[ Правила форума · Обновленные темы · Новые сообщения · Участники · ]
  • Страница 1 из 1
  • 1
НАТАЛЬЯ ШЕРЕМЕТЬЕВСКАЯ
Валентина_КочероваДата: Среда, 07 Окт 2015, 15:31 | Сообщение # 1
Группа: Администраторы
Сообщений: 7166
Статус: Offline
НАТАЛЬЯ СЕРГЕЕВНА ШЕРЕМЕТЬЕВСКАЯ
(27.06.1880 - 26.02.1952)


Морганатическая супруга вел. князя М.А. Романова, брата Императора Николая II. После венчания с нею, Михаил Александрович был лишен всех офиц. титулов и званий. Ему был запрещен въезд в Россию до августа 1914 г. По возвращении Наталии Сергеевне был Высочайше пожалован титул графини Брасовой.
Салон графини в Петербурге был одним из самых блестящих и славился антимонархическими настроениями. В 1920 г. вместе с детьми – дочерью от первого брака Натальей, и сыном вел. князя – Г.М. Брасовым, - эмигрировала за границу. Умерла в Париже от рака груди. Биографических сведений – крайне мало. Архив графини принадлежит наследникам по линии внучки – Паулины Грэй. Не издан.


Писать о Романовых – царской династии, оставившей после себя в истории России столько памятных, блестящих, грозных и грустных страниц всегда не только чрезвычайно интересно, но и тяжело. Исподволь, как бы давит груз ответственности. Ищешь нужные слова, подолгу вчитываешься в уже известные тебе факты: вымышленные и правдивые, тоже - за давностью времени - уже ставшие легендой. И перелистывая страницы книг и журнальных публикаций, исторические исследования и мемуарные документы – издание писем, дневников, воспоминаний, – часто ловишь себя на том, что 300-летняя история династии часто похожа на увлекательный роман, жанр которого трудно было бы определить. Особенно трудно, когда доводится писать о таких моментах в истории Царствующего дома, которые двумя веками, или даже веком ранее рискованно было предавать огласке – речь идет о морганатических, то есть – неравных - браках особ царствующей фамилии с лицами из некоронованных семейств. Браки такие, как правило, заключались по страстной любви, взаимному прочному чувству – иначе быть не могло, слишком от многого брачующимся приходилось отказываться! От венца еще – куда не шло, не на все головы он годился (в смысле очередности престолонаследия), а вот от понятия: долга, чести, роли в Истории - тут сложнее, особенно, когда ты знаешь, что от любого твоего поступка может измениться ее ход.

Но, навряд ли, стоя у аналоя маленькой сербской церквушки в Австрии, и пытаясь унять предательскую дрожь в голосе, думали о ходе истории вел. князь Михаил Александрович и его пленительная возлюбленная Н.С. Шереметьевская-Вульферт. Скорее всего, влюбленные думали лишь о том, не обнаружат ли их авто, стоящее у церкви, вездесущие агенты тайной полиции Австрии, связанные с российским МИД и жандармерией…


Может быть, Наталия Сергеевна вспоминала об этом много позже, в ноябре 1952 г., в холодной, маленькой парижской квартирке, когда лежала на постели, корчась от предсмертных болей, сводящих ее с ума? Неизвестно, может быть и так, хотя тогда ей было уже не до подобных воспоминаний, слишком близка была смерть. Она была несостоявшейся последней русской императрицей, по замужеству - вел. княгиней, но ей, как нищенке, приходилось выпрашивать подаяние у племянника – Ф.Юсупова, который присылал сущие крохи на оплату жилья и кусок хлеба с молоком! В среде русской эмиграции ее принимали не очень тепло, для многих потомственных аристократов она так и осталась навсегда «этой женщиной», не входившей в круг Царственной Семьи, хоть и «пожаловал» ей князь Владимир Кириллович в эмиграции титул княгини. Для многих она по-прежнему была лишь интриганкой с яркой внешностью, сумевшей завлечь в свои сети мягкого, обаятельного, но не очень решительного вел. князя Михаила. Но так ли это было на самом деле? Что мы знаем о ней, любимой женщине брата последнего императора России?


Она росла в роскоши, с детства отказа не знала ни в чем, хотя искала повод для капризов с утра до вечера. Часто в доме московского адвоката С.Шереметьевского можно было наблюдать такую картину. Посреди комнаты, уставленной самыми дорогими игрушками, книжками и кубиками разных цветов, сунув крохотный пальчик в рот, корчила рожицы маленькая барышня в кисейном воздушном платьице с манжетами и воротником из алансонских кружев: Наташечка, обожаемая дочурка! То она топала сердито и забавно ножкою, то очаровательно улыбалась – до ямочек на обеих щечках, то морщила вздернутый носик, готовясь громко заплакать. При первых звуках капризного дочернего «отчаяния» – Наташечка выводила старательно целые рулады! - из запертого кабинета выскакивал рассерженный папенька и принимался нещадно ругать сбежавшуюся на крик барышни ораву нянек, которые оставили «дитя без глазу» и мешают ему работать, а у него завтра – наиважнейшее дело в суде, и еще столько бумаг нужно перечесть! Папенька хватался за голову, заламывал руки, причитая, что несчастнее его нет никого на свете: его никто не уважает и не ценит, даже собственная дочь! Наташа, несмотря ни на что, старательно рыдала и топала ножками, няньки вихрем носились вокруг, тщетно пытая заплаканное дитя о причине столь безумного горя…

Так могло длиться бесконечно: и два и три часа, но, однако, умненькая Таточка, старательно уткнув нос в батистовый платочек, всегда зорко следящая за заламывающим руки отцом и гудящим, шмелиным роем нянек, совершенно точно знала, когда и на какой ноте ей уже следует оборвать пронзительную руладу плача и произнести тихим и слабым голосом: «пони, куклу, новое платье, детский бал»…Шло время. Девочка росла. Капризы менялись Фасоны платьев - тоже. Но любящий отец оставался все тем же: обожающим, не выносящим ее слез и долгого сердитого молчания, потакающим любой совершенно прихоти. Прихоти, правда, теперь уже были совсем изысканные: уроки музыки, дорогой рояль, книги, украшения, цветы посреди зимы, картины, антикварная утварь. Она росла и превращалась в пленяющую и на самом деле – пленительную – Натали, - сероглазую красавицу с гибкой, точеной фигуркой, кошачьими почти, плавными движениями, острым язычком и таким же острым умом.


