| Валентина_Кочерова | Дата: Четверг, 09 Июл 2015, 15:04 | Сообщение # 1 |
Группа: Администраторы
Сообщений: 7166
Статус: Offline | ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ КУКОЛЬНИК
(05.07. 1795 - 15.09. 1884)
К.Брюллов. Портрет П.В. Кукольника. 1841
Русский историк, преподаватель, поэт, драматург., профессор и литератор, цензор, статский советник.
Родился в Замостье (бывшая Австрия, сейчас Польша). Когда ему было 8 лет, родители переехали в Россию, где отец Пстал профессором физики в Главном пединституте в Петербурге. Павел получил хорошее образование. В 1815 г. он защитил диссертацию в Полоцкой иезуитской академии и стал доктором права. В последующие годы занимался переводом «Сокращенной всеобщей истории» франц. историка Луи Филиппа де Сегюра. Эта работа была издана в 5 т. в 1818 - 1820 гг. в Петербурге. В 1824 г. получил место профессора всеобщей истории и статистики в Виленском университете. С 1831 г. заведовал университетской библиотекой и нумизматическим кабинетом. Писал рассказы и повести в стихах, был известен и своими работами по истории.
В 1844 г. стал членом правления Виленской римско-католической епархиальной семинарии, преподавал историю до 1851 г. Впоследствии был назначен цензором, поддерживал дружеские отношения со многими известными литераторами. В 1865 г. вышел в отставку в чине действительного статского советника. В последние годы жизни преподавал историю в женском училище при Мариинском монастыре. Скончался в Вильно в 89 лет. Похоронен на православном Евфросиниевском кладбище.
Из книги "Стихотворения Павла Кукольника".
1861 г. издания.
ДРУЗЬЯМ-ЧИТАТЕЛЯМ
Напечатав эти стихотворения в самом ограниченном числе экземпляров, я вовсе не имел в виду делиться с публикою своими чувствами и навязывать ей образ своих мыслей. Я хотел только оставить каждому из вас предмет, который бы напоминал вам обо мне. Книга эта не выходит в свет, а передается вам из рук в руки, с условием, которое для любящаго и благороднаго сердца должно быть священным. А потому вверяя вам детей моей души, с которыми в продолжении 30-ти лет я беседовал почти один, имею, кажется, право требовать и от вас взаимной услуги. Храните их собственно для себя, чтобы они никогда не заметили, что вышли из отеческаго дома. В продолжение 66 лет, имя мое было свободно от нападения так называемой благонамеренной критики, которой стрелы часто бывают убийственнее неприятельских. Прискорбно было бы мне, на конце земного своего странствования, прочитать в журнале или газете насмешки а может быть и осуждения того, что до сих пор составляло почти исключительную отраду моей души. И хотя объявление, помещенное на первой странице этой книги, дает мни право надеяться, что дети моей души оставлены будут в покое; но в этом случае я более надеюсь на милостивое ваше для них покровительство, нежели на свои права. Оставьте ж меня, до конца жизни моей, в том приятном убеждении, что я неошибся в выборе лиц, которым вверил спокойствие своей души и честь своего имени.
На смерть Поэта
(Кантата)
Скорбь, слезы и рыданья
Вокруг одра угасшаго певца.
В нем ожили столетья дарованья.
Он восхищал умы, пленял сердца.
Дар драгоценнейший для человека,
Дар слова, от небес в удел он получил.
Он украшеньем, чудом века,
Предметом зависти и удивленья был.
И имя славное его
Из уст в уста с хвалой переносилось.
И благодарное отечество гордилось
Плодами гения любимца своего.
Еще от последняго пенья звенели
Приятные звуки у многих в душах, -
Уж в храме Господнем с молитвой отпели
Служители Бога усопшаго прах.
Вкруг вида священнаго и скорбнаго - волны
Ценителей строгих таланта кипят;
Сердца их уныния, горести полны;
Взор грустной утехой насытить спешат.
И зрит поэта тень с высот эфира
Дань благодарности отечества всего,
Дань дарованиям кумира
И славы века своего.
Свет отдал все ему, чем может величаться
На свете человек - и чувств земных порыв,
С которыми и дух не может вдруг расстаться,
В последний раз пленив
Отторженную тень от временной отчизны,
В которой мирные ум лавры собирал
Без страха, укоризны,
К жилищу вечному полет ей умедлял.
