| Валентина_Кочерова | Дата: Воскресенье, 24 Мар 2024, 11:50 | Сообщение # 1 |
Группа: Администраторы
Сообщений: 6960
Статус: Offline | К 121-летию со дня смерти
АЛЕКСАНДР ВАСИЛЬЕВИЧ СУХОВО-КОБЫЛИН
(29.09. 1817 - 24.03. 1903)
Его главная тайна не раскрыта по сей день. Тайна эта - о смерти и рождении. О гражданской смерти и в тот же момент - о лит. рождении великого драматурга и философа. Человека, который прожил 85 лет и незадолго до смерти написал о своем пути загадочную фразу: "Сколько событий, катастроф, забот, огорчений, планов, превратившихся в дым, и действительно существовавшего, но исчезнувшего навеки. Я погружен в свои бумаги по самое горло, переношусь в это прошлое, которое часто представляется настоящим…" Это его "прошлое" представляется настоящим: до сих пор живы некоторые немые участники почти трехвекового "таинственного убийства" - московские дома, теперь уже навсегда связанные и с именем драматурга, и с событиями, о которых рассказ.
Об этом событии говорила вся Москва. Еще бы! Ноябрьским днем 1850 г. казак 5-го Оренбургского полка А.Петряков во время объезда Ходынского поля заметил лежащую в снегу, в стороне от дороги, мертвую женщину. В неловкой позе, в легком платье, с золотыми кольцами на руках и даже в бриллиантовых серьгах. Врач Тихомиров, осмотрев труп, доложил обер-полицмейстеру Москвы Лужину: "Осмотр обнаружил, что кругом горла на передней части шеи находится поперечная, с рваными краями, как бы прорезанная рана, длиною около 3-х вершков. Кругом левого глаза опухоль темно-бордового цвета. Во весь левый бок находится большое кровоизлияние, причем, седьмое, восьмое и девятое ребра этой стороны переломаны, а десятое - даже с раздроблением кости". Не сразу, но установили: убитая - Луиза Симон-Деманш, француженка, которую на русский манер звали Луизой Ивановной.
В России появилась 8 лет назад как всего лишь модистка, но прибывшая первым классом на пароходе "Санкт-Петербург". А всего через год, уже в Москве, стала известной купчихой, владелицей бакалейных лавок на Неглинной и винных лавок в Охотном Ряду с капиталом в 60 тыс. руб., с внушительной квартирой в доме самого военного губернатора гр. Гудовича в Брюсовом, с загородной дачей в Останкине и многочисленными экипажами и слугами. Тогда же выяснилось (и это сразу донесли самому генерал-губернатору, графу Закревскому), что несчастная приехала на деньги баснословно богатого москвича Сухово-Кобылина и 8 лет была его любовницей. Позже все обратили внимание, что на похоронах ее этот красавец как-то демонстративно рыдал, бросался на гроб, бился чуть ли не в конвульсиях и едва не потерял сознание. Для близких это было странно, ибо они знали, что убитый горем мужчина был в это время в связи с новой женщиной - замужней Надин Нарышкиной.
Впрочем, этот спектакль не убедил следователя, и 16 ноября 1850 г. к дому любовника на Страстном подкатила черная карета, из которой вышли два полицейских и четверо солдат с ружьями. Они вошли в дом и вывели на улицу хозяина - уже связанного и без шапки. Тогда же всплыла и записка убитой к нему, посланная за 2 дня до трагедии: "Любезный Александр, заезжайте ко мне сегодня вечером, хоть на четверть часа. Мне необходимо поговорить с Вами. Я, может быть, беспокою Вас в последний раз…" И странное добавление внизу: "Прощайте, жизнь моя очень грустна. Вероятно, Вы уже скоро не услышите обо мне в Москве".
