| Валентина_Кочерова | Дата: Пятница, 03 Фев 2012, 22:50 | Сообщение # 1 |
Группа: Администраторы
Сообщений: 6947
Статус: Offline | ЛАРИСА МИХАЙЛОВНА РЕЙСНЕР *
(13.05. 1895 – 09.02. 1926)
Российская революционерка, журналистка и поэтесса, писательница, дипломат. Ее называли Женщиной Революции.
«Стройная, высокая, в скромном сером костюме английского покроя, в светлой блузке с галстуком, повязанным по-мужски, Плотные темноволосые косы тугим венчиком лежали вокруг ее головы. В правильных, словно точеных, чертах ее лица было что-то нерусское и надменно-холодноватое, а в глазах острое и чуть насмешливое».– так живописал ее поэт В.Рождественский. Среди огромного количества воспоминаний о Л.Рейснер нет ни одного, в котором не упоминалось бы о ее красоте. Сын писателя Л.Андреева, Вадим, восхищался: «Когда она проходила по улицам, казалось, что она несет свою красоту, как факел. Не было ни одного мужчины, который прошел бы мимо, не заметив ее, и каждый третий – статистика, точно мной установленная, – врывался в землю столбом и смотрел вслед, пока мы не исчезали в толпе...»
«Она была красива тяжелой и эффектной германской красотой», – признавала жена поэта Н.Мандельштам.
«Вокруг Ларисы всегда ходили легенды. Вот и германская красота не случайно возникла – вроде бы предки ее были рейнские бароны. Говорили также, что род главы семьи Рейснеров взял свое начало от крестоносцев. Противники этой семьи уверяли, что предок хозяина дома крещеный еврей». – пишет Л.Васильева. Как бы то ни было, мать Ларисы, Екатерина Александровна, урожденная Хитрово, находилась в родстве с Храповицкими и Сухомлиновыми. Революционно настроенный отец, Михаил Андреевич, читал лекции для рабочих, а в 1915-1916 гг. вместе с дочерью выпустил несколько номеров лит. журнала.
«Рейснеры издавали в Санкт-Петербурге, – написано в дневнике А.Блока, – журнальчик «Рудин», так называемый «пораженческий» в полном смысле, до тошноты плюющийся злобой и грязный, но острый. Мамаша писала под псевдонимами рассказы, пропахнувшие «меблирашками». Профессор («Барон») писал всякие политические сатиры, Ларисса (так у Блока) – стихи и статейки...»
«Через всю советскую культуру – литературу, живопись, драматургию, кино – на протяжении 70 лет проходит образ женщины-революционерки в кожанке, с револьвером в руке или с рукою, опущенной в карман кожанки. Она ведет революционных матросов в бой. Она стоит на капитанском мостике во время страшной баталии, не уступая, а порой и превосходя силой духа и выносливостью самых крепких мужчин. Образ, хоть и вобрал в себя разных женщин, прежде всего, списывался с Ларисы Михайловны. Начало этому положил Вс.Вишневский своей «Оптимистической трагедией», где вывел ее как женщину-комиссара, ибо был на корабле, команду которого своими речами вдохновляла Рейснер. В жизни, однако, все выглядело иначе. Ни один документ, ни с одной стороны не подтверждает того факта, что Рейснер распоряжалась действиями крейсера «Аврора» в ту октябрьскую ночь. На крейсер не поднималась, но к нему подходила, возглавляющая делегацию, посланную Городской думой Петрограда, – графиня Панина. Что же касается Ларисы, то она появилась на революционной сцене России несколько позднее...» - пишет Л.Васильева.
Еще до революции близкие отношения связывали Рейснер с Н.Гумилевым. Однажды она дерзнула показать свои стихи известному поэту. Оба любили путешествия и экзотику, им было о чем говорить и спорить. Завязался роман. Гумилев посвящал Ларисе канцоны и называл ее Лери, она его поэтично, на персидский манер – Гафиз. Его брак с А.Ахматовой в ту пору уже исчерпал себя… Когда Гумилев отправился в действующую армию, Лариса посылала ему нежные письма: «…кончается год. Мой первый год, не похожий на все прежние. Милый Гафиз, как хорошо жить. Это, собственно, главное, что я хотела Вам написать». Гумилев отвечал: «Милая Лери, я написал Вам сумасшедшее письмо, это оттого, что я Вас люблю…» В феврале 1917-го Гумилев приехал в отпуск.
«Знаменитая красавица любила Гумилева так, что даже соглашалась приходить на свидания в бордель на Гороховой. И когда его в 21 расстреляли, она – уже вполне благополучная советская матрона, жена посла в Кабуле, – как баба рыдала над полученным из Петрограда известием, оплакивая «мерзавца и урода».– вспоминает А.Петров, Эта цитата нуждается в уточнении. Потрясенная вестью о расстреле Гумилева, Лариса писала матери: «…никого не любила с такой болью, с таким желанием за него умереть, как его, поэта Гафиза… урода и мерзавца…». Позднее Лариса Михайловна с уверенностью повторяла, что, будь она в Москве в те дни, смогла бы остановить казнь поэта. Как раз после разрыва с Гумилевым в 1917-м она связала свою судьбу с революционерами, став не только женой, но и адъютантом Раскольникова, тогда командующего Волжско-Каспийской флотилией, в дальнейшем – видного военного и полит. деятеля, дипломата, члена СП. Он же поначалу был влюблен в А.Коллонтай, но устранился, когда та обратила внимание на П.Дыбенко. Н.Кузьмин в своем историческом романе «Сумерки» придерживается того мнения, что Рейснер на известной почве вообще свихнулась «и стала настоящей психопаткой: она сумела забраться даже в поезд Троцкого и прокатиться с ним на Восточный фронт. Из-под одеяла «красного главкома» Рейснер нырнула в постель балтийского мичмана Раскольникова. Революционная матросня, ни дня не воевавшая и лишь отъедавшаяся на своих линкорах, сейчас в большом спросе у начальственных эротоманок».
Подтверждает версию романа Л.Троцкого с Ларисой и сборник «Энциклопедия тайн и сенсаций: Тайны госпереворотов и революций»:
«Библейский темперамент толкал его в объятия женщин артистических, авантюрных и странных. Роман с Рейснер закрутился в самый разгар гражданской войны. В ходе боев под Казанью туда прибыла Волжская флотилия. На капитанском мостике стояла в реквизированном бальном платье «валькирия революции» – жена и адъютант командующего Ф.Раскольникова. Лариса слыла женщиной лихой даже по тем временам. Красавица аристократка, слегка поэтесса, немного актриса. Говорили, что она принимала любовников в постели последней императрицы и обчистила дворцовый гардероб. Утомясь в боях, она принимала в захваченных поместьях ванны из шампанского и писала родственникам письма – приглашала погостить».
