Как веселы бывали эти беседы!.. Одно время я занимала маленькую квартиру в том же доме. Софья Михайловна, жена Дельвига, приходила по утрам в мой кабинет заниматься корректурою "Северных цветов"; потом мы вместе читали, работали и учились итальянскому языку у г. Лангера, тоже лицеиста. Остальную часть дня я проводила в семействе Дельвига. У них собирались не с одною только целью беседовать, но и читать что-нибудь новое, написанное посетителями, и услышать мнение Дельвига, пользовавшегося репутацией проницательного и беспристрастного ценителя. Во всем кружке была родственная простота и симпатия; дружба, шутка и забавные эпитеты, которые придавались чуть не каждому члену маленькой республики, могут служить характеристикою этой детски веселой семьи.
Однажды Дельвиг и его жена отправились, взяв с собою и меня, к одному знакомому ему семейству; представляя жену, Дельвиг сказал: "Это моя жена", и потом, указывая на меня: "А это вторая". Шутка эта получила право гражданства в нашем кружке, и Дельвиг повторил ее, надписав на подаренном мне экземпляре поэмы Баратынского "Бал": "Жене № 2-й от мужа безномерного". Кроме этого подарка на память, он написал в мой альбом свои стихи: "Дева и Роза" и "На смерть Веневитинова". В семье Дельвига я чувствовала себя как дома, а когда они уехали в Харьков, баронесса пересылала мне экспромты Дельвига. Из числа их я помню следующий:
Я в Курске, милые друзья, И в Полторацкого таверне Живее вспоминаю я О деве Лизе, даме Керне!
Преданный друзьям, Дельвиг в то же время был нежен и к родным. Я помню, как ласкал он своих маленьких братьев, 7- и 8-летних малюток, выписав их вскоре по возвращении своем из Харькова. Старшего, Александра, он звал классиком, а меньшего, Ивана, романтиком и под этими именами представил их однажды Пушкину. Александр Сергеевич нежно ласкал их, и когда Дельвиг объявил, что меньшой уже сочинил стихи, он пожелал их услышать, и малютка-поэт, не конфузясь нимало, медленно и внятно произнес, положив обе ручонки в руки Пушкина: Индиянди, Индиянди, Индия! Индиянда! Индиянда! Индия! Александр Сергеевич, погладив поэта по голове, поцеловал и сказал: "Он точно романтик".
Пушкин и Дельвиг в Михайловском
Дружба Пушкина с Дельвигом так тесно соединяла их, что, вспоминая о последнем, нельзя умолчать о Пушкине, завоевавшем себе внимание всего кружка и бывшем часто предметом разговоров и даже переписки его дружных членов; так, например, незадолго до женитьбы Пушкина С.М. Дельвиг писала ко мне с дачи в город: и" Leon est parti hier (он проезжал тогда с Кавказа). Александр Сергеевич est arrive hier. Il est, dit-on, plus amoureux que jamais, cependant il ne parle presque pas d'elle. La noce se fera en septembre" (Лев уехал вчера... Александр Сергеевич вернулся вчера. Говорят, влюблен больше, чем когда-нибудь, между тем почти не говорит о ней. Свадьба будет в сентябре) .
Действительно, в этот период, перед женитьбою своей, Пушкин казался совсем другим человеком. Он был серьезен, важен, молчалив, заметно было, что его постоянно проникало сознание великой обязанности осчастливить любимое существо, с которым он готовился соединить свою судьбу, и, может быть, предчувствие тех неотвратимых обстоятельств, которые могли родиться в будущем от серьезного и нового его шага в жизни и самой перемены его положения в обществе. Встречая его после женитьбы всегда таким же серьезным, я убедилась, что в характере поэта произошла глубокая, разительная перемена. Но мои воспоминания в доме Дельвига относятся более ко времени первой беспечной поры жизни Пушкина. Помню, как он, узнав о возвращении Дельвига из Харькова и спеша обнять его, вбежал на двор; помню его развевающийся плащ и сияющее радостию лицо. Другое воспоминание мое о Пушкине относится к свадьбе сестры его. Дельвиг был тогда в отлучке. В его квартире я с Александром Сергеевичем встречала и благословляла новобрачных. Расскажу подробно это обстоятельство.
Мать Пушкина, Надежда Осиповна, вручая мне икону и хлеб, сказала: "Remplacez moi, chere amie, avec cette image, que je vous confie pour benir ma fille!"[Замените меня, мой друг, вручаю вам образ, благословите им мою дочь!]. Я с любовью приняла это трогательное поручение и, расспросив о порядке обряда, отправилась вместе с Александром Сергеевичем в старой фамильной карете его родителей на квартиру Дельвига, которая была приготовлена для новобрачных. Был январь месяц, мороз трещал страшный, Пушкин, всегда задумчивый и грустный в торжественных случаях, не прерывал молчания. Но вдруг, стараясь показаться веселым, вздумал заметить, что еще никогда не видал меня одну: "Voila pourtant la premiere fois, que nous sornmes seuls, madame" [А ведь мы с вами в первый раз вдвоем, сударыня]; мне показалось, что эта фраза была внушена желанием скрыть свои размышления по случаю важного события в жизни нежно любимой им сестры; а потому, без лишних объяснений, я сказала только, что этот необыкновенный случай отмечен сильным морозом. "Vous avez raison, 27 degres" [Вы правы, 27 градусов], - повторил Пушкин, плотнее закутываясь в шубу. Так кончилась эта попытка завязать разговор и быть любезным. Она уже не возобновилась во всю дорогу. Стужа давала себя чувствовать, и в квартире Дельвига, долго дожидаясь приезда молодых, я прохаживалась по комнате, укутываясь в кацавейку; по поводу ее Пушкин сказал, что я похожа в ней на царицу Ольгу. Поэт старался любезностью и вниманием выразить свою благодарность за участие, принимаемое мною в столь важном событии в жизни его сестры.
Он всегда сочувствовал великодушному порыву добрых стремлений. Так, однажды отец госпожи Н., рассказывая Пушкину про случай с одним семейством, при котором необходимо было присутствие близкого человека, осуждал неблагоразумную чувствительность своей дочери, которая прямо с постели, накинув салоп, побежала к нуждавшимся в ее помощи, сказал: "И эта дура, несмотря на морозную ночь, в одной почти рубашке побежала через Фонтанку!". Пушкин сидел на диване, поджав ноги; услышав этот рассказ, он вскочил и, схватив обе руки у госпожи П., с жаром поцеловал их. Живо воспринимая добро, Пушкин, однако, как мне кажется, не увлекался им в женщинах; его гораздо более очаровывало в них остроумие, блеск и внешняя красота. Кокетливое желание ему понравиться не раз привлекало внимание поэта гораздо более, чем истинное и глубокое чувство, им внушенное. Сам он почти никогда не выражал чувств; он как бы стыдился их и в этом был сыном своего века, про который сам же сказал, что чувство было дико и смешно. Острое красное словцо - la repartie vive - вот что несказанно тешило его. Впрочем, Пушкин увлекался не одними остротами; ему, например, очень понравилось однажды, когда я на его резкую выходку отвечала выговором: "Pourquoi vous attaquer a moi, qui suis si inoffensive!" [Зачем вы на меня нападаете, ведь я такая безобидная!]. И он повторял: "Comme c'estгёеПетеш cela: si inoffensive!" [Как это верно сказано: действительно, такая безобидная!]. Продолжая далее, он заметил: "Да, с вами не весело и ссориться, voila votre cousine, avec elle on trouve a qui s'en prendre!" [То ли дело ваша кузина, вот тут есть с кем ссориться!].
Причина того, что Пушкин скорее очаровывался блеском, нежели достоинством и простотою в характере женщин, заключалась, конечно, в его невысоком о них мнении, бывшем совершенно в духе того времени. При этом мне пришла на память еще одна забавная сцена, разыгранная Пушкиным в квартире Дельвига, занимаемой мною с семейством по случаю отсутствия хозяев. Сестра его и я сидели у окна, читая книгу. Пушкин подсел ко мне и, между прочими нежностями, сказал: "Дайте ручку, c'est si satin!", я отвечала: "Satan!" "Настоящий атлас!" - "Сатана!" [Игра слов: satin - атлас, satan - сатана]. Тогда сестра поэта заметила, что не понимает, как можно отказывать просьбам Пушкина, что так понравилось поэту, что он бросился перед нею на колени; в эту минуту входит А.Н. Вульф и хлопает в ладоши... Сюда же можно отнести и отзыв поэта о постоянстве в любви, которою он, казалось, всегда шутил, как и поцелуем руки; но это, по всей вероятности, было притворною данью веку...
Однажды, говоря о женщине, которая его страстно любила, он сказал: "Et puis vous savez qu'il n'y a rien de si insipide que la patience et la resignation" [И потом, знаете ли, нет ничего безвкуснее долготерпения и самоотверженности]. Но, как я уже заметила, женитьба произвела в характере поэта глубокую перемену. С того времени он на все смотрел серьезнее, а все-таки остался верен привычке своей скрывать чувство и стыдиться его. В ответ на поздравление с неожиданною способностью женатым вести себя как прилично любящему мужу, он шутя отвечал: "Je ne suis qu'un hypocrite"[Я просто хитер]. После женитьбы я видела его раз у его родителей во время их обеда. Он сидел за столом, но ничего не ел. Старики потчевали его то тем, то другим кушаньем, но он от всего отказывался и, восхищаясь аппетитом своего батюшки, улыбнулся, когда отец сказал ему, предлагая гуся с кислою капустою: "C'est un plat ecossais!" [Это шотландское блюдо], заметив при этом, что он никогда ничего не ест до обеда, а обедает в 6 часов. Быв холостым, он редко обедал у родителей, а после женитьбы почти никогда. Когда же это случалось, то после обеда на него иногда находила хандра. Однажды в таком мрачном расположении духа он стоял в гостиной у камина, заложив назад руки... Подошел к нему Илличевский и сказал: "У печки погружен в молчаньи, Поднявши фрак, он спину грел И никого во всей компаньи Благословить он не хотел".
Это развеселило Пушкина, и он сделался очень любезен. Потом я его еще раз встретила с женою у родителей, незадолго до смерти матери. Она уже тогда не вставала с постели, которая стояла посреди комнаты, головами к окнам; Пушкины сидели рядом на маленьком диване у стены. Надежда Осиповна смотрела на них ласково, с любовию; а Александр Сергеевич, не спуская глаз с матери, держал в руке конец боа своей жены и тихонько гладил его, как бы выражая тем ласку к жене и ласку к матери; он при этом ничего не говорил. Кроме Пушкина, еще один из друзей Дельвига, еще одна симпатичная личность влечет к себе мои воспоминания. Это наш поэт-музыкант Глинка; я познакомилась с ним в 1826 г.
Дата: Суббота, 09 Фев 2019, 23:05 | Сообщение # 12
Группа: Администраторы
Сообщений: 7072
Статус: Offline
В то время еще немногие живали летом на дачах. Проводившие его в Петербурге любили гулять в Юсуповом саду, на Садовой. Однажды, гуляя там в обществе 2-х девиц и Пушкина, я встретила генерала Базена, моего хорошего знакомого. Он пригласил нас к себе на чай и при этом представил мне Глинку, говоря: "Je ne vous promets pas d'excellent the, car je ne m'y connais guere, mais un accompagnement delicieux: vous entendrez Glinka, un de nos premiers pianistes"[Прекрасного чаю обещать не стану, ибо не знаю в нем толку, но зато обещаю чудесное общество: вы услышите Глинку, одного из первых наших пианистов]. Тогда молодой человек, шедший в стороне, сделал шаг вперед, грациозно поклонился и пошел подле Пушкина, с которым был уже знаком и прежде. Лишь только мы вошли в квартиру Базена, очень просто меблированную, и уселись на диван, хозяин предложил Глинке сыграть что-нибудь. Нашему хозяину очень хотелось, чтобы он импровизировал, к чему имел гениальные способности, а потому Базен просил нас дать тему для предполагаемой импровизации и спеть какую-нибудь русскую или малороссийскую песню. Мы не решались, и сам Базен запел малороссийскую простонародную песню с очень простым мотивом:
Наварила, напекла Не для Грицки, для Петра; Ой лих, мой Петрусь, Бело лично, черноусь!
Глинка опять поклонился своим выразительным, почтительным манером и сел за рояль. Можно себе представить, но мудрено описать мое удивление и восторг, когда раздались чудные звуки блистательной импровизации; я никогда ничего подобного не слыхала, хотя и удавалось мне бывать в концертах Фильда и многих других замечательных музыкантов; такой мягкости и плавности, такой страсти в звуках и совершенного отсутствия деревянных клавишей я никогда ни у кого не встречала! У Глинки клавиши пели от прикосновения его маленькой ручки. Он так искусно владел инструментом, что до точности мог выразить все, что хотел; невозможно было не понять того, что пели клавиши под его миниатюрными пальцами. В описываемый вечер он сыграл мотив, спетый Базеном, потом импровизировал блестящим, увлекательным образом чудесные вариации на тему мотива, и все это выполнил изумительно хорошо. В звуках импровизации слышалась и народная мелодия, и свойственная только Глинке нежность, и игривая веселость, и задумчивое чувство. Мы слушали его, боясь пошевелиться, а по окончании оставались долго в чудном забытьи. Впоследствии он бывал у меня часто; его приятный характер, в котором просвечивалась добрая, чувствительная душа нашего милого музыканта, произвел на меня такое же глубокое и приятное впечатление, как и муз/ талант его, которому равного до тех пор я не встречала. Он взял у меня стихи Пушкина, написанные его рукою: "Я помню чудное мгновенье...", чтоб положить их на музыку, да и затерял их, Бог ему прости! Ему хотелось сочинить на эти слова музыку, вполне соответствующую их содержанию, а для этого нужно было на каждую строфу писать особую музыку, и он долго хлопотал об этом.
Из числа моих знакомых Глинка посещал Пушкиных, бывал у Базена, своего доброго начальника, и у барона Дельвига, большого любителя музыки и почитателя Глинки. Там он часто услаждал весь наш кружок своими дивными вдохновениями. К нему присоединялись иногда князь С.Голицын, М.Яковлев, а иногда и все мы хором пели какой-нибудь канон, бравурный модный романс или баркаролу. Для тех, которые не знали коротко Глинки, скажу, что он был один из приятнейших и вместе добродушнейших людей своего времени, и хотя никогда не прибегал к злоречию насчет ближнего, но в разговоре у него было много веселого и забавного. Его ум и сердечная доброта проявлялись в каждом слове, поэтому он всегда был желанным и приятным гостем, даже без музыки. В этом отношении он мог подать руку своему почтенному покровителю и начальнику Базену, отличавшемуся в своем тесном, дружеском кружке самою доброжелательной любезностью. Сообществом их обоих и умной задушевной беседой дорожили все их друзья и знакомые. Глинка был чрезвычайно нервный, чувствительный человек, и ему было всегда то холодно, то жарко, чаще всего грустно, так что маленькая дочь моя иначе не называла его, как "Миша Глинка, которому грустно".
Являясь ко мне, он просил иногда позволения надеть мою кацавейку и расхаживал в ней, как в мантии, или, бывало, усаживался в угол на диване, поджавши ножки. Летом, кажется, в 1830 г., когда я жила вместе с Дельвигом на даче у Крестовского перевоза, Глинка бывал у нас очень часто и своею веселостью вызывал на разные parties de plaisir [увеселительные прогулки]. Под таким влиянием однажды Дельвигу, любившему доставлять себе и другим удовольствия, часто весьма замысловатые, вздумалось совершить прогулку целым обществом на Иматру. Не долго размышляя, а по-русски: вздумано,сделано! - мы проворно собрались в дорогу, отыскали напрокат допотопную линейку с черным кожаным фартуком и таким же верхом на столбиках; в одно прекрасное июньское утро уселись в нее, по возможности комфортабельно, и поехали. Общество наше состояло из барона Дельвига, жены его, постоянного нашего посетителя Ореста Михайловича Сомова и меня. При баронессе была ее горничная. Подорожная для предотвращений задержки в лошадях была взята на мое имя, как генеральши, а барон и прочие играли роль будущих. Глинка, без которого нам не хотелось наслаждаться удовольствиями этого путешествия, но которого задерживали на время дела, не мог выехать вместе с нами и должен был нас догнать на половине дороги. Мудрено было придумать для приятного путешествия условия лучше тех, в каких мы его совершили: прекрасная погода, согласное, симпатичное общество и экипаж, как будто нарочно приспособленный к необыкновенно быстрой езде по каменистой гладкой дороге, живописно извивающейся по горам, над пропастями, озерами и лесами вплоть до Иматры, делали всех нас чрезвычайно веселыми и до крайности довольными. Конечно, дребезжание экипажа и слишком шибкая езда (по 20 верст в час) не позволяли нам разговаривать, но это и не предстояло большой необходимости. Очаровательные пейзажи, один за другим сменяющиеся то с одной, то с другой стороны линейки, возбуждали в нас такое восхищение, которое только и может быть выражено коротенькими восторженными восклицаниями, - и мы беспрестанно высказывали свои впечатления возгласами: "Ах, посмотрите, какая прелесть!", "А это-то, по моей стороне - чудо! какая роща! какая удивительная трава!" - и проч.
По возвращении в Петербург Глинка посещал нас по-прежнему и познакомил нас с певцом Ивановым. Вскоре потом Глинка повез его в Италию, где Иванов приобрел европейскую известность. Бывая у Дельвига, Иванов певал его "Соловья" и своим мягким, симпатичным голосом придавал этому романсу ту прелесть и значение, которых жаждал поэт. В это предпоследнее, кажется, лето жизни Дельвига все приятное сгруппировалось вокруг него, чтобы усладить последние годы его земного существования. Все, что он любил, что тешило, счастливило его, как бы предчувствуя скорую с ним разлуку, стремилось к нему, и он, среди тишины семейной жизни, услажденный друзьями, поэзиею и музыкою, мог назваться счастливейшим из смертных. В это же время мечта его жизни осуществилась: у него родилась дочь. Приветствуя его с этою радостью, князь Вяземский сказал: "Поздравляю тебя с новою юною Идиллией и желаю ей в свое время сделаться древнею". К довершению всех этих задушевных наслаждений, на ту пору вблизи нашей дачи, на берегу Невы жил на своей даче Д.Л. Нарышкин, и его знаменитая, известная всей Европе роговая музыка была и для нас большим наслаждением.
В праздничные дни она играла подле балкона, на котором сидел Дмитрий Львович, глядя на публику, гулявшую близ его дома по дорожкам между цветов. По будням же она разъезжала тихо в большой лодке по Неве и своими чарующими звуками, далеко разносившимися по реке, доставляла удовольствие тысячам людей. Беднейший из любителей музыки мог ежедневно слышать бесплатно восхитительный концерт. Так настоящий аристократ, русский бария, умел пользоваться своим богатством и делиться с другими изящными своими наслаждениями. Я имела привычку отдыхать после обеда и всегда пробуждалась под звуки этой дивной музыки. Я сказала уже, что М.И. Глинка был такого милого, любезного характера, что, узнавши его коротко, не хотелось с ним расставаться, и мы пользовались всяким случаем, чтобы чаще его видеть. Однажды он рассказывал нам, что у него прекрасная квартира, кажется, в Измайловском полку, и презанимательный сад с беседками, киосками, надписями и сюрпризами. Мы устроили так, что он пригласил весь наш кружок к себе на чай. Когда мы приехали к нему, он тотчас повел нас в сад и там угощал фруктами, чаем и своей музыкой. Много мы шутили и долго смеялись над одною из надписей на беседке его садика: "Не пошто далече и здесь хорошо".
В конце этого счастливого лета мы еще сделали поездку в обществе Глинки в Ораниенбаум. Там жила в то лето нам всем близкая по сердцу, дорогая наша О.С. Павлищева, она была больна и лечилась морским воздухом и купаньями. Мы тоже там выкупались в море все, кроме Глинки и Дельвига. Первый начинал уже чувствовать разные припадки, которые заставляли его уезжать по зимам в Италию. Ради правды нельзя не признаться, что вообще жизнь Глинки была далеко не безукоризненна. Как природа страстная, он не умел себя обуздывать и сам губил свое здоровье, воображая, что летние путешествия могут поправить зло и вред зимних пирушек; он всегда жаловался, охал, но между тем всегда был первый готов покутить в разгульной беседе. В нашем кружке этого быть не могло, и потому я его всегда видела с лучшей его стороны, любила его поэтическую натуру, не доискиваясь до его слабостей и недостатков. Богатые дарования этого маленького человека (Глинка был гораздо меньше обыкновенного среднего роста мужчины) чрезвычайно были привлекательны, и самый его ум и приятный характер внушали и дружбу и симпатию.
Барон Дельвиг тоже купаться в море не решился вследствие мнительности; он тогда все кушал какие-то пилюли отвратительного запаха и беспрестанно лечился от воображаемых болезней у разных эмпириков. Это-то, я думаю, и расстроило его здоровье и крепкую организацию и отняло у нее силы бороться с настоящею болезнью, когда она приключилась! Глинка, предполагая ехать в Италию, начал учиться итальянскому языку; так случилось, что и на нас с баронессою Дельвиг напала охота заняться тоже итальянским языком, и тут-то резко обозначился контраст между способностями обыкновенными и способностями высокого таланта, каков был Глинка. Пока мы в 2 месяца, занимаясь ежедневно у Лангера, товарища Дельвига и Пушкина по Лицею, едва выучились читать и говорить несколько слов, Михаил Иванович уже говорил бегло, быстро, с удивительно милым итальянским произношением, без иностранного акцента. Хотя способность к языкам и составляет принадлежность русских, хотя и говорит где-то Eugene Sue: "Elle parlait francais, comme une russe!" [Эжен Сю: "Она говорила по-французски, как русская!] - но все-таки быстрота, с какою Михаил Иванович усвоил знание итальянского языка, изумила нас. Оп впоследствии владел хорошо и испанским языком.
Вскоре после этого Глинка уехал за границу, и когда возвратился, чтобы переменить паспорт, намереваясь остаться в России только на сутки, то встретился с хорошенькой девушкой Ивановой. Он был, как все поэты, мягкосердечен, впечатлителен, а потому с одного взгляда влюбился в нее и, не долго думая, вместо того чтобы переменить паспорт и ехать за границу, женился. После этого я долго его не видала; он получил место при императорской капелле и стал реже являться среди старых друзей. Потом я встретила его глубоко разочарованным, скорбевшим оттого, что близкие его сердцу не поняли этого сердца, созданного, как он уверял, для любви. Но понял ли он и сам ту женщину, от которой ожидал любви и счастья?.. Мне всегда казалось, что истинная любовь должна быть не только прозорлива, но и ясновидяща, иначе она не истинна; а потому я думаю, что Глинка сам себя обманывал и называл любовью чувство, которое в нем было только увлечением красотою этой женщины. Но как бы то ни было, Глинка был несчастлив. Семейная жизнь скоро ему надоела; грустнее прежнего он искал отрады в музыке и дивных ее вдохновениях. Тяжелая пора страданий сменилась порою любви к одной близкой мне особе, и Глинка снова ожил.
Он бывал у меня опять почти каждый день; поставил у меня фортепиано и тут же сочинил музыку на 12 романсов Кукольника, своего приятеля. Когда он, бывало, пел эти романсы, то брал так сильно за душу, что делал с нами, что хотел; мы и плакали и смеялись по воле его. У него был очень небольшой голос, но он умел ему придавать чрезвычайную выразительность и сопровождал таким аккомпанементом, что мы его заслушивались. В его романсах слышалось и близкое искусное подражание звукам природы, и говор нежной страсти, и меланхолия, и грусть, и милое, неуловимое, необъяснимое, но понятное сердцу. Более других остались в моей памяти: "Ходит ветер у ворот..." и "Пароход" с его чудно подражательным аккомпанементом; потом что-то вроде баркаролы, наконец, и колыбельная песнь: Уснули ль голубые Сегодня, как вчера? Эту последнюю певала и я, укачивая маленького сына, который сквозь сон за мною повторял: уснули габые...
Моя маленькая квартира была в нижнем этаже на Петербургской стороне, в Дворянской ул. Часто народ собирался кучкой у окна, заслышавши Глинку. Однажды он передразнивал разбитую шарманку, наигрывавшую у моего окна, с такою точностью и комизмом, что мы помирали со смеху. Бедный шарманщик пришел сначала в изумление, что у нас в комнате повторяются фальшивые звуки его шарманки со всеми дребезжащими ее нотками, а потом вошел в неописанный восторг и долго не мог надивиться искусству Глинки; а он, мой голубчик, увлекшись веселостью своих звуков, начал играть на темы шарманки вариации и ими восхитил не только нас, своих почитателей, но и толпу, стоявшую у окна, которая по окончании вариаций разразилась самым восторженным рукоплесканием. Он часто играл нам свою Камаринскую, но когда хотел меня разутешить, то пел песнь Финна, на известный нам мотив, усвоенный им во время поездки на Иматру. За такие любезности я угощала его пирогами и ватрушками, которые он очень любил. Завидя перед обедом одно из таких кушаньев, он поворачивал свои стул несколько раз кругом, складывал руки на груди и отвешивал по глубокому поклону столу, ватрушкам и мне. Он говорил, что только у добрых женщин бывают вкусные пироги. Не знаю, насколько это справедливо, замечаю только, что это было его мнение; любимый же его напиток было легкое красное вино, а десерт - султанские финики. Чай он пил всегда с лимоном. Если все это являлось у нас для него, он был совершенно счастлив, играл, пел, шутил остроумно и безвредно для кого бы то ни было.
Лучше и мягче характера я не встречала. Мне кажется, что так легко было бы сделать его счастливым. Он имел детские капризы, изнеженность слабой болезненной женщины; не любил хлопотать о мелочах житейских - и хотя был расчетлив, но никогда не брал медных денег в руки и оставлял такую сдачу купцу. Иногда лень и слабость до того одолевали его, что, как рассказывали мне люди, ему близкие, он не мог пошевелиться и просил кого-нибудь из присутствующих, чтобы поправили полу его халата, если она была раскрыта. Изнеженность доходила у него до того, что когда поехал он со мной и моим семейством в Малороссию, то, извиняясь слабостью нервов, не позволявшею ему ехать спиною к лошадям, он допустил, несмотря на самую утонченную свою вежливость, сидеть ехавшую со мною девицу на переднем месте кареты, а сам занял в ней первое. На станциях я расплачивалась за лошадей, заказывала обед или завтрак и прочее, а он, выйдя из кареты, тотчас садился в угол станционного дивана и ни во что не вмешивался. Во время же переезда от станции до станции разговаривал, пел из задуманной уже оперы "Руслан и Людмила" и особенно восхищал нас мотивом, который так ласково звучит в арии: О Людмила, Рок сулил нам счастье, Сердце верит... Ах, какая чудная музыка! Какая душа в этой музыке, какое гармоническое соединение чувства с умом и какое тонкое понимание народного колорита... Грустно мне было и больно, когда я, долго мечтавшая о счастье увидеть "Руслана и Людмилу" на театре и считавшая это почти невозможным по отдаленности жительства моего от Петербурга, наконец увидела эту оперу в 1858 г.!
Возможно ли любимое дитя гениального человека так исказить постановкою и то, над чем с такою любовью трудился гений - представить русской публике в жалком, во всех отношениях, виде? Я плакала от грустного воспоминания при знакомых, дорогих сердцу мотивах и разрывалась от досады за все остальное. В артистическом мире все должно гармонировать, все должно быть отчетливо и достойно целого. Не говоря об исполнении самой музыки, что это были за декорации? Большая голова великана так близко поставлена к авансцене, что все чудесное и фантастическое, присвоенное ей поэтом, поневоле переходит в пошлый фарс; а поле, усеянное костями, разве похоже на то, о котором мечтал Пушкин?.. Наконец, сражение на воздухе Карла с Русланом разве не смешная штука? Неужели нельзя было придать этому всему той волшебной неясности и неопределенности, каких требует смысл поэмы и условие вкуса? Несмотря на разнохарактерность мотивов этой оперы, совершенно согласных с национальностью и особенностями действующих лиц, она мало действует на публику; я предполагаю, что причина тому именно неудачная обстановка. Чтобы насладиться этой музыкою, надобно сидеть в театре, зажмуря глаза; я так делала и была минутами счастлива. Неужели у нас не найдется даже после смерти Глинки живая душа, которая бы взялась сделать то, что он желал? А он так страстно любил это последнее свое дитя! В этой опере он выражал свою последнюю любовь, это была мелодия лебединой песни и гармоническое сказание о чувствах души, которая изливалась в музыке, хотя и не всем доступной, но полной поэзии.
Приехавши из Малороссии в 1855 г. я тотчас осведомилась о Глинке, и когда мне сказали, что здоровье его сильно расстроено, я не решилась просить его к себе, а послала сына узнать, когда он может меня принять. Обласкав сына, которого видел в колыбели и сам учил петь кукуреку, играя с ним на ковре, он усердно звал меня к себе. Когда я вошла, он меня принял с признательностью и тем чувством дружества, которым запечатлелось первое наше знакомство, не изменяясь никогда в своем свойстве. В большой комнате, в которой мы уселись, посредине стоял раскрытый рояль, заваленный беспорядочно нотами, а подле ломберный стол, тоже с нотами, и я радовалась, что любимым занятием Глинки по-прежнему была музыка. При этом свидании он не говорил о невозвратных прошлых мечтах и предположениях, которые так весело улыбались ему при отъезде моем в Малороссию. Вообще он избегал говорить о себе и склонял разговор к моему тогдашнему незавидному положению, расспрашивал о моих делах с живым участием и только мельком касался своих обстоятельств и намерений. Когда я ему сказала, что предполагаю приняться за переводы, чтобы облегчить мужу бремя забот о средствах существования, то он усердно предложил свои услуги и при этом употребил такие выражения: "Le jour ou je pourrai faire quelque chose pour vous sera un bien beau jour pour moi" [День, когда я смогу для вас что-нибудь сделать, будет прекрасным для меня].
При этом он мне сообщил, что занимается духовною музыкою, сыграл, кстати, херувимскую песнь и даже пропел кое-что, вспоминая былые времена. Несмотря на опасение слишком сильно его растревожить, я не выдержала и попросила (как будто чувствовала, что его больше не увижу), чтоб он пропел романс Пушкина "Я помню чудное мгновенье...", он это исполнил с удовольствием и привел меня в восторг! В конце беседы он говорил, что сочинил какую-то музыку, от которой ждет себе много хорошего, и если ее примут так, как он желает, то останется в России, съездив только на время на воды, чтобы укрепить свое здоровье для дальнейшей работы; если же нет, то уедет навсегда. "Вреден север для него", - подумала я и рассталась с поэтом в грустном раздумье. При расставании он обещал посвятить мне целый вечер и просил прийти к нему с близкими моими, когда он уведомит, что в состоянии принять. Я не собралась больше к Глинке, т.е. он не собрался меня пригласить, как мы условились, а через два года, и именно 3 февраля (в день именин моих), его не стало! Его отпевали в той же самой церкви, в которой отпевали Пушкина, и я на одном и том же месте плакала и молилась за упокой обоих! День был ясный, солнечный, светлые лучи его падали прямо из алтаря на гроб Глинки, как бы желая взглянуть в последний раз на бренные останки нашего незабвенного композитора. А.П. Керн,урождённая Полторацкая, по второму мужу - Маркова-Виноградская - русская дворянка, в истории более всего известна по роли, которую она играла в жизни Пушкина. Автор мемуаров. Впервые опубликовано: "Семейные вечера", 1864, № 10, с. 679-683. http://dugward.ru/library....o]https
СТРАНИЧКА ИЗ ЖИЗНИ ПУШКИНА
На вершине одной из крутых скал, окружающих Карлсбад, стоит крест, срубленный и поставленный, по преданию, Петром Великим. Возле него надпись из стихов князя Вяземского: "Великий Петр, твой каждый след - для сердца русского есть памятник священный". Сюда вечный работник на троне ходил молиться и отдавать отчет Богу в своих мыслях, чувствах и действиях для осуществления "предназначения" России. Он был счастлив в своей земной загробной жизни: потомство признало величие его личности и благотворную глубину его дела; он нашел себе восторженного певца и истолкователя в лице великого русского поэта. По отношению к последнему можно сказать, что и его "каждый след для сердца русского есть памятник священный". Вот почему является радостное чувство при мысли, что есть возможность огласить один из таких следов - в виде обнаруженного мною летом настоящего года неизвестного еще письма Пушкина, которое, входя в серию его писем второй половины 1826 г., объединяет их и освещает в них некоторые неясные места. Но прежде чем обратиться к этому письму, следует очертить, по отношению к Пушкину, то время, когда оно написано. 1826 г. застал Пушкина на принудительном жительстве в Михайловском, Опочецкого уезда, Псковской губернии, куда он был выслан из Одессы. Пребывание в нем было одним из звеньев в цепи его насильственных скитаний. Было бы, однако, несправедливо, с точки зрения результатов, сурово упрекать судьбу за это.
худ. Л.В. Гервиц. Пушкин в Михайловском
Являясь мачехой по отношению к личной свободе поэта, она была тяжким млатом, необходимым для развития его душевных свойств. Она выковала его талант и, заставив поэта углубиться в самого себя, дала ему богатый материал для поэтических образов и поставила его в живое, чуткое и отзывчивое соприкосновение с народом.
Первая ссылка Пушкина выразилась в его командировке в распоряжение генерала Инзова и благодаря доброте и благородству последнего дала возможность Пушкину познакомиться с Крымом и Кавказом, с Украиной и Бессарабскими степями, создать "Кавказского пленника", "Бахчисарайский фонтан", "Братьев-разбойников" и задумать "Евгения Онегина". Инзов не верил, чтобы из Пушкина мог выйти добропорядочный чиновник, но допускал, однако, что он "по крайней мере, может быть великим писателем". Но на смену Инзову явился Воронцов, нравственный склад и практический гос. ум которого не мирился с резвостью и свободолюбием пушкинской музы.
Для Воронцова Пушкин был лишь "слабым подражателем далеко не почтенного образца", т.е. Байрона. Разлад между ними не замедлил обнаружиться. "Воронцов думает, что я коллежский секретарь, - писал Пушкин, - но я мыслю о себе выше". Посылка на саранчу, вызвавшая едкую шутку Пушкина, и гоголевский почтмейстер, бессмертный и любознательный почтмейстер, сделали свое дело. В то время, когда Александр I, этот, по выражению князя Вяземского "сфинкс, неразгаданный до гроба", все более и более погружался в пучину сомнений в себе и в людях, подпадая под влияние Аракчеева и мрачного изувера Фотия, - перехваченное письмо поэта, заявившего, что он берет уроки чистого атеизма, звучало как тяжкое обвинение. Чуя опасность, Пушкин просился в отставку. Его, однако, не пустили, и он имел основание говорить:
Но злобно мной играет счастье: Давно без крова я ношусь, Куда подует самовластье... Уснув, не знаю, где проснусь.
