|
КО ДНЮ РОЖДЕНИЯ БУЛАТА ОКУДЖАВЫ *
|
|
| Валентина_Кочерова | Дата: Среда, 09 Май 2012, 09:47 | Сообщение # 1 |
Группа: Администраторы
Сообщений: 6949
Статус: Offline | КО ДНЮ РОЖДЕНИЯ БУЛАТА ОКУДЖАВЫ
ДВОРЯНИН С АРБАТСКОГО ДВОРА
В майский денёк, выдавшийся по-летнему жарким, ни одной свободной скамейки на набережной не осталось, пришлось разместиться прямо на парапете, подстелив пакет, из которого она предварительно выложила только что купленное молочко для увлажнения кожи. Затем она выудила из сумки ноутбук, раскрыла и стала просматривать начатую накануне зарисовку о любимом авторе: "Имя как стальной клинок - помните, у Лермонтова – "клинок надёжный, без порока; булат его хранит таинственный закал - наследие бранного востока".
Отчество шуршит разноцветной листвой под ногами в осеннем парке. А фамилия мне почему-то казалась японской. В детстве я слушала то, что слушали мои родители. А они слушали Б.Ш. Окуджаву. Меня завораживал его странный голос с неповторимым тембром, протяжно-грустные интонации его песен, в слова которых я поначалу не вслушивалась. За исключением, пожалуй, "Песенки о московском муравье"": её героев я представляла буквально – в виде всамделишных Муравья вроде того, в которого превратился Баранкин, и Муравьихи в лёгком пальтишке, у которой он "целовал обветренные руки и старенькие туфельки её". Понимание пришло позже вместе с восхищением простой красотой и наслаждением красивой простотой строк: "И тени их качались на пороге, безмолвный разговор они вели, красивые и мудрые, как боги, и грустные, как жители Земли".
Что-то мешало сидеть. "Наверное, камешек не заметила, когда усаживалась", - догадалась она. Под пакетом, однако, ничего не оказалось. Заглянув вовнутрь, она улыбнулась – конечно, как же я могла забыть! – и вытащила из пакета симпатичного котёнка – маленький магнит на холодильник, который прикупила по дороге. Опустив магнитик в отделение для мобильника, она продолжила править: "Он родился в День Победы, но для того, чтобы этот день настал, семнадцатилетним добровольцем ушёл на фронт: "Ах, война, что ж ты сделала, подлая: стали тихими наши дворы, наши мальчики головы подняли, повзрослели они до поры, на пороге едва помаячили, и ушли, за солдатом солдат..."
Служба на Северо-Кавказском фронте миномётчиком, а после ранения связистом, демобилизация в победном 45-м - он знал о войне не понаслышке. Я из поколения не детей и даже не внуков, а уже правнуков победителей, но комок подступает к горлу, когда слышу его проникновенные слова о войне: "А ты с закрытыми очами спишь под фанерною звездой. Вставай, вставай, однополчанин, бери шинель, пошли домой…" Я до слёз верю Нине Ургант в "Белорусском вокзале": "Горит и кружится планета, над нашей родиною дым, и, значит, нам нужна одна победа, одна на всех – мы за ценой не постоим…" Могу в сотый раз смотреть снятый по его сценарию совершенно невоенный фильм о войне "Женя, Женечка и "катюша". И каждый День Победы стараюсь не пропустить на канале "Культура" трансляцию записей его концертов, которые и концертами-то назвать трудно, точнее – задушевных встреч и доверительных бесед. И всегда обращаю внимание на публику в зале: какие светлые, какие одухотворённые лица! Уходящая натура…
Вдруг на экран упала капля, вторая, третья… Она едва успела захлопнуть и спрятать в сумку компьютер, как дождь обрушился со всей своей нерастраченной весенней силой, распугав загоравших на лавочках людей. Пока читала, она и не заметила, как на небе сгустились озорные тучки, решившие посмеяться над беспечными горожанами. Она бросилась вслед за всеми и толкнула первую попавшуюся на пути дверь. За ней оказался уютный зал недавно открывшегося кофейного ресторана. Не раздумывая, она прошла к маленькому столику возле окна. "Кофе по-венски", – заказала она подоспевшему официанту и, открыв компьютер, задумалась над продолжением: "… Или всё-таки ушедшая? А его баллады, от которых веет давней героической историей, и пропитанные духом благородной старины романсы:
"Отшумели песни нашего полка,
отзвенели звонкие копыта.
Пулями пробито днище котелка,
маркитантка юная убита…"
или
"… Впереди - командир, на нём рваный мундир,
следом юный гусар покидает сей мир...
Но чудится ему, что он опять влюблённый,
опять стоит пред ней коленопреклонённый… "
Быть может, под их влиянием я увлеклась историческими танцами, так хотелось ощутить себя хоть на время прекрасной Амалией, нежной и беззащитной. А может быть, я "дверь перепутала, улицу, город и век"? А вот ещё, это точно обо мне: "Ещё он не сшит, твой наряд подвенечный, и хор в нашу честь не споёт... А время торопит – возница беспечный, и просятся кони в полёт…" В его песни прокрался и мой любимый чёрный кот: "Он давно мышей не ловит, усмехается в усы, ловит нас на честном слове, на кусочке колбасы…" Такого, по всем приметам, я однажды встретила в московской подворотне недалеко от "нехорошей квартиры". Хотя… Возможно, там "жёлтым глазом горел" сам Бегемот?"
После этих слов в её глазах запрыгали чёртики: "Эх, гулять так гулять!". "Ещё, пожалуйста, тирамису", – выпалила она подошедшему с чашечкой кофе официанту. "Я так давно не позволяла себе ничего сладенького, – уговаривала она себя, пытаясь оправдать этот бесшабашный поступок. – Всего один вечер занятий в танцевальной студии и этих 250 калорий как не бывало!" Наслаждаясь ароматным кофе, она вновь застучала по клавишам в унисон стучавшему по окну дождю.
Кто-то безапелляционно заявит: "Я не люблю Окуджаву!" А вот и неправда! Любите, сами того не подозревая! Разве вы никогда не вторили самозабвенно П.Луспекаеву: "Ваше благородие, госпожа победа, значит, моя песенка до конца не спета"? Разве никогда не мурлыкали себе под нос вслед за душкой Мироновым, путаясь в именах: "Иветта, Лизетта, Мюзетта, Жанетта, ... ох, Жоржетта…"? Разве не подпевали обаятельным мошенникам Лисе Алисе и Коту Базилио: "Какое небо голубое! Мы не сторонники разбоя..."? Разве не переполнялось ваше сердце его "Любовью" в исполнении чистоголосого Градского: "Синева-а-а… блеск воды-ы-ы… нет ни дней, ни часов, ни минут… Облака-а-а… в тишине-е-е… словно белые птицы, плывут…" Ну скажите, как может не вызвать отклика в душе "Грузинская песня": "…и друзей созову, на любовь своё сердце настрою. А иначе зачем на земле этой вечной живу", даже если вы никогда не испытали на себе кавказского гостеприимства? Как можно не подхватить: "Ты течешь, как река. Странное название! И прозрачен асфальт, как в реке вода…" искренним "…ах, Арбат, мой Арбат…", даже если ваша нога ни разу не ступала на арбатскую теперь уже брусчатку? "Каждый пишет, как он слышит, каждый слышит, как он дышит, как он дышит, так и пишет, не стараясь угодить...", – не кажется ли вам, что это и о нас с вами?
И это всё он – Б.Окуджава, один из создателей авторской песни, на мой взгляд, лучший из них, философ в облике Ганди и продолжатель Вертинского – в другие времена, в другой России. Отрешившись от каждодневной суеты, вслушайтесь в его "Молитву": "Пока Земля ещё вертится, пока ещё ярок свет, Господи, дай же ты каждому, чего у него нет: мудрому дай голову, трусливому дай коня, дай счастливому денег... И не забудь про меня…" И помолчите вместе со мной всего одну минуту в память о Поэте, что "переделать мир хотел, чтоб был счастливым каждый".
...
"Вам пирожное с собой упаковать?" – голос официанта вывел её из раздумья. "Что? Ах, да, конечно" "Вот и умница, удержалась!" – похвалила она себя, наблюдая, как ловко официант опускает нетронутый десерт в белоснежную коробочку. " А закончить позвольте окуджавовским "Пожеланием друзьям", какими за год со времени приобщения к сайту для меня стали многие из присутствующих, пусть и заочно:
"Давайте восклицать, друг другом восхищаться.
Высокопарных слов не стоит опасаться.
Давайте говорить друг другу комплименты,
ведь это все любви счастливые моменты…"
Допечатав последние слова, она собрала ноутбук и вышла из кофейни. Дождь закончился так же внезапно, как и начался. Пахло чистой молодой листвой, по асфальту струились весёлые ручьи. К ней подбежал лохматый мокрый пёс дворянской породы и застенчиво посмотрел в глаза. Она улыбнулась и опустила перед ним раскрытую коробочку с лакомством. Пёс начал деликатно есть, вежливо помахивая хвостом. Название для поста родилось из внезапно всплывшей в памяти булатовской "Надписи на камне". Подняв взгляд к небу, она застыла от изумления: параллельно строящемуся через бухту Золотой Рог мосту невидимым художником был проложен нерукотворный семицветный мост под названием Радуга!
Daria A.
http://www.etoya.ru/culture/2010/05/05/7996/
КЛЯНУСЬ, ЧТО ЭТО ЛЮБОВЬ БЫЛА…
Возможно, все – правда. И про любовь, и про разлуку. Если, конечно, не вдаваться в подробности. Б.Окуджава любил повторять, что профессионализм хорош везде, кроме любви. Когда-то давно, а точнее, ровно 13 лет назад, на мой вопрос: «А что значит быть непрофессионалом в любви?» – он ответил: «Непрофессионалом? Быть нормальным, раскованным человеком, натуральным, склонным к эмоциям… Я вообще всю жизнь, к счастью, занимался тем, что доставляло мне наслаждение, – проза ли, стихи ли, песни ли… Я всегда наслаждался – я жил. Кончался какой-то процесс – я переходил к другому». Тогда я ведь точно не знала, что он имел в виду. Теперь смею предположить: и другую любовь, и другую жизнь. Она такая маленькая и хрупкая, и голосок ее полностью соответствует внешности. Подросшая такая Дюймовочка. Рассказ о ней будет изобиловать уменьшительными суффиксами, это неизбежно.
Квартира – очень подробная, с белыми стенами, с колокольчиками окуджавскими, цветочками – не цветами, всякими соломенными и деревянными штучками. Таким же мне показался когда-то и дом Окуджавы в Переделкино. И там, и здесь очень хотелось рассматривать каждую картинку, каждую фотографию. Из живности двое: серая улитка Ульяна, кажется, навек уснувшая еще с осени и не проглотившая ни грамма с тех самых пор – «Она не ест ничего – у нее Пост великий. Когда захочет – покормлю виноградными листьями». Случайно оказалась в мешке с камушками из Коктебеля, обожаемого Натальей, – «Если я раз в году не увижу моря – жить не могу». И еще Тихон – молочный гриб, лениво развалившийся в двух кринках, прикрытый чистыми салфеточками и посапывающий, покряхтывающий в полумраке уютной кухни: «Я с ним разговариваю, когда мою и перекладываю». У нее, вообще, молчаливые друзья. Кукла – копия Булата, подаренная им двоим на каком-то концерте и сразу же обосновавшаяся у Наташи на пианино. Портрет Окуджавы, фотографии, веточки полыни крымской, камушки повсюду – в ванной, в комнатах, и очень красивый вид из окна – храм, лес…
– Смотрите, вон шарик полетел!
Ну совсем как цитата из песенки: «Девочка плачет…» В нашем разговоре мы старались почему-то не называть Его по имени – как-то само собой разумелось. Таким он был и в ее книге «Наедине с Айседорой», рукопись которой еще успел увидеть. Так этот человек и будет присутствовать на печатных страницах – как «он».
Она росла в семье военного. Папа – начальник Дома офицеров, как тут было не запеть. Пела всегда – и в детском саду, и в школе, и в институте. Окончила с отличием МГИМО, факультет международного права, защитила диссертацию «Роль интеллигенции Аргентины». Выбрала и полюбила испанский язык и всю Латинскую Америку. После окончания института поступила во Всероссийскую творческую мастерскую эстрадного искусства. И там за год получила огромную профессиональную подготовку.
– До этого я пела в ансамбле «Гренада». Когда училась в аспирантуре, скрывала, что артистка. Я и в кино снялась, еще учась в институте. В фильме Абдрашитова «Слово для защиты» сыграла эпизод, а в фильме-сказке «Туфли с золотыми пряжками» – уже настоящую роль, с пением. Да, там же я мимоходом озвучила девяностолетнюю старушку в песне про лапти. Булат потом случайно увидел меня по телевизору, удивился. А когда узнал про старушку, очень смеялся. Было время, когда я перенапряглась, разрываясь между сценой и аспирантурой. Врачи запретили мне выступать, как до этого пытались запретить строгие родители. Я затаилась, устроилась в Институт советского законодательства, занялась рутинной работой. Вышла замуж за дипломата. Пыталась построить настоящую семью с любящим и любимым мужем. Не получилось.
– Как же вы встретились впервые?
– Я к датам отношусь очень трепетно. Это было 3 апреля 1981 г. у нас в институте. Хотя, конечно, и до этого я любила его песни. «Молитву» впервые услышала еще девочкой и просто поразилась глубине и искренности. А тогда он приехал в наш институт выступать, и до начала концерта случайно оказался на моем рабочем месте в окружении наших девочек. После концерта вместе пили чай, и девочки стали расхваливать ему меня наперебой: «Вы бы послушали, как Наташа поет!» Но все это предыстория. Тогда мы просто познакомились. Он это запомнил – я это запомнила. Подталкиваемая своими подругами, вышла его проводить. На улице у своей машины он спросил, куда меня подвезти. Но меня ждал муж. Эти мои слова «Меня ждут», он потом мне не раз вспоминал. Мы просто обменялись телефонами. Я же тогда думала только о семье, о будущем ребенке. Но мальчик мой, ребенок мой долгожданный умер, едва родившись. Муж прислал в палату записку:
«Прошу тебя об одном. Только живи».
Я попыталась жить дальше. Уехала из Москвы, спряталась от всех. Каким-то чудом медленно возвращалась к жизни. Спасали лес, трава, земля. Потом уже – Коктебель, море, горы. Строчки родились: «С той поры живу я – как живу я…» Поздней осенью появилась большая часть песен на стихи Лорки. Я уволилась с работы и твердо решила служить только искусству. Точно помню еще один день – 5 октября уже следующего года. Лихорадочно листая свою записную книжку, я наткнулась на его телефон и позвонила. Мы встретились в клубе на Герцена – я сразу же почувствовала родство. Разговор, сначала сбивчивый и нервный, постепенно перерос в задушевно-дружеский. Я просила его написать для меня 3, почему-то именно 3 песни. Он грустно отвечал: «Но я давно уже не пишу стихов, вот уже 8 лет, а не то, что песен…» Разговорились об Э.Денисове – у моей подруги был с ним роман. Разница в годах у них была громадная, и я еще подумала, что со мной уж точно ничего подобного произойти не может. Прошло еще немало времени, прежде чем всесерьезно началось. Нашим днем мы считали 10 декабря. С этого дня начались наши тайные встречи, наша скрытая до времени от посторонних глаз общая жизнь. Потом он переехал ко мне. Порой думала, что еле заметные колебания неведомых весов способны были все изменить…
– Что же это за магия?
- Судьба, наверное… Я и сейчас не думаю, что все могло бы сложиться иначе...
– Именно тогда и родился у него знаменитый и многим непонятный «гусар»: «А юный тот гусар, в Наталию влюбленный, он все стоит пред ней, коленопреклоненный…»
– Да, примерно в 1984-м. Он написал мне в письме, что героиня сначала была Амалией, а потом, когда переделал на Наталию, все сразу встало на свои места.
– А как вы стали вместе петь?
– Кажется, это было после одного из моих выступлений. Мы с Ритой Тереховой и Леней Латыниным ездили с концертами в Тверскую обл. Булат вез нас на машине, выступая в роли водителя. Он и до этого предлагал мне, разговоры заводил, а тут сказал довольно решительно: «Все! Будем петь вместе!» И с этого момента всюду, куда его приглашали, он ездил со мной.
– Он же никогда ни с кем вместе не пел? Он такой был солист по жизни.
– Да. Но со мной он очень любил петь, причем не только свои вещи. Из своих – особенно «Виноградную косточку» и «После дождичка». Русскую народную – «Летят утки». Пели мы на два голоса. Как правило, у него было отделение – у меня отделение, и потом – мы вдвоем. Он очень любил, когда я пела по-испански. Нравился мой цикл на стихи Лорки и мн. др. вещи. Что-то он мне подсказывал.
– Смотрю на фотографии, где вы вместе и поражаюсь: вы всегда как бы у его ног. С каким-то выражением самопожертвования…
– Не думаю, чтобы это всегда так было. Бывало по-разному. Я понимала, конечно, кто он, и относилась к нему с большим почтением. Но надо сказать, что и он тоже – с удивительным трепетом и гордостью всегда меня представлял. Но сам часто просил не идеализировать его слишком.
– А вы не могли, конечно?
– Он, знаете, у меня вызывал какое-то материнское чувство. Мне всегда казалось: как это трудно – такое количество и таких стихов, таких песен создать, как это возможно? И у меня было такое же подспудное неосознанное желание глубоко погрузиться в творчество. Хотя я тогда уже понимала, пусть и не вполне, какая это ответственность, какой груз. Может быть, именно сострадание к этой ответственности внушало мне тогда к нему такую нежность. Он называл ее «Птичкиным» – из-за фамилии, наверное. А она откликалась... В дальнем ящичке, в потайном ее ларце хранятся его письма. Вот одно из них: «Дорогой Птичкин! В больничной суете выкроил времечко и сочинил стих, который начался с воспоминания, как ты пела романс моей просьбе, а я в тебя уставился. Вот, оказывается, как бывает, как случайная ситуация отражается в памяти и там начинается какой-то таинственный процесс, и в результате являются стихи:
Старый романс
Когда б Вы не спели тот старый романс,
Я верил бы, что проживу и без Вас,
И Вы бы по мне не печалились и не страдали,
Когда б Вы не спели тот старый романс,
Откуда б нам знать, кто счастливей из нас?
И наша фортуна завиднее стала б едва ли.
Когда б Вы не спели тот старый романс,
О чем бы я вспомнил в последний свой час,
Ни сердца, ни голоса Вашего не представляя?
Когда б Вы не спели тот старый романс,
Я умер бы, так и не зная о Вас,
Лишь черные даты в тетради души проставляя.»
В том же ларце хранятся и письма, написанные им во время создания песен к фильму «Капитан Фракасс». Одно из них написано от лица некоего герцога Сасандульского: «Сударыня! Как донесла молва, Вы давно находитесь в известных отношениях с капитаном Фракассом, человеком пожилым, чтобы не сказать старым, обремененным семьей и многими житейскими грехами. Не говоря уже о том, что Вам, такой молодой и очаровательной, не пристало интересоваться этим списанным со счетов человеком, но, кроме того, сдается мне, Вы просто не разбираетесь в ситуации. Дело в том, что этот отставной капитан, время от времени бряцая поржавевшей шпагой, на самом деле пробавляется игрой на гитаре, услаждая слух непритязательных горожан на всякого рода праздниках. Хромой конь, на котором он гарцует перед Вами, – старая кляча, взятая им напрокат, экипаж тоже. (…) Надеюсь, Вы хоть не позволяете этому чудовищу себя обнимать? А то ведь, чего доброго, он и это себе позволит, привычный обнимать свою гитару».
– Знаете, Наташа, тогда, в Переделкино, он сказал, что давно уже не пишет песен. У него даже гитара оставалась в Москве. Очень одиноким он тогда выглядел.
– Да, мы тогда в середине 1990-х снова временно разлучились. А гитара? Знаете, он ведь песни напевал и без инструмента. Вот на этом моем маленьком пианино наигрывал мелодию, пропевал ее. А в то время больше прозу писал. Песни пел только на концертах. Он говорил: «Я выполнил свое предназначение». Повторял это и в стихах, и в песнях, и мне наедине. Говорил это осознанно. Он у меня вызывал огромное желание поддержать его, чем могла. И на самом деле к талантливым людям надо бережно относиться – проявляясь, они так украшают нашу жизнь. Без ложного пафоса говорю это. Представить себе не могу, что было бы, если бы не случилось каких-то его строчек, каких-то откровений. А ведь это все так хрупко! Для меня любовь обязательно содержит какой-то элемент преклонения, восхищения какого-то. Конечно, «не сотвори себе кумира». Но для того чтобы даже икона воссияла рядом с тобой, надо очень сильно верить и преклонить колени.
Наташа, вы ведь тогда уже были верующим человеком?
– Я покрестилась как раз, когда мы были уже вместе. Тем летом Булат уехал ненадолго, и я написала ему об этом.
– Он ведь, как известно, не был крещен. Как он к этому отнесся?
– Поздравил меня и предостерег от излишнего фанатизма, присущего новообращенным. По сути, по совести, по устройству души, вот как я его понимаю, он, конечно, был глубоко верующим человеком. Но время, окружение, воспитание – все это не могло привести его к воцерковлению. Да и примеры именно фанатизма его отталкивали.
– Жена его – Ольга, как известно, окрестила его в Париже уже на смертном одре. И наречен он был именем Булат-Иоанн…
– Конечно, грустно, что так это все произошло. Но тем не менее счастье, что это вообще случилось, что отпели его в храме Косьмы и Дамиана, и мы можем молиться за упокой его души.
– Простите меня. Конечно, вера – это понятие очень интимное.
– Да… Но, как говорят, «вера без дела мертва». Тема служения – она бесконечно вдохновительна и бесконечно глубока. Но насилия никакого не должно быть. Это – как с природой, влиться нужно естественно. Общение такое духовное должно быть обоюдным.
– Вы обсуждали с ним это?
– Всегда обсуждали. И если бы он был тогда более верующим, он бы не боялся смерти. Страха бы такого не было. Вера дает крепость души. А разговаривали мы с ним обо всем. Он любил рассказывать, я любила слушать. Это было, конечно, великое счастье. И вообще быть рядом с таким человеком... Ведь все люди грешные, правда? Но когда встречается человек такого масштаба и такой силы устремления к свету, это принимаешь как дар.
– Вы знаете, в вас очень чувствуется эта похожесть с ним.
– Ну да, как он говорил: мы «слиплись». Наверное. Было такое ощущение, конечно.
– Но, с другой стороны, Наташа, это же труд огромный – выдержать такой накал?
– Может быть. Потом, осмысливая, я это понимала. А тогда это было очень естественно и очень органично. Но в то же время не стоит все идеализировать. Там было очень много сложностей…
– Конечно, вы были замужем, он был женат. И все-таки вы решились на развод?
– Я просто не могла больше лгать. И, опять же, стечение обстоятельств. Родители мои тогда были в зарубежной командировке, если бы они были здесь, многого бы не произошло. Они обожали моего мужа, для них мой выбор был настоящей трагедией.
– Но он не развелся с женой?
– И слава Богу! Что теперь это обсуждать и тем более осуждать? Зачем ворошить прошлое? Никто не знает всего. Ситуация была крайне мучительная для нас всех. Мы оба много раз ходили туда-сюда, много вариантов перепробовали. Видимо, тот был единственно возможным. Как оно случилось, так, значит, и надо было. Одна из разлук была особенно долгой, мы договорились расстаться. Потом встретились опять. Трудно было, все было нелегко.
– Потом вы снова вышли замуж, сын Гриша родился?
– Да, да. Сыну уже 21 год.
– А когда вы были с Булатом, куда подевались ваши поклонники, те, кто ходил на ваши концерты, дарил цветы?
– Да никуда они не делись! И сейчас ходят на концерты и дарят цветы. Кто-то из них не воспринимал нашу пару, считал, что я с ума сошла. А кто-то – нормально. На весь мир, как говорится, пирога не испечешь.
– А как его друзья относились к вам?
– Кто-то, безусловно, понял и принял. М.Козаков, например. Ко мне очень тепло относился Володин. Шварц прекрасно, Ю. Левитанский…
– Как ваша жизнь совместная отразилась на вашем творчестве?
– Глядя на него, я стала лучше понимать, что можно жить в гармонии со всей этой радостной мукой – рождением стихов и музыки. Если раньше я ощущала себя как бы не от мира сего и было очень трудно, то он приручил меня к самой себе. Наблюдая за ним, я понимала, что можно делать свое дело. Он любил повторять: «Просто делай свое дело!»
Когда Булата спрашивали: «Что вам больше всего нравится из ваших песен?» Он отвечал всегда одинаково: «Это мои дети. Я всех люблю». И у меня такое же чувство по поводу своих неспетых песен. Как будто это дети – непристроенные, беспризорные. И вообще, несмотря на то, что написано у меня немало, все равно не покидает ощущение – сколько же еще недодала, не сделала. Я пишу песни только на стихи, в которых что-то меня зацепило. Вот Басё – это только три строчки, но сколько же в них всего! Не так давно написала музыку к программе М.Козакова на стихи Д.Самойлова «Мне снился сон».
– Наташа, вот вы все делаете по совести и по душе. Многие люди ходят по земле, не поднимая головы к небесам. Им, наверное, кажется, что вы многое делаете неправильно. Но вы-то всегда вверх смотрите?
– Я просто стараюсь слышать наитие свыше и не суетиться.
– Наверное, и ему рядом с вами было несуетно?
– Да, он признавался, что ему необыкновенно спокойно и тепло было. Хотя не думаю, что я прямо всегда была такая уж безупречная. И капризная бывала, и всякая…
– Ну вы, в конце концов, на 30 лет были его моложе!
– На 31 год, плюс один месяц, плюс один день!
– У него в обиходе было словечко, довольно редкое для мужчины. Он часто употреблял слово «наслаждаюсь».
– Да, он умел радоваться жизни, несмотря ни на что. Он умел наслаждаться мелочами. Но все-таки я бы выделила в нем главное: «Совесть, благородство и достоинство». Этим словам соответствовать труднее всего. Он четко ощущал свое предназначение: говорить то, что говорил. И делать свое дело.
–Как вы после него остались жить?
