| Валентина_Кочерова | Дата: Вторник, 20 Май 2014, 00:01 | Сообщение # 1 |
Группа: Администраторы
Сообщений: 7149
Статус: Offline | «Есть в мире сердце, где живу я...»
Анатолий Орфёнов крупным планом
Предлагаем вниманию читателей эссе Андрея Хрипина, посвященное яркой личности в истории отечественного вокала - тенору Анатолию Орфенову. На страницах искренней и увлекательной статьи перед нами оживает творчество певца на фоне эпохи 30-50-х гг., со всеми ее противоречиями, когда рядом уживались ужасы сталинской тирании и расцвет оперного искусства.
Среди ностальгических образов жизни каждому из нас по-особому дороги первые детские впечатления. Увы, дети всегда становятся взрослыми, и многое, конечно, меняется - вокруг и внутри нас. Нашу жизнь заполняют новые ценности, порой заслоняя собой старые и меняя наше отношение к прежним кумирам и увлечениям. Но как бы то ни было послевкусие детских впечатлений продолжает тревожить наше воображение, и этой власти «все возрасты покорны», как сказал поэт.
Каждому близки и дороги такие понятия, как «футбол нашего детства», «кино нашего детства» (об этом снял свои замечательные фильмы документалист Алексей Габрилович). Точно так же у каждого человека есть музыка, идущая из детства.
В коллекции певцов моего детства особое место, связанное с воспоминаниями о родительском доме, занимает один из питомцев русской теноровой славы, наследник собиновских традиций, современник и коллега Лемешева и Козловского, Анатолий Орфенов. Тогда еще была эпоха фирмы «Мелодия» и виниловых пластинок с их ласковым шуршанием и более «живым» звучанием. И так уж случилось, что одним из первых оперных комплектов, подаренных мне, мальчику, вдруг увлекшемуся оперой, оказалась россиниевская «Золушка».
Изучив содержимое коробки, на которой значился год записи - 1950-й, я (еще не читавший Стендаля etc.) узнал, что всем известную замарашку из сказки Шарля Перро в опере Россини зовут Анжелиной, а принца - Рамиро, что действие происходит не в абстрактной сказочной стране, а в итальянском герцогстве Салерно, что роль хрустального башмачка из соображений католической морали выполняет браслет, а вместо вампирши Мачехи действует отчим, тупой и чванливый барон Маньифико.
Главных героев пели волшебница звука Зара Долуханова с ее феноменальным колоратурным меццо и лирично-галантный Анатолий Орфенов, пленявший изящными линиями звука, отменной колоратурой и по-россиниевски искристым чувством юмора. Удивительно, как в те «глухие» годы дирижеру Онисиму Брону, даже несмотря на несколько брутальную манеру игры оркестра Всесоюзного радио, удалось тем не менее впечатляюще передать многие составляющие россиниевского стиля, в том числе знаменитые «шампанские» свойства этой музыки.
Эпоха, на которую выпали годы творчества Анатолия Орфенова, по-своему уникальна. Большой театр был по сути придворным театром кровавого тирана, но какой мощи это был театр! Золотые годы! Все зарубежные оперы - и на сцене, и на радио - исполнялись только на русском языке. И в этом таилась своя особая прелесть, не говоря уже о культурной значимости. Опера - самый универсальный жанр, объединяющий в себе элементы всех искусств, но все-таки, основополагающую роль выполняет союз музыки и слова. Не одно поколение русских людей выросло в любви к опере именно потому, что потайные глубины музыки как бы подсвечивались изнутри и понимались глубже благодаря дословному пониманию либретто.
Русский тенор Анатолий Иванович Орфенов родился в 1908 году в семье священника в селе Сушки Рязанской губернии недалеко от города Касимова, старинной вотчины татарских князей. В семье было восемь детей. Пели все. Но Анатолий единственный, несмотря на все трудности, стал профессиональным певцом. «Жили мы при керосиновых лампах, - вспоминал певец, - никаких развлечений у нас не было, только раз в году, на святках, давались любительские спектакли. У нас был граммофон, который мы заводили по праздникам, и я слушал пластинки Собинова, Собинов был для меня самым любимым артистом, у него я хотел учиться, ему хотел подражать». Мог ли юноша предположить, что всего лишь через несколько лет ему выпадет счастье увидеть Собинова, работать с ним над своими первыми оперными партиями.