29 июля 1824 г., дав накануне подписку о безотлагательном, нигде не останавливаясь, следовании в Псков и чудными стихами простившись с морем, он был выслан в родовое село свое Михайловское. Здесь под тройным надзором - предводителя дворянства Пещурова, настоятеля Успенского Святогорского монастыря и своего отца - в забытой "глуши, во мраке заточенья", "в обители пустынных вьюг и хлада" потекли для него тусклые и тяжелые дни, особенно омраченные ссорами с отцом, взбалмошным и слезливым эгоистом.
"Поэта дом опальный" подчас до того становился для него невыносимым, что он писал Жуковскому: "Спаси меня хоть крепостью, хоть Соловецким монастырем", и думал о самоубийстве, находя, что "глупо час от часу вязнуть в тине жизни". Но с начала 1825 г. в этом печальном существовании стали являться просветы, приносившие с собою успокоение и жизнерадостную бодрость.
В феврале Пушкина посетил ИПущин - "мой первый друг бесценный", - которому через 33 года после этого слезы мешали писать о их радостном свидании; затем отозвалась княгиня Е.К. Воронцова, талисманом которой так дорожил воспевший ее Пушкин, произошла вторичная встреча с Керн, сказалась гостеприимная доброта тригорского дома и вступила в свои трогательные права заботливость старой няни Арины Родионовны, недаром внушившей Пушкину слова: "голубка дряхлая моя", "подруга дней моих суровых". Все это повлияло на душевное настроение Пушкина. Его душе "настало пробужденье"; она стала жить и получила дар слез и любви. Именно в это время он, по собственным словам, почувствовал, что "дух его вполне развился и он может творить". Из-под пера его вылились: ряд глав "Евгения Онегина", сцены из "Фауста", "Цыганы" и ряд удивительных лирических произведений, между которыми достаточно назвать "19 октября", "Я помню чудное мгновенье", "Подражания Корану", "Пророк" и "Андрей Шенье". Поэтому, когда 8 сентября 1826 г., доставленный в Москву по высочайшему повелению, Пушкин предстал перед императором Николаем I, он сознавал, как уже мною было однажды высказано, что от земной власти могли зависеть многие существенные условия его личной жизни и даже объем содержания тем для его творчества, но не его "предназначенье". Он чувствовал, что его призвание - быть "пророком" своей родины, "глаголом жечь сердца людей" и ударять по ним "с невиданною силой".
Его ждало загадочное и тревожившее его разрешение его судьбы, но он не забывал, что ему, "избранному небом певцу", нельзя "молчать, потупя очи долу". Он взял с собою, по словам Веневитинова, для оставления государю стихи, кончавшиеся словами: "Восстань, восстань, пророк России, - позорной ризой облекись", и, верный своей ненависти ко лжи до забвения собственной опасности, "мужаясь, презирая обман и стезею правды бодро следуя", на роковой вопрос: "Принял ли бы он участие в мятеже 14 декабря 1825 года?" - отвечал утвердительно, ссылаясь на свою дружбу с заговорщиками. Государь оценил прямодушие поэта, "почтил его вдохновение и освободил его мысль". Пушкин получил свободу жить в Москве. Он не мог еще предвидеть, как - согласно народной поговорке "жалует царь, да не жалует псарь" - лукаво и оскорбительно для него извратит шеф жандармов Бенкендорф обещание государя быть самому его цензором, извратит до такой степени, что Пушкину придется в 1835 г. всеуниженно просить цензурный комитет об урегулировании своих отношений к цензуре и скрывать имя автора при печатании "Капитанской дочки".
Уже в ноябре 1826 г. Бенкендорф стал между двумя царями - царем русской земли и царем русской поэзии, - ограничивая добрые намерения первого и стесняя великий талант второго. Но в сентябре этого еще не было, и Пушкин после 8 сентября сразу окунулся в шумную, по случаю коронационных торжеств, жизнь московского общества. "Москва приняла Пушкина, остановившегося у приятеля своего Соболевского, с восторгом, - пишет в своих воспоминаниях Шевырев, - его везде носили на руках, во всех обществах, на всех балах первое внимание устремлялось на него, в мазурке и котильоне дамы выбирали поэта беспрерывно"."Однозвучный жизни шум" не мог, однако, увлечь Пушкина и наполнить его жизнь. Он жаждал делиться последними плодами своего торжества и проверять его в кружках истинных ценителей и судей. Он трижды читал у князя Вяземского и Веневитинова "Бориса Годунова", относительно которого ему был впоследствии преподан, под влиянием записки Бенкендорфа, внушительный совет свыше "переделать свою комедию, по нужном очищении, в историческую повесть или роман, наподобие Вальтер Скотта". Слушатели чтений - Веневитинов, Баратынский, Мицкевич, Хомяков, братья Киреевские, Шевырев, Вяземский - не разделили, однако, такого взгляда, находя, по-видимому, что подражать Вальтеру Скотту в том, что достойно Шекспира, не следует.
"О, какое удивительное было утро, оставившее следы на всю жизнь! - восклицает Погодин, вспоминая через 40 лет об одном из таких чтений. - Не помню, как мы разошлись, как докончили день, как улеглись спать; да едва ли кто и спал в эту ночь: так были мы потрясены...". В начале ноября Пушкин на очень краткое время покинул Москву и 9-го уже сообщает из Михайловского князю Вяземскому о "поэтическом наслаждении возвратиться вольным в покинутую тюрьму". Но 21 ноября он опять в Москве, оттуда пишет Языкову по поводу сотрудничества его в "Московском вестнике". Это вторичное пребывание его в Москве было, очевидно, очень непродолжительным, так как в конце ноября он уже собирается из Михайловского приехать в Москву к 1 декабря, но болезнь задерживает его во Пскове, откуда ему удается выбраться лишь около половины декабря. В письме к Вяземскому от 9 ноября Пушкин, между прочим, говорит: "Долго здесь не останусь. В Петербург не поеду; буду у вас к 1-му [декабря]... она велела. Милый мой, Москва оставила во мне неприятное впечатление, но все-таки лучше с вами видеться, чем переписываться".
Ему же пишет он из Пскова от 1 декабря: "Еду к вам и не доеду. Какой! Меня доезжают... во Пскове вместо того, чтобы писать седьмую главу Онегина, я проигрывал в штос четвертную. Не забавно!.." В конце ноября, из Пскова он посылает Соболевскому какое-то письмо на имя Зубкова, говоря: "Перешли письмо Зубкову, без задержания малейшего. Твои догадки гадки, виды мои гладки. На днях буду у вас, покамест сижу или лежу в Пскове". Письмо к Зубкову, которому Пушкин придавал такое значение, ныне найдено. Оно находилось в обладании выдающегося русского политического мыслителя и ученого, Б.Н. Чичерина, в феврале 1904 года похищенного смертью у науки и русского общества, правосознанию которого он служил всеми силами своей благородной и непреклонной души.
В.П. Зубков воспитывался дома и обучался затем в основанной и руководимой генералом Н.Н. Муравьевым "школе для колонновожатых". Это замечательное заведение, содержимое на частные средства своего учредителя, с чрезвычайно разумною и целесообразно-практическою программой, готовило молодых людей главным образом к деятельности, ныне свойственной офицерам генштаба. Но из него вышло несколько выдающихся деятелей не на одном военном поприще, сохранивших о Муравьеве самые благодарные воспоминания. В молодые годы он вращался в светском обществе Москвы и был близок с Пушкиным, князьями В.Ф. Одоевским и Вяземским. О нем вспоминает в своих записках И.Пущин, рассказывая, как князь Юсупов, увидя в 1824 г. на балу у московского генерал-губернатора неизвестного "штатского", танцующего с дочерью хозяина, спросил Зубкова о том, кто это такой? - и узнав, что это судья надворного суда Пущин, воскликнул: "Как! Надворный судья и танцует с дочерью генерал-губернатора? Это вещь небывалая, тут кроется что-нибудь необыкновенное"...Зубков был женат на воспитаннице Е.В. Апраксиной, А.Ф. Пушкиной, очень дальней родственнице поэта. Зубкова была, по воспоминаниям Е.П. Яньковой, изящна, как фарфоровая саксонская куколка.
Ее сестра, Софья Федоровна, тоже воспитанница Апраксиной, была настоящею красавицею. Стройная, высокая ростом, с прекрасным греческим профилем и черными, "как смоль", глазами, эта умная и милая в обращении девушка произвела сильное впечатление на Пушкина во время его пребывания в Москве осенью 1826 г. К ней относятся в письме его к Вяземскому слова: "она велела", и можно не без основания предположить, что именно о ней говорит поэт в стихотворении, написанном 1 ноября 1826 г. в Москве и относимом Анненковым то к Кюхельбекеру, то к Плещееву.
Зачем безвременную скуку Зловещей думою питать И неизбежную разлуку В уныньи робком ожидать?
И так уж близок день страданья! Один, в тиши пустых полей, Ты будешь звать воспоминанья Потерянных тобою дней!
Тогда изгнаньем и могилой, Несчастный! будешь ты готов Купить хоть слово девы милой, Хоть легкий шум ее шагов.
Пушкин останавливался, по предположению П.О. Морозова, в один из своих приездов в Москву в 1826 г. у Зубкова. У него же написал он свои "Стансы", вызвавшие несправедливые нарекания "друзей", и чудесный его ответ им в 1828 г: "Нет, я не льстец...", который он заключает полными глубокого смысла словами:
Нет, братья, льстец лукав. Он горе на царя накличет... Он из его державных прав - Одну лишь милость ограничит.
Вот письмо Пушкина, написанное на листе плотной почтовой сероватой бумаги большого формата, без водяных знаков, с золотым обрезом. "Дорогой Зубков, вы не получили письма от меня, и вот этому объяснение: я сам хотел 1 декабря, т.е. сегодня, прилететь к Вам, как бомба, так что выехал тому 5-6 дней из моей проклятой деревни на перекладной, ввиду отвратительных дорог. Псковские ямщики не нашли ничего лучшего, как опрокинуть меня. У меня помят бок, болит грудь, и я не могу дышать. Взбешенный - я играю и проигрываю. Но довольно: как только мне немного станет лучше, буду продолжать мой путь почтой. Ваши два письма прелестны. Мой приезд был бы лучшим ответом на размышления, возражения и т.д. Но так как я, вместо того, чтобы быть у ног Софи, нахожусь на постоялом дворе во Пскове, то поболтаем, т.е. станем рассуждать. Мне 27 лет, дорогой друг. Пора жить, т.е. познать счастье. Вы мне говорите, что оно не может быть вечным: прекрасная новость! Не мое личное счастье меня тревожит, - могу ли я не быть самым счастливым человеком с нею, - я трепещу, лишь думая о судьбе, быть может ее ожидающей, - я трепещу перед невозможностью сделать ее столь счастливою, как это мне желательно. Моя жизнь, такая доселе кочующая, такая бурная, мой нрав - неровный, ревнивый, обидчивый, раздражительный и, вместе с тем, слабый - вот что внушает мне тягостное раздумье.
Следует ли мне связать судьбу столь нежного, столь прекрасного существа с судьбою до такой степени печальною, с характером до такой степени несчастным? - Боже мой, до чего она хороша! И как смешно было мое поведение по отношению к ней. Дорогой друг, постарайтесь изгладить дурное впечатление, которое оно могло на нее произвести. Скажите ей, что я разумнее, чем имею вид, и доказательство тому - что тебе в голову придет.
Дата: Суббота, 09 Фев 2019, 23:24 | Сообщение # 13
Группа: Администраторы
Сообщений: 7072
Статус: Offline
Мерзкий этот Панин: 2 года влюблен, а свататься собирается на Фоминой неделе, - а я вижу ее раз в ложе, в другой на бале, а в третий сватаюсь! Если она полагает, что Панин прав, она должна думать, что я сошел с ума, не правда ли? Объясните же ей, что прав я, что увидев ее - нельзя колебаться, что, не претендуя увлечь ее собою, я прекрасно сделал, прямо придя к развязке, - что, полюбив ее, нет возможности полюбить ее сильнее [моего], как невозможно впоследствии найти ее еще прекраснее, ибо прекраснее быть невозможно... Ангел мой, уговори ее, настращай ее Паниным скверным и жени меня! А.П. В Москве я Вам кое-что расскажу. Я дорожу моей бирюзой, как она ни гнусна. Поздравляю графа Самойлова". В объяснение последней приписки надо заметить, что поэт был суеверен. Он верил в приметы и талисманы. В качестве последних у него было несколько перстней. Гаевский указывает на четыре таких: один с сердоликом, подаренный Пушкину графинею Елизаветой Ксаверьевной Воронцовой, принадлежавший впоследствии И.С. Тургеневу и пожертвованный госпожою Виардо Пушкинскому музею Лицея; другой, подаренный вдовою Пушкина Далю, с изумрудом, находящийся ныне у великого князя Константина Константиновича; третий - с бледной, грушевидной бирюзою, подаренный поэту Нащокиным и снятый секундантом Пушкина Данзасом уже с его похолодевшей руки, - и четвертый с маленькою бирюзою. Быть может, в приписке к письму Пушкина Зубкову речь идет именно об этом последнем перстне, так как, по удостоверению Анненкова, другой перстень с бирюзою был заказан уже в 30-х годах.
Граф Н.А. Самойлов, которого поздравляет Пушкин в приписке к письму, был последним в роде, который пресекся с его смертью в июле 1842 г. В 1825 г. он женился на графине Ю.П. фон дер Пален. Нужно ли говорить о прелести содержания и языка письма Пушкина Зубкову? Благородные стороны пылкой натуры поэта и блеска его искрометного ума ярко отразились в этом письме. Но оно имеет еще и особое значение для оценки личности того, кого, в роковом извещении о его кончине, Краевский решил назвать "солнцем русской поэзии", за что и получил выговор. Мы находим в нем характеристику Пушкиным самого себя, сделанную в выпуклых, несмотря на свою сжатость, чертах. Отзывы о самом себе, рассыпанные в его переписке, некоторые места из "Воспоминания", "Коварности" и других стихотворений связаны или с внешними событиями его жизни или отрывочны и неопределенны; "Mon portrait" [Мой портрет] и "Моя эпитафия", написанные в отроческие годы поэта, содержат в себе лишь указания на его молодую резвость и беззаботность и не раскрывают нам свойств его души. В письме же к Зубкову - на пороге между молодостью и зрелым возрастом, уже изведав жизнь и познав себя, - Пушкин дает совершенно определенный отзыв о своем характере, указывая на противоречивые черты в нем и определяя его, как несчастный. Но, кроме того, это письмо служит прекрасным ответом на тот "друзей предательский привет", который, вместе с"неотразимыми обидами" "хладного света", не раз вливал отраву в многострадальную жизнь Пушкина.
В этом отношении первое место, по праву, принадлежит запискам барона (впоследствии графа) М.А. Корфа. Ссылаясь на свою дружбу (?) с Пушкиным, на совместную жизнь в течение 5 лет и снисходя до признания в нем поэтического дарования, Корф содрогается всеми фибрами своей "умеренности и аккуратности" пред нравственным образом Пушкина. "Бешеный, с необузданными африканскими страстями" Пушкин не имел, по его словам, ничего любезного и привлекательного в своем обращении; в Лицее он предавался распутствам всякого рода, проводя дни и ночи в непрерывной цепи вакханалий и оргий. Хорош, однако, должен был быть Лицей, "святую годовщину" которого вспоминал с умилением Пушкин, - Лицей, имевший во главе такого замечательного человека и педагога, как Энгельгардт, и выпустивший, на разнородное служение России, одновременно с Пушкиным, князя Горчакова, а впоследствии Салтыкова-Щедрина, Рейтерна, Головнина, братьев Грот и др., - хорош он был, если в нем возможно было учредить непрерывную цепь оргий и вакханалий! Барон Корф ставит Пушкину в вину не только то, что у автора "Безверия" и целого ряда проникнутых глубокою и сознательною верою произведений - не было внутренней религии, но даже и то, что он не имел и какой-то специальной и вероятно подчас не безвыгодной внешней религии. На счет Пушкину дружескою рукою ставится и то, что его сестра "в зрелом возрасте ушла и тайно обвенчалась", причем строки, содержащие это известие, принадлежат не дворянину миргородского повета И.Н. Довгочхуну в его прошении в суд, а выдающемуся по своему служебному положению сановнику, который доходит до апогея в своей "горькой правде" о Пушкине, заявляя, что последний "не имел даже порядочного фрака"!
Однако, несмотря на свою развращенность и на отсутствие порядочного фрака, Пушкин был проникнут глубоким уважением к семейной жизни и к браку. "Зависимость жизни семейственной делает человека более нравственным", - писал он. Увлечения пылкой его натуры никогда не затемняли в нем семейного идеала. "Храните верные сердца - для нег законных и стыдливых", - говорил он в "Подражаниях Корану", и жадное желание семейного счастия звучит во всей его переписке с половины двадцатых годов. И письмо к Зубкову служит блестящим подтверждением желания Пушкина свить себе гнездо. Едва почувствовав относительную свободу, окруженный общим вниманием и ухаживанием, он не меняется на мелкую монету, не находит самоудовлетворения в мимолетных и ни к чему не обязывающих успехах. Его, употребляя оригинальное выражение одной из речей известного адвоката Спасовича, "так и клонит к браку". Прими Софья Федоровна - вышедшая в 1827 г. за В.А. Панина и имевшая от него 3-х сыновей и дочь - предложение Пушкина, быть может, его творчество было бы поставлено в лучшие условия и не было бы прервано так рано, так жестоко... Наконец, в этом письме, наряду с восторгом перед красотою Софьи Федоровны, в сомненьях и тревогах Пушкина звучит голос свойственного ему благородного альтруизма, заставлявший его "не почитать других нулями - а единицами себя" и постоянно думать о человеческом достоинстве и возможных страданиях тех, кто встречался ему на жизненном пути... А.Ф. Кони, русский юрист, судья, государственный и общественный деятель, литератор, выдающийся судебный оратор, действительный тайный советник, член Госсовета Российской империи. Почётный академик Императорской Санкт-Петербургской Академии Наук по разряду изящной словесности (1900), доктор уголовного права Харьковского университета (1890), профессор Петроградского университета (1918 - 1922). Впервые опубликовано: "Журнал для всех". 1904. № 12. http://dugward.ru/library....b]
ВЕНЧАНИЕ НАТАЛЬИ ГОНЧАРОВОЙ И АЛЕКСАНДРА ПУШКИНА
2 марта 1831 г., в Москве, в церкви Большого Вознесения на Б.Никитской, был совершен обряд венчания А.С. Пушкина с Н.Н. Гончаровой. Об этом свидетельствует запись в церковной метрической книге, ныне хранящейся в Центральном историческом архиве Москвы. Пушкину - 31 год, Натали - 18.
"1831-го года февраля 18 дня по Указу Его Императорскаго Величества Никитскаго Сорока Церкви Вознесенія Господня, что на Царицыной улицѣ Протоіерей Іосифъ Михаиловъ съ причтомъ о желающихъ вступить въ бракъ женихѣ 10-го класса Александръ Сергѣевичѣ Пушкинѣ, и невѣстѣ Г-на Николая Афонасіевича Гончаровѣ дочери Его дѣвицѣ Наталіи Николаевной Гончаровой обыскивали и по троекратной публикаціи оказалось: 1-е что они православную вѣру исповѣдуютъ такъ какъ святая, соборная и Апостольская Церковь содержитъ; 2-е между ими плотскаго кровнаго и духовнаго родства т. е. кумовства, сватовства и крестнаго братства по установленію Св. Церкви не имѣется; 3-е состоятъ они въ цѣломъ умѣ, и къ сочетанію бракомъ согласіе имѣютъ вольное, и отъ родителей дозволенное, женихъ и невѣста первымъ бракомъ; 4-е лѣта ихъ правильны, женихъ имѣетъ отъ роду 31 годъ, а невѣста 18 лѣтъ. И въ томъ сказали самую сущую правду. Естли же что изъ объявленнаго показанія окажется что ложное, или что скрытое, за то повинны суду, какъ духовному, такъ и гражданскому. Во увѣреніе всего вышеписаннаго какъ сами женихъ и невѣста, такъ и знающіе состояніе ихъ поручители своеручно подписуются. Къ сему обыску во всемъ вышеписаннымъ вышеозначенный 10го класса Александръ Сергѣевъ сынъ Пушкинъ руку приложилъ Къ сему обыску Наталья Николаевна дочь Гончарова руку приложила. Къ сему обыску Мать ея Калежская Ассесорша Nаталья Иванова Дочь Гончарова руку приложила. Къ сему обыску по женихѣ братъ его Поручикъ Левъ Сергѣевъ сынъ Пушкинъ руку приложилъ. Къ сему обыску по женихе 9-го Класса Алексѣй Семеновъ сынъ Передѣльскій руку приложилъ Къ сему обыску по нѣвестѣ Коллегскій Совѣтникъ и Кавалеръ Павелъ Матвѣевъ сынъ, Азанчевскій руку приложилъ. Къ сему обыску по невестѣ Отецъ ея, Коллегскій Асессоръ, Николай Афанасьевъ сынъ Гончаровъ, руку приложилъ. Къ сему обыску по женихѣ Коллежскій Совѣтникъ и Кавалеръ Князь Петръ Андреевъ сынъ Вяземскій руку приложилъ". «Петербургская Газета» от 27 апреля 1899, № 113 http://ricolor.org/history/cu/lit/puch/natali/1/
худ. Е.Устинов. Натали
По воспоминаниям Н. М. Еропкиной, знавшей Наташу в ранней молодости: Натали ещё девочкой-подростком отличалась редкой красотой. Вывозить её стали очень рано, и она всегда окружена была роем поклонников и воздыхателей. Необыкновенно выразительные глаза, очаровательная улыбка и притягивающая простота в общении, помимо её воли, покоряли всех. Не её вина, что всё в ней было так удивительно хорошо. Но для меня так и осталось загадкой, откуда обрела Наталья Николаевна такт и умение держать себя? Всё в ней самой и манера держать себя было проникнуто глубокой порядочностью. Всё было comme il faut - без всякой фальши. И это тем более удивительно, что того же нельзя было сказать о её родственниках. Сёстры были красивы, но изысканного изящества Наташи напрасно было бы искать в них. Отец слабохарактерный, а под конец и не в своём уме, никакого значения в семье не имел. Мать далеко не отличалась хорошим тоном и была частенько пренеприятна. Поэтому Наталья Николаевна явилась в этой семье удивительным самородком. Пушкина пленили её необычная красота, и не менее вероятно, и прелестная манера держать себя, которую он так ценил. После смерти А.Н. Гончарова (1832) имение оказалось обременено долгом в 1,5 млн. руб. В обход отца во главе гончаровского майората встал Дм. Гончаров. Долги деда он не смог покрыть и всю жизнь выплачивал проценты по закладным (иногда превышавшие сумму долга).
Пушкин встретил Н.Гончарову в декабре 1828 г. на балу танцмейстера Йогеля. В апреле 1829 г. просил её руки через Толстого-Американца. Ответ матери Гончаровой был неопределённым: дочь слишком молода, но окончательного отказа не было. Пушкин уехал в действующую армию Паскевича, на Кавказ. В сентябре того же года он вернулся в Москву и встретил у Гончаровых холодный приём. По воспоминаниям брата Натальи Николаевны, Сергея, «с Натальей Ивановной у Пушкина были частые размолвки, потому что Пушкину случалось проговариваться о проявлениях благочестия и об императоре Александре Павловиче», старшая же Гончарова была чрезвычайно набожна, а к покойному императору относилась с благоговением. Сыграли свою роль и политическая неблагонадёжность поэта, его бедность и страсть к картам. Весной 1830 г. поэт, уехавший в Петербург, через общего знакомого получил известия от Гончаровых, внушившие ему надежду. Он возвратился в Москву и вторично сделал предложение. 6 апреля 1830 г., согласие на брак было получено. По словам одной знакомой Гончаровых, именно Наталья Николаевна преодолела сопротивление матери: «Она кажется очень увлечённой своим женихом».
худ. В.Гау. Портрет Н.Н. Пушкиной 1841.
Некоторое время жених и Наталья Ивановна с дочерьми провели в Полотняном Заводе: Пушкин должен был представиться главе семейства - Афанасию Николаевичу. В.П. Безобразов, посетивший поместье в 1880 г., видел в одном из альбомов стихи Пушкина, обращённые к невесте и её стихотворный ответ.
худ. М.В. Переяславец. А.С.Пушкин и Н.Н.Гончарова в родовом имении Гончаровых «Полотняный завод»
Помолвка состоялась 6 мая 1830 г., но переговоры о приданом отсрочили свадьбу. Через много лет Наталья Николаевна рассказывала П.В. Анненкову, что «свадьба их беспрестанно была на волоске от ссор жениха с тёщей». В августе того же года умер дядя Пушкина, Василий Львович. Свадьба была снова отложена, и Пушкин уехал в Болдино, где задержался из-за эпидемии холеры.
В день венчания мать невесты сообщила жениху, что свадьбу придется отложить. Причина - нет денег на карету, чтобы доехать до храма. Пушкин, скрепя сердце, послал теще тысячу рублей. Когда Александр Сергеевич надумал жениться и сообщил о своем решении родителям, Сергей Львович, подарил ему деревню Болдино. Пушкин заложил 200 душ крепостных кистеневских крестьян, получив за них 30 тыс. руб. 11 тыс. - пошло на свадьбу, а на остальные он рассчитывал спокойно пожить с женой. Вот из них-то и была послана теще та самая тысяча - на транспорт и непредвиденные расходы. На себе Пушкин решил сэкономить и венчался во фраке, который занял у своего приятеля. На его деньги - 11 тыс., сумма по тем временам немалая - шилось приданное невесты. И никогда позднее ни словом, ни намеком он не даст понять ни ей, жене своей, ни кому-либо еще из близких, что женился на бесприданнице! Об этом позже, без зазрения совести, напоминали другие - историки и исследователи, выдергивая цитаты из чужих писем, воспоминаний, а то и сплетен.
Во время венчания в церковь старались не пускать посторонних. Для этого к церкви была даже прислана полиция. Поклонники Натальи Николаевны были крайне огорчены. Как известно, она в свои 19 лет была признана первой красавицей Москвы. Само венчание тоже наделало много шуму. Согласно молве, свершилось несколько плохих примет: жених, задев за аналой, уронил крест; во время службы, неожиданно погасла одна из свечей; шафер Пушкина, устав держать венец, передал его своему товарищу; и в завершение всего, при обмене колец, одно из них упало на пол. Пушкин изменился в лице и шепнул кому-то из друзей: «Все дурные предзнаменования». Посаженной матерью со стороны жениха была графиня Е.П. Потемкина, урожденная Трубецкая, посаженным отцом – П.А. Вяземский; посаженным отцом со стороны невесты был ее дядя И.А. Нарышкин, посаженной матерью – А.П. Малиновская, урожденная Исленева, мать близкой подруги Н.Н. Гончаровой, княгини Е.А. Долгоруковой.
«Я женат - и счастлив; одно желание моё, чтоб ничего в жизни моей не изменилось - лучшего не дождусь. Это состояние для меня так ново, что, кажется, я переродился» - писал поэт П. А. Плетнёву вскоре после свадьбы. Молодые поселились в Москве в квартире, снятой поэтом (Арбат, 53).
Дата: Воскресенье, 10 Фев 2019, 12:25 | Сообщение # 14
Группа: Администраторы
Сообщений: 7072
Статус: Offline
В середине мая Пушкины переехали в Царское Село. Красота Пушкиной произвела впечатление в светском обществе Петербурга. Вот что писала мать поэта его сестре Ольге: "Император и императрица встретили Наташу с Александром, они остановились поговорить с ними, и императрица сказала Наташе, что она очень рада с нею познакомиться и тысячу других милых и любезных вещей. И вот она теперь принуждена, совсем этого не желая, появиться при дворе». В другом письме она пишет, что двор в восторге от Натальи Николаевны, императрица назначила ей день, когда она должна к ней явиться: «Это Наташе очень неприятно, но она должна будет подчиниться». Осенью 1831 г. Пушкины переехали из Царского Села в Петербург. Незамужняя тётка Натальи Николаевны, фрейлина Е.И. Загряжская, очень привязалась к ней, протежировала ей в свете и заботилась как о родной дочери.
Д.Ф.Фикельмон в своём дневнике отмечает необыкновенную красоту жены поэта, но, вместе с тем «у неё не много ума и даже, кажется, мало воображения». Современники говорили о сдержанности, почти холодности Натальи Николаевны, её неразговорчивости. Возможно, это происходило от её природной застенчивости и по причине настойчивого, не всегда благожелательного внимания общества. Нелёгкое было положение жены первого поэта России, поэта, который для одних был гордостью страны, а для других весьма неприятным, неуживчивым человеком, обладавшим острым и язвительным языком. И тогда, как первые вольно или невольно видели в Наталье Николаевне прежде всего жену гения, а не просто очень красивую светскую женщину и ожидали найти в ней собрание всевозможных совершенств, другие, завидовавшие гению поэта и не любившие его как человека, намеренно искали в его жене недостатки, которые могли бы унизить самолюбивого поэта. Гораздо позднее она писала, что раскрывать свои чувства «кажется профанацией. Только бог и немногие избранные имеют ключ от моего сердца». По мнению Раевского, несмотря на то, что Пушкина, как и позже её сёстры, довольно быстро освоилась в обществе, она, воспитанная в провинции, мало была подготовлена для вступления в большой свет. Пушкин, по словам Фикельмон: "Перестаёт быть поэтом в её присутствии; мне показалось, что он вчера испытывал всё возбуждение и волнение, какие чувствует муж, желающий, чтобы его жена имела успех в свете".
Долгое время считалось, что Наталья Николаевна не занималась семьёй и домом, была пуста и интересовалась только светскими развлечениями. Не последнюю очередь в формировании этого образа сыграла книга П.Е. Щёголева «Дуэль и смерть Пушкина». Щёголев, однако, делал оговорку, что располагает небольшим количеством материала. Позднейшее изучение архивов Гончаровых, писем Пушкиной к родным (письма её к поэту не найдены, а письма Пушкина к жене были переданы Н.А. Меренберг И.С.Тургеневу и опубликованы ещё в 1878 г.), перевернуло представление о её личности. Они помогли создать более полный портрет Натальи Николаевны, жены поэта, заботливой матери и женщины, преданной своим родным. В отличие от сестёр, она в письмах никогда не касается своих успехов в обществе, большей частью они посвящены дому, детям, издательской деятельности мужа. Вопреки сложившемуся мнению, «поэтическая Пушкина» была практична и напориста, когда дело касалось её родственников и близких людей. Семья Пушкиных, после того, как закончились деньги от заложенного Кистенёва, почти постоянно находилась в трудном материальном положении. Жизнь в Петербурге была дорога, Пушкины же, как и многие другие из соображений «престижа», держали большой дом. В 1835 г. Наталья Николаевна познакомилась с французским подданным Ж.Дантесом и была вовлечена в интригу о её предполагаемой связи с ним, что впоследствии привело к дуэли между её мужем и бароном Дантесом 27 января 1837 г., на которой был смертельно ранен Пушкин. Уместность её поведения в этой ситуации была неоднократно обсуждаема; некоторые, включая А.Ахматову и М.Цветаеву, завуалированно или открыто возлагали ответственность за смерть Пушкина на неё, в предположении, что она не могла понять величие мужа и не интересовалась его искусством. По словам академика Н. Скатова, "если бы Цветаева, Вересаев, Ахматова - а это выдающиеся имена в русской литературе - знали бы в свое время хотя бы часть того, что стало известно нам о Н.Гончаровой, то не появилось бы из-под их пера уничижительные строки об этой незаурядной женщине!"
худ. К.П. Мазер. Н. н. Пушкина во вдовьем платье
После смерти Пушкина Наталья Николаевна с детьми и старшей сестрой Александрой жила в Полотняном Заводе. Возвратилась в Петербург осенью 1838 г., по настоянию тётки, фрейлины Е.И. Загряжской. Поддерживала отношения с семьёй Пушкина и его друзьями. Лето 1841 и 1842 гг. провела в Михайловском. Очень хотела, чтобы сыновья учились дома, однако по недостатку средств не могла этого осуществить, к тому же они после смерти отца были записаны в Пажеский корпус. При дворе Наталья Николаевна стала появляться в 1843 г., когда от царской четы поступило предложение, от которого невозможно было отказаться. Позже, будучи замужем за Ланским она напишет ему: "Может быть ты не согласишься со мною, но я ещё так мало привыкла к тому, что я что-нибудь значу, и настолько убеждена, что моё отсутствие [на похоронах одной из великих княжон] не будет замечено, так как я не принадлежу к интимному кругу при дворе, что считаю себя в праве позволить себе эту вольность. Втираться в интимные придворные круги - ты знаешь моё к тому отвращение; я боюсь оказаться не на своём месте и подвергнуться какому-нибудь унижению. Я нахожу, что мы должны появляться при дворе только когда получаем на то приказание, в противном случае лучше сидеть спокойно дома".
Претендентов на руку Пушкиной было немало, однако «грозный призрак четырёх детей» (по выражению А.П. Араповой) отпугивал поклонников. Зимой 1844 г. она познакомилась с П.П Ланским, который служил в том же полку, что и её брат. Их свадьба состоялась в Стрельне 16 июля 1844 г. Николай I пожелал быть на свадьбе «посажёным отцом», но Наталья Николаевна, по словам А.П. Араповой, уклонилась от этой «чести». Считалось, что Ланской сделал карьеру благодаря браку с Натальей Николаевной. Однако есть и другие мнения: Ланской был генералом и командиром лейб-гвардии Конного полка ещё до брака с вдовой Пушкина и никаких данных об «особом карьерном росте» после брака с ней нет, а материальное положение семьи Ланских и последующие годы было нелёгким.
Начало 1860-х гг. Всероссийский музей А.С. Пушкина
Наталья Николаевна сохранила все письма Пушкина к ней (кроме неё на это отважилась только А.П. Керн), несмотря на то, что во многих из них он критикует её. Публикация этих писем в 1878 г. всколыхнула новую волну неприязни к жене поэта. Между тем в письмах к жене поэт порой не стеснялся в выражениях, и некоторые из этих выражений не могли быть приятны вдове поэта и она не могла не понимать, что впоследствии их могут использовать для очернения её личности. В какой-то мере в этом случае нельзя не согласиться с Араповой, когда она говорит: «Только женщина, убеждённая в своей безусловной невинности, могла сохранить (при сознании, что рано или поздно оно попадёт в печать) то орудие, которое в предубеждённых глазах могло обратиться в её осуждение».