– Я почувствовала все, что с ним случилось в Париже, на расстоянии. Не хочу даже вспоминать – и «скорую помощь», и все это… А сейчас я ощущаю просто, что он в другом мире, и мы с ним общаемся. Бывает, я ловлю себя на том, что ищу в других мужчинах его черты. И внешние, и что-то неуловимое. Это, наверное, уже заложено во мне… Знаете, у меня стихотворение недавно родилось:
Для Бога нет трагедий.
Ведь даже смерти нет.
Ну фарс, трагикомедия…
Так что большой привет
любителям страданий,
стяжателям тоски!
Унынию вопреки.
– Вы, конечно, храните какие-то заветные вещи на память о Булате?
– Я люблю косыночку, которую он мне подарил, летом везде с собой брать. Юбки концертные, которые он мне привез, люблю.
– Юбки? Булат?
– Да, это правда! У нас история смешная была. Мы ездили выступать, а юбки длинной концертной у меня не было. И я постоянно одалживала у одной своей приятельницы очень красивую юбку. Продать ее мне она категорически отказывалась. Булат возил меня к ней перед каждым концертом и после концерта – отдавать. А жила она далеко. В общем, надоело ему это, и он привез мне из-за границы две длинные пышные юбки – одну из Италии, другую – из Франции. Мы с ним потом смеялись над этим. Очень дорожу еще своими украшениями, связанными с ним. Когда мы познакомились, на мне был кулончик с агатом, вот он. И я всегда его надевала в дни, особенно памятные для нас обоих. И сейчас в особенные моменты этот кулон со мной.
– Была еще какая-то его песня, которую вы считаете точно своей, вам посвященной?
– Он говорил: «Все, что я написал после встречи с тобой, – для тебя и о тебе». Когда я пою его песни – это особое счастье, наслаждение особое. Признаюсь, вещие сны мне часто снятся. Что касается моей личной жизни, моих переживаний – всегда Булат предупреждает, как-то наставляет что ли... И я благодарна судьбе за то, что он есть.
Старались – не дышали.
Любили – как могли.
Кому мы помешали
средь жителей Земли?
Е.Тришина
http://www.peoples.ru/art/music/bard/okudgava/interview.html
***
Горленко Наталья Викторовна родилась 10 июня 1955 г. Живет в Москве. Поэтесса, композитор, певица, обладающая красивым хрустально-чистым голосом. Выпускница МГИМО и Всероссийской творческой мастерской эстрадного искусства при Росконцерте. Пишет песни как на свои стихи, так и на стихи множества других поэтов: Пушкина, Лермонтова, Лорки, Набокова, Ахматовой, Цветаевой, Есенина, Волошина, Окуджавы и Мацуо Басё. Наталье была посвящена песня Б.Окуджавы "Песенка о молодом гусаре"
ТЫ ОБУЧИ ЛЮБВИ, АРБАТ...
Булат Окуджава... При этом имени всегда замирает сердце и всплывают в памяти строчки об Арбате или же лихих кавалергардах, строки о дружбе и виноградной косточке. Писатель, поэт, кинодраматург, исполнитель своих песен... маленький трогательный человек, пропустивший через свое сердце целую эпоху.
Он родился 9 мая 1924 г. в Москве, на Арбате, а в 1942 г., приписав себе лишний год возраста, ушел добровольцем на фронт. Спустя годы он скажет: "Воевал не я. Воевал юноша с моим именем и фамилией. Он был романтичен, как, впрочем, и большинство его сверстников, он был сыном "врагов народа", и это его ранило и побуждало идти на фронт, чтобы доказать всем, чтобы все видели, что значит для него его прекрасная, единственная, неповторимая отчизна". Он не любил вспоминать войну, вся его боль - в его песнях, в его поэзии. Его религией, его храмом всегда были вечные ценности: любовь, дружба, верность, красота мира, сам человек... Одна из вечных ценностей - память! Память о войне, память о погибших, память о подвиге, а сегодня и память о самом Булате... Дай Бог нам не забыть, ни его, ни его любимого Арбата, ни наших предков...
"Интеллигентность, я думаю, это прежде всего способность мыслить самостоятельно и независимо, это жажда знаний и потребность приносить свои знания, как говорится, на алтарь отечества. Вот уже что-то вырисовывается, но этого, конечно, мало. Ведь интеллигентность, кроме того, в моем понимании, - это состояние души. Важны нравственные критерии: уважение к личности, больная совесть, терпимость к инакомыслию, способность сомневаться в собственной правоте и отсюда склонность к самоиронии и, наконец, что крайне важно, неприятие насилия. Что-то, видимо, я упустил и не сомневаюсь, что кому-то эти качества покажутся и неполными, и недостаточными, а кого-то мое мнение, может быть, и покоробит. Я вовсе не претендую на окончательное определение, просто размышляю... Я никогда не утверждал, что я интеллигент. Но мне всегда хотелось быть интеллигентом. Хотя у меня масса недостатков, пороков, но освобождение от них, наверно, и есть приближение к интеллигентности".
Булат Окуджава
ПЕРЕДЕЛКИНО - 2013
Запись в Доме-музее Б.Окуджавы. Ведущие: А.Городницкий и Ф.Толстая.
Это уже 10-й ежегодный концерт в доме-музее Б.Окуджавы в Переделкине. Он по традиции будет посвящен Дню Победы и дню рождения Булата Шалвовича. А кроме того - 80-летию со дня рождения выдающегося поэта, барда, ученого А.Городницкого. Программа концерта будет состоять из песен и стихов, которые сыграли важную роль в жизни и судьбе Городницкого. Это - произведения Окуджавы, Высоцкого, Анчарова, Слуцкого, Самойлова, Горбовского, Кульчицкого.
В концерте принимают участие: С.Никитин, В.Баринов, Н.Чиндяйкин, Е.Шифрин, Е.Гусева, И.Кобзон, Д. Харатьян, Л.Серебренников, Г.Хомчик, В.Долина, ансамбль «Песни нашего века».
http://tvkultura.ru/brand/show/brand_id/43050
2014 год:
БУЛАТУ ОКУДЖАВЕ - 80!
Захотелось сделать что-то хорошее по случаю 80-летия со дня рождения Булата Шалвовича. На длинную историю у меня пока времени не хватило. Поэтому пока только несколько фраз, в которых попытался высказать своё отношение к Поэту, которые родились у меня как ответ в одном из интернет-форумов. Мало сказать, что песни Б.Окуджавы разбудили мои желания играть на гитаре и петь, будучи ещё в пионерском лагере. Правильнее будет, что они научили меня думать о жизни, понимать и ценить её в различных проявлениях. Наверное, мне очень повезло, что его «песенный» расцвет совпал с самым началом моей сознательной жизни.
Начиная с песенок-зарисовок о Ваньке Морозове, Лёньке Королёве, голубом шарике, солдатских сапогах, полночном троллейбусе, Охотном ряду и вплоть до гори огонь гори, открытой двери, сентиментального марша, славы женщине моей, дежурного по апрелю, часовых любви, Смоленской дороги, маленького оркестрика, Моцарта, грузинской песни - всех и не упомнишь! А ещё повезло, что когда ещё ни на радио, ни на телевидении редко можно было услышать такие песни, нам несли их наши любимые пионервожатые. Мы-то по своей детской наивности часто даже и автора не знали! Зато легко могли отличить стоящую песню от жалкой пародии. Значительно позже, во время учёбы в Университете, стало приходить более глубокое осмысление того, почему же эти песни так приходились по душе и нашим вожатым и нам - совсем ещё детям. А ещё - почему ни один слёт КСП не обходился без его песен. Да и сейчас, оглядываясь на прошедшие годы понимаешь, насколько важными стали песни Окуджавы для формирования мировоззрения не одного поколения наших соотечественников.
Это только потом стало известно, что на его долю выпало столько испытаний! Террор 37-го лишил его родителей (отца расстреляли, мать сослали в карагандинский лагерь). Едва он перешагнул порог совершеннолетия - грянула война. В 1942 после окончания 9-го класса средней школы добровольцем ушел на войну. Служил в запасном минометном дивизионе, затем после 2-х месяцев обучения был отправлен на Северо-Кавказский фронт. Был минометчиком, потом радистом тяжелой артиллерии. Ранен под Моздоком. Его ломали цензурными и прочими преследованиями как сына "врага народа". Даже на работу после окончания университета ему удалось устроиться по распределению только учителем в деревне Шамордино и районном центре Высокиничи Калужской обл., а затем - в одной из средних школ Калуги. В Москву он смог вернуться только в 1956 г. после реабилитации родителей. Кровавые конфликты при распаде СССР не обошли стороной его родную Грузию (хотя родился он в Москве, но несколько лет прожил у своей тетки в Тбилиси и там же учился в Университете) и Армению - родину его матери. Дикий разгул "нового" российского капитализма не разуверил его веру в человека и в любовь. И все испытания он встречал с достоинством и бесстрашием. Его даже сравнивали иногда с благородным дворянином ХIХ в. Да и сам он в своей прозе многократно обращался к героям и темам той эпохи. Не случайно, на Бережке в одном из разделов в качестве эпиграфа приведены строчки из песни "Фотографии друзей":
Льются с этих фотографий
океаны биографий,
жизнь в которых вся, до дна
с нашей переплетена.
и ещё последние слова из этой же песни, которые можно отнести ко многим Поэтам с большой буквы:
Мы живых их обнимаем,
любим их и пьем за них...
только жаль, что понимаем
с опозданием на миг!
С кем сравнить Окуджаву? Не с кем. Окуджава - первый среди трех равных, первый среди 3-х российских бардов, известных во многих странах мира: поэзию Окуджавы, Галича, Высоцкого постоянно издают за рубежом не только на русском, но и много переводят на иные языки. «Мысль, которая неотступно идет за мной по пятам, которая меня мучает все время: «Дайте человеку жить, как ему хочется, ну что вы, ей-богу...» - признался он однажды. И темы практически всех его негромких песен - доброта, честность, любовь, милосердие. Что очень важно в песнях Окуджавы - он никогда не лжет. Можно попытаться объяснить, почему в 1960-х годах такой бесспорный успех и всеобщее признание пришли именно к Окуджаве. Булат сам провозгласил себя, осознанно или не очень, «дежурным» по «оттепели» 1960-х: «я дежурный... по апрелю». По сути дела, он стал ее песенным лицом, ее музыкально-поэтическим зеркалом.
|
| |
| |
| Валентина_Кочерова | Дата: Пятница, 08 Май 2015, 18:30 | Сообщение # 2 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 6949
Статус: Offline | В каждой песне Окуджавы 1960-х сконденсирована та надежда, которую несла «оттепель», - весна тогда была одна на всех. И еще, пользуясь выражением самого же Булата, он «прогремел» потому, что помимо огромного таланта, в своих стихах и песнях обращался к личности, не ко всем, а к каждому в отдельности. А также потому, что темой его поэзии стала обыденная, повседневная жизнь, как, например, в песне «Полночный троллейбус», где город становится рекой, троллейбус «плывет», а пассажиры в нем - «матросы». И на этом поэтическом фоне главное - немыслимый, причем фантастически подлинный заряд авторского милосердия, доброты, искренности.
Булат Шалвович родился в Москве, в семье партийных работников (отец его - грузин, мать - армянка), жил он в доме № 43 по ул. Арбат (Старый). Этот двор и сам Арбат стали впоследствии одними из главных персонажей его поэзии. Он большую часть жизни прожил в Москве, в последние годы подолгу жил на даче в Переделкино, где сейчас Дом-музей Окуджавы. Стихи Булат начал писать еще в детстве. «Это было задолго до войны, - вспоминает он. - Летом. Я жил у тети в Тбилиси. Мне было 12 лет. Как почти все в детстве и отрочестве, я пописывал стихи. Каждое стихотворение мне казалось замечательным. Я каждый раз читал вновь написанное дяде и тете. В поэзии они были не слишком сведущи, чтобы не сказать больше. Дядя работал бухгалтером, тетя была просвещенная домохозяйка. Но они очень меня любили и всякий раз, прослушав новое стихотворение, восторженно восклицали: «Гениально!» Тетя кричала дяде: «Он гений!» Дядя радостно соглашался: «Еще бы, дорогая. Настоящий гений!» И это ведь все в моем присутствии, и у меня кружилась голова. И вот однажды дядя меня спросил: - А почему у тебя нет ни одной книги твоих стихов? У Пушкина сколько их было... и у Безыменского. А у тебя ни одной...
Действительно, подумал я, ни одной, но почему? И эта печальная несправедливость так меня возбудила, что отправился в Союз писателей, на улицу Мачабели. Стояла чудовищная жара, в Союзе писателей никого не было, и лишь один самый главный секретарь, на мое счастье, сказался в своем кабинете. Он заехал на минутку за какими-то бумагами, и в этот момент вошел я.
- Здравствуйте, - сказал я.
- О, здравствуйте, здравствуйте, - широко улыбаясь, сказал он. - Вы ко мне?
Я кивнул.
- О, садитесь, пожалуйста, садитесь, я вас слушаю...
Я не удивился ни его доброжелательной улыбке, ни его восклицаниям и сказал:
- Вы знаете, дело в том, что я пишу стихи и я подумал: а почему бы мне не издать сборник стихов? Как у Пушкина или Безыменского...
Он как-то странно посмотрел на меня. Теперь, по прошествии стольких лет, я прекрасно понимаю природу этого взгляда и о чем он подумал, но тогда... Он стоял не шевелясь, и какая-то странная улыбка кривила его лицо. Потом он слегка помотал головой и воскликнул:
- Книгу?! Вашу?! О, это замечательно, это было бы прекрасно! - Потом помолчал, улыбка исчезла, и он сказал с грустью: - Но, видите ли, у нас кончилась бумага, ее, ну, просто нет... финита...
- А-а-а, - протянул я, не очень-то понимая, - может быть, я посоветуюсь с дядей?
Он проводил меня до дверей. Дома за обеденным столом я сказал как бы между прочим:
- А я был в Союзе писателей. Они там все очень обрадовались и сказали, что были бы счастливы издать мою книгу, но них трудности с бумагой, просто ее нет...
- Бездельники, - сказала тетя.
- А сколько же нужно этой бумаги? - по-деловому спросил дядя.
- Не знаю, - сказал я, - я этого не знаю.
- Ну, - сказал он, - килограмма полтора у меня найдется Ну, может, два...
Я пожал плечами. На следующий день я побежал в Союз писателей, но там никого не было. И тот, самый главный секретарь тоже, на его счастье, отсутствовал».
В 1934 г. Булат переехал вместе с родителями в Нижний Тагил. Там его отец был избран первым секретарем горкомитета партии, а мать секретарем райкома. В 1937-м родители были арестованы; отец был расстрелян, мать сослана в карагандинский лагерь. Отец Булата так и не оговорил себя и не признал ни одного обвинения, в отличие от многих, арестованных вместе с ним. Булат Шалвович всегда хранил в ящике письменного стола копию дела отца, которую ему выдали в Свердловске в 1989 г. После расстрела отца и ареста матери, которая до 1947 г. пробыла в заключении, а с 1949-го по 1955-й - в ссылке, 13-летний Булат был близок к безумию. Ведь он рос «фанатичным красным мальчиком», сочинял с 10 лет революционные стихи и романы, и ему не верилось, что страна могла так ошибиться. Тетке Булата пришлось даже на некоторое время выдумать версию о том, что родители не арестованы, а отправлены на Запад с секретным заданием. После ареста родителей Окуджава возвратился в Москву, где вместе с братом воспитывался у бабушки. В 1940-м он переехал к родственникам в Тбилиси.
В школьные годы с 14-летнего возраста Булат подрабатывал статистом и рабочим сцены в театре, работал слесарем, а в начале ВОВ - токарем на оборонном заводе. В 1942 г., после окончания 9-го класса средней школы в Тбилиси, Булат добровольцем ушел на войну. Служил он в запасном минометном дивизионе, затем после 2-х месяцев обучения был отправлен на Северо-Кавказский фронт. Был минометчиком, потом радистом тяжелой артиллерии. Булат ушел на войну в 17,5 лет. И когда до него дошло, что жизнь человека, оказывается, ничего не стоит все в нем взбунтовалось, и дальнейшую жизнь он посвятил тому, чтобы спорить и доказать, что человеческая жизнь - это самое-самое главное! Он доказывал это все время: песнями, стиха, прозой - всей силой своего исключительного таланта. Самым тяжелым и страшным днем своей жизни Окуджава называл первый день на передовой. Когда он, 17-летний вдруг осознал всю слабость и уязвимость человека.
- «Я закончил 9 класс, когда началась война. Как и многие сверстники, отчаянно рвался на фронт. Вместе с другом мы каждый день наведывались в военкомат. Нам вручали повестки и говорили: «Разнесете их по домам, а завтра мы вас отправим». Длилось так полгода. Наконец, сломленный нашим упорством, капитан не выдержал и сказал: «Пишите свои повестки сами, у меня рука не поднимается это сделать». Мы заполнили бланки и отнесли их домой: он - мне, я - к нему. Мне как-то смешно себя вспоминать и видеть себя в обмотках, с кривыми ногами, с тонкой шеей, с большой пилоткой на голове, мечтавшего всю войну иметь сапоги и так и не получившего их... Когда первый день я попал на передовую, и я, и несколько моих товарищей - такие же, как я, 17-летние - очень бодро и счастливо выглядели. На груди у нас висели автоматы, и мы шли вперед, в расположение нашей батареи, и уже представляли каждый в своем воображении, как мы сейчас будем прекрасно воевать и сражаться. И в этот самый момент, когда наши фантазии достигли кульминации, вдруг разорвалась мина, и мы все упали на землю, потому что полагалось падать. Ну, мы упали, как полагалось, а мина-то упала от нас на расстоянии полукилометра. Все, кто находился поблизости, шли мимо нас, а мы лежали. Потом мы услышали смех над собой. Встали и тоже пошли. Это было наше первое боевое крещение... Война - вещь противоестественная, отнимающая у человека природой данное право на жизнь. Я ранен ею на всю жизнь и до сих пор еще часто вижу во сне погибших товарищей, пепелища домов, развороченную воронками землю... Я ненавижу войну... Потом уже, впоследствии, когда я стал писать стихи, первые мои стихи были на военную тему. Много было стихотворений - Из них получились песни... Из некоторых. Это были в основном грустные песни. Потому что, я вам скажу, ничего веселого в войне нет».
А.Дидуров о Б.Окуджаве: «Главным у Окуджавы, конечно кроме таланта, который выносится за скобки, была та идея, на которую он вышел, как солдат Второй Мировой войны, которая у нас называлась Великой Отечественной; и главная мысль его песен такова - человеческая жизнь что-то стоит, и это самое важное, что только может быть...»
Говорить о войне, как большинство фронтовиков, он избегал и с ветеранами общался крайне редко. С однополчанами он встречался всего дважды в жизни - в 1950-е и 1970-е годы, и оба раза с большим трудом находил темы для разговоров. Также избегал он петь на концертах «Здесь птицы не поют», даже по просьбе однополчан, говоря, что ее «трудно подобрать», а читал что-то совсем другое, например: «Гордых гимнов, видит Бог, я не пел в окопной каше...» А тем временем на аэродроме Внуково-2, под развевающимися флагами почетный караул печатал шаг под его музыку - марш из кинофильма «Белорусский вокзал». Под музыку самоучки-гитариста, не знавшего даже нотной грамоты, проходили официальные гос. церемонии.
Первую свою песню «Нам в холодных теплушках не спалось» Окуджава написал в 1943 г. на фронте, но кроме этой первой строчки от нее ничего не осталось. Вторая песня - «Студенческая песня» была сочинена уже в 1946 г., в актовом зале Тбилисского университета, где Булат одним пальцем стал подбирать мелодию на рояле к недавно написанному стихотворению.
Неистов и упрям,
Гори, огонь, гори.
На смену декабрям
Приходят январи.
Нам все дано сполна -
И радости и смех.
Одна на всех луна,
Весна одна на всех.
Прожить лета б дотла,
А там пускай ведут
За все твои дела
На самый страшный суд...
Окуджава вспоминает: «Первая песня появилась в 46-м году, я тогда был на втором курсе университета. Мы пели старые дореволюционные студенческие песни: «Быстры, как волны, дни нашей жизни. Чем дальше, тем ближе к могиле наш путь..» Тогда я уже что-то писал, и у меня появилось стихотворение такого типа. Тут же придумалась и мелодия. Аккомпанировал я себе на фортепиано. Одним пальцем. Получилась песня, которую пели с удовольствием, но я не придавал этому ровно никакого значения... Гитара появилась через десять лет. Меня тогда научили трем аккордам, и зародились мелодии. К какому-то стихотворению я придумал музыку, потом еще к одному, потом еще. Все это существовало с древности, и я ничего нового не открыл. Просто благодаря обстоятельствам я «прошумел»... Но с течением времени придут новые люди, и понадобится новое качество в этом жанре - он не погибнет...»
День Победы и свой день рождения - 9 мая 1945 г. - Окуджава отметил в Тбилиси, у своей тетки, где он жил после возвращения с фронта. В Тбилиси он окончил экстерном среднюю школу и поступил на филфак Тбилисского университета, где учился с 1945 по 1950 год. (Он был комиссован осенью 1944 г. из-за тяжелого второго ранения, первое ранение получил в ногу, в начале 1942-го). В День Победы с другими комиссованными студентами и своим товарищем-грузином они выпили две бутылки «Цинандали».
После окончания университета, с 1950 по 1955 г., Булат работал по распределению учителем в деревне Шамордино и районном центре Высокиничи Калужской обл., затем в одной из средних школ города Калуги. Там же был корреспондентом и лит. сотрудником областных газет «Знамя» и «Молодой ленинец». В 1955 г. были реабилитированы его родители и в 1956-м он возвратился в Москву. Окуджава был членом литобъединения «Магистраль», работал редактором в издательстве «Молодая гвардия», затем - зав. отделом поэзии в «Литературной газете».
«Мой друг Б.Балтер работал тогда консультантом в «Литературной газете», - вспоминает Окуджава. - Как-то он сказал: «Слушай, я хочу показать твои работы Старику». Так мы называли К.Г. Паустовского. «Покажи, - говорю, - если хочешь, только страшно». И действительно, было страшно. К.Г. Паустовского я всегда считал мэтром и пытался его глазами взглянуть на то, что предназначалось лишь для близких людей. Но Балтер уехал уже с рукописью в Тарусу. Вернулся, сказал: «Старик просил тебя привезти». В гостях у Константина Георгиевича мы прожили 3 дня. Он тогда уже был болен, близкие, естественно, старались его уберечь от лишних встреч, разговоров. Все равно вокруг него было много молодых. Он готов был поддержать каждого, кто искал свой путь в искусстве. Помню какой-то сарай, откуда-то взявшуюся гитару, наспех нарезанные бутерброды. Константин Георгиевич тайком удрал из дома. Что я тогда пел - не вспомнить, но сама атмосфера доброжелательности и доброты рождала песни».
В 1961-м Окуджава уходит со службы и целиком посвящает себя свободному творчеству. В своей книге «Так неспокойно на душе» драматург А.Володин пишет: «Я увидел его в гостинице «Октябрьская» в компании московских поэтов. Он поставил ногу на стул, на колено - гитару, подтянул струны и начал. Что начал? Потом это стали называть песнями Окуджавы. А тогда было еще непонятно, что это. Как назвать? Как рассказать об этом, что произошло в гостинице «Октябрьская»? Окуджава уехал в Москву. А я рассказывал и рассказывал о нем, пока директор Дома искусств не полюбопытствовал, что это были за песни. Я изложил их своими словами. И вскоре в ленинградском Доме искусств был запланирован первый публичный вечер Окуджавы. Я обзвонил всех, уговаривая прийти.
- Что, хороший голос? - спрашивали меня.
- Не в этом дело, он сам сочиняет слова!
- Хорошие стихи?
- Не в этом дело, он сам сочиняет музыку!
- Хорошие мелодии?
- Не в этом дело!..
Перед тем как я должен был представить его слушателям, он попросил:
- Только не говорите, что это песни. Это стихи.
Видимо, он не был уверен в муз. достоинствах того, что он делал. На следующем вечере Окуджавы в Доме искусств стояла толпа.
- Что такое тут? - спрашивали прохожие.
- Аджубей приехал, - отвечали».
Впервые стихотворение Окуджавы было опубликовано в 1945 г. в газете Закавказского военного округа «Боец РККА» (позднее «Ленинское знамя»), где в течение 1946-го печатались и др. его стихи. В 1953-1955 гг. стихи Окуджавы регулярно появлялись на страницах калужских газет. В Калуге же в 1956 г. был издан и первый сборник его стихов - «Лирика». В 1959-м в Москве вышел 2-й поэтический сборник Окуджавы - «Острова». В последующие годы его стихи печатались во многих периодических изданиях и сборниках, книги стихов издавались в Москве и др. городах. Окуджава написал более 800 стихотворений. Многие из них рождались вместе с музыкой, песен же у него насчитывается около 200.
С 1956 г. Окуджава одним из первых начинает выступать со своими песнями. Магнитофонные записи его песен сразу принесли ему широкую популярность. Они разошлись по стране в тысячах экземпляров. Его песни звучали в кинофильмах и спектаклях, в концертных программах, в теле- и радиопередачах. Первый профессионально записанный диск вышел в Париже в 1968 г. на фирме Le Chant du Mond, несмотря на сопротивление советских властей. В 1970-х годах понравившуюся Булату запись его песен сделали польские драматические актеры с очень бережной аранжировкой. Вместе с книгой о наших бардах «Поэты с гитарой» вышел диск песен в Болгарии («Балкантон», Болгария, 1985). Но если не считать скромной пластинки 1966 г., то лишь с 1-й половины 1970-х стали выходить виниловые диски Окуджавы в СССР, когда поэт уже приближался к своему 50-летию. В настоящее время в Гос. Литературном музее в Москве создан фонд магнитофонных записей Окуджавы. Этот фонд насчитывает 287 ед. хранения и составляет 160 час. звучания. Десятки его песен, что часто звучат с кино- и телеэкранов, а также в спектаклях, прочно вошли не только в наш быт, но и в культуру России. В своих воспоминаниях Окуджава пишет: «Это случилось в 59-м году. Я работал в «Литературной газете». У меня уже были первые песенки и первая широкая известность в узком кругу. Это очень вдохновляло меня. Я очень старался понравиться именно им, моим литературным друзьям. Один из них, назовем его Павлом, позвал меня на свой день рождения. Были приглашены и некоторые другие сотрудники из нашего отдела литературы. Я отправился к Павлу, конечно, вместе с гитарой и со своим ближайшим другом тех лет, начинающим писателем В.Максимовым. Мы добрались до Плющихи, нашли дом. Нам открыли дверь. Гостей было уже с избытком, и наши уже были здесь... В доме Павла я был впервые, и родственники его мне были незнакомы. Судя по их лицам и разговорам, простые, милые люди, в основном из московских работяг. Они и преобладали за столом. А наших было мало, и они, конечно, старались не очень-то «высовываться» и не нарушать господствующего климата своим интеллектуальным вздором. Так, нашептывали друг другу всякие остроты и посмеивались украдкой. Только В.Максимов был крайне мрачен.