Последний факт - эта вот записка - озадачивал. Ведь убийство вроде бы свершилось на квартире модистки. Заехал ли к ней ее любовник? В тот самый дом, где жил до 1849 г., до приезда Симон-Деманш в Россию, и сам Сухово-Кобылин. Ныне этого дома на углу Тверской и Брюсова пер. нет - он был дважды перестроен и сейчас в нем Министерство образования и науки. Но само место, где он стоял, было и до Сухово-Кобылина "пропитано" русской литературой.
В 1826-1829 гг. здесь обитала вдова поэта, прозаика и драматурга М.Н. Муравьева - Екатерина Федоровна, мать братьев-декабристов. Отсюда провожала она в Сибирь почти всех жен осужденных декабристов, снабжая их деньгами, колясками, аптечками и прочим. А с 1830-х годов, здесь у философа, медика, физика и ботаника Иустина Дядьковского бывали и Чаадаев, и Д.Давыдов, а затем не только Белинский, но и сам Гоголь.Словом, место было "намоленным", и не удивительно, что будущий драматург поселился здесь. Он ведь и с Гоголем в молодости дважды встречался - плыл однажды на одном пароходе где-то в Средиземном море. Тогда его только-только тянуло к литературе. И к высмеиванию всего и вся.
"Авторство (или творчество) есть способность развить в себе напряженность, переполненность, избыток электричества, заряд; этот заряд превратить в представление или мысль; мысль излить на бумагу… и такой общественный акт духа сдать в кассу Человечества", - напишет позже Александр Васильевич. Он сдаст в эту "кассу" всего три пьесы, но - какие! Кем же был этот титулярный советник и - "мистер Х" русской литературы?.. Аристократ "чистых кровей", крестник императора, светский денди, острослов, завсегдатай балов, плейбой, пользовавшийся бешенным успехом у женщин, и в то же время - помещик, владелец имений в 5-ти губерниях, хозяин чугуноплавильных, водочных и сахарных заводов и… будущий удачливый драматург? И вот тут уже не обойтись уже без похода к его первому чудом сохранившемуся дому - к изящному особняку в Харитоньевском.
Там было одно из первых "семейных гнезд" знаменитых Кобылиных, столбовых дворян, ведущих род от боярина времен Калиты Андрея Кобылы. Редкая семья могла похвастать такой родовитостью, ведь их предок дал жизнь множеству знаковых фамилий: Лодыгиным, Колычевым, Коновницыным, Кокоревым, Боборыкиным, Образцовым, Шереметевым.
А.И. Кобыла считается прародителем и самих Романовых, более 3-х веков правивших Россией. Но в этом доме, с двумя десятками горничных и лакеев, жила семья уже просто полковника-артиллериста, который прошел все войны с Наполеоном, потерял глаз под Аустерлицем и палил из пушек по Парижу.
Правда, не к Василию Александровичу, малообразованному, но честному и прямодушному человеку, ходили сюда молодые профессора университета Надеждин, Погодин, Максимович, дававшие уроки детям ветерана - Александру и трем его сестрам, в том числе известной впоследствии графине Салиас-де-Турнимир, заметной доныне писательнице Е.Тур. Они ходили к властной, суровой, хорошо образованной, с претензией "на европеизм", жене артиллериста - М.И. Шепелевой, которая ничего в жизни не боялась и еще в девичьи годы сама объезжала лошадей и ходила с ружьем на охоту.
Одно время она держала и в этом доме, и впоследствии в утраченном доме № 3 на нынешней Пушкинской пл. даже некий лит. салон. Надеждин писал, что она "всегда имела притязания на новый образ мыслей", а историк Погодин считал, что гостиная ее - одно из сосредоточий лит. движения, "ареопаг печатных явлений". Даже Белинский напишет брату, что дом Сухово-Кобылиных известен в Москве своею образованностью, и признается, что ему очень хотелось бы пожить там немножко, чтобы приглядеться на beau-monde. В этом доме был даже зал для театрализованных утренников, во время которых дети разыгрывали сцены из спектаклей и декламировали стихи. Когда репертуар не подбирался, Сухово-Кобылины сами брались за перо - Александр уже в детстве сочинял водевили и играл в них., - отсюда и его тяга к театру и закрученным интригам…
Здесь станут запросто бывать и друзья будущего драматурга: Огарев, Герцен, Константин Аксаков…Эти гости выгодно отличались от его знакомых московских повес: князей Льва и Сергея Гагариных, братьев Черкасских, графа Строганова и даже известного авантюриста и кутилы Н.Голохвастова. С последними Александр блистал на балах, волочился за красавицами, просиживал вечера за картами или в седлах на скачках, где как-то взял даже первый приз. Впрочем, это "порхание" это не мешало ему "бороться против соблазна суеты сует", писать стихи, бывать на премьерах, заниматься математикой и философией и даже получить в университете медаль за сочинение с мудреным названием "О равновесии гибкой линии с приложением к цепным мостам".