Она была, конечно, отменно светски воспитана, в ней сказывался, отточенный годами неустанных трудов над своей натурою, тонкий, худ. вкус, но странно, чего-то ей, несмотря на все ее чары, недоставало… Чего? Легкой простоты, той подлинной аристократичности, которая присуща была истинным представителям дворянства? Но детская, неискоренимая взбалмошность и капризность всегда очень мешала цельности восприятия ее пленительного облика. Наталия Сергеевна всю жизнь придавала большое значения «бонтонности» (хорошим манерам, светскому тону, приличиям, лоску воспитания - ) и величавости поведения, но сама достичь его не смогла, как ни старалась. Уже будучи женою Михаила Александровича, она могла, при шофере и прислуге, закатить ему некрасивую сцену ревности или несогласия по пустякам, накричать на горничную из-за не вовремя поданного ей стакана воды или не того гребня для волос. Михаил, как и все, прощал, терпел, успокаивал, обожал. Горничные молча плакали в передник. Князь Романов хорошо оплачивал капризы мадам Вульферт. Именно – капризы, потому что даже первые два замужества Натальи Сергеевны были с ее стороны лишь - капризами, не более того.


Сергей Мамонтов

В 1903 г. у супругов родилась дочь Наташа. Но уже в 1905 году Наталья и Сергей развелись по инициативе Натальи - с Мамонтовым ей стало скучно. Ни меценат Мамонтов, увлекавшийся как и она, музыкой, ни ротмистр Вульферт, служащий в гвардии, в элитном полку Синих Кирасир, над которыми усердно шефствовала сама вдовствующая императрица Мария Федоровна, жена Александра III, не смогли заставить долго пылать ее избалованное сердце. Она же и после второго брака продолжала легко – мановением мизинца, движением брови, пленять мужчин, нимало ни огорчаясь тем, что оно, сердце ее, - упорно молчит.


Наталья и Владимир Вульферт

Сердце молчало до осени 1908 г., когда впервые, на маневрах в Красном Селе, мадам Вульферт была представлена, как одна из дам полка, вел. князю Михаилу Александровичу, приехавшему на очередной смотр. Они взглянули друг на друга – и поняли, что это – неотвратимо! Любовь существовала помимо их воли, захватила стремительным вихрем и понесла. Но куда, в какой водоворот, в какую пучину? Одному Богу ведомо.  Связь с нею не могла остаться незамеченной в императорской семье и вызвала активный протест, особенно со стороны вдовствующей императрицы. Да и сам государь не мог спокойно смотреть на то, как его «милый Миша», любимый брат, член Госсовета империи, профессиональный военный, кадровый офицер, окончательно теряет голову от любви к женщине, которая была уже дважды замужем и имела дочь от первого брака. Но Михаил и Натали не намерены были расставаться и представляли собой прекрасную пару.


Не будучи красивым, Михаил Александрович имел приятную внешность: был строен, выражение его больших, немного выпуклых глаз было мягкое, а когда фуражка скрывала его высокий, можно было сказать, что он даже совсем хорош собою Большинству хорошо знавших его людей он нравился чрезвычайно. Его шурин, вел. князь Александр Михайлович, женатый на старшей сестре Михаила Ксении и известный в семейном кругу как Сандро, писал о нем, что «он очаровывал всех подкупающей простотой своих манер».
Наталья Сергеевна не обладала яркой, бросающейся в глаза красотой, но внешний облик ее отличался исключительной элегантностью. Она знала свой стиль и умела преподнести свои природные данные в наиболее выгодном для них аспекте. Черты ее лица были правильные, некрупные, глаза грустные, рот капризный. Довольно заметный шрам на правой щеке не портил ее лица, и она вполне соответствовала бы данному ей Мятлевым эпитету "красотка".


Морис Палеолог писал о Наталье: «Она прелестна. Ее туалет свидетельствует о простом индивидуальном и утонченном вкусе... Выражение лица гордое и чистое; черты прелестны; глаза бархатистые. Малейшее ее движение отдает нежнейшей грацией...»
Наталия Сергеевна виделась царственной семье лишь ловкой похитительницей сердца неженатого молодого и очень богатого человека. (Михаил Александрович до встречи с ней не был даже ни с кем помолвлен и обладал самым большим в семье состоянием, доставшимся ему в наследство после смерти старшего брата, Георгия Александровича) Может быть, в семье и были правы, но роман развивался помимо их царственной воли и развивался бурно. Вот что вспоминали об этом времени современники: «Брака вел. князя и Н.Вульферт не желали ни император Николай II, ни мать, вдовствующая императрица. Когда император узнал о намерении вел. князя все-таки жениться на Вульферт, он вызвал его во дворец и отдал краткий приказ:- В черниговские гусары!
Вел. князь назначался командиром Черниговского гусарского полка, стоявшего в Орле, куда он должен был немедленно отправиться. Гатчина, кирасиры, Н.С. Вульферт - все было покинуто. Но, мягкий по своему характеру, вел. князь в данном случае проявил непреклонную волю, решив жениться на любимой женщине, даже несмотря на противодействие императора. Он уехал в Орел. Но роман продолжался. По настоянию вел. князя ротмистр В.Вульферт согласился на развод с женой». (
княгиня Л. Воронцова-Дашкова)

Это дошло до царской семьи. «Михаил и Наталия решили, что будет лучше, если она на время уедет из России, пока не уляжется скандал, связанный с ее разводомНаталия уехала в Европу. Это произошло в июне 1909 г.». - писал в своей книге князь Давид Чавчавадзе. В то время международной телефонной связи еще не существовало, поэтому Наталия и Михаил пользовались телеграфом. Только она одна послала 377 телеграмм! Михаил тоже тяжело переживал разлуку. Он писал Наталии: «Копенгаген. 13 августа 1909 г. Моя дорогая, красивая Наташа, у меня нет слов, которыми я бы мог выразить свою благодарность за все, что ты дала мне в моей жизни. Не печалься, с Божьей помощью мы скоро опять встретимся. Пожалуйста, верь всегда моим словам и моей нежной любви к тебе, к моей самой дорогой и блестящей звезде, которую я никогда, никогда не оставлю и не покину. Я обнимаю и целую всю тебя. Пожалуйста, верь, что я весь твой. Миша».

Летом 1910 г. в жизни Михаила Александровича произошло значительное событие. Наталия Сергеевна после развода с ротмистром Вульфертом родила ему сына, Георгия.


13 ноября 1910 г. император Николай II подписал Указ Правительствующему Сенату, который не подлежал обнародованию; в нем предписывалось: «Сына состоявшей в разводе Н.С. Вульферт, Георгия, родившегося 24 июля 1910 г., Всемилостивейше возводим в потомственное дворянское Российской Империи достоинство, с предоставлением ему фамилии Брасов и отчества Михайлович».
Однако такое двойственное состояние и долг чести не давали покоя Михаилу Александровичу, и он решил действовать против воли царя. Осуществить свое намерение по заключению церковного брака с Наталией Сергеевной вел. князь мог только за границей.