Рейснер была достойной подругой революционера и «умела превратить в подвиг любую безнравственность», как весьма точно выразилась о ней Л.Васильева. О.Мандельштам рассказывал своей жене, как Лариса устроила у себя вечеринку исключительно дабы облегчить чекистам арест тех, кого она пригласила в гости.
Вот как описывала Лариса Михайловна свое посещение Зимнего дворца в первые часы после Октябрьского переворота: «Там, где жили цари последние 50 лет, очень тяжело и неприятно оставаться. Какие-то безвкусные акварели, Бог знает кем и как написанные, мебель модного стиля «модерн». Какие буфеты, письменные столы, гардеробы! Боже мой! Вкус биржевого маклера «из 5 приличных комнат» с мягкой мебелью и альбомом родительских карточек. Очень хочется собрать весь этот пошлый человеческий хлам, засунуть его в царственный камин и пожечь все вместе во славу красоты и искусства добрым старым флорентийским канделябром».
Сама она жила вполне «по-царски» в то время, когда люди голодали, и при этом откровенно говорила: «Мы строим новое государство. Мы нужны людям. Наша деятельность созидательная, а потому было бы лицемерием отказывать себе в том, что всегда достается людям, стоящим у власти».
Поэт Вс.Рождественский рассказывал, как посетил «прекрасную комиссаршу» вместе с друзьями М.Кузминым и О.Мандельштамом:
«Лариса жила тогда в Адмиралтействе. Дежурный моряк повел по темным, гулким и строгим коридорам. Перед дверью в личные апартаменты Ларисы робость и неловкость овладели нами, до того церемониально было доложено о нашем прибытии. Лариса ожидала нас в небольшой комнатке, сверху донизу затянутой экзотическими тканями. На широкой и низкой тахте в изобилии валялись английские книги, соседствуя с толстенным древнегреческим словарем. На низком восточном столике сверкали и искрились хрустальные грани бесчисленных флакончиков с духами и какие-то медные, натертые до блеска, сосуды и ящички. Лариса одета была в подобие халата, прошитого тяжелыми нитями...»
В 1923-м она внезапно рассталась с Ф.Раскольниковым. Он переживал, писал ей письма, умоляя вернуться. «…Кто был бы тебе так безгранично предан, кто так бешено любил бы тебя на 7-ом году брака, кто был бы тебе идеальным мужем?»
Но все напрасно: Лариса Михайловна была уже связана с другим. Ее выбор вызвал всеобщий шок: низкорослый лысый очкарик К. Радек со своей явно неромантической внешностью выглядел особенно карикатурно рядом со стройной красавицей. Какими-то нитями была связана Лариса и с Блоком – нежно обожала его и даже, надеясь на свои женские чары, пыталась обратить его в революционную веру.
«Из Москвы приехала Л.Рейснер, жена известного Раскольникова. Она явилась со специальной целью завербовать Ал. Ал. в члены партии коммунистов и, что называется, его охаживала. Устраивались прогулки верхом, катанье на автомобиле, интересные вечера с угощеньем коньяком и т. д. Ал. Ал. охотно ездил верхом и вообще не без удовольствия проводил время с Ларисой, так как она молодая, красивая и интересная женщина, но в партию завербовать ей его все-таки не удалось, и он остался тем, чем был до знакомства с ней...» – вспоминала тетушка поэта, М.А. Бекетова.
«Поклоняясь его поэзии, Лариса в душе надеялась на некое чудо превращения в великую поэтессу. Это была ее тайная и давняя мечта. Мешала Ахматова – она царила безраздельно. Быть в тени Лариса не умела. Любя поэтический мир, не став в нем первой, она медленно отходила от поэзии к прозе, от прозы – к очерку». – считает Л.Васильева
Как сложилась бы ее жизнь, доживи она до 1937 года? Об этом можно только гадать…
http://www.tonnel.ru/?l=gzl&uid=1031
Член партии большевиков с 1918 г.. В годы Гражданской войны боец, политработник Красной Армии. Автор книги очерков «Фронт» (1924), «Уголь, железо и живые люди». Позднее английский журналист Эндрю Ротштейн так писал о встрече с ней: «Я совсем не был готов, входя в купе, к красоте Л.Рейснер, от которой дух захватывало, и ещё менее был подготовлен к чарующему каскаду её весёлой речи, полёту её мысли, прозрачной прелести её литературного языка».
Она сочиняла стихи. Мечтала стать поэтессой.
Апрельское тепло не смея расточать,
Измождённый день идёт на убыль,
А на стене всё так же мёртвый Врубель
Ломает ужаса застывшую печать…
Видно, что это не женское письмо. Удивительно: Л.Рейснер - воплощение женственности, а по внутреннему складу была иной, решительной и даже резкой, и гордилась своим «мужским умом». Она словам предпочитала поступки. Любила споры. Всегда находила веские доказательства. Любила побеждать. В том числе и мужчин.
Н.Гумилёв. Поэт. Капитан, рвущий из-за пояса пистолет, настоящий мужчина-воин. Они встретились осенью 1916 г. в «Привале комедиантов» - артистическом кабачке на Марсовом поле. Рейснер ценила Гумилёва и умело разжигала в нём любовный огонь. «Я не очень верю в переселенье душ, - писал он ей, - но мне кажется, что в прежних своих переживаниях Вы всегда были похищаемой Еленой Спартанской, Анжеликой из Неистового Роланда».
Вместо похищения была встреча на Гороховой в «доме свиданий». Лариса признавалась: «Я так его любила, что пошла бы куда угодно». Гумилёв предлагал Ларисе жениться на ней, но она отказалась. Потом узнала, что у него роман с А.Энгельгард, которая и стала второй женой поэта. Разрыв был окончательный. В одном из своих последних писем к Гумилёву Рейснер писала: «…В случае моей смерти все письма вернутся к Вам, и с ними то странное чувство, которое нас связывало и такое похожее на любовь…» И пожелания поэту: «Встречайте чудеса, творите их сами. Мой милый, мой возлюбленный… Ваша Лери».
Рейснер бросилась в революцию, как в стихию. Не в поэзии, не в литературе она утвердилась, нашла самоё себя, а именно в огне и крови революции, где надо было убеждать, командовать, повелевать, рисковать жизнью, - всё это будоражило её кровь. Она была рождена не поэтессой, а отважным комиссаром. Став комиссаром Балтфлота, она прямо-таки упивалась этой новой значительной ролью. В морской чёрной шинели, элегантная и красивая, отдавала приказы революционным матросам, как королева - пажам. В ней легко уживались революционность и буржуазность. Что она делала в гражданскую? Была бесстрашной? Да. Рисковала? Да. Смерти смотрела в глаза. И там она нашла своего истинного воина, красного командира Ф.Раскольникова. Любовь родилась в бою. Общий враг. Единые цели. Оба тяготели к литературе. Его назначили советским послом в Афганистане. Афганистан после голодной России казался райским местом. Сытно и красиво. Фонтаны и розы. Знаки внимания к первой леди посольства и любимый муж. Чего желать ещё? Для обычной женщины, разумеется, больше нечего, но только не для Рейснер. Она вскоре затосковала, покинула своего Фёдора и укатила обратно в Россию. Фед-Фед звал её к себе в Кабул, где он был послом, она не ехала.