Наконец, когда было достаточно выпито и съедено, отяжелевшие гости потянулись в соседнюю комнату. Мои подмигивали мне многозначительно. Я шел и понимал, что, по уже установившейся традиции, предстоит петь. Меня это в те года радовало. Я начал привыкать к интересу, который проявляли к моим песням мои друзья. Рядом двигался хмурый Максимов. Пока мы сидели за столом, я, зная о его пристрастии к спиртному, подумал, что наступил этот час и потому он так мрачен. Но оказалось, что он трезв, трезвее меня и всех остальных, и это было непонятно. В тесной комнате кто сидел, кто стоял. Мне подали гитару - все замерли. Я чувствовал себя приподнято, хотя, конечно, и волновался: очень хотелось угодить слушателям.
- Что же мне вам спеть? - спросил я, перебирая струны, - что-то сразу и не соображу...
- Может быть, «Сапоги»? - шепнул кто-то из своих.
Я подумал, что «Песенка о сапогах» - это военное. Это не ко дню рождения... И посмотрел на Максимова. Он был мрачен.
- Ну, «Неистов и упрям...», - подсказали снова.
- Нет, - сказал я, - начну-ка с «Последнего троллейбуса»... Все-таки московская тема...
«Когда мне невмочь пересилить беду...» - запел я. Максимов опустил голову. Выпевая, я подумал, что следующей будет «Песенка о Леньке Королеве». Да-да, подумал я, хоть и военная, но все-таки московская. Я пел и попутно обмозговывал свой небогатый репертуар. И вот конец: «... и боль, что скворчонком стучала в виске, стихает...» - и последний аккорд. Кто-то из своих захлопал. И вдруг из дальнего угла крикнули требовательно: - Веселую давай!.. «Цыганочку»!..
- «Цыганочку»! - загудели гости, и кто-то затянул «Ехал на ярмарку ухарь-купец...»
Я не понимал, что происходит. Стоял, обнимая гитару. Тут ко мне подскочил Максимов, дернул меня за руку и прошипел: - Пошли отсюда!.. - и повел меня насильно в прихожую. - Давай одевайся! Скорей, скорей!.. Пошли отсюда!.. Мы вышли из квартиры. Ноги у меня были деревянные. Голова гудела.
- Я не хотел тебе говорить, - сказал, кипя, Максимов уже на ночной улице, - когда мы пришли, там, на столике в прихожей, лежал список гостей, и возле твоей фамилии было написано - «гитарист»!»
К развязанной в начале 1960-х годов травле Окуджава относился довольно легко и с иронией. В прессе тогда раздавались малопристойные и резкие высказывания: «А где, товарищи, метафора? Где царица поэзии?» «Последний троллейбус» - ни одного поэтического сравнения! И что это за скворчонок? Кто он такой? Он вообще - существует? Все, что он пишет, - банальность... Ах, какая игра слов: «Королев - король»!
«Больше всего меня восхитила фраза в одном фельетоне: «За таким поэтом девушки не пойдут! Девушки пойдут за Твардовским и Исаковским». Я никогда не представлял, что есть такой критерий, - за кем пойдут девушки..». - вспоминал Окуджава,
Несмотря на возмущенные реплики с лит. стороны, песни Окуджавы пелись и группами, и отдельными коллективами и в одиночку. И что всех поражало в его первых песнях - это пушкинская простота. Об истоках авторской песни Булат Шалвович пишет: «Не будет ошибкой сказать, что авторская песня идет от городского романса, от А.Григорьева, еще раньше - от Д.Давыдова. В XX в. из известных образцов, может быть, не стопроцентная, а все же есть связь с А.Вертинским. Потом был некий вакуум, но традиция жила, она существовала и в конце 50-х годов вырвалась из подсознания, что ли, культуры... С легкой руки ЦК комсомола там всегда быстро находят термины для явления, которое считают нужным прибрать к рукам, - стали нас звать бардами и менестрелями. Я же всегда имею в виду поэтов, напевающих свои стихи под аккомпанемент. Не барды, не менестрели, а поющие поэты или - точно, по-моему, придумал Высоцкий: авторская песня. Это понятие... охватывает и молодых самодеятельных композиторов, сочиняющих музыку к чьим-то стихам, и, как правило, к хорошим стихам, и исполнителей, поющих кем-то созданные песни, но в данной традиции...»
Окуджава часто сочинял свои мелодии без гитары, подбирая мотив на фортепиано по слуху. Именно так был создан по заказу режиссера А.Смирнова знаменитый марш для фильма «Белорусский вокзал». Однако режиссеру при первом исполнении песня не понравилась. Но присутствовавший при этом А.Шнитке сказал, что «в этом что-то есть». Потом этот марш в аранжировке Шнитке стал мощным финалом картины. Быстрее всего, буквально за 10 мин., Окуджава сочинил «Песенку о Леньке Королеве». Дольше всего сочинялась песня «Молитва» («Молитва Франсуа Вийона») - между появлением стихов и написанием музыки прошло 3 года. На стихи Окуджавы писали музыку профессиональные композиторы. Например, очень популярной в свое время была песня В.Левашова на стихи Окуджавы «Бери шинель, пошли домой». Но самым плодотворным оказалось содружество Окуджавы с И.Шварцем. В 1960-х годах Окуджава много работает и в жанре прозы. «В прозе и в стихах я выражаю себя. В стихах - с помощью рифмы и ритма, в прозе - иначе. Разница только в форме...», - рассказывал Окуджава.
В 1961-м в альманахе «Тарусские страницы» была опубликована его автобиографическая повесть «Будь здоров, школяр», посвященная вчерашним школьникам, которым пришлось защищать страну от фашизма. Повесть получила отрицательную оценку официозной критики, обвинившей Окуджаву в пацифизме.
В конце 1960-х годов Окуджава обращается к исторической прозе. В 1970-1980 гг. отдельными изданиями вышли его повести «Бедный Авросимов» (1969) - о трагических страницах в истории декабристского движения; «Похождения Шилова, или Старинный водевиль» (1971) и написанные на историческом материале начала XIX в. романы «Путешествие дилетантов» и «Свидание с Бонапартом» (1983). Он продолжал писать и автобиографическую прозу, составившую сборники: «Девушка моей мечты» и «Заезжий музыкант», а также роман «Упраздненный театр» (1993), получивший в 1994 г. Международную премию Букера, как лучший роман года на русском языке. К А.Галичу Окуджава относился очень сдержанно, он высоко ценил некоторые его песни, но его отталкивал снобизм и своеобразное советское барство Галича. Особенно раздражало Окуджаву то, что Галич часто упоминал о своем участии в войне. (Галич был на многих фронтах с театром, но как Окуджава, в военных действиях участия не принимал.) Галич в свою очередь ревновал Окуджаву к его всенародному успеху, поскольку сам был популярен в основном среди интеллигенции. Стихи с посвящениями составляют более трети наследия Б.Окуджавы, столько посвящений нет ни у одного русского поэта. Галич, пожалуй, единственный крупный поэт-современник, которому Окуджава так и не посвятил стихотворения.
Он принципиально не бывал на слетах КСП, (несмотря на многочисленные приглашения). Очень редко, в исключительных случаях, соглашался быть председателем или членом жюри. На подобных слетах его крайне огорчали вторичность, плагиативность, хоровые нетрезвые песни, выкрики типа: «Давай Высоцкого!»
- «Теперь я особенно не раздумываю об авторской песне: по моему мнению, сегодня ее больше нет. Есть массовое явление, потерявшее главные привлекательные черты, сделавшие ее в свое время «властителем дум» очень многих людей. Сейчас все играют на гитарах, пишут стихи (в большинстве своем плохие), поют их. Публика уже привыкла к человеку с гитарой. И каждый, кто берет в руки гитару, называется бардом, и (название это тоже нравится. Ко всему этому я лично не испытываю интереса. Считаю - жанр умер. Он оставил по себе добрую память, оставил имена и творчество нескольких истинных поэтов; как это всегда бывает, слабое ушло, сильное осталось, ну, и надо ценить и помнить то, что родилось и существовало в рамках данного жанра...
Для меня, прежде всего важен Поэт. Поэт, который исполняет некоторые свои стихи под свою же мелодию. Именно поэтому я несведущ в том, что раньше называлось КСП, а теперь - движение авторской песни. Там ведь девяносто процентов просто исполнителей (очень, кстати, хороших); есть люди, которые пишут музыку на чужие стихи; есть те, кто пишет стихи, но, на мой взгляд, чаще - слабые (потому что хорошего много не бывает). Я никогда не был с этим движением особенно связан, хотя всегда уважал людей поющих... Я не знаю, что такое - бард. Для меня все равно в первую очередь существуют стихи, и я могу рассуждать только о поэзии лишь потом - обо всем остальном. Квалифицировать жанр мне сложно. Вот Л.Анненский, например, специалист, ему легче. А я никогда об этом не задумывался. Хотя меня и называют бардом, певцом, исполнителем - все это проходит мимо, все это очень условно (впрочем, меня это никоим образом не оскорбляет). Повторю, для меня существует Поэт, читающий свои стихи и напевающий их...»
Некоторые свои песни Окуджава «забывал», никогда не исполнял и запрещал включать в сборники. Одна такая шуточная песня, написанная в 1957 г.: «Марья Петровна идет за селедочкой, около рынка живет, а над Москвою серебряной лодочкой новенький спутник плывет». И другая, известная в свое время песня - «Ты в чем виновата?». Ее Окуджава написал после расставания со своей первой женой. Ровно через год после развода, день в день, его первая жена (которую, как и вторую, тоже звали Ольга и которой было всего 39 лет) умерла от разрыва сердца. Для Окуджавы это был один из самых тяжелых ударов в жизни.
Заботливой и любящей женой Окуджавы до последних его дней была О.В. Арцимович - физик по образованию. У Окуджавы было 2 сына, старший погиб в 1997 г. Младший сын - Булат (Антон) Булатович - ныне музыкант и композитор.
За несколько месяцев до смерти Окуджава пережил подкосившую его трагическую гибель старшего сына, перед которым он всю жизнь чувствовал вину и о котором написал в стихотворении «Итоги» такие строки:
В пятидесятых сын мой родился,
печальный мой старший,
рано уставший, в землю упавший...
И не поднять...
После смерти сына его здоровье сразу резко ухудшилось. Окуджава всю жизнь называл себя атеистом: «Я уважаю веру других людей и хочу, чтобы они также уважали мои убеждения», но в последние годы он много говорил с близкими о Боге. Скорее, он тайно, но был чрезвычайно предан Богу, и вера его была неосознанная, называемая другими именами, но явно ощущаемая в том свете, что изливается из его творчества. А все его творчество, бесспорно, воспевание тех ценностей, что лежат в основе христианства, воспевание не «заученно-каноническое», а сверхталантливое. Да, он не знал, что такое церковь, зато он знал Бога.
Вот комната эта - храни ее Бог,
мой дом, мою крепость и волю.
Четыре стены, потолок и порог,
и тень моя с хлебом и солью.
И в комнате этой ночною порой
Я к жизни иной прикасаюсь.
Но в комнате этой отнюдь не герой,
я плачу, молюсь и спасаюсь...
Вере в Бога учила маленького Булата еще его няня, Акулина Ивановна. Об этом мы можем прочесть в «семейной хронике», так Окуджава определил жанр своего романа «Упраздненный театр»:
«Да что же ты, малышечка, расшалилси? - говорила Акулина Ивановна. - Аи не стыдно? Стыдно? Вот и славно, цветочек... А Боженька-то все видит и думает: что ж это цветочек наш расшалилси?.. Во как...»
Няня учила маленького Булата, которого она называла «цветочком» или «картошиной», только любви и нежности. И как это впоследствии прижилось: его стихи, положенные на музыку, полны света, любви, сострадания, нежности. Вот строчки Окуджавы, посвященные няне:
Акулина Ивановна, нянька моя дорогая,
в закуточке у кухни сидела, чаек попивая,
выпевая молитвы без слов золотым голоском,
словно жаворонок над зеленым еще колоском.
Акулина Ивановна, около храма Спасителя
ты меня наставляла, на тоненьких ножках просителя,
а потом я и душу сжигал, и дороги месил.
Не на то, знать, надеялся и не о том, знать, просил...
В.Аксенов: «Творчество Булата заполнено религиозными символами, поющими его голосом на разные голоса. С религиозной, церковной стороны это может казаться косноязычием, но ведь и Моисей был косноязычен. Самое же главное состоит в том, что с артистической стороны эти символы звучат чистым серебром».
Крещение Окуджава принял в Париже, всего за несколько часов до смерти, по благословению одного из старцев Псково-Печорской лавры. Данное ему при крещении имя было Иоанн. Странное совпадение: в своей автобиографической прозе он предпочитал называть себя Иваном Ивановичем. Отпевали Окуджаву в Московском храме святых бессребреников Косьмы и Дамиана, что в Столешниковом пер. Похоронен на Ваганьковском кладбище в Москве. Один из православных священников прекрасно сказал по поводу религиозных взглядов Окуджавы: «Окуджава только думал, что он не верит. На самом деле его песни - это псалмы нашего века». (Первоначально это стихотворение-песня называлось «Молитва Франсуа Вийона», поскольку в 1960-е годы советским поэтам молиться и обращаться к Богу запрещалось категорически).
Леонид Жуховицкий: «Вернуть народу цель, смысл и радость жизни оказалось под силу только поэту. Булат удивительно чувствовал слово и вообще был великий мастер. Но это лишь малая часть его призвания. Ведь, трезво говоря, несколько поколений объединяли и удерживали от злобы и подлости принципы жизни, которые приходили к нам с песнями Булата. Люби человека, помогай человеку, восхищайся им и прощай его. «Возьмемся за руки, друзья...» Не слишком о том задумываясь, сколько десятилетий мы жили по Окуджаве. Если 60 или 70 лучших его песен собрать вместе, получится светлое пророчество пушкинской силы, что-то вроде «Новейшего Завета» Прожектор, фонарик, свеча? Не знаю, но ровный свет идет вот уже 4 десятилетия, и дорога впереди отчетлива, насколько хватает нашего взгляда. Надо сказать, поэт был необычным для России пророком. Никакой Серафим на перепутье ему не являлся, и глаголом сердца людей Окуджава не жег. Только добро, только любовь, только свет».
Пока вы возносите небу хвалу,
пока ускоряете время,
меня приглашает фортуна к столу,
нести свое сладкое бремя.
Покуда по свету разносит молва,
что будто я зло низвергаю,
я просто слагаю слова и слова,
и чувства свои излагаю.
Судьба и перо, по бумаге шурша,
стараются, лезут из кожи.
Растрачены силы, сгорает душа,
а там, за окошком, все то же.
В конце мая 1997 г., находясь в Париже с частным визитом в гостях у А.Гладилина, Окуджава заболел гриппом, и его поместили в больницу. Последовали осложнения - стали вылезать старые болячки - астма, желудочные болезни, позже начала развиваться почечная недостаточность. Врачи дали печальный прогноз: улучшения ждать невозможно, так как у него был очень ослаблен иммунитет. И 12 июня 1997 г. в Париже, в военном госпитале, в 22 часа по московскому времени Булат Окуджава скончался.
http://bard-cafe.komkon.org/berezhok/lb/okudjava.html
|
| |
| |
| Нина_Корначёва | Дата: Суббота, 09 Май 2015, 15:46 | Сообщение # 3 |
Группа: Проверенные
Сообщений: 199
Статус: Offline | 
Теперь это уже навсегда. Две даты сливаются, мерцают, соединяются в памяти, царапают сердце. 9 мая – День Победы и день рождения Б.Окуджавы. 12 июня – День России и день смерти поэта.
Два адреса. Москва, Арбат, "у Грауэрмана". И, словно похоронка, весть из французского военного госпиталя в Кламаре. Между ними, этими датами и адресами, уместилась его жизнь. И благодарность, и боль 3-х как минимум поколений, завороженных песнями Окуджавы. Завороженность означает тайну, которую не постичь, как нельзя своими словами пересказать песню или напеть ее, изо всех сил подражая барду. Тот неповторимый тихий голос с его божественной интонацией умолк навсегда, оставшись лишь в старых записях на крошащихся пленках Шосткинского химкомбината, на пластинках, на кассетах, на CD, на сайтах в сети. И чужим не объяснить, как мы влюблялись в этот голос, и почему в последний троллейбус, круживший по ночной Москве под аккомпанемент 3-х аккордов, умещалось столько очарованных странников. И о чем всю ночь кричали петухи. И за что надо было непременно простить неразумную пехоту. И почему война – подлая, как ни насаждай ее культ и ни украшай георгиевскими ленточками, о которых он не имел ни малейшего понятия. Во всяком случае применительно к той войне, в которой участвовал, был ранен под Моздоком, остался живым.
Бог в те годы обращался к нам по-разному. Хриплым, отчаянным криком Высоцкого. Усталым, возвышающимся до гневного пафоса мхатовским баритоном Галича. И вот этим голосом, необъяснимым, как словом "волшба". Рассказывая о надеждах и заблуждениях своего поколения, Окуджава не раз говорил, что его сверстники не были революционерами. Они мечтали всего лишь очеловечить советский режим. Не знаю, кого Булат Шалвович имел в виду, но это удивительное слово "очеловечить" более всего подходило к нему и к тому, что он делал в литературе. Да что литература? Воздух был иным, покуда он жил и самим своим присутствием – в Москве и под Москвой, на ст. Мичуринец – эту жизнь очеловечивал, облагораживал, огораживал от вторжения бесов. При так называемой Советской власти и после того как нерушимый Союз довольно мирно развалился. Вообще говоря, задача "очеловечивания" не является основной в искусстве. Быть может, уровень скотства в обществе должен зашкаливать, чтобы в мир явился такой поэт. Хотя не исключено, что многие свои песни Окуджава мог бы спеть и в иные эпохи, в иных обстоятельствах, в иных землях. Просто они бы так не прозвучали в стране, где совесть, благородство и достоинство были бы общеупотребительными словами. А в государстве, где этими словами дышали как свежим воздухом, голос поэта прочищал от смрада и души, и сердца. Само присутствие Окуджавы в городе, в стране, на планете оздоравливало действительность. Не намного, на миллиграмм. Однако хватало.
Жизнь без Окуджавы оказалась даже трудней, чем это представлялось в те прощальные июньские дни. Он это предвидел, и в поздних своих стихах, и в последних песнях пытался очеловечить и ту реальность, что наступала вслед за его жизнью. Под руководством людей, которых он не застал на вершине власти, но различал в толпе, знал и презирал. Про которых писал, надеясь, что придут они все же не завтра:
Им будет робость моя чужда,
Они раскованней будут и злей…
Зависть, ненависть и вражда
Взойдут над просторами их полей.
Завтра – День Победы, Булату Окуджаве 91 год. Перечитывая его стихи. Слушая его песни. Безуспешно пытаясь, вслед за ним, очеловечить нынешнюю российскую жизнь. И покуда голос Окуджавы звучит, переписанный со старых лент на новые носители, надежда жива и жива любовь, управляющая тем бессмертным оркестриком. И чувство благодарности в этот день переполняет душу, соединяясь со стихами, голосом и музыкой вечной утраты.
Илья Мильштейн
БУЛАТ
Разговор с Окуджавой на его кухне...
День Победы мы празднуем в его день рождения. Это случайно. Война присутствовала в его жизни, а потом в прозе и стихах. Это закономерно. Тихо, сердечно, без пафоса, с юмором и талантом он нам пропел свою и наши жизни. Он нам предлагал решения, которые были слишком хороши для ожесточённого людьми времени. Я очень люблю Булата Шалвовича. Не один. Когда он прощался с нами в Театре им. Вахтангова, я поставил видеокамеру и в течение многих часов снимал людей, которые пришли к нему. Они двигались бесконечной чередой, на мгновение останавливаясь у гроба и навсегда оставаясь на плёнке. Эти люди - пожилые, средних лет и вовсе пацаны, разные совсем - вселяли надежду. У них, у всех, были хорошие лица. У военных, у штатских, у женщин и мужчин. Большинство приходило с одной розой или гвоздикой, но это ничего… Цветы были знаком любви, как взгляд неподдельной печали. Он нас оставил одних. Но он был.
То, что вы прочтёте, - разговор на кухне у Окуджавы в Безбожном пер. О его жизни и о войне. Он говорил - я слушал, не навязывая темы. Слава Богу. Тогда мы были вдвоём, сейчас присоединились вы. Давайте нальём по рюмочке за него и за Победу и послушаем.
«Я родился в 24-м году, 9 мая, у Грауэрмана, на Арбате. Первая моя квартира - дом 43. Квартира на 4-м этаже, средних размеров по коммунальным масштабам, пять соседей. Раньше это была квартира фабриканта Каневского, нэпмана. После нэпа он был директором своей же фабрички. А потом уехал во Францию с семьёй. Отец мой был прислан в комакадемию из Грузии учиться. На Арбате ему дали 2 маленькие комнатки в той коммуналке. И мать жила с нами. После моего рождения отца отправили обратно на Кавказ. Он продолжал работать комиссаром грузинской дивизии. А мама работала в аппарате горкома партии, здесь. А потом пришло время мне учиться. И меня отправили в Тбилиси, где я поступил в 1-й класс. Это был такой странный первый класс, где были экзамены - по-русски. На экзамене каждому давали табличку, на табличке был нарисован лабиринт. В центре лабиринта - колбаса, а снаружи мышка, нужно было найти кратчайший путь до колбасы. О Пушкине мы не слышали ничего, Пушкин не существовал, Лермонтов не существовал, Тургенев не существовал, Толстой не существовал. Все они были помещики.
Потом отец работал уже секретарём Тбилисского горкома партии. У него были нелады с Берия, очень серьёзные. И дошло до того, что отец мой поехал в Крым, к Серго Орджоникидзе, и попросил направить его на работу в Россию, потому что в Грузии он работать не мог. И Серго отправил его на Урал. Парторгом ЦК на вновь строящийся в 1-й или 2-й пятилетке вагоностроительный завод. Вот в 1932 г. отец отправился на Урал - там ещё была дикая тайга и несколько бараков. А потом выписал и нас. Я жил там, учился, до ареста отца. До февраля 37-го. Мы вернулись в Москву. Опять в эти же 2 комнаты. Мать, конечно, исключили из партии тут же. Она устроилась кассиром в какую-то артель. И занималась тем, что в свободное время бегала, добивалась приёма у Берия, чтобы сказать ему: «Ты же знал его по работе, он не может быть троцкистом или английским шпионом». Она добивалась, добивалась до тех пор, пока не пришли однажды ночью и не забрали её тоже. Я остался с бабушкой. В это время был уже брат. Он родился в 34-м. Жили мы впроголодь. Страшно совершенно. Учился я плохо. Курить начал, пить, девки появились. Московский двор, матери нет, одна бабушка в отчаянии. Я стал дома деньги поворовывать на папиросы. Связался с тёмными ребятами. Как я помню, у меня образцом молодого человека был московско-арбатский жулик, блатной. Сапоги в гармошку, тельняшка, пиджачок, фуражечка, чёлочка и фикса золотая. Я был очень политический мальчик. И я знал, что мои родители такие коммунисты, каких не бывает вообще в природе. Произошла ошибка какая-то. И когда это до Сталина дойдёт, он всё исправит.
В конце 40-го года тётка решила меня отсюда взять. Потому что я совсем отбился от рук, учиться не хотел, работать не хотел. Я приехал в Тбилиси перед самой войной. Потом война. Я, конечно, начал бомбардировать военкомат. С приятелями мы требовали, чтобы нас забрали в армию. Мы охаживали капитана Качарова. Он сначала орал на нас, топал ногами, потом привык и, чтобы отвязаться, поручил повестки разносить. Мы ходили по дворам. Нас били за эти повестки, бывало. Горесть приносили. Потом я ушёл из школы. Работал на заводе учеником токаря. Занимался ровировкой стволов огнемёта. Что такое ровировка, до сих пор не знаю. Что-то тяжёлое мы делали изо дня в день, из ночи в ночь, по 14—16 час. безвылазно. А я всё ходил к военкому, надоедал. Наконец этот Качаров не выдержал и сказал: «Вот вам повестки». Мы сели и сами себе их написали. Мне было 17 лет. Тётка моя всполошилась, сказала, что пойдёт в военкомат, что всё перевернёт, что это безобразие. Я ей сказал: если она пойдёт, я убегу из дома. Мы с моим другом Ю.Попенянцем получили направление в 10-й Отдельный запасной миномётный дивизион. В Кахетии он располагался. Это был апрель 42-го года. Мы ходили в своем домашнем, присяги не принимали, потому что формы не было. А потом нам выдали шапки альпийских стрелков, и мы, обносившиеся, босиком, в этих альпийских широкополых шляпах, запевая и ударяя босыми ногами в грязь, ходили строем.
А потом в один прекрасный день осенний нас передислоцировали в Азербайджан. Там мы пожили немножко, мечтая попасть на фронт. Потому что здесь кормили плохо, а все рассказывали, что на фронте кормят лучше, там фронтовая пайка, там нужно козырять, там своя жизнь. Фронт был вожделенным счастьем. Все мечтали об этом. Однажды нас вдруг подняли. Повезли в баню и после помывки выдали новую форму. Но повезли не на фронт, а под Тбилиси в какой-то военный городок за колючей проволокой. Там мы изучали искусство пользования ручной гранатой. Раздали вечером гранаты и предупредили, что если сунуть неудачно капсюль внутрь, то тут же взрыв, и всё. Гранаты заставили на пояс прицепить. Капсюли отдельно, и велели лечь спать. Мы ложились медленно, стараясь не дышать. Ночь была страшная. Утром смотрим: стоят «Студебеккеры», новенькие американские, наши миномёты прицеплены к ним. По машинам! И начались наши фронтовые скитания. Это была Отдельная миномётная батарея, которая придавалась разным частям. Вот мы едем-едем, нас должны придать такому-то полку. Приезжаем, оказывается, там уже батарея есть. Потом несколько дней ждём, потом нас отправляют в другое место. Опять эшелон, опять придают какому-то полку. Придали, оказывается, у нас нет довольствия. Все жрут, а нам есть нечего. Что делать? И командир нам как-то говорит, что надо самим еду доставать. Мы по парам разделились и пошли по разным кубанским сёлам просить милостыню. Кто что давал. В казарме всё это раскладывали на одинаковые кучки. Потом один отворачивался: «Кому?» - «Тому». Так командиры питались и мы.