К концу 1910 г. Михаилу Александровичу удалось развязаться с Орлом, так как этот город не оправдал возлагавшихся на него надежд семьи. Возвратившись в Петербург, он недолгое время командовал кавалергардами, а затем стал хлопотать об отпуске за границу. Отпуска он добился ценою данного им брату честного слова не венчаться с m-me Вульферт, но этого слова он не сдержал. В Австрии они нашли сербскую православную церковь: заключенный здесь брак не мог быть расторгнут Святейшим Синодом. За тысячу крон старенький священник согласился тут же обвенчать их. Свидетелями были церковный сторож и его жена. В документах о венчании Наталья Сергеевна значилась дворянкой Брасовой (по названию огромного - 150 тыс. десятин - имения Брасово в Орловской губернии, принадлежавшего Михаилу). Эта фамилия была затем присвоена ей как морганатической (офиц. не признаваемой) супруге М.А. Романова, а также их сыну Георгию.

Николай II, узнав о намерении брата, предпринял ряд шагов, чтобы помешать этому. За Михаилом Александровичем был учрежден строжайший надзор. Чтобы не допустить заключения морганатического брака г. Вульферт с вел. князем, за границу был специально командирован генерал-майор корпуса жандармов А.В. Герасимов. При этом всем российским посольствам, миссиям и консульствам предписывалось оказывать ему всяческое содействие вплоть до «ареста лиц» по его указанию. Гнев Его Величества вылился в запрещение «своевольному брату» въезда в Россию. Шифрованная жандармская телеграмма свидетельствовала: «Граф Брасов (вел. князь Михаил Александрович.) очень удручен и никуда не выходит».
15 декабря 1912 г. царь подписал указ Правительствующему Сенату о передаче в опеку имущества М.Романова, а 30 декабря с него было снято звание «правителя государства».
Прикрепления: 4953546.jpg (6.2 Kb) · 7807314.jpg (10.1 Kb) · 5264708.png (45.6 Kb) · 2070266.jpg (5.9 Kb) · 1448109.jpg (5.6 Kb) · 8119896.png (36.6 Kb) · 8709090.png (72.5 Kb) · 1342551.jpg (7.4 Kb) · 8642704.jpg (12.4 Kb) · 4080073.png (80.4 Kb)
 

Валентина_КочероваДата: Среда, 07 Окт 2015, 16:30 | Сообщение # 2
Группа: Администраторы
Сообщений: 7166
Статус: Offline
Вел. князь был вынужден жить за границей как частное лицо. Из Австрии в 1913 г. он вместе с женой и сыном Георгием переехал в Англию. Жили супруги Брасовы-Романовы достаточно широко, выезжали, принимали гостей, устраивали балы, много путешествовали.


Теперь их домом был Небворт, поместье недалеко от Лондона, в графстве Хартфордшир. Оно принадлежало бывшему вице-королю Индии графу Литтону, и в тот момент оказалось доступным для аренды сроком на один год, за 3 тыс. фунтов. Небворд-Хауз построен в 1591 г., был сильно перестроен в викторианскую эпоху. Это был дом, обладающий значительной исторической и архитектурной ценностью, По воспоминаниям Таты (дочери Натальи Сергеевны от первого брака), Небворт-Хауз «был намного роскошнее, чем все дома, в которых мы жили до сих пор, и я трепетала перед дворецкими и лакеями, которые по вечерам надевали панталоны до колен и пудрили волосы».

Помимо дворецкого, ливрейных лакеев и другой домашней прислуги, доставшийся им от владельцев штат поместья включал в себя небольшую армию садовников для ухода за прекрасным садом, и все это, в сочетании с красотою самого здания и его убранства, действительно являло собою настоящую роскошь. Небворт-Хауз, с его внушительным старинным пиршественным залом, картинной галереей, парадной гостиной, библиотекой и спальнями с кроватями под балдахином, действительно был великолепен. Срок их аренды начинался 1 сентября 1913 г., и этот день стал началом того, что Наташа впоследствии назовет наисчастливейшим годом своей жизни.


Сохранились фотографии того времени: очень привлекательный молодой человек, с мягким выражением лица в разного цветах костюмах и шляпе, и рядом с ним ослепительно красивая молодая дама в элегантном туалете. Туалеты, манто и автомобили мадам Брасова меняла достаточно часто. Но муж относился обожающе снисходительно ко всем ее капризам, и эта странная блестящая пара, привлекая внимание многих, великолепно уживалась вместе! Наталии Сергеевне было лучше за границей, вдали от сдержанных и строгих царственных родственников супруга, но в августе 1914-го грянула война и он написал брату письмо: «Меня можно в наказание лишить прав и имущества, связанных с моим рождением, но никто не может лишить меня права пролить кровь за Родину!»

Такое обращение было вполне созвучно моменту патриотического подъема, и в ответ последовало разрешение вернуться в Россию avec Madame et Bébé. Прощение было получено, опека с имущества - снята, супруге – пожалован титул графини Брасовой. Они незамедлительно вернулись домой, Наталия Сергеевна, не признаваемая ни государыней, ни императрицей-матерью, не унывая ни на минуту, открыла самый блестящий в Петербурге салон, приобрела ложу в театре, а Михаил Александрович… отправился на поле боя.
В звании генерал-майора он был на фронте, получил Георгиевский крест, командуя так называемой «дикой, кавказской, дивизией», позднее - 2-м кавалерийским корпусом. Он не участвовал в интригах царского двора, но многие опасались влияния его властной и энергичной супруги, блистающей в северной столице.Ооб этом свидетельствуют дневниковые записи обер-гофмейстерины княгини Е.А. Нарышкиной. 21 февраля 1917 г. она написала: «Грустные мысли: императрицу (Александру Федоровну, супругу Николая II ) ненавидят. Думаю, что опасность придет с той стороны, с которой не ожидают: от Михаила. Его жена очень интеллигентна. В театре ее ложа полна вел. князей, сговорятся вместе с Марией Павловной. (жена вел. князя Владимира Александровича, дяди Государя, составлявшего оппозицию племяннику в вопросах внутренней и внешней политики ) Добьется быть принятой императрицей - матерью и императором. Чувствую, что они составляют заговор. Бедный Миша будет в него вовлечен, вопреки себе, будет сперва регентом, потом - императором. Достигнут всего».
Возможно, что это все было дальней целью Натальи Сергеевны – энергичной, яркой, честолюбивой. Кто теперь знает?