Прах Наталии Николаевны был погребен на Лазаревском кладбище Александро-Невской Лавры. Выбита на памятнике одна фамилия: "Ланская".
Памятник А.С.Пушкину и Н.Н. Гончаровой на Арбате. Скульпторы А.Н.Бурганов и И.А.Бурганов.
Дети Н. Н. Пушкиной-Ланской от первого брака (1831 год) с А.С. Пушкиным: 1. Мария (в замужестве Гартунг) ((18?) 19 мая 1832 - 7 марта 1919), 2. Александр (6 июля 1833 - 19 июля 1914), 3. Григорий (14 мая 1835 - 5 июля 1905), 4. Наталья (в первом браке Дубельт, во втором - графиня фон Меренберг) (23 мая 1836 - 10 марта 1913). Внук Пушкина и Гончаровой, граф Георг-Николай фон Меренберг, был женат на дочери российского императора Александра II.
ТАИНСТВЕННАЯ К*** Глава из книги «Она друг Пушкина была»
Среди множества загадок, оставленных нам Пушкиным, - имя вдохновительницы поэмы «Бахчисарайский фонтан». В «Отрывке из письма к Д.», написанном в декабре 1824 г. для альманаха Дельвига «Северные цветы», Поэт зашифровал ее имя литерой «К**». Вот пассаж из него - головоломка для исследователей:
«В Бахчисарай приехал я больной. Я прежде слыхал о странном памятнике влюбленного хана. К** поэтически описала мне его, называя la fontaine des larmes. Вошед во дворец, увидел я испорченный фонтан; из заржавой железной трубки по каплям падала вода. Я обошел дворец с большой досадою на небрежение, в котором он истлевает, и на полуевропейские переделки некоторых комнат. NN почти насильно повел меня по ветхой лестнице в развалины гарема и на ханское кладбище. Но не тем в то время сердце полно было: лихорадка меня мучила. Что касается до памятника ханской любовницы, о котором говорит М., я об нем не вспомнил, когда писал свою поэму, а то бы непременно им воспользовался».
худ. Григорий и Никанор Чернецовы. Пушкин в Бахчисарайском дворце. 1837 год
В этом ребусе необходимо отгадать имена нескольких человек, причастных к путешествию в Бахчисарай. Прежде всего - неизвестное лицо, от которого поэт услыхал историю о странном памятнике. Затем некая дама, обозначенная буквой К**, поэтически описавшая фонтан слез. Господин NN, водивший Пушкина по дворцу. И, наконец, « М.», рассказавший о памятнике ханской любовнице. Итак, Пушкин обязан своей поэмой четырем различным персонажам. Начнем с конца.
«М.» – лицо, давно выявленное. Это дипломат и писатель, член Российской Академии, И.М. Муравьев-Апостол. Он посетил Крым в том же 1820 г., месяцем позже. В своей книге «Путешествие по Тавриде» (издана в 1823 г.) упоминает о знаменитом храме Девы, воздвигнутом Гиреем в память о Марии. Господин NN - один из братьев Раевских (по-видимому, Николай), с которыми Пушкин путешествовал по Крыму. История о странном памятнике рассказана Пушкину еще в Петербурге. Кем? Исследователи решили, что это была женщина. При этом считали: в Крыму она бывала до того, как поведала поэту романтичную легенду Бахчисарая. Таких «неоспоримых» претенденток на роль вдохновительницы поэмы оказалось несколько: М.А. Голицына, М.Раевская-Волконская или одна из ее сестер - Екатерина, Елена, Софья; Н.Строганова-Кочубей; дочь прекрасной фанариотки - Софья Киселева-Потоцкая. «Подозревали» также компаньонку барышень Раевских - молодую пленница-татарку из Балаквы и даже Е.А. Карамзину. Но осталась еще одна неизвестная - таинственная К**, поэтически описавшая фонтан слез. Ее отождествляли с незнакомкой, воспетой в элегии «Нереида». Стихотворение было напечатано без ведома автора в альманахе «Полярная звезда» за 1824 г. За сие самовольство - публикацию «глубоко личного» стихотворения поэт даже чуть было не поссорился с издателем А.А. Бестужевым: "Посуди сам: мне случилось когда-то быть влюбленну без памяти, - писал ему Пушкин. - Я обыкновенно в таком случае пишу элегии, как другой мажет (...) свою кровать. Но приятельское ли дело вывешивать напоказ мокрые мои простыни? Бог тебя простит! но ты острамил меня в нынешней «Звезде» - напечатав три последние стиха моей элегии; черт дернул меня написать еще некстати о «Бахчисарайском фонтане» какие-то чувствительные строчки и припомнить тут же мою элегическую красавицу. Вообрази мое отчаяние, когда увидел их напечатанными. Журнал может попасть ей руки. Что она подумает, видя с какой охотою беседую об ней с одним из петербургских моих приятелей. Обязана ли она знать, что она мною не названа, что письмо распечатано и напечатано Булгариным - что проклятая Элегия доставлена тебе черт знает кем - и что никто не виноват. Признаюсь, одной мыслию этой женщины дорожу я более, чем мнениями всех журналов на свете и всей нашей публики".
Речь идет о письме к Бестужеву от 8 февраля 1824 г, попавшем в руки Булгарина. В нем поэт вновь упоминает о даме, которой он обязан сюжетом поэмы: Радуюсь, что мой «Фонтан» шумит. Недостаток плана не моя вина. Я суеверно перекладывал в стихи рассказ молодой женщины. Но почему так трепетно, с какой-то рыцарской, несвойственной ему в ту пору, галантностью оберегал Пушкин от любопытных взоров ее имя? Прочитаем «Элегию»:
Среди зеленых волн, лобзающих Тавриду, На утренней заре я видел нереиду. Сокрытый меж дерев, едва я смел дохнуть: Над ясной влагою полубогиня грудь Младую, белую, как лебедь , воздымала И пену из власов струею выжимала.
Вот, оказывается, в чем дело - сокрытый меж дерев Пушкин подсматривал (словно пубертатный мальчишка!) за купающейся Нереидой! Не женщины честь, а свою собственную оберегал поэт! Такой дерзкий для дамы и постыдный для самого Пушкина поступок предан гласности! Да еще чуть ли не с указанием имени дамы - та, что рассказала легенду! Ведь ближайшие друзья знали, кто она. Да, конечно же, было чем возмущаться! Глубоко личный момент стал достоянием публики! Из перечисленных выше кандидаток на роль рассказчицы сразу же должна исключить С.Киселеву, на которую указывал Л.П. Гроссман. Киселева - мимолетное юношеское увлечением поэта - конечно же знала бахчисарайскую легенду (ведь неподалеку от Бахчисарая находились крымские имения Потоцких). Именно она пересказала ее Пушкину. Трудно представить, что он до такой степени лицемерил, - в одно и то же время выговаривал Бестужеву за напечатанную без его ведома «Нереиду» и тут же - в не очень почтенных выражениях о графине - просил Вяземского ради нее упомянуть о памятнике ханской любовнице и присовокупить выписку «посноснее» из «Путешествия по Тавриде» И.М. Муравьева-Апостола (письмо от 4 ноября 1823 г.): "...еще просьба: припиши к «Бахчисараю» предисловие или послесловие, если не ради меня, то ради твоей похотливой Минервы, Софьи Киселевой". Что Вяземский и сделал. Сопроводил предисловие отрывком из записок Муравьева-Апостола с упоминанием об этой легенде: "Странно очень, что все здешние жители непременно хотят, чтобы эта красавица была не грузинка, а полячка, именно какая-то Потоцкая, будто бы похищенная Керим-Гиреем".
Итак, долг к рассказчице выполнен - ее родовое тщеславие польщено. Но ею была не С.Киселева, а ее мать, графиня София Потоцкая, наша прекрасная фанариотка. Этот весьма логический вывод принадлежит В.Святелику. Это она продолжала украшать бесконечными легендами историю своего рода... Биограф Потоцких Е.Лоек рассказал еще одну ею сочиненную байку. Во время штурма Потемкиным крепости Хотин его прекрасная возлюбленная узнает, что в гареме хотинского паши находится ее родная сестра Елена. Как уже говорилось в предыдущей главе, фельдмаршал потворствовал всем прихотям своей возлюбленной. Штурм приостановлен. И София едет в крепость повидать сестру. Там она, к своему великому разочарованию, узнает, что первой женой паши была красавица-грузинка, а ее сестра - лишь вторенькая. Такого унижения высокородная София не могла стерпеть. На помощь приходит Его величество случай. Любимая жена никак не могла родить своему повелителю сына-наследника. Недавно она вновь разрешилась от бремени дочкой. Но дабы не разгневать могучего супруга, ему сообщили о рождении сына. А тем временем подыскивали мальчика, чтобы подменить нежеланное чадо. София решила вывести обманщицу на чистую воду. Она невинно поздравила пашу с новорожденной дочерью. В гневе обманутый паша приказал бросить грузинку в реку. Место первой жены по праву занимает Елена. Никакой сестры у Софии, урожденной княжны Маврокордито, не было. И вся эта история родилась в головке прекрасной фантазерки и для для возвеличивания своего рода (родная сестра - первая жена паши!), и для ореола своей неотразимой красоте - ведь сам всемогущий Потемкин ради нее приостанавливает осаду Хотина! Со временим Потоцкая изменила место и действия героев - Хотин становится Бахчисараем, паша превращается в крымского хана Гирея. Его любимая жена - грузинка перевоплощается в графиню Марию из рода Потоцких!
Зачем потребовалась эта перестановка? В 1810 г. предприимчивая авантюристка расширила свои крымские владения покупкой имения князя Голицына. Она мечтала о маленьком царстве со столицей Софиополь. И решила создать рекламу своему городу-курорту - этим современным спутником бизнеса. В.Святелик объясняет странную прихоть графини - ей двигала все та же неистребимая страсть превращать свою жизнь в сплошную легенду. Хлестаков в юбке, обсыпанной бриллиантами, - вот кем была она! Пушкина всегда привлекали яркие, незаурядные, колоритные личности. Колорита в прекрасной фанариотке - хоть отбавляй!
Но вернемся к личности неизвестной К**. По мнению некоторых исследователей она звалась Е.Н. Орловой. Старшая дочь генерала Н.Н. Раевского, а с 1821 г. жена генерала М.Ф. Орлова - командира 16-й пехотной дивизией, стоявшей в Кишиневе. Вместе с ней и ее сестрами, братьями и отцом Пушкин в 1820 г. путешествовал по Кавказу и Крыму, жил 3 недели со всей семьей в Гурзуфе. Красивая, властная, женщина необыкновенная (писал Пушкин брату), она заслужила в Кишиневе прозвище «Марфа-посадница». Какие-то ее черты отражены поэтом в Марине Мнишек: "Моя Марина славная баба: настоящая Катерина Орлова. Не говори, однако, это никому". - Пушкин Вяземскому в 1825 г. Но припомню, что в образе Марины Мнишек находят сходство и с Собаньской. Еще один пример тому, что в каждой пушкинской героине проглядывают лики нескольких реальных личностей. Однако, другие видят в незнакомке «К**» М.Раевскую-Волконскую. Непонятно также, почему старая (написанная, по мнению пушкинистов, в 1820 г. в Каменке) «Элегия» вдруг неожиданно, в 1823 г., пошла гулять по рукам и кем-то была послана в альманах к Бестужеву?
И еще: в написанном в 1824 г. «Отрывке» о путешествии в Бахчисарай только ли одна из сестер Раевских скрыта поэтом под литерой К**? А что если по своей привычке создавать собирательный образ Пушкин имел в виду еще какую-то другую неизвестную нам женщину? Ведь «Отрывок из письма к Д.» - нельзя отнести к эпистолярному жанру, точнее, это незавершенное эссе или путевой очерк. И следовательно, не следует искать в нем буквального сходства с одной из знакомых Поэта. Попробуем разгадать незнакомку с помощью подсказки А.Ахматовой о «тайнописи» Пушкина: "Не знаю, довольно ли сказано в науке о величайшем поэте ХIХ века ( во всяком случае) про эту его особенность и так ли легко довести эту мысль до рядового читателя, воспитанного на ходячих фразах о ясности, прозрачности и простоте Пушкина". Ахматова интуицией гениально одаренного человека сумела многое прочитать в тайнописи другого гения. В том числе и о утаенной любви - Собаньской. Имя Каролины встречается почти в каждой из 13 ахматовских статей о Пушкине.
Каролина Собаньская. Слева – рисунок А.С. Говорова, справа – Пушкина
Она поняла - Пушкин не мог выйти из затворенного круга своей страсти к этой женщине. Тема Клеопатры, демона, падшего ангела - Собаньской стала для Поэта навязчивой мыслью, преследовала его неотвязно - в стихах, прозе, в маленьких трагедиях, в набросках будущих произведений. Ахматова везде - за что бы ни взялась у Пушкина - находит ее черты. Поэт, желая уберечь имя женщины (по-настоящему глубоко и до конца жизни любимой) сознательно запутал всех - брата, друзей, лит. критиков, будущих исследователей. Три письма Пушкина, написанных в период завершения «Бахчисарайского фонтана» , кое -что проясняют в этой истории.
Черновик письма к Неизвестной ( июнь-июль 1823 г.): "Не из дерзости пишу я вам, но я имел слабость признаться вам в смешной страсти и хочу объясниться откровенно. Не притворяйтесь, это было бы недостойно вас - кокетство было бы жестокостью, легкомысленной и, главное, совершенно бесполезной, - вашему гневу я также поверил бы не более - чем могу я вас оскорбить; я вас люблю с таким порывом нежности, с такой скромностью - даже ваша гордость не может быть задета. Будь у меня какие-либо надежды, я не стал бы ждать кануна вашего отъезда, чтобы открыть свои чувства. Припишите мое признание лишь восторженному состоянию, с которым я не мог более совладать, которое дошло до изнеможения. Я не прошу ни о чем, я сам не знаю, чего хочу, - тем не менее я вас..."
Письмо не завершено. Оно выпало из поля зрения исследователей и посему не установлено место отправления - Кишинев или Одесса. Содержание другого письма Пушкина - к Льву Сергеевичу (от 25 августа 1823 г.) - позволяет предположить, что любовное объяснение написано в Одессе накануне кратковременной отлучки в Кишинев. Окончательно перебравшись в Одессу, Пушкин меланхолически описывает брату свое теперешнее настроение - здесь всполохи бурных переживаний последнего времени, одиночество (нигде не бываю, кроме в театре), досада на Туманского (он поспешил сообщить кому-то в Петербург имя нового увлечения Пушкина, связав его с будто бы посвященными ей пассажами из «Бахчисарайского фонтана»). Создается впечатление, что желание уберечь эту женщину от сплетен и было единственным поводом письма к брату.
"Мне хочется, душа моя, написать тебе целый роман - 3 последние месяца моей жизни. Вот в чем дело: здоровье мое давно требовало морских ванн, я насилу уломал Инзова, чтоб он отпустил меня в Одессу - я оставил Молдавию и явился в Европу. Ресторация и итальянская опера напомнили мне старину и, ей-Богу, обновили мне душу. Между тем приезжает Воронцов, принимает меня очень ласково, объявляет мне, что я перехожу под его начальство, что остаюсь в Одессе. Приехал в Кишинев на несколько дней, провел их неизъяснимо элегически - и, выехав оттуда навсегда, - о Кишиневе я вздохнул. Теперь я опять в Одессе и все еще не могу привыкнуть к европейскому образу жизни - впрочем, я нигде не бываю, кроме в театре. Здесь Туманский. Он добрый малый, да иногда врет - например, он пишет в Петербург письмо, где говорит между прочим обо мне: Пушкин открыл мне немедленно свое сердце и porte-feuille-любовь и пр... - фраза, достойная В. Козлова; дело в том, что я прочел ему отрывки из «Бахчисарайского фонтана» (новой моей поэмы), сказав, что я не желал бы ее напечатать, потому что многие места относятся к одной женщине, в которую я был очень долго и очень глупо влюблен, и что роль Петрарки мне не по нутру (подч. мною - С.Б.). Туманский принял это за сердечную доверенность и посвящает меня в Шаликовы - помогите!"
И наконец, черновик 3-го письма к А.Раевскому (от 15-20 октября из Одессы) проясняет суть 2-х предыдущих корреспонденций: "Отвечаю на вашу приписку, так как она более всего занимает ваше тщеславие. Г-жа Собаньская еще не вернулась в Одессу, следовательно, я еще не мог пустить в ход ваше письмо; во-вторых, так как моя страсть в значительной мере ослабела, а тем временем я успел влюбиться в другую, я раздумал. И, подобно Ларе Ганскому, сидя у себя на диване, я решил более не вмешиваться в это дело. Т.е. я не стану показывать вашего послания г-же Собаньской, как сначала собирался это сделать (скрыв от нее только то, что придавало вам интерес мельмотовского героя) - и вот как я намереваюсь поступить: из вашего письма я прочту лишь выдержки с надлежащими пропусками; со своей стороны я приготовил обстоятельный, прекрасный ответ на него, где побиваю вас в такой же мере, в какой вы побили меня в своем письме; я начинаю с того, что говорю: «Вы меня не проведете, милейший Иов Ловелас; я вижу ваше тщеславие и ваше слабое место под напускным цинизмом» и т.д.; остальное в том же роде. Не кажется ли вам, что это произведет впечатление? Но так как вы - мой неизменный учитель в делах нравственных, то я прошу у вас разрешения на все это, и в особенности - ваших советов; но торопитесь потому что скоро приедут. Я получил известие о вас; мне передавали, что Атала Ганская сделала из вас фата и человека скучного, - ваше последнее письмо совсем не скучно. Хотел бы, чтобы мое хоть на минуту развлекло вас в ваших горестях..."
Дата: Воскресенье, 10 Фев 2019, 13:50 | Сообщение # 15
Группа: Администраторы
Сообщений: 7072
Статус: Offline
Миниатюра Соколова
Этитри3 письма - словно строки из того романа - нерассказанного, незаписанного - о 3-х месяцах жизни Пушкина летом-осенью 1823 г. Писались разным адресатам, с интервалами в 1,5-2 месяца, но все три проникнуты одной мыслью, одним чувством. И в них даже через 175 лет еще слышится учащенное биение пульса поэта - могучей страстью очарованного. Что было летом 1823 г., мы не знаем. Биографы молчат об этой странице его жизни. Но стихи рассказывают о ней лучше всяких сочинителей. Читайте его «южный цикл» - одесский, частично и михайловский - он наполнен этой страстью, волнует нежный ум, кричит, стонет, грустит. Кто-то из одесских знакомых Пушкина потом вспоминал о бале, устроенном Виттом на корабле. Гостей развозили по домам в шлюпках. Ночь, звезды, луна, завораживающие фосфорические искры в струях воды, взметаемых веслами. И Пушкин в одной лодке с Собаньской. Не о об этом ли мимолетное воспоминание в «Евгении Онегине»:
быть может, в мысли нам приходит Средь поэтического сна Иная, старая весна И в трепет сердце нам приводит Мечтой о дальней стороне, О чудной ночи, о луне..."
Возможно, была и поездка на корабле в Крым, подобная той, которую Витт устроил в 1825 г. для Мицкевича.
Морей красавец окрыленный! Тебя зову - плыви, плыви, И сохраняй залог бесценный Мольбам , надеждам и любви.
Ты, ветер, утренним дыханьем Счастливый парус напрягай, Волны внезапным колыханьем Ее груди не утомляй.
Они посетили Массандру. Покрытый лесом хребет Яйлы, засаженная французскими сортами лоз, долина, а над морем на утесе прекрасный парк с тропическими растениями? Впечатления от этого сказочного владения Потоцких - в стихотворении 1824 г. «Виноград»:
Не стану я жалеть о розах, Увядших с легкою весной; Мне мил и виноград на лозах, В кистях созревший под горой.
Краса моей долины злачной, Отрада осени златой, продолговатый и прозрачный, как персты девы молодой.
Вновь и вновь вспоминал Поэт в ночной тиши Михайловского об этом «приюте любви»:
Вот время: по горе теперь идет она К брегам , потопленным шумящими волнами; Там, под заветными скалами, Теперь она сидит печальна и одна...
Одна... никто пред ней не плачет , не тоскует; Никто ее колен в забвенье не целует; Одна... ничьим устам она не придает Ни плеч, ни влажных уст, не персей белоснежных... ................................................ Никто ее любви небесной не достоин. Не правда ль: ты одна... ты плачешь... я спокоен... («Ненастный день потух» -1824 г.)
Пушкин летом 1823 г. завершал «Бахчисарайский фонтан». Без сомнения, читал Собаньской отрывки из него. И она предложила еще раз посетить ханский дворец. От Массандры до Бахчисарая - верст 50, за один день можно обернуться. И вот тогда-то при виде сочащихся из ржавой трубы капель она поэтически воскликнула: “La fontaine des larmes !”- «Фонтан слез». Уже после выхода в свет поэмы Пушкина в Михайловском вновь захлестнули воспоминания о полуденном крае - рождается целый цикл «морских» стихотворений: «К морю», «Виноград», «О дева-роза, я в оковах», «Ночной зефир струит эфир», «Ненастный день потух», «Фонтану Бахчисарайского дворца». Последнее стихотворение невидимыми узами поэтических грез связано с «Виноградом». В нем уже другая, отличная от поэмы тема - новой любви, не имеющей отношения к Марии - "И я твой мрамор вопрошал: Хвалу стране прочел я дальной; но о Марии ты молчал":
Фонтан любви, фонтан живой! Принес я в дар тебе две розы. Люблю немолчный говор твой И поэтические слезы. ........................... Светило бледное гарема! И здесь ужель забвенно ты? Или Мария и Зарема Одни счастливые мечты?
О какой стране дальной напомнил поэту журчащий фонтан Бахчисарая? Не о Польше ли? И не олицетворяет ли метафора о 2-х розах - те возникающие еще в поэме «Бахчисарайский фонтан» летучие тени Марии и Заремы? Образы 2-х женщин, в которых воображенье Поэта искало души неясный идеал? Человеку вообще свойственно создавать в мечтах идеальный образ из достоинств разных, встреченных на жизненном пути людей. Для поэта же это не только личная, но и творческая потребность. Это раздвоение или слияние - в сущности отражает земные ипостаси человека - тело и душу, их вечное противоборство, их вечную несовместимость, но и постоянное стремление к гармонии. Мария и Зарема, Татьяна и Клеопатра, Анна и Лаура - эти литературные персонажи соответствуют облику 2-х реальных женщин в жизни поэта - Натали и Каролины.
Тогда, в 20-е годы, Натали еще не вошла в его судьбу, но в ней уже существует образ нежный, неотразимый, неизбежный Каролины. В нее он был очень долго и глупо влюблен. Был... прошедшее время. Так казалось ему в Михайловском уединении. Он не сознавал, не хотел осознавать, что по-прежнему влюблен. Расстояние искажает облик, наше представление о близких нам людях. Каролина представлялась Пушкину одновременно и Марией и Заремой, Ангелом и Демоном. Наверное, это было не так уж далеко от истины. Эти 2 сущности живут почти в каждом человеке. В воспоминаниях о близости с Собаньской вставала нежная, любящая, верная Мария. Но сменялась картинка. И Пушкин видел перед собой страстную, негодующую от ревности и ... покинутую Зарему. С этой «покинутой» связана еще одна загадка - в сборнике стихотворений 1826 г. дата создания всего Михайловского «южного» цикла была изменена на 1820 г.? Все то же желание уберечь от любопытства посторонних вдохновительницу этих стихов? Или.... гордое стремление поэта утаить от нее самой свои чувства, вылившиеся в мадригале «О дева-роза»: я в оковах, и не стыжусь твоих оков. Восьмистишие в стиле восточных рубаи: дева-роза, поэт-соловей, что в неволе сладостной живет И нежно песни ей поет Во мраке ночи сладострастной.
Итак, летом 1823 г. Дон-Жуан впервые полюбил по-настоящему. Не в силах совладать с восторженным состоянием, которое довело его до изнеможения, он объяснился в смешной страсти даме перед ее отъездом из Одессы. Чувство захлестнуло, ошеломило его, но оно безнадежно - он в этом уверен и потому отложил признание на последний день. Безнадежность, безответность породили нежность, смирение, робость. Пройдет пять лет, поэт вновь встретится в Петербурге с Собаньской, и почти те же слова вновь зазвучат и опять для нее:
Я вас любил: любовь еще, быть может, В душе моей угасла не совсем; Но пусть она вас больше не тревожит; Я не хочу печалить вас ничем.
Я вас любил безмолвно, безнадежно, То робостью, то нежностью томим; Я вас любил так искренно, так нежно Как дай вам бог любимой быть другим.
А.Н. Раевский - вечный соперник в любовных авантюрах, тогда, в 1823-ем, он вновь встал у поэта на пути. Пушкин услужливо сообщает ему в письме, что Собаньская еще не вернулась в Одессу (из своих украинских поместий), но скоро приедут. Однако пусть Раевский не беспокоится - его страсть в значительной мере ослабела, и за время разлуки с Собаньской он успел влюбится в другую. Здесь не столько притворство, сколько плохо прикрытая боль от сознания своего поражения в их поединке за нее. Он мужественно пытается обратить все в шутку - угрожает своему учителю в делах нравственных пустить в ход его же средства. Но за шутливой угрозой - раненое самолюбие, болезненная реакция на унижение, которое сознательно нанес ему «Мельмот». Предполагают, что Раевский пересказал Собаньской сплетню о том, что Пушкина перед высылкой из Петербурга будто бы высекли в полиции. Отголосок предательства Раевского в стихотворение 1824 г. «Коварность»:
"Но если ты затейливо язвил Пугливое его воображенье И гордую забаву находил В его тоске, рыданьях, униженье; Но если сам презренной клеветы Ты про него невидимым был эхом..."
Пушкин и в самом деле устраняется. И в знак примирения пишет Раевскому стихотворение «Приятелю». Оно также, как и «южный цикл», опубликовано в сборнике сочинений 1826 г. и тоже помечено старой датой - 1821 г. Поэт миролюбиво обращается к своему сопернику широкоплечему:
" Дай руку мне: ты не ревнив, Я слишком ветрен и ленив, Твоя красавица не дура; Она прелестная Лаура, Да я в Петрарки не гожусь".
Последний стих повторяет мысль Пушкина из письма брату от 25 августа 1823 г.: роль Петрарки мне не по нутру. Следовательно, обращение к приятелю написано после 22 октября 1823 г. Сопоставив содержание обоих писем - Льву Пушкину и Раевскому, почти с уверенностью можно сказать: женщину, в которую очень долго и глупо был влюблен поэт, звали К.Собаньской. Именно ее укора стыдился Пушкин. К ней, а не к предполагаемой рассказчице легенды относились его слова в письме к Бестужеву: одной мыслию этой женщины дорожу я более, чем мнениями всех журналов на свете и всей нашей публики. Но тогда, в 1823 г., чтобы освободиться от наваждения, он ищет забвения в других женщинах - А.Ризнич, затем Е.К. Воронцова... Смею утверждать также, что К.Собаньская и была той самой утаенной любовью Поэта, что он обозначил двумя латинскими буквами - N.N. в составленном им Дон-Жуановском списке в альбоме Е.Ушаковой. Светлана Мрочковская-Балашова
ВЕНЧАНИЕ ПРЕДКОВ А.С. ПУШКИНА В ЛИПЕЦКЕ Любовь к родному языку Пушкину привили няня Арина Родионовна и бабушка М.А. Ганнибал. Мало кто знает, что последняя венчалась с дедушкой Пушкина – Осипом Абрамовичем в Липецке… В Липецкой обл. Добровском районе располагается с. Кореневщина. В XVIII – 1-й половине XIX в. оно было родовым гнездом Пушкиных – прямых предков писателя по материнской линии.
Памятник поэту в родовом гнезде его предков - селе Кореневщина Добровского района
В 1773 г. на Липецкие заводы приехал по делам сын арапа Петра Великого офицер О.А. Ганнибал. Бывая с визитами у А.Ф. Пушкина (прадеда Александра Сергеевича), он знакомится там с его 28-летней дочерью Марией. Между молодыми людьми возникает взаимный интерес. Осип Абрамович начинает оказывать знаки внимания Марии Алексеевне, которая встречает их благосклонно.
М.А. Ганнибал (Пушкина) и О.А. Ганнибал - бабушка и дедушка по материнской линии
На пути так неожиданно вспыхнувшей любви будущие бабушка и дедушка всемирно известного поэта не замечают никаких преград. Они даже не спрашивают родительского согласия, отправляясь рука об руку под венец. Венчание состоялось в Липецке – в Вознесенской церкви, бывшей в это время городским собором.
До сегодняшних дней Вознесенская церковь не сохранилась. Во время советской власти ее сначала разграбили, позже там располагались музей и библиотека, а в начале 1960-х годов церковь и вовсе разрушили, более того: в 1972 г. решением Горисполкома было разрешено строительство общественного туалета на месте бывшей Вознесенской церкви. На протяжение около 30 лет он там благополучно и функционировал. Не столь давно общественный туалет ликвидировали.
Вознесенская церковь располагалась на Вознесенской пл. (сегодня - Театральной пл.). Но брак оказался неудачным. Сам Пушкин вспоминал, что Мария Алексеевна часто ревновала Осипа Абрамовича, который не менее часто давал для этого повод. Не удивительно, что такие отношения далеки от того, чтобы называться доверительными, в какой-то момент приостановились. Финальной точкой этого брака стал развод.
Дочь Марии Алексеевны и Осипа Абрамовича – Надежда. Мать А.С. Пушкина
Мария Алексеевна, оставшись одна с маленькой дочкой Надеждой (будущей матерью писателя), в отчаянии возвращается в отчий дом – в с. Кореневщино (в 15 км. от Липецка). Она узнает, что Осип Абрамович, не расторгнув их брак, женится снова. Это стало настоящим ударом для нее и ее отца. Мария Алексеевна принимает решение обратиться в суд: «Будучи нагло покинутой с малолетней дочерью и оставшись без всякого пропитания, решила я ехать в деревню к своему отцу, который, увидев меня в таком бедственном состоянии, получил паралич, от которой болезни и скончался».
А.Ф. Пушкин – прадед великого поэта был похоронен у стен Вознесенкой церкви. При строительстве драмтеатра была найдена надгробная плита: "1777 г. ноября 5 дня преставися раб божи капитан А.Ф. Пушкин по полудни в 4 часу родился в 1717 г. марта 3 числа а по левую сторону тут же дети ево Александр асми лет Маркел полутора году". Мария Алексеевна покидает с маленькой дочерью Надеждой липецкую землю и больше никогда сюда не возвращается, ведь этот край хранит в себе массу неприятных для бабушки Александра Сергеевича неприятных воспоминаний. Может быть, именно поэтому сам Пушкин никогда под Липецком не бывал.
Памятник бабушке Пушкина - М. А. Ганнибал. Подмосковье, село Захарово
И, тем не менее, мы имеем право горделиво задуматься: а был бы великий русский писатель и поэт, не свяжи судьбы его предков Липецк?.. Елена Калужина http://molodozhenu.ru/svadebn....lipecke
ЖИВОЙ АЛЕКСАНДР СЕРГЕЕВИЧ ПУШКИН Фильм, созданный к 200-летнему юбилею А.С. Пушкина, включает натурные съемки мест, связанных с жизнью поэта, чтение исторических материалов, отрывки из игровых фильмов. Часть материала снята как игровой немой фильм. Ведущий Л.Парфенов комментирует биографию поэта как современный летописец.
Дата: Воскресенье, 10 Фев 2019, 15:27 | Сообщение # 16
Группа: Администраторы
Сообщений: 7072
Статус: Offline
2017 год: К 180-ЛЕТИЮ СО ДНЯ СМЕРТИ А.С. ПУШКИНА
О событиях и людях, ставших причиной трагедии Пушкина, рассказывается с помощью современных информационных технологий. Основываясь на письмах, дневниковых записях и исследованиях наиболее авторитетных пушкинистов, тассовцы с помощью современных информационных технологий постарались рассказать о событиях и людях, ставших причиной трагедии Пушкина. Проект необычен по многим параметрам, начиная от темы, не свойственной специфике информагентства, до авторских иллюстраций и визуализации всех действующих лиц, событий и деталей – эту сложную работу выполнила Студия инфографики ТАСС во главе с ее руководителем А.Новичковым. Инфографика знакомит с различными правилами пистолетной дуэли, существовавшими в России в ХIХ в. В ходе работы над проектом журналисты постарались развенчать ряд популярных мифов, составив максимально точный список самых известных дуэльных историй Пушкина.
"В проекте мы старались совместить три направления: сделать его оригинальным визуально, достоверным фактически и легким для чтения. Мы старались относиться к фактам так внимательно, как если бы писали научную работу, но подавать их так легко, как если бы создавали художественное произведение.Работая над этим проектом, я узнала другого Пушкина. Не монументальное "солнце нашей поэзии", не великого классика, каким он, бесспорно, был, а живого человека со страстями и невероятным остроумием". – рассказывает автор текста, ведущая тематики редакции Бэлла Волкова. Познакомиться с проектом "Невольник чести. Последняя дуэль Александра Пушкина" можно на сайте ТАСС в разделе"Спецпроекты". http://tass.ru/novosti-agentstva/3989049
Сидит задумчиво поэт На лавке зимней вдохновенно И ждёт, как небо снежный плед Ему накинет постепенно. Ю.Парфенов
ПУШКИН В ЕВРОПЕ. К 180-ЛЕТИЮ СО ДНЯ ГИБЕЛИ ПОЭТА Пушкин в Европе не был - власть не разрешала, но событие, произошедшее 27 января 1837 г. на Черной речке в Петербурге - дуэль между первым поэтом России и молодым французом-кавалергардом Жоржем Геккерн-Дантесом, приемным сыном голландского посла, своей сенсационностью вызвало интерес у европейских дипломатов, аккредитованных в Петербурге, которые сочли необходимым сообщить об этом в донесениях. Одни, как английский и французский, только упоминанием, другие - обширными депешами. Пушкин в среде дипломатов - личность известная. Помимо встреч на раутах, балах встречались в салонах, чаще всего у австрийского посла графа Фикельмона и его супруги Долли, внучки М.И. Кутузова.
Граф Карл фон Фикельмон Долли Фикельмон. Рис. А.С. Пушкина на листке Арзрумской тетради. 1829.
Здесь же, в доме посла на Дворцовой набережной, жила и матушка графини Е.М. Хитрово - дочь фельдмаршала, близкий и любящий друг поэта.
