Валентина_Кочерова | Дата: Пятница, 13 Янв 2017, 16:53 | Сообщение # 1 |
Группа: Администраторы
Сообщений: 7171
Статус: Offline
| ВЕРА ЕВСЕЕВНА СЛОНИМ (05.01.1902 - 07.04.1991)
Переводчица, редактор; жена, муза и хранительница лит. наследия В.В. Набокова, характер у которого был скверный: он дурачил биографов, ругался с журналистами, мог разнести книгу близкого друга, прикидывался близоруким, чтобы не здороваться. Никто с полной уверенностью не знает, нужна ли писателю жена. И если она уже была в жизни, кем она являлась: доброй феей или мировым злом? По крайней мере, в русской литературе так уже повелось - судить жен. Есть в этом, конечно, что-то бытовое: а давеча Клава из 3-ей квартиры своего Федора снова сковородкой огрела. Не подходит она ему, не под-хо-дит! Писательские жены просто рангом повыше, а так, подход к ним тот же, на уровне товарищеского суда.
... за то, что, радости синоним, сияет солнце без конца чертами своего лица напоминая Веру Слоним. Иосиф Бродский
Вера Набокова не избежала ни похвал, ни упреков. Одни говорили, что она выиграла чемпионат среди писательских жен - была критиком, секретарем, переводчиком, слушательницей, литагентом, редактором, душеприказчиком. Другие называли ее железной девой, диктатором. Сам Набоков считал ее своим двойником, человеком, созданным по одной с ним мерке очень постаравшейся судьбой.
В 1925 г. в Берлине Вера вышла замуж за В.В. Набокова. В замужестве она любила подписывать письма: «миссис Владимир Набоков». Супруги прожили в браке 52 года. Познакомились они при загадочных обстоятельствах. Первая версия, набоковская: «Я познакомился с моей женой, Верой Слоним, на одном из эмигрантских благотворительных балов в Берлине, на этих балах русские девушки традиционно торговали пуншем, книгами, цветами и игрушками. Мы могли повстречаться и раньше, в Петербурге, в гостях у кого-нибудь из общих друзей». Они действительно могли встречаться и раньше, но в России между ними была бы пропасть кланового общества, и судьбе просто пришлось проделать большую работу, чтобы столкнуть их в Берлине, а не в Петербурге. На балу она была в черной маске с волчьим профилем. Загадочная дама увлекла Сирина в ночной город на прогулку. Маску снять отказалась, вроде бы для того, чтобы Набоков внимательно усвоил то, что она говорит, а не отвлекался на ее красоту. Набоков усвоил, потому что говорила она о его творчестве. Внимание к своей персоне со стороны прекрасной незнакомки не могло не польстить юному Сирину. Благодарный, он написал стихотворение «Встреча» о романтической прогулке и маске. Стихотворение было напечатано в «Руле», и Вера поняла - маска сыграла свою правильную роль.
Дух русской литературы витает и над второй, более дерзкой версией: вроде бы Вера, которая была давно знакома с поэзией Набокова-Сирина, сама, как онегинская Татьяна, назначила ему свидание на мосту. Как и героиня «Дара», сотканная из черт подлинной Веры, Зина Мерц, будущая супруга зачитывала сборники Сирина до состояния пухлой затрепанности. Судьба судьбой, а к встрече Вера была подготовлена. Впрочем, сама она не очень любила, когда ее муж говорил об этом посторонним. Когда же Набоков уже был готов рассказать об их первой встрече американскому ученому, Вера резко оборвала его на полуслове, обратившись к любопытствующему: «Вы что, из КГБ?»
Отец Веры Евсей Слоним был родом из небогатой семьи, изучал право, но адвокатом так и не стал - 5-й пункт помешал. Стал же крупным лесоторговцем, но в 1920 г. вынужден был уехать из России, которой уже не были нужны толковые предприниматели. В Берлине он открыл издательство, выпускающее переводную литературу. Вера помогала отцу в этом, пока инфляция не снесла все его успешные начинания. Вера получила в Петербурге прекрасное образование. Гувернантки научили её хорошему англ. и неплохому французскому. У неё была блестящая память. Она посещала гимназию княгини Оболенской, собираясь изучать физику и математику; как все русские подростки, читала запоем и писала стихи. Для неё русский поэт был, конечно, существом иной, высшей породы, небожителем. Позже она станет «памятью Набокова», который частенько забывал и цитаты, и даже собственные тексты: Вера тут же подсказывала мужу и могла свободно цитировать огромные куски из его романов. Так же она знала наизусть «Евгения Онегина». «Жесткий диск» ее памяти, хранившийся в прекрасной головке, выдавал Набокову ценные сведения из глубины совместно прожитых лет: вроде цвета куртки, которую носил их сын Митя в 3-летнем возрасте. Женитьба на еврейке была для Набокова концептуальным поступком. Владимир Владимирович был сыном того самого В.Д. Набокова, погибшего от руки экстремистов-черносотенцев в 1922 г. в Берлине.
Набоков-отец всю жизнь боролся против юдофобии. В этом сын шел по стопам отца. Бывали случаи, когда он просто выходил из комнаты, оборвав собеседника на середине фразы, содержавшей антиеврейский намек. Иногда доходило до абсурда. Однажды писатель с женой отправился отдыхать на юг Франции. Там, в маленькой гостинице, которую держал отставной русский генерал, Набокову почудился дух антисемитизма. Несколько дней подряд он читал лекции генералу о значении евреев в русской жизни. После чего при упоминании самим Набоковым имени Андре Жид генерал строго отчитал писателя: «В моем доме прошу не выражаться»... До Веры у Набокова были короткие романы с двумя еврейскими девушками. Третий роман затянулся на всю жизнь.
Эмигрантская жизнь была совсем не похожа на жизнь петербургскую, дореволюционную. Например, отец Веры вовсе не был в восторге от такой партии для дочери. Это в России Набоков был бы завидной партией - аристократ, голубая кровь. Слоним как коммерсант понимал, что здесь, за границей, писательство обеспеченности совсем не гарантирует. Но Вера была девушкой своевольной, совета отцовского не спрашивала. Однажды они просто пришли ужинать к ее родителям, и Вера как бы невзначай проронила: «Нынче утром мы поженились». С огромной долей вероятности можно предположить: Набоков размышлял, нужна ли ему, в сущности, жена вообще - ему, который привык к своему нищему счастью и к своей свободе. А жена - это отказ от свободы, мысли о будущем, бюджет, планирование. Но в Вере он нашел соратницу по творческой нищете. При этом он продолжал заниматься малоприбыльным репетиторством. Вера всяческую неустроенность быта терпела. Всю жизнь, по сути, они провели в меблированных комнатах, а когда маленького сына Митеньку знакомые спрашивали, где он живет, он отвечал: «В маленьких домах около дорог».
Набоков не любил писать за письменным столом, предпочитая диван или ванну. «Лолиту» он написал сидя на заднем сиденье их «бьюика», за рулем которого сидела жена. Вместе они проехали по маршруту Гумберта Гумберта едва ли не через всю Америку, ночуя в мотелях, позже гениально им увековеченных. Затем Вера еще и спасала рукопись от уничтожения: пару раз Набоков в порыве гнева собирался выбросить ее в мусоропровод. Набоков не только не умел водить машину. Еще в первые дни их семейной жизни он составил шутливый список вещей, которые он не умеет и никогда не научится делать: водить машину, печатать на машинке, говорить по-немецки (за столько лет жизни в Германии этот, мало сказать способный, - гениальный в отношении языков человек не удосужился выучить немецкий, потому что тот ему претил), складывать зонт, беседовать с обывателями. Все это до конца жизни за него делала Вера. И трижды она не позволила мужу сжечь рукопись «Лолиты». И даже дневник у них был один на двоих – точнее, с комментариям жены к записям мужа.