Всё время пока Михаил находился на фронте, Наталья с детьми жила в Гатчине, где она устроила лазарет для раненых. Опека над имуществом вел. князя была снята, и Наталья теперь имела возможность съездить в имение Брасово, чтобы посмотреть, как идёт ремонт дома. За 3 года, которые имение находилось под опекой, в нём все пришло в упадок. Познав на собственном опыте тяготы войны, Михаил дал поручение гл. управляющему Брасовским имением открыть в имении лазарет на 100 кроватей для легкораненых и выздоравливающих нижних чинов. В августе 1916 г. по приглашению Натальи имение посетил академик живописи Ст. Жуковский. Там он написал серию картин, запечатлевших интерьеры Брасовского дворца.

  
Второй раз художник посетил Брасово весной 1917 г. уже по просьбе самого вел. князя. Рождество 1916 г. Михаил Александрович провёл вместе с семьёй и друзьями в этом имении. В Петербурге в это же время произошло убийство Распутина. К убийству оказался причастен вел. князь Дмитрий Павлович, с которым Михаил и Наталья были очень дружны и которого они приглашали вместе отметить Рождество. Случившееся встревожило и огорчило обитателей Брасово, но всё же не нарушило их спокойной провинциальной жизни. В княжеском дворце царило праздничное настроение, хозяева и гости наслаждались чудесным время препровождением. Взрослые и дети вместе украшали ёлку, катались на санках с горы, играли в разные игры, дарили друг другу подарки.

Одна из приглашённых, княгиня Путятина впервые побывала в Брасово и была под большим впечатлением от дома и окрестностей усадьбы. «Из окон дома нам открывался чудесный вид, ослепительно белый, сверкающий на солнце мириадами искр снежный покров простирался, докуда хватало глаз. Какое великолепие! - думала я, глядя в окно на эту красоту»


Казалось, ничто не сможет омрачить праздник, но внезапная смерть маленькой дочери школьной подруги Натальи повергла в шок всех обитателей княжеского дома. Девочка умерла от дифтерита, и, чтобы оградить от болезни остальных детей, не оставалось другого выхода, как покинуть имение. Хозяева и гости уезжали с тяжёлым сердцем и плохими предчувствиями. Никто из них и не предполагал, что в эти места они никогда больше вернуться. Наступал 1917 г. 14 марта Михаил Александрович, в течение 10 час., после отречения брата в его пользу, был императором России, а потом сам отказался от власти в пользу Учредительного Собрания. 30-го июля Михаил Александрович последний раз виделся с братом и невесткой, которые, по предписанию Временного правительства и лично Керенского, должны были выехать на жительство в Тобольск. Графиня Брасова при том прощании не присутствовала. С племянниками вел. князю проститься и вовсе не позволили. Семья брата уехала, а уже 21 августа Михаил Александрович и его жена были арестованы и помещены в тюрьму. 13 ноября их выпустили и перевезли в Гатчину под дом. арест. Обвиняли в монархистском заговоре и связях с высланной семьей. К Петрограду подходили войска генерала Корнилова. Нарастала паника и тревога.

Энергичная, умная Наталия Сергеевна, проанализировав ситуацию, умолила мужа обратиться в Совнарком, к самому Ульянову-Ленину с просьбой разрешить им жить в России, как простым гражданам. Михаил Александрович был на приеме у управ. делами СНК В.Д. Бонч-Бруевича, тот выдал ему бланк с «выписанной» свободой проживания, но это не спасло супругов от дальнейших бед и напастей. Вел. князю было доставлено письмо от Керенского, разрешающего въезд в Крым, однако они медлили с отъездом. Роскошные драгоценности Натали хранились в банковском сейфе, реквизированном Временным правительством. В холодный октябрьский день Брасова решилась на опасную авантюру: она попросила разрешения на поездку в Петроград, в банк, под предлогом проверки наличия находившихся в сейфе имущественных документов. И хотя банковский чиновник неотступно находился рядом с ней, ловкая женщина умудрилась незаметно спрятать в муфту и вынести самые ценные свои украшения. Уехать из России они опоздали.

Михаила Александровича ожидала 9 марта высылка в Пермь. Наталия Сергеевна слезно выпрашивала у мужа позволения последовать за ним, но он едва ли не впервые в жизни резко отказал ей в ее «капризе». Она должна остаться в Гатчине и думать о детях. Он уехал в ссылку со своим верным секретарем Брайаном Джонсоном, камердинером Челышевым, и шофером П.Боруяновым. М.Романов предчувствовал все испытания ссылки и потому взял с собой деньги, личный багаж, много книг, аптечку и автомобиль «роллс-ройс»


Михаил Александрович и Брайан Джонсон. Снимок сделан в Перми в апреле 1918 г. уличным фотографом. На обратной стороне фотокарточки рукой вел. князя написано «Пермский пленник» и дан обет, что не будет бриться до момента освобождения.

Поначалу все шло хорошо, он жил в Королевских номерах – хорошей гостинице Перми, ходил дважды в сутки отмечаться в комендатуру, много и часто писал жене. В мае 1918 г. она на несколько дней приезжала к нему из Москвы. Они вместе встретили Пасху, общались со знакомыми, которые уже появились у Михаила Александровича в этом городе. Этой последней встрече с «ярчайшей звездой всей его жизни» посвящено много записей в его дневнике. Потом Наталия Сергеевна вернулась к детям, понимая, что внутренне надо готовиться к потерям и отъезду из России. Последнее письмо от супруга она получила в начальных числах июня, потом связь оборвалась. Отправив детей в Данию с гувернанткой, Наталья Сергеевна уже собиралась ехать в Пермь, но пришла телеграмма о том, что Михаил Александрович исчез 30 июня. Конечно, он не сбежал и не исчез - его и его секретаря расстреляли красные. И развернули в прессе гадкую ложь о его побеге. Наталья Сергеевна немедленно отправилась в ЧК и устроила там грандиозный скандал, требуя сведений о судьбе мужа. И они арестовали ее. Ей вменялось в вину участие в исчезновении мужа. Она пробыла в тюрьме почти год, хитростью ей удалось попасть в тюремную больницу, откуда сбежала и спаслась чудом. В одежде сестры милосердия добралась из Петрограда в Киев, а затем в Одессу. На англ. судне «Нереида» отплыла из Одессы в Константинополь. Каждого встречного она расспрашивала о Михаиле. Добрых вестей никто сообщить не мог, а плохим она отказывалась верить.