В этом салоне, в отличие от салона министра иностранных дел Нессельроде (который, по проницательному замечанию Герцена, был «австрийским министром иностранных дел России»), не играли в карты, не интриговали и не сплетничали. Здесь собиралось блестящее общество. Говорили о большой европейской политике, о роли в ней России, о революционных событиях 30-х годов, о Польше. Обсуждали театральные постановки, новинки в литературе, музыке. Это был первый дом, куда Пушкин по переезде в 1831 г. в Петербург привез свою молодую жену. И Долли, как Сивилла-пророчица, отозвалась о Натали: «Хороша! Но страдательное выражение ее лба заставляет меня трепетать за ее будущее».
«Дипломаты и Пушкин здесь дома», – писал Вяземский. Пушкин в центре всех обсуждений. Вызывал восхищение эрудицией, ясностью ума, глубоким знанием европейской литературы и истории, осознающим, что исторический ход развития России отличается от истории Европы. Полностью оценить поэтический дар могли те, кто владел русским языком. Таким был саксонский посол барон К.Лютцероде, литератор, историк. Он полюбил русскую литературу. Состоя в дружбе с Пушкиным, перевел на немецкий некоторые стихи его и Кольцова. Уже на второй день после дуэли, зная о смертельном ранении, он посылает первую депешу, где излагает трагическое событие и всё, что ему предшествовало. Для него Пушкин – первый поэт России. Более того, он утверждает, что ему принадлежит первое место в литературе после Гёте и Байрона. Посол сообщает, что тысячи представителей 3-го сословия присутствием у дома умирающего выказывают любовь к национальному поэту. Он отмечает, как торжественно-печальным было прощание.
Баварский посол граф Максимилиан Лерхенфельд, знавший о Пушкине от Ф.И. Тютчева еще в Мюнхене, часто встречался с ним затем в Петербурге. Он отмечает, что эта смерть - колоссальная потеря для русской литературы.
Граф Бломе, посол Дании, пребывая в этом качестве 35 лет, владел русским. Он встречался с Пушкиным у Фикельмонов. В истории дуэли, считал он, поэт, отличавшийся неистовым африканским темпераментом и ревнивостью, сделался жертвой своих подозрений, за что и поплатился жизнью. Самые подробные донесения у вюртембергского посла князя Гогенлоэ-Кирхберга. Это становится понятным, если иметь в виду близкие династические связи Романовых и князей Вюртемберга. Посол излагает все перипетии трагедии, предваряя их подробной биографией. Секретарь шведско-норвежского посольства Густав Нордин, близкий знакомый Пушкина, в единственной депеше сообщает о Пушкине как о писателе «...высоких достоинств. Последние работы носят необыкновенную законченность. В отношении стиля Пушкин приближается к той благородной простоте, которая является печатью гения». Вот так - Гения!
В российских газетах известие о смерти Пушкина изложено кратко без фактических обстоятельств и без оценки его роли в русской литературе. Известно, как отчитал министр образования С.Уваров редактора Краевского за его некролог «Солнце нашей поэзии закатилось…». В Европе же во многих крупных печатных органах, со ссылкой на дипломатические сообщения, излагаются события в России и впервые так широко упоминается имя русского поэта. Во французском издании «Журнал дебатов» уже 2 марта 1837 г. появилась большая обстоятельная статья литератора, историка, дипломата Франсуа-Адольфа Леве-Веймара. Он некоторое время в 1836 г. жил в Петербурге, был женат на образованнейшей русской женщине Голынской. С Пушкиным они были так дружны, что поэт по его просьбе перевел на французский некоторые русские песни и свои сказки. Статья Леве-Веймара подробна и очень доброжелательна. Дивные лирические стихи, по которым русские женщины выучили русский язык и декламируют их, как в Германии Шиллера. Леве поражало мужество Пушкина.
Тяжело раненный, он находит в себе силы в полулежачем состоянии выстрелить в противника. Как стойко переносил он страшные боли, как заботился о чести своей жены. Статья эта получила распространение во Франции и других странах. Одним из первых заинтересовался Пушкиным П.Мериме, который перевел на французский язык ряд его произведений, в их числе «Пиковая дама», «Цыгане», «Анчар», «Выстрел». Позднее И.С. Тургенев и Луи Виардо сделали перевод на французский «Капитанской дочки» и «Повестей Белкина». Потом будет много попыток перевода, не всегда удачных. Русской прозе в лице Достоевского, Тургенева, Толстого, Чехова повезло с переводами больше. Передать гениальность всегда сложно, особенно стихов – их чувства, страсть, дерзость, юмор, чарующую музыкальность. «У него алмазный язык» – констатирует лучший современный переводчик Пушкина профессор боннского университета, славист, исследователь творчества поэта и автор блестящего перевода «Евгения Онегина» Рольф-Дитрих Кайль.
Поэзия Пушкина пришла на Запад через оперную музыку. Еще Ф.Лист в Веймаре ставил отрывки из «Руслана и Людмилы» Глинки, потом из «Бориса Годунова» Мусоргского. Звучат на оперной сцене «Русалка» и «Каменный гость» Даргомыжского, «Моцарт и Сальери», «Сказка о золотом петушке» Римского-Корсакова, «Алеко» Рахманинова. И, конечно, великий Чайковский: «Евгений Онегин», «Пиковая дама», «Мазепа». Недавно на сцене в Нью-Йорке в переводе Джулиана Лоуэнфельда поставили «Маленькие трагедии». В Англии в переводе Даддингтон снят фильм «Пиковая дама». Режиссер Марта Файнес сняла фильм по «Евгению Онегину». В Штутгарте с большим успехом на музыку Чайковского (но не оперы) идет балет «Евгений Онегин», поставленный знаменитым европейским балетмейстером Джоном Кранко. Прекрасны хореография, сценография.
В Германии Пушкину установлены памятники в Веймаре, Йене, Гере, Хемере и Дюссельдорфе. Еду по улице Дюссельдорфа. Провокационно спрашиваю соседку, пожилую немку интеллигентного вида: «Кому памятник?» Отвечает: «Это известный русский поэт Пушкин».
К*** (Я помню чудное мгновенье) Перевод Ludolf Müller, профессор Тюбинского университета (2000 г.) AN***
Ich schwieg in seligen Entzücken, Als ich zum ersten Mal dich sah, Du standst, das Herz mir zu beglücken In reiner Schönheit vor mir da.
In hoffnungslosen, schweren Tagen Wie ich so oft sie damals sah, War, wie vom Zauber hergetragen, Dein Wort, dein Blick mir lange nah.
Dann wurde ich vom Sturm verschlagen, Und andres, Fremdes kam mir nah, Und ich vergaß, nach dir zu fragen, Das Bild entschwand, dass eins ich sah.
Wie Lasten schwer das Herz bedrücken, Floß träge in Exil die Zeit: Kein Gott, kein schöpferisch Entzücken, Kein Liebesglück, nur dumpfes Leid.
Doch jetzt, erneut mich zu beglücken, Kam neu das Himmelsbild mir nah: Du stehst vor dem beglückten Blicken, In reiner Schönheit wieder da.
Nun schlägt das Herz mir in Entzücken,, Der Geist vergießt den kalten Spott,. Neu sind erstanden, neu beglücken, Mich Liebe, Schöpfertum und Gott. Мария Плисс (Штутгарт) журнал "Партнер" http://www.partner-inform.de/partner....ushkina
ГДЕ РОДИЛСЯ ПУШКИН? Уголок Москвы на пересечении Малой Почтовой ул. и Госпитального пер. В 1799 г. здесь были деревянные дома. В одном из них, во владении И В. Скворцова, родился А.С. Пушкин. Снимок сделан в марте 1999 г. Справа - А.Пушкин в 11-летнем возрасте.
Москва - родина А.С. Пушкина, это хрестоматийное утверждение. Однако оно не всегда было таким. Еще в начале XIX в. в учебной книге о новейшей русской литературе Н.И. Греч писал, что Пушкин родился в Санкт-Петербурге. Автор знал молодого поэта, следил за его творчеством, журнал "Сын Отечества" неоднократно печатал его стихи, а во время южной ссылки Пушкин переписывался с Гречем. Учебник Греча вышел в свет в начале 1821 г., когда поэт находился в Бессарабии, и в октябре 1822 г. в письме к брату Льву Александр Сергеевич просил прислать книгу Греча. Она сохранилась в библиотеке Пушкина. В первый раз о Москве как о родине Пушкина было сказано в доп. томе 2-го издания "Словаря достопамятных людей" Д.Н. Бантыш-Каменского. Статья, появившаяся в "Словаре" в 1847 г., была написана со слов отца поэта. Конкретно же о московском доме - месте его рождения - впервые упомянул его двоюродный дядя А.Ю. Пушкин: "В 1798-м году Сергей Львович вышел в отставку, переехал с семейством своим в Москву и нанял дом княжон Щербатовых, близ Немецкой слободы, где в 1799 г. родился у них сын Александр (это место М.П. Погодин, издатель и редактор "Москвитянина", сопроводил следующим примечанием: "Наконец узнаем мы дом, где родился наш незабвенный поэт!); наш полк в то время был уже в походе, где я и получил об рождении Александра Сергеевича от сестры письмо..." Это было первое указание на место рождения в Москве А.С. Пушкина.
Действительно, в самой Немецкой слободе находился дом, принадлежавший Щербатовым: дом этот записан был в исповедной ведомости церкви Богоявления, что в Елохове, как принадлежащий князю Александру Александровичу и его сестрам, княжнам Наталье и Варваре Щербатовым; их деревянный дом стоял в Аптекарском пер., недалеко от Немецкой ул. - он не сохранился, современный номер участка 15. Другое мнение о месте рождения в Москве Пушкина было высказано в 1853 г. в статье П.И. Бартенева, молодого и никому в то время не известного исследователя, а позже маститого историка, публикатора документов по русской истории и редактора журнала "Русский архив". Он писал, что "в 1826 и 27 годах, живя на Собачьей площадке и проезжая часто по Молчановке, он [Пушкин] сам не раз говаривал своим приятелям, что родился на этой улице, в приходе Николы на Курьих ножках, но дома не мог указать". И действительно, в декабре 1826 - мае 1827 г. Пушкин жил у своего друга С.А. Соболевского в небольшом домике на углу Собачьей площадки и начала Борисоглебского пер., от которого Б.Молчановка находилась буквально в нескольких десятках метров. Вполне можно предположить, что тем "приятелем", кто передал Бартеневу слова поэта, был сам Соболевский: известно, что Бартенев в начале своих пушкиноведческих изысканий встречался с ним и получил много сведений о поэте.
Казалось бы, вопрос уже решен, если сам Пушкин указал на то место в Москве, где он родился. Но, документы, найденные позднее, противоречат словам Пушкина, сказанным им "приятелям" и переданным нам Бартеневым. После обнаружения док. свидетельства о рождении поэта версия о Молчановке перестала появляться на страницах работ, посвященных биографии поэта. Но недавно к ней опять вернулись. Правомерно задаться вопросом, насколько же правдоподобны воспоминания самого Пушкина: откуда Пушкин мог знать, что он родился на Молчановке? Можно предположить, что ему об этом рассказали родители, но они вряд ли помнили, где именно родились их дети. Ведь за время жизни в Москве, то есть с 1798 по 1812 г, Пушкины переезжали 12 раз, причем бывало так, что за один год они меняли 3 (!) квартиры. Как было запомнить Сергею Львовичу, какой ребенок где был рожден - у них за это время родилось шестеро детей, - и тем более он, конечно, не запоминал нарочно, где именно родился один из них - Александр. Но тому, что сам Пушкин утверждал, будто он родился именно на Молчановке, находится убедительное объяснение. Дом на Б.Молчановке был тем московским домом молодого Пушкина, который запомнился ему больше, чем какие-либо другие в Москве, где он жил с родителями. Ведь именно в доме на Молчановке он, уже не малыш, прощался со своим детством, с родными, с Москвой, и именно отсюда он уехал в Петербург для поступления в Лицей. В этом доме произошли печальные события, оставившие память о себе: тут скончалась его первая няня, умерли его брат и сестра. Неудивительно, что из всех многочисленных домов своего детства в Москве он запомнил именно небольшой домик у Молчановки около церкви св. Николая чудотворца, что на Курьих ножках, который снимал в 1810-1811 гг. Сергей Львович.
Впервые метрическая запись о рождении Пушкина была опубликована в 1856 г. в труде по истории Царскосельского лицея, но тогда на нее не обратили внимания, и, что удивительно, эта публикация не заинтересовала первого биографа поэта П.В. Анненкова. Только в 1879 г., незадолго до открытия памятника Пушкину в Москве, когда в журнале "Русская Старина" за подписью К.П.П. появилось жизнеописание поэта, открывавшееся публикацией метрической записи Богоявленской Елоховской церкви, к ней было привлечено внимание общественности: "Во дворе колежскаго регистратора ивана васильева скварцова у жилца ево моэора сергия лвовича пушкина родился сын александр крещен июня 8 дня восприемник граф артемий иванович воронцов кума мать означеннаго пушкина вдова олга васильевна пушкина". Тогда же была открыта и мемориальная доска на доме № 57 по Немецкой, нынешней Бауманской ул. Однако место это в предъюбилейной спешке было определено неправильно, уже в советское время оно подверглось пересмотру, и в 1927 г. мемориальная доска была перенесена на дом № 42 на той же улице (позднее ее поместили на здание школы рядом).
И, наконец, в 1980 г. автором этой статьи были найдены документы, свидетельствующие о том, что И.В. Скворцов, упомянутый в метрике, в мае 1799 г. владел двором (то есть участком) на углу Малой Почтовой ул. и Госпитального пер. (№ 4/1-3), и, следовательно, Александр Сергеевич родился именно там. На участке общей площадью 1035 кв. саженей (4695 кв. м) стояли 2 деревянных одноэтажных дома: один на углу с Малой Почтовой ул., площадью 63 кв. саженей (287 кв. м), и другой по Госпитальному пер. - 60 кв. саженей (272 кв. м), а также еще 3 небольших строения - это были, вероятно, просто избы для дворовых. Два больших жилых дома разделялись садом площадью 264 кв. саженей, или 1198 кв. м. У задней границы владения стояли 4 деревянных хоз. строения - конюшни, амбары, сараи и пр. Такое же расположение основных построек изображено и на плане Немецкой слободы конца XVIII в.
О том, что Пушкины жили здесь, сохранились воспоминания современников. Так, писатель и мемуарист М.Н. Макаров пишет: "Подле самого Яузского моста, то есть не переезжая его к Головинскому дворцу, почти на самой Яузе, в каком-то полукирпичном и полудеревянном доме жил Сергий Львович Пушкин, отец нашего знаменитого поэта, и вот все гости, которые бывали тогда на субботах графа Бутурлина, бывали и у Пушкина. Дом Бутурлина и дом Пушкиных имели какую-то старинную связь стену о стену, знакомство короткое; к этому же присоединилось и настоящее близкое знакомство квартиры Пушкиных с домом графа Бутурлина". Мемуарист, записывая свои воспоминания в 1843 г., относил эти события к 1810 - началу 1812 г., но сам признавался в том, что на даты у него никогда не было памяти: "...я очень и очень люблю занять себя летописью и хроникой; зато уж на года, точно так же, как на месяцы и числа, меня не достает никогда"; он признавался, что "...о вышеупомянутых годах я ничего не могу сказать с числительною достоверностью".
Другая современница, Е.П. Янькова, внук которой записал и издал ее воспоминания, говорила, что "...Пушкины жили где-то за Разгуляем, у Елохова моста, нанимали там просторный и поместительный дом - чей именно не могу сказать наверно, а думается мне, что Бутурлиных. Я туда ездила со своими старшими девочками на танцевальные уроки..." Она также относила эти события в своей жизни к 1809 или 1810 г., вспоминая о них почти через 40 лет, но теперь мы точно знаем, что происходило это значительно раньше. http://clubs.ya.ru/4611686....i]
ПРОЩЕННЫЙ ГРЕШНИК АЛЕКСАНДР ПУШКИН Док. фильм Алексея Михалева:
Человек судится, конечно, по своим последним словам. Его последние слова были слова христианина. Эти слова до того поразили священника Петра Песоцкого, исповедавшего и причастившего умирающего Пушкина, что он, герой войны 1812 года, не сдержал слез и, выйдя из этого кабинета, произнес историческую фразу: «Я стар, мне осталось немного, к чему мне обманывать, я хотел бы умирать так, как умирал этот человек».
Дата: Воскресенье, 10 Фев 2019, 16:24 | Сообщение # 17
Группа: Администраторы
Сообщений: 7072
Статус: Offline
Лариса Черкашина: ЗА НЕДЕЛЮ ДО НАТАЛЬИНА ДНЯ Лит. музей им. А.С. Пушкина в Бродзянах - единственный за рубежами России и бывшего СССР мемориальный и историко-лит. музей им. А.С. Пушкина. Открыт в 1979 г. в отреставрированном старинном замке в местечке Бродзяны в Словакии, связанном с пребыванием вдовы поэта Натальи Николаевны.
И жив ли тот, и та жива ли? И нынче где их уголок? А. С. Пушкин
Дорога на Нитру Бродзяны могли бы стать местом паломничества пушкинистов. Однако в стране, еще недавно называвшейся Чехословакией, в знаменитом курортном городке Карловы Вары, где мне довелось побывать, о Бродзянском замке никаких сведений не было. Это название преследовало меня давно, еще с тех пор, когда отец, известный пушкинист, работал над составлением генеалогического древа рода Пушкиных. Пушкинистом он стал после того, как свой первый бой в Отечественную войну принял под Полотняным Заводом, родовым гнездом Гончаровых... Тогда он дал себе зарок:«Если уцелею, буду заниматься Пушкиным». Так оно и случилось. В Бродзяны добрались лишь к ночи. Подъехали к замку, ярко освещенному уличными фонарями. И каково же было мое волнение, когда на мраморной доске, укрепленной у его входа, я прочла: «Литературный музей имени А.С. Пушкина». Вот, оказалось, как именуется ныне замок и почему так долго я не могла его найти. Музей, конечно же, был закрыт. Городок спал. Выраставший из темноты парка замок походил на мрачную средневековую крепость с узкими оконцами-бойницами.
« …Создавался замок на протяжении многих веков. Некоторые помещения нижнего этажа, по преданию, построены ещё в XI столетии, главный корпус, вероятно, в XVII, другая часть - в половине XVIII, а библиотечный зал пристроен уже в XIX…»
Старинный ров, полукругом опоясывавший дом, как и некогда прекрасный каскад прудов в парке, густо поросли болотной ряской. Полночь. Духота августовского дня сменилась ночной сыростью, крупные звезды выложили загадочный узор в небе над замком. Тени бывших владельцев Бродзян замерещились в сумраке аллей... В лунном свете таинственно мерцал пушкинский бюст. Удивительно все же - где только не встретишь памятники поэту! В странах, где никогда он и никогда и не бывал: в Испании, Китае, Италии, во Франции, на тропическом острове Куба. Вот и в Словакии тоже есть свой Пушкин. При жизни поэту так и не удалось пересечь российскую границу, зато памятники его расселились по всему миру безо всяких на то виз и разрешений... И еще думалось о том, как далеко развела судьба сестер Гончаровых от их родного Полотняного Завода: старшая, Екатерина, нашла свой последний приют на фамильном кладбище Дантесов во французском городке Сульце, средняя, Александра, - здесь в предгорьях Словацких Карпат, а младшая, красавица Натали, - на старом Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры в Санкт-Петербурге. В 5 утра рассвело, и замок не казался уже столь мрачным и угрюмым, да и сам парк не таким позабытым. До открытия музея времени оставалось предостаточно, и можно было обследовать окрестности имения. На одном из холмов, примыкавших к поселку, из-за верхушек елей едва пробивался островерхий купол.
Узкая тропка, изрядно попетляв по крутому склону, вывела к каменной часовне. По обе стороны от входа в нее ряды мраморных досок с выбитыми латинским шрифтом знакомыми именами.
Вот и она, баронесса Александра фон Фризенгоф, урожденная Гончарова, владелица Бродзян, умершая 9 августа 1891 г., на 12 лет позже своего супруга барона Густава фон Фризенгофа. Здесь же покоится их дочь Наталья, в замужестве - герцогиня Ольденбургская,
Зять Антон Гюнтер Фридрих Элимар, герцог Ольденбургский, внучка Александрина Густава Фредерика, принцесса Ольденбургская, скончавшаяся в 24-летнем возрасте от туберкулеза. Вся семья нашла свой вечный приют в этой бродзянской усыпальнице.
Жаркий и сухой август уже вызолотил верхушки деревьев, и резная листва платанов выстлала и крышу часовенки, и поляну перед ней... Таким же августовским днем 1968 г. одна из бродзянских жительниц, поднявшись к часовне по обыкновению помянуть умерших, застыла в ужасе. Сбежавшимся на ее крик людям открылась жуткая картина: на поляне, покрытой золоченой листвой, валялись человеческие кости, истлевшие фраки и обрывки кружев. Искали ли в склепе драгоценности или этот варварский акт был неким знаком протеста против ввода советских войск в Чехословакию, так и осталось неизвестным. Но вандализм есть вандализм, и оправдать его нельзя ничем. Останки особ некогда владетельного семейства бережно собрали и замуровали в стены часовенки-склепа. Так надежней в этом неспокойном мире. Бродзяны не случайно называют русским островком в Словакии. Александра Гончарова, приехав после замужества в это имение, расположенное в живописном краю Белых Карпат, постаралась захватить с собой как можно больше вещей, напоминавших ей о далекой России: книг, альбомов, нот, картин. Да и жизнь в Бродзянах во многом текла по давно заведенному в России порядку. Даже кушанья в доме готовились русские...
В 1834 г. младшая, Наталья, пригласила своих незамужних сестер к себе в Петербург. Добрая Наташа вполне представляла всю тоску и безрадостность их деревенской жизни, да и они умоляли «вытащить» их «из пропасти». Пушкин неодобрительно отнесся к решению жены: «Не обеих ли ты сестер к себе берешь? эй, женка! смотри... Мое мнение: семья должна быть под одной кровлей: муж, жена, дети, покамест малы; родители, когда уже престарелы. А то хлопот не наберешься и семейного спокойствия не будет». Предсказания поэта оправдались. Вольно или невольно беду в дом принесла старшая из сестер, Екатерина, став женой будущего убийцы поэта кавалергарда Ж.Дантеса-Геккерна. Та самая, что восторженно писала брату Дмитрию о счастье, которое она впервые испытала, живя в семействе Пушкиных. Александра же сумела стать добрым другом поэта, помощницей в делах, хранительницей его семейного очага. Ей было тепло в доме Пушкина, впервые о ней искренне заботились, ее любили и жалели. Особенно когда Азя, как ее звали в семье, болела. «...Я не могу не быть благодарной за то, как за мной ухаживали сестры, и за заботы Пушкина. Мне, право, было совестно, я даже плакала от счастья, видя такое участие ко мне, я тем более оценила его, что не привыкла к этому дома». И все это, несмотря на то, что характер у Ази Гончаровой был далеко не ангельский.
Долгое время считалось, что барышни Гончаровы получили весьма поверхностное образование, обычное для провинциальных дев своего времени: немного французского, немного музыки и светских манер. Однако в доме Гончаровых воспитанию детей, и духовному, и физическому, уделялось самое серьезное внимание: в имение приглашались лучшие учителя из Москвы, помимо французского, девочек учили русскому и немецкому языкам, живописи и музыке, с сестрами занимались и студенты Московского университета. Доказательством тому и такой малоизвестный факт: Наталья считалась лучшей шахматисткой Петербурга, пробовала свои силы и в стихотворчестве. Александра слыла большой любительницей чтения, и, по свидетельству князя А.В. Трубецкого, еще до замужества младшей сестры знала наизусть все пушкинские стихи. Позже она просила Наташу передать мужу ее просьбу: «...не будет ли он так добр прислать мне третий том его собрания стихотворений. Я буду ему за это чрезвычайно благодарна».
Со своим будущим мужем, чиновником австрийского посольства в Петербурге бароном Густавом Фогелем фон Фризенгофом, Александра познакомилась, когда помогала ухаживать за его больной женой. Первой женой барона была Н.И. Иванова, приемная дочь С.И. Загряжской, родной тетки сестер, и ее мужа, известного писателя и художника, француза по происхождению, Ксавье де Местра. (Граф Ксавье де Местр был дружен с родителями Пушкина, рисовал их и детей, он автор портрета матери поэта - Н.О. Ганнибал, миниатюры на кости.) Наталья Ивановна умерла в октябре 1850 г., оставив сиротой 10-летнего сына Грегора Фризенгофа, в будущем известного словацкого ученого-метеоролога. Спустя 1,5 года овдовевший барон предложил руку и сердце А.Гончаровой. Предложение было принято, свадьба состоялась 18 апреля 1852 г., и вскоре Александра Николаевна с мужем уехала в Австро-Венгрию, в его имение Бродзяны. С собой увезла она и подаренную ей на смертном одре поэтом (через княгиню В.Ф. Вяземскую) золотую цепочку. Позже Александра Николаевна передала своей единственной дочери Наталье эту цепочку и кольцо с бирюзой. Бирюзовый перстень поэт однажды попросил у Александрины, носил его, а потом вновь вернул ей.
Весной 1938 г. тогдашний владелец Бродзян граф Георг Вельсберг, правнук Александрины, показывал фамильные реликвии писателю Раевскому: «...В ящичке с драгоценностями герцогини, именно в ящичке из простой фанеры (Наталья Густавовна считала, что воры не обратят на него внимания), я увидел потемневшую золотую цепочку от креста, по словам хозяйки замка, тоже принадлежавшую Александре Николаевне. Доказать, конечно, невозможно, но быть может, это самая волнующая из бродзянских реликвий...». Большую часть своей жизни после замужества, а прожила Александра Николаевна с мужем 36 лет, и супружество это, хоть и позднее, было, видимо, счастливым для нее - баронесса Фризенгоф провела в Бродзянах. Дочь Наталья посвятила стихи в честь серебряной свадьбы своих родителей, праздновавшейся в Бродзянах 18 апреля 1872 г.
Замок на берегах Нитры и его хозяйка, «тетушка Фризенгоф», славились своим радушием и гостеприимством. Не порывались связи и с отчим домом баронессы на берегах далекой калужской реки Суходрев. К своей сестре приезжали погостить братья Дмитрий, Сергей, Иван. Часто бывала здесь и любимая младшая сестра со своими чадами - старшими детьми Пушкина и младшими девочками Ланскими. Сестры поддерживали теплые дружеские отношения. Племянница Натальи Николаевны маленькая Н.Фризенгоф, любила сидеть на скамеечке у ног своей красавицы тетки. Сохранилось письмо Александры Николаевны, отправленное ею в первые годы своей жизни в Бродзянах брату Ивану и его жене: «Я так глубоко сожалею, что не знаю никого из твоих детей. Мне очень тяжело, что я им совсем чужая, принимая во внимание мою любовь к вам обоим, мои дражайшие добрые друзья... Мы живем по-прежнему, очень довольные своей судьбой... Живя вдали от военных бедствий, мы страдаем только душою, когда какая-нибудь прискорбная неудача случается с русскими. Да ниспошлет им Господь помощь в их неудачных сражениях и дарует им славную победу в обороне Крыма». Даже по этому отрывку легко представить, какой была в жизни А.Гончарова, сколь изначально много было заложено в ее характере доброты и сострадания, воли и страсти. Ведь не зря так доверительно-дружески относился к ней сам поэт.
Когда-то Александрина увезла с собой альбом с видами Полотняного - дорогих ее сердцу мест. Ныне в экспозиции музея Бродзян всего лишь одна фотография калужского имения Гончаровых с запечатленными на ней въездными Спасскими воротами. При жизни Александры Николаевны в замке была собрана богатейшая библиотека. И ныне в мемориальных залах дома теснится на полках книжных шкафов множество книг в старинных дорогих переплетах. В их числе - и книги из знаменитой русской библиотеки Смирдина. Не менее страстно, чем чтение, Александрина любила музыку. Еще в 1835 г. она признавалась в письме брату Дмитрию: «Ты, наверное, знаешь, что я беру уроки пиано. Это единственная вещь, которая меня занимает и развлекает. Только занимаясь моими заданиями, я забываю немножко мои горести». В залах бродзянекого дома будто и по сей день ждут хозяйку раскрытые клавикорды, старинные немецкие фортепиано, помнившие теплоту ее рук. Как и прежде, на них - любимые ноты: Чайковский, Бетховен, Штраус, чьи мелодии часто звучали в стенах старого замка. Давно предполагалось, что в Бродзянах хранились ранее альбом Пушкина с его стихами и рисунками, дневники Александры Николаевны и, возможно, письма поэта к ней.
В самом конце войны Пушкинская комиссия СП СССР направила генерал-лейтенанту Тевченкову, члену военного совета II Украинского фронта (в районе боевых действий фронта находились Бродзяны), письмо с просьбой:«Принять заблаговременные меры к сохранению находящихся в этом замке рукописей, книг и других культурных ценностей для того, чтобы обеспечить в дальнейшем возможность розысков среди них пушкинских материалов». В начале 1945 г. владелец Бродзян граф Вельсберг отправил из имения в Вену все, что представляло собой фамильные ценности. Три товарных вагона с багажом до станции назначения так и не дошли. Кто знает, где и когда отыщутся бесценные пушкинские автографы? Помимо Бродзян, исследователи называют имение герцога Ольденбургского Эрлаа, чешский город Теплице, Вену, имения Граупен и Винздорф в Богемии, Будапешт. Но и Бродзянский архив хранит еще немало загадок и тайн. И все же в замке непостижимым образом (в годы войны дом одно время занимали румынские солдаты) сохранились фамильные реликвии Фризенгофов. Одна из них - гербарий трав из Михайловских рощ и лугов, собранный в августе 1841 г.
фрагмент гербария
Тем летом в Михайловском жила с детьми вдова поэта Пушкина, гостила у нее перед отъездом в Вену и чета Фризенгофов. «Мы связаны нежной дружбой с Натой, и Фризенгоф во всех отношениях заслуживает уважения и дружеских чувств, которые мы к нему питаем», - сообщала об их приезде Наталья Николаевна брату Дмитрию. Неистощимая на выдумки Н.Фризенгоф, первая жена барона, и предложила тогда собрать гербарий, что было модным в то время увлечением. Собирали травы и цветы все: дети Пушкина, сестры Наталья и Александра, сама Н.Фризенгоф. Под каждым гербарным листом, исполненным соразмерности и гармонии, указано, когда и кто нашел цветок. «Где цвел? когда? какой весною? И долго ль цвел? и сорван кем...» Гербарий Н.Фризенгоф увезла с собой в Бродзяны. Интересно, что именно по этому образцу, хранящему память о травах и цветах, ныне почти позабытых, - кореонсисе, гайлярдии, петунии, восстановлены цветники в мемориальных усадьбах Тригорского, Петровского и Михайловского. В музейной экспозиции ныне михайловского гербария нет - слишком хрупки и недолговечны цветы и травы, да и возраст у них весьма почтенный - полтора столетия! Гербарий помещен теперь в особое хранилище, а гости музея могут видеть его листы - композиции в видеофильме, посвященном истории усадьбы. Немало в замке портретов друзей и родственников поэта, его детей. Карандашные зарисовки - Александра, Марии, Григория и Наташи Пушкиных выполнены Н.Ланским, племянником второго мужа Натальи Николаевны.
Дата: Воскресенье, 10 Фев 2019, 16:29 | Сообщение # 18
Группа: Администраторы
Сообщений: 7072
Статус: Offline
В одной из мемориальных комнат замка, закрытой от губительных солнечных лучей полотняными шторками, висит акварельный портрет Н.Н. Пушкиной работы Гау. Акварель запечатлела тридцатилетнюю Натали в период ее вдовства.
И еще одна, быть может, самая трогательная реликвия, чудом уцелевшая в Бродзянах: в дверном проеме гостиной, на косяке сохранились отметки роста Натальи Николаевны, ее детей. Карандашная отметка удостоверяет: избранница поэта имела рост 173 см., удалась в мать и младшая дочь Пушкина Наташа - у нее был точно такой же рост. Наверное, это единственное место в мире, где старый паркет хранит след ног божественно прекрасной Натали. В мире, где ей пришлось претерпеть и самую тонкую лесть, и самую низкую хулу. Последний раз она, страдающая уже неизлечимым недугом, навестила Бродзяны в 1862 г., за год до своей кончины...
Я уезжала из Словакии домой, чтобы успеть на «Натальин день» - праздник, посвященный дню рождения Н.Гончаровой, самой очаровательной женщины минувшего столетия. Этот день отмечался в Москве впервые, и я не могла его пропустить. 01.07.1996., Словакия, журнал «Вокруг света» http://www.vokrugsveta.ru/vs/article/1282/ https://ru.wikipedia.org/wiki.......o]https
А.С. Пушкин… Память о времени - давнем, но всегда волнующем. Каждый раз, посещая места, связанные с его именем, хочется побольше знать обо всем, что было в этом человеке прекрасного и… грешного. О нем написано много. О нем будут писать и через сотни лет после нас - «к нему не зарастет народная тропа». Сила пушкинской поэзии такова, что мы невольно переносимся в то время…Давайте отправимся в Крым, в Воронцовский дворец, где много раз бывал поэт и где нашей группе туристов пришлось провести несколько незабываемых мгновений.
Крым. Алупка, горы, обилие солнца, море… Оно никого не оставляет равнодушным. То синее, то зеленое, спокойное, то волнующееся, в серебряных брызгах пены. Вот волна то отступает, то вновь подбирается к твоим ногам. Самое синее в мире, с закатами и восходами солнца, красоту которых трудно передать словами. Но какой же притягательной силой пользуется Алупкинский дворец, увенчанный шпилями и башнями, устремленными в небо, в окружении парка с тенистыми аллеями, гротами, озерами, где плавают белые и черные лебеди! До революции дворец называли Воронцовским. Он принадлежал графу М.С. Воронцову, одному из богатейших царских сановников. И не удивительно, что сюда, в этот райский уголок устремляются многочисленные туристы со всех стран, чтобы увидеть то, чем жила пушкинская эпоха. Здесь каждый камень готов поведать о многом…Стены дворца выложены из камня диабаза, все делалось руками резчиков, камнерезов - крепостных Воронцова. А их у него было около 80 тыс. человек.
Как было не заинтересоваться рассказами нашего гида! Сколько здесь бывал Пушкин! Вращаясь в кругу большого света, он с головой погружался в водоворот развлечений, щедро вознаграждая себя за скуку в Болдино. Балы в России появились благодаря Петру I, став обязательной, неотъемлемой частью светской жизни. Быть на балу считалось делом чести. Сам граф Воронцов приглашал широко. Но Пушкина оставлял без внимания. Однако подходила Элиз Воронцова и говорила: «Мы едем на море, и я была бы очень рада»… «Но, графиня…» «Когда я приглашаю своих друзей, никаких «но»!.. Воронцовский дворец славился не только пышными, роскошными балами, но и загадочной привлекательностью его хозяйки. Сам граф ревностно относился к Пушкину и однажды на эту тему попробовал с Элиз поговорить, но она своим взглядом его остановила. Граф не хранил ей верности, а потому и графиня, конечно, могла быть свободною. Судьба ее немного напоминает судьбу Татьяны Лариной из «Евгения Огенина».