Именно интерес к философии и погнал Сухово-Кобылина в 1838 г. за границу, где уже в университетах Гейдельберга и Берлина, влюбился в Гегеля и гегельянство. Увлечение это он пронесет через всю жизнь и, несмотря на потерю многих личных бумаг, сгоревших в одном из имений, сумеет на старости лет собрать собственную философскую систему "Всемир", в которой путем математических исчислений докажет "возможность перехода человечества, благодаря развитию, в другое качество, качество бессмертия"
А потом был Париж и та самая встреча в ресторане "Пале-Рояль" с Луизой. Годы спустя он расскажет журналисту В.Дорошевичу, как, скучая за шампанским, заметил за соседним столом двух француженок: почти старуху и юную белокурую, голубоглазую девушку. Он подошел с бокалом к их столу, представился и после тысячи извинений сказал: "Позвольте мне, чужестранцу предложить тост за французских женщин". Тост был принят, Сухово-Кобылин присел к их столу, и завязался разговор. Александр блистал за столом, острил на 4-х языках, сыпал анекдотами, говорил о Москве, а когда Луиза пожаловалась, что не может найти себе занятия в жизни, выпалил: "Поезжайте в Россию. Хотите, я вам дам рекомендацию. Я знаю в Петербурге лучшую портниху Андрие, первую - у нее всегда шьет моя родня. Она меня знает отлично. Хотите, я вам напишу к ней рекомендательное письмо?.."
Письмо было написано тут же, под звон бокалов, а после нескольких встреч, после совместных вылазок в театральные балаганы, похожие на рестораны, и в рестораны, напоминающие балаганы, к письму была приложена и тысяча франков на дорожные издержки. Так завязался тот узел, который какой уже век распутывают историки и литературоведы.
Дом этот на Страстном, где с 1849 г. жил весь клан Кобылиных, снесли в 1997 г. В нем в 1820-х жил книготорговец и издатель А.С. Ширяев, через книжные магазины которого его полный тезка Пушкин продавал "Руслана и Людмилу" и "Евгения Онегина". Здесь был последний приют последнего потомка А.Кобылы - А.В. Сухово-Кобылина.
Здесь до 1930-х годов были целы еще угловые печи, наполовину обшитые деревом и украшенные большими зеркалами, в которые, возможно, гляделся драматург, поправляя визитку или подкручивая знаменитые усы. Здесь он был дважды арестован и перенес все те тяготы 6-летнего следствия, здесь родились три его пьесы и умерли две будущие жены писателя. И не символичный ли знак послала нам судьба, уничтожив это здание и все следы и без того запутанного "дела"? В доме были обнаружены некие пятна крови на полу и стенах (ради них следователь Троицкий даже вырезал и увез из дома фрагмент паркета), что были найдены компрометирующие записки и Луизы, и самого подозреваемого (в одной из них он за несколько дней до убийства звал Луизу к себе и шутливо грозил, чтобы она была "у меня перед глазами и в пределах моего кастильского кинжала. Возвращайтесь и трррррр… пещите"), что были изъяты здесь целых два кастильских кинжала - ведь какая улика! - а самого подозреваемого доставили в Хитровский переулок, в дом № 4, в Мясницкую полицейскую часть, и заперли в "секретный чулан с ворами, пьяной чернью и безнравственными женщинами, оглашавшими жуткими криками здание частной тюрьмы…" - так напишет позже сам обвиняемый в жалобе на имя Николая I.