Строки его письма к ней, финал: «…Мне кажется, что мы оба совершаем непоправимую ошибку, что наш брак ещё далеко не исчерпал всех заложенных в нём богатых возможностей. Боюсь, что тебе в будущем ещё не раз придётся в этом раскаиваться. Но пусть будет так, как ты хочешь. Посылаю тебе роковую бумажку…» «Роковая бумажка» - это согласие на развод.
Неофициальным мужем Рейснер стал К.Радек, блестящий журналист, публицистический талант которого ценил Ленин. Дочь Софья вспоминала, что у Радека были 3 слабости: книги, трубки и хороший табак. Была и 4-я, красивые женщины. На первые свидания с Ларисой он брал свою дочь Софью. В этом весь Радек - человек парадоксов, мастер компромиссов и лавирования, он наслаждался любовью Ларисы, желая при этом оставаться «хорошим семьянином», любящим мужем и отцом…
Всё оборвалось трагически. Глоток сырого молока - и Л.Рейснер не стало. Она умерла от брюшного тифа 9 февраля 1926 г. в Москве, прожив всего лишь 30 лет. За 3 года до кончины она писала из Джелалабада: «…Этот последний месяц буду жить так, чтобы на всю жизнь помнить Восток, пальмовые рощи и эти ясные, бездумные минуты, когда человек счастлив от того, что бьют фонтаны, ветер пахнет левкоями, ещё молодость, ну, и сказать - и красота, и всё, что в ней святого, бездумного и творческого. Боги жили в таких садах и были добры и блаженны…»
http://murzim.ru/jencikl....er.html
Авторы воспоминаний о Л.Рейснер единодушно отмечали ее красоту. Вадим, сын писателя Л.Андреева, друг юности Ларисы, вспоминал: "Не было ни одного мужчины, который прошел бы мимо, не заметив ее, и каждый третий - статистика, точно мною установленная, - врывался в землю столбом и смотрел вслед, пока мы не исчезали в толпе". Внешне она была сама женственность, а по характеру решительна, резка, словам предпочитала поступки, в спорах любила побеждать, проявляла ненасытный, порой авантюрный интерес к жизни. В годы Первой мировой войны вместе с родителями основала журнал "Рудин", который призывал "клеймить бичом сатиры и памфлета всё безобразие русской жизни, где бы оно не находилось". Издание просуществовало недолго, но стало школой общественной и журналистской деятельности для самой Ларисы. И Февральскую революцию, и большевистский переворот ее семья приняла восторженно. Лариса вступила в ряды партии большевиков. Она просто нашла себя в революции, где надо было убеждать, командовать, рисковать жизнью.
Оказалось, что она рождена совсем не для поэзии. Рождена, чтобы стать отважным комиссаром Балтфлота и Волжской флотилии, чтобы отдавать приказы революционным матросам, красуясь в элегантной морской шинели или кожанке, с револьвером в руке. Писатель Л.Никулин встречался с Ларисой летом 1918 г. в Москве в гостинице "Красный флот". В вестибюле он увидел пулемет "максим", на лестницах - вооруженных матросов, в комнате Рейснер - полевой телефон, телеграфный аппарат "прямого провода", на столе - черствый пайковый хлеб и браунинг. Соседом по комнате был знаменитый матрос Железняков. Тот самый, который сказал: "Караул устал!" и разогнал Учредительное собрание. По словам Л.Никулина, Лариса чеканила ему в разговоре: - Мы расстреливаем и будем расстреливать контрреволюционеров! Будем! Британские подводные лодки атакуют наши эсминцы, на Волге начались военные действия...
Тогда же летом она отправилась на Волгу и оказалась в Нижнем Новгороде в плавании на бывшей царской яхте "Межень", много шутила в связи с этим. Очевидец вспоминал: "Она по-хозяйски расположилась в покоях бывшей Императрицы и, узнав из рассказов команды о том, что Императрица нацарапала алмазом свое имя на оконном стекле кают-компании, тотчас же озорно зачеркнула его и вычертила рядом, тоже алмазом, свое имя". Опять алмаз. Из Зимнего или с яхты "Межень"? Или был не один алмаз? "Грабь награбленное!" Романтика и роскошь - пополам с невзгодами Гражданской войны. Ведь вместе с солдатами и матросами "комиссарша" голодала, мерзла, страдала от вшей, в походе на Каспии получила тропическую лихорадку, от которой страдала до самой смерти. В Нижний приехал и сам замнаркома по морским делам Ф.Раскольников, назначенный командующим Волжской флотилией. Так Лариса встретила своего будущего мужа...
Они оказались единомышленниками, веровали в возможность установления справедливого мирового порядка. Вместе с Раскольниковым Рейснер прошла с Волжской военной флотилией боевой путь, начавшийся в Казани в 1918 г. - по Волге, Каме и Белой. В Казани была арестована контррразведкой белых, но ей удалось выбраться благодаря чуду, а также её необычайному самообладанию и хладнокровию. Л.Васильева в книге "Кремлёвские жёны" пишет: "Война счастливо совпала с любовью. Возможности Федора были грандиозны. Красота и смелость Ларисы необычайны. Все в превосходной степени". Матросы восторгались красотой, стремительностью, уверенностью в себе, смелостью своего комиссара. Их вдохновляли её речи: - "Товарищи моряки! Братва! Вы хорошие и боевые молодцы. Все как на подбор собрались. Мне пришлось быть в Казани и видеть, как контрреволюционеры-белогвардейцы расправлялись с нашими братьями. Этого никогда не забыть... мне удалось вырваться и пробраться сюда через линию фронта, и вот я опять среди своих. Я счастлива встретиться с вами и приветствовать моряков, почувствовать ваш боевой дух, вашу готовность бить и гнать врагов с нашей родной матушки-Волги. Мы вместе должны мстить нашим заклятым врагам".
Она бросала свое красивое тело под снег и град, под обстрелы, пила воду из вонючих луж, рядом с кавалеристами лихо сидела в седле и наслаждалась, чувствуя, что пуля не берет ее".