Да, Пушкин был гениален не только в поэзии, как вспоминали его современники В.Жуковский, А.Дельвич, П.Вяземский, Н.Гнедич. Его чувственность, его пристрастие к женской красоте всем бросались в глаза. Молодость- шумная, пестрая, привлекательная - будоражила, волновала африканскую кровь, и он восклицал: «Ах, как она мила!» Пребывая в Крыму, своим друзьям по переписке Пушкин сообщал: «Я безумно увлечен Воронцовой!» Под наплывом душевных мук и страданий он посвящает ей много строк, поэтичность которых не могла не затронуть, не взволновать женского сердца… Да, его любили женщины… Она дарит ему на память свой портрет в золотом медальоне и кольцо-талисман с сердоликом. Это кольцо поэт бережно хранил всю жизнь, к нему он обращает строки: «Храни меня, мой талисман!» Этим перстнем все восхищались, и он говорил: «Это морская волшебница мне подарила»…
Мы в муз. голубом зале с видом на море. Прекрасные картины, фарфор, хрусталь, изделия из золота и серебра. На всю стену портрет Е.К. Воронцовой. Все, все дышит величием и стариной, давно отгремевшей музыкой балов и, казалось, мелькают фраки, веера, декольте, пышные кружева, прически со страусиными перьями. Танцы с изящными, грациозными поклонами, когда кавалеры держат за кончики пальцев своих дам. При сотнях свечей искрится, переливаясь, хрусталь, звенят бокалы с крымским вином, блистают мундиры, звучат романсы, светятся любовью глаза, и поэт читает стихи - что может быть трогательнее и прекраснее?! Среди гостей на балу хозяйка дворца, Элиз.
Вращаясь среди толпы гостей, она взглядом, улыбкой вовлекала поэта в разговор, приглашая его со всеми на морскую прогулку. Поэт писал:
На море синее вечерний пал туман, Шуми, шуми, послушное ветрило, Волнуйся подо мной, угрюмый океан…
Пушкин, действительно, жил в ее сердце. Короткий роман. Как быстро он начался, так быстро и оборвался. Сколько милых и грустных историй давно отгремевшей музыки и балов, свидетелем которых стал этот дворец!.. Мы за порогом замка. Прекрасный парк… Поразительно то, что все сохранилось здесь в своей первозданной красоте, ухоженности. Миндальные деревья, пальмовая аллея. Они восхищали своей красотой и мощью, а сосновый бор - смолистым благоуханием. Гора Аю-Даг (Медведь-гора), далеко вышедшая в море. Низко уткнувшись головой в море, пьет влагу и никак не может напиться. Склоны его обрывисты и круты, покрыты вечнозеленым лесом и кустарниками. Воздух наполнен густым ароматом полевых цветов и тропических растений. Пушкин, покидая Воронцовский дворец и отправляясь в свое Тригорское, задавал себе вопрос: «Куда и зачем я еду? Ведь все было здесь: счастье, любовь, неудержимо льющиеся строки признаний… Чего же ищу, что меня ждет впереди?»
В середине лета 1825 г. в Тригорское приезжает племянница Осиповой - А.П. Керн. Своей привлекательностью она внушила поэту новое пылкое и страстное чувство. Живой голос поэта доносит до нас любовь к этой женщине: «Я помню чудное мгновенье»… Позже М.И. Глинкой был написан романс, который популярен и в наши дни. А.П. Керн принадлежит к тем людям, без которых биография поэта была бы неполной. Он пишет ей: «Я стараюсь не думать о вас, но все это очень похоже на любовь». В день его рождения Керн дарит ему кольцо своей умершей матери: «Носите его и помните обо мне!» В ответ Александр Сергеевич дарит ей кольцо с тремя бриллиантами, с теми же словами. А.Керн ревностно хранила все «пушкинское» - письма, дневники, подарки, даже скамеечку, на которой он сидел. Пробежали столетия, но образ прекрасной женщины продолжает жить не только в поэзии Пушкина, но и в музыке. А.П. Керн была щедро одарена судьбой, которая на жизненном пути свела ее с Пушкиным. Прощаясь с морем, дворцом, с нашим прекрасным экскурсоводом, мы начинали понимать, что рассказанное им о величии, великолепии, очаровании пушкинской эпохи останется навсегда в нашей памяти. Стелла Солоненко http://nasha-druzhkovka.ru/6-iyunya-den-rozhdeniya-a-s-pushkina/
ВДОХНОВИВШАЯ ПОЭТА 1 марта 1834 г. в III книжке "Библиотеки для чтения" вышла в свет повесть А.С. Пушкина "Пиковая дама". 7 апреля того же года он записал в дневнике:"Моя "Пиковая дама" в большой моде. Игроки понтируют на тройку, семерку и туза. При дворе нашли сходство между старой графиней и Натальей Петровной и, кажется, не сердятся". Кто же была эта Наталья Петровна, чье сходство с героиней пушкинской повести, к счастью, не рассердило придворную публику?
Н.П. Голицына. С портрета А.Рослина
Родилась она 17 января 1741 г. в семье видного русского дипломата, сенатора графа П.Г. Чернышова. Отец его, Григорий Петрович, представитель небогатой и незнатной дворянской фамилии Чернышовых, был денщиком Петра Первого. Стремительный взлет к почестям и богатству императорского денщика начался тогда, когда Петр I женил его на 17-летней красавице, бесприданнице Е. Ржевской, дав за нею приданного 4 тыс. душ. И потом родившимся от этого брака сыновьям жаловал "на зубок" деньги и деревни. В светских кругах ходила упорная молва, что Наталья Петровна была Петру I родной внучкой. Елизавета Петровна, как и ее отец, осыпала Чернышовых особыми милостями, жаловала им доходные поместья, графские титулы, и вскоре Чернышовы стали одним из богатейших семейств России. В год рождения дочери П.Чернышов был назначен посланником в Данию. Затем были Пруссия, Англия, Франция. Вместе с отцом колесила по Европе и юная графиня. Она получила блестящее воспитание и образование. Свободно владела четырьмя языками. Лучшие живописцы - Людерс, Друэ, Рослин, писали ее портреты. В 1762 г. Чернышова жалуют сенатором. Его дипломатическая карьера на этом заканчивается, и вся семья возвращается в Россию.
Наталье Петровне 21 год. Молодая, интересная, очень умная, прекрасно образованная, завидная невеста, она кружится в вихре светской жизни. При блеске екатерининского царствования начинается и ее головокружительная придворная карьера - она становится фрейлиной. На придворных балах молодой Павел, будущий император, танцует с ней менуэты. Она выделяется среди других при дворе. Молодая фрейлина блеснула в спектакле, устроенном для великосветского общества графом Шереметевым. На спектакле присутствовала сама императрица. Но главный триумф ожидал ее впереди. В конце июня 1766 г. в Петербурге была устроена карусель (конная военная игра, турнир) - одно из пышных и веселых празднеств времен Екатерины, на котором среди женщин победительницей вышла Наталья Петровна. Вручая ей приз, главный судья престарелый фельдмаршал Миних сказал: "Государыня моя! Вы та персона, которой я уполномочен от Ее Императорского Высочества вручить первый приз, выигранный вашим приятным проворством".
В том же 1766 г. она вышла замуж за очень красивого, богатого, но с несколько расстроенным состоянием князя В.Б. Голицына. Энергичная, с твердым мужским характером, Наталья Петровна взяла управление хозяйством в свои руки и вскоре привела его в порядок. Она всегда умела устраивать свои дела. Привыкнув быть везде и во всем полновластной хозяйкой и повелительницей, Наталья Петровна впоследствии будет влезать во все подробности хозяйственных дел своих уже взрослых детей. По свидетельству современников, в своем слабохарактерном и простоватом муже Наталья Петровна чтила больше всего его фамилию. Цензор И.Снегирев записал однажды в своем дневнике: "Она все фамилии бранит и выше Голицыных никого не ставит, и когда она перед внучкой своей 6-летней хвалила Иисуса Христа, то девочка спросила: "Не из фамилии ли Голицыных Иисус Христос?" Став княгиней, Наталья Петровна приобретает еще более внушительное положение при дворе. Дети ее тоже всегда стояли на высших ступенях социальной лестницы. (У нее было 3 сына и 2 дочери. Старший сын Петр умер еще ребенком.)
В 1783 г. княгиня Голицына для воспитания и образования детей выехала за границу. Этим годом заканчиваются ее "Заметки о событиях моей жизни". В дальнейшем она вела записи в путевом дневнике. Княгиня была тепло принята в Париже при дворе Марии Антуанетты. Ее величают Московской Венерой. Ей оказывал знаки внимания английский король Георг II и даже подарил свой портрет с автографом. В Париже у княгини был прекрасный особняк. Балы, приемы, воспитание подрастающих детей. В мае 1789 г. из-за начавшихся в Париже беспорядков Наталья Петровна вынуждена была уехать в Лондон, взяв с собой дочерей. Сыновья остались в Париже со своим гувернером Оливье. В переписке их с матерью много места уделялось происходящим во Франции событиям. Оливье к революции относился благожелательно. Такого же мнения придерживались и сыновья княгини, в чем старались убедить и свою мать. В марте 1790 г. Голицына вернулась в Париж.
Встревоженная вестями из Франции и боясь дурного влияния французских событий на своих подданных, Екатерина II велела всем русским поскорее вернуться в свое отечество. 27 августа Наталья Петровна с дочерьми и мужем покинула Париж. Сыновей она отправила в Рим. "... И вот, наконец, я вне пределов Франции, которая внушает мне такой сильный страх. Впрочем, с тех пор, как я пересекла ее границу, я больше, чем когда бы то ни было, сожалею о том, что рассталась с нею. Я покинула страну, где провела самым приятным образом 7 лет", - записывала в путевой дневник Наталья Петровна. Вернувшись в Россию, она поселилась в Петербурге на углу Малой Морской и Гороховой, превратив свой дом в великосветский салон для французской эмиграции. Злоязычный Ф.Вигель в своих воспоминаниях насмешливо язвил насчет стараний княгини Голицыной устроить у себя в доме нечто похожее на Сен-Жерменское предместье. Голицыны, которые, по замечанию Вигеля, "разъезжали по чужим краям", "хотели ввозить к нам все то, что, разжигая самолюбие средних классов, породило ужасную революцию 1797 г., а сия знаменитая дама схватила "священный огонь, угасающий во Франции" "и возжгла его у нас на Севере". И вся эта "компания" эмигрантов "светского и духовного звания" "назвалась высшим обществом и правила французской аристократии начала прилаживать к русским нравам".
Екатерина II видела в этом обществе опору против вольнодумства и поддерживала его, а потом ему покровительствовал Павел. Естественно, что все это еще более способствовало укреплению положения Натальи Петровны при дворе. Ее авторитет был непререкаем в обеих столицах. Она была буквально образцом придворной дамы. Ее осыпали почестями. На коронации Александра I ей пожаловали крест св. Екатерины меньшей степени. На ее бале 13 февраля 1804 г. присутствовала вся императорская фамилия. В 1806 г. она уже статс-дама. При коронации Николая I ей был пожалован орден св.Екатерины II степени. В 1824 г. Голицыну принимают почетным членом крупнейшего научно-хозяйственного общества, признавая ее равной со всеми членами общества во всех правах и имуществах.
В свете Наталью Петровну прозвали "la princesse moustache" ("усатая княгиня") за выросшие к старости бороду и усы. Но поистине достойна удивления предупредительность властей к княгине Голицыной. Она очень увлекалась картами, но стала плохо видеть, так для нее специально были изготовлены карты большого формата. По ее прихоти к ней в имение, расположенное вдали от столицы и дорог, могли прислать придворных певчих. В доме княгини в Петербурге часто выступала оригинальная труппа, организованная С.Голицыным, ее внуком по прозвищу Фирс, где все женские роли исполнялись мужчинами. В оперных партиях особенно выделялся М.Глинка, впоследствии известный композитор. Бывал и Джон Фильд, талантливый и очень популярный в России английский пианист.
По воспоминаниям Феофила Толстого, муз. критика и композитора, "к ней ездил на поклонение в известные дни весь город, а в день ее именин ее удостаивала посещением вся царская фамилия. Княгиня принимала всех, за исключением государя императора, сидя и не трогаясь с места. Возле ее кресла стоял кто-нибудь из близких родственников и называл гостей, так как в последнее время княгиня плохо видела. Смотря по чину и знатности гостя, княгиня или наклоняла только голову, или произносила несколько более или менее приветливых слов. И все посетители оставались, по-видимому, весьма довольны". 18 января 1821 г. К.Булгаков писал своему брату Александру в Москву: "Вчера было рождение старухи Голицыной. Я ездил поутру ее поздравить и нашел там весь город. Приезжала также императрица Елизавета Алексеевна. Вечером опять весь город был, хотя никого не звали. Ей вчера, кажется, стукнуло 79 лет, а полюбовался я на ее аппетит и бодрость".
Такую же "фотографически верную картину с натуры" Булгаков дает в письмах к брату и через 6 лет, и потом через 8, добавляя лишь в качестве гостей императрицу-мать, вел. князя Михаила Павловича с Великой княгиней Еленой Павловной или самого государя Николая I. К княгине на поклон приводили только начавшую выезжать молодую девушку; только надевший эполеты молодой офицер являлся к ней представляться как к высшему начальству. По средам у нее были балы. "Но не подумают, что княгиня Голицына привлекала к себе роскошью помещения или великолепием угощения, - вспоминал Ф.Толстой. - Вовсе нет! Дом ее в Петербурге не отличался особой роскошью, единственным украшением парадной гостиной служили штофные занавески, да и то довольно полинялые. Ужина не полагалось, временных буфетов, установленных богатыми винами и сервизами, также не полагалось, а от времени до времени разносили оршад, лимонад и незатейливые конфекты". Толстой вспоминал также, что в Марьине, где он однажды гостил у Голицыной вместе с М.Глинкой и С.Голицыным (Фирсом), "обстановка была еще скромнее. Так, например, для Глинки, Фирса и меня была отведена одна комната и для троих один только умывальник".
Еще в 1819 г. поэт В.Пушкин, "писатель нежный, тонкий, острый", по выражению его знаменитого племянника, разразился в честь княгини Голицыной восторженными стихами. Однако характер и повадки Натальи Петровны не совсем соответствовали качествам, воспетым в хвалебном гимне Василия Львовича. Все современники единодушно отмечали крутой надменный нрав княгини, ее характер, лишенный, по словам Вигеля, "всяких женских слабостей", суровость по отношению к детям. Она называла их уменьшительными именами до солидного возраста, почитая еще за маленьких, а единственного оставшегося в живых сына Дмитрия Владимировича, прославленного московского генерал-губернатора, держала в "черном теле", лишив его наследства и назначив ему годичное содержание в 50 тыс. руб. Он вынужден был влезать в долги, и мать прибавила ему еще столько же лишь после замечания самого Николая I.
Рассердившись как-то на своего старшего сына Бориса Владимировича, она около года совершенно не имела с ним никаких сношений, на его письма не отвечала. Князь Борис никогда не был женат, но умер, оставив сиротами 2-х внебрачных дочерей, носивших фамилию Зеленских. "Княгиня Татьяна Васильевна (жена Д.В. Голицына) по своей доброте взяла этих сироток к себе, воспитывала их и впоследствии хорошо выдала замуж, но от старой княгини о существовании их скрывали. Вообще вся семья пред княгиней трепетала", - так писал Дм. Благово в книге "Рассказы бабушки". Княгиня Голицына была очень богата. После ее смерти осталось 16 тыс. крепостных душ, множество деревень, домов, поместий по всей России. О ее богатстве говорят сведения, недавно обнаруженные в книге для записей подорожных за 1832 г. Только Н.П. Голицына, единственная, могла себе позволить для проезда из Москвы в Петербург нанять 16 лошадей. Самое большее, что позволяли себе самые богатые путешественники - это 6 лошадей на тот же путь.
И эта гордая, независимая, своенравная княгиня, видевшая шесть царствований, неизменная, преданная и ревностная хранительница всех дворцовых устоев и традиций, это живое воплощение твердости и незыблемости престола, в итоге не выдержала испытания на вечную верность и преданность ему. Она оказалась в числе сочувствующих и защитников тех, кто дерзнул в декабре 1825 г. посягнуть на эту твердость и незыблемость. По иронии судьбы в числе последних были и ближайшие родственники Натальи Петровны. Ее внучатый племянник граф З.Чернышов, ротмистр Кавалергардского полка, за участие в декабрьском восстании был осужден на 2 года каторжных работ. А его сестра А.Муравьева была одной из первых жен-декабристок, последовавших за мужьями в Сибирь. Когда однажды княгине Голицыной был представлен А.Чернышов, граф, военный министр, сделавший себе карьеру на деле декабристов, "княгиня не ответила на его поклон и резко сказала: "Я не знаю никого, кроме одного графа Чернышова - того, что в Сибири".
Современники помнили, что княгиня Голицына "содействовала помилованию от смертной казни ее племянника Чернышова и Муравьевых; может статься, что просила и за других," - писал в книге "Рассказы бабушки" Дм. Благово. Такова была княгиня Н.П. Голицына, вдохновившая однажды великого поэта на создание одного из колоритнейших образов в русской литературе. Родившаяся при Елизавете, блиставшая при Екатерине и Павле, увенчанная высокими почестями при Александре и Николае, она умерла в один год с Пушкиным, не дожив всего 4-х лет до своего 100-летия. Светлана Бойко, 26.11. 1999. Независимая газета http://www.ng.ru/style/1999-11-26/16_poet.htm
2 апреля 1833 г. вышло в свет полное издание романа А.С. Пушкина «Евгений Онегин»
Работать над ним поэт начал 9 мая 1823 г., а последнюю точку поставил в сентябре 1830 г. в Болдино. Посчитав свой труд законченным, Пушкин сам произвел подсчет времени, потраченного на написание романа, - 7 лет 4 месяца 17 дней. 5-тысячный тираж первого издания разошелся в одну неделю, что по тем временам было сенсацией. Как же восприняли читатели и критики этот роман? Первые главы, вышедшие много раньше полного издания, читатели встречали восторженно: «4-я и 5-я песни Онегина составляют в Москве общий предмет разговоров, - и женщины, и девушки, и литераторы, и светские люди, встретясь, начинают друг друга спрашивать: читали ли вы «Онегина», как вам нравятся новые песни, какова Таня, какова Ольга, каков Ленский и т.д.», -сообщал «Московский вестник» (№ 4, 1828 г.).
В журнале «Сын Отечества» (№ 7, 1828 г.) современник Пушкина так отзывался о романе: поэт «попеременно играет то умом, то чувством, то воображением, попеременно весел и задумчив, легкомыслен и глубок, насмешлив и чувствителен, едок и добродушен - он не дает дремать ни одной из душевных наших способностей, и, не занимая каждой из них надолго, ни одной не утомляет». Или же: «Его читают во всех закоулках русской империи, во всех слоях русского общества. Всякий помнит наизусть несколько куплетов. Многие мысли поэта вошли в пословицу», - писали в «Библиотеке для чтения» (1940 год).
Для многих роман, с легкой руки Белинского, стал «энциклопедией русской жизни», «самым любимым дитем» фантазии поэта, произведением, в котором Воссоздана «верная картина русского общества в известную эпоху», то есть в 20-е годы XIX в. По мнению критика, «Евгений Онегин» стал первым национально-художественным произведением: в нем представлена «нравственная физиономия наиболее оевропеившегося в России сословия», к которому, собственно, принадлежал и сам поэт. Но были и другие отзывы. Из писем Е.Баратынского к И.Киреевскому: «Если бы все, что есть в Онегине, было собственностью Пушкина… Но форма принадлежит Байрону, тон - тоже. Множество поэтических подробностей заимствовано у того и у другого. Пушкину принадлежат в «Онегине» характеры его героев и местные описания России. Характеры его бледны. Онегин развит не глубоко. Татьяна не имеет особенности. Ленский - ничтожен. Местные описания прекрасны, но только там, где чистая пластика. Нет ничего такого, что бы решительно характеризовало наш русский быт. Вообще это произведение носит на себе печать первого опыта, хотя опыта человека с большим дарованием. Оно блестяще, но почти все ученическое, потому что почти все подражательное. Вот тебе теперешнее мое мнение об «Онегине». Поверяю его тебе за тайну и надеюсь, что она останется между нами, ибо мне весьма не кстати строго критиковать Пушкина». Известно также, что самому Пушкину Баратынский писал совершенно противоположное: он всячески расхваливал его дарование, сравнивая творческую деятельность поэта с деятельностью Петра I.
Другой критик, Н.И. Надеждин, выступил в 1830 г. в «Вестнике Европы», говоря, что в романе нет целостности, что он представляет собой обыкновенную поэтическую болтовню обо всем на свете, что в конце произведения нет ни свадьбы, ни похорон. В качестве аргумента Надеждин привел цитаты самого Пушкина: «…И даль свободного романа // Я сквозь магический кристалл // Еще не ясно различал//…». Были и более прицельные критики, можно даже сказать, политизированные. Они, проповедуя так называемую «официальную народность», упрекали Пушкина в том, что он сделал главных героев дворянами, и называли его «будуарным поэтом». Таким упреком они в какой-то степени предварили известную последующую оценку Онегина Писаревым, который со своих идейных позиций низверг главного героя романа. Возвращаясь к самому «профессиональному защитнику» Пушкина - Белинскому, стоит отметить, что он буквально в нескольких словах разъяснил секреты гармонии между формой и содержанием: «Онегин» со стороны формы есть произведение в высшей степени художественное, а со стороны содержания все его недостатки составляют его величайшие достоинства».
Примечательно, как Белинский размышляет над недовольством читателей Онегиным: «…сколько тут несообразностей! Пока Татьяна была девушкою, Онегин отвечал холодностию на ее страстное признание; но когда она стала женщиною, - он до безумия влюбился в нее, даже не будучи уверен, что она его любит. Неестественно, вовсе неестественно! А какой безнравственный характер у этого человека: холодно читает он мораль влюбленной в него девушке, вместо того, чтоб взять да тотчас и влюбиться в нее самому…». Почему же читатель не видит в этом поступке Онегина благородства? Ведь потом, будучи замужней дамой, Татьяна будет искренне благодарить Онегина как раз за то, что он не играл с ней и честно отверг. Мнений об Онегине - множество. Существует даже такое: Онегин - это сломленный декабрист. Но, по мнению Р. Якобсона, на основе анализа некоторых деталей романа, его действие относится к 1-й половине 20-х годов, а завершается весной 1825-го. Более того, 2/3 общего объема «Евгения Онегина» были написаны до конца 1825 г. К тому же из писем Рылеева и Бестужева к Пушкину становится очевидным, что «надлом Евгения был совершенно неприемлем и чужд будущим декабристам, равно как им были чужды холодная проповедь Онегина влюбленной Татьяне», а потом - изъявление любви «равнодушной княгине» и фактически все существование Онегина. О главном герое романа писали даже К.Маркс и Ф.Энгельс. Так, в письме одному русскому корреспонденту о несовершенных обобщениях в сфере экономики у А.Смита Энгельс цитировал поэта, говоря при этом, что Пушкин и, соответственно, Евгений Онегин разбираются в этих вопросах «лучше»:
… Зато читал Адама Смита, И был глубокий эконом, То есть, умел судить о том, Как государство богатеет, И чем живет, и почему Не нужно золота ему, Когда простой продукт имеет. Отец понять его не мог, И земли отдавал в залог.
Что же касается сомнений в целостности романа и его финала, то «роман сам собою чудесно заканчивается» без свадеб, кинжалов и смертей: посреди пустой комнаты, после объяснений с Татьяной стоит потерянный, отвергнутый, погруженный «в бурю ощущений» Онегин, а неподалеку «шпор внезапный звон раздался, // И муж Татьянин показался». Трагический финал неожиданно становится трагикомическим… Сам же Пушкин говорил о своем романе следующее: «Я теперь пишу не роман, а роман в стихах -дьявольская разница!» Далее из письма А.И. Тургеневу от 1 декабря 1823 г., - что «захлебывается желчью» в своей новой поэме. Из письма А.Бестужеву 8 февраля 1824 г. - «если когда-нибудь она (поэма) и будет напечатана, то, верно, не в Москве и не в Петербурге». А вот одна из самых достоверных оценок:
… Прими собранье пестрых глав, Полусмешных, полупечальных, Простонародных, идеальных, Небрежный плод моих забав, Бессонниц, легких вдохновений, Незрелых и увядших лет, Ума холодных наблюдений И сердца горестных замет.
А 4 апреля петербургская газета «Северная пчела» поместила объявление: «Поспешаем известить любителей отечественной словесности, что «Евгений Онегин», коего главы изданы были отдельными книжками, нынче отпечатаны особо, вполне. Радуемся за всех читателей».
«Северная пчела» - российская официозная политическая и лит. газета, издававшаяся в Санкт-Петербурге в 1825 -1864 гг. Ведущую роль в газете играл Ф.Булгарин, которого шеф жандармов Бенкендорф, по собственному признанию,«употреблял по своему усмотрению по письменной части на пользу службы».
Дата: Воскресенье, 10 Фев 2019, 18:11 | Сообщение # 19
Группа: Администраторы
Сообщений: 7072
Статус: Offline
«Северная пчела» всевозможными способами выражала свое отвращение к конституциям, к парламентским ораторам Франции и Англии, представляя последних как крикунов и вольнодумцев, нуждающихся в полицейском внушении. Помимо внутренних и иностранных новостей газета печатала нравоописательные рассказы, библиографию, «смесь» и моды. Начав лит. отдел печатанием произведений Пушкина, она дошла затем до прямой травли поэта, помещая фельетоны, полные издевательских выходок по его адресу, упреков за прошлое «вольнодумство». В школе французских романтиков «Северная пчела» видела наследие французской революции, разрушительницу нравственности и устоев государственности. Творчество Гоголя характеризовалось газетой как изображение без всякой нравственной цели «заднего двора жизни человечества». В критических статьях «Северная пчела» доходила до доносов на писателей. Вскоре в связи с радикализацией общественного мнения круг читателей газеты начал сокращаться, а в 1864 г. газета прекратила своё существование. http://www.vokrugsveta.ru/chronograph/557/ http://nasha-shumiha.ru/news....03-4982
ПУШКИН ПУГОВИЦУ ПОТЕРЯЛ Почему в его судьбе сошлось столько роковых неслучайных случайностей?
худ. А.Наумов «Дуэль Пушкина с Дантесом»
Граф В.А. Соллогуб, знавший, о чем говорит, писал: "В сущности, Пушкин был до крайности несчастлив…". Написано это было за полгода до известных всем трагических событий, закончившихся смертью поэта. Его сестра в те же примерно время поражена была "его худобой, желтизною лица и расстройством его нервов". Пушкин был напряжён как пружина взведённого курка. Это сравнение потёрто от употребления, но тут оно больше всего у места. Он не мог сидеть долго на одном месте. Не мог складно поддержать беседы. Мозги его были, как бы отключены. Со стола падала ложка - он вздрагивал. Так, будто падала она ему прямо на больные оголённые нервы. Особо жутким в этом описании показалось то, что Пушкина мучительно раздражал тогда даже детский смех. Смех собственных детей, младшему из которых было лишь 2 года. Письма распечатывал со страхом. Неврастения в крайней степени? Жить так, конечно, было невыносимо. И нельзя было с этим жить долго. Но откуда же всё это взялось? Так ли должен себя чувствовать баловень небес, избранный счастливец, которого коснулся божий перст?
Конечно, гений уже по определению не может быть счастлив, потому что он обречён на одиночество. Одиночество это безысходно, его не с кем разделить. Но все условия жизни Пушкина только усугубляли это непростое обстоятельство. К этому времени окончательно ясно стало, что семейного счастья ожидать ему уже не стоит. Абсолютная глухота молоденькой очаровательной женщины к настоящим достоинствам мужа сделала её поведение по отношению к нему едва ли не преступным. Во всяком случае, в глазах светского общества, во власти которого было могущественное право создавать репутации. Человек без репутации по правилам времени становился изгоем. Пушкин принадлежал к своему времени, и что бы там ни говорили, мнение света убило бы его гораздо ранее пули Дантеса. Против мнения света можно было восставать, но обходиться без света даже Пушкину было нельзя. Пушкин был гениальный поэт, но гением житейских обстоятельств он не был. Ему хотелось чувствовать себя в жизни легко и свободно. Кто без этого греха пусть первым бросит в него камень… Итак, мы упомянули о глухоте. Вот совершенно убийственная деталь. К Пушкину пришёл Баратынский и стал читать ему новые свои стихи. Увлёкся, стал говорить громко. Потом спохватился - не вышел ли из приличий. Взглянул вопросительно на Наталью Николаевну. - Читайте, пожалуйста, я не слушаю… Ещё вот что бывало. Не остывший от вдохновения, он, Пушкин, прибегал к ней со своими строчками. Ему немедленно требовалось разделить с кем-нибудь своё творческое счастье. - Как ты надоел мне со своими стихами, - говорила она. В это время его видели на Невском в какой-то бекеше. На ней неизменно не хватало пуговицы. В глазах постоянных обитателей Невского проспекта эта отсутствующая пуговица стала метафорой его семейного счастья. Его не было.
худ. Герман Травников. Предчувствие
Тут началась история с Дантесом. Дело, наконец, дошло до того, что сам царь сделал Н.Пушкиной "дружеское" внушение" о том, что её поведение выходит за рамки приличий, а самому Пушкину за то, что мало уделяет внимания воспитанию своей юной жены. Поэт тяжело пережил участие царя. Это чушь, будто подобные эпизоды не могли никак влиять на его духовное могущество. Всё это глупости от профессионального политизированного пушкиноведения. Дело-то как раз легче всего объясняется тем, что Пушкин был, пусть более совершенным, но продуктом своего времени. Потому и более уязвимым, что более совершенным.
В самом начале этого года произошла нелепость, которая до сей поры не поддаётся никакому объяснению. К Пушкину пришёл некто Е.П. Люценко. Нужда его заключалась в том, что он перевёл поэму не слишком популярного в России, впрочем, как и в других странах, немецкого поэта Виланда. Поэма называлась "Вастола или Желания сердца". Переводчик искал издателя. Не знаю, чем уж взял этот Люценко Пушкина, но поэма в его переводе скоро вышла. Скорее всего, Пушкиным руководило в этом деле отчаяние. Он мог надеяться подлатать постоянно и катастрофически худой семейный бюджет. Немецкий романтизм был тогда в моде, и это могло дать верный грош издателю. Ставка сделана была на невзыскательную публику. Впрочем, это тоже не простительно. Сомневаюсь даже в том, прочитал ли Пушкин это сочинение, прежде чем отправлять его в печать. Хотя и это, конечно, никакое для него не оправдание. Чтобы пояснить всю остроту и пакость дальнейших событий необходимо привести хотя бы малый образец этого чистейшего образца бездарности. Надо сказать, что я долго искал эту лит. окаменелость. Предполагая, какую цену она может иметь для коллекционеров, я предпринял несколько походов по московским антикварным букинистическим лавкам, надеясь хотя бы увидеть это грустное чудо. И каким замечательным оказался тот факт, что цена оказалась доступной даже мне. Моё скромное собрание библиографических редкостей моментально стало бесценным. Хотя бы лично для меня. Вот как описано в этой книжице одно из приключений главного героя.
"Нечаянно в одной долине пред собою Он видит трёх девиц прередких красотою; На солнушке рядком Они глубоким спали сном.
Перфонтий наш свои шаги остановляет, Рассматривает их от головы до ног; Все части озирает И вдоль и поперёк.
То щурит на их грудь, на нежные их лицы Свои татарские зеницы, Как постник на творог; То вновь распялит их, как будто что смекает, И так с собою рассуждает:
"Не жалко ль, если разберу, Что эти девки, как теляты, Лежат на солнечном жару!/ Ведь их печёт везде: в макушку, в грудь и в пяты…".
Необъяснимое же заключалось в том, что имя переводчика при издании выскочило. "Издано Пушкиным" - гордо заявлял титул. Можно было, ничтоже сумняшеся, принять, что и сам перевод сделан Пушкиным же. Нелепость подоспела как нельзя более кстати. Не Пушкину, конечно, а его врагам. Ещё до того Пушкин был объявлен исписавшимся. И вот оно налицо - неопровержимое доказательство оскудевшего дарования.
В дело вступает лучший юморист своего времени И.Сенковский. Прямо напасть какая-то эти юмористы в России. Вон когда ещё началось чтобы приобрести теперь размах настоящего стихийного бедствия. "Пушкин воскрес! - в непристойном шутовском упоении возглашал Сенковский, - я узнаю его. Это его стихи. Удивительные стихи". Всё это тиражировалось самыми читаемыми журналами того времени. Опять же скажу, что равнодушие к общественному мнению может существовать лишь в качестве мифа. "Действие типографического снаряда есть самое разрушительное". Не помню, по какому поводу написал Пушкин эти слова. Он подвергался прицельному обстрелу типографского свинца задолго до пули Дантеса. Копаясь в каталогах бывшей Ленинки, я обнаружил целый большой том таких свинцовых слов. Воспитанный исключительно школьным почитанием Пушкина, я и не предполагал, что к нему можно относиться иначе, чем, например, мой восторженный учитель литературы. "Вместо звонких сильных прекрасных стихов читаем теперь его вялую ленивую прозу". "Произведения Пушкина являются и проходят почти неприметно…". "Почти непостижимо, что из такого драматического сюжета, как несчастный Пугачёвский бунт, поэт-автор не мог ничего создать, кроме сухой реляции". "Полтава есть настоящая Полтава для самого Пушкина: ему назначено было здесь испытать судьбу Карла XII". "Для гения не довольно смастерить Евгения".
С величайшим недоумением современниками было встречено решение Пушкина - издавать журнал. Для него самого журналистика с определённых пор представлялась занятием таким же мерзким и недостойным, как "золотарство" - чистка сортиров. Журналистов он называл "прохвостами", производя при этом слово "прохвост" от "профос" - военный парашник, полковой блюститель отхожих мест. Однако вот, поди ж ты. Он сам становился журналистом. Отчего бы это? Ему нужны были деньги. Нужда в деньгах - одно из самых унизительных обстоятельств всей его жизни. Испытание нуждой невыносимо. Измена себе, в конце концов, не покажется слишком большой ценой, чтобы избавиться от неё. Пушкин мог, конечно, думать, что диктатуре бездарности надо противопоставить диктатуру высокого духа. Но мне опять же представляется это благонамеренными фантазиями официального литературоведения. Во всяком случае, нигде у самого Пушкина подобной программы нет. Зато в многочисленных письмах жене издательские задачи озвучены вполне недвусмысленно. Если в его доме не может быть счастья взаимности, то тем более необходимо счастье достатка.