Потом попали на фронт. Где меня ранило весьма прозаически из крупнокалиберного пулемёта, с самолёта. «Рама» летала и постреливала. Случайно какая-то пуля раздробила кость и застряла в бедре. Я долго её потом носил на верёвочке… Я вообще в чистом виде на фронте очень мало воевал. В основном скитался из части в часть. А потом - запасной полк, там мариновали. Но запасной полк - это просто лагерь. Кормили бурдой какой-то. Заставляли работать. Жутко было. Осенью 43-го опять баня, опять новая одежда. Эшелон. И повезли. Слух пошёл, что под Новороссийск нас везут. По пути к поезду выходили крестьяне. С жратвой. Мы им американские ботинки рыжие, и они взамен тоже ботинки, но разбитые, и ещё в придачу кусок хлеба и сала кусок. Поэтому мы приехали к месту назначения грязные, рваные, похожие на обезьян, спившиеся. И командиры, и солдаты. И нас велели отправить в Батуми, в какую-то воинскую часть приводить в чувство. Там казармы, на полу - солома, прямо на соломе мы спали. Ничего не делали. Я запомнил только то, что повели нас на экскурсию почему-то дачу Берия смотреть. Большой белый дом на холме. Разрешили через окна посмотреть убранство. Роскошная столовая, громадная, барская. А товарищи мои были в прошлом профессиональные жулики. Очень добрые ребята. Они там побегали по даче, разнюхали. Мы пришли, легли спать. Ночью я проснулся - их нет. К утру в казарму пришли какие-то люди и ребят арестовали. Выяснилось, что ночью они всё столовое серебро унесли. Ночью же отнесли в скупку. Их выследили.
А нас погрузили на баржу и повезли под Новороссийск. У нас почему-то много вина всякого: пьём и плывём, пьём и плывём. Однажды ранним утром нас построили на палубе. Пришел какой-то фронтовой начальник, посмотрел на нас и ушёл. В таком виде не принимают.
Меня вновь отправили в запасной полк, где я опять мучился, пока не пришли вербовщики. Я уже на фронте побывал, я уже землянки порыл, я уже наелся всем этим. Никакого романтизма - пожрать, поспать и ничего не делать - это главное. Один офицер набирает людей в артиллерию большой мощности - резерв главного командования. Часть стояла где-то в Закавказье, в горах. Не воевала с первого дня. И не предполагается, что будет воевать. Подумал: что там-то может быть трудного? Снаряды подносить - эта работа мне не страшна. А что ещё? Думаю: такая лафа. И я завербовался. Большинство ребят на фронт рвались. Потому что там жратва лучше была. И вообще повольнее было. Если не убьют, значит, хорошо. А я пошёл в эту часть… Нас повезли высоко в Нагорный Карабах, там, в Степанакерте, располагалось то ли Кубанское, то ли Саратовское пехотное училище. И меня перевербовали в него курсантом. Я посчитал: через полгода буду младшим лейтенантом…
Зачислили меня, и началась муштра невыносимая. Такая муштра началась, что не дай Бог. Полгода ждать - умру. Я человек нетерпеливый. Месяца три промучился. Иду к замполиту, разрешите доложить: так, мол, и так, отец мой арестован, враг народа. Он говорит, сын за отца не отвечает. Я говорю, я знаю всё, но на всякий случай, чтобы вы не сказали, что я скрыл. Молодцом, говорит, правильно сделали. Идите, работайте спокойно. И я с горьким сердцем пошёл работать спокойно. На следующее утро построение после завтрака, Окуджава, Филимонов, Семёнов выйти из строя, остальным - на занятия шагом марш! А нам - продаттестаты и назначение в артиллерийскую часть, из которой меня переманили. На фронте были свои достоинства: какая-то раскованность, возможность сказать правду в лицо, себя проявить, было какое-то братство. И всё, пожалуй. Война учила мужеству и закалке, но закалку и в лагере получали. А в основном это был ужас и разрушение душ. Были люди, которые вспоминают лагерь с удовольствием. Сидела с моей матерью одна женщина. И потом, когда встречались каторжанки, говорили о прошлом, о кошмарах лагеря, она счастливо вспоминала: «А помнишь, как жили дружно, как я вам супы разливала? Вот было время!»
Я хотел сказать другое. Когда я только отправился на фронт, во мне бушевала страсть защитить, участвовать, быть полезным. Это был юношеский романтизм человека, не обременённого заботами, семьёй. Я не помню, чтобы простой народ уходил на фронт радостно. Добровольцами шли, как ни странно, интеллигенты, но об этом мы стыдливо умалчиваем до сих пор. А так война была абсолютно жёсткой повинностью. Больше того, рабочие, как правило, были защищены литерами всякими, потому что нужно было делать снаряды. А вот крестьян отдирали от земли. Аппарат подавления функционировал точно так же, как раньше, только в экстремальных условиях - более жёстко, более откровенно. Я помню, написал один материал военный: войну может воспевать либо человек неумный, либо если это писатель, то только тот, кто делает её предметом спекуляции. И поэтому все эти повести и романы наших военных писателей я не могу читать, я понимаю, что они недостоверны. Просчёты, поражения - всё это умалчивается. А теперь особенно. Прошлые 60 лет вообще превратились в ложь. В зале Чайковского поэтический вечер. Я выхожу, читаю стихи против Сталина, против войны, и весь зал аплодирует (это я к примеру говорю). Потом выходит А.Дементьев и читает стихи о том, как славно мы воевали, как мы всыпали немцам, так пусть они знают своё место, пусть помнят, кто они такие, и зал опять аплодирует. Мало кто думает о том, что немцы сами помогли Советскому Союзу себя победить: представьте себе, если бы они не расстреливали, а собирали колхозников и говорили бы им: мы пришли, чтобы освободить вас от ига. Выбирайте себе форму правления: хотите колхоз, пожалуйста, - колхоз. Хотите единоличное хозяйство - пожалуйста. Если бы они превратили наши лозунги в дело, они могли бы выиграть войну. Но системы у нас похожи. Они поступали точно так же, как поступали бы мы. Просто наша страна оказалась мощнее, темнее и терпеливее».
Давным-давно Марлен Хуциев, работая над фильмом «Застава Ильича», снял в Политехническом музее поэтов Ахмадулину, Окуджаву, Вознесенского, Евтушенко, Рождественского… Романтический зал времён ослабления удавки. Спустя 20 лет замечательный ленинградский документалист Вл. Виноградов вновь собрал в зале Политехнического тех поэтов и тех зрителей. Пришли не все, и на сцену вышли не все, но вышел Булат, и вечер состоялся. Там, в кулисе, я и сделал этот снимок. В антракте. Как раз в момент, когда в зал вошли прямо с собрания артисты «Таганки», боровшиеся за сохранение театра в отсутствие Любимова… Уже давно Любимов в Москве. Защитники разделились на врагов, но и сегодня, много лет спустя, выйди на сцену Булат Шалвович - они, как и мы, тоже разделившиеся не на друзей, утихомирились бы ненадолго, слушая голос и глядя на руки, за которые хотелось подержаться.
Таким Арбат никогда не был и никогда не будет. Народ пришёл проститься с Булатом Окуджавой
Он уцелеет. Застенчивой мудростью своей. Своими сказками о нашей дружбе и любви в песнях, стихах и прозе. Мы разлетаемся, даже если срок главного отбытия не вышел, мы разбредаемся и пропадаем поодиночке. Пропадаем, не замечая того. Случайно встретились, с усилием поучаствовали в чужой радости, честно явились на похороны. Пожали друг другу руки (но так и не взялись за них). А ведь Булат Шалвович просил… Нет, не просил, конечно. Он пел в форме нежного повеления о том, что с нами уже произошло или не случилось, и фантазировал за нас. Он понимал что-то очень важное для меня и вовсе не обязательное. Я не стану жить по его законам (мне по своим не всякий раз удается), но меня греет, что где-то рядом со мной жил человек с глубоким дыханием и благородным нравом. Он не был мне поводырём, но тёплый свет, который я впитываю с детства, с первых записей Окуджавы на склеенных двести раз ацетоном бобинах магнитофона «Днепр», - греет душу, напоминая, что не от всего, о чём грезил, вылечился и что есть ещё товар, изготовленный не к продаже, а к дарению.
Юрий Рост, Новая газета
http://www.novayagazeta.ru/arts/63678.html
Авторская программа Льва Аннинского
Мальчики державы. Булат Окуджава
http://tvkultura.ru/video/show/brand_id/32956/episode_id/1192199
23:20. Т\к "Культура"
"Переделкино-2015". Концерт в Доме-музее Булата Окуджавы
Б. Окуджава размышляет о войне. Беседует В. Кара-Мурза, 1995.
|
| |
| |
| Валентина_Кочерова | Дата: Понедельник, 09 Май 2016, 14:00 | Сообщение # 4 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 6949
Статус: Offline | БУЛАТУ ОКУДЖАВЕ - 92
День рождения автора самых пронзительных и лиричных песен о войне приходится на День Великой Победы. Его песни дарят нам возможность помнить наших дедов и прадедов, сражавшихся за Родину и отстоявших ее.
8 мая в 21:00 в интервью программе "Время" на Первом канале О.В. Окуджава расскажет историю создания песни "Десятый наш десантный батальон" из к/ф "Белорусский вокзал" .
https://www.facebook.com/%D0%9A%....8897570
Итоговый концерт лауреатов Шестого фестиваля "Песня Булата" состоится в КЦ "Дом Булата на Арбате"
Цена билетов – 300 руб. Все! поступившие от продажи билетов средства пойдут на развитие КЦ "Дом Булата" на Арбате и оплату работы звукооператора.
Адрес: Плотников пер., 21, стр. 1 (за спиной памятника Б.Окуджаве, м. "Смоленская")
Этот, когда-то двухэтажный, с лавками на 1-м этаже, жилой дом, построенный в середине XIX в., сейчас называют домом Окуджавы. К началу XX столетия здание было надстроено еще двумя этажами и разрослось вглубь участка, превратившись в многоквартирный дом, помещения которого сдавались внаем. После революции квартиры были превращены в коммуналки. Именно здесь провел детство Б.Окуджава. Во дворе до сих пор сохранились деревья-современники великого «певца Арбата».
«…Они, сжимая в руках бумажное и беспрекословное право, возникли на улице со странным названием "Арбат", вошли в дом 43 и вселились в кв. 12 на 4-ом этаже большого грязно-бежевого дома. В квартире, о которой вам уже известно, им выпала честь обладать двумя комнатами, расположенными в разных концах длинного коридора» - напишет Булат Шалвович про своих родителей в автобиографическом романе «Упраздненный театр».
В 1934 г. дом перестраивается по проекту архитектора В.Чагина. Были улучшены квартиры, а 10-й этаж заняли отделы первого в Москве магазина «Диета», который располагался в соседнем доме № 45.
8 мая 2002 г. в Москве был открыт первый памятник Б.Окуджаве работы скульптора Г.Франгуляна. Монумент установлен около дома 43, на углу Арбата и Плотникова пер.
Денис Ромодин
http://um.mos.ru/houses/dom_okudzhavy/
Человек привязан к жизни.
Отстает, бежит вперед.
Отдает всю жизнь Отчизне,
Кто-то честно, кто-то врет.
Но до ада или рая
Постепенно все дойдут.
Жизнь короткая такая,
Долгим будет Страшный суд.
Многих нет, а те далече -
Откричали петухи.
Ночь, сутуленькие плечи,
Вот гитара, вот стихи.
Вот Арбат, как река…
Моховая, Бронная…
И на струнах рука,
И слова на века,
Им произнесенные.
В гимнастерке полуржавой,
Где слова впитались в кровь,
Чтобы помнила держава
Про войну и про любовь.
В.Гафт
Великий человек, поэт, бард, прозаик, сценарист и композитор. У каждого, кто хоть однажды соприкоснулся с творчеством Окуджавы, он остаётся «своим»: очень личным, неповторимым и близким...
БУЛАТ ОКУДЖАВА. КОЛОКОЛЬЧИКИ ДУШИ
Недавно в одной из интернет-энциклопедий я наткнулся на такую удивительную запись: «Булат Окуджава – это знаменитый советский певец, прославившийся, благодаря множеству ярких песен». Я думаю, что Булат Шалвович от души посмеялся бы, прочитав такое. Он всегда считал себя поэтом, читающим свои стихи под гитару, но уж никак не певцом, тем более знаменитым советским. Да и основоположником жанра авторской песни он тоже себя не считал, несмотря на то, что многие ученые умы и критики до сих пор его так называют. На прямой вопрос он как-то мне ответил, что основоположник авторской песни – современной, подчеркнул он – это М.Анчаров. А потом уже стал свои стихи под гитару исполнять и Окуджава. Рассказывать его биографию бессмысленно. Многое еще остается за кадром, да и многие персонажи историй, связанных с ним, еще живы. Но Окуджава у каждого свой. Я попробую рассказать о том, что дорого и знаково для меня.
Он родился в удивительный и важный для нашей страны и всего мира день – 9 мая. И свой день рождения от дня Победы никогда не отделял. В этом году ему исполнилось бы 92 года. Мы были знакомы не так долго, как хотелось бы. Это, конечно, не касается песен. Ведь поколения 60-х, 70-х, 80-х начинали свое знакомство с авторской песни с Б.Окуджавы. Потом мы вырастали, начинали петь песни других авторов, иные говорили, что песни Окуджавы слишком просты. Но как все мы выросли из гоголевской «Шинели», так и авторская песня выросла из того, что пел и дарил нам Булат Шалвович.
Мы встретились в 95-м. В то время я вел в одной из центральных газет популярную рубрику «Лом-бард», посвященную авторской песне. Годы тогда были трудные. Многие барды бедствовали, и любое упоминание в газете, да еще с анонсом концерта было спасением. Мы проводили сборные концерты и собирали полные залы даже на больших трибунах. Мы все были друзьями и соратниками, но подступиться к такой глыбе, как Окуджава, даже тогда было немного боязно. И вот в редакции раздается звонок. В.Цывкин, бессменный руководитель центра детской авторской песни в Сергиевом Посаде говорит: - Мы затеяли первый юношеский всероссийский фестиваль, председателем жюри просим быть Б.Окуджаву. Тебя тоже очень ждем в жюри. Но чтобы Булат согласился, надо к нему съездить в Переделкино, уговорить. Поможешь?
Нечего и говорить, что я сразу согласился. И мы поехали: В.Цывкин, поэт и художник В.Калашников, несколько ребят из студии Сергиева Посада. Был и еще один повод, которым мы, честно говоря, воспользовались. Жена Булата, Ольга Владимировна открывала музей кукол на Варварке, который и сегодня работает и пользуется большим успехом. А Сергиев Посад тогда был Меккой кукольников и любителей мира игрушек. А посадские мастера, прослышав об этом, сделали для Окуджавы подарок - резную деревянную фигуру мужичка-лоточника, на лотке которого не просто фигурки - персонажи песен Булата Шалвовича. Да и он сам тоже примостился со своей гитарой на этом лоточке. Вот этим, забегая вперед, мы и соблазнили Булата. Но это было немного позже.
Началось все символично. Холодным февральским днем мы ехали к Окуджаве на дачу в Переделкино, из радиоприемника в нашей машине звучал тихий и спокойный голос Мастера, который как бы медленно и плавно вводил нас в свой мир, в котором нет места фальши и обману. Мир любви и романтики. Мы остановились возле его дома. На звонок вышел сам хозяин в пледе и безрукавке – немного простудился. И сразу же повел нас в кабинет, где со всех сторон слегка покачивались и звенели на ветру колокольчики всех видов и мастей. Булат Шалвович собирал их со всего света. Наверное, это был какой-то особый камертон его души, с помощью которого и рождались песни, стихи и удивительно тонкая и глубокая проза. Хозяин провел небольшую экскурсию для гостей.
- Один из залов будущего музея игрушки будет называться «Семейный альбом». В нем будут куклы, изображающие, например, семью Пушкина, семью Толстого, семью Есенина. Недавно праправнучка Пушкина подарила музею куклу дочери Александра Сергеевича. Может быть, он сам к ней прикасался. Кто знает? - рассказывал Окуджава.
После обоюдных вежливых реверансов и приветствий мы договорились, что Окуджава приедет в Сергиев Посад на открытие фестиваля. А потом я задал ему несколько вопросов, многие из которых не потеряли актуальность и сегодня. Разговор о выполненном предназначении.
- Булат Шалвович, если говорить о бардовском творчестве, что оно для вас?
- Я очень далек сейчас от авторской песни. Но есть резон в том, что авторская песня, выполнив задачи, в первоначальном своем значении умерла. Она видоизменилась. Теперь наступили новые времена, им нужно новое качество. Вот молодежь его ищет и находит. К авторской песне опять тянутся. Я, кстати, недавно был в Новосибирске, и мне там рассказывали, вытаращив глаза, что три года в город приезжали всякие мировые знаменитости: скрипачи, певцы. В зале было 15 человек. А вот последний год - сплошные аншлаги.
- Вы говорите, что отошли от авторской песни. А не поделитесь, что вы сейчас пишете? (На его рабочем столе были завалы исписанных листов бумаги, многочисленные пометки, рядом пишущая машинка с заправленным листом бумаги и книги, книги, книги)
- В моем возрасте широкого диапазона деятельности уже нет, конечно. С утра немножко прозы. Пытаюсь. Стихи пишутся все время. Понемножечку, но пишутся. Вот больше и ничего. Ну выезжаю иногда выступать, когда приглашают, деньги платят. Отказываться нельзя. Но мне, честно говоря, уже надоело. Давно.
- Надоело из-за чего?
- Я постарел, голос не тот, силы не те. Наслаждения я не получаю. Раньше мне приятно было. Нравится публике, не нравится - не важно. Мне нравилось то, что я делаю. А теперь этого нет, и получается сухой профессионализм. Выхожу, улыбаюсь, конечно. Беседую с публикой. Потом за кулисами смотрю - ой, три вещи всего осталось. Слава Богу, слава Богу. Я думаю, что у всякого человека есть предназначение. И я свое предназначение выполнил. Это не значит, что я закончился. Я еще буду продолжать писать. Но главное предназначение я выполнил. Хорошо или плохо - это не мне судить.
- Каковы, на Ваш взгляд, истоки авторской песни? Не с достопамятных времен, там мы дошли до скоморохов, если брать Русь. А современной бардовской песни. Кого бы вы все же поставили у истоков?
- До меня был Визбор, был Анчаров. Понимаете, то, что я вдруг оказался в глазах многих этаким родоначальником, просто так сложились обстоятельства. Вокруг меня больше шума. Поэтому я стал основоположником. Нет, я продолжал то, что было. Но должен вам сказать честно, когда начинал, я Визбора не знал и даже ничего о нем не слышал. И вообще все это началось ужасно смешно и нелепо. Просто один раз мы сидели у меня дома - тогда еще совсем юные Евтушенко, Ахмадулина, Луконин. Где-то они гуляли и буквально ворвались ко мне. Сели. У меня было выпить немножко. Выпили. Они начали читать стихи. А мне буквально перед этим показали три аккорда на гитаре. И я, выпивши уже, конечно, вспомнил одно свое шуточное стихотворение, взял гитару и, чтобы их развлечь, стал это стихотворение петь. Тут же мелодия какая-то примитивная пришла, на три аккорда. Я спел, они были в восторге. И меня это очень вдохновило. Тут же я спел второе стихотворение. И стал петь. Мне понравилось. Ведь здорово. Все стихи нельзя петь, а некоторые можно. Вот я и стал их напевать. Я никогда не думал, что что-то такое из себя представляю. Вот когда меня ругать начали в прессе, тогда я задумался. Ведь на самом деле все, наверное, не случайно.
- А что за стихотворение было спето на первые три аккорда?
- Сейчас я уже плохо помню, но мне кажется, что это был «Ванька Морозов». (И на какое-то время Мастер погрузился в воспоминания, почти про себя напевая нехитрую мелодию старой песни. А от одного памятного воспоминания ниточка перекинулась к другому).
Потом к песням я стал относиться профессиональней, серьезней. Я помню, например, как нескольким своим друзьям я на улице, у м. «Краснопресненская», - это в конце 56-го года (зима, декабрь, а мы стоим, уже пора расходиться) - читаю строчки «Последнего троллейбуса». Всего стихотворения еще не было. Они говорят: «Ой, интересно, хорошо, давай пиши дальше».
…Мы просидели и проговорили несколько часов. Ребята спели песни Окуджавы, робея и запинаясь, а он улыбался и благосклонно кивал. Но было заметно, что ему неможется. И мы стали собираться, взяв с Мастера слово, что он обязательно приедет. И не обманул... В Сергиев Посад мы приехали вместе и первым делом пошли в музей игрушки. Там Булат Шалвович и Ольга Владимировна долго ходили среди витрин и стеллажей, задавали вопросы смотрителю и с каким-то детским восторгом рассматривали и трогали поделки местных мастеров. А потом начался конкурс. И снова Окуджава не просто ожил, он был весь там, на сцене. Вместе с юными исполнителями песен. Его глаза горели. Его душа пела... Так мы встретились в первый раз. Конечно за кулисами и в машине мы много разговаривали, обсуждали и исполнителей, и современную литературу. Но больше всего запомнились колокольчики, настроенные на душу мастера и его горящие глаза на конкурсе. На обратной дороге мы уже почти не разговаривали. Он просто устал от столь насыщенного дня. Мы обменялись телефонами, и время от времени я звонил, чтобы услышать его мнение или пригласить на концерт. Последнее было самым сложным.
Однажды была еще одна очень примечательная история. В Нижнем Новгороде решили издавать ежемесячную толстую газету, посвященную авторской песне. Обсудить перспективы издания и пилотный проект собрались в Москве, на Садовнической ул. Где тогда еще находился знаменитый ЦАП - Центр авторской песни. Теперь там мед. центр и обильный евроремонт. В обсуждении принимал участие В.Берковский, один из братьев Мищуков, сотрудники ЦАПа и я.
- Хорошо бы, чтобы на обложке была фотография Окуджавы и какие-нибудь его напутственные слова - мечтательно сказал кто-то.
- Ну тогда надо ему позвонить, - уверенно заявил Берковский. И наступила гробовая тишина. Позвонить самому Окуджаве было, в общем-то несложно. Но на все звонки отвечала Ольга Владимировна. А ее строгость и фильтр контроля для общения с Мастером был хорошо известен всем. И нарываться на отповедь даже именитые барды не хотели. Да и побаивались они хозяйки дома. Зная, что у нас отношения хорошие, и учитывая, что в этой компании я был самый молодой, все собравшиеся одновременно повернулись в мою сторону.
- Олег, а давай ты позвонишь Булату? - немного просительно и вкрадчиво сказал Берковский. Делать нечего, надо было поддерживать реноме. И я позвонил. К телефону, естественно, подошла Ольга Владимировна. Я представился, она меня узнала и очень легко согласилась позвать Булата Шалвовича. Он взял трубку, я объяснил суть проблемы и попросил наговорить несколько предложений напутствия. Через несколько минут у нас уже был текст. Все вздохнули с облегчением и довольно продолжили обсуждение. Та газета до сих пор храниться у меня дома. Как и маленькая книжка со словами бардовских песен, где среди многих других автографов я особо ценю его подпись: «Олегу сердечно Булат Окуджава».
Умер он очень неожиданно. В День России, в Париже. Начались скорбные хлопоты, переживания. Похороны. Естественно, мы жалели, что так и не успели еще раз встретиться и поговорить... И каждый год проходят концерты в Переделкино, где теперь находится музей Булата. И каждый год на его родной Арбате, где он - уже в бронзе - выходит из арки поют его песни. А это значит, что он остался с нами вместе. И мы снова пойдем на свидание с Бонапартом, отправимся в путешествие дилетантов и будем снова и снова повторять его строчки, написанные под звон колокольчиков души.... Конечно, Б.Окуджава у каждого свой. И есть люди, способные рассказать о нем гораздо больше. Но мне он запомнился именно таким, продолжающим любить и сочинять, слышать музыку сердца и делиться ей со всеми нами. Это мой Булат. Теперь я дарю его и вам.
Олег Фочкин,
08.05. 2014. газета "Вечерняя Москва"
http://vm.ru/news....59.html
9 мая, 15:00
Вероника Долина
«Эта маленькая женщина поёт,
эта маленькая женщина - поэт»
«ПЕПЕЛ ИЗ ЛЕПЕСТКОВ»
(Памяти Булата Окуджавы)
http://gnezdogluharya.ru/schemes/big
9 мая, 20:00
Дню Великой Победы и Дню рождения Булата Окуджавы посвящается!
«ВАШЕ БЛАГОРОДИЕ, ГОСПОЖА ПОБЕДА!..»
Звёздный ансамбль бардов России в проекте «ПЕСНИ НАШЕГО ВЕКА»
Адрес: Цветной бульвар, д.30
ОЛЬГА ОКУДЖАВА: «Я не очень верила, что музей появится в Нижнем Тагиле»
Об открытии музея в Тагиле, о главных составляющих успешной работы, о провинциальной интеллигенции и «обесчеловечении» Москвы - в нашем материале.
- Ольга Владимировна, расскажите о музее.
- Мы самостоятельные, сражаемся за это много лет и держимся за это. Пока что у нас, слава Богу, этот статус есть, мы не являемся чьим-то филиалом. Сейчас очень тревожно, потому что пришел новый министр культуры, показывающий, какой он «умный» человек и делает много глупостей, чтобы выслужиться перед президентом. Поэтому трепещут все музеи. Но, с другой стороны, все-таки финансирование поприличней. Все-таки, что-то меняется. Мы у Министерства культуры нелюбимое дитя. Они очень обижаются, что я не хочу быть отделом или филиальчиком. И они очень нас за это не любят. Поэтому этот независимый статус для нас очень важен.