В Астрахани произошло объединение Волжской и Астрахано-Каспийской флотилий, и в мае 1920 г. Рейснер на флагманском Краснознаменном эсминце "Карл Либкнехт" участвовала в энзелийской кампании на Каспии. Поход закончился изгнанием из иранских городов Энзели и Решта войск английских интервентов и захватом флота, уведенного белыми и англичанами из Баку. Оттуда Лариса привезла богатую военную добычу. Ещё на Волге на пути следования флотилии были помещичьи имения. Лариса одевалась то в пышные платья, то в легкие платьица и появлялась на палубе: - Мы строим новое государство. Мы нужны людям. Наша деятельность созидательная, а потому было бы лицемерием отказывать себе в том, что всегда достается людям, стоящим у власти, - говорила она. Она никогда не забывала делать записи и посылать подробные письма домой. Во многом автобиографичная книга ее очерков о Гражданской войне "Фронт" была издана в 1924 г.
Закончилась волжско - каспийская эпопея. Раскольников был назначен командующим Балтийским флотом. Вместе с ним вернулась в Петроград и Лариса. Они поженились и в 1921 г. отправились в Афганистан: Раскольникова назначили советским послом. 3 июля 1921 г. из Кушки вышел караван - 10 вьючных и верховых афганских коней. Началось 30-дневное путешествие по пескам, горам и долинам Афганистана. Местные жители обалдевали, встречая необычных путников: на лошади ехала с открытым лицом красивая женщина в мужском костюме и вместе с матросами пела песню под гармошку. Вполне возможно, что песня напоминала именно ту, что была написана поэтом Матусовским для популярного, премированного в Каннах (1962 г.) фильма "Оптимистическая трагедия", созданного режиссёром С.Самсоновым:
Не вейся ты, чайка, над нами,
И голосом тонким не плачь, ты не плачь!
Мы вышли на битву с врагами
Сыграй нам тревогу, трубач!
Сыграй, чтобы люди вставали
Трубу твою слыша вдали, да вдали
Чтоб мертвые вместе с живыми
В атаку последнюю шли.
Мы вышли бороться за счастье
И нет нам дороги назад, никогда
И наши матросские ленты
Как черные птицы летят
И нас провожая в дорогу
Ты нам пожелаешь удач, нам удач!
Нам песен прощальных не надо
Сыграй нам тревогу, трубач!
А ведь это была бывшая салонная петербургская поэтесса. Бывший комиссар Балтфлота. Посольская жена ЛюРейснер. В Афганистане её ожидали знаки внимания к первой леди посольства. Рядом был любимый и любящий муж, в деятельности которого на посту посла молодой России приняла самое активное участие. Рискованными энергичными усилиями супружеской чете удалось расстроить планы английских дипломатов по дискредитации российской внешней политики в Афганистане и добиться значительных успехов на дипломатическом поприще. В результате Совет старейшин афганских племен одобрил российско-афганский договор, тут же ратифицированный эмиром. 1 сентября 1921 г. афганское правительство заявило об отказе от подрывной пропаганды в пределах РСФСР и Туркестанской Советской Республики. Летом 1922 г. эмир призвал афганцев, участвовавших в набегах басмачей, вернуться к домашним очагам, угрожая жестоко наказать за ослушание. Доверие эмира Амануллы-хана к русскому дипломату еще больше возросло после сообщения о заговоре, целью которого было его устранение. Лариса по-прежнему пела песни с матросами из охраны, а ещё танцевала вальс с врачом миссии, бывшим военнопленным австрийцем. По-прежнему позволяла себе верховые прогулки на хорошо выезженной лошади. Была желанной гостьей на женской половине дворца правителя, где хотели видеть интересную европейскую женщину. Для обычной женщины насыщенной событиями жизни и любви мужа было бы достаточно, но не для Ларисы Рейснер. Размеренный быт и покой тяготили её. На вопрос о том, как она представляет себе счастье, Лариса всегда отвечала:
"Никогда не жить на месте. Лучше всего - на ковре-самолете".
Не спасали даже занятия литературой, на которые прежде не хватало времени. Понимая состояние жены и считая задачи, поставленные перед ним правительством, выполненными, Раскольников обратился в Наркоминдел с просьбой отозвать его из Афганистана. Наркомат не торопился с ответом. Тогда они направили несколько писем другу Раскольникова председателю Реввоенсовета Л.Троцкому, рассчитывая на его содействие. Решение о смене полномочного представителя в Афганистане по разным причинам откладывалось. В конце концов терпение у Ларисы иссякло, и весной 1923 г. она в буквальном смысле сбежала в Россию с твердым намерением вытащить из Кабула своего мужа. Раскольников надеялся в скором времени вновь встретиться с женой. Но судьба распорядилась иначе. Вместо ожидаемого приказа Наркоминдела об отзыве из Афганистана он неожиданно получил письмо от Ларисы с предложением развода. Так закончилась их семейная жизнь. А о своих впечатлениях от поездки на восток Лариса издала в 1925 г. книгу "Афганистан".
В Москве неофициальным мужем Рейснер стал К.Радек, блестящий журналист, правда, далеко не красавец. В это время резко изменился стиль очерков Рейснер, так как Радек с удовольствием редактировал её тексты. Приближенность к высоким партийным кругам позволила ей создать у себя дома нечто вроде "салона", в котором бывал и Троцкий. Вместе с Радеком Рейснер побывала в Германии, где сражалась в Гамбурге на баррикадах неудавшейся коммунистической революции и потом описала свои впечатления в книге "Гамбург на баррикадах" (1925). В 1925 г. Рейснер лечилась в Висбадене от малярии, потом совершила поездки по Донбассу и Уралу. Итогом этих поездок стала книга "Уголь, железо и живые люди". Рейснер вдохновенно описывала энтузиазм рабочих, напоминая при этом, что энтузиазм не может заменить нерадивость руководителей производства. Ее книги и очерки были написаны лаконичным, отточенным, сочным и даже поэтическим языком. В конце 1925 г. в "Известиях" публиковался цикл очерков Ларисы "В стране Гинденбурга". Она работала над циклом "Портреты декабристов", задумала цикл о первых утопистах-коммунистах и огромную историческую эпопею из жизни уральских рабочих, собиралась ехать в Париж, лететь в Тегеран. Казалось, её энергии нет конца, интерес к жизни ненасытен.
М.Кольцов, впоследствии вдохновенный романтический певец войны в Испании, загубленный в застенках НКВД, написал о Ларисе: "Пружина, заложенная в жизнь этой счастливо одаренной женщины, разворачивалась просторно и красиво. Красочен, смел стремительный путь Рейснер-человека. Из петербургских литературно-научных салонов - на объятые огнем и смертью низовья Волги, в самую гущу боев с чехословаками, потом на Красный флот, потом - через среднеазиатские пустыни - в глухие дебри Афганистана, оттуда - на баррикады Гамбурского восстания, оттуда - в угольные шахты, на нефтяные промыслы, на все вершины, во все стремнины и закоулки мира, где клокочет стихия борьбы, - вперед, вперед, вровень с революционным локомотивом несся горячий неукротимый скакун ее жизни".