Отец семейства умер в 1920-м, и при новом режиме дети служителя культа не могли рассчитывать на высшее образование.
В 1928 году Орфенов приезжает в Москву, и каким-то промыслом Божьим ему удается поступить сразу в два техникума - педагогический и вечерний музыкальный (ныне Академия имени Ипполитова-Иванова). Вокалом он занимался в классе талантливого педагога Александра Акимовича Погорельского, последователя итальянской школы бельканто, и этого запаса профессиональных знаний Анатолию Орфенову хватило на всю оставшуюся жизнь. Становление молодого певца происходило в период интенсивного обновления оперной сцены, когда большое распространение получило студийное движение, противопоставлявшее себя официозному академическому направлению государственных театров.
Впрочем, в недрах тех же Большого и Мариинского шла подспудная переплавка старых традиций. Новаторские откровения первого поколения советских теноров во главе с Козловским и Лемешевым коренным образом изменили содержание амплуа «лирический тенор», в то время как в Петербурге Печковский по-новому заставил воспринимать словосочетание «драматический тенор». Орфенову, вступавшему в творческую жизнь, с первых же шагов удалось не затеряться среди таких имен, ибо наш герой обладал самостоятельным личностным комплексом, индивидуальной палитрой выразительных средств, тем самым «лица необщим выраженьем».
Сначала ему удалось в 1933 году попасть в хор Оперного театра-студии под руководством К.С.Станиславского (студия располагалась в доме Станиславского в Леонтьевском переулке, позднее переехала на Большую Дмитровку в бывшее помещение оперетты). Семья была очень религиозная, бабушка возражала против всякой светской жизни, и Анатолий долго скрывал от мамы, что работает в театре. Когда он сообщил об этом, она удивилась: «А почему в хоре?». Великий реформатор отечественной сцены Станиславский и великий тенор земли русской Собинов, который уже не пел и был в Студии вокальным консультантом, заметили высокого и красивого молодого человека из хора, обратили внимание не только на этот голос, но и на трудолюбие и скромность его обладателя. Так Орфенов стал Ленским в знаменитом спектакле Станиславского; в апреле 1935-го мастер сам вводил его в спектакль в числе других новых исполнителей. (С образом Ленского и дальше будут связаны самые звездные моменты артистической судьбы - дебют в Филиале Большого театра, а затем и на основной сцене Большого).
Леонид Витальевич писал Константину Сергеевичу: «Я распорядился, чтобы Орфенов, у которого прелестный голос, срочно готовил Ленского, кроме Эрнесто из «Дона Паскуале». И позже: «Сдал мне здесь Орфенов Ленского, и очень хорошо». Станиславский уделял дебютанту много времени и внимания, о чем свидетельствуют стенограммы репетиций и воспоминания самого артиста: «Константин Сергеевич часами разговаривал со мной. О чем? О моих первых шагах на сцене, о моем самочувствии в той или иной роли, о задачах и физических действиях, которые он непременно вносил в партитуру роли, об освобождении мышц, об этике актера в жизни и на сцене. Это была большая воспитательная работа, и я всем сердцем благодарен за нее своему учителю».
Работа с крупнейшими мастерами русского искусства окончательно сформировала художественную индивидуальность артиста. Орфенов стремительно занял ведущее положение в труппе Оперного театра имени К.С.Станиславского. Зрителей покоряли естественность, искренность и простота его поведения на сцене. Он никогда не был «сладостным звучкодуем», звук никогда не служил для певца самоцелью. Орфенов всегда шел от музыки и обрученного с нею слова, в этом союзе искал драматические узлы своих ролей.