Юная, красивейшая женщина, которой только что открывались самые блестящие перспективы, пожертвовала всем ради него. Как же не оценить этой жертвы? Пушкин попытался "поверить" житейскую гармонию алгеброй. Выходило, что для полного счастья он должен иметь доходу ровно 80 тыс. руб. в год. Сам же он государева жалованья за камер-юнкерство и должность официального историографа получал 3,5 тыс. в месяц. Дефицит семейного бюджета был налицо. Первый номер своего журнала он под этот дефицит и подгонял. Тираж, по этой причине, вышел громадным по тому времени - 2,5 тыс. экз. При цене 25 руб. за штуку получалось более 60 тыс. руб. прибыли. Ничего этого не вышло, конечно. Пушкин ещё раз поставил на публику, и опять проиграл. Долги только увеличились. Нужда подошла вплотную. Уйти от неё он больше не чаял. Тут ещё подсуетилась родня. Вот ещё эпизод.
Подобные в последний год были типичными в его отношениях с сестрой, племянником, родственниками со стороны жены и т. д. Голова Пушкина занята журналом, а ему, по капризам родни, надо давать отчёты в доходах по имениям, терпеть подозрения в утайке этих доходов, выслушивать и читать в письмах всякого рода вздорные претензии. Из письма сестры Ольги Сергеевны: "…у него разлилась желчь; я не помню его в таком отвратительном расположении духа: он до хрипоты кричал, что предпочитает всё отдать, что имеет (включая, может быть, и свою жену), чем снова иметь дело с Болдиным, с управляющим, с ломбардом и т. д. <…> Ему же не до того теперь: он издает на днях журнал, который ему приносить будет не меньше, он надеется, 60 000! Хорошо и завидно".
История с "Современником" заставила Пушкина разочароваться в читателе. У него не стало главной опоры. Ему не для кого стало писать. Оказалось, он делал своему читателю большую честь, считая ровней себе. Становилась ясной бессмысленность его таланта. Где-то в середине того неблагословенного 36 г. свидетели жизни Пушкина, каждый по своим причинам, начинают беспокоиться небывалыми проявлениями его характера. До сей поры несвойственным ему настроениям. "Вспоминаю, как он, придя к нам, ходил печально по комнате, надув губы и опустив руки в карманы широких панталон, и уныло повторял: "грустно! тоска!..". "…Ему хотелось рискнуть жизнью, чтобы разом от неё отделаться". "…Сам сообщил… о своём намерении искать смерти". "Он искал смерти с радостью, а потому был бы несчастлив, если бы остался жив".
Барон Геккерн, нидерландский посланник, хоть и смертный враг нам, но нельзя по этой причине отнимать у него свойственную умным дипломатам проницательность. Вот и он говорил: "Ему просто жить надоело, то-то он и бесится и смерти ищет…". Поразительный разговор состоялся у него за 3 дня перед последней дуэлью. Не с кем-нибудь, а самим царём. Не кому-нибудь, а самому царю рассказал он своё дело с Дантесом. Выходит совсем невероятное - Пушкин рассказал царю о предстоящей дуэли. Они вместе обсуждали возможные исходы этой дуэли, и что будет, если роковой случай ожидает именно Пушкина. И вот ещё что плохо укладывается в голове - Пушкин в этом последнем разговоре с царём завещал ему позаботиться о судьбе своих детей. И царь обещал ему эту заботу. Не проще ли ему было позаботиться о том, чтобы эта дуэль не состоялась?
"Встретившись за несколько дней до дуэли с баронессой Вревской в театре, Пушкин сам сообщил ей о своём намерении искать смерти. Тщетно та продолжала его успокаивать, как делала при каждой с ним встрече. Пушкин был непреклонен. Наконец, она напомнила ему о детях его. "Ничего, - раздражительно отвечал он, император, которому известно всё моё дело, обещал мне взять их под своё покровительство". Пушкин был всегда и глубоко суеверен. Он знал все приметы, знал все приёмы, которые помогали избежать их недоброго действия. "Он боялся примет, потому что они всегда исполнялись над ним", - пишет В.Даль. Уже сам факт этого напряжённого суеверия говорит о том, что он жил постоянным ожиданием беды. Столь же неприютно люди чувствуют себя на войне, накануне боя…
Так вот, в последний свой день он демонстративно нарушал все обереги. Он, например, не надел кольца с бирюзой, которое подарил ему Нащёкин. Бирюза, по суеверным поверьям, хранила от насильственной смерти, и Пушкин никогда не расставался с этим кольцом. Отправляясь на дуэль, уже выйдя на крыльцо, он вдруг вернулся в дом, чтобы надеть шубу. Прежде, если забывал, например, часы, просил кого-нибудь вынести их, а то и вообще откладывал поездку до завтра. А тут вернулся сам… Не могло быть это случайным. Казалось, он сознательно накликал на себя беду… Его и хоронить должны были как самоубийцу. Убитый на дуэли и законом, и церковью считался наложившим на себя руки. Так определено было ещё Петром Великим. Выживших на дуэли приговаривали к смерти и вешали. Лермонтова священник тоже, например, отпевать отказался, в дело пошли деньги. Взятка у нас всегда была выше Бога.
Ещё один жесточайший в этой истории момент. Данзас, выбранный поэтом в секунданты и Пушкин сели в сани и отправились к месту дуэли. Едут по направлению к Троицкому мосту. Навстречу, как чудесное видение, экипаж Н.Пушкиной. Данзас узнал её, надежда в нём блеснула, встреча эта могла поправить всё. Но жена Пушкина была близорука, а Пушкин смотрел в другую сторону и не увидел её. Это был последний беспощадный знак судьбы.
Из письма С.Н. Карамзиной - А.Н. Карамзину: "В субботу вечером я видела несчастную Натали; не могу передать тебе, какое раздирающее душу впечатление она на меня произвела: настоящий призрак, и при этом взгляд её блуждал, а выражение лица было столь невыразимо жалкое, что на неё невозможно было смотреть без сердечной боли. Она тотчас же меня спросила: "Вы видели лицо моего мужа сразу после смерти? У него было такое безмятежное выражение, лоб его был так спокоен, а улыбка такая добрая! - не правда ли, это было выражение счастья, удовлетворенности? Он увидел, что там хорошо". Из письма А.И. Тургенева - А.И. Нефедьевой: "Смирдин сказывал, что он продал после дуэли П. на 40 т. его сочинений, особливо Онегина". Евгений Гусляров, 09.02. 2017. Российская газета https://rg.ru/2017....na.html
ВЕЛИЧИЕ ПУШКИНА
Итак, Пушкин - гений, пожавший историческую жатву и в то же время непрерывно выраставший при жизни и после смерти. В чем же величие Пушкина, в чем разгадка неуклонного роста его значения для России и русской культуры? Пушкин - самый объемлющий и в то же время самый гармонический дух, который выдвинут был русской культурой. Не в том только дело, что он не элементарен, а многосоставен и в лучшем смысле многолик. Пушкин - самый ясный русский дух. Пушкин ясен во всем многообразном смысле этого прекрасного русского слова. Он - ясный день и он - ясный сокол. Он - живой образ творческой гармонии, он - красота и мера. Есть что-то для русской культуры пророчески - ободряющее, что именно Пушкин, этот спокойный великан, стоит в начале русской подлинно национальной самобытной литературы. Вспомним его собственные гениальные слова: В мерный круг Твой бег направлю Укороченной уздой... Пушкин в этой мерности художнически переживал и духовно утверждал - ясную тишину, как некое вполне доступное человеку, ему естественное религиозное начало. Вот чем - в том его окончательном и окончательно зрелом образе, который он завещал России и русскому народу - дорог нам Пушкин, вот чем он учителен и водителен для нашего времени. Пушкин не отрицался национальной силы и государственной мощи. Он ее, наоборот, любил и воспевал. Недаром он был певцом Петра Великого.
И в то же время Пушкин, этот ясный и трезвый ум, этот выразитель и ценитель земной силы и человеческой мощи, за доступной и естественной человеку ясной тишиной духовно прозревал неизъяснимую тайну Божию, превышающую все земное и человеческое, и перед этой тайной Божьей смиренно и почтительно склонялся. Да, его припадание к Тайне Божией было действием, можно сказать, стыдливым. Религиозности Пушкина было чуждо все показное и крикливое, все назойливое и чрезмерное. Пушкин знал, что всякая земная сила, всякая человеческая мощь сильна мерой и в меру собственного самоограничения и самообуздания. Ему чужда была нездоровая, расслабленная чувствительность, ему претила пьяная чрезмерность, тот прославленный в настоящее время "максимализм", который родится в угаре и иссякает в похмелье.
Пушкин почитал предание и любил "генеалогию". Глядя "вперед без боязни", прозирая в будущее, он спокойно и любовно озирал прошлое и в него погружался. И в то же время он ощущал и переживал - Тайну. Вот почему Пушкин первый и главный учитель для нашего времени, того времени, в котором одни сами еще больны угаром и чрезмерностью, а другие являются жертвами и попутчиками чужого пьянства и похмелья. Эпоха русского Возрождения, духовного, социального и государственного, должна начаться под знаком Силы и Ясности, Меры и Мерности, под знаком Петра Великого, просветленного художническим гением величайшего певца России и Петра, гением трезвости и ясной тишины, за которой высится и чуется таинственная Правда Божья. П.Струве, русский политический деятель, публицист, философ, экономист http://www.magister.msk.ru/library....I
«Пушкин был по преимуществу поэт, художник, и больше ничем не мог быть по своей натуре. Он дал нам поэзию, как искусство, как художество… Придет время, когда он будет в России поэтом классическим, по творениям которого будут образовывать и развивать не только эстетическое, но и нравственное чувство». (В.Г. Белинский)
«Пушкин – это лучшее, что есть в каждом из людей. Это доброта и талант, смелость и простота, верность в дружбе и бескрайность в любви, уважение к труду и людям труда… И ещё мы любим и постоянно оплакиваем Пушкина, потому что он погиб за честь свою и честь своей поэзии. Вот это многогранное единство, эту гармонию личности и в творчестве, и в жизни хотелось бы донести до всех, кто вступает на пушкинскую тропу». (Д.С. Лихачев)
«Пушкин есть явление чрезвычайное, и, может быть, единственное явление русского духа: это русский человек в его развитии, в каком он может явиться через двести лет». «Здесь нет этого каскада красноречия, увлекающего только многословием, в котором каждая фраза потому сильна, что соединяется с другими и оглушает падением всей массы, но если отделить её, она становится слабою и бессильною. Здесь нет красноречия, здесь одна поэзия; никакого наружного блеска, всё просто, всё прилично, всё исполнено внутреннего блеска, который раскрывается не вдруг; всё лаконизм, каким всегда бывает чистая поэзия. Слов немного, но они так точны, что обозначают всё. В каждом слове бездна пространства; каждое слово необъятно, как поэт. Все кстати и некстати считали обязанностию проговорить, а иногда, исковеркать какие-нибудь ярко сверкающие отрывки его поэм».(Н.В. Гоголь)
«Что Пушкин для нас? Великий писатель? Нет больше: одно из величайших явлений русского духа!» (Д.С. Мережковский)
ОСЕННИЙ ХЛАД И МИЛЫЙ БРАТ О ком вспомнил Пушкин в октябре 1825 г.
худ. Н.Репин. Пушкин в Михайловском
В октябре 1825 г. П.А. Осипова, хозяйка Тригорского, прислала Пушкину цветы из своего сада. Быть может, это были астры, поспешно срезанные ею после первого ночного заморозка. Александр Сергеевич тут же отозвался благодарным посланием:
Цветы последние милей Роскошных первенцев полей. Они унылые мечтанья Живее пробуждают в нас. Так иногда разлуки час Живее сладкого свиданья.
На эту осеннюю веранду в Тригорском не раз взбегал Пушкин...
Тригорское. Осень.
Две первые строки этого мадригала многие помнят, они часто цитируются, но только Н.И. Михайлова, замечательный филолог-исследователь, первой обратила внимание на то, что Пушкин прибегает здесь к скрытой цитате, возможно, желая тем напомнить своим близким друзьям о ее авторе - поэте А.Тургеневе.
А.Тургенев. Единственный портрет, дошедший до нашего времени
В "Элегии", написанной в 1801 г. выпускником Московского университетского пансиона Андреем Тургеневым, есть строки, проникнутые тем же осенним чувством, которое так трогает нас у Пушкина: "Один увядший лист несчастному милее, чем все блестящие весенние цветы...". "Элегия" была опубликована Карамзиным в "Вестнике Европы" в 1802 г. и стала одним из самых популярных стихотворений среди дворянской молодежи. Строчками из "Элегии" молодые люди окликали друг друга в переписке. Если человек откликался, значит, свой брат.
Андрей умер в 1803 г., не дожив и до 22 лет. Ю.Лотман говорил, что по таланту он был равен Пушкину. Влюбчивый и порывистый Андрей стал прототипом Ленского в "Евгении Онегине". Не так давно замечательный саратовский филолог-исследователь А.И. Баженова опубликовала отрывки из дружеской переписки 2-х Андреев, в 1798 г. 2-х 17-летних юношей - Тургенева и Кайсарова. Кайсаров - Тургеневу: "Сейчас лишь с Воробьевых гор, милый друг, Андрей Иванович, пришел я и, несмотря на всю усталость, не имею столько отважности, чтоб не написать тебе кой-чего о себе..." Тургенев - Кайсарову: "Здравствуй и ты, брат Андрей Сергеевич!.. Я нашел по дороге прекрасных незабудочков, твои любимые цветы, а как скоро я их увидел, тотчас и вспомнил тебя..."
Во время войны с Наполеоном послание А.Тургенева "К Отечеству" часто вспоминали на биваках, перед сражениями:
Сыны отечества клянутся! И небо слышит клятву их! О, как сердца в них сильно бьются! Не кровь течет, но пламя в них...
В 1813 г. В.Жуковский, вернувшись в Москву, увидел, что все места, связанные с его молодостью, уничтожены огнем. Тогда он напишет стихи, где помянет и юность ушедшую, и А.Тургенева: Где время то, когда наш милый брат Был с нами, был всех радостей душою?.. Вернемся к Пушкину. Вот что удивительно: его послание П. А. Осиповой было написано в октябре и, быть может, даже 12 октября - в тот день, когда родился А.И. Тургенев.
Из стихов Андрея Тургенева ... Но где чувствительность, но где любовь святая? Везде лишь Эгоизм всю мощь распространяет, И тьму и хлад в сердца лиет, Невинности души и радости уж нет. Строки, не вошедшие в "Элегию". 1801
Жуковскому Смиренный жизни путь цветами устилая, Живи, мой милый друг, судьбу благословляя, И ввек любимцем будь ее.
Блаженство вольности, любви, уединенья И муз святые вдохновенья Проникнут сладостью всё бытие твое.
А мне судьба велит за счастием гоняться, Искать его, не находить, Но я не буду с ней считаться, Коль будешь ты меня любить. 1803
И в двадцать лет уж я довольно испытал! Быть прямо счастливым надежду потерял, Простился навсегда с любезнейшей мечтою И должен лишь в прошедшем жить, В прошедшем радость находить; И только иногда отрадною слезою Увядше сердце оживлять. Невинность сердца! Утро ясно блаженных детских дней! Зачем ты так прекрасно, Зачем так быстро ты? Лишь по тебе вздыхать Осталось бедному, ты всё мое богатство! Живи хоть в памяти моей... 21 марта 1802
На следующий день после погребения тела А. С. Пушкина 22-летний корнет лейб-гвардии Гусарского полка М.Лермонтов написал заключительные 16 строк стихотворения «Смерть поэта», вызвавшие негодование царского двора и его окружения. В первых числах марта Лермонтов был арестован и по «высочайшему указу» выслан из Петербурга в Нижегородский драгунский полк, находившийся в Грузии. Стихотворение же получило самое широкое распространение, его переписывали, в тысячах экземпляров оно ходило по рукам. Современники вспоминали, что стихотворение «На смерть поэта» имело огромное общественное значение.
А вы, надменные потомки Известной подлостью прославленных отцов, Пятою рабскою поправшие обломки Игрою счастия обиженных родов!
Вы, жадною толпой стоящие у трона, Свободы, Гения и Славы палачи! Таитесь вы под сению закона, Пред вами суд и правда - всё молчи!..
Но есть и божий суд, наперсники разврата! Есть грозный суд: он ждет; Он не доступен звону злата, И мысли, и дела он знает наперед.
Тогда напрасно вы прибегнете к злословью: Оно вам не поможет вновь, И вы не смоете всей вашей черной кровью Поэта праведную кровь!
Дата: Воскресенье, 10 Фев 2019, 18:40 | Сообщение # 20
Группа: Администраторы
Сообщений: 7072
Статус: Offline
Елена Яхонтова ОДИН ФЕВРАЛЬСКИЙ ДЕНЬ 10 февраля в Петербурге была на редкость ясная солнечная погода. Такая же, как и в день дуэли Пушкина, только тогда мороз был покрепче…180 лет назад 8 февраля на Черной речке, прогремел роковой выстрел Дантеса… Сменились поколения, но память не померкла. «Закатилось солнце»… И мы до сих пор чувствуем именно так, как написала Карамзина. Это случилось 10 февраля в 14.45… Может быть оттого, что этим летом я впервые так глубоко и незабываемо побродила по пушкинским тропам в Святых горах - эти воспоминания живы в сердце, может быть просто потому что я принадлежу России, и «пепел Клааса стучит в мое серце», но в такой день конечно же невозможно было оставаться дома. Впрочем многие петербуржцы подумали так же. В тот день я хотела бы побывать в Пушкинском музее на Мойке 12, откуда поэт отправился на дуэль, и куда его привезли уже тяжело раненым. Мне хотелось побывать на месте дуэли - на Черной речке, побывать в храме Спаса Нерукотворного, где поэта отпевали, и еще хотелось побывать на могиле Н.Н. Ланской -Гончаровой, что похоронена в Некрополе Александро-Невской Лавры. Я понимала, что невозможно объять необъятное за один день, который в Петербурге и так короток: не успеешь оглянуться - уже смеркается, но вышла из дома с надеждой, что все устроится и я непременно побываю хотя бы в одном из тех намеченных мест, что связаны с именем Пушкина.
Может быть День памяти - это тот день, когда не только хочется снизу вверх посмотреть на скульптурное увековечение, но заглянуть в себя, понять себя:
"На фоне Пушкина снимается семейство. Как обаятельны, для тех, кто понимает, Все наши глупости, и мелкие злодейства, На фоне Пушкина..."
А он смотрит на нас... И вот уже оживает черно-белая память и краски жизни, пестрой и беспокойной, противоречивой, оживляют память и по-новому приоткрывают настоящее.
Этот памятник стоит во дворе дома на набережной Мойки 12 - адрес, петербуржцам знакомый. Здесь в 14.30 начнется собор-воспоминание - можно ли такое называть как-то иначе. Вот и микрофоны готовы, и репортеры на месте, однако главное - это люди, которые идут и идут с утра.
Традиционно в день памяти А.С. Пушкина музей-квартира открывает двери для всех желающих, каждый может побывать у Пушкина вот так, запросто, без билета. Однако, я не сомневаюсь, что если бы и нужно было приобретать билеты, очередь в квартиру поэта не была бы меньше. Побывать у Пушкина в этот день - давняя традиция.
Мне трудно было сфотографировать вход во двор дома, так чтобы дверь, хоть на секунду не впускала бы и не выпускала посетителей. Удалось с трудом.
А это вид с обратной стороны - со стороны двора. Вход в квартиру, которую снимала семья Пушкина был именно отсюда - из подъезда. Это было удобно. В Петербурге почти всегда дождь, морось, и здесь было легко выскочить из кареты и перейти прямо в прихожую. Однако именно в эту дверь внес на руках раненого поэта, его дядька Н.Козлов, и отсюда его выносили в последний путь. Козлов был крепостным, как и Арина Родионовна, был женат на дочери няни Пушкина Надежде Федоровне. В воспоминаниях есть эпизод, когда лицейский товарищ Пушкина Модест Корф, оскорбил слугу Пушкина и тот пожаловался хозяину. Пушкин был так разгневан, что вызвал Корфа на дуэль, но Корф отказался, назвав случившееся "безделицей". Да, Пушкин был горяч. Участвовал во многих дуэлях. Традиции, честь дворянина... Хотя дуэли и были уже запрещены. «Грустно тебе нести меня?» - спросил Пушкин своего дядьку, превозмогая боль, когда тот нес его из кареты в дом... А через несколько дней именно Н.Козлов, вместе с А.И. Тургеневым выехал с телом Пушкина в Святогорский монастырь - ехал гроб обнимая...
Вот этот 1-й этаж - левая сторона, вместе с хозяйственными полуподвальными помещениями, а также конюшней и сараем и снимала семья поэта. Этот дом когда-то принадлежал княгине С.Г. Волконской - матери декабриста С.Волконского, и был построен еще в XVIII в. Пушкины переехали сюда в сентябре 1836 г. В тот день музей приготовил несколько экскурсий. На одну из них - автобусную я тотчас купила билет, потому что именно так в этот день могла бы добраться с Мойки до места дуэли. 2-я часовая пешеходная экскурсия называлась "Последний путь Пушкина" , обозначая путь от дома до церкви Спаса Нерукотворного, где была отслужена панихида и откуда гроб Пушкина был отправлен в Михайловское. Вышли со двора и отправились по набережной реки Мойки к Конюшенной пл. Останавливались, вспоминая жизнь поэта... "Петербург - город маленький" - кажется и сейчас так шутят, а в то время, действительно, даже на одной только набережной можно было услышать или самой вспомнить много интересного останавливаясь у разных домов.
Вот в этом доме Мойка дом 14 жил лучший друг поэта И.Пущин. Случилось так, что приехавший в июле 1811 г. в столицу вместе с дядей Василием Львовичем, Пушкин поселился так же на Мойке недалеко от дома Пущиных (всегда считалось, что в гостинице «Демута», однако наша экскурсовод это опровергла). Оставим споры ученым. Интересно другое. В жизни Пушкина было множество совпадений, он очень внимателен был и к мистике числа... Писал об этом поэтически так: "Бывают странные сближенья"... И верно! Даже касаясь только Пущина... В лицее Пушкин жил в комнате № 14, а Пущин в комнате 13. Однако сосланный в ссылку он получил камеру под № 14! И этот дом под тем же номером...
А этот дом, почти что напротив - дом в котором жил доктор Н.Ф. Арендт, который лечил Пушкина и который в то время сделал все, что смог для поэта.
До моста было далековато и он перебегал Мойку прямо по льду - постоянно был с умирающим, все 48 страшных часов. Сегодня его готовы обвинить в недогляде, неправильном лечении - это не так.
А это дом, где располагалось конюшенное ведомство (тогда ведь были не гаражи, а конюшни). И вроде бы именно здесь поселился юный Пушкин с дядей, когда приехал поступать в лицей - здесь сдавались квартиры в наем...
Дата: Воскресенье, 10 Фев 2019, 19:36 | Сообщение # 21
Группа: Администраторы
Сообщений: 7072
Статус: Offline
Вот она - Церковь, освященная в честь Спаса Нерукотворного. Эта церковь имела статус придворной, поэтому отпевать там могли только по личному распоряжению царя. Царь не только разрешил этот вопрос, но и главный - возможность самого отпевания. Ведь тогдашний митрополит отказался отпевать Пушкина, как дуэлянта (дуэлянты приравнивались к самоубийцам). Однако Николай I разрешил этот вопрос: Пушкин скончался не на дуэли, а от ран... Кажется сегодня церковь реставрируется (но очень долго). Внешний вид пока не впечатляет, но внутри все великолепно.
На стенах храма по обе стороны от извилистой лестницы - поэтому трудно фотографировать, расположены 2 картины - одна из них изображает момент отпевания поэта. На другой картине - момент исповеди.
Сейчас не хочется говорить об интерьере этого замечательного храма и о его славной, а иногда и трагической истории. Люди собиралась на панихиду... Конечно, не обошлось и без кинодокументирования, однако, ничто не помешало молитве. Настоятель храма о. К.Смирнов обратился к присутствующим с очень емким, спокойным словом, которое как-то очень естественно легло на душу и верующих, и тех, кто зашел едва ли ни случайно, завершая свой туристический маршрут, да так и остался. Многое хотелось бы сказать и рассказать. Но прочитайте статью В.Соловьева, которая называется "Судьба Пушкина". А здесь - просто прислушаемся к совместной молитве собравшихся. Я вышла из церкви с пониманием, что нужно спешить - в 14. 30 нужно было успеть снова на Мойку. Храм Спаса Нерукотворного смотрел на купола "Спаса на крови"... Пушкин еще не мог видеть этого красивого храма при жизни. Впереди у России было еще много-много самых разных событий, в том числе и кровавых, и трагических... Вернулась на Мойку. Во дворе народу значительно прибавилось. С утра здесь звучала музыка и только теперь она замолчала и уважаемые гости начали читать стихи Пушкина.
Конечно, были сказаны и соответствующие слова, но к счастью выступающие были тактичны и не устраивали "докладов". Были и иностранцы, но они как-то слились с собравшимися, ведь сюда пришли люди, которые хотели почтить память поэта, а это сближает людей разных национальностей.
Минута молчания. 14.45. Автобусная экскурсия была не короткой - три часа. Но нам повезло - мы нигде не стояли в пробках! Место дуэли Пушкина на Черной речке.
Когда-то это было глухое место - березовая роща, а сегодня цивильный и очень неуютный район. Для того, чтобы заехать на стоянку, нужно продолжить движение дальше, потом вернуться через развязку на другую дорогу. Лично я ездила на это место или на туристическом автобусе, или на своей машине, поэтому не знаю - какой именно общественный транспорт может довезти до этого места. Можно дойти и пешком от ст. м. "Черная речка", но дорога неблизкая. Время от времени подъезжали люди - тихо зажигали свечи, возлагали цветы. А дальше мы просто поехали по Пушкинским адресам, приостанавливаясь, вспоминая...
Вот это дом, где жили братья Тургеневы. Здесь после окончания лицея Пушкин бывал очень часто.
А это знаменитый Фонтанный дом... Целая история и не одна! Шереметьев, Паша Жемчугова. Сын Жемчуговой был известным меценатом. Вот здесь на втором этаже флигеля работал художник Крамской и сюда Пушкин приходил, чтобы позировать художнику для своего знаменитого портрета.
А это Обуховская больница. Сюда был помещен сумасшедший Герман, который только и шептал: "три карты, три карты"... Это мы едем лишь по Фонтанке! В Петербурге не менее 600!!! мест, связанных с именем и судьбою Пушкина.
А это знаменитая усадьба Державина. Отсюда он отправился на знаменитый лицейский экзамен, где Пушкин читал свое стихотворение.
Дата: Воскресенье, 10 Фев 2019, 19:41 | Сообщение # 22
Группа: Администраторы
Сообщений: 7072
Статус: Offline
"Мы будем счастливы - благодаренье снимку, Пусть жизнь короткая проносится и тает. На веки вечные мы все теперь в обнимку. На фоне Пушкина..."
Только вот "в обнимку" в наше непростое время как-то не получается. Пушкин смотрит на нас, смотрит сквозь время и хочется спросить его словами Жуковского "Мнилося мне, что ему в этот миг предстояло как будто какое виденье, что-то сбывалось над ним, и спросить мне хотелось: что видишь?" https://elenarossi.tourister.ru/photoal....o]https
К 180-ЛЕТИЮ СО ДНЯ ГИБЕЛИ А.С. ПУШКИНА Программа мероприятий, посвященных Дню памяти Поэта в Пушкинском заповеднике:
9 февраля: 19:00, БЗ НКЦ:«ПОЭТ И ВЛАСТЬ» Литературно-музыкальный вечер с участием Немецкого Пушкинского общества Произведения А.С. Пушкина в исполнении немецкого актера Бернта Хана прозвучат в диалоге с музыкой М.Глинки, М.Шимановской, Ф.Шуберта, Ф.Шопена, П.Чайковского, Р.Шумана, Ф.Листа и С.Прокофьева, исполненной Шейлой Арнольд (фортепиано). Вход свободный
10 февраля: 11:00, МЗ НКЦ:«ЛИТУРГИЯ И ТЕАТР». Научная конференция в рамках XXIV Всероссийского Пушкинского театрального фестиваля Программа заседания: 1. Андрей Котов, музыкант, руководитель ансамбля «Сирин». Чин «Пещного действа». 2. Александр Маноцков, композитор. О природе трагического в музыке и театре. 3. Валентин Курбатов. Михайловское – пространство игры. 4. Иеромонах Василий (Бурков). Влияет ли вера на творчество? 5. Священник Алексей Власов. Литургия и театр. Опыт встречи.
12:00, Фойе БЗ НКЦ:«ВЕНОК ПУШКИНУ». Вернисаж по итогам профессионального худ. пленэра в Пушкинском Заповеднике. С 29 января по 11 февраля 2017 г. в Пушкинском Заповеднике состоится очередной худ. пленэр «Пушкиногорье», организованный совместно с псковским отделением СХ Псковской обл. В нём примут участие художники из Москвы, Новгорода и Пскова. Объектом их внимания будут не только зимние усадебные пейзажи, но и музейные интерьеры. Все художники примут участие в Акции памяти Поэта. По окончании пленэра состоится отчетная выставка «Венок Пушкину», которая пройдёт в НКЦ музея-заповедника. Вход свободный
14:45, Свято-Успенский Святогорский монастырь, некрополь Ганнибалов-Пушкиных, могила А. С. Пушкина ЛИТИЯ. Акция памяти с участием жителей Пушкинских Гор, сотрудников и гостей Пушкинского Заповедника.
18:00, БЗ НКЦ:«ПРИГЛАШЕНИЕ К ЧАЮ» Муз. представление молодежной студии Большого театра России, погружающее в атмосферу традиционного домашнего музицирования, свойственного русским дворянским семьям XIX в. По традиции семейный праздник сопровождается чаепитием и музицированием. Музыка и чай – это лишь декорации, главное – общение. Внезапно на сцене появляется молодой человек, и становится понятно, что когда-то между одной из дочерей главы семьи и им существовала взаимные чувства. Начинается своеобразный поединок, в котором влюбленные выражают свои чувства с помощью душевных романсов. В конце концов, молодые люди снова соединяются в прекрасный союз, чтобы уже никогда не расставаться. Вход свободный http://pushkin.ellink.ru/news/news17/news1586.asp
В Петербурге 10 февраля отметят 180-летие со дня ухода в бессмертие А.С. Пушкина 10 февраля 2017 г. исполнится 180 лет со дня гибели величайшего российского поэта. К этой памятной дате Всероссийский музей А.С.Пушкина подготовил ряд традиционных мероприятий, а также уникальных проектов.
«10 февраля мы отмечаем не гибель А.Пушкина, а празднуем его уход в бессмертие. Когда думаешь о том, что мы живем без Пушкина уже 180 лет, но все эти 180 он с нами, становится нам все ближе и понятнее, одно это подтверждает ту уникальную роль, которую играет Пушкин в нашей культуре. Много было писателей, и талантливых, и интересных, и ярких, но вот явление Пушкина несравнимо ни с каким другим», - сказал директор Всероссийского музея А.С.Пушкина С.Некрасов.
К памятной дате музеем подготовлена обширная программа. 10 февраля в 13.00 открывается выставка графики, привезенная из музея-заповедника «Михайловское», в 14.30 – программа с участием специалистов и историков, народные артисты будут читать стихи великого поэта. Примечательно, что мероприятие бесплатное, а приглашенные артисты будут работать на безвозмездной основе. В 16.00на Мойке, 12 будет показан моноспектакль «Роман с музой». Интересно, что на один день для посетителей Мемориального музея-квартиры поэта откроют запертую обычно дверь, сквозь которую горожане 180 лет назад шли прощаться с великим поэтом.
«У нас существует традиция с 1999 г.: люди, которые приходят в квартиру Пушкина, идут по особому маршруту – мы открываем ту дверь, через которую жители Петербурга шли поклониться Пушкину. Через чулан бывший и буфетную. В ходе реставрации дома в 1980-х годах в толще стены была даже найдена ступенька, на которую становилась нога каждого жителя Петербурга – их были десятки тысяч – которые шли к гробу поэта. В этот день также в необычном – максимально историчном – ракурсе предстает кабинет поэта», - рассказала зав музеем-квартирой А.С.Пушкина Г.Седова.
Помимо традиционных мероприятий к 180-летию с трагической даты в музее подготовили интернет-проект "Последний год жизни А.С. Пушкина" Здесь можно познакомиться с малоизвестными фактами, касающимися жизни поэта в этот период, картинами и иллюстрациями из фондов музея, уникальными изданиями, элементами быта семьи. В частности можно увидеть часы, на которых стрелки остановлены в момент смерти поэта и жилет со следами крови – тот самый, в котором Пушкин был на роковой дуэли.
«Это неожиданный проект, который мы сделали на сайте Всероссийского музея Пушкина. Мы почти пошагово прошли жизнь Пушкина в последний год его жизни. Но нам важно было показать не только какие-то значимые события этой жизни, но и фондовые материалы, те предметы, которыми мы можем проиллюстрировать какие-то события, портреты, которые не всегда известны нашим посетителям (они хранятся обычно в фондах),есть экспонаты с интереснейшей историей. Получился потрясающий результат», - рассказала Г.Седова. На сайте можно перемещаться по месяцам и датам, открывая для себя все новую и новую информацию о жизни поэта. Также в юбилейный год будет реализован проект «Пушкин на корабле современности», который раскроет невероятную современность и соответствие текущему моменту произведений бессмертного поэта.
«В день памяти Пушкина мы должны говорить не только о том, какие чувства мы должны испытывать к поэту, не только о трагических событиях, которые произошли 180 лет тому назад, но и том, как Пушкин совершенно неожиданно является в нашу жизнь сегодня», - сказал С.Некрасов. https://nevnov.ru/477179-....ushkina
Вечером 27 января 1837 г. в квартиру на набережной Мойки, 12, привезли смертельно раненого Пушкина. Два дня спустя (10 февраля по н. ст.) в 2 час. 45 мин. пополудни остановилось сердце поэта. В ХХ в. сложилась традиция приходить в этот день к дому Пушкина.