Её жизнь оборвалась трагически. Глоток сырого молока - и Л.Рейснер не стало.
"Зачем было умирать Ларисе, великолепному, редкому, отборному человеческому экземпляру?" - патетически вопрошал М.Кольцов. Поэт В.Шаламов, тоже впоследствии репрессированный и едва уцелевший на Колыме, оставил о похоронах Ларисы воспоминания:
"Молодая женщина, надежда литературы, красавица, героиня Гражданской войны, 30 лет от роду умерла от брюшного тифа. Бред какой-то. Никто не верил. Но Рейснер умерла. Я видел ее несколько раз в редакциях журналов, на улицах, на литературных диспутах она не бывала. Гроб стоял в Доме печати на Никитском бульваре. Двор был весь забит народом -военными, дипломатами, писателями. Вынесли гроб, и в последний раз мелькнули каштановые волосы, кольцами уложенные вокруг головы." За гробом вели под руки навзрыд рыдающего К.Радека.
Пули, миновавшие ее на фронтах, убили всех тех, кто ее любил. Первым - того, кто был её возлюбленным в юности - Н.Гумилева. Раскольников в 1938 г. был объявлен "врагом народа", стал невозвращенцем, ликвидированным НКВД во французской Ницце. Погиб в застенках НКВД К.Радек, "заговорщик, шпион всех иностранных разведок". Можно только предполагать, какая участь ожидала её, если бы не стакан молока... Похоронили Л.М. Рейснер на "площадке коммунаров" на Ваганьковском кладбище. В одном из некрологов было сказано: "Ей нужно было бы помереть где-нибудь в степи, в море, в горах, с крепко стиснутой винтовкой или маузером".
http://world.lib.ru/e/ewgenija_s/lar.shtml
Яркая 30-летняя жизнь Ларисы Михайловны Рейснер притягивала внимание многих людей. Легенды рождались уже при ее жизни, а после смерти возникли разные толкования ее личности вплоть до полярно противоположных. Ее жизнь похожа на горную гряду, столько в ней было взлетов и падений. Она воевала в Гражданскую войну на Волге вместе с Вс.Вишневским, который сделал ее основным прототипом комиссара в пьесе «Оптимистическая трагедия». При знакомстве с юностью комиссара погружаешься в события «серебряного» возрождения русской культуры. В последние годы жизни вместе с Ларисой попадаешь в Афганистан, Германию, на Урал, в шахты Донбасса; вместе с ней собираешься лететь в 1926 г. в Тегеран, ехать в Китай.
Поражает размах ее интересов – от увлечения творчеством Рильке, Блока, Гумилёва, Ахматовой, Мандельштама до анализа массовой культуры в очерке о газетно-журнальном тресте Улыштейна в книге «В стране Гинденбурга». С опытом понимаешь, что по разные стороны баррикад могут стоять прекрасные люди, что человеку свойственно нетерпеливое желание сбыться, состояться, что он не застрахован от ошибок, что душа человека растет в испытаниях всю жизнь и у каждого свой путь.
С годами я убеждалась, что возникшая в моей душе с юности любовь к Л.Рейснер не исчезает, и через 40 лет после начала собирания материалов о ее жизни я неизменно радуюсь любому отголоску ее горячей души, сопереживаю ее драмам и испытаниям. Любить – значит видеть человека таким, каким его задумал Бог, считала М.Цветаева. Мое представление об этом замысле совпало с убеждением писателя М.Криницкого, знавшего Рейснер: «Она, как маленькое солнце, прошла через загадку жизни, разрешив ее в высоко гармонической душе».
Книгу о Ларисе Рейснер хочется начать с благодарности человеку, который дал возможность зазвучать голосу самой Ларисы. Это литератор А.И. Наумова (1900–1980), издавшая в 1958 г. первое «Избранное» из произведений Л.М. Рейснер, первые подборки ее писем, сборник воспоминаний о ней. По инициативе А.И. Наумовой был открыт памятник на Ваганьковском кладбище – на предполагаемом месте захоронения Л.Рейснер, а на студии «Центрнаучфильм» в 1977 г. снят первый 20-минутный фильм «Лариса Рейснер». Последней работой А.И. Наумовой стало издание незаконченного автобиографического романа Л.Рейснер «Рудин» в серии «Литературное наследие» (М.: Наука, 1983. Т. 93).\
В послезвучании жизни Рейснер произошло еще одно событие из ряда удивительных: в 1989 г. вышел фильм «Ариадна» («Леннаучфильм»), где вновь встретились 20-летняя Лариса и 30-летний Н.Гумилёв, вспыхнула их любовь и ожила душа героини фильма. Такое возвращение питает и меня надеждой, что голос души Ларисы – радостный, насмешливый, ироничный, гневный, бесстрашный, порывистый, всегда влюбленный («вызолоченный», как говорили ее современники) – зазвучит и на этих страницах.
«Живым о ней надо вспоминать ради вкуса к жизни», – утверждала подруга Рейснер писательница Л.Сейфуллина. В 20-е годы XX в. имя Л.Рейснер было широко известно. Моряки знали ее как бойца Волжской военной флотилии, офицеры – как комиссара Морского Генштаба, читатели «Известий» – как автора «Писем с фронта»; ее книги и публикации ждали. Рейснер знали Ахматова, Пастернак, Мандельштам, Блок, Бабель, Пильняк, Горький, Андреев, художники Шухаев, Чехонин, Лансере, Альтман. А также – Троцкий, Бухарин, адмирал Альтфатер, академик Бехтерев, Луначарский, Коллонтай. О своей влюбленности в Ларису писал В.Шаламов.
Люди тянутся к тому, от кого мощным потоком идет энергия солнечности и напряженной мысли. Увлечения Л.Рейснер включали и работу в институте Бехтерева над проблемами бессмертия человека, и блестящее катание на коньках. Превыше всего она ценила в человеке творчество, радовалась раскрытию всех его способностей. И революцию она приветствовала прежде всего за открывшуюся возможность для каждого человека, независимо от происхождения, пользоваться всем богатством культуры, созданной человечеством.
«В каждой капле нервов бродит своя творческая искра. Я хожу и молюсь цветущим деревьям», – писала Лариса Гумилёву. Попробуем пройти по маршруту ее жизни, отмечая ее дни рождения, встречаясь с многоликой Ларисой. И первая загадка ее судьбы связана с происхождением. Лариса Михайловна – из рода потомственных дворян Рейснеров, но ее прадед Георгий Иванович – по документам – имел звание почетного гражданина Риги без указания на потомственное дворянство. В известной мне части генеалогического древа фамилии Рейснеров место ветви Ларисы пока только предполагаемое.