|
| |
| |
| Валентина_Кочерова | Дата: Воскресенье, 24 Мар 2024, 15:33 | Сообщение # 2 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 6960
Статус: Offline | 
Мясницкая полицейская часть, где содержали Сухово-Кобылина
11 часов допроса, шантаж обер-полицмейстера Лужина, что он арестует его родных, слежка за родовым домом, даже допрос новой пассии сидельца, беременной к тому времени Н.Нарышкиной - все это случилось за 6 дней его заключения. Надин Нарышкина, не случайная фигура, в "деле об убийстве". Ее всерьез рассматривали и как повод к устранению соперницы-француженки, и даже как чуть ли не свидетельницу самого кровавого преступления.
Она, светская львица, многих сводила с ума. Красавицей не была (небольшого роста, рыжеватая, с неправильными чертами лица), зато была остра на язык, уверена в себе, грациозна и настолько властна, что муж ее, А.Нарышкин, внук сенатора и обер-церемониймейстера Ивана Александровича, который в 1831-м был посаженным отцом на свадьбе Пушкина, покорно таскал ее страстные записочки Сухово-Кобылину. Жила она в доме деда и отца мужа, в огромном здании, где в перестроенных покоях располагается ныне Дом ученых (Пречистенка, 16). Александр часто бывал тут, в том числе на балу, который устроила Надин незадолго до убийства соперницы. Тот же Дорошевич пишет : "В один из вечеров у этой аристократки был бал, на котором присутствовал Сухово-Кобылин. Проходя мимо окна, хозяйка дома увидела на противоположном тротуаре кутавшуюся в богатую шубу женщину, пристально смотревшую на окна. Она узнала в ней Луизу, сплетни о безумной ревности которой ходили тогда по Москве. Ей пришла в голову женская злая мысль. Она подозвала Сухово-Кобылина, отворила огромную форточку окна и поцеловала ничего не подозревавшего ухаживателя на глазах у Симон-Деманш".
А другой эпизод этого треугольника едва ли не вел все следствие "по делу" к трагическому финалу. Когда пылкая француженка застала Нарышкину у своего возлюбленного, то, якобы не сдержав гнева, ударила ее по лицу. На что не менее пылкий Сухово-Кобылин "схватил с камина тяжелый канделябр, пустил им во француженку и убил ее…"
Было или не было это, неизвестно, но страсти кипели африканские. Пока будущий драматург сидел в застенке, Надин после допроса в полиции, будучи уже беременной от любовника, срочно и тайно укатила в Париж. Родив там девочку и выйдя замуж за Дюма-сына, она, в память об убиенной, назвала ее Луизой. А Сухово-Кобылина выпустили из тюрьмы, поскольку дворовые люди его, также арестованные, вдруг сознались в убийстве.
Все они, повар Ефим Егоров, конюх Галактион Козмин, горничные Аграфена Кашкина и Пелагея Алексеева, сначала хором скулили, что Симон-Деманш "жалованья не платит, одевает скудно, да еще бьет", а затем дали вдруг "признательные показания". Якобы повар ночью проник в спальню Луизы и задушил ее сначала подушкой, а потом полотенцем, которое подала ему Аграфена. Одновременно Галактион со всей мощью бил ее утюгом по левому боку. Потом, приодев убитую, накрыли тело рогожей, довезли до Ваганькова и вывалили тело в канаву. Уже отъезжая, Ефиму показалось, что Луиза еще жива. Тогда он соскочил с саней, подбежал к женщине и перерезал ей горло. Потом пили вино на квартире Симон-Деманш, сожгли в печи ее шубу, вероятно, сообразив, что в одном платье она уйти не могла, и договорились на все вопросы отвечать одно: "Ничего не знаем и ведать не ведаем".Конечно, многие посчитали, что богач-хозяин подкупил своих крепостных, но все в их признаниях поразительно сходилось.