Георгий Брасов

«У Джорджи Брасова было нежное личико со светлыми глазами, и своей внешностью он мне напомнил Колю Львова моих давно прошедших гимназических лет. На правах гувернера при нем состоял бывший офицер Семеновского полка (человек, по мнению моего отца, мало подходящий к этой роли). Приехавшие поселились в соседнем пансионе, но обедали у нас. Из разговоров с Джорджи я поняла, что его мечтой является мотоцикл и его главной претензией к жизни - то, что мать не дает ему денег на эту покупку. Эта страсть к быстрой езде оказалась для него роковой. 9 лет спустя, будучи в ссылке в Саратове, я получила письмо от мамы с описанием его трагической смерти. В своем завещании имп. Мария Федоровна оставила ему 200 тыс. франков, которые он мог получить по достижении 25 лет. Сумма эта, по тому времени, была невелика, но достаточна для того, чтобы наследник, достигнув указанного возраста, мог купить себе гоночную машину, сесть за руль, развить большую скорость и разбиться насмерть». (Т.Аксакова-Сиверс)

Судьба Н.Брасовой похожа на судьбу княгини О.В. Палей. Она точно также прятала в маленьком обмылке жемчужные серьги, меняла на продукты меха и платья, вытаскивала из посеребренных окладов домашние образа, зашивала в подклад пальто и нижние рубашки остатки бриллиантов. Ее блестящие способности организатора, властная и деятельная натура помогли ей выжить, спасти детей от смерти, и в 1920 г. оказаться с ними в Константинополе, где тогда была колония русской эмиграции. Она всюду искала людей знавших вел. князя, царскую семью и неустанно расспрашивала о муже. Никто ничего не знал. Ходили какие-то слухи о побеге его из Перми, о расстреле, но ничего наверняка не было известно. Она, как и все эмигранты, оплакивала гибель царской семьи и особенно - детей, заказывала в день поминовения панихиды, простив давно все недоразумения, и, быть может, виня себя во многом; ставила свечи, выделяя одну особо – во здравие Михаила Александровича! Молиться за него, как за мертвого, она не хотела.

Графиня уже давно перебралась из Англии в Данию, а потом – окончательно в теплую Францию, обожаемый ею сын, Георгий Михайлович, учился в Итоне, на это уходила львиная доля всех их средств. Другая часть доходов шла на наем особняка, приемы и дорогие туалеты маменьки - графини, которую сын очень любил и беспрекословно слушался. Вокруг Брасовой всегда был целый рой людей, кормившихся с ее ладони, и забывавших о ней на следующий день. От ненасытных аппетитов всей этой камарильи и привычки жить широко, не считая и сантима, средства быстро таяли… Оказавшись в отчаянных долгах, Наталия Сергеевна рискнула обратиться с письмом к вдовствующей императрице, проживающей в Дании, и просила, в случае полного разорения, позаботиться о Георгии. Все-таки – внук! Бабушка не ответила ни строки, но после ее смерти, в 1928 г., Георгий Михайлович, граф Брасов, неожиданно получил крупную сумму денег, часть из которых позже года 3 спустя мать решила потратить на покупку подарка к совершеннолетию сына. Она купила для него спортивный автомобиль «крайслер». Она и не догадывалась тогда, что подарила сыну... смерть.

За 2-3 дня своего совершеннолетия, он позвонил матери из Итона и сказал, что скоро будет дома, что доберется до нее всего за несколько часов. Она пришла в ужас и запретила сыну и думать «об этом сумасшествии», но он заверил ее, что все будет в порядке. Через несколько часов раздался еще один звонок. Дорожная полиция скорбно сообщила «мадам Романофф», что ее сын, Жорж, находится в бессознательном состоянии в одном из госпиталей, машина разбита, приятель, ехавший с ним вместе – погиб. Автомобиль потерял управление и врезался в дерево, на шоссе, в нескольких часах езды от Парижа. Убитая горем графиня немедленно примчалась в госпиталь, не отходила от постели сына почти сутки, но он скончался у нее на руках, так и не придя в сознание, за 4 дня до своего совершеннолетия... 20 июля 1931 г.. Наталия Сергеевна сама распоряжалась похоронами, покупала цветы, заказывала памятник. На эти похороны – строгие и церемонные, как подобало сыну вел. князя и представителю династии Романовых - были приглашены многие из ее представителей, но пришли не все. Графиня держалась стойко, не проронила ни слезинки, прямая, белая как стена, принимала соболезнования, осторожно поцеловала сына, последний раз склонившись над ним. Все с ужасом ждали крика, рыданий, слез... Их не было. Она окаменела. Подавая кому-то из мужчин руку, чтобы сесть в экипаж, графиня даже слабо улыбнулась - в знак благодарности.

Не видел никто ее слез и позже. На людях она улыбалась, мило беседовала, даже слегка шутила и лишь самые близкие друзья знали, что Наталья Сергеевна, оставшись одна, может часами рыдать и биться в истерике. О расстреле своего мужа и его секретаря в июне 1918 г., графиня узнала лишь в 1951 г., за год до собственной смерти, из книги посвященной «последним дням Романовых». Печально улыбнулась: наступали и ее последние дни. Они были тягостны. Ее последним адресом значилась убогая мансарда на левом берегу Сены, в доме №11 по ул. Месье, неподалеку от больницы Лэннек в 7-м округе Парижа. Когда болезнь зашла так далеко, что она уже не могла сама за собой ухаживать, ее квартирная хозяйка, такая же, как она, эмигрантка, попросила ее освободить ту крохотную каморку, которую занимала бывшая княгиня, и, если бы не эта больница, ей было бы некуда идти. Ей шел 71 год, и она ждала смерти как избавления. Она умерла в одиночестве и, казалось, всеми забытая, и когда стали оформлять свидетельство о ее смерти, среди оставшегося после нее жалкого имущества не нашли ничего, что могло бы подтвердить ее претензии на княжеский титул. Единственным документом, попавшим в руки должностных лиц, была выцветшая метрика на русском языке, где умершая значилась просто Натальей Шереметьевской, и соответствующий чиновник перенес это имя в свидетельство о смерти, поставил печать и убрал его в положенный ящик.

Княгиня Брасова, это мало что значило для ухаживающих за ней медсестер. Многие из пациентов, находивших последнее пристанище в этой парижской больнице, были титулованными и в прошлом богатыми и избалованными жизнью людьми. Поэтому для молоденьких медсестер эта женщина была просто одной из тех печальных русских emigres, которые так хорошо знакомы парижанам еще с 1918 г. Когда-то у этих людей были деньги, драгоценности, положение и, что еще существеннее, у них была надежда, но все это осталось далеко позади - в безвозвратно ушедшем прошлом, - и мир с тех пор стал совсем иным. Но могила была рядом с могилою Георгия, и именно это обстоятельство не позволило скромному захоронению окончательно кануть в лету. Покупая место на кладбище для сына, в горьком 1931 г., Наталья Сергеевна приобрела участок земли и для себя. Агент похоронного бюро никак не мог взять в толк, зачем, молодой еще женщине, так рано беспокоиться о месте последнего успокоения?! Тогда Наталия Сергеевна, чуть приподняв вуаль, твердым, но глухим от сдерживаемых рыданий голосом, сказала: «Молодой человек, это – мой каприз. Я привыкла, чтобы мои желания исполнялись немедленно. Вы еще не поняли?»
Клерку, знавшему, конечно, кто стоит перед ним, оставалось только оформить необходимые бумаги.