В книге использованы воспоминания ее современников, архивные материалы, записи моих бесед со знавшими Л. М. Рейснер людьми, которым я также приношу искреннюю благодарность.
http://www.modernlib.ru/books....1
|
| |
| |
| Валентина_Кочерова | Дата: Четверг, 03 Июн 2021, 17:05 | Сообщение # 2 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 6947
Статус: Offline | ЛАРИСА РЕЙСНЕР. КРАСИВОЕ И БЕЗОБРАЗНОЕ ЛИЦО РЕВОЛЮЦИИ
От молодой поэтессы остались крепкие строчки и восхитительные легенды
Ее любили близкие, дальние, даже самые далекие. В Москве, Берлине, Кабуле. О кончине ее скорбели Троцкий, Бухарин, Киров, и, представьте, Мандельштам, Ахматова и Пастернак. А через 2 года могила ее на Ваганькове была утеряна. Сровнялась с землей, хотя в ней покоилась ни много ни мало Мадонна революции.
Е.М. Шереметьева
- Лариса Рейснер? - переспросила меня седая красавица. - Лариса - моя кузина, - и, удивляясь моему удивлению, повторила: - Да, да, старшая сестра.
Лариса с родителями
Это было в 1970 г. Я пришел к писательнице Е.М. Шереметьевой по какому-то газетному делу. Потом взлетал к ней на 6-й этаж довольно часто. Встречи стоили того.
- Не поверите, я буквально молилась на нее, - говорила о двоюродной сестре. - А потом все в нашей семье отвернулись от нее. Мы слишком много узнали. Не самого, как бы это сказать, достойного...
Факты она и впрямь приводила ужасные. Кровь, предательство, ложь. Я был оглушен. Ведь только что вышла книга воспоминаний о Рейснер, которую проглотил с упоением. Героиня Гражданской войны, прототип "Оптимистической трагедии" Вишневского, очаровательная поэтесса, в которую были влюблены и Гумилев, и Есенин, аристократка, с головой ушедшая в революцию, наконец - пламенная публицистка не только объехавшая всю страну с удостоверением "Известий", но и нелегально, под чужим именем, побывавшая на баррикадах восставшего Гамбурга. Ведь все это было!
А еще были легенды, да какие! Писали, что она, флаг-секретарь Волжской флотилии, переодевшись простой бабой, подняла восстание против белых где-то под Казанью. Что с самим Троцким, кого ныне прямо зовут ее любовником, открывала в Свияжске памятник Иуде Искариоту - "первому революционеру". И, что совсем уж фантастика, на коне въехала на какую-то партконференцию.
Да, страшные рассказы Шереметьевой оглушили меня. Понадобились годы, да что говорить - десятилетия, чтобы понять: все было как должно было быть. И я, отягощенный историческими знаниями, пишу о Мадонне революции, потому что по-прежнему восхищаюсь ей.
Каток "Монплезир" заливали 100 лет назад на месте нынешней ст. м. "Чкаловская". Лариса так полюбит коньки, что даже за месяц до смерти будет бегать на них. В Москве, в декабре 1925 г., ее встретит коллега из "Известий": "Она шла, мягко кутаясь в доху из посеребренного меха. В руке перезванивали коньки. "Чудесный сегодня день, - крикнула ему. И обернулась: - А замечательно жить на свете..."
Ах, каток, каток! Кто из нас не влюблялся на нем? Лиловые сумерки, луна пополам с прожектором, оркестр, выдувающий вальс "На сопках Маньчжурии", фигурки на льду на "норвежках", "снегурочках", каких-то изогнутых "нурмисах". "Восьмерки", "кораблики", "волчки". И знаменитый, "царственный", по словам Ларисы, "голландский шаг". Она каталась в белом свитере и потому была заметна, была - как в прицеле десятков, сотен мужских глаз. "И начался полет, - пышно напишет про себя, - с прерывистым и чистым дыханием, с телом лебедя, с быстротой юноши. Поэт крепко держал и нес по воздуху тело молодого и бесплотного духа..."
Поэт - это В.Злобин, студент, влюбившийся в нее. Он назовет ее "чудом непостижимым". А она, когда он провожал ее после "снежной оргии", как-то сказала: "Знаете, у вас профиль Данте. Я буду звать вас Алигьери. Послушайте, Алигьери, давайте издавать журнал..." Речь шла о журнале "Рудин", 16-страничных тетрадках, в которых однако стали печататься и Мандельштам, и Грин, и Чапыгин. Журнал был боевой, воевал против войны 14-го года, "кусал" ее сторонников - Бальмонта, Андреева, Городецкого, Чуковского, даже Плеханова. Блок скажет потом в дневнике, что журнальчик был "до тошноты плюющийся злобой, грязный, но острый". А Лара про 1-й номер напишет: "Журнал привезли из типографии завернутым, как новорожденного, и торжественно развернули на столе. Грин в невероятно высоком и чистом воротничке, грел возле печки свое веселое и безобразное лицо". Тогда-то Злобин и сделал ей предложение.
"Глупее дня в моей жизни не было. Подстригся, купил цветы и поперся к ней. Лариса вышла не сразу, а, появившись, села на кончик стула. Я вручил ей букет и сказал все, что в таких случаях полагается. Она посмотрела на меня безучастно: "Вот неожиданность! - и помолчав, вставая: - Нет. Я вас не люблю".- вспоминал Злобин.
Известно, еще до этих событий, в 1915-м, ее позвал замуж только что возникший в Петрограде крестьянский парнишка Есенин. Позвал после вечера в Тенишевском училище, где он, еще в розовой косоворотке, "запузыривал" под тальянку забористые частушки, а Городецкий, Клюев, Ремизов, Блок, да весь зал и Лариса, конечно, бешено аплодировал ему. "Публика корчилась в коликах. Отовсюду несся утробный сплошной рев толпы: "Ж-жмм-ии... Жжж-арь! Наяривай!", - писал поэт П.Карпов. А когда вышли на улицу, Есенин догнал Ларису и, на волне успеха, брякнул: "Я вас люблю, лапочка!.. Мы поженимся". Вот тут-то, пишет Карпов, она и хлестнула его по-петербургски: "В одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань"..
В том же году за ней стал ухаживать знаменитый уже Натан Альтман, художник. Более того, в отличие от Есенина, Альтман как-то полез целовать ее, но она оттолкнула его: "Не надо".
"Почему?" - наивно спросил наглец. И услышал: "Жду Лоэнгрина". Мыслите?! Того рыцаря Святой Чаши Грааля, из крестоносцев, который приплывет к ней на лебеде и спасет ее. Недаром она всю жизнь любила лебедей. В.Инбер в посмертной статье о Ларисе, написав, что у каждого пишущего всегда найдется любимый образ, подчеркнет: "Такими любимцами у Ларисы являлись птицы, в частности лебеди, особенно лебеди..."