12:00 - торжественная церемония возложения цветов к памятнику А.С. Пушкина в Лицейском саду. Музей-Лицей (г. Пушкин, ул. Садовая, 2). Вход свободный 13:00 - открытие выставки «Пушкинский лит. пейзаж в работах Ларисы Антоновой» из собрания музея-заповедника А. С. Пушкина «Михайловское». Бироновы конюшни (наб. реки Мойки, 12). Вход свободный. 14:30 - торжественное памятное собрание, посвященное 180-летию со дня гибели Пушкина (наб. реки Мойки, 12). Выступают директор Всероссийского музея А.С. Пушкина, доктор культурологии, профессор С.М. Некрасов, зав. Мемориальным музеем-квартирой Пушкина, доктор филологических наук Г.М. Седова, деятели литературы и искусства. Вход свободный 14:45 - МИНУТА МОЛЧАНИЯ Мемориальный музей-квартира А.С. Пушкина и Основная литературно-монографическая экспозиция «А.С. Пушкин. Жизнь и творчество» открыты для посетителей бесплатно с 10:30 до 13:30 и с 15:30 до 18:00. В этот день по Музею-квартире А.С. Пушкина посетители пройдут тем маршрутом, каким шли современники поэта в январе 1837 г. 15:00 - автобусная экскурсия «А.С. Пушкин в Петербурге» с посещением места дуэли на Черной речке. Предварительная продажа билетов и сбор группы в кассе музея (наб. реки Мойки, 12) Традиционно для желающих организуется пешеходная экскурсия «Последний путь Пушкина» (от дома на Мойке, 12, по набережной к Церкви Спаса Нерукотворного Образа на Конюшенной пл., где отпевали поэта). Продажа билетов и сбор группы в кассе музея (наб. реки Мойки, 12) 16:00 - муз. моноспектакль «Пушкин. Роман с музой». КЗ (наб. реки Мойки, 12). Вход свободный (количество мест ограничено) http://www.museumpushkin.ru/periodi....ij.html
10 февраля в Гос. музее А.С. Пушкина для бесплатного посещения открыты экспозиции и временные выставки в главном здании музея и его филиалах: • Государственный музей А.С. Пушкина, Пречистенка, 12/2 (с 10.00 до 18.00) • Мемориальная квартира А.С. Пушкина на Арбате (с 10.00 до 18.00) • Мемориальная квартира Андрея Белого (с 10.00 до 18.00) • Дом-музей В.Л. Пушкина на Старой Басманной (с 10.00 до 18.00)
Программа мероприятий в Главном здании музея - Пречистенка, 12/2, Усадебный двор 13:00 - Презентация совместного проекта ГМП и «Российской газеты» «Читаем Онегина» 14:45 - МИНУТА МОЛЧАНИЯ 15:00 - Концерт мастеров искусств. В.А. Моцарт «Реквием» http://cultobzor.ru/2017....i-poeta
Возложение цветов к 180-летию со дня гибели Пушкина пройдет в усадьбах Захарово и Вяземы В усадьбах Захарово и Вяземы 10 февраля состоится возложение цветов к памятникам Пушкину, посвященное 180-летию со дня смерти великого русского поэта.
В рамках мероприятия «У зажженной свечи» также можно будет бесплатно посетить выставки и экспозиции историко-литературного музея-заповедника. «Невозможно представить нашу культуру в отрыве от гения Александра Сергеевича. Мы, как благодарные потомки, в который раз с великим почтением сможем отдать дань памяти великому поэту. Возложение цветов ко всем четырем памятникам Пушкину на территории музея начнется в 14:45. Также все желающие смогут бесплатно посетить музеи в Вяземах и Захарово с 10 до 17 часов, исключение составляют только организованные экскурсионные группы»,- сказал зам руководителя администрации Одинцовского района В.Савилов.
11 февраля в детском центре усадьбы Вяземы прочтут лекцию «Ближайшее окружение А.С. Пушкина. П.А. Вяземский». Также в этот день приглашают посетить концерт «Встреча с русским романсом» Народной артистки России Е.Грановой и лауреата международных конкурсов Н.Шмит. В воскресенье, 12 февраля, в музее состоится муз. вечер, посвященный 180-летию со дня гибели поэта, где выступят лауреаты международных конкурсов М.Егоров и И.Шальнева. В программе - романсы на музыку русских и европейских композиторов. Также 9 февраля в Никольском сельском КДЦ «Полет» пройдет лит. вечер «Я помню чудное мгновенье», а на 10 февраля в Часцовской библиотеке запланирована программа, посвященная памяти поэта — учащиеся театральной студии «Хамелеон» прочтут отрывки из произведений Пушкина. http://u.to/SCO2Dw]http://odin.ru/news/?id=43462
СОФЬЯ ФЕДОРОВНА ПУШКИНА (1806-1862) «Прекраснее быть невозможно...»
Очень отдаленная родственница поэта: отцы их были четвероюродные братья. Рано лишилась родителей и вместе с сестрой Анной воспитывалась у богатой и знатной дамы Е.В. Апраксиной, сестры московского генерал-губернатора князя Д.В. Голицына. Считалась в половине 20-х годов одной из первых красавиц среди выезжавших в свет московских барышень. Была стройна и высока ростом, с прекрасным греческим профилем, с черными, как смоль, глазами, была, по отзыву одной старухи-современницы, «очень милая и умная девушка».
ОТВЕТ Ф. Т.*** Нет, не черкешенка она; Но в долы Грузии от века Такая дева не сошла С высот угрюмого Казбека.
Нет, не агат в глазах у ней, Но все сокровища Востока Не стоят сладостных лучей Ее полуденного ока. 1826.
Зачем безвременную скуку Зловещей думою питать И неизбежную разлуку В унынье робком ожидать?
И так уж близок день страданья! Один, в тиши пустых полей, Ты будешь звать воспоминанья Потерянных тобою дней!
Тогда изгнаньем и могилой, Несчастный! Будешь ты готов Купить хоть слово девы милой, Хоть легкий шум ее шагов. 1820-1826.
Софье следует отвести особую роль в жизни Пушкина, потому что она оказалась первой женщиной, к которой поэт с полной готовностью официально посватался. Но о ней известно чрезвычайно мало, и сам жизненный сюжет, с ней связанный, был, что называется, скоропалительным и завершился без какого-либо продолжения. Как известно, Пушкин появился в Москве после ссылки осенью 1826 г. Первый миг радости от обретенной свободы быстро сменился горьким отрезвлением. В этот момент с особой остротой встают перед ним проблемы смысла бытия в целом и перспектив своей собственной судьбы. Впервые ощутив неотвратимый ход времени, он неоднократно в эти годы повторял мысль Шатобриана о том, что счастье человек может обрести только на проторенных жизненных дорогах. Привычка свыше нам дана: Замена счастию она. Первым шагом на эту проторенную жизненную дорогу Пушкин считал женитьбу. Начиная с 1826 г. он настойчиво о ней думал и всерьез собирался жениться по крайней мере на 3-х затронувших его сердце девицах: С.Пушкиной, А.Олениной и Е.Ушаковой. Первый матримониальный сюжет развивался настолько стремительно, что это почти не имеет объяснений, тем более, что позже о Софье поэт больше никогда не вспоминал. Хронологические вехи этого скоропалительного романа легко проследить.
В ночь с 3 на 4 сентября 1826 г. за Пушкиным в Михайловское явился офицер, чтобы доставить его в Москву на аудиенцию к царю. 8 сентября он появился в Москве, а 1 ноября уже послал прощальную записку своему приятелю В.П. Зубкову, ставшему невольным наперсником влюбленного поэта: «... еду похоронить себя в деревне до первого января, - уезжаю со смертью в сердце». Итак, все события происходили в течение полутора месяцев. С В.П. Зубковым (1799-1862) поэт лично познакомился скорее всего в сентябре 1826 г., но наверняка они знали друг друга понаслышке, и знакомство это случайным не было. Зубков был близок к декабристским кругам и дружил с Пущиным. Кроме того, тот бывал у Вяземских, где могла произойти их встреча. К моменту знакомства Василий Петрович был женат на А.Ф. Пушкиной, и в его доме поэт мог встречаться с его свояченицей - Софьей Федоровной. ( Хотя ее часто называют дальней родственницей поэта, она скорее всего была его однофамилицей). Этой осенью Пушкин постоянно посещал Зубкова на М.Никитской, 12, в доме, где тот снимал квартиру. Этот великолепный усадебный дом, построенный в конце XVIII в., прекрасно сохранился до нашего времени.
$IMAGE6$ Не исключено, что встреча Пушкина с Софьей Федоровной и способствовала сближению поэта с Зубковым, потому что в последующие годы он с ним переписку не поддерживал. В конце октября 1826 г. поэт уже успел посвататься к Софье и получить отказ. Поскольку сестры Пушкины были сиротами и воспитывались в весьма чинном великосветском доме Е.В. Апраксиной, дочери известной княгини Н.П. Голицыной, Пушкин избрал Зубкова посредником на всех этапах переговоров и сватовства. Но у Софьи Федоровны, оказывается, уже был жених, некий Панин, за которого она и вышла вскоре замуж.
«Мерзкий этот Панин, - писал Пушкин Зубкову, - два года влюблен, а свататься собирается на Фоминой неделе - а я вижу раз ее в ложе, в другой на бале, а в третий сватаюсь!». Похоже, что такую решительность поэт даже ставил себе в заслугу. Но Софью она, видимо, ошеломила и показалась скорее признаком легкомыслия. Поэт уехал «похоронить себя в деревне до первого января», но уже 1 декабря отправился в дорогу, где из псковской гостиницы написал Зубкову письмо, в котором попытался объяснить собственные чувства. Как видно из этого письма, окончательной надежды он еще не потерял: «Мне 27 лет, дорогой друг. Пора жить, т. е. познать счастье. Ты говоришь мне, что оно не может быть вечным: хороша новость! Не личное мое счастье заботит меня, могу ли я возле нее не быть счастливейшим из людей, - но я содрогаюсь при мысли о судьбе, которая, быть может, ее ожидает - содрогаюсь при мысли, что не смогу сделать ее столь счастливой, как мне хотелось бы. Жизнь моя, доселе такая кочующая, такая бурная, характер мой - неровный, ревнивый, подозрительный, резкий и слабый одновременно - вот что иногда наводит на меня тягостные раздумья. - Следует ли мне связать с судьбой столь печальной, с таким несчастным характером - судьбу существа, такого нежного, такого прекрасного?.. Бог мой, как она хороша! И как смешно было мое поведение с ней! Дорогой друг, постарайся изгладить дурное впечатление, которое оно могло на нее произвести, - скажи ей, что я благоразумнее, чем выгляжу, а доказательство тому - (что тебе в голову придет...) Если она находит, что Панин прав, она должна считать, что я сумасшедший, не правда ли? - объясни же ей, что прав я, что, увидав ее хоть раз, уже нельзя колебаться, что у меня не может быть притязаний увлечь ее, что я следовательно прекрасно сделал, выйдя прямо к развязке, что, раз полюбив ее, невозможно любить ее еще больше, как невозможно с течением времени найти ее еще более прекрасной, потому что прекраснее быть невозможно...».
Подобных исповедальных писем у Пушкина немного. И при всей внешней безрассудности его поведения, очевидно, что к идее брака он относился с поразительной серьезностью, сознавая, что берет на себя ответственность за судьбу любимой женщины. Но он опоздал. Вернувшись в Москву, он узнал, что Софья уже помолвлена, а через месяц вышла замуж за «мерзкого Панина». Может быть, сватовство поэта даже ускорило ход событий. За столь короткое время Пушкин, естественно, не мог узнать ни характера, ни склонностей сердца Софьи. Очевидно, что он увлекся прежде всего ее красотой. Неизвестно, о чем он с ней беседовал, любила ли она его стихи. И беседовал ли вообще, если верить его собственной хронологии? Все это немного напоминает его влюбленность в Н.Н. Гончарову: «Я полюбил ее, голова у меня закружилась, я сделал предложение...».
Сохранился портрет С.Пушкиной, хотя и не самый удачный. На нем она изображена изящной брюнеткой с пышными локонами, у нее несколько резкие и мелкие черты лица. В воспоминаниях одной из современниц, Е.П. Яньковой, представлены словесные портреты сестер Пушкиных, которые могут дать более живое представление о столь поразившей Пушкина красавице: «Первая была стройна и высока ростом, с прекрасным греческим профилем и черными, как смоль, глазами, и была очень умная и милая девушка; она вышла потом за В.А. Панина и имела 3-х сыновей и дочь. Меньшая, Анна Федоровна, маленькая и субтильная блондинка, точно саксонская куколка, была прехорошенькая, преживая и превеселая, и хотя не имела ни той поступи, ни осанки, как ее сестра Софья, но личиком была, кажется, еще милее. Она была за В.П. Зубковым; у них было 2 или 3 дочери и сын» .
Поскольку мемуаристка допустила неточность, назвав Анну Федоровну «меньшой» сестрой, нередко можно встретить описание Софьи как прехорошенькой «саксонской куколки», т. е. портреты попросту переставляются местами. Думается, для этого нет никаких оснований, потому что на сохранившемся портрете она - выраженная брюнетка. А главное, есть стихотворение Пушкина, воспевающее «полуденное око» красавицы. Историю создания этого стихотворения пояснил в своей работе К.И. Тюнькин. Долгое время его название - «Ответ Ф.Т.» - оставалось неясным. Исследователю удалось найти в альбоме В.Зубкова записанное на отдельном листке стихотворение не очень даровитого и известного московского поэта того времени Ф.А. Туманского (его инициалы в заглавии стихотворения разгадал еще П.Анненков), двоюродного брата одесского знакомого Пушкина В.Туманского. Это именно то стихотворение, ответ на которое написал Пушкин:
Она черкешенка собою, Горит агат в ее очах, И кудри черные волною На белых лоснятся плечах.
Любезна в ласковых приветах, Она пленяет простотой, И живостью в своих ответах И милой резвой остротой.
В чертах лица ее восточных Нет красоты - видна душа Сквозь пламень взоров непорочных Она как радость хороша.
По мнению исследователя, предлагая свой «ответ», Пушкин хотел исключить какие-либо ассоциации со своей известной черкешенкой из «Кавказского пленника» и с М.Раевской, которая считалась, по выражению В.Туманского, ее «идеалом», другими словами образцом. Чувство это оказалось кратковременным, но бурным. Перед отъездом из Москвы в Михайловское Пушкин переписал для Зубкова свое стихотворение 1820 г. «Зачем безвременную скуку...», которое, видимо, отвечало переживаемым им чувствам и получило поэтому совершенно новое звучание. Софья, как нетрудно догадаться, на чувства поэта не ответила. Может быть, он даже напугал ее своей внезапной и бурной страстью. Помнил ли он о ней, погрузившись в суету петербургской и московской жизни, беспрерывно переезжая с места на место, заводя новые знакомства, предаваясь новым впечатлениям? Нам представляется весьма убедительным предположение Н.Волович, которая считает, что отголоски этой любви слышатся в стихотворении «Соловей и Роза», написанном в самом начале 1827 г.:
В безмолвии садов, весной, во мгле ночей, Поет над розою восточный соловей. Но роза милая не чувствует, не внемлет, И под влюбленный гимн колеблется и дремлет.
Не так ли ты поешь для хладной красоты? Опомнись, о поэт, к чему стремишься ты? Она не слушает, не чувствует поэта; Глядишь - она цветет; взываешь - нет ответа.
Восточный колорит и образный строй этого стихотворения соответствует и психологической ситуации недолгого пушкинского романа, и стилистике стихотворения «Нет, не черкешенка она...». По поводу ухаживания Пушкина за Софьей в Москве судачили вплоть до 1829 г. Поэт периодически добавлял работы московским кумушкам. В черновых заметках П.В. Анненкова к биографии Пушкина суть этих сплетен представлена так: Пушкин якобы «прикинулся» влюбленным в Софью, а ухаживал на самом деле за ее сестрой, Зубковой. Но сведений о встречах Пушкина с сестрами Софьей Федоровной и Анной Федоровной после 1826 г. нет. Если они и были, то во всяком случае уже за пределами завершившегося психологического сюжета. Нина Забабурова, доктор фил. наук, профессор http://old.relga.ru/n51/cult51.htm[/url
Дата: Воскресенье, 10 Фев 2019, 20:19 | Сообщение # 23
Группа: Администраторы
Сообщений: 7072
Статус: Offline
И.В. Сысоев АННА КЕРН: ЖИЗНЬ ВО ИМЯ ЛЮБВИ ...как мимолетное виденье...
В родовом имении Ганнибалов-Пушкиных, сельце Михайловском, весною пробуждаются к жизни старые липы. Зимой их разросшиеся дуплистые стволы и высоко взметнувшиеся кроны своей монументальностью и выразительностью напоминают памятники. Тёмный цвет их коры рождает сравнение с металлом, застывшим, неровно выкованным временем. Лишь рисунок высоких ветвей, их изгибы порою напомнят о песнях, которые поют прилетающие невесть откуда ветры, да редкий в ненастье луч солнца позолотит тянущийся к небу молодой и тонкий живой росток. Солнце и ветер да еще время – вот ваятели этого чуда природы, старых лип Михайловского парка. Приходит весна, набухают и лопаются почки. В вуали молодой листвы преображаются и, кажется, светлеют деревья–великаны. В многочисленные дупла возвращаются мелкие пичужки. Их щебетанием, шёпотом вешней листвы и голосами людей заполняется аллея. Всё чаще слышится передаваемое как пароль: «Аллея Керн». Эти слова способны пробудить воображение, повести за собой.
Есть немало людей, влюблённых в пушкинское Михайловское и утверждающих, что встретились с Поэтом и Анной Петровной Керн – здесь, на тропинках старого парка. Можно скептически улыбнуться или поверить и вслед за ними, за песнями ветра, играющего струнами ветвей, вновь и вновь повторять знакомые строки: Как мимолётное виденье, Как гений чистой красоты… За давностью лет – вот уже и двадцатый век стал «прошлым» – судьбы и имена людей сливаются в образы. Мы склонны называть их по фамилиям, убеждённые в том, что каждый поймёт, о ком идёт речь. Если их имена принадлежат литературе – если они писали стихи, прозу, письма, дневники или путевые заметки, – то легко и незаметно мы переносим на них мантии и лавры лит. героев, рождённых их талантом и воображением. И вот уже всё труднее представить их себе полными чувств и страстей, в обстоятельствах, когда ещё неизвестно, каким будет финал пьесы под названием «Жизнь» и от сказанного слова, брошенного взгляда, остановленного порыва может зависеть настоящее и будущее.
Это потом, за пределами их исполненной судьбы, всё будет казаться нам таким простым и понятным, будет возникать желание остановить мгновенье – прекрасное или ужасное, – чтобы продлить главное, предотвратить неотменимое… Всё будет просто и понятно. Так просто и так понятно, как никогда не бывает в собственной жизни. Нам легко судить, объяснять очевидное, недоумевать, как нелепо всё произошло в жизни людей, которые всё ещё влекут нас тайной своей свершившейся великой участи. Анне Петровне Керн выпало не только встречаться с Пушкиным, но и посмертно быть рядом с ним. От первой встречи до последних строк, посвященных Поэту, она достойна этого. Ни хула, ни хвала, возносимые ей, уже ничего не могут изменить в самом факте взаимного влияния этих двух людей. Порицание или оправдание имели бы смысл лишь в том случае, когда бы можно было прожить вторую жизнь, учесть ошибки и изменить судьбу.
По счастью, это невозможно. Так, как меж ними, ничто никогда повториться не может – ни михайловское одиночество в глухой умирающей вместе с природой осенней деревне, ни одиночество ума и воображения, равное смерти, ни страсть, подобная рвущей все заслоны вешней воде. Важна сама эта жизнь, прожитая от первого до последнего вздоха, её полнота, её божественная красота, какие бы краски и тона ни были взяты творцом для этого свершившегося чуда. Исключительность, которой только и может дышать великая литература, – вот то, чему посвящена эта книга. Как издавна известно, хорошо написанная книга неоднократно раскрывает нам навстречу свои страницы. Нам дано находить в ней ответы на разные вопросы, созревшие в разную пору в нас самих. Можно только порадоваться за читателей, ведь эта книга такова. Это повествование об А.П. Керн, о Любви, о Поэзии, о Женщине, к которой обращены одни из самых возвышенных строк Поэта. Не этим ли с самого своего возникновения, как вечным законом, живёт Поэзия? Не эту ли загадку всегда разгадывает и не может разрешить Мужчина?
Оно и о Пушкине. О нём читать будут всегда. Кому ещё мы стольким обязаны? Кто виноват в большинстве наших бед, как не он? Над кем и с кем можно так заразительно смеяться? С кем можно так искренне грустить? Кто будит чувства и мысли, совесть и стремление к правде? Кому, подобно Творцу, подвластны жизнь и смерть, любовь и разочарование? Осенью, особенно поздней, когда на холодном ветру трепещет последний, зачем–то оставшийся на ветке раскрашенный лист, хочется бежать из промокшей насквозь деревни в далёкий Петербург. Там в призрачном тепле огней, в дружеском кругу, кажется, ещё можно забыться за чашей согревающего сердце вина. Здесь же, в Михайловском, остаются стынущие глыбы старых лип. Память о неизбежном, об уходе близких, об одиночестве, как старая рана, болит к непогоде. Впереди зима. Сон… Отрываются от небес первые снежинки. Вот уже хоровод метели вьётся за тёмным окном. Завтра всё будет бело от первого чистого снега. Завтра всё будет иначе. А не велеть ли заложить сани? Сию минуту, сейчас! И – в город! В Петербург! К друзьям?! К Анне!.. Г.Василевич, директор музея–заповедника «Михайловское»
Предисловие:
В 3-х км. от небольшого старинного города Торжка на погосте Прутня вот уже почти 130 лет покоится прах той, кому А.С. Пушкин посвятил свои самые волшебные поэтические строки: Я помню чудное мгновенье…
А.П. Керн (многие знают её именно под фамилией первого мужа), урождённая Полторацкая, по второму мужу Маркова–Виноградская… Муза величайшего русского поэта, автор бесценных мемуаров, без цитирования которых ныне невозможно представить себе ни одной серьёзной работы о Пушкине. Вся жизнь её была посвящена неустанному поиску всепоглощающей любви. Ей необходимо было ощущать постоянную мужскую влюблённость, нужны были как воздух романтические переживания на самой высокой ноте. Редко кто из её поклонников способен был даже непродолжительное время выдержать такой накал чувств; Анна Петровна быстро утешалась и с головой окуналась в новое страстное увлечение. Для нее любовь была смыслом и главной святыней её жизни, и поэтому к оценке многих её поступков и личности в целом нельзя подходить с мерками общепринятой морали. Судьба одарила её великим счастьем близкого общения с Пушкиным, знакомством и дружбой со многими известными поэтами, писателями, композиторами и просто интересными людьми.
Многие литературоведы, историки и писатели пытались скрупулёзно разобраться в довольно сложных взаимоотношениях поэта и его музы. Диаметрально противоположны и эпитеты, которыми награждал в разное время Анну Петровну Пушкин: от «хорошенькой женщины», «гения чистой красоты», «прелести», «милой, божественной» и «ангела любви» до «вавилонской блудницы», «мерзкой» и «дуры». В понимании многих исследователей летние дни июня–июля 1825 г., проведённые нашей героиней в Тригорском, в завершение которых был написан и преподнесён ей в дар шедевр мировой любовной лирики, а также последовавшие 3 месяца интенсивной озорной, остроумной и страстной переписки стали для Анны Петровны вершиной, зенитом её довольно продолжительной жизни. Да, именно они принесли ей бессмертие. Однако принесли ли они ей счастье?
Кроме того, был ещё октябрь того же 1825 г., когда Анна Петровна вторично приехала в Тригорское и состоялось её новое свидание с поэтом, о котором и она сама, и большинство исследователей в лучшем случае вскользь упоминают. Вскоре после этой встречи она окончательно порвала с мужем, уехала в Петербург, сблизилась с родителями поэта и некоторое время даже жила в их квартире, а через 9 мес. родила дочку, чьей крестной матерью стала сестра поэта Ольга Сергеевна. А по возвращении Пушкина из Михайловского в Петербург были новые встречи, новые посвященные ей стихотворения и сближение, которое не осталось на этот раз их тайной… Пушкин редко возвращался к предметам своей былой страсти; для этого предмету сему нужно было быть не просто красивой и привлекательной женщиной, но и незаурядной личностью. Однако такой стремительный, искромётный роман величайшего поэта России с нашей героиней был для него только небольшим эпизодом в его бурной, насыщенной любовными страстями жизни, да и для неё прекращение отношений с Пушкиным не стало жизненной драмой.
После смерти поэта Анна Петровна прожила ещё более 40 лет, встретила, наконец, свою любовь – ту, которую искала всю первую половину жизни, родила сына и совершила одно из главных дел – написала очень интересные и, самое важное, довольно откровенные воспоминания – и о себе, и об окружавших её замечательных людях. Конечно, писала она их уже на закате своей долгой и насыщенной жизни, через двадцать лет после смерти Пушкина. Это и хорошо, и плохо: отстоялся взгляд на многие события, улеглись страсти, но вместе с тем стушевались некоторые, самые выразительные краски, выветрился терпкий аромат наиболее ярких впечатлений. Тем не менее, Анна Петровна нашла такие слова, такой стиль изложения, что смогла очень живо, легко и в то же время тактично поведать о своих отношениях с великим поэтом, никого не обидев и не принизив своей чести. При этом она не сказала открыто о своих чувствах к Пушкину, все эмоции оставила при себе.
В общении с Пушкиным, да и с другими известными современниками Анна Петровна запомнила каждый эпизод, каждую деталь, каждую мелочь и потом, через много лет, воспроизвела всё происходившее с такими подробностями и таким языком, которые делают честь её памяти и литературным способностям. Считая себя довольно сведущей в вопросах любви («чтение и опытность позволяют мне судить о сей статье», – писала она одному из своих поклонников), она смогла разобраться в пушкинском отношении к женщинам. Анна Петровна напрямую поставила его в зависимость от эпохи. По её свидетельству, сам поэт почти никогда не выражал чувств, он как бы стыдился их, и в этом был сыном своего века, про который сам же сказал, что «чувство было дико и смешно». В её горьких фразах «Он был невысокого мнения о женщинах» и «Пушкин никогда и никого по–настоящему не любил» чувствуется трагедия её личных переживаний.
Наши современники должны быть благодарны Керн не только за то, что поэт достиг вершины любовной лирики, вдохновлённый ею, но и за то, что она в воспоминаниях донесла до нас подлинный образ Пушкина – не иконы, а живого человека. Анна Петровна первая рассказала в мемуарах о многих эпизодах своей жизни, тем самым задав тон будущим повествованиям о ней. Писать о ней начали буквально через год после её смерти. Однако в большинстве работ, посвященных нашей героине, описываются только эпизоды её биографии, связанные с Пушкиным. И уже в первых публикациях было чётко определено её место: в ближайшем дружеском и родственном окружении поэта. Одну из лучших работ о ней в начале XX в. написал выдающийся пушкинист Б Модзалевский. С тех пор о ней написано столько – и хорошего, и плохого, что, кажется, трудно что–либо добавить. Однако почти каждый год появляются новые исследования, посвященные Керн. Среди тех, кто интересовался её жизнью, множество громких имён деятелей нашей культуры. Но если внимательно перечитать её воспоминания и письма, записки её второго мужа А.В. Маркова–Виноградского, дневники А.Вульфа, опубликованные и находящиеся до сих пор в рукописях мемуары и письма современников Анны Петровны, то станет ясно, что всё напечатанное ранее освещало жизнь нашей героини неполно и односторонне.
Автор предлагаемой книги попытался на основе перечисленных выше источников представить в максимально полном спектре жизнь этой замечательной женщины. В связи с тем, что некоторые сюжеты, описанные ею самой с предельной откровенностью и подчас с глубоким волнением, только поблекнут в пересказе, не было смысла лишать читателя возможности познакомиться с ними именно в её изложении. Многие сведения о жизни Анны Петровны после второго замужества почерпнуты из записок Маркова–Виноградского, полный текст которых в данный момент готовится к публикации сотрудниками Пушкинского Дома, и хранящихся там же неопубликованных писем. Большую помощь в понимании характера и многих мотивов поведения Анны Петровны оказала автору потомок и семейный историк Полторацких Н.С. Левицкая. Её вдохновенное эссе о четырёх представительницах этого рода: А.П. Керн, Е.Е. Керн, Н.Г. Львовой (урождённой Полторацкой) и Е.В. Полторацкой – было моим настольным пособием на завершающем этапе работы над рукописью. Далее читать по ссылке: https://www.litmir.me/br/?b=137893&p=1
Анна Петровна Керн ВОСПОМИНАНИЯ О ПУШКИНЕ Вам захотелось, почтенная и добрая Е.Н., узнать некоторые подробности моего знакомства с Пушкиным. Спешу исполнить ваше желание. Начну сначала и выдвину перед вами, еще кроме Пушкина, несколько лиц, вам очень знакомых и всем известных. Я воспитывалась в Тверской губернии, в доме родного деда моего по матери, вместе с двоюродною сестрою моею, известною Вам А. Н. Вульф, до двенадцатилетнего возраста. В 1812 г. меня увезли от дедушки в Полтавскую губернию, а 16 лет выдали замуж за генерала Керна. В 1819 г. я приехала в Петербург с мужем и отцом, который, между прочим, представил меня в дом его родной сестры, Олениной. (Е.М. Оленина, жена президента Академии художеств и директора Публичной библиотеки А. Н. Оленина. Дом Олениных в Петербурге - один из центров культурной жизни столицы в начале XIX в. сохранился до наших дней. Ныне: наб. Фонтанки, 97).
Тут я встретила двоюродного брата моего Полторацкого, с сестрами которого я была еще дружна в детстве. Он сделался моим спутником и чичероне в кругу незнакомого для меня большого света. Мне очень нравилось бывать в доме Олениных, потому что у них не играли в карты; хотя там и не танцевали, по причине траура при дворе, но зато играли в разные занимательные игры и преимущественно в шарады в живых картинках, в которых принимали иногда участие и наши литературные знаменитости - И. А. Крылов, И. М. Муравьев-Апостол и другие. (Траур по случаю смерти королевы Виртембергской, родной сестры Александра I, Екатерины Павловны, умершей 28 декабря 1818 г. Известие о ее кончине было получено в России в январе 1819 г.; следовательно, вечер, о котором пишет Керн, состоялся в январе - начале февраля 1819 г. О первой встрече с Пушкиным в доме Олениных Керн писала в статье «Три встречи с императором Александром Павловичем»)
В первый визит мой к тетушке Олениной батюшка, казавшийся очень немногим старше меня, встретясь в дверях гостиной с Крыловым, сказал ему: «Рекомендую вам меньшую сестру мою». Иван Андреевич улыбнулся, как только он умел улыбаться, и, протянув мне обе руки, сказал: «Рад, очень рад познакомиться с сестрицей». На одном из вечеров у Олениных я встретила Пушкина и не заметила его; мое внимание было поглощено шарадами, которые тогда разыгрывались и в которых участвовали Крылов, Плещеев и другие. Не помню, за какой-то фант Крылова заставили прочитать одну из его басен. Он сел на стул посередине залы; мы все столпились вкруг него, и я никогда не забуду, как он был хорош, читая своего Осла! И теперь еще мне слышится его голос и видится его разумное лицо и комическое выражение, с которым он произнес: «Осел был самых честных правил!» (Цитата из басни Крылова «Осел и мужик», позднее иронически перефразированная Пушкиным в романе «Евгений Онегин»: «Мой дядя самых честных правил»)
В чаду такого очарования мудрено было видеть кого бы то ни было, кроме виновника поэтического наслаждения, и вот почему я не заметила Пушкина. Но он вскоре дал себя заметить. Во время дальнейшей игры на мою долю выпала роль Клеопатры, и когда я держала корзинку с цветами, Пушкин, вместе с братом А.Полторацким, подошел ко мне, посмотрел на корзинку и, указывая на брата, сказал: «Et c'est sans doute Monsieur qui fera l'aspic?» (Конечно, этому господину придется играть роль аспида?) Я нашла это дерзким, ничего не ответила и ушла. После этого мы сели ужинать. У Олениных ужинали на маленьких столиках, без церемоний и, разумеется, без чинов. Да и какие могли быть чины там, где просвещенный хозяин ценил и дорожил только науками и искусствами? За ужином Пушкин уселся с братом моим позади меня и старался обратить на себя мое внимание льстивыми возгласами, как, например: «Est-il permis d'être aussi jolie» (Можно ли быть такой прелестной). Потом завязался между ними шутливый разговор о том, кто грешник и кто нет, кто будет в аду и кто попадет в рай. Пушкин сказал брату: «Во всяком случае, в аду будет много хорошеньких, там можно будет играть в шарады. Спроси у m-me Керн, хотела ли бы она попасть в ад?» Я отвечала очень серьезно и несколько сухо, что в ад не желаю. «Ну, как же ты теперь, Пушкин?» - спросил брат. - «Je me ravise (Я раздумал) - ответил поэт, - я в ад не хочу, хотя там и будут хорошенькие женщины»... Вскоре ужин кончился, и стали разъезжаться. Когда я уезжала и брат сел со мною в экипаж, Пушкин стоял на крыльце и провожал меня глазами. Впечатление его встречи со мною он выразил в известных стихах: Я помню чудное мгновенье... Вот те места в 8-й главе «Онегина», которые относятся к его воспоминаниям о нашей встрече у Олениных:
... Но вот толпа заколебалась, По зале шепот пробежал, К хозяйке дама приближалась... За нею важный генерал.
Она была нетороплива, Не холодна, не говорлива, Без взора наглого для всех, Без притязанья на успех, Без этих маленьких ужимок Без подражательных затей; Все тихо, просто было в ней.
Она казалась верный снимок Du comme il faut... прости, Не знаю, как перевести! К ней дамы подвигались ближе, Старушки улыбались ей, Мужчины кланялися ниже, Ловили взор ее очей Девицы проходили тише Пред ней по зале: и всех выше И нос, и плечи подымал Вошедший с нею генерал.
... Но обратимся к нашей даме. Беспечной прелестью мила, Она сидела у стола.
... Сомненья нет, увы! Евгений В Татьяну, как дитя, влюблен. В тоске любовных помышлений И день, и ночь проводит он. Ума не внемля строгим пеням, К ее крыльцу, к стеклянным сеням, Он подъезжает каждый день, За ней он гонится как тень.
Он счастлив, если ей накинет Боа пушистый на плечо. Или коснется горячо Ее руки, или раздвинет Пред нею пестрый полк ливрей, Или платок поднимет ей!
(Это утверждение вызвало возражение Гаевского, писавшего, что «А. П. Керн в «Воспоминаниях о Пушкине»... напрасно приняла на свой счет» эти стихи. По свидетельству П.А. Плетнева и Л.Мея, Пушкин имел здесь в виду Н.В. Строганову (Кочубей) .