Последний «каприз» вел. княгини, несостоявшейся русской императрицы или просто - графини Брасовой - был исполнен. Она и не представляла, что может быть как-то иначе. Она все же была – Романовой. Хоть и непризнаваемой до конца царственными родными!
Грустный конец, впрочем такой был у многих русских эмигрантов, да и тех, кто остался в России. Никого не спасли ни любовь, ни надежда на то, что что-то сможет измениться в их жизни в будущем...


Могила Н.С. Брасовой на кладбище в Пасси

Надпись на их могиле на фран. яз. гласит «Сын и жена Е.И.В. вел. князя Михаила из России».
Табличка на русском языке появилась на могиле только в 90-х. И хотя Георгий и был рожден даже до морганатического брака его родителей, но именно он был последним прямым потомком императора Александра III по мужской линии. И законным сыном вел. князя Михаила, в пользу которого Николай II отрёкся от престола. Последним из Романовых…


Икона «Святая Наталия» Россия, Санкт-Петербург, 1914 – 1917 гг. Надпись на верхней дробнице «…яти…е… Ея высочества Вел. Княгини Наталiи Сергеевны въ память»
http://www.liveinternet.ru/users/4198118/post354392126
Прикрепления: 1811510.jpg (12.5 Kb) · 1562613.png (76.0 Kb) · 4851824.jpg (15.9 Kb) · 6333182.jpg (15.9 Kb) · 1945284.jpg (14.8 Kb) · 7543560.png (37.5 Kb) · 7885081.gif (12.2 Kb) · 9374478.jpg (5.6 Kb) · 4296611.jpg (14.9 Kb) · 8564625.jpg (9.2 Kb)
 

Валентина_КочероваДата: Среда, 07 Окт 2015, 16:41 | Сообщение # 3
Группа: Администраторы
Сообщений: 7166
Статус: Offline
БРАСОВСКИЕ СОКРОВИЩА
После революции вел. князь Михаил Александрович передал брасовский дворец местным крестьянам. Летом 1918 г. его сослали в Пермь, а Наталье Сергеевне удалось через Финляндию перебраться во Францию. С собой она увезла лишь переписку с мужем - сотни писем и телеграмм (сейчас они хранятся у ее внучки Паулины Грей). В Брасове остались значительные историко-художественные ценности - картины, гравюры, рисунки, акварели, скульптура, предметы прикладного искусства, библиотека и архив. Куда все это подевалось?

Дворец со всем содержимым был национализирован и перешел в ведение волостного Совета. Архивы свидетельствуют, что весной 1918 г. оттуда в Нарком имуществ республики поступило предложение отдать вагон серебра за 10 вагонов хлеба. После длительных переговоров с брасовскими ходоками комиссариат согласился в обмен на серебро выделить лишь вагон хлеба. В Москву прибыло 16 ящиков с серебром: более тысячи изделий, составляющих одну из наиболее крупных и художественно значимых коллекций в России. В 17-м ящике, как указано в документе, находились "иконы" - серебряные оклады и предметы церковного обихода, подчас украшенные драгоценными камнями. В описи подробно перечислялись блюда, кубки, чашки, тарелки, ложки, солонки, сахарницы, соусницы, вазы, молочники, подсвечники, кастрюли, наборы ножей, украшения. Большинство предметов являлись произведениями прикладного искусства, созданными мастерами Нюрнберга, Ауссбурга, Гамбурга, Лондона, Парижа, русских фирм Сазикова, Овчинникова, Губкина, Орлова, Николаева, Фаберже. Многие из них были исполнены по рисункам и эскизам знаменитых художников - Витали, Клодта, Лансере, Борникова, Быковского...

В Брасовском дворце находились и другие исторические и худ. ценности. Когда-то Наталья Сергеевна писала мужу о "портретах предков" (вероятнее всего, о портретах Романовых, принадлежавших кисти именитых художников), а также восхищалась тем, что во дворце "каждая комната лучше другой, это прямо музей". В мае 1918 г. в Брасово командируются спец. эмиссары. В архиве есть их удостоверения - это художники А.Т. Матвеев и П.С. Уткин, которым предстояло оценить и отобрать произведения искусства. С ними прибыл еще агроном И.А. Малахов, чтобы организовать в Брасове сельскохоз. школу. Именно на этих условиях волостной Совет соглашался отдать худ. предметы. Описей того, что эмиссары привезли в Москву, в архивах не обнаружено: либо они не сохранились, либо лежат в закрытых фондах. Однако по косвенным упоминаниям можно сделать вывод, что брасовские ценности поступили в спец. хранилища Гос. музейного фонда, которые размещались в подвалах Румянцевского и Исторического музеев.

Инвентарные книги Исторического музея за 1918 г. как будто бы приоткрывают брасовский след: здесь существует запись о том, что летом в музей поступило большое количество серебра, а также изделий из фарфора, бронзы, хрусталя - с пометкой "из Орлов.губ.". Без дальнейших уточнений. Нашлась и копия телеграммы, посланной в марте 1919 г. из Орла в Москву - во ВЦИК, секретарю В.А. Аванесову и члену Президиума наркому госконтроля К.И. Ландеру. Текст сохранился плохо, ясно только, что речь идет о задержке вывоза имущества из Брасова в Москву. Какого конкретно - не говорится, но, несомненно, весьма ценного, если его судьба интересовала столь высоких гос. руководителей. Из телеграммы также явствует, что она была не единственной, однако другие не обнаружены.

Наиболее художественно значимые произведения из серебра в 1920 гг. передаются из всех хранилищ в Оружейную палату. Есть соответствующие пометки - "из Госхрана", "из Гос. музейного фонда", но имена и адреса бывших владельцев не указаны, так что установить, какие из них принадлежали графине Брасовой, не представляется возможным. Брасовские картины, гравюры, рисунки, акварели, скульптура разошлись по разным московским и периферийным музеям, книги попали в библиотеки, фамильные бумаги - в архивы. Проследить их пути пока не удается.
Е. Кончин
http://www.mosjour.ru/index.php?id=951

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Д,И, АБРИКОСОВА И И,Н, СТЕЧКИНОЙ


Дочь Н.А. Абрикосова – Вера Николаевна (в замужестве Шилова) , училась в женской гимназии вместе с Н.С. Шереметьевской. Во время учебы в гимназии они подружились и долгие годы сохраняли дружеские отношения, вплоть до революции 1917 г., когда судьба их разлучила. Двоюродный брат Веры Николаевны – Д.И. Абрикосов, русский дипломат, в юношеские годы познакомился со школьной подругой своей сестры и был очарован ее красотой и по-юношески был увлечен ею.