- Я знаю, что вы проводите огромную работу и за пределами музея.
- Сейчас время идет, людям надо хлеба и зрелищ. Очень популярны фестивали и уже в четвертый раз, например, будет фестиваль в Колонтаево «Песня Булата». Там масса народу собирается. Там масса каких-то конкурсов. В этом году сделали «Песню Булата» на Дунае. На Байкале был фестиваль – спасибо им. Там министр культуры открывал, это все было на очень хорошем уровне.
- Здесь очень живое место.
- Я им объясняю: мы не мемориальный домик нищего поэта. Это культурный центр. Маленький, но настоящий КЦ. У нас был Д. Быков в субботу, а после него Губерман. Это все мило. М.Розовский привозит театр свой. И это все бесплатно – мы же платить не можем.
- Это все лично вы организовываете?
- Да. Я пока что эксплуатирую старых друзей, старые связи. И раз в году я устраиваю потрясающий концерт в зале Чайковского – это шикарный зал, называется «Заезжий музыкант». Там написано: «Концерт в честь Булата Окуджавы». Уже 12 лет я это делаю. Там все перебывали: Гафт, Табаков, Казаков, Диана Арбенина, Макс Покровский, Макаревич, Шевчук – все были. Пока силы есть – тянем. Это - то маленькое, что я могу.
- Как вы относитесь к открытию музея в Нижнем Тагиле?
- Я одна из участников по продвижению этого проекта. Я собирала здесь подписи: и директора музея Кремля Гагариной и, по-моему, чуть ли не Вишневской – там много таких имен. 5-6 имен крупных деятелей культуры, которых ваше начальство, видимо, должно было распознать. Я знаю всю эту историю, как я могу относиться, как вы думаете? Ура!
- Готовы помогать? Экспонатами, может быть?
- Наверное, да. Мы не богатые, огромного количества фондов у нас и нет, но, конечно, мы что-нибудь придумаем. Когда будет уже музей, я думаю, мы найдем какие-нибудь автографы или хотя бы что-то. Постараемся изо всех сил во всяком случае.
- А на открытие приедете?
- Может быть. Не исключаю. Правда, я езжу на поезде – я старая, больная старуха. К сожалению, на самолетах мне уже запретили летать.
- Есть прямой поезд «Москва-Нижний Тагил»
- Я знаю – мы ездили с Булатом несколько раз. Я обожаю поезда – ложечка в стакане звенит, смотришь в окно красоту.
- Вас будут ждать на открытии. Это будет важно и значимо.
- Я с радостью поеду, но это не должно совпасть с крупными мероприятиями. В следующем году будет отмечаться 90-летие со дня рождения Булата Шалвовича. У него есть стихи о Грибоедове, там есть такая фраза: «Острословов очкастых не любят цари. Бог простит, а они не простят». И вот я, сидя высоко и видя, что происходит вокруг Окуджавы, и, видя столько равнодушия и какого-то удивительного, негативного даже, отношения к нему, я не очень верила, если честно, что музей появится в Нижнем Тагиле. Но будет – Слава Богу. Я счастлива, я благодарю, благодарю, благодарю…
- А в каких-то еще городах не планируется открытие музеев?
- Я не знаю. Такая история была: купили самолет и тут же на нем написали «Булат Окуджава», и я, как дура, поехала в Калининград и там нас принимали, омарами кормили, пресс-конференция была потрясающая - все было замечательно. Через 2 года посадили начальника этого аэропорта и самолет куда-то конфисковали. Не знаю, куда исчез этот самолет, куда он улетел. А был «Боинг» последний.
- Но есть ещё надежда на провинцию?
- Конечно, ваше поколение, провинциальная интеллигенция – вы, может быть, более человеки. А Москва жуткий город. Обесчеловечивание здесь идет со страшной силой, поэтому у меня лучше всех ведет экскурсии дама (красивая, прямоспинная, 40 лет проработавшая в «Энциклопедии») - она так потрясающе рассказывает. И вторая, которая когда рассказывает, люди выходят и спрашивают: «Скажите, она родственница?». С душой, по-человечески. Но это 2 монстра, потому что первой 86 лет, а второй 91. Вы можете себе представить? 91 год, на электричке человек ездит, приходит раньше всех, уходит позже всех. Все газеты прочитывает, все вырезки делает. Вот энтузиазм этих старух меня держит и создал эту атмосферу и ауру, на которой затеи замечательные и все прочее. И Булатовы субботы, и Булатовы воскресенья. Но они же вечно не будут скакать. И вот когда они кончатся… Я не представляю… Я ищу людей. Вот повесили объявление: «Музею требуются сотрудники – приличные люди». Приходят сотни людей. Такие дЭбилы. Такие самодовольные, самоуверенные. Поработать, лишь бы где. А почему бы не здесь? Чудное место, белочки скачут. Кадры – больная тема.
- Этот вопрос придется решать и в Тагиле.
- Проблема кадров. Кому нужен Окуджава? Этот гитарист с усиками? Кто не знает его, и когда подходят формально – это не то.
- В Тагиле очень много поклонников, начиная от рядовых учителей школ и заканчивая людьми, которые занимают какие-то серьезные посты, поэтому энтузиазм-то есть.
- Я не комплимент вам говорю, я уверена, что провинциальная интеллигенция почище «этих» и что только где-то в провинции вырастают еще прекрасные молодые люди и девочки, которые читают книги и знают, кто такой Булат Шалвович.
- На что посоветуете обратить внимание тем людям, которые будут организовывать работу музея в Тагиле? Какие подводные камни? Что самое важное?
- Самое важное, чтобы это было доступно школьникам. Это очень важно. Контакты со школами. Контакты со школьниками. Булат Шалвович в этом плане очень выгодная фигура. Он работал учителем и у него назидательная, я бы сказала примитивная, не в обиду ему будет сказано, поэзия. Его поэтому переводили легко во всех странах. На польском языке почти дословно он звучит, потому что очень простые стихи и они понятны даже не очень умным и не очень взрослым. Есть, например, школа Ямбурга шикарная – она огромная, большой образовательный комплекс. Там школа гениев, и там же школа для отстающих в развитии. У них стоит памятник лучше, чем на Арбате. Огромный в 4 м. на постаменте бронзовый Булат Шалвович, и плащ на нем развевается. Этот педагог, очень яркая фигура в педагогике, он много пишет, он посчитал, что ему очень полезно, выгодно и удобно взять Булата на вооружение для воспитания молодежи, воспитания детей. У него вся школа пронизана этим: совесть, благородство, достоинство. И они с малых лет этим не гнушаются. Сейчас как-то стыдно эти слова произносить в некоторых обществах. А там нет. Но все зависит от людей. Так что, конечно, кадры, школа – а остальное, да ну... Стихи пусть читают.
- Спасибо, что уделили время.
- Вам спасибо. Только в провинции остались люди, с которыми приятно дело иметь.
23.08. 2013. Агентство новостей «Между строк»
https://mstrok.ru/intervy....le.htm
|
| |
| |
| Валентина_Кочерова | Дата: Вторник, 09 Май 2017, 13:32 | Сообщение # 5 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 6949
Статус: Offline | БУЛАТУ ОКУДЖАВЕ 93...
- Это было в 70-е годы. Б.Окуджаве исполнилось 50 лет. Он пребывал в немилости. «Литературная газета» его не поздравила. Я решил отправить незнакомому поэту телеграмму. Придумал нестандартный текст, а именно: «Будь здоров, школяр!». Так называлась одна его ранняя повесть.
Через год мне удалось познакомиться с Окуджавой. И я напомнил ему о телеграмме. Я был уверен, что ее нестандартная форма запомнилась поэту. Выяснилось, что Окуджава получил в юбилейные дни более 100 телеграмм. 85 из них гласили: «Будь здоров, школяр!».
Сергей Довлатов, «Соло на ундервуде»
- Песни Окуджавы всегда казались мне образцом достоинства, культуры и рыцарства. Не говоря уже о поэтическом уровне – то, чего он добивался двумя словами, другие не могли высказать и в ста песнях. Когда я был совсем мальчиком, у нас дома иногда бывал Евгений Клячкин, и, наверное, впервые я услышал Окуджаву именно в его исполнении – тогда было принято радоваться новым песням, кто бы ни был их автором. А Окуджаву любили все. По крайней мере, таково было мое ощущение. Так что я слышал эти песни вживую, когда магнитофон мне еще и не снился. Гораздо позже я обзавелся записями – конечно, доисторического качества, на пленке типа I и скоростью 4,86 см/сек., но тем интереснее было разбирать слова. С тех пор я и помню все эти песни.
Борис Гребенщиков
"СТАРОЕ РАДИО" представляет проект "Свидетель":
Встреча Нового 1975 г. в Доме Творчества Писателей (Дубулты, Латвия), в составе дружеской компании - М.Козаков, Н.Эйдельман, Ю.Крелин, А.Борин, ВСырокомский, Г.Красухин - именно в его номере происходили посиделки.
Поет Б.Окуджава. Читают стихи - Б.Окуджава и М.Козаков. Единственная запись, никогда не была обнародована, сделана А.Бориным и передана Старому Радио в октябре 2015 г.
Слушать: http://www.svidetel.su/audio/2301
|
| |
| |
| Валентина_Кочерова | Дата: Вторник, 08 Май 2018, 22:17 | Сообщение # 6 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 6949
Статус: Offline | 9 МАЯ БУЛАТУ ОКУДЖАВЕ 94...
ЗНАК СУДЬБЫ
Всё же это знак судьбы: день рождения Окуджавы празднуется в День Победы - 9 мая. В нынешнем, 2018-м, ему
исполнилось бы 94 года.
Война выломала и смела всю наносную фальшь красных лозунгов. Наступило время правды -не партийной, не классовой: человеческой. А кому же его возвещать, как не поэту? К нашему счастью, на войне он уцелел - и к поэтам судьба порой бывает милостива. Окуджава принадлежал творчеству. Будучи поэтом по рождению, он остался солдатом по призванию - русским офицером, хранящим святыню чести и долга. Поэт-фронтовик, бард, писатель… Скромный, интеллигентный человек с гитарой, он тихо пел о вере, надежде, любви и удаче. И его услышали. Услышали и полюбили. Полюбили навсегда. Признание в качестве исполнителя бардовской песни, автора стихов пришло к нему в эпоху хрущевской оттепели.
Окуджава – певец московского Арбата. Но Арбат, заветную улицу, бывшую его Отечеством, сломали и переделали, а декоративно–брусчатый Арбат с рокерами, хиппи, матрешечниками он недолюбливал. Когда-то, в конце 50-х, он мечтал найти 2-х-3-х гитаристов, чтобы каждый вечер выходить с ними на Тверской бульвар и петь, приучать публику к песням. Друзья отговорили. А потом так получилось, что особенно «приучать» не пришлось: публика привыкла к песням, а сам он - к публике. Каждая эпоха создает своих певцов, но пережить смену времен под силу единицам. Окуджаве это удалось. Его гражданская позиция была однозначна и безупречна, в отличие от многих диссидентов, он никогда не предавал своих стихов. За что и поплатился: во время событий в Чехословакии, когда Окуджава, искренне веривший в то, что власть может быть человечной, резко возразил против ввода танков в Прагу, «компетентные лица» решили, что партия обойдется без него. И тем не менее Окуджава был первым, кому удалось сдвинуть идейную махину, обозначив в качестве основы мироздания живую человеческую душу. Болящую, ранимую, любящую, подвластную не партийной разнарядке, а велениям совести… и Божьей воле.
Конечно, он был поэтом пушкинской породы: по щедрости дара, по естественности слога, по простоте и легкости образов. Для уставших, отчаявшихся и сомневающихся он оставил в утешение молитву, вложив ее в уста Вийона (которому, при всем его таланте, такая простота взаимоотношений с Богом и не снилась). Для собратьев по перу Булат сформулировал универсальный критерий творчества, сказав: «Каждый пишет, как он дышит». Для бардов стал камертоном.. Все это было и… прошло. Страсти улеглись, остались его стихи и песни. Их полвека поет вся Россия, по крайней мере, лучшая ее часть, а образы войны запечатленные в них, буквально, стали нравственным каноном постсталинской эпохи. В течение последующих 20 лет на них строилось, можно сказать, сознание нашего общества. А такие песни, как “Журавли”, “Мы за ценой не постоим”, “Бери шинель, пошли домой”, “Ваше благородие”, “Песня кавалергарда” не только помогают верить в Любовь всем нам, вчера и сегодня живущим, но и закрепили формальный статус Окуджавы, как автора наиболее популярных военно-патриотических шлягеров.
У поэта соперников нету -
ни на улице и ни в судьбе…
Окуджава - это настроение любви, это праздник! Он здесь, среди нас.
“Чувство собственного достоинства…”
Белле Ахмадулиной
Чувство собственного достоинства - вот загадочный инструмент:
созидается он столетьями, а утрачивается в момент
под гармошку ли, под бомбежку ли, под красивую ль болтовню,
иссушается, разрушается, сокрушается на корню.
Чувство собственного достоинства - вот загадочная стезя,
на которой разбиться запросто, но обратно свернуть нельзя,
потому что без промедления, вдохновенный, чистый, живой,
растворится, в пыль превратится человеческий образ твой.
Чувство собственного достоинства - это просто портрет любви.
Я люблю вас, мои товарищи - боль и нежность в моей крови.
Что б там тьма и зло ни пророчили, кроме этого ничего
не придумало человечество для спасения своего.
Так не траться, брат, не сворачивай, плюнь на вздорную суету -
потеряешь свой лик божественный, первозданную красоту.
Ну зачем рисковать так попусту? Разве мало других забот?
Поднимайся, иди, служивый, лишь прямехонько, лишь вперед.
http://www.sphaerez.de/?p=22071
Не пробуй этот мед: в нем ложка дегтя.
Чего не заработал - не проси.
Не плюй в колодец. Не кичись. До локтя
всего вершок - попробуй укуси.
Час утренний - делам, любви - вечерний,
раздумьям - осень, бодрости - зима...
Весь мир устроен из ограничений,
чтобы от счастья не сойти с ума.
***
Мужья на войне: им пиши - не пиши.
В горах городок, тишиной занесенный;
он в самой глуши, а в домах - ни души.
Стоят у ворот одинокие жены.
А крыльев-то нет долететь до войны,
мужей разыскать, от беды уберечь их.
Лишь смуглые руки у каждой жены,
да черные косы струятся за плечи
и падают на пол, бегут за порог
и где-то в ущельях, пропав ненароком,
становятся лентами горных дорог...
(Мы многим обязаны этим дорогам.)
Наверно, по ним, осторожно кружа,
когда ожиданье почти на исходе,
приходят одетые в бурки мужья,
из самого пекла к подругам приходят
.
Ведь что им тоска расстояний любых:
ведут их знакомою прядкою
те черные косы - дороги любви,
которыми сам я вернулся однажды.
***
Небо синее, как на картинке.
Утро майское. Солнце. Покой.
Улыбается жук на тростинке,
словно он именинник какой.
Все устали от долгой метели,
раздражительны все потому...
Что бы там о зиме вы ни пели,
но длиннее она ни к чему.
Снег такой, что не сыщешь друг друга;
ночь бездонная, словно тюрьма:
все живое засыпала вьюга,
а зачем -- позабыла сама.
Всяк, заблудший во льдах ее синих,
поневоле и слеп, и безуст...
Нет, увольте от сложностей зимних,
от капризов ее и безумств.
Слава богу, что кущи и рощи
наполняются звоном опять.
Пусть весна легковесней и проще,
да ведь надо же чем-то дышать!
Наслаждается маем природа,
зверь в лесах и звезда в небесах;
и из самого сердца народа
вырывается долгое "ах!".
 
После трагических событий маленький музей Окуджавы рождается вновь. И уничтоженный официальный сайт восстанавливается. И колокольчики снова вернулись на свои места. Нам, как никогда, нужна ваша помощь, ваше участие и поддержка.
Ольга Окуджава
"Булат Окуджава. Стихи" - так будет называться двухтомник поэта, который увидит свет в середине июля в издательстве АСТ.
В книгу войдут не только хорошо известные читателю сочинения Булата Шалвовича, но и тексты, публиковавшиеся редко, но при этом ни в коей мере не уступающие классическим произведениям Окуджавы. Презентацию двухтомника мы планируем провести в нашем музее.
http://okudshava.ru/
9 мая, 19:45
https://tvkultura.ru/video/show/brand_id/62820/episode_id/1777168
|
| |
| |
| Валентина_Кочерова | Дата: Четверг, 09 Май 2019, 20:23 | Сообщение # 7 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 6949
Статус: Offline | БУЛАТУ ОКУДЖАВЕ - 95!
О нем рассказывает его друг и соратник А.Городницкий, знаменитый бард, 1-й лауреат премии им. Б.Окуджавы и доктор геолого-минералогических наук, чьим именем названа малая планета Солнечной системы.
- С творчеством Окуджавы я познакомился в далеком 1962 г. благодаря бобинной магнитофонной записи во время плавания на паруснике "Крузенштерн" в Северной Атлантике. Тогда "Крузенштерн" был военным океанографическим судном и ходил под военно-морским флагом. Это были первые песни Окуджавы - "Ленька Королев", "Неистов и упрям", "Гори, огонь, гори"... Меня поразила их интонация, я никогда ничего подобного не слышал. Хотя когда я начал раздумывать над этим, то вспомнил Омск, куда меня вывезли в 1944-м, после тяжелой блокадной зимы, почти подыхающего от дистрофии. Там я увидел фильм "Два бойца", где Бернес поет "Темную ночь". Удивительная интонация, которая началась в "Темной ночи" Бернеса, странная, задушевная, негромкая, щемящая до сердечной боли, жила и в песнях Окуджавы. Меня поразила их непонятная музыкальность.
Я вспоминаю, как в Ленинграде, в ЦДРИ на Невском проспекте, во время выступления Окуджавы было столпотворение. Там чуть не разбили стекла на 1-м этаже, чуть было не дошло до конной милиции. Тогда на Окуджаву ополчился секретарь ленинградского СП: "Это шансонетки! Это пошлость!" После концерта в фойе композитор И.Дзержинский - довольно известный, автор опер "Тихий Дон" и "Поднятая целина", лауреат Сталинской премии - громко кричал: "Я не дам этому хода! Я не пущу разных окуджав! Я - Дзержинский!" А за ним стоял замечательный актер Е.Лебедев из БДТ. Он сказал: "А я - Фрунзе!" Шум был огромный по поводу Окуджавы, в те годы ему практически не давали выступать.
Когда мы говорим о родоначальниках авторской песни, надо помнить, что были люди, которые начали петь раньше Булата. Но он был самым крупным поэтом в этом движении, поэтому отсчет все-таки надо вести с него. В ту эпоху авторская песня была литературой. И Окуджава, и Галич, и Высоцкий, и мой друг Ю.Визбор, и Н.Матвеева, и Ю.Ким были одаренными литераторами. Булат сразу стал поэтом интеллигенции - в отличие от Высоцкого, которого пели и диссиденты, и генералы КГБ. Тот охватил всех, а Окуджава был изящен, изыскан, в известной степени элитарен. Он воевал, был членом партии, никогда не был диссидентом, но власти его не принимали. У нас был один анекдотический случай. В 1984-м мы с Булатом ездили с небольшой группой бардов по России, вместе выступали. Там были артисты, имевшие тарификационные абонементы и имевшие право выступать, а у нас с ним не имелось ничего, кроме членских билетов СП. Поэтому нам пришлось пройти тарификацию в Казанской филармонии. Мы получили очень смешной документ: "Дана настоящая членам СП СССР Окуджаве Б.Ш. и Городницкому А.М. в том, что они тарифицированы как чтецы-декламаторы 2-й категории с оплатой 34 руб. 50 коп. за выступление".
Я люблю и прозу Окуджавы, в особенности "Путешествие дилетантов", "Бедного Авросимова". Он в свои последние годы хотел быть только писателем, и даже книгу мне надписал: "Саше от бывшего гитариста". Тут было некоторое кокетство, Булат по-прежнему любил гитару и выступал. Но это ему уже было тяжело физически - все-таки он был очень болен. Потом мы довольно долгое время не виделись. И снова начали встречаться в последний этап его жизни, когда он жил в Переделкине. Мы с женой снимали дачу неподалеку и регулярно общались - до самого его рокового отъезда за рубеж, в Германию, когда Булата не стало.
Он был удивительным человеком. Очень открытым, очень ранимым, очень стойким, когда было надо. Это пригодилось, когда после событий октября 1993 г. организовали его травлю .На концерте в Минске коммунисты устроили ему обструкцию и кидали Окуджаве под ноги его книги и диски. И был очень добрым. Когда его в комиссию по помилованию включали, Булат сказал, что не может судить людей. Ему ответили: "Вы будете не судить, а миловать..." И он согласился. Безумно жалко, что он так быстро, в расцвете своих творческих возможностей, ушел. Еще жил бы и жил...
- Мне кажется, без него невозможно представить бардовскую песню. Она была бы другой
-Да, абсолютно. После смерти Окуджавы она начала перемещаться из литературы на эстраду и, таким образом, прекратила свое существование. С уходом первой плеяды названных мною бардов, которые все были литераторами, то, что сейчас называют авторской песней, перестало иметь отношение к литературе. Новая когорта "поэтов под гитару" им на смену не пришла
- Можно ли сказать, что творчество Окуджавы вневременной феномен? Или оно привязано к его эпохе?
- Галича практически забыли, хотя он блестящий поэт. Я ходил на концерты его памяти, залы были пустыми. Как только блестяще описанная им товарищ Парамонова перестала быть человеком сегодняшнего дня, исчезла актуальность его полит. песен. А Окуджава не был политизированным автором. Прежде всего он большой русский лирический поэт. Большинство песен Окуджавы вне времени, их совершенно не трогает, какая на дворе политическая погода. Поэтому их и сейчас поют, и будут петь долго.
- И все же в его творчестве была какая-то специя помимо чистой поэзии, поэтому к нему так тянулись...
- Я согласен с вами. Может быть, его запрещали не зря. Я отношусь к тому поколению, когда все песни пели от местоимения "мы". Мы все делали строем: маршировали, боролись, любили... А Окуджава ввел в песни и литературу одну отдельно взятую личность - "я". И это было революционным обстоятельством. Внимание к личности в стране, где все делала масса, казалось явлением ненормальным с точки зрения властей. Человек заговорил от себя самого, с этого и началась авторская песня.
Есть ли у авторской песни перспектива развития?
- Она испытывает жесточайший кризис. Поэты из нее ушли. Они умерли. Как писал Самойлов:
Они шумели буйным лесом,
В них были вера и доверье.
А их повыбило железом,
И леса нет - одни деревья.
Что-то подобное произошло и с авторской песней. И я, будучи председателем жюри самого большого в мире фестиваля авторской песни, Грушинского, с огорчением вижу, что смена не приходит. Что-то, видимо, поменялось и среди слушателей. Есть большое разочарование в поэзии вообще и в авторской песне в частности. Может быть, дело во вторжении интернета, а возможно, в уходе романтических понятий... И это плохой признак. Но Россия - страна поющая, и я надеюсь, что рано или поздно авторская песня вернет свое место.Она должна укреплять дружбу между людьми. Когда люди вместе поют, это их соединяет, и они не будут друг в друга стрелять. Поэтому у авторской песни есть будущее.
Александр Филиппов
09.05. 2019. РГ
https://rg.ru/2019....et.html
ТАСС подготовил проект "Виртуальный квартирник", приуроченный к 95-летию Б.Окуджавы. Он позволяет совершить виртуальную прогулку по 2-м музеям, связанным с именем поэта, КЦ «Дом Булата» в Плотниковом пер. и даче Окуджавы в Переделкино.
В основе проекта - пять интерактивных панорам, снятых в формате 360°. Взаимодействуя с ними, читатель может рассмотреть часть музейной экспозиции и узнать историю того или иного предмета: от первой нелегально изданной пластинки Окуджавы до кофемолки его бабушки.
Еще одна составляющая проекта - страница с видеопоздравлениями от знаменитостей. А.Макаревич, Ю.Стоянов, С.Сурганова, Е.Маргулис, Е.Князев, А.Городницкий и М.Розовский рассказывают о влиянии Б.Окуджавы на их творчество, взгляды и муз. вкусы, а также исполняют песни поэта (и о поэте).
«Бесконечно благодарна судьбе, что я дожила до такого дружеского, полного любви и внимания к личности и к творчеству Булата Шалвовича жеста. Потому что, к сожалению, когда его не стало, первыми заговорили люди, которые мало разбирались в сути его таланта. И вот теперь, когда уже прошло 20 лет, и судьба памяти о Б.Окуджаве очень не проста… Вдруг такой удивительный жест навстречу, вот эта дружеская протянутая рука - для меня подарок судьбы. То, что это сделано с таким вкусом, так обаятельно и заманчиво. Думаю, что всем это действительно будет интересно», - сказала О.Окуджава (Арцимович), вдова поэта, директор Гос. мемориального музея Б.Окуджавы в Переделкине, при непосредственном участии которой был подготовлен проект.
08.05. 2019. Пресс-служба Минкультуры
http://www.mkrf.ru/press....udzhavy
|
| |
| |
| Валентина_Кочерова | Дата: Четверг, 09 Май 2019, 21:15 | Сообщение # 8 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 6949
Статус: Offline | Нина_Корначёва:
ШВЕДСКАЯ "СЕСТРА" БУЛАТА ОКУДЖАВЫ
Певица Кристина Андерссон исполнила в Москве песни Б.Окуджавы
«Моцарт Отечества не выбирает», спел Окуджава в одной из своих песен. Его песни и стихи многие считают частью особой культуры, которая бытовала среди советской либеральной интеллигенции, и осталась в границах своего времени и своей среды. Участники вечера, который прошёл 9 января в театре Е.Камбуровой, этого мнения не разделяют.
Когда в 70-ых молодая шведская актриса К.Андерссон впервые услышала песни Окуджавы, она не поняла ни слова, но тут же влюбилась в них. С советским бардом ее познакомил учитель пения – польский режиссер и дирижер Александр Бардини. «Это страсть, и как объяснить страсть? – говорит певица. – Просто я услышала одну песню в Австрии, и она осталась в моей душе, так начиналось это приключение». Чтобы понять смысл этих песен, она стала изучать русский язык. Потом сама нашла переводчиков и уже на шведском начала исполнять их для своих соотечественников.
