| Валентина_Кочерова | Дата: Четверг, 26 Окт 2023, 17:51 | Сообщение # 1 |
Группа: Администраторы
Сообщений: 7146
Статус: Offline | СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ ОРЕХОВ
(23.10. 1935 - 19.08. 1998)
Советский гитарист-семиструнник. Им восхищались меломаны и лучшие гитаристы всего мира. Многие считали, что подобного ему не было со времен легендарного русского гитариста М.Т. Высотского, который жил во времена Пушкина и умер в один год с великим поэтом. Однако на Родине Орехова упорно не замечали ни чиновники из Минкультуры, ни представители филармоний. Он ушел из жизни, так и не получив ни званий, ни регалий, успев записать одну- единственную грампластинку с сольным концертом.
«Окаянная слава тебя миновала,
поняла, что сегодня вы с нею не пара.
Только песня дорогу твою овевала,
да несла соловьиную службу гитара».
Такие строки посвятил Орехову петербургский поэт Г.Горбовский еще при жизни музыканта. Великий гитарист, в совершенстве владеющий игрой на семиструнной гитаре и сочинивший немало оригинальных аранжировок и импровизаций на темы русских песен и романсов, С.Д. Орехов родился в Москве, в рабочей семье. Отец был слесарем, мать трудилась в столовой, дед работал мастером на Бадаевском пивном заводе. Семья была многодетной, в ней росли 3 сына и дочь. Сергей был старшим. С раннего детства он увлекся живописью и музыкой. На гитаре выучился играть самостоятельно еще подростком. Его приятель осваивал баян, и по самоучителю игры на этом инструменте Сергей выучил ноты. Первым произведением, которое он исполнил, была русская народная полька. Она всю жизнь входила в репертуар талантливого музыканта и пользовалась огромным успехом у слушателей.
В 14 лет Сергей увлекся цирком. Два года проучился в цирковом училище, однако на одном из выступлений упал с трапеции и получил серьезную травму руки. С цирком пришлось проститься, а с гитарой нет. По-прежнему он играл на ней с большим удовольствием. После призыва в армию служил радистом под Ленинградом, тогда же занял 1-е место в конкурсе гитаристов. Уже в то время он сочинил фантазию "Ямщик" на темы русских нар. песен. Из армии комиссовали по болезни, и Сергей решил продолжить муз. образование. Успешно сдал экзамены в училище им. Гнесиных, однако, проучившись и здесь 2 года, оставил учебу и начал выступать на сцене.
В это время в Москонцерте образовался квартет, и Орехов стал его участником. Но выступлений было мало. И Сергей, уже тогда популярный в столице гитарист, начал аккомпанировать знаменитой цыганской певице Раисе Жемчужной, с которой проработал после около 10 лет. Так он связал свою судьбу с цыганским искусством и русским романсом.
В 28 лет женился на исполнительнице русских и цыганских романсов Н.Тишининовой, с которой гастролировал по России более 20 лет. Жена была красавицей, с роскошными длинными волосами и уникальным голосом, правда, старше Орехова на 8 лет. Гастрольная жизнь сводила его со многими выдающимися музыкантами, а также певцами, такими как Вертинский, Козин. С последним его связывала особая творческая дружба. Очень интересен был творческий дуэт Орехова и известного композитора и певца А. Шамардина. Г"астролировал он с сольными концертами и за рубежом. В 80-х годах прошлого века фирма "Мелодия" выпустила грампластинку "Гитара семиструнная" с сольным репертуаром С.Орехова. Еще через 4 года вышла пластинка с записями романсов в исполнении Н.Тишининовой, которой аккомпанировал ее знаменитый супруг. А в 1997 г. поклонник музыканта американец Матания Офи издал нотную тетрадку с вариациями Орехова под названием "Тройка". Пожалуй, это все, что осталось потомкам.
Молодые музыканты стремились попасть на его концерт, даже если Орехов играл соло всего лишь одно-два произведения. Когда к нам на гастроли приехал всемирно известный испанский гитарист Пако де Люсия и его спросили, с кем из советских гитаристов он хотел бы встретиться, испанец ответил: "Меня интересует только Орехов!" Но их встреча так и не состоялась.
С.Д. Орехов скоропостижно скончался от сердечного приступа. Ему шел 63-й год. Провожали его в последний путь немногочисленные друзья, да цыганские артисты. Похоронили Сергея Дмитриевича Ваганьковском кладбище.
Его смерть не стала для Москвы событием, но в день похорон на Ваганьковском прозвучали проникновенные строки, написанные певцом и композитором А.Спиридоновым и отразившие боль соотечественников от огромной потери:
"Ушел застенчивый, совсем не старый
еще один трагический талант:
Сергей Орехов, русская гитара -
блестящий семиструнный музыкант.
Не нужно слов, умолкните фанфары!
Вы только вслушайтесь: царит в тиши
Сергей Орехов, русская гитара -
божественная музыка души!"
Н.Тишининова вспоминала: "С Сережей я познакомилась в 60-е годы, когда меня пригласили в одну из московских квартир, где собирались артисты, музыканты. Ему тогда было 28 лет, но его уже хорошо знали в муз. кругах столицы, о нем говорили, что подобных ему музыкантов-виртуозов нет. И вот Сергей взял в руки гитару и заиграл. Я была совершенно потрясена и очарована его игрой, я вообще все забыла и ничего вокруг не замечала. Играл он какие-то классические вещи, их обработки, вариации. И мне казалось, что играет целый оркестр, а ведь это была только одна гитара.