Уже после начала Первой мировой войны, будучи профессиональным дипломатом, Дмитрий Иванович случайно встречает Наталью Сергеевну в Петрограде и их дружба возобновляется. Она знакомит его со своим мужем и вводит его в круг своих знакомых.
Из воспоминаний Д.И. Абрикосова, взятые из его книги «Судьба русского дипломата» и воспоминания дочери В.Н. Шиловой  – И. Н.Стечкиной в записи ее внука – Б.С. Стечкина.с уникальными фотографиями сделанными Н.А. Шиловым во время их посещения великокняжеской четы в Англии в июле-августе 1914 г. и во время их совместного возвращения в Санкт-Петербург, после начала Первой мировой войны, через Голландию, Норвегию, Швецию и Финляндию.

СУДЬБА РУССКОГО ДИПЛОМАТА

Стр. 73
У моей сестры (В.Н. Абрикосовой) была подруга, самая прелестная девушка, которую мне довелось когда-нибудь видеть. Ее голубые глаза притягивали меня, и моя жажда видеть ее становилась все сильней и сильнее, но я так не пошел дальше пожатия руки в театре во время «Ромео и Джульетты» Чайковского. Какое-то время я думал, что она единственная, кто может составить счастье моей жизни, но ее жизнь сделала другой экстраординарный поворот, что, наверно, это было к счастью, что я не вмешался в ее судьбу, и, утешая себя тем, что всё, что ни делается, все к лучшему.

Стр 288- 294
Мое знакомство с некоторыми друзьями императорской семьи позволили понять, что происходило в Царском Селе, резиденции царской семьи, где разыгрывался последний акт российской трагедии. Я уже упоминал о своем студенческом романе с Наташей, школьной подругой моей сестры. В те годы я был молод и застенчив, что не смог найти в себе мужества высказать ей свое восхищение, и роман закончился ничем. Уже за границей я слышал, что она вышла замуж за молодого офицера, который увез ее в Санкт-Петербург, где размещался ее полк. Вел. князь Михаил, брат императора, был главным командиром полка ее мужа. Он увидел Наташу и влюбился. Сначала никто не отнесся к этому серьезно, но Наталья Сергеевна оказалась женщиной честолюбивой. Не дававшей себя легко забыть, и все усилия уберечь вел. князя от ее влияния оказались тщетны. Он настоял на ее разводе, и молодой офицер согласился уступить свое место высокопоставленному сопернику. Это вызвало большие волнения в императорских кругах, так как до рождения наследника вел. князь считался претендентом на престол. Его изолировали от предмета его любви, и он дал слово императору, что никогда не женится на ней. Его перевели в маленький провинциальный город командовать местным полком, а она вернулась в свою семью в Москве, но это не помешало вел. князю проводить все воскресные дни в московском доме ее родителей.
Ситуация приобрела довольно странный оборот. Отец Натальи, известный московский адвокат, игнорировал происхождение вел. князя и обращался с ним как с простым смертным. Он,который никогда не бывал в обществе обычных людей, наслаждался отсутствием дворцовых церемоний. Те, кто встречался с ним, находили его очень приятным человеком и удивлялись, как мало он знает о реальной жизни.

Но такие вещи не проходят не замеченными для общества. Однажды в театре в Санкт-Петербурге Наталья Сергеевна встретила офицера из полка ее бывшего мужа, который откровенно заявил, что весь полк возмущен тем, что она является причиной снятия вел. князя с должности командира и продолжает его компрометировать. Возвратясь в Москву, Наталья Сергеевна заявила Михаилу Александровичу, что не привыкла к такому обращению, не может продолжать вести такую ложную жизнь и настаивает на том, чтобы они расстались, Он отвечал, что не может без нее жить и, хотя обещал императору не жениться, скорее готов взять свои слова обратно, чем потерять ее. Наталья Сергеевна согласилась выйти за него замуж и, так как это было невозможно сделать в России, они тайно уехали за границу и где-то в Вене обвенчались у сербского священника. Когда это стало известно при дворе, то вызвало всеобщее волнение, и тот час было принято решение взять Михаила под опеку и не разрешать ему возвращаться в Россию.
К этому времени родился цесаревич и значение вел. князя с точки наследования престола потеряло свою важность. Молодожены перебрались в Англию, где сняли дом недалеко от Лондона. Они были счастливы и всегда потом говорили, что эти годы в Англии, не отягощенные никакими формальностями, были счастливейшими в их жизни.

Когда разразилась Первая мировая война, вел. князь как патриот, находящийся в изгнании, умолял императора разрешить ему с семьей вернуться в Россию. Разрешение было дано. Братья помирились, опека была снята, и положение Натальи Сергеевны, которой был дарован титул графини Брасовой, легализовано. Таким образом, волшебная история о дочери скромного адвоката, которая превратилась в невестку царя, обрела счастливое завершение. Чета поселилась в Гатчине, в 25 км. от Санкт-Петербурга, во дворце Александра III, где вел. князь провел свое детство. Вскоре он был назначен командиром «Дикой дивизии», названной затем из-за своего состава «Дикой кавказской», и отправился на фронт, но каждую свободную минуту проводил с Натальей Сергеевной.
Когда я приехал в Санкт-Петербург, то конечно, узнал, что моя детская подруга тоже где-то по близости, но понимая, что она занимает такое высокое положение, не мог осмелиться возобновить наше знакомство. Однако в один прекрасный день прогуливаясь по улице, я встретил очень элегантную даму, которая садилась в великолепный автомобиль с императорскими гербами. Внезапно она резко обернулась ко мне и набросилась на меня с упреками, что я забыл ее. Оправдываясь, я говорил, что наши пути разошлись и мне не хотелось ей докучать, но она назвала все это глупостью. Она уверяла, что для своих друзей осталась прежней, и настояла на моем визите в Гатчину в ближайшее воскресенье. Относительно вел. князя она сказала, что я должен видеть в нем только ее мужа, а не брата императора.