У Станиславского, неустанно боровшегося против оперной вампуки, Орфенов исполнял также партии Лыкова в «Царской невесте», Юродивого в «Борисе Годунове», Альмавивы в «Севильском цирюльнике» и Бахши в опере «Дарвазское ущелье» Льва Степанова. И никогда бы не ушел из театра, если б не умер Станиславский. После смерти Константина Сергеевича началось слияние с театром Немировича-Данченко (это были два совершенно разных театра, и ирония судьбы, что их соединили). В это «смутное» время Орфенов, уже заслуженный артист РСФСР, принял участие в некоторых эпохальных постановках Немировича, но все же по духу он был истый станиславец. Поэтому его переход в 1942 году из Театра Станиславского и Немировича-Данченко в Большой был предопределен самой судьбой. Хотя Сергей Яковлевич Лемешев в своей книге «Путь к искусству» высказывает точку зрения, что выдающиеся певцы уходили от Станиславского из-за ощущения тесноты и в надежде совершенствовать вокальное мастерство на более широких просторах. В случае Орфенова, судя по всему, это не совсем так.
Творческая неудовлетворенность в начале 40-х вынуждает «утолять голод» «на стороне», и в сезоне 1940/41 Орфенов увлеченно сотрудничает с Государственным ансамблем оперы СССР под руководством И.С.Козловского. Самый «европейский» по духу тенор советской эпохи был тогда одержим идеями оперного спектакля в концертном исполнении. На премьерах главные партии пел сам Козловский, но в дальнейшем ему потребовалась подмога. Так Анатолий Орфенов семь раз спел харизматическую партию Вертера, а также Моцарта и Беппо в «Паяцах» (серенаду Арлекина приходилось бисировать по 2-3 раза). Спектакли шли в Большом зале консерватории, Доме ученых, Центральном Доме работников искусств и Студенческом городке. Увы, существование ансамбля оказалась очень недолгим.
Военный 1942-й. Немцы наступают. Бомбежки. Тревоги. Основной состав Большого театра эвакуирован в Куйбышев. В такую тревожную пору Орфенова стали приглашать в Большой: сначала на разовые, чуть позже в состав труппы. Скромный, требовательный к себе, он со времен Станиславского умел воспринимать все лучшее от товарищей по сцене. А воспринимать было от кого - в рабочем состоянии находился тогда весь золотой арсенал русского вокала во главе с Обуховой, Барсовой, Максаковой, Рейзеном, Пироговым и Ханаевым. За 13 лет службы в Большом Орфенову довелось работать с четырьмя главными дирижерами: Самуилом Самосудом, Арием Пазовским, Николаем Головановым и Александром Мелик-Пашаевым. Как ни грустно, но сегодняшняя эпоха таким величием и великолепием похвастаться не может.
Вместе с двумя своими ближайшими коллегами, лирическими тенорами Соломоном Хромченко и Павлом Чекиным, Орфенов занял в театральном табеле о рангах линию «второго эшелона» сразу же вслед за Козловским и Лемешевым. Эти два тенора-соперника пользовались поистине всеобъемлющей фанатичной народной любовью, граничащей с идолопоклонством. Достаточно вспомнить ожесточенные театральные баталии армий «козловитянок» и «лемешисток», чтобы представить себе, как трудно было не затеряться и тем более занять достойное место в этом теноровом контексте любому новому певцу похожего амплуа. А то, что артистическая природа Орфенова была по духу близка задушевному, «есенинскому» началу искусства Лемешева, не требовало особых доказательств, как и то, что он с честью выдерживал испытание неизбежным сравнением с тенорами-кумирами.
Дневники Орфенова, в которые артист записывал комментарии по поводу каждого своего спектакля, возможно, и не представляют большой литературной ценности, зато являют собой бесценный документ эпохи - мы имеем возможность не только прочувствовать, что значит быть во «втором ряду» и получать при этом счастливое удовлетворение от своей работы, но, главное, представить жизнь Большого театра с 1942 по 1955 год не в парадно-официозном ракурсе, а с точки зрения обычных трудовых будней. О премьерах писали в «Правде» и давали за них Сталинские премии, но нормальную жизнедеятельность спектаклей в постпремьерный период поддерживали именно вторые-третьи составы. Именно таким надежным и неустанным тружеником Большого и был Анатолий Иванович Орфенов.