Мы прожили вместе 33 года. Гастролировали по всей стране. Я пела сольное отделение – цыганские песни и романсы, которые и Сереже нравились, особенно "Только раз", "Измены нет", "Он уехал". С нами ездил и второй гитарист, потому что Сергей не любил только аккомпанировать. Он ведь предпочитал сольные выступления. В его репертуаре были не только обработки старинных романсов и песен, он играл и сочинения гитаристов-классиков, перекладывая их на семиструнную гитару. Репетировали мы, как правило, дома. Записей не делали – у нас тогда не было магнитофона.
В театр "Ромэн" нас приглашали не раз, Сергей еще до моего появления в Москве работал с цыганами. Он настолько вник в их искусство, что его даже стали считать цыганским гитаристом. Цыгане все его обожали, потому что так, как Орехов, цыганские вещи никто не играл. Я помню, как он приводил меня к знаменитому Валериану Полякову, чтобы я его послушала, – он был очень утонченный, и Сергею это нравилось. Что-то от него Сережа, может быть, и взял. Он быстро все схватывал. Как метеор. Но в театре работать – значит, петь в массе, или, в лучшем случае, спеть соло один романс. А на эстраде мы делали целую программу. Правда, Сергей все же связался с Малым театром, куда его приглашали время от времени выступать в спектаклях, требовавших муз. сопровождения. И Орехов играл с удовольствием, потому что в душе был, конечно, Артист.
Обычно, если мы отправлялись на гастроли, то давали как минимум, 60 концертов. В день получалось по 2-3 выступления. Везде нас принимали хорошо, но случались и необычные ситуации. Так, однажды, в 70-х годах, приехали мы в какой-то районный центр. Как всегда, выступили с успехом, но после концерта вдруг заходит за кулисы молодой человек и говорит: "Вы больше к нам не приезжайте, мы любим комсомольские песни, а не романсы". Выяснилось, что это секретарь обкома комсомола. А в то время работал с нами артист Малого театра Аркадий Вертоградов, он вел нашу программу, читал какие-то репризы. Так вот, он не растерялся и говорит в ответ: а я – секретарь парткома Москонцерта! После этого молодой человек сразу переменил свое отношение к нам на положительное.
Когда мы приезжали на гастроли в Магадан, то обычно шли в гости к В.Козину. Мы у него до утра играли и пели. Есть записи, где Козин поет, аккомпанируя себе на рояле, а Орехов играет на гитаре. Мы потом долго переписывались с этим замечательным человеком. Несколько раз мой муж, имевший весьма ограниченный доступ на телевидение, выступал в различных телепрограммах. Зато с сольными гитарными концертами он побывал во многих странах, но без меня, я была "невыездная", поскольку моих родственников в 20-х годах сослали на север. В Польше он с блеском выступил на фестивале гитаристов, после чего получал приглашения в Грецию, в США. В Париже он делал записи, но какие – точно не знаю. В Америке были изданы американцем русского происхождения Матанией Офи ноты с романсом "Ямщик" в обработке Орехова. С ним Сережа познакомился на польском фестивале. Он с женой не раз приезжал к нам в гости в Москву, и мы подружились.
Сергей был очень трудолюбив, играл по 10 час. кряду с утра до вечера. Служа в армии, играл на шестиструнной гитаре и в Ленинграде занял 1-е место на конкурсе. Все участники пришли в черных костюмах, в смокингах с бабочками, а Сергей явился в солдатской робе, так что его никто и конкурентом не посчитал. Но, когда он заиграл, все были просто в шоке. В армии он сильно простудился, и с полиартритом попал в военный госпиталь, где долго лечился. А затем его и вовсе комиссовали. От болезни пострадали руки, и Сережа долго разрабатывал их, превозмогая сильную боль, потому что без музыки, без гитары жить он не мог.
Однажды, в начале осени, мы поехали в Белгород отдохнуть к моим родителям. Там было очень хорошо. Сергей написал 4 собственные муз. пьесы: этюды, мазурку и вальс, и мы записали их на магнитофон. Тогда были такие огромные магнитофоны с круглыми бобинами. А потом, уже в Москве, мы переписали эти пьесы на обычные аудиокассеты. Но в основном Сергей работал над вариациями романсов и песен. Работать с ним было довольно сложно. Выступал он одно время с Г.Каревой, ездил с ней даже в заграничные турне – Югославию, Болгарию, Германию. А по возвращении она мне жаловалась: "Надя, как же ты с ним работаешь? Он так много муз. импровизаций делает, что я даже слова забываю". И это было чистой правдой. Когда Сергей выходил на сцену, он настолько входил в образ, увлекался своей игрой, что нередко о певце, партнере просто забывал. Но мне с ним работалось легко, хотя случались и у нас творческие споры. Сережа меня всегда ругал: "Вот ты поешь, вокал у тебя – а ты разговаривай, учись слово нести". А я ему: "Вот когда у меня не будет голоса, тогда и буду разговаривать!"