В назначенное время я появился в их доме, и первый человек, которого я увидел, был вел. князь, и он сразу покорил меня своим обаянием. Со временем мы стали хорошими друзьями, и я должен сказать, что никогда не встречал столь благородного и не испорченного человека. Достаточно было поглядеть в его голубые глаза, чтобы устыдиться любой дурной мысли или неискренности. Во многом он был взрослым ребенком, которого научили только добру и нравственности. Он не хотел признавать зло и лживость жизни и доверял всем, если бы жена не следила за каждым его шагом, его бы постоянно обманывали. И такой человек был воспитан среди испорченности двора, которую революционеры так осуждали! Я часто подразнивал Наталью Сергеевну тем, что знаю ее с детства, и одно время был близок к тому, чтобы влюбиться, и поэтому всегда весьма скептически оценивал ее замужество, но теперь после знакомства с ее мужем, я понял, что он много лучше ее. Женщине столь умной и честолюбивой, как она, невозможно быть до конца добропорядочной, а вот такая чистая натура, как вел. князь, не может быть испорчен ничем.

Но если Михаил Александрович был безупречен с точки зрения морали и религии, то он совершенно не подходил для роли человека, рожденного под сенью трона. Но если уж Николай по его природе и с его характером не годился для престола, то для князя Михаила царствование было бы настоящей трагедией. Он отдавал себе в этом отчет и до рождения императорской четой наследника был очень опечален перспективой стать императором. После моего первого визита я стал проводить едва ли не все мои воскресенья в Гатчине. Здесь я встречал и других членов семьи Романовых, и, слушая их разговоры, проник в суть системы управления Россией, а также понял причину не прекращавшейся борьбы между царской семьей и обычными людьми. Первое мое впечатление, которое я вынес, состояло в том, что представления Романовых совершенно устарели и они не знают и не хотят знать, как живет вся остальная Россия. Основной их принцип состоял в том, что Россия живет для Романовых, а не Романовы для России. Это открытие должно было бы сделать из меня революционера, но я продолжал верить, что монархия, несмотря на многие недостатки, является для России единственно возможным способом правления, и испытывал только бесконечное сожаление от того, что у нынешних представителей императорской семьи такое превратное понятие о своем долге.

Наталья Сергеевна приобрела царственные манеры – искусственную улыбку, рассеянный взгляд, элегантность, но у неё сохранилось прежнее умонастроение независимой девочки, которая не умеет и не хочет скрывать свои чувства. Но ее прошлый либерализм не мешал ей наслаждаться новым положением. Всегда элегантно одетая, в великолепных украшениях, она обожала привлекать внимание всего театра, когда появлялась на балете в своей ложе. Она всегда приглашала в ложу меня, и, сидя где-нибудь сзади, я не мог не восхищаться этим великолепным созданием, в которое превратилась та скромная школьница, которую я когда-то обожал. Меня приглашали на разные приватные вечера в дома и других вел. князей, конечно не ради меня самого, а, скорее всего по просьбе Натальи Сергеевны. Я принимал эти приглашения частично из-за снобизма, частично из любопытства, но они не приносили мне большой радости. Ни одного интересного слова не было сказано на этих сборищах, в основном разговор состоял из сплетен и лицемерных замечаний о людях, которых я не знал.

Помню когда я приехал в Гатчину в первый раз, меня сразу повели в маленький охотничий домик, затерянный в лесу, где был накрыт великолепный ужин. Пели цыгане и было выпито много вина. Я старался уклониться от участия в общем буйном веселье, но снаружи было темно и холодно, а дороги назад я не знал. Единственный человек, который разделял мое уныние, был князь Михаил, но он покорялся желанию своей жены, которая любила компанию и лесть. В другой раз та же компания решила отправиться на какую-то прогулку верхом, я сослался не необходимость остаться с вел. князем, который не очень хорошо себя чувствовал.


Вел. князь и Д.Абрикосов. Гатчина, 1915.

Всякий раз, когда я думаю об этом милом человеке и о его печальной судьбе, он встает передо мной таким, каким я видел его в то воскресенье. В доме было очень тихо, все уехали, темнело рано, но он не зажег света и мы сумерничали. Страдая от лихорадки он лежал на тахте и тихим голосом с грустью говорил о трудностях жизни среди печали, слабости, эгоизма и лживости людей, и о том, что Бог покинул их. Он говорил мне, что часто думает, как трудно его брату, который искренне желает делать людям только хорошее, но ему мешает жена. Несколько раз он пытался сказать Николаю, что люди говорят о нем и об опасности влияния императрицы. Николай слушал его с большим вниманием, но не проронил ни слова до тех пор, пока Михаил не пришел в такое отчаяние, что брату пришлось утешать его. Николай, казалось, был равнодушен к своей судьбе, полагаясь на волю Господа, но под влиянием Распутина его вера приняла странную форму. Михаил боялся будущего. Я старался утешить его, но не мог найти нужных слов, соответствовавших величине его горя. Слезы слышались в его голосе. Стало совсем темно. Когда я зажег свет, то был поражен выражением абсолютного отчаяния на его бледном лице и отчетливо понял, что все мы стоим на пороге огромного несчастья. В этот момент вернулась веселая компания, и мой единственный откровенный разговор с великим князем оборвался.

Стр 353-354
Комиссия, созданная Колчаком, также разыскала следы убийств и других членов царской семьи, сосланных в Сибирь после революции. Все они были расстреляны на краю заброшенных шахт так, чтобы их тела упали в шурфы. Комиссия нашла эти места и достала тела. Стало очевидным, что некоторые из них еще не были мертвы, когда их сбрасывали в шахту. Среди них была сестра императрицы, вел. княгиня Елизавета, которая после убийства террористами незадолго до революции ее мужа, вел. князя Сергея, стала монахиней и жила в большой праведности. Она несколько раз пыталась убедить свою сестру-императрицу отослать Распутина подальше от двора. Сейчас ее тело похоронено в русской церкви в Иерусалиме.

Только тело вел. князя Михаила так и не было найдено. В начале правления большевиков он вместе с преданным ему секретарем Джонсоном, отказавшимся покидать его, был сослан в Пермь, расположенный у границы с Сибирью. Их держали в меблированных комнатах, и однажды они были разбужены какими-то незнакомцами, представившимися друзьями, и, как полагают, те обманом завезли их в ближайший лес и там расстреляли. Никаких следов их тел не было обнаружено. Из всех жертв большевистского зверства фигура Михаила Александровича лучше всего сохранилась в моей памяти. Предо мной встает тот вечер в Гатчинском дворце, когда мы были с ним наедине и он горько сетовал, что судьба сделала его членом императорской семьи, в то время как всё, что он хочет, это спокойно жить со своей женой и сыном вдали от всех полит. волнений. Против своей воли он вынужден был решать один из самых животрепещущих вопросов русской истории, и ему пришлось заплатить жизнью за то, что он родился братом императора….
Дмитрий Абрикосов.
Пало-Альто (Калифорния, США), 1946-1950гг.
Прикрепления: 1815561.jpg (29.1 Kb) · 8884768.jpg (2.6 Kb) · 9977707.jpg (12.0 Kb)
 

  • Страница 1 из 1
  • 1
Поиск: