| Валентина_Кочерова | Дата: Четверг, 27 Фев 2020, 13:24 | Сообщение # 1 |
Группа: Администраторы
Сообщений: 6951
Статус: Offline | МАРИЯ МИХАЙЛОВНА ДОНДУКОВА-КОРСАКОВА
(29.10. 1827 - 15.09. 1909)
Первая фронтовая сестра милосердия. Место её упокоения было забыто, могилка заброшена после того, как ушли в вечность последние жители деревни Старые Буриги, знавшие и любившие княжну. Но сохранилась память, что она любила ландыши. По ним ее и нашли у стен разрушенного Троицкого храма. Власти дали технику, за работу взялись приезжие добровольцы, краеведы, местные жители – пилили деревья, вывозили мусор. Из Петербурга прибыл железный крест, возле которого отслужили панихиду по этой святой душе.
Именно Мария Михайловна положила начало движению сестёр милосердия, ухаживающих за ранеными во время войны. Другой её заслугой стало создание первой в России сельской общины сестёр, заботящейся о крестьянах. Хотя первую больницу на Руси создала ещё св. княгиня Ольга, но на много веков после этого дело встало. До появления земств деревня врачей не знала. Лечили крестьян знахарки да фельдшеры из отставных солдат, обучение которых в армии занимало 2-3 мес., что было слишком мало. В 1860-е годы положение начало меняться, буквально за несколько лет появилось около 700 больниц, но число врачей всё равно оставалось ничтожно. А была ли в них нужда? Те, кто любит идеализировать прошлое, не представляют реального положения с врачебным делом в России. Детская смертность была чудовищной. Главная причина – матери почти не кормили детей грудью, сразу после родов отправляясь работать, а младенцев питали бабки и старшие сёстры хлебным мякишем и кашами. Другие бедствия были типичны и для всего остального мира, в том числе самых развитых стран, таких как Англия, где продолжительность жизни в середине XIX в. была практически такой же, как и в России. Но главная причина смертности – ужасное состояние сан. дела.
Всерьёз, на гос. уровне, первым озаботился этим император Николай II. Вскоре после его воцарения была создана Особая комиссия о мерах предупреждения и борьбы с чумой, затем началась борьба и с эпидемиями других болезней. Сохранились его записи на документах, где он требует заняться скорейшим созданием сан. ведомства. «Обращаю самое серьёзное внимание министра внутренних дел на безотрадное состояние в России санитарного дела. Необходимо во что бы то ни стало добиться не только улучшения его, но и правильной постановки. Нужно быть в состоянии предупреждать эпидемии, а не только бороться с ними».
Тогда же началось внедрение территориальной системы врачебных участков, которой не было нигде в мире, – большевики впоследствии выдали её за своё изобретение. Отчего, когда во всем христианском мире врачебное дело двинулась вперёд, мы начали отставать на десятилетия? Почему в России не хватало таких фигур, как доктор Гааз и Пирогов или Дондукова-Корсакова? Предок княжны хан Дондук-Омбо и её прадед Иона правили Калмыкией, но постепенно род совершенно обрусел и окончательно перебрался в исконно русские земли. Муж единственной дочери православного хана Ионы, Н.И. Корсаков, получил право на двойную фамилию.
Род принадлежал к высшей петербургской знати, был богат и щедр – традиции благотворительности передавались в нём долгие годы. Князь Михаил Александрович, отец Марии, был камергером и закончил службу вице-президентом АН. Именно о нём Пушкин написал известную эпиграмму: «В Академии наук заседает князь Дундук…». Мария родилась вторым ребёнком своих родителей из 10-ти. Выросла в селе Глубоком Псковской губернии. С детства часто болела.
Мать княжны – Мария Никитична с дочерью, 1838.
Когда княжне исполнилось 22 года, правую половину её тела парализовало. Никто не надеялся, что она выживет, но однажды, обратившись к Богу, она получила большое облегчение. Спустя какое-то время после причастия в Казанском соборе и молитвы перед чудотворным образом Божией Матери всё окончательно переменилось. Княжна не просто исцелилась, но получила в дар на редкость крепкое здоровье и выносливость, которые не изменяли ей много десятилетий. После этого, дав обет девства, она обещается Господу и в другом – славить Его словом и делом до последнего дыхания.
К этому времени, 1849-му, относится рождение её мечты – создать передвижные госпитали при армии, где служили бы сёстры милосердия. Ошибочно считается, что первая такая служба была организована англичанкой Флоренс Найтингейл – в октябре 1854 г. На самом деле Мария Михайловна озаботилась этим на несколько лет раньше и даже писала об этом графу Сиднею Герберту Пемброку, в скором будущем военному министру Великобритании. Так что не исключено, что эта мысль достигла Найтингейл именно с лёгкой руки княжны, которая организовала первый полевой госпиталь в своём Порховском имении в селе Полоное ещё в 1851-м. Брат её, полковник Александр Михайлович, сражается в это время на Кавказе, заслужив золотую шашку с надписью: «За храбрость». Мария рвётся со своим маленьким госпиталем к нему, обивая пороги кабинетов в Петербурге, где ей вежливо отказывают: «Непристойно барышням ехать на Кавказ». Она в ответ зачитывает стихи из Евангелия, что окончательно убеждает сановников: это хрупкое создание нужно держать подальше от опасностей. Они не понимают, что девушка перенесла в своей жизни больше страданий, чем любой из них, что остановить её невозможно.
Весной 1854 г., в начале Крымской войны, Мария добивается аудиенции у императора Николая, который даёт согласие на отправку её госпиталя в Кишинёв. В ноябре в Севастополь прибыли вместе с Н.Пироговым ещё несколько десятков сестёр, так что доброе дело получило самое замечательное развитие. В Кишинёве, в тылу, Мария со своими девушками не задержалась, отправившись догонять фронт. Из-под румынского Браилово княжна писала: «У нас ранило двух сестёр и убило санитара. Одну из них ты знаешь, Доли Оболенская, ей сломало руку и ногу. Из-за той же гранаты на меня упал шкап и разрезало голову. У меня обвязана голова, как у раненого. Мы много смеялись». Это не легкомыслие, а попытка спрятаться за ним от ужасов войны.
Второй её госпиталь добрался до Севастополя и оказывал защитникам города неоценимую помощь. Об немписал в своих “Севастопольских рассказах” Л.Н. Толстой: «Войдя в первую комнату, обставленную койками, на которых лежали раненые, и пропитанную этим тяжёлым, отвратительно-ужасным госпитальным запахом, они встретили двух сестёр милосердия, выходивших им навстречу. Одна женщина, лет пятидесяти, с чёрными глазами и строгим выражением лица, несла бинты и корпию и отдавала приказания молодому мальчику, фельдшеру, который шёл за ней; другая, весьма хорошенькая девушка, лет двадцати, с бледным и нежным белокурым личиком, как-то особенно мило-беспомощно смотревшим из-под белого чепчика, обкладывавшего ей лицо, шла, руки в карманах передника, потупившись, подле старшей и, казалось, боялась отставать от неё. Козельцов обратился к ним с вопросом, не знают ли они, где Марцов, которому вчера оторвало ногу.
– Это, кажется, П. полка? – спросила старшая. – Что, он вам родственник?
– Нет-с, товарищ…
Хорошенькая сестра посмотрела на Володю и вдруг заплакала.
– Боже мой, Боже мой! Когда это всё кончится! – сказала она с отчаянием в голосе».
Едва ли эта девушка была Марией Михайловной, которой исполнилось 27, скорее всего – одной из её боевых подруг. Севастопольский госпиталь основан был на деньги деда Марии, Никиты Ивановича, который обожал внучку, имевшую очень схожий с ним характер. Их обоих всю жизнь обманывали, пользуясь добротой этих людей, что ни в малейшей степени их не озлобило. Вскоре после войны Мария занялась обустройством на родине школ для крестьянских детей, основав их около 10-ти. Благодаря этому уже в начале 1860-х Порховский и Опочецкий уезды, которые она опекала, заняли первое и второе место по числу грамотных и учащихся в Псковской губернии.
В.Маковский. «В сельской школе»
Школы открывались прежде всего в деревнях, принадлежащих её семье. Для преподавания приглашались дети священников, грамотные дворовые Дондуковых-Корсаковых получали послушание работать в школах за зарплату. Кроме того, юных педагогов готовили из мальчишек в уездном училище. Уговорить родителей отдать детей в школу было непросто. Мария Михайловна сама их обходила, убеждала, обещала помощь. Работала она не только с детьми. С помощью двух девушек из Царскосельского училища она несколько зим подряд ездила по селениям, где вела просветительские беседы, рассказывала о Евангелии, убеждала оставить суеверия. Но главным попечением оставались всё-таки школы, где обкатывались разные методики преподавания, скажем Золотовская, идея которой заключалась в том, что для обучения письму, к тому же красивому, дети должны были использовать картонные трафареты букв – строчных и прописных, а также слогов. Арифметику преподавали с помощью камушков.
Один из учителей, грамотный крестьянин Степан, вспоминал: «Как только обласкал я детей и те перестали меня бояться как учителя, сложил я из вырезных букв на доске четыре слова. Первое слово было “буря”. Спрашиваю я детей: “Как это называется, когда ветер подымается и на озере волна бывает?” Они отвечают: “Буря”. Тогда я спросил: “Что раньше бывает: ветер или волна на озере?” Дети говорят: “Сперва ветер подует, а потом уже волна подымается, когда начинается буря”. “Вот она, – говорю, – буря-то, здесь на доске и написана. Первая половина этого слова – «бу», а вторая половина слова – «ря». Хотите, мы для памяти скажем, что «бу» у нас – ветер, «ря» у нас – волна? Ветер прежде подует, а потом волна подымается? Так и мы прежде скажем «бу», а потом «ря», и будет «буря»!” Дети, показывая на слово, начали повторять: “Ветер – волна, буря!” Так и с другими словами, я прежде объяснял детям, что каждое слово значит».
Часть учебников Мария Михайловна покупала, часть писала сама, издавая в виде брошюр или распространяя в рукописях. Все были прекрасно написаны, например «Разговор Ольги Даниловны с крестьянами о молитве Господней». Ольга Даниловна – это вымышленный персонаж, точнее, псевдоним княжны. Рождались сочинения не просто так, а благодаря её многочисленным беседам с народом. Отмена крепостного права способствовала тому, что интерес к учёбе вырос, родители перестали бояться, что обученных детей заберут в дворовые, оторвав от земли. Дети приходили даже из соседних деревень, так что собиралось их до тридцати человек. По воскресным и праздничным дням при общине деревни Буриги работала воскресная школа для взрослых, которых воодушевлял пример сестёр, в недавнем прошлом крестьянок. Учили не только читать и писать, но и объясняли, откуда происходят болезни, как соблюдать правила гигиены, отговаривали лечиться у знахарок и колдунов, ну и, конечно, преподавали Закон Божий.
Прославившаяся на всю Россию община Марии Магдалины в деревне Буриги была создана княжной в 1861 году на деньги, оставленные ей дедом в наследство. Екатеринбургский священник и доктор С.Вогулкин рассказывает: «Мария Михайловна у себя в деревне образовала общину сестёр милосердия. Приехав в деревню вдруг увидела всю эту страшную нищету, абсолютно необразованный народ, который страдает от различных предрассудков, от действий тех же колдунов. Она пришла в ужас.Это было недалеко от Пскова. Она решила в деревне организовать общину сестёр милосердия и организовала её. Вся семья её в этом поддержала. Они построили больницу, дом для сестёр милосердия, закупали в городе, привозили и бесплатно раздавали крестьянам лекарства. Сначала княжна привезла двух профессиональных сестёр милосердия из Крестовоздвиженской общины. Но потом, когда они при своей общине сделали школу, в которой стали учиться и взрослые, и дети, у них появились сёстры милосердия из крестьян. Крестьянки стали помогать сёстрам милосердия. Видите: больница с бесплатным посещением, родильный дом, бесплатные лекарства. Сёстры ездили по ближайшим деревням – собирали больных. Эта община существовала ещё в 1912 г.».
На устройство общины княжна потратила 40 тыс. – огромные деньги в то время. Помощь оказали также императрица Мария Александровна, пожертвовавшая 3 тыс. руб., столько же передал один из петербургских благотворителей. Землю подарил брат Марии, отец обеспечил постройку дома с 11 комнатами. Здесь были помещения для приёма больных крестьян из 5-х соседних волостей, аптека, классные комнаты, где учились сёстры-крестьянки, библиотека. Кроме сестёр, жили дворник, прачка, кухарка и два работника. Во дворе построили небольшую больницу для сифилитиков – проституток и их детей, которых княжна сама мыла и перевязывала. Имелись также конюшня, коровник, амбар, ледник, баня. Вокруг дома разбили сад и огород с лекарственными растениями. Идея назвать общину в память св. Марии Магдалины, небесной покровительницы Марии Михайловны, принадлежала Псковскому владыке Платону. «Назовите эту общину именем Марии Магдалины: она первая возвестила людям радость Воскресения Христова», – сказал он. Это был, по сути, монастырь – довольно почитать наставления, своего рода Устав, написанный для общины княжной Марией.