Обвиняемые отправились на каторгу, Сухово-Кобылин вернулся в дом, а дело скомкали и отправили в архив. Но каково же было удивление и будущего драматурга, и сплетников, когда через 4 года на пороге дома на Страстном вновь возникли полицейские. Оказывается, обвиняемые отказались от своих показаний и теперь утверждали: их вырвали невыносимыми пытками. И все бы ничего, но Егоров добавил, что якобы барин "задабривал его и предложил ему 1500 руб. серебром, свободу родственникам и ходатайство об облегчении участи…" Так с мая 1854 г. Александр вновь оказался в тюрьме, на этот раз на 6 мес.
Именно тогда он фактически "умер" для привычного ему общества, и именно тогда родился великий драматург. Как раз в каземате где-то у Воскресенских ворот, он закончил свою первую пьесу "Свадьба Кречинского". Ее позже поставят вровень с "Горем от ума" и "Ревизором". А ведь она не только написана в тюрьме, но и под тяжким обвинением в убийстве. Хоть Пушкина перечитывай про "гений и злодейство" Режим заключения для аристократов был мягким: Сухово-Кобылин ежедневно выходил в город, встречался и обедал с родными и друзьями, даже купался в Москве-реке, но душевный слом в нем случился как раз тогда. 11 июля 1854 г. он запишет в дневнике: "Жизнь начинаю постигать иначе. Труд, труд и труд. Возобновляющий, освежительный труд. Да будет это начало - началом новой эпохи в моей жизни. Совершился перелом страшным переломом…"
"Свадьбу" триумфально поставил Малый театр в ноябре 1855 г., когда следствие еще не было закончено: ничего подобного в русской литературе не было. Дело сдадут в архив лишь в 1857 г. за полной реабилитацией всех фигурантов. Сам Госсовет России своим вердиктом и Александр II своей подписью оправдают их. Правда, так и осталось тайной для истории, кто же все-таки убил Симон-Деманш… "Не будь у меня связей да денег, давно бы я гнил где-нибудь в Сибири". - позже обронит странную фразу драматург,
Не это ли породило бездну исследований и книг, среди которых появились даже две книги однофамильцев: в 1927 г. в СССР вышла книга Л.Гроссмана "Преступление Сухово-Кобылина", а в 1936-м - книга В.Гроссмана "Дело Сухово-Кобылина". Первый доказывал вину драматурга, второй оправдывал его на основе новых экспертиз.
В.Тропинин. Портрет Сухово-Кобылина
.
В доме на Страстном Сухово-Кобылин читал друзьям в 1856 г. написанную по горячим следам процесса пьесу "Дело", а спустя год пьесу третью - "Смерть Тарелкина". "Дело" - моя месть. Я отомстил своим врагам! Я ненавижу чиновников". - обличал он хищничество общества и погоню за деньгами. А в последней пьесе просто влепил "клеймо" прямо в лоб беззаконию. Да, это пьесы-сатиры, рассчитанные не на то, чтобы зритель рассмеялся, а на то, чтобы он содрогнулся. Но памятливая муза Клио тоже мстила в ответ драматургу, в виду двух его жен, которых он - одну за другой! - привез на Страстной: парижскую баронессу Мари де Буглон и англичанку Эмилию Смит. Первая скончалась в 1860 г. от туберкулеза, через год после венчания, а вторая - через год после свадьбы от простуды. Вот тогда он и скажет: "Количество потерь в моей жизни превысило допустимые пределы…"
В одной из комнат дома Сухово-Кобылина висел портрет погибшей возлюбленной. Он часто ездил на Введенское кладбище и, закрыв глаза, прислонялся лбом к холодному мрамору, на котором было высечено: «Дорогой и печальной памяти Луизы Элизабет Симон, рожденной 1 апреля 1819, умершей 7 ноября 1850».
Вячеслав Недошивин, кандидат философских наук
24.03. 2023. журнал "Родина"
https://rodina-history.ru/2023....ve.html
|
| |
| |