И еще она работала. Даже когда писатель Сирин стал знаменит, их берлинские доходы были по-прежнему скудны. Вера работала в адвокатской конторе: до последних дней она помнила тот адов труд, когда ломит спину от машинки, стенографии, перепечатки, переводов и - в придачу - тошнит от немецкой тупости, пошлости, канцеляризма. А Набоков занимался своим - романами. В череде романов родился их единственный сын Дмитрий. Поначалу В.В. был немного огорчен тем, что Вера занята ребенком и он не может ей диктовать. Жаловался, что это тормозит работу. Но сын есть сын, он был славный и сплошное очарование.
Убегая от фашизма, Набоковы переехали в Прагу, затем в Париж. В Канне между Владимиром и Верой состоялось неприятное объяснение. Незадолго до этого от общих знакомых она узнала о романе супруга с некой И.Гваданини, но молчала, ожидая решительных действий с его стороны.
Набоков мучился, писал письма Ирине, с которой сблизился в Париже. Соперница была хороша собой, знала уйму стихов, была заядлой собачницей, дрессировщицей пуделей и даже подрабатывала стрижкой собак. Для Набокова, с его требовательным вкусом, это был выбор парадоксальный. Он всегда награждал несимпатичных героев дурацкими занятиями: а судьба, в свою очередь, подшутила над ним. Вера поставила мужа перед простым выбором. Он выбрал семью, но как-то не сразу, продолжая тайно писать письма Ирине и мучась от вульгарности обмана. Скоро Вера узнала об этом половинчатом решении и вообще перестала с ним разговаривать. В итоге этой мучительной драмы чувств Набоков все-таки остался с Верой: возможно, на чаше весов оказалась не только любовь, но и здоровый прагматизм. Что ждало его во втором браке? Ирина, думается, справилась бы только со стрижкой. Или дрессурой.
В Америке, в пору его преподавания в Корнельском университете, Вера приходила вместе с ним на каждую лекцию. Она поддерживала его за локоть, в другой руке несла стопочку книг. Сидела в 1-м ряду или где-нибудь поблизости, и взгляд Набокова-профессора был неизменно направлен на нее. По сути, все лекции были прочитаны ей. Он называл жену ассистентом. Вера помогала ему во всем, иногда даже принимая экзамены. Во время занятий, когда он забывал цитату (а забывал он их постоянно), она молниеносно подсказывала ему, раздавала буклеты, манипулировала классной доской, писала мелом. Все это вызывало различные толкования студентов. К примеру, считалось, что не Набоков ставит отметки, а его супруга: сторонники этой теории, рассчитывая на благосклонность, заискивающе улыбались именно Вере. Она не была суровой: когда помощник Набокова по самой строгой шкале предварительно оценил работы, она остановила его возле входа в аудиторию, просмотрела работы и завысила все отметки.
Говорили, что их неразлучность объяснялась сердечной болезнью Набокова, а Вера всегда была наготове к оказанию помощи. Некоторые биографы пишут, что у писателя была аллергия на меловую пыль, но это, пожалуй, из области легенд - Набоков всю жизнь отличался превосходным здоровьем. Говорили и другое: что он стесняется своего некрасивого почерка (возможно, он просто ленился писать). Болтали даже, что писатель был слепым, и она водила его как верная собака-поводырь: не единожды они входили в класс под руку. Были и нелепые слухи, например о том, что Вера заставила Набокова жениться на себе, угрожая пистолетом, и до конца жизни держала мужа в заложниках. Впрочем, она действительно почти всегда носила в дамской сумочке браунинг: Вера была очень подозрительной и хотела как-то защитить свою семью. Еще в Германии она вращалась в кругу бывших офицеров и научилась отменно стрелять. А однажды рассказывала, что, находясь под впечатлением «подвига» Ф.Каплан, тоже хотела кого-то застрелить: одни говорили, что Троцкого, другие - советского посла в Берлине.