Вот совет её руководительнице, избираемой на 3 года: «По немощи человеческой приходится переживать болезни и неприятности, которые раздражают нервы, возбуждают впечатлительность. Хорошо в таком случае старшей сестре временно прекращать свои занятия и отношения с другими сёстрами, пока чтением слова Божия и уединённой молитвой не испросит она у Господа Его Духа и общения с Иисусом Христом, для исполнения Его воли. Молитва к Господу об очищении сердца скоро будет услышана, и тогда сёстры, обращаясь к старшей сестре, будут через неё руководимы Небесным Учителем».
На монастырский дух обратил внимание и социалист-народник Аптекман, атеист, принятый в качестве врача: «В общине господствовал монашеский, крайне ригорический», то есть строго христианский, дух. Тем более что митрополит Московский Филарет отправил на помощь Марии Михайловне игуменью Серпуховского Владычного монастыря Митрофанию (Розен), устроившую при обители схожую общину сестёр милосердия. Крестьяне в те времена больниц не любили, называли их «морилками», но к Марии Михайловне они притекали довольно охотно. Здесь царил православный дух, сёстрами были благочестивые деревенские девушки и вдовы, которых все знали. Да и добрую барыню любили, полностью ей доверяя. Одно время сёстры сами разъезжали по деревням, но потом к ним привыкли и потекли толпами. С удивлением селяне обнаружили, что лекарства, которые распределялись в аптеке бесплатно, действительно помогают. Одной из причин высокой детской смертности в России было то, что за детьми плохо присматривали. Этим княгиня Мария Михайловна тоже озаботилась, создав при своей общине спец. отделение, куда крестьянки могли отдать своих детей на время работы – посева или уборки. Это был один из первых в стране детских садов. Открылся и небольшой приют для стариков. Княжна старалась в работу больницы не вмешиваться, предоставляя сёстрам самим решать все вопросы, с чем они замечательно справлялись. Думается, именно это и позволило общине просуществовать много десятилетий, вплоть до революции, пережив свою основательницу. Но всякий раз, когда в ней возникала нужда, она немедленно откликалась.
Во время русско-турецкой войны 1877–78 гг. княжна вновь отправилась в действующую армию. «Тревожные бессонные ночи уходят на перевязку раненых, писание солдатских писем, дежурства. Она бежала туда, где слышала вопли о помощи, где видела смерть, где чувствовала горе», – писал современник. С детства и до старости её звали княжна Мэри, в ней было что-то детское и родное всем. Трудно представить человека, не любившего её, разве что совсем уж законченного гордеца. Огромное состояние, оставленное дедом, было почти истрачено. «Мешало и пугало», – кратко ответила Мария Михайловна, когда её спросили однажды, куда же оно делось. Она оставила себе доход 600 руб. в год, но они уходили туда же, куда и всё остальное.
Личный врач Л.Н. Толстого серб Душан Маковицкий записал в своём дневнике в 1905 г.: «Мери Дондукова живёт в Петербурге, верит во всевозможные веры, ходит в тряпье, всё раздала, по бедным бегает».
В этом чувствуется какое-то раздражение – толстовцы княжну вообще не жаловали, она делала для людей куда больше их всех, вместе взятых, но при этом была тверда в православии. Это был какой-то ужасно неприятный вызов. Она принадлежала к высшей аристократии, была сестрой известного военачальника, одно время управлявшего Болгарией, бывшего какое-то время губернатором Одессы, членом Госсовета, но ездила она исключительно в вагонах 3-го класса, не пользовалась извозчиками и конкой, даже в глубокой старости путешествуя по Петербургу пешком, посещая бедных и больницы. Как-то в трескучий мороз приехала к родителям в мужском тулупе. Выяснилось, что шубу она подарила плохо одетой попутчице в поезде, а тулуп на время взяла у начальника ж/д станции.
Когда она взялась за то, чтобы вернуть Толстого в православие, это вызвало взрыв бешенства у прогрессивной общественности. Сам писатель старался её игнорировать, не отвечая на послания. Вот одно из её писем: «Между вами и мною даже общее наше страдание о бедствиях нашей родины отражается настолько различным образом, что делиться с вами моей глубокой скорбью вы сами меня не допустите… Как же мне к вам приблизиться и в чём проявится, что общение со мною вам очень радостно? Напишите мне об этом, и по моей Христовой любви, горячей непосредственной любви, постараюсь вас понять».