Поклонников у Сережи было много. Особенно любили его студенты, даже стихи ему посвящали. Какие аншлаги были… То и дело билетов не хватало на концерты. А он к запискам и стихам поклонников относился безразлично и даже не всегда распечатывал конверты. Я ему говорила: "Почитай!" А он: "Некогда мне, не мешай!" Он жил музыкой! Как-то вечером слышу музыку, захожу в комнату и вижу Сергея с гитарой. На столе лежат ноты вверх ногами, да еще фортепианные, а он стоит и играет прямо с листа на гитаре! Хотела ноты нормально положить, так он как закричит – "не трогай!" – и дальше продолжает играть! Бывало еще, идем вечером прогуляться, и Сергей всю дорогу молчит. Я прошу: "Поговори со мной! Ну, скажи хоть слово!" А он в ответ: "Вот сейчас у меня появилась мысль – хорошая вариация, скорей домой нужно идти, записать, чтобы не забыть!"
У него в голове всегда звучала музыка. Он записывал ноты, даже не беря гитару в руки. Это был необыкновенный музыкант.
Последние годы Сергей болел, лежал в больницах. Врачи говорили, что ему нельзя работать. У него появилась сильная одышка. Но без работы он не мог. За день до смерти ему позвонила Т.Филимонова, с которой он в последнее время выступал, просила его прийти на репетицию. От нее он вернулся огорченный и предложил мне начать готовить новую совместную программу. Я просила: "Сережа, побудь дома, отдохни, не езди никуда!" Но он не послушался, поехал к балалаечнику В.Минееву на репетицию. Там и умер. Буквально за 2 мес. до смерти Сергею какой-то мастер из Кисловодска подарил гитару, но Сережа на ней так и не успел сыграть. Она в чехле до сих пор стоит".
В первый раз я услышал и увидел С.Орехова, когда пригласил его с женой в прямой эфир "Радио-1" на передачу "Вечера на улице Качалова". Знаменитый музыкант показался мне усталым и безразличным ко всему человеком. Но, взяв в руки гитару мгновенно преобразился. Он играл с закрытыми глазами, и лицо его искажалось какой-то сладкой мукой, брови ходили ходуном, пальцы как будто сверкали, лоб бороздили морщины, губы, казалось, проговаривали все слова исполняемого произведения, – он был не здесь, не с нами, он"улетал и высоко парил на крыльях истинного вдохновения. А после передачи, зачехлив гитару, ушел таким же уставшим и потерянным... Я не раз пытался устроить им выступления. Один из концертов должен был состояться 5 июня 1997 г. на сцене ЦДХ на Крымском валу. В то время Сергей Дмитриевич уже болел, и хотя все до последней минуты надеялись на его участие в программе, она прошла без него. Н.Тишининова пела под аккомпанемент рояля. В антракте человек 15 заглянули в гримерную с одним и тем же вопросом – будет ли играть Орехов? И всем им приходилось объяснять, что он в больнице и сегодня на сцену не выйдет.
Молодых музыкантов при известии, что им предстоит участвовать в одном концерте с Сергеем Дмитриевичем, охватывал трепет. Когда я рассказывал об этом маэстро, его лицо озаряла довольная улыбка. Он обводил взглядом присутствующих и говорил супруге: "Видишь, Надя, как меня ценят!"
Наконец их концерт великолепного дуэта состоялся в ЦДУ. В 1-м отделении певице аккомпанировал пианист, Сергею Дмитриевичу предстояло открывать второе. И снова в антракте испуганные лица, заглядывающие в гримерку, снова тревожный вопрос: будет ли играть Орехов? Тот после болезни очень ослаб, но исполнить хотя бы одно сольное произведение считал своим долгом.
"Я играю только одну вещь", – повторил он мне за несколько минут до своего выхода. На сцене, взяв в руки гитару и коснувшись струн, Орехов закрыл глаза и… За спиной музыканта словно развернулись крылья, и он вновь улетел. Когда зал взорвался аплодисментами, – как засверкали его глаза! Я подошел к нему, спрашивая, сыграет ли он еще: "Я буду играть! Объявляй!"
Но я ошибся, решив, что это – начало сольного выступления. После повторной овации Сергей Дмитриевич тяжело поднялся, раскланялся и сказал мне: "Объявляй Надю, я больше не могу"… В тот вечер я слышал его последний раз.
- Как написать о Вас в афише? Звания, регалии, лауреатства? – спросил я его незадолго до концерта
– Напиши: гитарист Сергей Орехов. У нас с Надей ничего нет".
Н.Ширинский
01.04. 2004. Московский журнал
http://rusk.ru/st.php?idar=800759
Я начну повествование об этом русском чуде со своего посвящения памяти Великого гитариста.
Тронешь струны -
рой видений,
Отблеск прежних дней...
Семь расцвеченных преданьем
Солнечных лучей.
Семь озвученных страданьем
Стройных струн души,
Что смеялись, ликовали,
Плакали в тиши.
В них и голос песни русской,
Колокольный звон,
Вздохи девичьей кручины
Да кабацкий стон.
И зовет струна-певунья
В радужный простор...
Пальцы грусть-тоску сплетают
В нежный перебор...
В начале уже столь отдаленных 60-х теперь уже прошлого века впервые довелось мне услышать игру феноменального гитариста. Все мы в ту пору были молоды, одинаково лаптем щи хлебали, экономили пятак на дорогу, жили в полуподвалах, бараках, набитых людьми коммуналках - в тесноте, но не в обидах: обижаться-то не на кого. Но было и нечто удивительное в нашем существовании: быстро сходились, знакомились, искренне радуясь возможности общения. Друзья друга становились друзьями, и друзья тех друзей тоже. Выстраивалась бесконечная цепь знакомств, благодатная цепь, связующая в единый саморазвивающийся организм. Общались по принципу: все вкупе и каждый сам по себе. Грешили портвейном и дешевым сухим вином. Но то было мистически-ритуальное действо для уплотнения единства душ.
Все мы были сами с усами: тискали гриф гитары с беспощадностью молодости. Все мы в собственных глазах были непревзойденными виртуозами, мастерами и талантами. А если кто-то и превосходил нас, то считалось, что по чистейшему недоразумению. Случались и действительно талантливые. Но кто-то сделал стежок не в ту сторону и зашился в тех делах; кто-то раскачал ладью в море разливанном; кто-то присмотрел любовь на стороне. Только немногие, наморщив лоб и сдвинув прическу набекрень, пальцами вымаливали свою святую оргаистику... И вот он сидит такой простецкий, с лукавым прищуром, осыпая звуками, словно Божьей благодатью или радостью земного изобилья. Пальцы крутят карусель, где все полетно, где все несказанно, где все вокруг жаждущих душ. А души открытые, будто раззявленные клювы желторотых птенчиков, жадно, ненасытно заглатывающие плоть музыки. Он же дальше и дальше по ухабам да с крутизной кружит вихрем, холодя набегающий азарт. Вы хотите еще?.. Вот вам еще, возведенное в степень свободного полета над всякими там невозможностями. И выманивает на просторы восторг и восхищение, освобождая от рабства земного притяжения...
Да кто же он такой - гитарный гений или изувер? А некто С.Орехов, дитя московских трущоб, дворов и двориков, где все жестоко и все справедливо, - каждому свое. В мир пришел явленный мальчик Сережа коммунальной квартире на Малой Дорогомиловской ул. Пятью годами позже родилась сестренка Люба, а затем и братья Николай и Павел. И это славное семейство из 6 чел. ютилось в комнатке 6 х 1,6 кв. м. И не очень тяготились скученностью, бытовыми неудобствами. А все потому, что в подобных «вороньих слободках» незримо проживали любовь, согласие и надежда на грядущее.
Здесь, в привокзальных двориках, с их своеобразной романтикой, и при достаточно чистой в ту пору Москве-реке с песчаными еще берегами, прошли детство, юность и частично молодость гитарного чародея. Но вот корни-то его из русской глубинки, откуда пришел гениальный С.Есенин,- с Рязанщины. Отец, Дмитрий Михайлович, родом из села Большие Каменки Рязанской губернии, а мать из Пронского уезда. Сергей вроде бы и не помышлял о гитаре. Неполная средняя школа. Занятия акробатикой в детской спортшколе. Участие в соревнованиях на уровне Москвы, где он занимал 2-е и 3-и места. Далее цирковое училище, затем роковая случайность, изменившая всю дальнейшую жизнь: выполняя какое-то упражнение, упал, повредил связки - училище пришлось покинуть. Кроме занятий акробатикой, Сергей имел еще и спортивный разряд по плаванью.
И вот простой житейский разворот, который определил судьбу: дядя на 16-лилетие подарил ему гитару. А Сережа будто только и ждал подарка: взял, услышал, заиграл. Его предки не увлекались музыкой. Правда, отец играл на мандолине и гитаре и слыл первым парнем на Малой Дорогомиловской. Сергей учил себя сам по каким-то самоучителям, в которых вразумительного было весьма немного - мешанина из нотной азбуки и причудливой табулатуры. Но ведь прочел и выучил все для себя нужное - заиграл «Московскую польку», пронеся ее затем через всю жизнь. Потом была армия. В 1962 г. поступил в муз. училище им. Гнесиных. Набор на гитару в только что открывшийся класс проходил с опаской и оглядом на «непричесанность» гитарной публики, с ее культовой пьесой, бессмертной «Цыганочкой».
В жюри со стороны гитаристов пригласили уже престарелого В.М. Юрьева. Конечно правили бал гнесинские корифеи. Приняли с трудами тяжкими Орехова и Дм. Березовского - они стали первыми студентами-гитаристами Гнесинки. Общие хлопоты сблизили студентов-мучеников: около года они работали вместе с цыганской певицей Р.Жемчужной. Поступить-то Сергей в училище поступил, а вот учиться некогда. Постоянные гастроли, разъезды - не до училища, не до учебы. Приходилось играть и в зной, когда по спине беспощадно бегут струйки пота и мокнут руки, в трескучие морозы, когда руки сводит от холода в нетопленых залах. Доводилось терпеть и лютого сибирского комара, сгоняя настырного кровососа с лица и рук в коротких фразировочных паузах. Учился как мог...
Однажды, весьма озабоченный, взывает о помощи:
- Слушай, мне завтра историю сдавать. У тебя нет учебников?