"Лебедем", но в погонах прапорщика, Лоэнгрином, но не спасителем, станет для нее Гумилев. В 1919-м она скажет о нем сослуживцу по политотделу: "Черный гусар, ярый монархист", который хочет "все взять, овладеть каждой вещью, изнасиловать каждую женщину". А через год уже просто по-бабьи пожалуется Ахматовой, бывшей жене Гумилева, что "была невинна, что любила его", но он "очень нехорошо поступил - завез ее в какую-то гостиницу и там сделал с ней "всё"...
Да, это вам не Альтман! Не провинциал Есенин! С Гумилевым она встретилась в дымном чаду питерского подвальчика поэтов и писателей. О, как "расцвечена" ныне эта любовь! Стихи, поэмы, книги посвящены ей. Чуть ли не 3 фильма сняты, где герои любят друг друга до конца, где он отнюдь не рвет с ней, а она не зовет его "уродом и мерзавцем" и где сусальные кадры, как и положено, тонут в розовой дымке под звуки наяривающего в небесах сводного симфонического оркестра Гостелерадио. Что было в жизни, а не в кино? Гумилев приехал с фронта с первым Георгием на груди. "За конную разведку", - опускал глаза. Штафирки-поэты всплескивали руками, а глаза женщин в полутьме загорались дьявольской искрой. Сказочный вечер: свечи, сигары, звон бокалов, стихи, слегка попахивающие порохом. Могла ли Лариса, "ионический завиток", как назвал ее Мандельштам, не влюбиться в героя?
"Он некрасив, - напишет потом в романе. - Узкий и длинный череп, неправильные пасмурные брови, глаза - несимметричные, с обворожительным пристальным взглядом". И добавит - глаза в упор смотрели на нее, незнакомку и "сладострастно сожалели" (ее стиль!), что она, вся такая "с непреклонным профилем", недосягаема для него.
Не думаю, что так думал и он. "Недосягаемых" для него, бродяги, воина, поэта попросту не было. И если бы не война, не редкие появления его в городе, эта "крепость" пала бы перед ним куда раньше. Она стала звать его "Гафиз", по имени героя его прошлой пьесы, он ее - "Лери", так собирался назвать героиню в будущей своей пьесе "Гондле". В письмах с фронта писал ей: "Не забывайте меня... Я часто скачу по полям, крича навстречу ветру Ваше имя... Вы прекрасны... У Вас красивые, ясные, честные глаза, но Вы слепая; прекрасные, юные, резвые ноги и нет крыльев... Вы принцесса, превращенная в статую". Лариса смиренно отвечала: "Мне трудно Вас забывать. Закопаешь все по порядку, так что станет ровное место, и вдруг какой-нибудь пустяк, ну, мои старые духи или что-нибудь Ваше - и вдруг начинается все сначала". Потом письма станут нежнее: "Я помню все Ваши слова, все интонации, все движения, но мне мало, мне хочется еще. Это от того, что я Вас люблю. Ваш Гафиз". Он закончит "Гондлу" и посвятит ее Ларисе.
Надпись Л.Рейснер на конверте: "Если я умру, эти письма, не читая, отослать Н.С. Гумилеву".
Но одновременно посвятит ее и А.Энгельгардт, и О.Арбениной, с которыми у него уже новая любовь. А еще не угасли еще "романы" с Т.Адамович, с дочерью Бенуа, с поэтессами М.Тумповской, М.Левберг, и О.Мочаловой... Но только с Ларисой у него, если судить по стихам к ней, были и "блужданья ночью наугад... и Острова, и Летний сад..." В апреле 1917-го встретились в последний раз. Писем ей уже не писал - слал открытки, в которых сначала превратился в "Н.Г.", потом в "Н.Гумилева" и, наконец, в "преданного Вам Н. Гумилева". Он рвался на Салоникский фронт, выбил командировку. В последней открытке из Швеции напишет ей, уже "Ларисе Михайловне", всего фразу, не фразу даже - совет: "Развлекайтесь, не занимайтесь политикой". Не послушалась. Их и разведут баррикады революции. Театр заканчивался, на сцену истории "вступала" ее величество Кровь. Через год Лариса, лебедь, лань, в шутливой анкете всерьез назовет себя "северным волком". Именно так, волком - не волчицей.
Аттестат зрелости золотой медалистки Петербургской частной женской гимназии Л.Рейснер. 1912.
В революцию Лариса кинулась очертя голову. Еще с февраля 1917 г. пропадает на митингах в цирке "Модерн", в Народном доме, где слушает Ленина, Свердлова, Володарского. В сентябре - она секретарь у только что выпущенного из тюрьмы Луначарского, в октябре в "Новой жизни" Горького публикует первую статью о революции - о моряках линкора "Слава". Тогда же знакомится с С.Рошалем, вожаком "республики" Кронштадт, а через него - с Раскольниковым, который призывает гарнизон к вооруженному восстанию. С первых дней революции в Смольном, потом в Москве, в штабе флота, потом на Волге, где она уже - флаг-секретарь мужа, командующего красной Волжской флотилией Ф.Раскольникова. В Москве, в штабе флота, она кричит, это запомнил свидетель: "Мы расстреливаем и будем расстреливать контрреволюционеров! Британские подводные лодки атакуют наши эсминцы, на Волге начались военные действия. Гражданская война".
худ. В. Фомин
На Волге, когда моряки, устроив ей проверку, посадили на катер-истребитель и поперли под пулеметно-кинжальную батарею белочехов, она, пишет другой свидетель, не дрогнула. Дрогнули сами моряки и, когда катер дал поворот к своим, Лариса, "баба", за которой они искоса наблюдали, крикнула: "Почему поворачиваете? Рано, надо еще вперед!" То она вырвав с гвоздями забитую дверь кутузки, бежит из белого плена под Казанью, то ее в солдатской гимнастерке и клетчатой юбке, синей с голубым, да еще с огромными шпорами на ногах, видят на коне во главе 30 революционных мадьяр - Троцкий только что назначил ее начальником штаба разведки. На миноносце "Прыткий" на виду у противника уводит "баржу смерти" (432 заложника), а на эсминце "Карл Либкнехт" (на нем воевала уже против английских интервентов) читает матросам лекции: "Рабочий класс в русской литературе", "Песни революции и их история"...
Красиво, ну, согласитесь?! А ведь выбор у нее был. И было еще одно, последнее предупреждение, в марте 1918-го, когда Лариса, уже "хлебнув" революционного шторма, вдруг поняла: не она рушит прежнюю жизнь, а напротив, новая жизнь стремительно разрушает ее саму, и что немедленно надо решать: с кем, куда, зачем? Выбор поставил перед ней морской врач А.Боголюбский, которому предлагали стать комиссаром Балтфлота. Собравшись бежать из России, он написал ей: "Подумайте, молю, пощадите и себя, и многих, выбирайте один из 2-х единственных путей, обойдите мужественно эту зловещую, дьявольскую яму, из которой не выходят даже прекраснейшие". Звал "спасти себя, пока еще не поздно", звал, вроде бы, уехать с ним через Японию - в Сингапур, в Сиам. Она даже бегала в гавань провожать Андрея. Через 3 года Лариса будет корить себя, что осталась, напишет, что, возможно, все в ее жизни пошло бы тогда иначе - "лучше и человечнее".