«Когда я видела лица зрителей, которые впервые слышали эти песни – они были как дети, – и они спросили: кто это? Мне трудно было говорить «Окуджава» - но я училась. Это было очень особенно», – говорит Андерссон. Впоследствии она подружилась и с самим Окуджавой. Часто гостила у него в Москве. Он даже называл её своей шведской сестрой. Дважды они отправлялись в совместное турне по городам Швеции. Именно он познакомил ее с творчеством Высоцкого, песни которого Кристина тоже исполняет. В её репертуаре около 60 песен Окуджавы. О том, как «правильно» исполнять некоторые из них, ей успел рассказать сам Булат. Но она не подражает авторской манере. Главное для Кристины – смысл. Говорит, что сложнее всего переводить стихи с множеством подтекстов. «Бумажный солдат» выдержал 24 редакции перевода, пока не была найдена единственная верная.
10.01. 2012. новости т/к "Культура"
http://www.tvkultura.ru/news.html?id=893728&cid=2
Живет в Стокгольме актриса и певица, основной репертуар которой вот уже более 20 лет составляют песни Б.Окуджавы. Именно она по-настоящему открыла для своих соотечественников русского мастера. Десятки его песен переведенные на шведский язык, неоднократно звучат в ее исполнении в концертных залах, по радио, записываются на пластинках. В Королевском драм. театре режиссер обнаружил у Кристины, кроме драматического, еще и муз. дарование, и она стала петь. Ее выступления были настолько успешны, что известная фирма грамзаписи «Caprice» предложила ей контракт на выпуск пластинки с песнями на стихи Б.Брехта. Вокальное мастерство она совершенствовала в Международном театральном центре в Австрии. Это была школа вроде наших институтов повышения квалификации. Преподаватели из разных стран, состав их был очень сильный.
Вокальное мастерство вел польский актер и педагог А.Бардини (1913-1995). Чтобы выбрать себе учеников, он устроил конкурс. Один из конкурсантов пел странную песню на незнакомом Кристине языке. Песня эта перевернула душу Кристины, хотя понять, о чем там поется, она не могла. На следующий день Бардини пришел к Кристине, и спросил: «Можно, я буду работать с вами?» Она так растерялась, что пробормотала только: «Пожалуйста, если хотите…» На первом же уроке она спросила мэтра, что за песня была, которую она услышала на конкурсе.
- Это гениальный поэт, пой,- сказал Бардини и дал ей тексты песен Окуджавы на русском и польском языках.
Голос же самого Булата впервые Кристина услышала в 1977 г. в доме шведского писателя Х.Бьеркегрена. Исполнение самим Окуджавой уже полюбившихся ей песен произвело на Кристину такое впечатление, что, возвращаясь после этого по ночному Стокгольму домой, она плакала от радости.
Мне не раз доводилось слышать рассказы тех, кто побывал на первых выступлениях Б.Окуджавы. Почти все помнят свои впечатления так отчетливо, как будто это было не 40 лет назад, а вчера. Многие вспоминают, что плакали, слушая его. Булат и сам это отметил в одной из своих песен:
…А люди в зале плачут-плачут -
Не потому, что я велик,
и не меня они жалеют,
а им себя, наверно, жаль…
Приведу воспоминания писателя Л.Жуховицкого: «Когда выпили и смели с покрытых бумагой канцелярских столов весьма скромную закуску, на дощатый помост вынесли обшарпанный стул, и тут же буднично появился сам исполнитель. Окуджава был очень худ, почти тщедушен. Усики, курчавые волосенки, в лице ничего творческого. Гитара лишь усиливала общее ощущение незначительности и пошловатости. Где-то на третьей песне его лицо казалось уже глубоким, мудрым и печальным, как у Блока. …Более сильного впечатления от искусства в моей жизни не было ни до, ни после, вообще никогда».
С тех пор Кристина, по ее собственному выражению, «заболела» этими песнями. «Русского языка я не знала, но этот тихий голос, завораживающий своей искренностью и убежденностью в чем-то необыкновенно важном, звучащий под незамысловатые гитарные аккорды, тотчас и навсегда вошел в мою душу»,
Когда Окуджава возник со своими песнями за двадцать лет до того, как она их впервые услышала , слова этих песен вызвали такое раздражение власть предержащих и их придворных «творческих интеллигентов», что даже самым горячим поклонникам этих песен в голову не приходило говорить о достоинствах его мелодий или вокала. Все копья ломались вокруг его стихов. Музыка и исполнение априори считались плохими.
Когда во всех концах державы,
Магнитной лентой шелестя,
Возникли песни Окуджавы,
Страна влюбилась в них, хотя
Какая брань, какие клички
Тем песням выпали в свой срок…
Юрий Ряшенцев.
«Композиторы меня ненавидели, гитаристы презирали, вокалисты на меня были обижены всё время почему-о», - недоумевал Булат. Наконец за Булата заступился старый уважаемый поэт П.Антокольский, который хорошо относился к нему, и сказал, что это не песни, это просто своеобразный способ исполнения своих стихов. После этого сам Булат стал везде говорить, что это не песни, что он не певец, не композитор, не гитарист. Однажды, когда он в каком-то зале перед выступлением опять стал всё это говорить, кто-то выкрикнул из зала: «А зачем тогда приехал?» Булат с улыбкой любил вспоминать этот случай…
Как же объяснить слезы радости Кристины после услышанного, ведь она не поняла ни единого слова! Почему она «заболела» этими песнями задолго до того, как выучила русский язык? Много лет спустя, уже после смерти Окуджавы, в серии «Золотые голоса России» наряду с марками, посвященными Утесову, Руслановой, Бернесу, Шульженко, была выпущена в свет и почтовая марка, посвященная Б.Окуджаве. Теперь больше не нужно никаких аргументов в пользу того, что он был не только великим поэтом, но и великим певцом. Что касается композиторского дара Булата Шалвовича, то его высоко оценили такие композиторы, как Д.Шостакович, А. Шнитке, И.Шварц. Но всего этого о Окуджаве Кристина тогда не знала. Ей просто хотелось слышать эти песни снова и снова, и она всё время пела эти песни для себя. Владеть таким богатством одной было обидно, очень хотелось поделиться своей радостью с соотечественниками.
Вернувшись из Австрии, она сразу пошла к директору фирмы «Caprice» и заявила, что желает, чтобы на пластинке были не только песни на стихи Брехта, но и песни Окуджавы. Директор, конечно, опешил от такой наглости, но почему-то согласился послушать, что же это за песни неведомого им Окуджавы, из-за которых сходит с ума бедная Кристина. Собрали - назовем его так - худсовет. Послушали, ничего не поняли. Но Кристина была преисполнена такой решимости, что ей предложили в кратчайший срок перевести эти песни на шведский язык и тогда, так уж и быть, включить несколько песен в пластинку. Она до сих пор удивляется, почему они пошли на поводу у молодой, малоизвестной певицы.
Переводы делал журналист Малькольм Дикселиус, много лет проработавший в Москве, хорошо знавший Окуджаву лично. Работа была трудной и мучительной. Как перевести на шведский язык боль и переживания русского поэта? Так в коллективе появился хорошо знающий и любящий Булата писатель Х.Бьеркегрен. Работали с полной самоотдачей. Было сделано 24 варианта перевода «Песенки о бумажном солдатике»! Всем очень хотелось, чтобы в переводе сохранилось обаяние поэзии Окуджавы. А.Бардини несколько раз приезжал к Кристине в Стокгольм, чтобы помочь ей в работе над этой пластинкой. Наконец, ее первая пластинка вышла. В ней было 16 песен. Четыре из них были песнями на стихи Б.Брехта. Остальные 12 - песни Б.Окуджавы! Это был 1978 год. Пластинка имела большой успех.
Кристина получила много писем от слушателей. Ей выражали благодарность за знакомство с творчеством Б.Окуджавы, делились с ней душевными переживаниями, вызванными этими песнями, рассказывали о себе. Она ушла из театра, так как ей теперь приходилось много выступать с концертами. «Я никогда не видела такие глаза, такие лица у людей, как тогда, когда я пела Булата. Они сидели как дети, позабыв обо всем на свете».
Через год певица задумала организовать гастроли Окуджавы в Швеции. О, это была наивная затея! Она извела кучу денег, времени на международные звонки в различные советские организации (о факсах и эл. почте тогда, всего 20 лет назад, даже не помышляли), но всё было напрасно. Звонит она, например, в СП СССР, а там ей отвечают: «Да, конечно, но вы, к сожалению, попали не по адресу. Вам надо звонить в Союз композиторов». Она звонит в СК, и там отвечают: «Хотите пригласить Б.Окуджаву в Стокгольм? Это замечательно. Но, к сожалению, вы звоните не по адресу. Вам надо связываться с Союзом кинематографистов». И так далее… Эпопея с приглашением продолжалась целый год и закончилась полным фиаско, несмотря на настойчивость и упорство Кристины.
Успех первой пластинки окрылил ее. Оказалось, что песни Булата очень понятны и близки шведам. Кристина с воодушевлением работала над новыми песнями Окуджавы. К компании переводчиков присоединяется один из крупнейших шведских поэтов Ларс Форсель. Теперь они еще строже работают над каждым словом, чтобы как можно точнее донести до шведского слушателя смысл и настроение песни.
Кристина Андерсон: «Мы работали над „Песенкой о Моцарте“. Там были такие слова:
…Но из грехов нашей родины вечной
не сотворить бы кумира себе.
Мне трудно было понять глубину этих слов. И когда я увиделась с Булатом, то воспользовалась случаем и спросила его об этом. Он взял меня мягко за руку, подвел к окну и показал: «Видишь, Кристина, окно в том доме - там живет человек, который убил моего отца». Стало совершенно тихо, как в цирке, когда смолкает музыка, и в тишине я услышала вздохи Господа Бога на небе».
Вторая пластинка вышла в 1982 г. Она так же тепло была принята слушателями и критиками, как и первая. Шло время, и постепенно менялся политический климат в Москве. В 1990 г. Кристине, наконец, удалось организовать гастроли Окуджавы в Швеции. Перед самым его приездом она очень переживала: а вдруг поэт не понравится ее друзьям, которым она «все уши прожужжала» о нем. «Я так нервничала, что готова была драться, если бы кто-нибудь сказал о нем плохо. Но он всем очень понравился, и даже моя мама сказала, познакомившись с ним: „Теперь я понимаю, почему ты так много о нем говорила“».
Было запланировано по одному концерту в нескольких городах, но так как залы не смогли вместить всех желающих, пришлось давать по 2 концерта. Многие в Швеции тогда не понимали, какие трагические перемены происходят в Советском Союзе. Да что там шведы! В самом СССР большинство людей находились в эйфории от новых веяний, которые принесла перестройка. Почти никто тогда себе не представлял, какой долгий и тяжелый путь ждет нас по пути к нормальному человеческому обществу. А тогда, в начале этого долготрудного пути, всё казалось проще и веселей. На одном из концертов в Швеции Булата спросили из зала, как он относится к Советскому Союзу. Булат медленно, раздумчиво ответил:
«Понимаете, мы были смертельно больны.
В зале послышались смешки.
- А сейчас мы переживаем реанимацию , - продолжал Булат.
Эта фраза тоже вызвала смех. Булат помолчал и закончил:
- Если ваши родственники будут смертельно больны - вы не будете смеяться».
В зале сразу стало тихо.
В 1995 г. Андерсон выпускает 3-ю пластинку с песнями Окуджавы, а также изданную на собственные средства книгу его песен с нотами и стихами, переведенными на шведский язык почитателями Булата - М.Дикселиусом, Х.Бьеркегреном и Л.Форселем. О чувствах, которые пробуждает в ней творчество Окуджавы, певица сказала в этой книге: «ПОЭТУ, ПЕСНЕ - тем, кто шаг за шагом помогает нам преодолевать невзгоды, хранить наше человеческое достоинство и всегда возвращает нас к этой божественной, жестокой и чудесной жизни».
Когда готовилась эта книга, Я.Гройсман рассказал, что Булат Шалвович, подарив ему диск Кристины 1995 г., очень тепло и подробно вспоминал о шведской поездке и как он был поражен таким горячим приемом у «холодных» скандинавов.
В 1999 г. исполнялось 75 лет со дня рождения Б.Окуджавы. К этой дате Кристина выпустила новый диск под названием «Булату от Кристины». Это был 1-й диск , записанный не в Швеции, а в России. Великая певица Е.Камбурова (определение Б.Окуджавы), давно с большой теплотой относящаяся к Кристине, «сосватала» ей для записи этого диска замечательных музыкантов из своего театра: гитариста В.Голикова и пианиста Д.Мальцева. В этом же составе они уже выступали и в Политехническом музее. Песни для нового диска аранжировали эти же музыканты, и сделали это, надо заметить, очень тактично и бережно.
Это была счастливая встреча. Раньше, приезжая в Россию с концертами, Кристина привозила с собой гитариста из Швеции. Но Слава и Дима так понравились ей, что теперь она выступает лишь с ними, причем не только в России, но и в Швеции. Презентация нового диска состоялась в конце 1999 г. в ЦДЛ. Писатель Л.Шилов, открывая концерт, сказал: «Одной из особенностей песен Б.Окуджавы является парадоксальное сочетание качеств народной песни и яркой индивидуальности его поэтического дара. Его песни, так же как и народные песни, имеют простую, запоминающуюся мелодию, в них присутствуют элементы фольклора (и повторы, и образы), и вместе с тем на каждой песне лежит яркий отпечаток его личности. Обычно в народных песнях этого нет, мы не знаем имен авторов этих песен. Специалисты нам их время от времени напоминают, а мы их снова забываем, потому что в самой песне образ автора не возникает. Что же касается песен Окуджавы, то здесь мы ясно представляем себе их создателя, их исполнителя, их героя. Поэтому все другие исполнители песен Окуджавы встают перед очень трудной задачей: как передать личность самого автора, как не исказить авторской интонации и смысла произведения. Разные актеры решают это по-разному. Некоторые создают на основе песен Окуджавы свое произведение, так, например, как это делает Е.Камбурова. Она создает из каждой песни яркие драматические сцены, по сути законченные спектакли. Другие стараются очень бережно передавать интонации автора, буквально повторяя все оттенки».
Когда члены Клуба друзей Б.Окуджавы создавали музей поэта в Переделкине, Кристина принимала участие во всех акциях клуба, чтобы заработать для музея нелишнюю копейку. Этот музей позже стал государственным, а вначале он был народным в прямом смысле этого слова, потому что создавался и существовал первое время на пожертвования поклонников Булата и выручки от концертов, в которых принимали участие его коллеги и друзья. Польский журналист А.Наймродзкий, член Клуба друзей Б. Окуджавы, рассказывая о Кристине на страницах журнала «Новая Польша», завершает свою статью словами: «Среди немногих вещей, которые остались нам от прошлого, есть и баллады Б.Окуджавы, и образ его мыслей. Образ его жизни, искренность, простота, честь. Такие, казалось бы, простые вещи: не обидеть соседа, уметь жить в обществе, никого не ранить, быть доброжелательным и нести помощь ближним. Поэт повторял это, повторял без конца, повторял всю жизнь…»
Заканчиваю эту статью словами Кристины: «Булат, поэт наш, поэт мой, тихо вошел в рай 12 июня 1997 г., а песни его продолжают летать по небу как утешение, сила, надежда для нас…»
http://shanson-e.tk/forum/showthread.php?t=71701
БУЛАТ ОКУДЖАВА. ПОСЛЕДНИЙ КОНЦЕРТ В УМЕО
Программа последнего выступления в Умео
Подсчитать количество концертов или творческих встреч, проведенных Окуджавой по всему миру, наверное, невозможно. Почему меня так взволновало в свое время известие, скорее даже, случайная информация о давнем приезде Окуджавы в Умео – объяснить не могу.
- Это была его первая заграничная поездка или единственное зарубежное выступление?
- Не в этом дело!
- Он написал цикл стихов или песен о Швеции? Об Умео?
- Не в этом дело!
- Он рассказал здесь что-то новое или необычное?
- Не в этом дело!
Да и не знали его здесь в начале 90-х так же, как в Ленинграде в конце 50-х… А о выступлениях Б.Ш. или просто его приездах и встречах в Кельне, Лос-Анжелесе, Токио или Париже могут написать те, кто там живет. Возможно.
"Как все-таки мало несхожего
во всем, что вокруг наяву…
- Ну как? – вопрошаю прохожего.
- Да так, - отвечает, - живу."
"Б.Окуджава с К.Андерссон, которая представила его поэзию шведской публике. Сейчас они выступают вместе в турне по Швеции, завершающееся в Умео."
Расстояние между Стокгольмом и Умео примерно 700 км. Ну, скажем, как между Москвой и Петербургом: час на самолете или часов 8-10 на машине. Или – ночь на поезде. «Во время нашего турне в Умео в 1990 г. мы собрались в спальном купе Булата и Ольги на ужин».
Я перечитал строчки еще раз, потом еще – они были по-шведски. Смысл предложения казался мне недоступным, даже после того, как оно было разобрано на отдельные слова. Не может быть, - решил я и перевернул страницу. Русским языком, черным по белому было напечатано: «Во время нашего турне в Умео в 1990 г. мы собрались в спальном купе Булата и Ольги на ужин». Взволновавшись до чрезвычайности, я вышел на улицу. На дворе вместо извозчика стоял 2 тыщи какой-то год, и прогуливались местные жители. Они были готовы ответить на многие вопросы о своем городе. Некоторые с удовольствием рассуждали, например, об отсутствии рифмы в современной шведской поэзии как демонстрации свободы личности. А были даже такие, кто цитировал Арс. Тарковского, но сетовал на непонимание стихов Александра Сергеевича. Окуджаву никто из них не видел.
Две тыщи какой-то год сменился на следующий, за ним постояли и прошли еще несколько. О городе я узнал гораздо больше. Город меня узнал чуть-чуть получше. Но ни при свиданиях с его обитателями, ни в компаниях не удавалось мне найти человека, видевшего Окуджаву в Умео. Но я продолжал спрашивать. Иногда появлялась надежда после слов какого-нибудь участливого собеседника, что он знает, у кого можно узнать и перезвонит мне. Но у всех телефонных номеров есть диковинное свойство – теряться. Впервые Окуджава побывал в Швеции в начале 60-х годов. Разрешение на выезд в капстрану было получено не без труда и не без приключений. Так или иначе, поездка состоялась. О пребывании в Стокгольме уже в 1990 г. он рассказал в одной новелле. Оказавшись у королевского дворца во время выезда монарха и его супруги, Окуджава несколько раз замечал на себе пристальный взгляд королевы. Взволнованный и обрадованный он решил написать ей письмо с благодарностью, добрыми пожеланиями и вопросом о причине такого внимания. В ответном письме королева объяснила, что он был единственным человеком из тех, кто стоял рядом и смотрел на нее, но не снял шляпу.
Так рождаются легенды. В пересказах этой истории мгновенно стали варьироваться детали от места событий и количества взглядов и участников до принадлежности королевы к иному правящему семейству. В Умео есть небольшой дом, ничем не примечательный, кроме легенды, что именно в нем останавливался Окуджава. Прошло почти 18 лет после его приезда на север Швеции. И все-таки удалось разыскать тех жителей города Умео, кто встречался с ним и побывал на его концерте. Времени прошло много. Не записаны разговоры, и очень мало осталось в памяти деталей. Но это было – впечатление, сохранившееся по сию пору. И все отмечали его скромность и состояние очень усталого человека. Последнее можно объяснить, наверное, не только длительной поездкой, но и болезнью. Всего через полгода, в мае 91, в Лос-Анжелесе ему будет сделана срочная операция на сердце.
А пока: в зале университета города Умео, 3 и 4 октября 1990 г., состоятся концерты русского поэта Б.Окуджавы и шведской актрисы и певицы К.Андерссон. Здесь они завершают свой тур по Швеции с несколькими выступлениями в Стокгольме и Эребру. Кристина сделала невероятно много для того, чтобы Окуджаву узнали в Швеции. Она первая стала выступать и петь его песни по-шведски и по-русски. Благодаря ее усилиям состоялись эта поездка, а позже была выпущена книга с песнями и стихами Окуджавы. Для работы над переводами были привлечены: Ларс Форсель – один из крупнейших поэтов Швеции. О работе с ним Кристина рассказывает: «Сидеть за кухонным столом Форселя и видеть, как преображаются тексты Булата – одно это вызывает удивление и восхищение. Я пою на русском, а Ларс записывает их по-шведски. И хотя подстрочные переводы Розы [Роза Адлер] изредка приводят в смущение, и я говорю тоном школьной учительницы: «Но этого там нет», наш Поэт отвечает: «Не-е-ет, но он, наверняка, имеет это в виду».
Ханс Бьёркегрен – крупнейший переводчик-славист: «Я думаю, что песни Булата – это такая открытая дверь. Необычайный человеческий голос доносится до нас «с другой стороны», с востока».
Мальколм Дикселеус – шведский журналист, долгое время работавший в Москве: «Немногие люди искусства в России пережили годы советской власти, сохранив такую чистую совесть, как Б.Окуджава».
Зал университета вместил за 2 эти вечера около 2-х тыс. зрителей. Но это объяснялось больше, как честно заметили мои шведские собеседники, пиком интереса к России, чем малоизвестным для них именем поэта. Кстати, одна из местных газет, предлагает представить значение Окуджавы как автора песен и писателя в Советском Союзе через объединение 3-х крупнейших фигур в шведской авторской песне и культуре – Эверта Тоба, Корнелиса Вресвийка и Ульфа Лунделля.
Постперестроечная Россия и Советский Союз привлекали внимание не только происходившими изменениями. Казалось, что исчезает многолетняя и – исторически – многовековая угроза для Швеции, в частности. Умео, например, в XVIII-XIX вв. был несколько раз оккупирован или сожжен русскими войсками. Окуджава, как знаток и ценитель XIX в., конечно знал о русско-шведской войне 1808-1809 гг., завершающий этап которой проходил как раз в северной части страны. Для Швеции эта война была последней. Но по дороге в Умео обсуждалась тема другой войны, как вспоминает Кристина: «Мы разговорились о добыче железной руды в Северных странах. Железная руда, превращавшаяся в пушки. Шведская сталь, шедшая на пули во время Второй мировой войны. Задолго до того, как мы с Булатом стали друзьями, он познакомился, при содействии немецких солдат, со сталью с моей Родины, и до сих пор осколки этих пуль сидят у него в теле».
Можно понять, со слов его местных новых знакомых, что по городу он не прогуливался. Вместе с женой они сделали какие-то покупки в центре, а вечером, после концерта, поужинали «дома» небольшой компанией.
Эмигрантов или приезжих поработать из России в Умео еще было совсем немного. Но своеобразные «приветы с родины» встречались. Например, узнал ли он, что район города, где они жили, с давних пор в городской речи назывался «Сибирь»? Приехать на север Швеции, чтобы оказаться в Сибири/ А для жителей Умео в это время предлагали поездку в Ленинград и организованную встречу Нового года под девизом Na Starovje 1991. Такая реклама соседствует с анонсом концертов Окуджавы. На следующий день, 4 октября, в газетах были опубликованы статьи: «Русский поэт поет свои песни в Умео»
«Негромкая звезда с надеждой», «Встреча с живой легендой».
О нем рассказывают как об известном поэте и авторе песен, писателе, называют его духовным отцом Высоцкого; приводят фрагменты из беседы с ним и некоторые впечатления от его выступления. Все это очень здорово и интересно. Пожалуй, единственная фраза способна вызвать недоумение – «Б/Окуджава известен своими поэтическими песнями о ненависти и любви…». Журналистке не довелось, к сожалению, узнать Окуджаву. Или такого Окуджаву, о котором рассказывала К.Андерссон. А на земле "все-таки мало несхожего", - говорил Окуджава и в Германии, и в Японии. Он оставил свои "фантазии" в Подмосковье, в Америке и Турции. Он остался сам и в Швеции, и во Франции, и "на Святой Земле", где
"всегда пребудут с вами
и Мандельштам, и Лев Толстой,
и Александр Сергеич сами."
В 1995 г. в Швеции была издана билингва "Булат Окуджава: 26 песен и 2 стихотворения". В тексте приведены цитаты и представлены некоторые фотографии из этой книги. Также информация о концертах и фотография были взяты из газет Vasterbottens-Kuriren и Vasterbottens Folkblad за 3 и 4 октября 1990 г. Мне хотелось бы сердечно поблагодарить за помощь и предоставленные сведения о пребывании Б.Окуджавы в Умео преподавателей кафедры русского языка университета Умео Веру Лиден и Стеллу Севандер.
Вадим Казанский
http://sites.google.com/site/kazanskij/okudzava
30 января 2010 г/ в Клубе друзей Булата (Москва, Библиотека им. Гагарина) состоялась встреча с шведской певицей К.Андерсон. Часть 14. Песня Булата Окуджавы "Из окон корочкой несет поджаристой...". Исполняет К.Андерсон, гитара В.Голиков.
|
| |
| |
| Валентина_Кочерова | Дата: Воскресенье, 24 Ноя 2019, 21:21 | Сообщение # 9 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 6949
Статус: Offline | КОНЦЕРТ В ЧЕСТЬ 95-ЛЕТИЯ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ БУЛАТА ОКУДЖАВЫ ПРОШЕЛ В МОСКВЕ
ОЛЕГ ПОГУДИН, И.Муравьева, А.Смехова, Дм.Назаров и др. известные актеры и музыканты исполнили в субботу в зале им. Чайковского песни и стихи Б.Окуджавы в честь 95-летия со дня рождения барда. Слушатели встретили артистов переполненным залом. Перед началом мероприятия представитель КЗЧ отметила, что корреспонденту ТАСС очень повезет, если он найдет свободное место, потому что продан был весь зал. И действительно, в фойе на 1-м этаже поклонники творчества барда, которым не достался входной билет, начали расставлять раскладные стулья, чтобы посмотреть трансляцию концерта.
"Концерт делается силами Музея Б.Окуджавы в Переделкине и Фонда Б.Окуджавы. Мероприятие является инициативой и трудом вдовы поэта Ольги Владимировны. Концерт проводится в 20-й раз, он юбилейный и посвящен 95-летию Б.Окуджавы. В концерте традиционно принимают участие лучшие представители российской культуры. В этом году помимо наших артистов будет еще две рок-группы - одна из Польши, другая из Германии. Они увлечены творчеством Булата Окуджавы, поют его на своих языках, выпускают записи - сказал режиссер программы О.Кленин.