Я пытаюсь уточнить каких: средних веков, новой или новейшей истории, или истории СССР? На что он сокрушенно отвечает:
- Не знаю...
Все мы учились понемногу...
По рассказам, он и сольфеджио сдавал по-своему. Приходил, ставил гитару в футляре под стол и шел на хитрость, то есть просил разрешить ему пропеть упражнения не с роялем, а с гитарой, та сподручнее. А пел он как рыба: рот открывался, а звук шел в обратную сторону... При его муз. одаренности это казалось нонсенсом, хотя подобные случаи, в сущности, нередки, когда голосовой аппарат не включается. Так его распевки с гитарой кончались тем, что пела гитара, а зачарованные его игрой преподаватели, расчувствовавшись, ставили ему вожделенную тройку.
Кроме природной муз. одаренности, он обладал и великолепной памятью. Мог по памяти записать довольно крупные произведения, такие, как обработка романса «Не пробуждай воспоминаний». Да и чтение нот для него не было проблемой: «Я беру ноты прямо с листа и играю, трудностей для меня там нет никаких. Я взял «Чакону» Баха, там есть один пассаж, я его тут же, за 5 мин., взял и выучил, и больше нечего там играть. Там только музыку расшифровывать хорошо - это да. А дальше играть технически у Баха нечего, переборы только. Я люблю просто так, для себя его поиграть с листа».
В молодости, когда гитара еще дразнила его своим целомудрием, когда собственные импровизации только торили свой путь, он переиграл много сочинений для гитары, немало и негитарных. Помню блистательно наигранный им 24-й «Каприз» Паганини. В его руках эта грациозная скрипичная пьеса звучала, будто специально написанная для гитары. Но особо он выделял Высотского, которому в немалой степени обязан своим муз. развитием. Достаточно чтил и В.Сазонова. Даже в последний год жизни просил меня собрать ему как можно больше обработок этого талантливого гитариста. Нотный текст запоминал быстро и мог свободно выплескивать, трактуя его по-своему. Однажды Сазонов, услышав, как Сергей играет в его обработке «Тонкую рябину», немало удивился:
- И чья же это обработка?
- Ваша, Владимир Станиславович, - отвечает Сергей, польщенный вниманием и забавляясь курьезной ситуацией. И немудрено: играл он нередко, едва обозначив тему, взрывался в вариациях, сокрушая удалью пределы возможного.
По воспоминаниям В.Стабурова, Сергей, будучи у него дома, увлеченный «Полькой» Соколова в обр. Сазонова, переписал ноты, его рукопись взял с собой, а хозяину оставил свою копию. Было это в 3 час. ночи далекого 1953 г. А вот издавали его с трудом, кривясь при его имени, и скорее от наветов и слухов. Сам он воспринимал нежелание редакций его публиковать достаточно спокойно, а ведь некоторые иные на ушах стояли, все пороги редакций штиблетами отбивали, чтобы напечатали их опусы, а он даже и не ходил туда. Его играли и так, охотились за каждым наброском. Да и когда пошли предложения издаваться, он не спешил с согласием: «Надо сидеть, записывать на ноты. А я ведь не пишу- они у меня в голове, в руках. То, что я играю, это почти импровизации».
Перед каждым выходом на сцену всегда волновался ужасно, как в свой первый выход. И эта волнительность тоже требовала допинга. Ну а когда под шквал аплодисментов он уходил за кулисы, требовалось как-то умерить приподнятость послестрессового состояния. А в таком деле добавить можно, а отбавить не получается. Как-то в музее им. Глинки я открывал концерт, намереваясь сыграть одну-две пьесы, чтобы публика несколько притерпелась к звукам гитары, а Сергей за это время разыгрался. Но он, явно испытывая суеверный страх перед сценой, просто взмолился, требуя, чтобы я продолжал играть, что он, мол, еще не совсем готов.
Когда же мне удалось сорвать «бисовые» аплодисменты, он даже несколько взревновал.
- Вот видишь, теперь меня и слушать не будут, - вполне серьезно укорил он меня.
- А ты попробуй, - внушаю ему, забавляясь.
И он «попробовал».
Каждая сыгранная им пьеса вызывала шквал восторга. Довольный и счастливый, в окружении поклонников, долго еще что-то показывал, рассказывал, застенчиво улыбаясь и прищурив глаза, будто пряча от сглаза мгновенья откровенного счастья. Обладая внутренней самодисциплиной, он мог мгновенно собраться, когда этого требовала ситуация. Один из его горячих и стойких поклонников поведал мне с недоумением и даже с некоторой обидой: «Представляешь, идем мы вместе с ним, он совершенно пьяный, а я почти совсем трезвый, его в метро впускают, а меня нет...»
Мне знаком случай и покруче. Как-то во время гастролей с Жемчужной Сергей крепко «взял на грудь» перед самым выходом. Рассерженная певица решила совсем не выпускать его, обойтись одной гитарой М.Жемчужного. В середине песни, к их ужасу, покачиваясь и улыбаясь, тихонько выплывает на сцену Сергей. Во время аплодисментов они вновь попытались затолкать его за кулисы, но по каким-то мистическим законам у Жемчужного вдруг рвется струна, и он сам уходит. Перепуганная Раиса продолжает петь, искоса поглядывая на Орехова. А он аккомпанирует ей легко и свободно, будто ничего и не было...