Студенты (не зная о браунинге, конечно) относились к ней с опаской, не понимая, зачем преподаватель водит с собой жену. С ней боялись перемолвиться словечком, да она и была слишком сосредоточена на делах мужа. Коллеги по университету завидовали ее феноменальной памяти и отмечали ее необычайную преданность Набокову. Когда его кандидатуру рассматривали в одном из университетов, один преподаватель заметил: «Какой смысл его брать? Всю работу делает она!» Швейцарцы, соседи Набоковых в Монтре, отмечали, что в окне за машинкой они видят горделивый профиль Веры. Это порождало уже другие слухи, что пишет романы именно она, а не Набоков. Вся ее жизнь была делопроизводством. Обладая уникальным свойством упорядочивать и корректировать тексты безболезненно для мужа, она много лет «перебеливала» его рукописи - переводила из письма в печатный текст. Часто он просто диктовал ей. Вдохновительница и помощница, Вера Евсеевна могла и отменить появление нового текста - к примеру, ей не понравилась идея романа о сиамских близнецах, который должен был стать апофеозом набоковской «мании двойников». Могла спасти от небытия погребенный под черновиками и трудами по энтомологии роман - Bend Sinister. Набоков совсем забыл о нем, все лето посвятив ловле бабочек. Она же предложила перевести «Евгения Онегина» на английский, при этом сама проделала огромную работу, перепечатав текст на 3-х тыс. листов.
В их бытовой жизни имелись просто потрясающие детали. Набоков так и не научился пользоваться телефоном. Он не мог разговаривать не только с обывателями, но и со всем остальным миром. От его имени всегда говорила Вера, а он стоял рядом с аппаратом. Она вела переговоры с издательствами и уговаривала издателей идти на уступки, выбивала гонорары. Вела его переписку, ограждая от желающих познакомиться. Гений не имеет права добродушно потакать праздному желанию многих. Она писала письма, а Набоков их подписывал или просто одобрял. Многие ее письма начинались с уловки: «Владимир начал это письмо, но вынужден был в спешке переключиться на что-то другое и попросил меня продолжить...»
Таким образом, Вера Евсеевна создавала некую воздушную подушку между миром и писателем, ту самую дистанцию, недосягаемость, на которую жаловались окружающие. Возможно, это и было необходимо Набокову. Она вела сухую учтивую переписку, и иногда сам Набоков отвечал от ее имени, имитируя ее деловой тон. От этих игр у биографов образовалась жуткая путаница в письмах и головах. Когда нужен был нейтральный персонаж, Вера подписывалась именем выдуманного ассистента Корнельского университета. Ее дневная норма была около 15 писем, она проводила по 5-6 час. за письменным столом.
Вера Евсеевна была отлаженным механизмом, призванным поддерживать его Дар. Они оба были тружениками, но разного направления. Набоков как демиург рождал миры, населял их, заставлял жить. Она - упорядочивала, выметала лишнее, чистила, скребла, выставляла напоказ, давала ему ощущение стабильности и основательности жизни. Естественно, что при этом Набоков сам не испытывал никакого интереса к обыденной реальности: скажем, к преподаванию и издательским делам. Существует версия, что именно Вера вынуждала его ходить на лекции, поэтому и сопровождала его всюду. С другой стороны, ее вечное присутствие ограждало его (может быть, и напрасно) от живого общения. Она могла прервать его на полуслове, резко встать, давая собеседнику понять, что встреча закончена. Еще неизвестно, кому более мы обязаны непрозрачностью жизни Набокова - самому В.В. или же Вере.