Концерт начался с трансляции видео, на котором Б.Окуджава поет песню "Заезжий музыкант", по окончании исполнения зал разразился аплодисментами. На сцену КЗЧ в этот вечер выходили певцы Олег Погудин и Е.Камбурова, актрисы С.Крючкова, Е.Симонова, И. Муравьева, Ю.Ауг, актер Дм.Назаров и мн. др. Прозвучали песни и стихи Окуджавы. Специальными гостями стали немецкая группа Juno17 и польский коллектив Piramidy. Исполнение легендарной "Песенки кавалергарда" слушатели встретили овациями и криками "браво". Громче аплодисменты были только, когда на сцену вышла С.Крючкова. "Для нас последняя суббота ноября - это святой день. Мы с моим сыном - гитаристом А.Крючковым - стараемся так спланировать свои гастроли, чтобы обязательно оказаться в эту субботу здесь, в Москве, в этом зале. Обычно я читаю поздние стихи, но сегодня у меня ностальгия по раннему Окуджаве", - сказала она и начала петь.
Во время антракта корреспондент ТАСС пообщался с гостями вечера. "Исполнение хорошее, мы вспоминаем то время, это наша молодость, артистам удалось воссоздать ту атмосферу. Песни Окуджавы отличались проникновенностью поэзии, хотя, казалось бы, он говорил всегда о простом", - рассказала инженер Е.Белоконь, которая пришла на концерт вместе с мужем. Молодые юристы Сергей, Михаил и Мария специально приехали из Санкт-Петербурга, чтобы послушать концерт. "Мы поем, слушаем и получаем удовольствие от песен Б.Окуджавы, его творчество понятно русскому сердцу и слуху, оно отзывается в душе. Мы специально приехали сюда из Петербурга, чтобы услышать вживую исполнение любимых песен и подпевать. В его песнях есть особая душевность, которой нет у большинства современных исполнителей", - поделились гости из Петербурга.
В начале 2-го отделения был показан 18-минутный фильм по мотивам специального проекта ТАСС "Булат Окуджава. Виртуальный квартирник", приуроченного к 95-летию поэта и исполнителя. Основная задача проекта - продемонстрировать, что ценности и творчество Б.Окуджавы - вне времени. В фильме Ю.Стоянов, С.Сурганова, Е.Князев и А.Макаревич рассказали о том, как познакомились с творчеством Окуджавы, что оно значит для них, а также исполнили любимые песни в собственном прочтении.
Концерт был благотворительным, вырученные средства пойдут в пользу фонда.
Дарья Павлова
23.11. 2019. ТАСС
https://tass.ru/kultura/7187495
|
| |
| |
| Валентина_Кочерова | Дата: Воскресенье, 09 Май 2021, 10:13 | Сообщение # 10 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 6949
Статус: Offline | К 97-летию со дня рождения...
Момент истины. Булат Окуджава
Один из самых ярких представителей бардовской песни, поэт, композитор. Автор песен к кинофильмам, вошедших в золотой фонд кино и ставших всенародно любимыми. Большая часть восстановленного интервью А.Караулова 1994 г.
НЕИЗВЕСТНЫЙ ОКУДЖАВА: "ЗНАЮ ТОЛЬКО СЕМЬ АККОРДОВ"
Трудно понять, почему студенты-экономисты Московского университета, прочитав попавший случайно им в руки «Портрет Дориана Грея», решили первенцу дать имя героя романа О.Уайльда, очаровательного сластолюбца и порочного преступника. Месяц отец и мать называли сына Дорианом, помогавшая молодым тетя Мария называла племянника Дариком. Но при регистрации отец передумал, и в метрику вписали не английское, а грузинское имя Булат.
Молодым коммунистам, посланным в Москву на учебу правительством Грузии, вошедшей в состав СССР, предоставили 2 комнаты в коммунальной квартире на Арбате. На мой вопрос, где вы родились и жили, Булат Окуджава ответил:
- Родился на Молчановке 9 мая 1924 г., в известном многим доме Грауэрмана, что сейчас оказался в начале проспекта, проложенного через Собачью площадку. А жил в доме 43, кв. 12… Теперь это выкрашенный серой краской дом, надстроенный, правда, двумя этажами. При мне здесь было 4 этажа. Отсюда с родителями уехал на Урал, в Нижний Тагил, куда отца, партийного работника, направил С.Орджоникидзе, хорошо знавший его. Там мой отец был избран 1-м секретарем горкома партии, а мать секретарем райкома. Оба они вступили в партию в подполье на Кавказе. Мой отец грузин, мать армянка.Когда мы виделись дважды летом 1983 г., старый Арбат перекопали, превращая в пешеходную улицу, что и послужило поводом для встреч с «дворянином арбатского двора».
Жил тогда Булат Шалвович в престижном доме в Безбожном пер. у проспекта Мира. По этому случаю есть у него такие строчки:
«Я выселен с Арбата, арбатский эмигрант,
В Безбожном переулке хиреет мой талант.
Вокруг чужие лица, враждебные места,
Хоть сауна напротив, но фауна не та».
Я узнал, что учился он на Арбате, в школе, сломанной при прокладке проспекта. После войны ученики нашли друг друга и раз в год встречались. Хотя все постарели, но не изменились по характеру, по манере говорить, и он отличит прирожденного арбатца от того, кто родился на Басманной, по интонации, акценту. И заключил: «В мои годы на Арбате в каждой подворотне был свой климат, свое мышление. На Арбате, на его площадках, в его сквериках вырастали люди, там они начинали воспитание, дышали воздухом истории. Здесь заражались, проникались патриотизмом. Люди без прошлого полулюди, по-моему, ключ к патриотизму - это медленное вдыхание ароматов родины».
Спустя 10 лет я узнал от «арбатского эмигранта» нечто другое, о чем Булат Шалвович не вспомнил. Но тогда крутой перемены мировоззрения на все, включая Арбат, он и сам не предполагал, да и меня интересовало лишь то, что касалось его отношения к воспетой им Москве. Спросил, бываете ли в старом дворе?
- Бываю, недавно зашел туда во двор. Деревья, которые сажал, стали большими. Жильцы все новые. Снимало меня здесь французское телевидение. Появились любопытные, вышла с трудом из подъезда посмотреть на съемку и одна старая женщина. Что-то мне показалось в ее лице знакомым. Вспомнили мы друг друга. Видел я ее молодой тонконогой женой любимца двора, слесаря-виртуоза своего дела Паши, который привел ее в наш двор.
- Как у вас в песне поется: «Женщина плачет, шарик улетел…»
- Да, прошло полвека.
Полвека назад я услышал его песенку, поразившую меня словами:
«Настоящих людей так немного,
Все вы врете, что век их настал,
На Россию одна моя мама,
Только что она может одна?»
Казалось бы, ну что особенного в стихах про маму, сколько их сочиняли прежде. Но маму Окуджава ставил над всем, что считалось в СССР- России свято, где народу врали про светлое будущее, торжественно обещая, что нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме. Любимая мама Ашхен, жить которой оставалось считанные дни, молча стояла в дверном проеме и слушала, о чем говорит сын. После расстрела мужа 13 лет она провела в лагере и ссылке. Из 6-х сыновей и 2-х дочерей деда Булата избежала казни одна тетя Мария, жившая в Москве под фамилией мужа. Это спасло ее от кары Берии, изводившего под корень всю фамилию Окуджавы. Его дядя Михаил, 1-й секретарь ЦК компартии, призвал в Грузию Красную Армию; дядя Николай - служил генпрокурором. Шалва, младший из братьев, секретарь Тбилисского горкома и горкома Нижнего Тагила, погиб в 1937 г., никого не оговорив. В школе его сына ставили посредине класса и требовали отречься от отца: ты настоящий пионер, а твой отец враг народа.
Булат плакал, когда вспоминал об этом. Сталин в числе «мерзавцев», расстрелянных руководителей Грузии, называл Окуджаву. Клеймо «сына врага народа» обжигало до 32 лет. В первых записях на магнитофонах я услышал песню и о моем знакомом, похожем шевелюрой на Пушкина, Саше Аронове. Он ходил по этажам «Московского комсомольца» на Чистых прудах безответно влюбленным, подвергаясь насмешкам приятелей.«Ему чего-нибудь попроще бы, а он циркачку полюбил» ...А Булат ему сочувствовал:«За что ж вы Саньку-то Аронова, ведь он ни в чем не виноват» … (Позднее его в этой песне заменил вымышленный Ванька Морозов.)
Первое стихотворение Булат сочинил в 7 лет. В школе стихи постоянно читал на вечерах. Сохранилась одна строчка из его выступления в Тбилиси перед эвакуированными актерами МХАТа: «Я ведь тоже москвич, я такой же москвич, как вы», за что заслужил поцелуй В.Качалова. Рвался на фронт добровольцем, выступал в госпиталях. Добился своего, не доучившись в школе, в 18 лет. В части слыл запевалой, на войне прожил 100 дней в тяжелых боях, а шальная пуля достала минометчика после боя. Сохранилась в памяти единственная строчка песни, сочиненной в 126-й артиллерийской бригаде: «Нам в холодных теплушках не спалось…». Под влиянием «Землянки» А.Суркова написал похожие стихи, подобрал под них мелодию, спел песню бойцам
.- Где вы научились играть на гитаре?
- Играть я до сих пор не умею. Знал на фронте 3 аккорда, под них и аккомпанировал себе на гитаре. Теперь знаю 7 аккордов. Записать свою мелодию на нотном стане не могу. Но вообще-то говоря, горжусь, что придумал столько мелодий и люди их поют 20 лет. Один мой фронтовой товарищ написал письмо в газету с вопросом, не тот ли я Булат, который сочинил песню в дни войны… Значит, запомнил ту первую мою песню, а я вот забыл.
Демобилизовавшись, сдал экстерном экзамены в школе. Поступил в Тбилисский университет и с дипломом филфака оказался в глубинной России, учителем в сельской школе. Из учительской, отдав государству долг, перешел в редакцию комсомольской газеты «Молодой ленинец», издал в Калуге «Лирику», первую книжку стихов, никем не замеченную. Вступил в КПСС.В Москву после ХХ съезда партии, осудившем злодейство Сталина, в числе первых из ссылки вернулась полностью оправданная мать. Во искупление страданий она получила службу в горкоме партии и двухкомнатную квартиру на Краснопресненской набережной. Здесь с женой и сыном прописался Булат. Полностью оправданным, как мать и отец, «сын врага народа» почувствовал себя в возрасте Христа. Музыка теснилась в голове, как стихи. Природа наградила Булата абсолютным слухом, красивым голосом, композиторским и актерским даром. Его мелодия из «Белорусского вокзала» понравилась А.Шнитке. Я же сказал Окуджаве, что считаю его замечательным композитором, хотя он не может оркестровать свои мелодии и записать их
.- Да. Слушаю сам, начинаю понимать, что мелодия что-то да стоит. Есть у меня новая пластинка, записанная в Польше. Там мои песни оркестровали. Во Франции вышла моя пластинка. На одной стороне пою новые песни. На другой стороне пластинки поют мои песни шансонье на французском языке и под оркестр.
А в родной стране признание к яркому мелодисту не пришло, в СК не приняли. Стихи и песни исполнялись в узком кругу поэтов, выступавших на площади Маяковского и на стадионах, где рукоплескали Евтушенко, Вознесенскому и Ахмадулиной. Восхождение Булата произошло, когда друзья записали тихое пение бывшего громогласного запевалы на магнитофон. Десятки песен вырвались из московских квартир в Россию. Народ узнал о не вернувшемся с войны на Арбат Леньке Королеве, «полночном троллейбусе», «комсомольской богине», «голубом шарике», «часовых любви», обо всем том, что полюбилось поколению шестидесятников. Песня звала друзей взяться за руки, чтобы не пропасть поодиночке. Казалось бы, далекая от политики лирика не могла вызвать гнев Хрущева, подобный тому, что обрушился на голову А.Вознесенского в Кремле. Так я думал, пока не прочел стенограмму косноязычного выступления Никиты Сергеевича на заседании президиума ЦК КПСС 25 апреля 1963 г., спустя 10 лет после смерти Сталина и разоблачения им «культа личности».
- «Сложилось и такое понятие о какой-то «оттепели» - это ловко этот жулик подбросил, Эренбург, - поэтому люди при оттепели стали не вникать в это дело, и вот поэтому получилось так. Вот смотрите, какая была распущенность: вот мне Микоян говорил: «Ты знаешь, какой Окуджава? Это сын старого большевика». А старый большевик тоже был дерьмом, он был уклонистом, национал-уклонист. Так что, конечно, дерьмо…Так что Серго был прав, когда боролся против него, а не Окуджава.
Что Окуджава был расстрелян, это дело Сталина. Разные периоды времени: одно время, когда Окуджава совершил политическую ошибку, а другое время, когда он голову потерял. Это глупо. Видимо, это наложило отпечаток на сына. Так мы же не должны поддерживать в этом сына и его укреплять. А ты (к Микояну) готов поддерживать с этой бандурой, гитарой. Так?
Микоян: Он просто подражает Вертинскому…
Хрущев: Так мы Вертинского выслали.
Микоян: Он потом вернулся.
Хрущев: Он вернулся, а песенки уже не пел.
Перестал бы петь и Окуджава, если бы соратники не отправили Хрущева на пенсию. Услышал о себе Окуджава и на высшем комсомольском уровне. До разноса Хрущева его вызвали в МГК партии и учинили допрос:
- Вот у вас есть песня о Леньке Королеве. Почему это некому оплакать его жизнь? А коллектив? И потом почему война у вас подлая? Она великая, а не подлая.
Первый концерт в Москве на сцене Дома кино прошел со скандалом. Не дали допеть «Вы слышите, грохочут сапоги». Под крик из зала: «Осторожно, пошлость» - ушел с гитарой со сцены. Свыше 10 лет не подпускали к микрофонам радио и телевидения. Запрещали экранизацию прозы. Студия «Мелодия» не записывала песен. Романы, публикуемые в журнале, не превращались в книги, в то время как за границей размножались пластинки с песнями Окуджавы и без ведома автора печатали стихи и прозу в эмигрантских, враждебных советской власти журналах и издательствах. За что партком СП СССР единогласно исключил из партии, а это означало, в сущности, запрет на профессию.
Его не посадили, за границу не выдворили и в конце концов оставили в покое, рассудив, что в партии и стране принесет меньше вреда, чем в эмиграции. Вся жизнь прошла в борьбе за право издаваться в журналах, выпускать книги, записывать песни, снимать фильмы по своим сценариям, ставить пьесы. Газеты, выходившие миллионными тиражами, публиковали о нем лживые статьи. Но самое худшее, что могло бы быть, его миновало. В годы правления Брежнева диссидентов вынуждали эмигрировать, насильно лечили в психбольницах, не издавали, как Высоцкого, не увидевшего при жизни ни одной своей книги. При всем при том бывший фронтовик, генсекретарь партии и глава государства Л.Брежнев залился слезами, когда ему в загородном доме показали «Белорусский вокзал» с песней Окуджавы. После этого просмотра фильм вышел на экран, куда ему не давали ходу перестраховщики.
Глава госбезопасности Андропов посылал в ЦК партии докладные записки, где скрупулезно перечислялись прегрешения Окуджавы, водившего дружбу с диссидентами и эмигрантами на Западе. Но репрессий не предпринимал. Когда, став генсекретарем партии и главой государства, смертельно больной Юрий Владимирович не мог сам листать страницы книг, он просил читать ему в палате роман Окуджавы «Путешествие дилетантов». Руководивший Москвой 1-й секретарь МГК партии В.Гришин неправильно выговаривал фамилию Булата и называл его «Окуджавовым», и он же отменил приговор братьев-писателей об исключении из партии. С началом перестройки, казалось, пришло время, которое Б.Окуджава приближал. Да, без цензуры чаще выходили книги, переиздавались стихи, записывались пластинки, участились поездки за границу. Весь мир открылся некогда невыездному писателю. Но песен не стало. За 10 лет не спел ни одной!
Блок в 1918 г. перестал слышать «музыку революции». Окуджава с 1988 г. перестал музыку сочинять. Его редко видели в Москве, все чаще пребывал с женой за границей, где не стреляли средь белого дня в чиновников, мужчины не ломились за водкой в магазинах с пустыми полками. Турне и гастроли состоялись в Америке, Франции, Израиле, Германии, Японии. В «свободной России» народ сводили с ума другие кумиры - И.Тальков и В.Цой. Заболевшему во время гастролей в Лос-Анджелесе сделали срочную операцию на сердце. Страховки, 10 тыс. долларов, не хватало на лечение. Часть денег собрали друзья, часть - заплатил кардиолог с мировым именем Ю.Бузишвили, поставив точный диагноз, продливший жизнь на 6 лет.
В начале пути Окуджаве были дороги «комиссары в пыльных шлемах», себе пророчил: «Я все равно паду на той, единственной гражданской…» Но когда начался распад СССР, жизнь его пошла по другому сценарию. После обстрела Белого дома Окуджава подписал письмо «сорока двух», оправдывавших насилие. Ничего хорошего победа депутатов Верховного Совета не сулила. Все это можно было понять. Но пришлось публично не согласиться с ним, когда фронтовик заявил, мол, мы всерьез не отличались от немецких фашистов, и сам он стал казаться себе не лучше германского солдата:
«И немец, застреленный Ленькой, в раю поживает,
И Ленька, застреленный немцем, в соседях живет».
Даже воспетый Арбат предстал в неприглядном свете. Кроме дворянства на Арбате оказалось много «всякой мерзости - жулики, уголовники, проститутки. Грязь, матерщина. Учился я плохо. Курить начал, пить, девки появились...». При 2-ой операции на сердце ему вживили стимулятор. А умер от гриппа, давшего тяжкие осложнения. В парижском госпитале в июне 1997 г. его погрузили в искусственный сон. Верующая жена решила, пока муж дышал, его крестить. К чему он никогда не выражал желания. Задолго до болезни жена посетовала на атеизм мужа чтимому старцу, и тот посоветовал: «Ино жена мужа ругает-ругает, да сама и окрестит. Святой водой, а не святой - то и кипяченой. А кипяченой нет - то и из-под крана». Что и сделала О.Окуджава: окрестила спящего и дала ему имя - Иоанн. О чем Иван Иванович, как называл себя Булат Шалвович в автобиографических сочинениях, на этом свете не узнал.
Лев Колодный
03.03. 2020. МК
https://www.mk.ru/moscow....ov.html
|
| |
| |
| Валентина_Кочерова | Дата: Понедельник, 10 Май 2021, 21:27 | Сообщение # 11 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 6949
Статус: Offline | Мемориальный Дом-музей Исаака Шварца:
худ. Е.Бодрова
9 мая день рождения Б.Окуджавы - яркого представителя движения шестидесятников, великолепного поэта, прозаика и сценариста, барда, стоявшего у истоков авторской песни, человека с безупречным вкусом во всём, близкого друга и собрата композитора И.Шварца.
Из фондов Мемориального Дома-музея И.Шварца. 1974.
Простота, метафоричность и свежесть его песен и стихов, «раздвигала» границы восприятия, во времена советского «застоя» позволяла почувствовать глоток свободы. Он заставлял нас взглянуть другими глазами на вечное – на любовь и разлуку, обещание любови вечной на земле и грёзы любви. Это было ново, необычно, интересно. Первым, кто заметил в его творчестве неразрывность мелодии и слова, был И.И. Шварц.
«Об Окуджаве я мог бы говорить много, потому что нас связывала большая, долгая дружба, а мог бы сказать в нескольких словах: это был настоящий великий поэт и замечательный человек. Булат был мне как брат и часто звонил не только из Москвы, но и из Парижа, когда туда уезжал, - звонил, чтобы передать привет от наших общих знакомых, просто сказать несколько слов. Он был очень прост, даже как будто застенчив, сутулился, не носил никогда галстуков, как и я. Ходил всегда в какой-то скромной непритязательной одежде. Тихий немногословный мягкий человек, который, если что-нибудь и говорил, то всегда что-то умное, точное мудрое», – говорил о Булате И.Шварц.
Они дружили, и эта дружба была особенной: они понимали друг друга с полуслова, во многом совпадали, словно чувствовали движение души друг друга. И это взаимопроникновение творчества поэта и композитора подарило нам 32 песни и романса. Из них самыми известными стали – «Ваше благородие, госпожа Удача», «Песенка кавалергарда», «Любовь и разлука», «Капли датского короля…», песни из к/ф «Соломенная шляпка». Писались эти песни и романсы по-разному, но, как правило, сначала Булат Шалвович в письме присылал стихи. Исаак Иосифович писал на них музыку, после чего они встречались и обсуждали, что изменить. Как правило, Булату всегда всё нравилось и менять ничего не приходилось.
А вот у песни «А годы уходят, уходят…» необычная история написания, необычная для Булата Шалвовича. Дело в том, что это единственная его «подтекстовка». Из воспоминаний И.Шварца:
«Дело происходило в начале 1970 г., зимой – очень хорошо помню, потому что незадолго до этого умерла мама, и Булат приехал в Сиверскую, на пару недель, чтобы поддержать в это трагическое для меня время. Я работал над фильмом «Расскажи мне о себе» С.Микаэляна, и как всегда, находился в цейтноте, поэтому Булат сказал: «Не обращай на меня внимания, работай, а я посижу у печки что-нибудь почитаю». Я сидел за роялем, писал клавир главной темы. Проигрывал её несколько раз. Сели обедать. Булат был неразговорчив, задумчив. Спросил, над чем работаю, попросил рассказать сюжет фильма. Я коротко пересказал простую и незатейливую историю фронтовой медсестры: потерявшая на фронте возлюбленного, после неудачного замужества и долгих лет одиночества она обретает,наконец, счастье – встречает человека, капитана дальнего плавания, который не только готов стать спутником жизни, но и другом ее взрослому сыну. «Ты знаешь, мне очень нравится эта музыка. Сыграй мне еще раз», – попросил Булат. Я сыграл раз, потом второй… «Изя, я никогда не делал подтекстовок, – признался Булат, – но эта музыка так меня трогает, что я хочу попробовать».
Вот тут и начались его «творческие муки». На трое суток Булат уединился в моей мастерской, приходил только поесть, просил проиграть музыку еще и еще раз и снова уходил. На четвертые сутки принес стихи. И какие! До сих пор никто не верит, что это подтекстовка, настолько органично слова легли на музыку:
В нашем доме война отгремела,
Вновь земля зеленеет, злые пули по кровь не летят.
Женихи, навсегда молодые,
С фотографий военных глядят.
А годы уходят, уходят,
Вернуться назад не хотят.
По дорогам, по старым дорогам,
Отправляется память иногда словно так, невпопад.
Как из песни не выкинуть слова,
Так из сердца – погибших ребят.
А годы уходят, уходят,
Вернуться назад не хотят.
Твои плечи с бедою знакомы,
Твои белые руки кровь и пепел смывали с полей.
И земля никогда не забудет,
Боль и слезы своих дочерей.
Хоть годы уходят, уходят,
Хоть время торопит скорей.
Может, время всех ран не излечит,
Но черемухи белой невозможные гроздья горят.
Потому что любовь и надежда,
Что ни делай, бессмертны стократ.
А годы уходят, уходят,
Вернуться назад не хотят.
Потрясающие стихи! Песню я посвятил фронтовым медсестрам. Когда подошло время записывать, позвонил Булату посоветоваться, кто бы мог ее спеть, на что он, немного подумав, очень неуверенно и робко произнес: «Ты не будешь против, если я сам ее запишу?». Конечно же, я не был против! Булат пел в сопровождении БСО, совершенно забыв о своем страхе, который испытал тремя годами ранее, во время записи с тем же оркестром песни «Капли датского короля». Очень проникновенно спел «А годы уходят, уходят»… В фильме «Расскажи мне о себе» она звучит в его исполнении …».
https://vk.com/isaakschwarz?w=wall-84506620_1194
|
| |
| |
| Валентина_Кочерова | Дата: Суббота, 09 Апр 2022, 11:37 | Сообщение # 12 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 6949
Статус: Offline | 
9 апреля, 14:45
ЛЕГЕНДА МУЗЫКИ. БУЛАТ ОКУДЖАВА (Россия, 2021)
Однажды Б.Окуджава сказал О.Митяеву: "Я вам завидую! Вы знаете 7 аккордов, а я - всего 5". И это говорил исполнитель, чьи песни слушала вся страна! Их и сегодня любят, слушают и с удовольствием исполняют - как, например, песни "Молитва", "Надежды маленький оркестрик", "Возьмемся за руки, друзья"... А сколько легендарных произведений Окуджава написал в соавторстве с выдающимся композитором И.Шварцем! Это - "Ваше благородие, Госпожа Удача", "Кавалергарды, век недолог", "Любовь и разлука"...Многие считали Б.Окуджаву любимцем Госпожи Удачи. У него было всё, о чем можно мечтать: любовь публики, семья, достаток. Но сам Окуджава мечтал вернуться в прошлое, чтобы исправить совершённые им ошибки. Почему знаменитый исполнитель винил себя в уходе близких? Из-за чего режиссёр фильма "Белорусский вокзал" А.Смирнов едва не забраковал песню "Нам нужна одна победа?" И какое таинственное событие чуть не перечеркнуло всю жизнь Б.Окуджавы? Об этом и многом другом узнаем в выпуске программы "Легенды музыки".
Ведущая - Дарья Веста
https://tv.yandex.ru/program/legendy-muzyki-5454747?eventId=194580228
|
| |
| |
| Валентина_Кочерова | Дата: Воскресенье, 08 Май 2022, 16:27 | Сообщение # 13 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 6949
Статус: Offline | К 98-летию со дня рождения..
Посвящаю Зое и Свету.
БУЛАТ ОКУДЖАВА. «НЕЧАЯННАЯ РАДОСТЬ»
Вспоминаю, как провожал маму в 1949 г. Да, провожал. Так уж случилось. В 47-м встречал из лагеря, а тут провожал. Тогда многих провожали, и не на день, и не на два, а на долгие сроки. После всего, что было, ее арестовали снова. Мы узнали об этом в одну из отвратительных ночей, когда в наш дом ввалился человек, у которого в Кировакане мама снимала угол. Он приехал около 6 часов поздним поездом, чтобы рассказать нам об этом, о последнем ее прости... Впрочем, он мог бы и не приезжать. Все равно я забыл его имя. Добрые дела не запоминаются. И чего было приезжать, когда ее уже забрали? Написал бы письмо, записочку бы передал со случайной оказией. Мог бы и не беспокоиться. Что тут поделаешь?