Он великий труженик. Изобретал упражнения для каждого пальца, добивался точности, осмысленности каждого движения. Руки его двигались по грифу элегантно, легко и непринужденно, с прирожденным аристократизмом. И частенько обыденная тех. работа незаметно перетекала во вдохновенную импровизацию, где фраза за фразой торопились излиться, догоняя друг друга. И даже в состоянии, когда невозможно лежать и слушать, как топает кошка по ковру, и нет сил крикнуть ей "брысь", он вставал, брал гитару и занимался часами, отгоняя сонную и похмельную одурь, а заодно и сжигая килокалории здоровья. Как-то он признался: «А вообще-то я играю только упражнения, я не занимаюсь вещами, мне надо все время разминаться, а потом - наиграешься, устаешь. Б.Хлоповский говорит: «Надо полегче брать репертуар, полегче», а я не хочу сдаваться. Я все сложнее и сложнее беру».
Его игра завораживала не только гитаристов и музыкантов вообще. Мне ведом уникальный случай, когда его долго не выписывали из больницы по причине далекой от медицины: персонал влюбился в гитару необычного пациента. Помнится еще один показательный момент времен нашей молодости. Как-то оказались мы, несколько поклонников гитарного чародейства Сергея, в метро на Маяковской. Метро тогда работало почти всю ночь, только реже ночью ходили поезда. Воодушевленные своей молодостью, а может, и еще чем-то, упросили Сергея достать гитару. Акустика на станции оказалась что надо, даже мало мешали нечастые поезда. Гитара в руках Орехова звучала, как оркестр. Редкие пассажиры выходили из вагонов и тут же застревали рядом с нами. Так продолжалось довольно долго, пока на наше сборище не обратил внимание дежуривший милиционер. Он решительно подошел, откозырял и, как подобает блюстителю порядка, голосом чревовещателя спрашивает:- Зачем собрались? Зачарованная публика никак не отреагировала, вслушиваясь в каскадные гитарные переборы. Прислушался и милиционер, да так и остался с нами.
Играть Сергей мог на любой гитаре, даже вовсе неигровой «деревяшке». Это при его-то хрупких на вид руках и с приобретенным в армии артритом! Этим уменьем его частенько пользовались ловкие люди, чтобы продать сомнительного качества инструмент. На Неглинной, в муз. магазине, часами «дежурил» некто по прозвищу «Скула». Он закупал, а затем перепродавал дефицитные ленинградские гитары, лучшие из всех тогда производившихся. Сергей своей ошеломляющей игрой помогал «Скуле» быстренько реализовать товар. Помогал бескорыстно, разве что получал стакан портвейна. Он редко кому в чем отказывал, особенно когда дело касалось гитары. Мог поехать на край света без какой-либо не только выгоды, но и видимой пользы для себя. В нем жила неуемная жажда общения. Через него проходили вереницы людей. И в этом, наверное, был потаенный смысл - постижение своей души через поток живого общения. Казалось, его знала вся гитарная Москва.
Заглянули мы как-то в очередной подвал, где обитал один из бесчисленных кружков гитаристов. Нас встретил сам руководитель.
- А, Сережа! - обрадовался он. - Заходи, располагайся. Я сейчас, - захлопотал он, посылая кого-то за бутылкой портвейна. - Ты пока поиграй, поиграй...
И Сергей заиграл. Кружковцы так и вперились глазами в гитару, которая была доселе косноязычной в их руках, а тут вдруг разговорилась в руках Орехова. Они стояли оцепенело, пока его игру не прервал стакан с портвейном. А хозяин подвала резюмировал так: - Видите, ребята, как нужно играть? Так вот, он добросовестно и старательно учился у меня. Перед вами результат...
Сергей, слушая наглого хозяина, только застенчиво улыбался. Иногда он воображал себя эдаким предприимчивым и оборотистым докой. Но его элементарно проводили: мог ценную вещь, например, гитару Шерцера, поменять на ненужную ему, в сущности, оргтехнику. Однажды он увидел у меня икону XVIII в., образ Богоматери. От иконы исходило какое-то очарование. Я, признаюсь, не очень располагался к ней. И по личным мотивам, и потому, что не особо чтил парсунную иконописную школу. Мне казалось, что русская иконописная школа многое утеряла от соприкосновения с западноевропейской живописной манерой. Если XVII в. - это подлинно русская иконопись, даже без ликующих шедевров Симона Ушакова, то XVIII в. - греховное заигрывание со светской живописью. Так вот, чтобы удовлетворить пристрастный интерес Орехова, я снял оклад, эту паранджу на светлом лике, и показал икону во всей ее красе. Сергей был очарован. Видя его неподдельный интерес, я подарил ему икону. Оклад же, чистейшее рококо, он не взял...
Из книги А.Ширялина "Сага о великом гитаристе"
http://sergei-orekhov.blogspot.com/2009/12/blog-post.html
(пост Н.Корначевой перенесен в соответствующий раздел)
"Ночь светла"
"Цыганская венгерка"
"Мардяндя" ("Танцуй, девушка")
|
| |
| |
| Валентина_Кочерова | Дата: Четверг, 26 Окт 2023, 21:02 | Сообщение # 2 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 7146
Статус: Offline | К 88-летию со дня рождения
ВОСПОМИНАНИЯ О РУССКОМ ГИТАРИСТЕ-СЕМИСТРУННИКЕ
Я не был другом или приятелем С.Орехова и долгое время даже не подозревал о существовании этого великолепного гитариста. Но вот однажды услышал его концертное выступление, - навсегда стал поклонником его величайшего таланта. Было это так.