Л.Рейснер и Ф.Раскольников (крайний справа) в Кабуле. 1921.
Вс. Рождественский, поэт, друг, ее сокурсник по университету, человек из "прошлой" еще жизни в 1920-м вспоминал: "Я спускался по Дворцовому мосту, когда за моей спиной мягко зашуршали автомобильные шины. Легковая машина, затормозив, остановилась несколько впереди меня. Из окна кабины выглянуло чье-то смутно знакомое лицо - женское. Но странно - в морской форменной фуражке... Лариса! Да, это была она - в морской черной шинели, элегантная и красивая, как всегда". Она усадила его в машину и, предложив покружить по Васильевскому острову, чтобы наговориться, властно отдала приказ шоферу-матросику...
|
| |
| |
| Валентина_Кочерова | Дата: Четверг, 03 Июн 2021, 17:32 | Сообщение # 3 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 6947
Статус: Offline | Так встретились не вчерашний день с нынешним - эпоха минувшая с наступившей эпохой. Она позовет его в Адмиралтейство, где в квартире царского морского министра жила теперь с Раскольниковым, куда пригласит, "почитать стихи и выпить чашечку кофе", Мандельштама, Ахматову, Кузмина, Г.Иванова, самого Блока. Это она в том же 1920-м пошлет голодной Ахматовой мешок риса. Спасет Мандельштама, когда его хотел застрелить Блюмкин, эсер и чекист. Это она пригнала для интеллигенции Петрограда вагон с продуктами, а в Москве, "по секрету", чтобы не обидеть, достала днепропетровским поэтам Голодному и Ясному новые ботинки, а М.Светлову - еще и брюки в придачу. И это она же, Шереметьева рассказывала мне, пользуясь доверием оставшихся в живых царских адмиралов, пригласила их как-то к себе, в Адмиралтейство, якобы на обед, где их скопом (так было проще чекистам) арестовали...
Мадам, - хочется крикнуть ей туда, на небеса, в Валгаллу, - ах, мадам, зачем вы путали театр и жизнь? Зачем пытались обмануть и себя, и других? Зачем и главное для кого вы, как в детстве, как на сцене позировали?
Раскольникова она бросит. "Как ветошь" по-флотски скажет он. А она тогда же ухмыльнется Шкловскому: "Любовь - пьеса с короткими актами и длинными антрактами". Опять, видите, - пьеса! В любви была уже циничной: "когда видела постланную постель, говорила: кушать подано!.." Смеялась, наверное, над письмами мужа; он звал ее "мышкой", "ласточкой", "пушинкой", "цветочком маковым". "Ай-яй, Ларуня, - писал, - какая ты, оказывается, злопамятная! Мало ли что может быть между супругами, какие слова могут вырваться с языка..." А может, бросила его, из-за случившегося выкидыша, говорят, третьего уже. Раскольников станет редактором "Роман-газеты", журналов "Красная новь", "Молодая гвардия". Будет писать пьесы, возглавит Главрепертком и, как и Лариса, будет травить Булгакова. Булгаков, в своем письме к Сталину перечисляя ярых врагов своих, назовет как раз всех друзей Ларисы: Кольцова (с ним училась в Психоневрологическом), Луначарского (у кого служила), Вишневского (с кем воевала), наконец, Раскольникова и Радека. Троих из них Сталин, "пригласив" в 37-м уже всю страну на последний, самый кровавый "бал", в одночасье уничтожит. И Ларису бы убил, не сомневаюсь. А ведь она - скажу главную и самую страшную вещь! - этот кровавый "бал" готовила сама.
Еще в 1918-м дочь, заметьте, правоведа, прокричала: "Именно революционный инстинкт дает окончательную санкцию, именно он очищает новое, творимое право от всех глубоко запрятанных, контрреволюционных поползновений". Писала за 20 лет до Вышинского, прокурора-людоеда, обосновавшего этот "инстинкт". И будучи комиссаром флота, еще при жизни Гумилева, на вопрос, что сделала бы с ним, если ее Гафизу грозил бы расстрел, бестрепетно бросила: "Топить бы его не стала, но палец о палец не ударила бы для его освобождения". Вот так! И, может, потому она и влюбилась перед смертью в себе подобного. В циника, идейного иезуита, ярого насмешника К.Радека - "старую коминтерновскую лису".
С К.Радеком и его дочерью Софьей
Тот так до конца и не оставил жены ради Ларисы. Но на похоронах ее так рыдал, что его волокли за гробом.
Почетный караул. Некрологи в 30 газетах и журналах.
Сам Пастернак написал стихи. Но когда через год покончила с собой мать Ларисы, а еще через год умер и отец, могила Ларисы затерялась. Лишь в 1964 году ей поставят надгробный памятник на каком-то "предполагаемом месте". Судьба? Или наказание?
"Но как же? - спросил. - Ведь у вас стихи о закатах, о тихих озерах. Ведь любите вы наши незатейливые сосны и дюны?"
- "Люблю? - пожала плечиком Лариса. - Не знаю. Это не любовь, это хитрость сердца. Я стараюсь уверить себя, что люблю".
- "А человека?" - спросил.
- "О, человек - другое дело! Но не такой человек, какой он сейчас. Каким должен стать. В будущем. Я вообще люблю будущее".
Вс. Рождественский
Расправили сосны душистые плечи,
Склонили к земле увлажненные гривы.
Упавшие капли, как звонкие речи,
И в каждой из них голубые отливы...
Бесцельно-певучий, протяжный и сочный,
Откуда ты, говор, ленивый и странный?
Размыло ли бурей ручей непроточный,
Усилил ли ветер свой бег непрестанный?
И вслед водоносной разорванной туче
Понес утоленных лесов славословье
Туда, где рождается ливень певучий,
Где солнце находит свое изголовье...
Л.Рейснер
В 1926 г. она написала в статье: "Немногие научились видеть революцию, смотреть, не мигая, в раскаленную топку, где в пламени ворочались побежденные классы, и целые пласты старой культуры превращались в пепел. И все-таки смотрели, не отворачиваясь, и написали потрясающее, безобразное и ни с чем не сравнимое в своей красоте лицо революции".
Безобразное и красивое!.. Ей было 30 лет. Всего.
Вячеслав Недошивин, кандидат философских наук
01.02. 2021. журнал "Родина"
https://rg.ru/2021....ii.html
|
| |
| |