Он сидел на кухне, сыпал пепел на пол, на брюки, тяжело вздыхал. Тетя Сильвия плакала негромко, почти шепотом. Лампочка почему-то источала желтый свет. Погода за окном была мерзейшая. Все как-то сошлось, совпало, а человек должен был выдержать, не распасться от тоски и ужаса беспомощности. Ну, мы и держались, как могли, и еще гадали: это что - чесеир? Или каордэ? То есть "член семьи изменника родины" или "контрреволюционная деятельность"...Когда она вернулась в 1947 г. после 10 лет лагерей, не было ни реабилитации, ни даже помилования, просто отбыла свой срок и вернулась. В столичных и больших городах жить ей не разрешалось, и тетя Сильвия с большим трудом устроила ее в Кировакане кассиршей в какой-то артели. А мы жили в Тбилиси, и я был студентом университета. К тому времени я уже кое-что начал понимать, какой-то робкий анализ событий совершался в моей затуманенной голове, и возникали горькие вопросы: "За что?", "Почему?", "Ради чего?"...
Тетя Сильвия была постоянно настороже: такое уж было время. Она заглядывала в мои глаза, вслушивалась в мои интонации, они ее тревожили. И она, как бы отвечая на мои немые вопросы, время от времени восклицала:
- Какая мама все-таки счастливая! Не правда ли? Вот вернулась, жива-здорова. И мы снова вместе, - и вглядывалась в меня очень пристально.
- Ну конечно, - говорил я бодро, чтобы не волновать тетю Сильвию. Теперь все хорошо. Мама живет как все, работает, пишет письма, можно к ней съездить. Но тетю Сильвию мои слова не успокаивали. Что-то ей в них чудилось опасное. Она подхватывала мои бодрые слова тем решительнее, чем они были бодрее, и говорила громче обычного:
- А что? Разве не так? Как она мучилась в лагере, арестантка! А теперь свободная женщина, даже деньги тебе присылает... Разве не так?..
Или восклицала:
- Что бы мы делали без Сталина? Как бы жили? - и внимательно вглядывалась в меня.
- Так бы и жили, - срывалось у меня, - а может, и не хуже.
- А война? - еще повышала она голос. - Какую войну вынесли! Ты разве этого не понимаешь? Ты что, все забыл?..
- Не забыл, - говорил я, чтобы не волновать ее.
- Карточки отменили...
Карточки продуктовые действительно были отменены.
- Цены понизили...
И цены медленно двигались к довоенным...
- ...и вот мама на свободе!
- Ну конечно, конечно, - сдавался я. - Разве я спорю?
- Ну вот, - успокаивалась она, - а то брякнешь где-нибудь такое, - и растерянно улыбалась.
И вот мама трудилась кассиршей и как-то умудрялась выкраивать мне маленькие суммы из своей зарплаты. Мы переписывались. Все как будто снова вставало на свои места, и не было смысла роптать, и стоило преклониться перед яростной мудростью тети Сильвии. Мы быстро привыкали к печалям и все умели объяснять, и, если случался маленький, пусть даже совсем ничтожный праздник, даже не праздник, а легкое послабление, раздували его до несусветных размеров, радуясь и ликуя. Так вот и ликовали, когда она вернулась, когда удалось устроить ее в артель, когда повезло ей снять угол в домике на окраине - у хозяина, не испугавшегося появления в его мирном, благополучном доме этой пропыленной, прожаренной в карагандинских просторах женщины с потускневшими зрачками. Да, радовались. Вот ведь как устроен человек! Понапрасну не восклицали, не задавали проклятых вопросов: «За что?», «Почему?», «Во имя чего?». Так, будто бы все было уже известно, все было всем ясно и не хотелось омрачать праздник. Правда, иногда эти вопросы все же вырывались наружу. Мы, конечно, произносили их шепотом, как бы между прочим, как бы не придавая им значения, и отвечали на них суетливо, полунамеками, в которых сами лишь и могли разобраться. Но иногда шепот надоедал.
Тогда тетя Сильвия говорила:
- А что делать, мой дорогой? Если у государства много врагов, как-то ведь надо защищаться...
Но это не могло относиться к маме, и она тут же говорила:
- Ну, с мамой произошла ошибка, конечно, - и всматривалась в меня.- Когда-нибудь, мой дорогой, все это выяснится.- Я не сомневаюсь, - отвечал я с грустью.
Она кусала губы и вдохновенно произносила:
- Если бы ты был на их месте... - и кивала на потолок.
«Их место» мне не грозило: я твердо был на своем. И теперь ее арестовали снова. Пришли, как всегда, ночью. Перерыли комнату, угол, который она снимала.
- Нашли что-нибудь? - усмехнулся я.
- Эээ, ничего не нашли, - сказал ее хозяин, снова роняя пепел.
- Если ничего, значит, все в порядке, - сказал я.
- А что могли найти! - вскричала тетя Сильвия. - Что у нее было, кроме старого белья?
- Ничего не было, — подтвердил хозяин. - Я сидел рядом, а она собиралась. Они искали. Перерыли ее постель, чемодан, а что могли найти?
- Она плакала? - спросил я шепотом.
- Почему она должна была плакать? - крикнула тетя Сильвия. - Что она, виноватая?
- Нет, не плакала, - сказал он, - извинялась передо мной, бедная. А что я? Как будто я не понимаю. Я все понимаю.
- У меня большие связи, - сказала тетя Сильвия, утирая слезы, - они еще не представляют, что я могу.
Лицо ее уже пылало вдохновением. Хозяин маминого угла смотрел на нее с изумленной надеждой.
- У меня такие связи!.. - сказала она. - Им не поздоровится...
И посмотрела на меня победно. Он сидел, и кивал, и сыпал пепел. Потом он ушел. Как-то боком выскользнул в дверь. Стояла ночь. Сыпал монотонный дождь.
«Что она может сделать?» - подумал я.
- Ты не расстраивайся, не вешай носа, - сказала она, - я свою сестру в обиду не дам, я им еще покажу!.. Второй раз... неизвестно за что... где... сколько можно!
Я-то знал, что она ничего не может. Не было никаких связей, я знал. Да и кто тогда мог? И все-таки ее горячая убежденность как-то успокаивала. А что, если есть? Есть что-то там, кто-то там, неведомый мне, или, например, жене большого человека одно слово - и все изменится, и мы еще посмеемся... А если нет, думал я, значит, снова тюрьма? И допросы, и лагерь, и унижение, и карагандинские пески...
Я был студентом 4-о курса. Я знал, что меня терпят и чей-то глаз с небесной поволокой посматривает за мной. Я все время затылком ощущал чье-то упрямое присутствие. Будущее мое было туманно, несмотря на красивые лозунги и возвышенные слова о величии человека. Да, кто-то, может быть, и был велик и прекрасен, но мне лично не улыбалось ничего. Ах, я ошибся, утверждая, что у нее нет связей, ошибся! И вот как это произошло... Она начала куда-то исчезать. Какие-то глухие телефонные переговоры будоражили наш дом. Назначались свидания с кем-то где-то, и казалось, весь город захвачен этим происшествием, и все прохожие поглядывают на меня - кто с осуждением, кто с сочувствием, то подозрительно, то печально. Вдобавок ко всему - поздняя осень с дождями и пронзительным ветром. Где мама? В тюрьме? В вагоне ли с зарешеченными окнами? На красивом лице тети Сильвии не отражалось ничего, кроме упрямой сосредоточенности. Неотвратимости судьбы она противопоставляла непреклонность, и веру, и женскую хитрость. И телефонную трубку обволакивали лукавство, мольбы, дружеские интонации, и между всем этим не было границ. Все перемешивалось, переливалось одно в другое. Меня захватывала эта таинственная мелодия. Это была школа нашей жизни, способ существования... «Вы же ее знаете...», или «Конечно, конечно, вы правы...», или «Вы мне не верите?..», или «Я понимаю вас, я согласна, но все же, но все же...»
Иногда она тихо плакала, надеясь, что я ничего не вижу, над носком, который она штопала, над нехитрой нашей едой, и я видел: крупные слезы скатывались по белоснежной, по прекрасной ее щеке. Бывало, она приводила себя в порядок, лихорадочно, торопливо, деловито, придирчиво смотрелась в зеркало, и я видел, как меняется ее облик: то обаятельная улыбка озаряла ее лицо, то суровая непреклонность, а то вдруг просительная гримаса, а то и подобострастный кивок, и царственная невозмутимость, и маска презрения... Видимо, она проигрывала перед зеркалом какие-то разговоры, какие-то с кем-то встречи, от кого хоть что-то могло зависеть в судьбе ее сестры. Я наблюдал эти горькие репетиции, а передо мной струились карагандинские пески, плыла поздняя осень. Был лагерь и колючая проволока, и вышки с часовыми, и мама в сером ватнике возле тачки... Из утешительных слов тети Сильвии явствовало, что все это несметное множество людей, изъятых из жизни и осужденных на прозябание в тюрьмах и лагерях, что все они в чем-то виноваты, и только с мамой произошла роковая ошибка, которая вот-вот раскроется, и наступит торжество справедливости. Не очень убедительно звучало это, но я и это принимал, как маленькую надежду.
И вот не знаю, как ей удалось пробиться, разведать, выяснить, определить, но однажды она все-таки воскликнула, входя в дом:
- Мама в Тбилиси! Ее привезли сюда. Она в Ортачальской тюрьме!.. Теперь будет легче...
Что будет легче, я так и не понял: то ли будет легче о ней хлопотать, то ли легче будет с нею повидаться. Но повидаться нам с ней не пришлось. Свидания не разрешались, пока не состоится суд, а когда он состоится, никто не знал. Вот и продолжалась эта неукротимая деятельность тети Сильвии в надежде хоть что-нибудь выяснить, разведать, определить. О, какие усилия тратились людьми, чтобы нет, не побороть, а хотя бы несколько смягчить эту неумолимую машину нашей судьбы! Все было пущено в ход: от мелкого интриганства до высочайшего вдохновения. Как это получалось у тети моей, у красивой, неистовой, беспомощной 40-летней моей тети Сильвии, не мне судить. Это для высших сил. Что я? Я просто был при этом. У меня не было ни опыта, ни сноровки, только постоянная вкрадчивая тоска безысходности, разъедающая душу. Быть может, думал я, я заслужил эту участь чем-нибудь таким, каким-нибудь неловким жестом, неосторожным шагом, непродуманным словом? Почему, думал я, другим все: и улыбка, и будущее, и всякие праздники все, а мне ничего? Хотя что я знал о других, варясь в своей беде?
Наступила зима, а суда все не было. Гнилая тбилисская зима, гнилые ощущения, дождь и снег, коптящая керосинка, обогревающая комнату, томительные лекции в университете и мои друзья, напрягшиеся вместе со мною. И всяческие фантазии на ту же тему: уж если снова в лагерь, то хоть не в эту пронзительную непогоду, лучше бы летом, пусть жара, пусть, чем вот это неистовство, из промерзших вагонов в отсыревшие бараки и с тачкой под снег. И мы спрашивали друг у друга шепотом: «Ну что слышно? Решилось?..» В конце концов все ведь решается, не так ли? Только нужно было набраться терпения. О, мы привыкли терпеть. Терпение стало второй натурой, воздухом, которым мы дышали, и когда этого воздуха становилось слишком мало для ничтожного вздоха, хотелось кричать и плакать. Как странно двигались мы при этом! Какие произносили несуразности, я помню, покуда однажды самым отвратительным февральским полднем не родились из колдовства тети Сильвии, из заговорщической ее суеты, из ее хождения по краю пропасти долгожданные счастливые выкрики...
Я помню, она крикнула мне в лицо, вернувшись после очередного поединка, что мы победили, что Бог есть и есть справедливость. А ты говорил, что нет справедливости, ты помнишь? Кто это говорил? Ты утверждал все это, а я верила, что она ни в чем не виновата, потому что она ни в чем не виновата, а ты говорил, что перед нами глухая стена... кто это говорил? А я верила, я знала... Не будет лагеря, не будет! Ни лагеря, ни тюрьмы... не могут невиновную женщину запихать в лагерь... а ты говорил... а я говорила, что не могут...
- И что же?! - крикнул я, боясь верить. - Что же теперь?
Она наконец села в кресло, а до этого все металась по комнате, перебирала на столе какие-то бумажки, маленькая прядь отбилась от ее прекрасной прически, она ее поправляла, но ничего не могла и вдруг успокоилась, уселась и заплакала, как только она умела, бесшумно и страшно. Может быть, это были даже не слезы, а счастливая влага, источаемая душой? Кто знает...
- Вот видишь, - сказала она мне, - как важно вовремя собраться. Я их всех прижала, всех, вот они все у меня где.
И яростно потрясла сжатым кулаком.
- Они увидели, что она ни в чем не виновата. Какой уж тут лагерь? За что? Они дали ей ссылку.
Она пристально глянула на меня.
- Это значит, что ей определят место, ну там деревню, поселок какой-нибудь, и там она будет абсолютно свободна, представляешь? Будет жить в нормальном доме, ходить в магазин, в кино!
Она изучала мое лицо, я это видел.
- Какое счастье! - сказал я и попытался улыбнуться. - Сколько же ей там находиться?
- Ну, это не будет продолжаться вечно, - сказала она с обычной своей прозорливостью.
Она теребила мой чубчик. Ссылка называлась вечной, но мы, словно сговорившись, опускали это слово. Вечного ничего не бывает.
- К ней можно будет ездить, говорить по телефону.
- Хоть бы место поприличнее, - сказал я. - Даже не верится, что не будет лагеря.
Она звонила своим знакомым и говорила, что вот какое гуманное решение и вместо ужаса лагерей будет всего лишь ссылка, хотя мы живем в такое сложное время и в таком окружении, но сочли возможным вынести такое решение... бедная ее сестра, она тоже вздохнет после всего, что было, потому что какая у нее была жизнь? Все висело на волоске, никаких прав...
- Видишь ли, - сказала она мне, - такое сложное время. Конечно, мама ни в чем не виновата и могла бы не подвергаться всем этим ужасам, но мы живем в такое сложное время, и они, конечно, не могут теперь взять ее и выпустить так просто, ты понимаешь?- - Еще бы, - сказал я.
- Главное в том, - сказала она, - что мама ни в чем не виновата. Иначе разве было бы такое мягкое решение?
Казалось, что и погода за окнами помягчела. И я звонил своим друзьям: Зурабу, Володе, Филиппу, и Нате, и Додику Барткулашвили, и всем рассказывал о случившемся, и объяснял, какая разница между лагерем и ссылкой, опуская слово «вечная» как излишество. Важно ведь то, что там она будет свободным человеком. Будет ходить в кино, если захочет, и я смогу на каникулы приезжать к ней. Но почему-то снова мы не могли добиться с нею свидания, и передач у нас не принимали, и сроки ее отправки сохранялись в глубокой тайне.
- Почему она не может поехать сама по месту своего назначения! - сокрушался я, и слово «назначение» успокаивало: оно было так буднично, не то что ссылка или вечное поселение. И снова жизнь испытывала наше терпение, и снова углублялась пропасть между «мы» и «они». Мы были беспомощны, они таинственны и всесильны. Однако тетя Сильвия продолжала идти напролом. Щеки ее лихорадочно пунцовели, карие глаза сверкали, непослушная прядка выбивалась из прически. С утра она надевала свои лучшие платья и отправлялась по таинственным адресам. Где уж там она бывала, в какие проникала кабинеты, кого упрашивала, у кого вымаливала - кто знает, но наконец ей и тут пофартило, и она узнала, что завтра отправят маму в арестантском вагоне с московским поездом.
Как странно теперь вспоминать те годы, когда в каждом пассажирском составе был обязательно арестантский вагон - темно-зеленый, с зарешеченными маленькими окнами. Как привычны они были тогда, как равнодушно скользили по ним наши взоры. Вечером следующего дня, задолго до отхода московского поезда, мы были на вокзале. Дома, перед уходом, тетя Сильвия уложила в большую сумку вещи, которые, как она считала, могли бы пригодиться маме: старая кофта, теплая юбка, пара туфель, ботинки, пакет сухарей, бутылочка с подсолнечным маслом, и табак, и несколько старых журналов, и носки, и белье, и даже чайник, простой алюминиевый чайник, видавший виды, потерявший блеск, но все еще вполне годный к употреблению. На вокзале было тихо. Все платформы были пустынны. Состава не было нигде. Я стоял с сумкой, прислонившись к чугунному столбу, а тетя Сильвия вновь отправилась на разведку, потому что очень важно было установить место, где окажется арестантский вагон.
Время шло. Начало вечереть. Дождь прекратился, и только мартовский сырой и колкий ветер бесчинствовал на путях. Вернулась тетя Сильвия - разведчица моей души, - сказала, подбадривая меня, что скоро подадут состав. Мы, конечно, не представляли, как все это будет выглядеть и как мы будем передавать сумку маме. Грязно-серые сумерки спустились на вокзал. Показался московский состав, он медленно приближался. Трудно было определить, какой из путей он выберет, но тете Сильвии было известно, что наша платформа - именно то место, которое нам нужно. Вот послышался перестук колес. Длинная змея поезда, извиваясь, приближалась, однако в последнюю минуту она изогнулась и поползла по совершенно другому пути, за второй от нас платформой. Мы заметались. Там, прямо за паровозом, и точно, просматривался арестантский вагон. Не успел состав остановиться, как пассажиры запрудили платформу. Перебегать через пути было слишком высоко. Мы оказались отрезанными от состава. Поезд, полязгав, остановился, и пассажиры полезли в вагон. Лишь арестантский вагон стоял в одиночестве - к нему никто не спешил. Я поглядел вдоль путей, где-то вдалеке виднелся переход на другую платформу.
- Смотри, смотри, - крикнула тетя Сильвия, - вон мама!
Непонятно, как успела образоваться группка людей у арестантского вагона. Около 30-ти женщин с сумками, с чемоданами стояли кружком, а вокруг - плотным кольцом охрана. Среди женщин я разглядел маму в старой лагерной телогрейке, с лагерным же чемоданчиком в руке. Я замахал, она нас увидела. Мы кивали друг другу. Я выставил вперед руку с оттопыренным большим пальцем, и это должно было означать, что у нас все хорошо, пусть она о нас не беспокоится. Арестантки полезли в вагон быстрой ускользающей струйкой. Влились и исчезли, и снова возле арестантского вагона было пусто.Тетя Сильвия вырвала у меня сумку и побежала к дальнему переходу. Быстро темнело. Машинист вскарабкался по ступенькам на паровоз. Пассажиры заканчивали посадку. Как моя тетя перебегала через пути, я не видел. В вагонах светились окна. Везде. И только в мамином вагоне господствовала темень. Затем состав дернулся и медленно заскользил. Через несколько минут его словно и не было. Вернулась тетя Сильвия. Она успела добежать до вагона и разыскала начальника охраны. Его фамилия была Еськин. Сержант Еськин сначала и разговаривать не захотел, но все-таки смилостивился, хотя вещи передать категорически отказался. Она уговаривала его, называла дорогим, родным и плакала, и сунула ему 50 руб. и тогда он согласился передать, но только чайник.
- Только чайник, - сказал он, - эта вещь в дороге нужная.
Всю обратную дорогу домой мы праздновали удачу.
Теперь прошло много лет. Теперь и вспоминать об этом как-то не так больно. В 1956 г. мама вернулась окончательно. Вот тогда мы и узнали, что чайника сержант Еськин так ей и не передал. За что? Почему? Во имя чего? Впрочем, это уже не имеет значения.
1986
https://www.litmir.me/br/?b=64293&p=1
ПИТЕРСКАЯ ПЕСНЯ ОКУДЖАВЫ
Булат Шалвович был влюблён не только в Арбат, но и в Неву
Замечательный бард, поэт и прозаик Б.Окуджава был уроженцем Москвы, он воспел Арбат, который называл своим отечеством. Казалось, что это единственное место, в которое он был влюблён. Но у Булата Шалвовича было ещё одно любимое место – в Петербурге. Однажды в газете я наткнулась на стихотворение «Нева Петровна». Это было чудо! Оказывается, эта река тоже пленила Окуджаву. И несмотря на то что стихи о Неве не были положены на музыку, они звучат как удивительная и попадающая в душу песня.
Известно, что Булат Шалвович 3,5 года жил в Ленинграде и дружил с композитором И.Шварцем, который положил на музыку более 30 песен поэта. Он часто навещал композитора в Сиверском, где тот обитал последнее время. И странно, что не была положена на музыку песня о любимом городе композитора. Но, вчитываясь в это стихотворение, я почувствовала в его ритме музыку, отразившую состояние барда, влюбившегося в то главное, что есть в Петербурге, – в полноводную Неву, которая не оставляет равнодушными людей, тонко чувствующих подлинную гармонию.
Они вас охраняют молчаливо.
Я с женщинами не бывал счастливым,
Вы – первая. Я чувствую, что – вы.
Послушайте, не ускоряйте бег,
Банальным славословьем вас не трону.
Ведь я не экскурсант, Нева Петровна,
Я просто одинокий человек.
Мы снова рядом. Как я к вам привык!
Я всматриваюсь в ваших глаз глубины,
Я знаю: вас великие любили,
Да вы не выбирали, кто велик.
Бывало, вы идёте на проспект,
Не вслушиваясь в титулы и званья,
А мраморные львы – рысцой за вами
И ваших глаз запоминают свет.
И я, бывало, к тем глазам нагнусь
И отражусь в их океане синем,
Таким счастливым, молодым и сильным…
Так отчего, скажите, ваша грусть?
Пусть говорят, что прошлое не в счёт.
Но волны набегают, берег точат,
И ваше платье цвета белой ночи
Мне третий век забыться не даёт.
Великий бард увидел в белоснежной стае лебедей души умерших за отечество солдат, прикоснулся к душам пешеходов, стучащих каблучками по Арбату в шумной весёлой Москве. А в строгой красоте линий царственного Петербурга он почувствовал душу Невы, воды которой возрождают к жизни, делают счастливым и не оставляют безразличными людей, познавших гармонию воды и камня. Спасибо тебе, Булат, за такое проникновенное ощущение жизни!
Татьяна Соловьёва
Литературная газета
https://lgz.ru/article....udzhavy
|
| |
| |
| Валентина_Кочерова | Дата: Вторник, 09 Май 2023, 13:00 | Сообщение # 14 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 6949
Статус: Offline | К 99-летию со дня рождения
Концерт лауреатов XIII Всероссийского фестиваля, который пройдет в летнем зале.
http://okudshava.ru/event/1699/
Сегодня - 99 день рождения Б.Ш. Окуджавы. И сегодня снова звучат его песни во всех уголках мира - и о войне, и о любви, и о Пушкине, и о Москве. И люди во всем мире благодарны ему за фантазию, искренность, тонкое деликатное чувство юмора и любовь. Каким чудом этот тихий голос пробуждает в нас самые лучшие качества: совесть, благородство и достоинство… Стихи Окуджавы о всех нас вместе и о каждом в отдельности, их можно читать шепотом и петь.
Музей Булата Шалвовича в Переделкине - маленькая дачка, отдельный фанерный домишко - сегодня один из центров любви к поэту и к человечеству. Потому что важно прикоснуться, почувствовать его присутствие: гения, пророка, просто человека, людям отдавшего душу. Чтобы играть на ее струнах, лететь на ее крыльях, чувствовать боль ближнего и любовь к нему…
С днем рождения, Булат Шалвович! Спасибо за надежду!
... В года разлук, в года сражений,
когда свинцовые дожди
лупили так по нашим спинам,
что снисхождения не жди,
и командиры все охрипли...
Тогда командовал людьми
надежды маленький оркестрик
под управлением любви.
https://vk.com/okudshavamuseum?w=wall713925909_279
Письмо Олегу Чухонцеву
Публикация Ольги Окуджавы
Булат Шалвович стал постоянным автором «Знамени» с 1987 г., после прихода в журнал нового гл. редактора, Г.Я. Бакланова. Он передавал в журнал стихи, рассказы, а роман «Упраздненный театр» был удостоен премии «Русский Букер» за 1994 г.
Поэт О.Чухонцев - постоянный автор «Знамени» с конца 1980-х. С 1986 г. оба поэта стали ближайшими соседями, через штакетник, по дачному поселку Переделкино. Это стихотворение, напечатанное на машинке, с проставленной датой и подписью, написанное в жанре дружеского послания, было передано Булатом Шалвовичем Олегу Григорьевичу на ул. Довженко и хранится в личном архиве Чухон - цева. Этой публикацией открывается путь к году столетия Б.Окуджавы..
Дорогой Олег Чухонцев,
Я прочёл стихи про дом.
Мы живём под общим солнцем,
Как случилось - так живём.
Не встречаемся годами,
Как-то сходимся едва,
Но какая-то меж нами
Всё же ниточка жива.
Нет, никто не ожидает
Никакого волшебства,
Ибо Алла утверждает,
Что разлучница - Москва.
Да, на празднике забвенья
Всё забылось: сон и явь,
Божество и вдохновенье…
Лишь запомнилось, представь,
Как задумчив ты бываешь
не заметишь — я стерплю,
Как ты строк не разбиваешь
я ведь тоже так люблю...
То хмельной стишок босяцкий,
Говор павловопосадский,
То арбатский перебор,
То вельможный разговор.
Внешне будто не отличен
Среди сверстников своих:
Ни обличьем, ни величьем
Ты не разнишься от них.
Но какая-то загадка
В твоей внешности простой:
Видно, что не очень гладкоЭ
кипаж катился твой.
Впрочем, несмотря на это,
Всё решаешь по судьбе
Не вельможи, а поэта…
Что и дорого в тебе.
Дорогой Олег Григорьич,
Может, мне чего и жаль,
Но разлуки нашей горечь -
Не ошибка, а печаль.
Слава - вздор, молва - пустое,
С каждым днём милее жизнь…
Письмецо моё простое
Получи и распишись.
Несмотря на стиль несходный,
Остаётся в тишине
Твой анапест благородный
Подсвистеть хореем мне.
14.01. 88
Б. Окуджава /подпись/
https://znamlit.ru/publication.php?id=8663
|
| |
| |