В конце 1980 г. в северный завьюженный и погруженный в полярную ночь Норильск, где я тогда жил и работал, приехали с концертами гитаристы Н.Осипов и С.Орехов.
В те годы практически все камерные инструментальные и вокальные концерты классической музыки проходили в КЗ Норильского муз. училища, дирижерско-хоровое отделение которого мне посчастливилось окончить. Надо сказать, что уютный концертный зал нашего училища является уникальным сооружением архитектуры и акустики.Среди известных классических музыкантов даже существует мнение, что этот маленький зал (примерно 250 мест) занимает одно из первых мест в Европе по своим акустическим параметрам и комфортности работы в нём музыкантов. Скорее всего, благодаря своей круглой форме, купольному потолку и расположенными амфитеатром местами для зрителей (почти как в цирке), акустика в зрительном зале настолько чёткая, что находясь на балконе и не видя сцены, можно услышать мельчайшие нюансы игры исполнителя даже на piano. В этом прекрасном зале и состоялся тот памятный для меня концерт.
В начале 1-го отделения Н.Осипов мастерски исполнял свои сочинения для гитары, а также известные гитарные шедевры. Я с удовольствием и огромным вниманием впервые слушал в концерте этого замечательного гитариста. Но вот вышел С.Орехов в элегантном смокинге и большой «бабочке» с семиструнной гитарой на широком ремне (играл он стоя) и… весь мир вокруг
меня перестал существовать! Я сидел, вцепившись руками в подлокотники кресла, весь превратившись в слух! Что он творил на своей обычной с виду семиструнке! Гитара в его волшебных руках пела, шептала и кричала! Виртуозные пассажи через весь гриф сменялись длинными, напевными legato, и от этого великолепия и красоты звуков кружилась голова и замирало сердце, а богатство гармоний просто завораживало. Впечатление было такое сильное, что я даже не смог запомнить, какие именно произведения прозвучали, а ведь Сергей Дмитриевич исполнял свои переложения для семиструнной гитары только известных романсов, русских и цыганских песен. До сих пор, хотя прошло больше 20 лет, память хранит тот немой восторг и священный трепет души, купающейся в волшебных звуках, усиленных акустикой прекрасного концертного зала. Н.Осипов настолько тонко и грамотно аккомпанировал Орехову на шестиструнной гитаре, что создавалось впечатление, что играют не две разные гитары, а один мощный, многострунный инструмент с богатейшей звуковой палитрой.
Я слышал за свою уже достаточно долгую жизнь много профессиональных, виртуозных гитаристов, в совершенстве владеющих гитарой, но такой лёгкости звукоизвлечения и такой полётности звука, как у Орехова, слышать не приходилось. Удивляло также в его игре разнообразие вариаций, смена темпов, смелость и неожиданность гармонических решений традиционных, всем известных мелодий. Концерт завершился продолжительными овациями. Зрители стоя выражали свой восторг и уважение великолепным музыкантам, а Сергей Дмитриевич скромно стоял на краю сцены и улыбался своей доброй, застенчивой улыбкой. После долго несмолкающих аплодисментов зрители начали покидать зал, а я сидел в зале и не мог двинуться с места. Такого со мной ещё не было!
Местные гитаристы и просто любители гитары окружили Орехова, кто-то просил автограф, кто-то задавал вопросы, фотографировались на память. К сожалению, эти фотографии не сохранились. Я попросил Сергея Дмитриевича оценить звуковые качества моей тогда только что приобретённой шестиструнной классической гитары мастера из Красноярска Ю.Бендюкова. К моему удивлению, он сразу согласился и попросил принести инструмент в гостиницу. В этот же вечер я пришёл в гостиничный номер, и Сергей Дмитриевич стал внимательно рассматривать новый инструмент. Гитара отличалась от других инструментов необычностью отделки:головка грифа, розетка и подставка были отделаны тонированным берёзовым капом; корпус был кленовый, гриф не приклеенный к корпусу, как обычно, а на винте (так раньше делали серийные простенькие гитары). После внешнего осмотра Орехов взял несколько аккордов и сыграл несколько фраз. Вывод его был таков: «хорошо сделанный, рабочий, профессиональный инструмент со средними звуковыми характеристиками».