Правда, свою Сталинскую премию - за Вашека в «Проданной невесте» Сметаны - он тоже получил. Это был легендарный спектакль Бориса Покровского и Кирилла Кондрашина в русском переводе Сергея Михалкова. Постановка делалась в 1948 году в честь 30-летия Чехословацкой республики, но стала одной из самых любимых публикой комедий и задержалась в репертуаре на долгие годы. Гротескный образ Вашека многие очевидцы считают вершиной в творческой биографии артиста. «В Вашеке был тот объем характера, который выдает истинную творческую мудрость автора сценического образа - актера. Вашек Орфенова - это тонко и умно сделанный образ». (Б.А.Покровский).
Орфенов считался специалистом по западно-европейскому репертуару, который большей частью шел в Филиале, поэтому петь чаще всего приходилось именно там, в здании Солодовниковского театра на Большой Дмитровке (где на рубеже 19-20 вв. размещались Опера Мамонтова и Опера Зимина, а теперь работает «Московская оперетта»).
Галерею русских образов Орфенова по праву открывает Ленский. Голос певца, обладавший нежным, прозрачным тембром, мягкостью и эластичностью звучания, идеально соответствовал образу юного лирического героя. Его Ленского отличал особый комплекс хрупкости, незащищенности от житейских бурь. Другой вехой стал образ Юродивого в «Борисе Годунове». В этом эпохальном спектакле Баратова-Голованова-Федоровского Анатолий Иванович впервые в жизни в 1947 году пел перед Сталиным. С этой постановкой связано и одно из «невероятных» событий артистической жизни - однажды по ходу «Риголетто» Орфенову сообщили, что по окончании оперы он должен из филиала прибыть на основную сцену (5 минут ходьбы) и спеть Юродивого. Именно этим спектаклем 9 октября 1968 года коллектив Большого театра отмечал 60-летие артиста и 35-летие его творческой деятельности. Геннадий Рождественский, дирижировавший в тот вечер, записал в «книге дежурств»: «Да здравствует профессионализм!». А исполнитель роли Бориса Александр Ведерников отметил: Орфенов обладает драгоценнейшим для художника свойством - чувством меры. Его Юродивый - символ народной совести, такой, каким задумал его композитор».
7 ноября 1947 года в Большом театре состоялась парадная постановка оперы Вано Мурадели «Великая дружба», в которой Анатолий Орфенов исполнял мелодичную партию пастуха Джемала. Что было дальше, все знают - печально известное постановление ЦК КПСС. Почему именно эта вполне безобидная «песенная» опера послужила сигналом к началу новых гонений на «формалистов» Шостаковича и Прокофьева - очередная загадка диалектики. Диалектика судьбы Орфенова удивляет не меньше: он был большим общественником, депутатом Областного совета народных депутатов и в то же время всю жизнь свято хранил веру в Бога, открыто ходил в церковь и отказывался от вступления в коммунистическую партию. Удивительно, что его не сажали.
После смерти Сталина в театре устроили хорошую чистку - началась искусственная смена поколений. И Анатолий Орфенов был одним из первых, кому дали понять, что пора на пенсию по выслуге лет, хотя в 1955 году артисту было всего 47. Он моментально подал заявление об уходе. Таково было его жизненное свойство - сразу же уходить оттуда, где он не желанен.
Плодотворное сотрудничество с Радио началось у Орфенова еще в 40-е годы - его голос оказался на удивление «радиогеничен» и хорошо ложился на запись. В то не самое светлое для страны время, когда полным ходом шла тоталитарная пропаганда, когда эфир заполняли людоедские речи главного обвинителя на сфабрикованных процессах, музыкальное вещание отнюдь не ограничивалось маршами энтузиастов и песнями о Сталине, а пропагандировало высокую классику. Она звучала помногу часов в сутки как в записи, так и по трансляции из студий и концертных залов. 50-е вошли в историю Радио как время расцвета оперы - именно в эти годы был записан золотой оперный запас радиофонда.
Творческая и человеческая атмосфера на Радио тех лет была исключительной. Высочайший уровень профессионализма, безупречный вкус, репертуарная компетентность, работоспособность и интеллигентность сотрудников, чувство цеховой общности и взаимовыручки продолжают восхищать и много лет спустя, когда всего этого уже нет. Деятельность на Радио, где Орфенов был не только солистом, но и художественным руководителем вокальной группой, оказалась на редкость плодотворной. Помимо многочисленных фондовых записей, в которых Анатолий Иванович продемонстрировал лучшие свойства своего голоса, он ввел в практику публичные концертные исполнения опер силами Радио в Колонном зале Дома Союзов. К сожалению, нынче эта богатейшая коллекция записанной музыки оказалась не ко двору и лежит мертвым грузом - эпоха потребления выдвинула на авансцену совсем другие музыкальные приоритеты.