В некоторых воспоминаниях Вера Евсеевна предстает как злой ангел: она буквально вырвала Сирина из эмигрантской лит. среды, установив жесткую монополию секретаря на аудиенции. При первом же знакомстве с новым человеком она ставила на нем «резолюцию», еще более категоричную, чем делал это сам Набоков. Она признавала, что более требовательна к людям, чем В.В., и что ей сразу же бросаются в глаза их низменные качества. По свидетельству учеников, Набоков не был мизантропом, отказ от общения мог быть следствием вердикта Веры. Она была человеком жестким, волевым, подозрительным. Звучат и профессиональные упреки в ее адрес: мол, она была недостаточно образованной, чтобы давать советы. К примеру, ее переводы - английские, немецкие, французские - откровенно слабые. Хотя Вера помогла Набокову преодолеть отчуждение знакомого с детства, но все же неродного англ. языка. И после его смерти одинокая 80-летняя женщина самоотверженно работала над переводом «Бледного пламени», именно это держало ее в рамках прежнего существования. Незадолго до смерти Набоков написал в письме к жене: «Я бы поехал на лечение в больницу, если б можно было положить тебя в нагрудный карман. Но уже слишком поздно». В одном из интервью В.В заметил, что без жены он не смог бы написать ни одного романа. Многие литературоведы считают Веру Слоним образцовой/лучшей писательской женой XX в.
Набоков неоднократно подчеркивал, что ему необязательно возвращаться на родину, в полицейское государство: его Россия всегда была с ним - мир его детства, сын и Вера, которая создала комфортную оболочку из схожести вкусов, любви к словам, чуткости к красоте и чистоте языка. Хотя схожесть их вкусов была не такой уже абсолютной. Они оба обладали цветовым восприятием языка, любили игры, но в то же время в отличие от мужа Вера увлекалась политикой, живописью, театром. Его же затащить на спектакль было невозможно. Он терпеть не мог домашних животных, и Вера развешивала у себя в комнате фотографии кошек и собак, принадлежащих друзьям.
Романные жены у Набокова - исчадия ада, которые только и способны, что губить ростки прекрасного. Они заставляют терпеть вероломные измены: такова Марфинька, жена Цинцинната («тишь да гладь, а кусачая»), такова и жена Чернышевского в «Даре». Иные создания, к примеру Лиза из романа «Пнин», свою пошлость маскируют под видом прогрессивных девиц, которые постоянно находятся в развитии: то стихи слагают, то за психоаналитиков замуж выходят. Есть и другие, более роковые женщины, загадочные и не без вдохновительных признаков красоты: особенного строения яремной ямки, фиолетовой родинки, бархатных глаз, посаженных чуть выше обычного. Они похожи на прустовских героинь, которые губят писателя внутренним несоответствием его Дару.
Вера не была похожа ни на кого из них. Она повторяла, что у Набокова всегда хватало вкуса, чтобы не вводить ее в свои книги. Хотя это было лукавством: не целиком, так по частям - отдельными приметами, свойствами, репликами - она растворилась в героинях. Можно опознать ее в Зине и в Клэр, но есть ощущение, что о ней мы никогда не узнаем всей правды. Во-первых, еще 20 лет будут недоступны архивы Набокова. Во-вторых, правды в этом биографическом смысле не существует: у современников была правда очевидцев - друзей и недругов. А у Набокова была своя правда, правда мужа. Как принято говорить на товарищеских судах, ему жить.
В последние годы Вера Евсеевна страдала болезнью Паркинсона, правая рука плохо слушалась, но, как и всегда, она была загружена работой, консультировала биографов, выдавая микроскопические частицы правды. «В моей жизни было много всякого интересного»,- так Вера ловко уходила от слишком прямых дотошных вопросов. В возрасте 89 лет В.Е. Набокова тихо скончалась. Ее прах, согласно ее воле, смешали с прахом мужа.
http://www.kommersant.ru/doc/2290208 http://vikent.ru/author/2790/
|
|
| |