Но сила вышняя влечет
На неизбежное для всех предназначенье;
Могучий, тайный глас зовет
На суд другой, в Господнее селенье,
Где смертных правда - ложь,
Где мудрость их - юродство,
Порок их славные дела,
Где самолюбие - души их благородство,
Благодеяние - источник тайный зла,
Их слава - прихотям разврата угожденье,
Спокойствие - стыда и совести презренье,
Их философия - богохуленье.
Вдруг исчезла земля под ногами певца,
В краткий миг звездный свод он узрел под собой,
Ряд миров пролетел перед ним с быстротой,
Загремел вечный хор вкруг престола Творца,
Хор бесплотных существ, хор великий миров,
Хор архангелов - хор чад земли, за Христа,
Рамена под ярмо преклонивших креста,
Хор пророков и хор тех простых рыбаков,
Коих подвиг и свет разогнал мрак веков,
И пред оком певца, средь небес торжества,
Ярче солнца блеснул вечный трон Божества.
На троне - тайный дел и помыслов свидетель.
Вкруг трона - истина и добродетель -
Не та, которую безсмертия венца
Достойною превратный мир считает;
Но та, которая творение сближает
С изображением Творца.
Там и любовь, - не та, которую стихами
Прекрасными воспел поэт;
Но та, которая мирит нас с небесами.
Там вечный, чистый свет, -
Не тот, которым червь лукавый ослепляет
Толпы несмысленных червей,
Но тот, который путь надежный освещает
Рабам греха к Царю царей.
И ждет суда поэта дух смущенный.
Перед судилищем такого судии
Не ценится талант: он дар Его священный,
Он собственность Его; сокровища свои
Великий с целию великой уделяет, -
И горе смертному, который в тьме страстей
Дары небес во зло употребляет
Для цели временной и суетной своей.
Безплотных сил полки слетаются святые,
Главами их небес закрылась синева,
И внемлет дух поэта роковые
Превечного слова:
«Я дал тебе дар чудный убежденья,
Чтобы склонять к добру сердца,
Чтобы спасть добычу заблужденья
И славить на земле Творца.
Я дал тебе свой меч победоносный,
Чтобы рассечь узлы сетей,
Расставленных для слабых душ - поносной,
Опасной силою страстей.
Твоими я хотел устами
Усугубить число избранных чад,
И новым торжеством над буйными умами
Покрыть стыдом коварный ад.
И для того я веки дар священный,
Пока избрал тебя, на небесах хранил.
Ответствуй же! как дар мой драгоценный
Ты на земле употребил?
Не променял ли ты благословенье
Существ небес и милость Божества
На жалкой черни одобренье,
И недостойного минуту торжества?
Ответствуй!» И поэт
Пред грозным Судией дал роковой ответ.
16 февраля 1837 г.
http://olrs-glagol.ru/2569/pavel-kukolnik-druzyam-chitatelyam/
Некролог А. Егорова на смерть П.В. Кукольника
Скончавшийся г. Вильне престарелый писатель, имя которого стоит в заголовке этих строк, был близко знаком мне по соединявшей его дружбе с покойными родителями моими. Заношу здесь некоторые, хорошо известные мне, данные из его жизни, в дополнение к немногим сообщенным о нем в печати сведениям по поводу его смерти.
П.В. Кукольник родился еще в конце прошлого столетия и получил свое образование в Санкт-Петербурге, куда отец его, по происхождении словак, переселился на жительство с семейством.
Он был родным братом весьма популярного в свое время писателя Нестора Кукольника, автора многих исторических повестей и драм. произведений патриотического содержания. Примыкая в 1820 гг. к той плеяде знаменитых русских людей, к которой принадлежал его брат и в среде которой находились друзья последнего - Глинка и Брюлов, Павел Васильевич, не выделяясь особенным творчеством своего дарования, успел, однако, приобрести себе некоторую известность в литературе своими превосходными переводами польских писателей, в особенности же поэтов Кондратовича-Сырокомли и Одынца, и этой скромною известностью своею он настолько дорожил, что сильно негодовал, если, думая сделать ему приятное, упоминали, для полноты определения, рядом с его именем более известное в литературе имя его брата. Подобного рода комментарии к своему имени он находил неуместным и считал свое самостоятельное значение в литературе достаточно упроченным.