Широко был известен Анатолий Орфенов и как камерный исполнитель. Особенно удавалась ему русская вокальная лирика. Записи разных лет отражают присущую певцу акварельность манеры и вместе с тем умение передать скрытый драматизм подтекста. Работу Орфенова в камерном жанре отличают культура и изысканный вкус. В записях 1947-1952 гг. очень точно передано стилистическое своеобразие каждого композитора. Элегическая утонченность романсов Глинки соседствует с задушевной простотой романсов Гурилева (знаменитый «Колокольчик» может служить эталоном исполнения камерной музыки доглинкинской поры). У Даргомыжского Орфенов особенно любил романсы «Что в имени тебе моем» и «Я умер от счастья», которые интерпретировал как тонкие психологические зарисовки. В романсах Римского-Корсакова эмоциональное начало певец оттенял интеллектуальной глубиной.
В 1950 году началась педагогическая деятельность Анатолия Орфенова в Институте имени Гнесиных. Он был очень внимательным, понимающим педагогом. Никогда не навязывал, не заставлял подражать, а всякий раз исходил из индивидуальности и возможностей каждого ученика. Пускай никто из них не стал большим певцом и не сделал мировой карьеры, но зато сколько доцент Орфенов смог исправить голосов - ему часто давали безнадежных или тех, кого не забрали в свои классы другие, более амбициозные педагоги. Среди его учеников были не только тенора, но и басы. Авторитет Орфенова-педагога со временем стал международным. Его многолетняя (без малого десять лет) зарубежная педагогическая деятельность началась в Китае и продолжилась в Каирской и Братиславской консерваториях.
В 1963 году состоялось первое возвращение в Большой театр, где Анатолий Иванович в течение 6 лет заведовал оперной труппой - это были годы, когда впервые приезжал «Ла Скала», а Большой гастролировал в Милане, когда стажерами в театр пришли будущие звезды (Образцова, Атлантов, Нестеренко, Мазурок, Касрашвили, Синявская, Пьявко). По воспоминаниям многих артистов, такого замечательного завтруппой больше не было.
Орфенов всегда умел занять позицию «золотой середины» между дирекцией и солистами, по-отечески поддерживал певцов, особенно молодежь, добрым советом. На рубеже 60-70-х в ГАБТе в очередной раз сменилась власть, и ушел весь директорат во главе с Чулаки и Анастасьевым. В 1980 году, когда Анатолий Иванович вернулся из Чехословакии, его тотчас позвали Большой. В 1985 году он ушел на покой по болезни. Умер в 1987 году. Похоронен на Ваганьковском кладбище.
Нам остался его голос. Остались дневники, статьи и книги (среди которых «Творческий путь Собинова», а также сборник творческих портретов молодых солистов Большого «Юность, надежды, свершения»). Остались теплые воспоминания современников и друзей, свидетельствующие о том, что Анатолий Орфенов был человеком с Богом в душе.
http://www.operanews.ru/history36.html
Анатолий ОРФЁНОВ. ЗАПИСКИ РУССКОГО ТЕНОРА
http://hripin.narod.ru/orfenov.htm
Последняя любовь (на стихи Ф.Тютчева)
http://www.youtube.com/watch?v=0sX6x94oQfk
Я умер от счастья
http://www.youtube.com/watch?v=RE94TBC61nk
В парке старинном
http://www.youtube.com/watch?v=wSPZzXMDK1c
Былое на Волге
http://www.youtube.com/watch?v=ymjZAKfC06M
Ямщики на подставе
http://www.youtube.com/watch?v=Um3wjctnrvw
Серенада
http://www.youtube.com/watch?v=LXyvrQd_n2s
Далёко, далёко за морем
http://www.youtube.com/watch?v=n4D_tDkl8CQ
|
| |
| |