На конверте сохранилась пометка Толстого: «Чепуха». Наконец писатель, понимая, что это становится совсем уж неприличным и выставляет не княжну, а его в смешном свете, ответил: «Все мы, верующие в Бога, если мы только искренно веруем, все мы соединены между собою, все мы сыновья одного Отца и братья и сёстры между собою. Хотим ли мы или не хотим этого, мы все едино. Так вот, прощайте, милая Мария Михайловна, спасибо вам, что вспомнили обо мне. Общение с вами мне очень радостно. Если бы я был с вами, я бы попросил позволения просто поцеловать вас, как брат сестру. Теперь же прощайте. Благодарю вас за любовь и прошу вас не лишать меня её».
Это было, конечно, лицемерием. Слова Спасителя «где двое или трое собраны во имя Моё, там Я посреди них», столь понятные и близкие княжне, так и остались для Толстого совершеннейшей загадкой. Зачем двое, зачем трое, когда довольно одного – Льва Николаевича? Зачем ему эта странная женщина, которая предана Церкви и ходит в тряпье, и юродским видом своим, и образом веры бросая вызов толстовскому учению. Устроив общину и обеспечив её средствами, княжна Мария начала искать новое поле деятельности. В Петербурге она посещала ночлежки, приюты, больницы, в том числе самую страшную – Калинкинскую, где лечились, а чаще умирали люди, страдавшие от венерических заболеваний. Тогда же Мария Михайловна занялась местами заключения, не только создавая библиотеки, но и устраивая впервые в России калориферное отопление, добиваясь возможности временного освобождения из тюрем по семейным обстоятельствам. Имея доступ практически к любому министру, она пыталась обратить их внимание на то или иное безобразие. Дружба с царицей Марией Александровной открывала доступ и к императорам Александру II и Александру III. Благодаря этому удалось немало людей спасти от казни и каторги. Княжна не разделяла их на уголовных и политических, православных, иноверцев и атеистов, всех вместе называя «дорогие мои заключённые».
Несмотря на такую энергичную деятельность, о княжне почти не осталось воспоминаний. Самые обширные были оставлены революционеркой В.Фигнер, участницей двух покушений на императора Александра Освободителя: «Мария Михайловна по своему уму, благородству и силе характера, с громадной выдержанностью, которую могло дать только воспитание в утончённой аристократической среде, была превосходным типом человека, все интересы которого сосредоточены в области религии. Можно было не разделять её религиозных убеждений, но нельзя было не чувствовать уважения к её искренности и не остановиться с почтением перед поглощением в ней решительно всех интересов личности сферой жизни духовной. Как характер, как личность Мария Михайловна была обворожительна. Способность жить ради одной идеи, всецело отдаваться ей не может не производить впечатления, не привлекать тех, кто приходит в соприкосновение с обладателями такой способности. Именно эту последнюю я и оценила всего более в этой необыкновенной женщине, которая заслуживала бы обширной и всеисчерпывающей биографии. Невозможно было скрыть от себя: в лице княжны Дондуковой-Корсаковой, с одной стороны, и нами – с другой, сталкивались два непримиримых миросозерцания. Она – невеста Христова, витающая в небесах и думающая лишь о спасении души ближнего своего для Царствия Небесного… Мы – дети земли, дети скорбей и страданий земных, душу отдающие за то, чтобы на грешной земле жилось лучше…».
Поразительно, но из всех, кого знала Мария Михайловна, Фигнер оказалась единственной, кого она хотела увидеть своей преемницей. Последние годы её жизни были полны страдания – рак груди, но и тогда она не унималась. Сохранилось свидетельство, что за 4 дня до смерти молилась о спасении души Толстого. Умирая, диктовала прошения о помилованиях и сокращениях сроков заключения. Физически она спасла тысячи человек, а сколько душ вымолила, скольких обратила ко Христу, можно лишь догадываться.
Церковь Литовского замка во имя Всемилостивейшего Спаса. 1910-1915 гг.
Отпеть себя завещала в церкви Литовского замка, а похоронить в ограде церкви в Буригах. И вот Литовский замок. По всему периметру тюремного ограждения стоят арестанты. Многие плачут. Как вспоминал очевидец князь Жевахов, скрывая свои слёзы, низко кланялись и крестились. Было больно смотреть на них в эти моменты переживаемого ими горя.
Владимир Григорян
26.10. 2019. газета "Вера"
https://vera-eskom.ru/2019/10/tri-vishni-dlya-knyazhny-marii/
https://vera-eskom.ru/2019/11/tri-vishni-dlya-knyazhny-marii-2/
|
| |
| |