Но не в одном только этом факте выражалась своеобразность покойного писателя. По странной причудливости своего характера он, словно, вечно находился в противоречии с самим собой, считая лучшие свои произведения худшими, а худшие лучшими. Ничем, бывало, нельзя было более угодить ему, как попросив его прочитать его поэму "Иуда", изданную им отдельной книгой. Почтенный писатель приходил тогда в необычайный пафос и с жаром декламировал свое ничем особенным не отличавшееся и крайне растянутое стихотворное произведение. А между тем из массы написанного им, как в прозе, так и в поэзии, попадались вещи несомненного достоинства и заслуживающей полнаго уважения. Только такой особенности его характера следует, между прочим, приписывать и то достойное сожаления обстоятельство, что написанная им История Великого Княжества Литовского не сделалась достоянием печати и осталась неизвестною для публики. Будучи сначала учителем всеобщей и отечественной истории в виленской гимназии, а затем занимая долгое время кафедру того же предмета в виленском университете до самого закрытия последнего, П.В. Кукольник был глубоким знатоком своей специальности вообще и в частности истории края, в котором провел большую часть своей жизни. Он в совершенстве изучил все особенности страны, знал ее вдоль и поперег, пользовался неизданным материалом, рылся в частных, ему одному доступных, архивах и вложил в свой капитальный труд все добытая им долголетнею ученою деятельностью сведения и познания. Но, как уже сказано, в авторской деятельности его отражалась вся субъективность его нрава, вследствие чего его Истории Литвы не суждено было появиться в свет, так как он никогда не хотел признать за нею неоспоримого ее достоинства и ни под каким видом не соглашался отпечатать ее.
Вот все, что мне известно о его лит. деятельности. Что касается до частной его жизни, то о ней следует заметить, что популярность его в Вильне, как между русскими, так и между поляками и евреями, была громадна. Кто не знал из жителей этого города его типичной фигуры, всегда облеченной в вицмундире министерства народного просвещения, в узкие штаны со штрипками, в стоячий высокий галстук, с зачесанными на виски волосами и с неизменной сигарой во рту! Но не в одном лишь внешнем виде и старофасонном костюме заключалась его популярность: она крылась гораздо глубже... Он был истинно доброй души человек, христианин в широком значении этого слова, готовый всегда поделиться с нуждающимся, без различая его национальности, всем, чем только позволяли ему его ограниченный средства, и это располагало к нему всех, кто его знал.
По закрытии виленского университета, Кукольник служил долгое время цензором в Вильне, а за несколько лет перед смертью оставил вовсе службу, жил получаемой им небольшой пенсией, не бросал пера до конца жизни, овдовел и умер на руках одной сердобольной дамы, давнишней знакомой его семейства, посвятившей себя присмотру немощного старца. Он умер на 90 году жизни. Прибавлю, в заключение к этому небольшому воспоминанию моему о покойном писателе, один сохранившейся в памяти моей небезынтересный эпизод из его жизни. То было еще в молодые годы его, когда он вместе с братом своим, Нестором Васильевичем, проживал в Петербурге. Однажды, когда у них по обыкновению собрался небольшой кружок близких знакомых, состоявший из лучших того времени писателей и художников, Павел Васильевич, никогда ни о чем хладнокровно не говорившей, затеял по поводу чего-то горячей спор. Хорошо знавшие и изучившие его привычки друзья его стали возражать ему, больше, впрочем, для того, чтобы посмеяться над ним и подразнить его. Выведенный из терпения их шутливыми насмешками, покойный писатель, ходившей быстрыми шагами по комнате, вдруг остановился на ходу и оборвал спор, назвав всех их дураками...
"Стой и не шевелись!" - вскрикнул неожиданно, обращаясь к нему, находившейся при этом Брюллов, и, схватив палитру и кисти, гениальный художник быстро набросал тут же, на всегда имевшемся для него наготове полотне, типичную фигуру П.В. Кукольника.
Я часто засматривался на этот замечательный портрет, висевшей всегда на видном месте в квартире своего оригинала. Мастерскою кистью отделано лицо покойного писателя и несколькими бойкими штрихами набросана по пояс его остальная недоконченная фигура, в халате, с заложенными за спину руками. Как живой выглядывает он из рамки и, насмешливо улыбаясь, смотрит на зрителя. Было бы очень жаль, если бы этот превосходный набросок нашего бессмертного художника, написанный им, так сказать, экспромтом, под наитием минутного вдохновения, пропал бесследно для родного искусства.
http://az.lib.ru/k/kukolxnik_p_w/text_0030.shtml
|
| |
| |