Прожив несколько времени в Дерпте, в Риге, в Пскове, я возвратилась в Полтавскую губернию к моим родителям. В течение 6 лет я не видела Пушкина, но от многих слышала про него, как про славного поэта, и с жадностию читала: «Кавказский пленник», «Бахчисарайский фонтан», Разбойники» и 1-ю главу «Онегина», которые доставлял мне сосед наш А.Г. Родзянко, милый поэт, умный, любезный и весьма симпатичный человек. Он был в дружеских отношениях с Пушкиным и имел счастие принимать его у себя в деревне Полтавской губернии, Хорольского уезда. Пушкин, возвращаясь с Кавказа, прискакал к нему с ближайшей станции, верхом, без седла, на почтовой лошади, в хомуте ... (А.Г. Родзянка, литератор и поэт, был знаком Пушкину еще по Петербургу, в частности по «Зеленой лампе». Оставив военную службу в Петербурге в марте 1821 г., он поселился в своем имении Родзянки Хорольского уезда Полтавской губернии, где в близком соседстве (в Лубнах) проживали родители А.П. Керн. 3 августа 1824 г. по дороге из Одессы в Михайловское (а не с Кавказа, как пишет мемуаристка) Пушкин остановился на почтовой станции Семеновка, откуда ездил верхом в имение Родзянки, проведя там несколько часов. Подробности этого посещения неизвестны.)
Во время пребывания моего в Полтавской губернии я постоянно переписывалась с двоюродною сестрою моею А. Н. Вульф, жившею у матери своей в Тригорском, близ деревни Пушкина - Михайловского. Она часто бывала в доме Пушкина, говорила с ним обо мне и потом сообщала мне в своих письмах различные его фразы; так, в одном из них она писала: «Вы произвели сильное впечатление на Пушкина при встрече у Олениных; он постоянно твердит: «Она была слишком блестяща». В одном из ее писем Пушкин приписал сбоку, из Байрона: «Une image qui a passé devant nous, que nous avons vue et que nous ne reverrons jamais» Образ, мелькнувший перед нами, который мы видели и который никогда более не увидим.) Когда же он узнал, что я видаюсь с Родзянко, то переслал через меня к нему письмо, в котором были расспросы обо мне и стихи:
Наперсник Феба, иль Приапа, Твоя соломенная шляпа Завидней, чем иной венец, Твоя деревня Рим, ты папа, Благослови ж меня, певец!
Далее, в том же письме он говорит: «Ты написал Хохлачку, Баратынский Чухонку, я Цыганку, что скажет Аполлон?».(Керн близко к тексту пересказывает письмо Пушкина к Родзянке от 8 декабря 1824 г. Обращенные к нему стихи Пушкина «Прости, украинский мудрец...» она цитирует на память, с некоторыми неточностями. У Пушкина не «наперсник», а «наместник», «покойней», а не «завидней» Письмо поэта было послано адресату через А.Н. Вульф, с которой Керн была дружна и состояла в оживленной переписке.)
После этого мне с Родзянко вздумалось полюбезничать с Пушкиным, и мы вместе написали ему шуточное послание в стихах. Родзянко в нем упоминал о моем отъезде из Малороссии и о несправедливости намеков Пушкина на любовь ко мне. Послание наше было очень длинно, но я помню только последний стих: Прощайте, будьте в дураках! (Родзянка вместе с Керн ответил Пушкину лишь 10 мая 1825 г. Письмо это сохранилось. Излагая его содержание по памяти, мемуаристка допускает ряд неточностей: в нем не одно, а два шутливых послания (обращенное к поэту «О, Пушкин, мот и расточитель...» и адресованные самой Керн «Стихи на счет известного примирения», в которых речь идет о ее возвращении к оставленному мужу, Е.Ф. Керну, и которые действительно заканчиваются строчкой: «Прощайте, будьте в дураках»).
Ответом на это послание были следующие стихи, отданные мне Пушкиным, когда я через месяц после этого встретилась с ним в Тригорском. Вот они:
Ты обещал о романтизме, О сем Парнасском афеизме Потолковать еще со мной; Полтавских муз поведать тайны, - А пишешь лишь об ней одной.
Нет, это ясно, милый мой, Нет, ты влюблен, Пирон Украйны. Ты прав, что может быть важней На свете женщины прекрасной?
Улыбка, взор ее очей Дороже злата и честей, Дороже славы разногласной: Поговорим опять об ней. Хвалю, мой друг, ее охоту, Поотдохнув, рожать детей, Подобных матери своей, И счастлив, кто разделит с ней Сию приятную заботу, Не наведет она зевоту. Дай Бог, чтоб только Гименей Меж тем продлил свою дремоту!
Но не согласен я с тобой, Не одобряю я развода, Во-первых, веры долг святой, Закон и самая природа...
А во-вторых, замечу я, Благопристойные мужья Для умных жен необходимы: При них домашние друзья Иль чуть заметны, иль незримы.
Поверьте, милые мои, Одно другому помогает, И солнце брака затмевает Звезду стыдливую любви. А.Пушкин, Михайловское.
Восхищенная Пушкиным, я страстно хотела увидеть его, и это желание исполнилось во время пребывания моего в доме тетки моей, в Тригорском, в 1825 г. в июне месяце. Вот как это было: мы сидели за обедом и смеялись над привычкою одного г-на Рокотова,повторяющего беспрестанно: «Pardonnez ma franchise» и «Je tiens beaucoup à votre opinion» (Простите мою откровенность; я слишком дорожу вашим мнением.) как вдруг вошел Пушкин с большой, толстой палкой в руках. (Помещик И.М. Рокотов - знакомый и сосед Пушкина, имение которого Стехнево находилось на большой дороге в г. Остров Псковской губернии, - был одним из тех лиц, которым по распоряжению властей был поручен секретный надзор за поэтом. Однако, «узнав о сем назначении», Рокотов «отозвался болезнью» и отказался от возложенного на него поручения. Холостяк, человек добродушный, нонедалекий, он увлекался Керн во время ее пребывания в Тригорском. Иронические намеки по этому поводу см. в письме Пушкина Керн.)
Он после часто к нам являлся во время обеда, но не садился за стол; он обедал у себя, гораздо раньше, и ел очень мало. Приходил он всегда с большими дворовыми собаками. Тетушка, подле которой я сидела, мне его представила, он очень низко поклонился, но не сказал ни слова: робость была видна в его движениях. Я тоже не нашлась ничего ему сказать, и мы не скоро ознакомились и заговорили. Да и трудно было с ним вдруг сблизиться; он был очень неровен в обращении: то шумно весел, то грустен, то робок, то дерзок, то нескончаемо любезен, то томительно скучен, и нельзя было угадать, в каком он будет расположении духа через минуту. Раз он был так нелюбезен, что сам в этом сознался сестре, говоря: «Ai-je été assez vulgaire aujourd'hui?» (Я был слишком вульгарен сегодня?) Вообще же надо сказать, что он не умел скрывать своих чувств, выражал их всегда искренно и был неописанно хорош, когда что-нибудь приятное волновало его. Так, один раз, мы восхищались его тихою радостью, когда он получил от какого-то помещика, при любезном письме, охотничий рог на бронзовой цепочке, который ему нравился. Читая это письмо и любуясь рогом, он сиял удовольствием и повторял: «Charmant, charmant!». Когда же он решался быть любезным, то ничто не могло сравниться с блеском, остротою и увлекательностию его речи. В одном из таких настроений он, собравши нас в кружок, рассказал сказку про Черта, который ездил на извозчике на Васильевский остров. Эту сказку с его же слов записал некто Титов и поместил, кажется, в «Подснежнике». (Керн имеет в виду устный рассказ Пушкина, связанный с замыслом повести «Влюбленный бес» . Позднее, уже в Петербурге, этот же рассказ на вечере у Карамзиных услышал В.П. Титов, написав на его основании фантастическую повесть «Уединенный домик на Васильевском», которая под псевдонимом Тит Космократов появилась в «Северных цветах на 1829 год» (а не в «Подснежнике», как пишет Керн). Историю создания этой повести рассказал сам Титов в письме от 29 августа 1879 г. к А.В. Головину )
Пушкин был невыразимо мил, когда задавал себе тему угощать и занимать общество. Однажды с этою целью он явился в Тригорское с своею большою черною книгою, на полях которой были начерчены ножки и головки, и сказал, что он принес ее для меня. Вскоре мы уселись вокруг него, и он прочитал нам своих «Цыган». Впервые мы слышали эту чудную поэму, и я никогда не забуду того восторга, который охватил мою душу!.. Я была в упоении, как от текучих стихов этой чудной поэмы, так и от его чтения, в котором было столько музыкальности, что я истаивала от наслаждения; он имел голос певучий, мелодический и, как он говорит про Овидия в своих Цыганах: И голос, шуму вод подобный... (Поэма «Цыганы», начатая в Одессе, была закончена в селе Михайловском 10 октября 1824 г. Судя по описанию Керн, Пушкин читал поэму в Тригорском по беловой рукописи, находящейся в третьей «масонской тетради» переплетенной в черную кожу.)
Через несколько дней после этого чтения тетушка предложила нам всем после ужина прогулку в Михайловское. Пушкин очень обрадовался этому, и мы поехали. Погода была чудесная, лунная июньская ночь дышала прохладой и ароматом полей. Мы ехали в двух экипажах: тетушка с сыном в одном; сестра, Пушкин и я - в другом. Ни прежде, ни после я не видала его так добродушно веселым и любезным. Он шутил без острот и сарказмов; хвалил луну, не называл ее глупою, а говорил: «J'aime la lune quand elle éclaire un beau visage». (Я люблю луну, когда она освещает красивое лицо.) (Керн имеет в виду строки из «Евгения Онегина», относящиеся к Ольге Лариной):
Кругла, красна лицом она, Как эта глупая луна На этом глупом небосклоне. (VI, 53)
Хвалил природу и говорил, что он торжествует, воображая в ту минуту, будто А.Полторацкий остался на крыльце у Олениных, а он уехал со мною; это был намек на то, как он завидовал при нашей первой встрече Полторацкому, когда тот уехал со мною. Приехавши в Михайловское, мы не вошли в дом, а пошли прямо в старый, запущенный сад. Приют задумчивых Дриад, (цитата из I строфы II главы «Евгения Онегина» (VI, 31) с длинными аллеями старых дерев, корни которых, сплетясь, вились по дорожкам, что заставляло меня спотыкаться, а моего спутника вздрагивать. Тетушка, приехавши туда вслед за нами, сказала: «Милый Пушкин, покажите же, как любезный хозяин, ваш сад»
Он быстро подал мне руку и побежал скоро, скоро, как ученик, неожиданно получивший позволение прогуляться. Подробностей разговора нашего не помню; он вспоминал нашу первую встречу у Олениных, выражался о ней увлекательно, восторженно и в конце разговора сказал: «Vous aviez un air si virginal; n'est-ce pas que vous aviez sur vous quelque chose comme une croix?» (У вас был такой девственный вид, не правда ли, на вас было надето нечто вроде креста?). На другой день я должна была уехать в Ригу вместе с сестрою А. Н. Вульф. Он пришел утром и на прощание принес мне экземпляр 2-й главы Онегина, в неразрезанных листах, между которых я нашла вчетверо сложенный почтовый лист бумаги со стихами: Я помню чудное мгновенье... (Отъезд Керн из Тригорского в Ригу по настоянию П.А. Осиповой состоялся 19 июля 1825 г. На прощанье Пушкин подарил Керн не II главу «Евгения Онегина», изданную лишь в 1826 г., а I главу, вышедшую из печати в феврале 1825 г.)
Когда я сбиралась спрятать в шкатулку поэтический подарок, он долго на меня смотрел, потом судорожно выхватил и не хотел возвращать; насилу выпросила я их опять; что у него промелькнуло тогда в голове, не знаю. Стихи эти я сообщила тогда барону Дельвигу, который их поместил в своих «Северных Цветах», М.И. Глинка сделал на них прекрасную музыку и оставил их у себя. (Автограф стихотворения «К***» («Я помню чудное мгновенье...»), подаренный Керн, не сохранился. До нас дошел лишь его черновик. С разрешения Пушкина оно было напечатано в «Северных цветах на 1827 год». Романс Глинки был создан в 1840 г.)
Во время пребывания моего в Тригорском я пела Пушкину стихи Козлова:
Ночь весенняя дышала Светлоюжною красой, Тихо Брента протекала, Серебримая луной...
Мы пели этот романс Козлова на голос «Benedetta sia la madre» (Пусть благословенна будет мать.) баркаролы венецианской. Пушкин с большим удовольствием слушал эту музыку и писал в это время Плетневу: «Скажи слепцу Козлову, что здесь есть одна прелесть, которая поет его ночь. Как жаль, что он ее не увидит! Дай бог ему ее слышать!» (Романс «Венецианская ночь» исполнялся на мелодию популярной в эти годы венецианской баркаролы, которую, по воспоминаниям современника, в Петербурге «барышни пели почти постоянно». Письмо Пушкина Плетневу из которого Керн приводит по памяти не совсем точную выдержку, было написано в Тригорском в присутствии ее самой Керн.)
Итак, я переехала в Ригу. Тут гостили у меня сестра, приехавшая со мною, и тетушка со всем семейством. Пушкин писал из Михайловского к ним обеим; в одном из своих писем тетушке он очертил мой портрет так: «Хотите знать, что за женщина г-жа Керн? она податлива, все понимает; легко огорчается и утешается также легко; она робка в обращении и смела в поступках; но она чрезвычайно привлекательна». (Письмо Пушкина к П.А. Осиповой, из которого Керн приводит относящиеся к себе строчки, не дошло до нас, однако достоверность этого сообщения подтверждает собственное письмо Пушкина к Керн, содержащее текстуальные совпадения с процитированным отрывком (XIV, 213). Подлинник по-французски.)
Его письмо к сестре очень забавно и остро; выписываю здесь то, что относилось ко мне: «Все Тригорское поет: „Не мила ей прелесть ночи", и у меня от этого сердце ноет; вчера мы с Алексеем проговорили 4 часа подряд. Никогда еще не было у нас такого продолжительного разговора. Угадайте, что нас вдруг так сблизило? Скука? Сродство чувства? Не знаю. Каждую ночь гуляю я по саду и повторяю себе: она была здесь; камень, о который она споткнулась, ( Никакого не было камня в саду, а споткнулась я о переплетенные корни дерев) лежит у меня на столе, подле ветки увядшего гелиотропа, (веточку гелиотропа он, точно, выпросил у меня) я пишу много стихов - все это, если хотите, очень похоже на любовь, но клянусь вам, что это совсем не то. Будь я влюблен, в воскресенье со мною сделались бы судороги от бешенства и ревности; между тем мне было только досадно, (ему досадно было, что брат поехал провожать сестру свою и меня и сел вместе с нами в карету) - и все же мысль, что я для нее ничего не значу, что, пробудив и заняв ее воображение, я только тешил ее любопытство, что воспоминание обо мне ни на минуту не сделает ее более задумчивой среди ее побед, ни более грустной в дни печали; что ее прекрасные глаза остановятся на каком-нибудь рижском франте с тем же пронизывающим сердце и сладострастным выражением, - нет, эта мысль для меня невыносима; скажите ей, что я умру от этого, нет, лучше не говорите, она только посмеется надо мной, это очаровательное создание. Но скажите ей, что если в сердце ее нет скрытой нежности ко мне, таинственного и меланхолического влечения, то я презираю ее - слышите? - да, презираю, несмотря на все удивление, которое должно вызвать в ней столь непривычное для нее чувство. 21 июля». (Керн включила в свои мемуары большие отрывки из писем Пушкина, давая их по хранившимся у нее подлинникам (на французском языке). Однако в ее тексты «при переписке» вкрались мелкие ошибки и неточности, о чем она сама сообщала П В. Анненкову, надеясь при последующих изданиях исправить эти погрешности. Отмечая всякий раз степень точности приводимого ею текста, для удобства читателей и имея в виду ее собственное намерение, мы даем письма Пушкина к Керн и о Керн тоже в русских переводах по тексту XIII тома Полного академического собрания сочинений Пушкина. Подлинники цитируемых Керн писем Пушкина сохранились и находятся ныне в Пушкинском доме. Ответные письма Керн до нас не дошли.)
Вскоре ему захотелось завязать со мной переписку, и он написал мне следующее письмо: «Я имел слабость попросить у вас разрешения вам писать, а вы - легкомыслие или кокетство позволить мне это. Переписка ни к чему не ведет, я знаю; но у меня нет сил противиться желанию получить хоть словечко, написанное вашей хорошенькой ручкой. Ваш приезд в Тригорское оставил во мне впечатление более глубокое и мучительное, чем то, которое некогда произвела на меня встреча наша у Олениных. Лучшее, что я могу сделать в моей печальной деревенской глуши - это стараться не думать больше о вас. Если бы в душе вашей была хоть капля жалости ко мне, вы тоже должны были бы пожелать мне этого, но ветреность всегда жестока, и все вы, кружа головы направо и налево, радуетесь, видя, что есть душа, страждущая в вашу честь и славу. Прощайте, божественная, я бешусь, и я у ваших ног. Тысячу нежностей Ермолаю Федоровичу и поклон г-ну Вульфу. 25 июля».
«Снова берусь за перо, потому что умираю с тоски и могу думать только о вас. Надеюсь, вы прочтете это письмо тайком, - спрячете ли вы его у себя на груди? ответите ли мне длинным посланием? пишите мне обо всем, что придет вам в голову - заклинаю вас.
Дата: Воскресенье, 10 Фев 2019, 20:44 | Сообщение # 24
Группа: Администраторы
Сообщений: 7072
Статус: Offline
Если вы опасаетесь моей нескромности, если не хотите компрометировать себя, измените почерк, подпишитесь вымышленным именем, - сердце мое сумеет вас угадать. Если выражения ваши будут столь же нежны, как ваши взгляды, увы! - я постараюсь поверить им или же обмануть себя, что одно и то же. - Знаете ли вы, что, перечтя эти строки, я стыжусь их сентиментального тона, - что скажет Анна Николаевна? Ах вы чудотворка или чудотворица!» Получа это письмо, я тотчас ему отвечала и с нетерпением ждала от него второго письма; но он это второе письмо вложил в пакет тетушкин, а она не только не отдала мне его, но даже не показала. Те, которые его читали, говорили, что оно было прелесть как мило. (Керн имеет в виду письмо Пушкина от 13—14 августа 1825 г. Местонахождение подлинника, в свое время принадлежащего П.А. Осиповой, в настоящее время неизвестно. Письмо это обычно печатается по копии, снятой М.И. Семевским.) В другом письме его было: «Пишите мне вдоль, поперек и по диагонали». (Шутливая фраза из письма Пушкина от 28 августа 1825 г., не совсем точно переданная. Объясняя, что «диагональ - геометрический термин», Пушкин поверх написанного из угла в угол приписал: «Вот что такое диагональ».
Мне бы хотелось сделать много выписок из его писем; они все были очень милы, но ограничусь еще одним: «Не правда ли, по почте я гораздо любезнее, чем при личном свидании; так вот, если вы приедете, я обещаю вам быть любезным до чрезвычайности: в понедельник я буду весел, во вторник восторжен, в среду нежен, в четверг игрив, в пятницу, субботу и воскресенье буду чем вам угодно, и всю неделю - у ваших ног». Через несколько месяцев я переехала в Петербург и, уезжая из Риги, послала ему последнее издание Байрона, о котором он так давно хлопотал, и получила еще одно письмо, чуть ли не самое любезное из всех прочих, так он был признателен за Байрона! Не воздержусь, чтобы не выписать вам его здесь. «Никак не ожидал, чародейка, что вы вспомните обо мне, от всей души благодарю вас за это. Байрон получил в моих глазах новую прелесть, - все его героини примут в моем воображении черты, забыть которые невозможно. Вас буду видеть я в образах Гюльнары и Леилы - идеал самого Байрона не мог быть божественнее. Вас, именно вас посылает мне всякий раз судьба, дабы усладить мое уединение! Вы - ангел-утешитель, а я - неблагодарный, потому что смею еще роптать... Вы едете в Петербург, и мое изгнание тяготит меня более, чем когда-либо. Быть может, перемена, только что происшедшая, приблизит меня к вам, не смею на это надеяться. Не стоит верить надежде: она - лишь хорошенькая женщина, которая обращается с нами, как со старым мужем. Что поделывает ваш муж, мой нежный гений? Знаете ли вы, что в его образе я представляю себе врагов Байрона, в том числе и его жену».
«8 дек. Снова берусь за перо, чтобы сказать вам, что я у ваших ног, что я по-прежнему люблю вас, что иногда вас ненавижу, что третьего дня говорил о вас гадости, что я целую ваши прелестные ручки и снова перецеловываю их, в ожидании лучшего, что больше сил моих нет, что вы божественны».(Совместное письмо Пушкина и А.Вульф к Керн. В приписке Вульф добавила: «Байрон помирил тебя с Пушкиным; он сегодня же посылает тебе деньги - 125 рублей, его стоимость». Вероятно, речь идет о пятитомном издании Байрона на французском языке, в переводах A.Pichot и E. de Galle, вышедшем в 1820—1822 гг.)
С Пушкиным я опять увиделась в Петербурге, в доме его родителей, где я бывала почти всякий день и куда он приехал из своей ссылки в 1827 году, прожив в Москве несколько месяцев. (Пушкин вернулся в Петербург 24 мая 1827 г.) Он был тогда весел, но чего-то ему недоставало. Он как будто не был так доволен собою и другими, как в Тригорском и Михайловском. Я полагаю, что император Александр I, заставляя его жить долго в Михайловском, много содействовал к развитию его гения. Там, в тиши уединения, созрела его поэзия, сосредоточились мысли, душа окрепла и осмыслилась. Друзья не покидали его в ссылке. Некоторые посещали его, а именно: Дельвиг, Баратынский и Языков, а другие переписывались с ним, и он приехал в Петербург с богатым запасом выработанных мыслей. (Неточность: Баратынский в селе Михайловском не бывал. Кроме Дельвига и Языкова, ссыльного Пушкина посетил и И.Пущин) Тотчас по приезде он усердно начал писать, и мы его редко видели. Он жил в трактире Демута, его родители на Фонтанке, у Семеновского моста, я с отцом и сестрою близь Обухова моста, и он иногда заходил к нам, отправляясь к своим родителям. Мать его, Надежда Осиповна, горячо любившая детей своих, гордилась им и была очень рада и счастлива, когда он посещал их и оставался обедать. Она заманивала его к обеду печеным картофелем, до которого Пушкин был большой охотник. В год возвращения его из Михайловского свои именины праздновал он в доме родителей, в семейном кружку и был очень мил. Я в этот день обедала у них и имела удовольствие слушать его любезности. После обеда Абрам Сергеевич Норов, подойдя ко мне с Пушкиным, сказал: «Неужели вы ему сегодня ничего не подарили, а он так много вам писал прекрасных стихов?» - «И в самом деле, - отвечала я, - мне бы надо подарить вас чем-нибудь: вот вам кольцо моей матери, носите его на память обо мне». Он взял кольцо, надел на свою маленькую, прекрасную ручку и сказал, что даст мне другое. В этот вечер мы говорили о Льве Сергеевиче, который в то время служил на Кавказе, и я, припомнив стихи, написанные им ко мне, прочитала их Пушкину. (Близкая знакомая родителей поэта, дружившая с его сестрой, Керн избегала касаться его отношений с родными, намеренно затушевывая те противоречия, о которых не могла не знать. По возвращении Пушкина из ссылки в Петербург эти отношения значительно улучшились. 14 июня 1827 г. Дельвиг писал П.А. Осиповой, что Пушкин «явился таким добрым сыном, как я и не ожидал». Однако и в дальнейшем родственные связи поэта не стали особенно тесными и близкими. Это отметила позднее, в «Воспоминаниях о Пушкине, Дельвиге и Глинке», и сама Керн: «Быв холостым, он редко обедал у родителей, а после женитьбы почти никогда. Когда же это случалось, то после обеда на него иногда находила хандра». Сравним со свидетельством П.А. Вяземского: «А.Пушкин был во многих отношениях внимательный и почтительный сын. Он готов был даже на некоторые самопожертвования для родителей своих: но не в его натуре было быть хорошим семьянином: домашний очаг не привлекал и не удерживал его. Он во время разлуки редко писал родителям своим; редко и бывал у них, когда живал с ними в одном городе». Поэт любил своего беспечного брата и не раз выручал его из денежных затруднений). Вот они:
Как можно не сойти с ума, Внимая вам, на вас любуясь! Венера древняя мила, Чудесным поясом красуясь, Алкмена, Геркулеса мать, С ней в ряд, конечно, может стать, Но, чтоб молили и любили Их так усердно, как и вас, Вас прятать нужно им от нас, У них вы лавку перебили! Л.Пушкин
На другой день Пушкин привез мне обещанное кольцо с тремя бриллиантами и хотел было провести у меня несколько часов; но мне нужно было ехать с графинею Ивелич, и я предложила ему прокатиться к ней в лодке. Он согласился, и я опять увидела его почти таким же любезным, каким он бывал в Тригорском. Он шутил с лодочником, уговаривая его быть осторожным и не утопить нас. Потом мы заговорили о Веневитинове, и он сказал: «Pourquoi l'avez vous laissé mourir? Il était aussi amoureux de vous, n'est-ce pas?» (Почему вы позволили ему умереть? Он тоже был влюблен в вас, не правда ли?) На это я отвечала ему, что Веневитинов оказывал мне только нежное участие и дружбу и что сердце его давно уже принадлежало другой. Тут кстати я рассказала ему о наших беседах с Веневитиновым, полных той высокой чистоты и нравственности, которыми он отличался; о желании его нарисовать мой портрет и о моей скорби, когда я получила от Хомякова его посмертное изображение. Пушкин слушал мой рассказ внимательно, выражая только по временам досаду, что так рано умер чудный поэт... Вскоре мы пристали к берегу, и наша беседа кончилась. Коснувшись светлых воспоминаний о Веневитинове, я не могу воздержаться, чтобы не выписать стихов Дельвига, написанных на смерть его в моем черном альбоме, рядом с портретом Веневитинова: они напоминают прекрасную душу так рано оставившего нас поэта. (Москвич, член кружка «любомудров», талантливый поэт и критик, Д.В. Веневитинов в октябре 1826 г. переехал в Петербург, где и познакомился с Керн (вероятно, через посредство Дельвига). Часто общаясь с нею, он говорил, что «любуется ею как Ифигенией в Тавриде, которая, мимоходом сказать, прекрасна». Говоря о глубокой сердечной привязанности Веневитинова, Керн имеет в виду кн. З.А. Волконскую, неразделенное чувство к которой было одной из причин отъезда юного поэта в Петербург, где он вскоре и умер (15 марта 1827 г.). Стихотворение Дельвига «Дева и роза» было написано в марте этого года и напечатано в «Северных цветах на 1828 год». На этот текст А.С. Даргомыжский создал романс.)
На смерть Веневитинова Дева Юноша милый! на миг ты в наши игры вмешался. Розе подобный красой, как филомела ты пел. Сколько в тебе потеряла любовь поцелуев и песен! Сколько желаний и ласк, новых, прекрасных, как ты!
Роза Дева, не плачь! я на прахе его в красоте расцветаю. Сладость он жизни вкусив, горечь оставил другим. Ах! И любовь бы изменою душу певца отравила! Счастлив, кто прожил, как он, век соловьиный и мой.
Зимой 1828 г. Пушкин писал «Полтаву» и, полный ее поэтических образов и гармонических стихов, часто входил ко мне в комнату, повторяя последний написанный им стих; так он раз вошел, громко произнося: Ударил бой, Полтавский бой!(Неточность: «Полтава» была начата 5 апреля 1828 г., а в ноябре-начале декабря была окончена работа над беловой рукописью поэмы. Третья песня поэмы, из которой Керн неточно цитирует стих (у Пушкина: «И грянул бой. Полтавский бой...», дважды повторенный в черновике поэмы), была написана между 9 и 16 октября.) Он это делал всегда, когда его занимал какой-нибудь стих, удавшийся ему или почему-нибудь запавший ему в душу. Он, например, в Тригорском беспрестанно повторял: Обманет, не придет она!..(Цитата из «Цыган» Пушкина). Посещая меня, он рассказывал иногда о своих беседах с друзьями и однажды, встретив у меня Дельвига с женою, передал свой разговор с Крыловым, во время которого, между прочим, был спор о том, можно ли сказать: «бывывало»? Кто-то заметил, что можно даже сказать: «бывывывало». - «Очень можно, - проговорил Крылов, - да только этого и трезвому не выговорить!» Рассказав это, Пушкин много шутил. Во время этих шуток ему попался под руку мой альбом - совершенный слепок с того уездной барышни альбома, который описал Пушкин в «Онегине!», и он стал в нем переводить французские стихи на русский язык и русские на французский. В альбоме было написано:
Oh, si dans l'immortelle vie Il existait un être parfait, Oh, mon aimable et douce amie, Comme toi sans doute il est fait...
Пушкин перевел: Если в жизни поднебесной То тебе подобен он. Я скажу тебе резон: Невозможно!
Под какими-то весьма плохими стихами было подписано: «Ecrit dans mon éxil». (Написано в моем изгнании). Пушкин приписал: «Amour, exil»(Любовь, изгнание) - Какая гиль! Д.Н. Барков написал одни всем известные стихи не совсем правильно, и Пушкин, вместо перевода, написал следующее:
Не смею вам стихи Баркова Благопристойно перевесть И даже имени такого Не смею громко произнесть!
Так несколько часов было проведено среди самых живых шуток, и я никогда не забуду его игривой веселости, его детского смеха, которым оглашались в тот день мои комнаты. (Альбом А.Керн не сохранился, и, следовательно, ее мемуары являются единственным источником текста шуточных экспромтов, обращенных к ней. По-видимому, они были созданы в октябре 1828 г., одновременно с двумя другими экспромтами, также адресованными А.Керн) В подобном расположении духа он раз пришел ко мне, и, застав меня за письмом к меньшой сестре моей в Малороссию, приписал в нем:
Когда помилует нас бог, Когда не буду я повешен, То буду я у ваших ног В тени украинских черешен.
В этот самый день я восхищалась чтением его «Цыган» в Тригорском и сказала: «Вам бы следовало, однако ж, подарить мне экземпляр «Цыган» в воспоминание того, что вы их мне читали». Он прислал их в тот день с надписью на обертке всеми буквами: «Ее превосходительству А.П. Керн от господина Пушкина, усердного ее почитателя. Трактир Демут № 10».(Пушкин подарил Керн отдельное издание «Цыган», вышедшее в 1827 г.)
Несколько дней спустя, он приехал ко мне вечером и, усевшись на маленькой скамеечке (которая хранится у меня, как святыня), написал на какой-то записке:
Я ехал к вам. Живые сны За мной вились толпой игривой, И месяц с правой стороны Осеребрял мой бег ретивый.
Я ехал прочь. Иные сны... Душе влюбленной грустно было, И месяц с левой стороны Сопровождал меня уныло.
Мечтанью вечному в тиши Так предаемся мы, поэты, Так суеверные приметы Согласны с чувствами души.
Писавши эти стихи и напевая их своим звучным голосом, он при стихе: И месяц с левой стороны Сопровождал меня уныло... - заметил, смеясь: «Разумеется, с левой, потому что ехал назад».(Стихотворение «Приметы» было написано в январе 1829 г. Текст, приводимый Керн, совпадает с первой публикацией стихотворения в «Подснежнике на 1829 г.». Готовя к изданию третью часть «Стихотворений А.Пушкина», поэт исправил 4-й стих на «Сопровождал мой бег ретивый». Черновой автограф стихотворения видел у Керн Подолинский, однако, по свидетельству внука А.А. Олениной, «Приметы» были вписаны Пушкиным и в ее альбом. Таким образом, вопрос об адресате стихотворения не может считаться окончательно решенным.) Это посещение, как и многие другие, полно было шуток и поэтических разговоров. В это время он очень усердно ухаживал за одной особой, к которой были написаны стихи: «Город пышный, город бедный» и «Пред ней, задумавшись, стою». Несмотря, однако ж, на чувство, которое проглядывает в этих прелестных стихах, он никогда не говорил об ней с нежностию и однажды, рассуждав о маленьких ножках, сказал: «Вот, например, у ней вот какие маленькие ножки, да черт ли в них». В другой раз, разговаривая со мною, он сказал: «Сегодня Крылов просил, чтобы я написал что-нибудь в ее альбом». - «А вы что сказали?» - спросила я. «А я сказал: „Ого!"» В таком роде он часто выражался о предмете своих вздыханий. (Керн имеет в виду А.А. Оленину, сильное увлечение которой Пушкин испытал в 1828 г. «Пред ней, задумавшись, стою» - не совсем точно переданный стих из «Ты и вы», обращенного к Олениной)
Когда Дельвиг с женою уехали в Харьков, я с отцом и сестрою перешла на их квартиру. Пушкин заходил к нам узнавать о них и раз поручил мне переслать стихи к Дельвигу, говоря: «Да смотрите, сами не читайте и не заглядывайте». (Дельвиг уехал в Харьков по делам службы в конце января 1828 г., вернувшись в Петербург осенью, 7 октября. Дельвиги жили на Загородном проспекте в доме Кувшинникова (ныне уч. дома № 9). Я свято это исполнила и после уже узнала, что они состояли в следующем:
Как в ненастные дни собирались они Часто. Гнули, бог их прости, от пятидесяти На сто. И отписывали, и приписывали Мелом. Так в ненастные дни занимались они Делом.
Эти стихи он написал у князя Голицына, во время карточной игры, мелом на рукаве. Пушкин очень любил карты и говорил, что это его единственная привязанность. Он был, как все игроки, суеверен, и раз, когда я попросила у него денег для одного бедного семейства, он, отдавая последние пятьдесят рублей, сказал: «Счастье ваше, что я вчера проиграл». По отъезде отца и сестры из Петербурга я перешла на маленькую квартирку в том же доме, где жил Дельвиг, и была свидетельницею свидания его с Пушкиным. Последний, узнавши о приезде Дельвига, тотчас приехал, быстро пробежал через двор и бросился в его объятия; они целовали друг у друга руки и, казалось, не могли наглядеться один на другого. Они всегда так встречались и прощались: была обаятельная прелесть в их встречах и расставаниях. В эту зиму Пушкин часто бывал по вечерам у Дельвига, где собирались два раза в неделю лицейские товарищи его; Лангер, князь Эристов, Яковлев, Комовский и Илличевский. Илличевский написал мне следующее послание:
Близ тебя в восторге нем, Пью отраду и веселье, Без тебя я жадно ем Фабрики твоей изделье. Ты
.