Потом мы беседовали о музыке, он рассказывал о своих гастрольных поездках, о своих планах. В общении был прост, скромен, говорил, как бы стесняясь, но мысли формулировал очень четко и ясно. За разговорами незаметно пролетел час. Было уже за полночь, когда я попрощался и ушёл. Помню, было очень холодно. Я шёл по пустынным улицам заснеженного Норильска, не замечая ни злого северного ветра, ни холода и думал о том, какое это счастье - прикоснуться к Великому Таланту!..Переехав в Москву, я интересовался у гитаристов, где сейчас Орехов, какие новые произведения переложил он для гитары. К моему сожалению, в Москве наши концертно-гастрольные пути почти не пересекались: Сергей Дмитриевич часто выезжал за границу, ездил по стране. Виделись на бегу несколько раз на разных концертных площадках, но поговорить спокойно не удавалось. Очень жаль…
В феврале 1993 г. я познакомился с прекрасным гитаристом А.Сидоровым; постепенно у нас сложился творческий союз, которому уже больше 10 лет В обширном репертуаре Алексея есть изумительное переложение для шестиструнной гитары романса «Не пробуждай воспоминаний», которое сделал С.Д. Орехов. В концертных программах, где Алексей исполняет это произведение, мы с гордостью и удовольствием сообщаем зрителям, что это переложение сделано нашим современником, великим русским гитаристом-семиструнником С.Ореховым.
20 августа 1998 г. позвонил Алексей и сообщил, что умер Сергей Дмитривич. Это известие меня потрясло! Для меня его имя, его Личность были настолько величинами постоянными, что даже в подсознании я, видимо, и мысли не мог допустить, что его вдруг не станет. Он был для меня, как Кремль, который стоял, стоит и будет стоять вечно... Похороны были назначены на 22 августа на Ваганьковском. Мы с Алексеем договорись поехать вместе на электричке. Но накануне у меня был очень тяжелый концерт в Подмосковье, домой приехал поздно, поэтому утром не смог подняться к назначенному времени, и Алексей поехал один. Я же проспал ещё час и вдруг вскочил с постели, как будто меня кто-то толкнул, быстро собрался, сказал жене, что должен ехать, и побежал на электричку. А в голове начала крутиться откуда-то прилетевшая фраза: «Сказали, он ушёл… Как это странно…».
Для меня это действительно было странно: всегда где-то рядом был Орехов, а сейчас – его нет! Не верю! И стихотворные строки сами собой стали ложиться на клочки бумаги, которые оказались под рукой… Когда я вошёл на кладбище, как раз закончилось отпевание, и тело Сергея Дмитриевича выносили из церкви. Траурная процессия тихо тронулась к месту погребения. Потом было прощание с Артистом. Много добрых слов сказали его родственники, друзья, музыканты, артисты цыганского театра «Ромэн», с которыми он работал.
Алексей Спиридонов, июнь 2003.
https://proza.ru/2016/02/03/1097
ЧТО ЗА ЗВУКИ! НЕПОДВИЖЕН, ВНЕМЛЮ.
Имя С.Орехова до нашей первой встречи в начале 1970-х годов мне мало что говорило. Мы познакомились в доме моего приятеля, куда он, страстный поклонник гитары и старинного романса, пригласил своих друзей: гитариста С.Орехова и гго жену, певицу Н.Тишининову. «Это будет нечто», – пообещал хозяин дома, и он оказался прав. Мы с женой были потрясены, ибо ничего подобного слышать прежде не доводилось. И голос певицы, и гитара, и сам репертуар – всё было неповторимо и незабываемо. Мы познакомились, стали друзьями, часто встречались на праздниках и днях рождения. Сергей, впервые побывавший у нас дома, обратил внимание на нашу большую библиотеку. Выяснилось, что он тоже страстный книголюб, знающий толк не только в современных, но и в старых уникальных изданиях. Помню, меня поразили его знания в области искусства оформления книги. Он знал имена великих мастеров переплётного дела, увлечённо говорил о суперэкслибрисах, форзацах, блинтах, золотых головках и прочих специфических элементах книги, которые дороги сердцу любого истинного библиофила.
«Жаль, пришлось по молодости лет расстаться со многими редкостями, например, с первой книгой Некрасова «Мечты и звуки». Почти весь тираж этого уникального издания вскоре после его выхода в свет был уничтожен самим автором и по сегодняшний день остались считанные экземпляры. И Пушкин прижизненный был, и Гоголь, а потом я вдруг понял, что необъятного не объять». – говорил Сергей. С той же страстью, с какой Орехов собирал библиофильские редкости, он стал собирать приключенческую литературу.
«Видел бы ты, какие дивные экземпляры Пансона Дю Террайля, Берроуза, Уоллеса, Дюма прошли через мои руки, почти не читанные в песмановских переплётах».– говорил он не раз. Любовь к приключенческой литературе жила в нём, не угасая никогда, занимая всё свободное от работы время. Сергей гордился своим книжным собранием и с удовольствием, открывая дверцы заветного шкафа, показывал свои сокровища гостям. Было в этом его увлечении что-то очень милое, доброе, ребячье. Таким он был и в музыке.
Мне вспоминается один эпизод, который очень ярко рассказывает о добродушии Сергея Дмитриевича. Мой друг, петербургский поэт Г.Горбовский, любил Сергея не только как музыканта, но и как прекрасного человека, и немного подтрунивал над его лит. пристрастиями (к примеру, Орехов Достоевскому предпочитал Еремея Парнова). Вскоре Горбовский подарил ему свой том Избранного с тёплой надписью на память. В этой книге было стихотворение с посвящением Орехову, которое начиналось такими словами:
«У тебя голова, как нетёсаный камень,
И читаешь ты скучные детективы.
Но какие ты можешь своими руками
Добывать из гитарного чрева мотивы…».
Я заметил Горбовскому, что Орехов может обидеться на эти строчки. На что он мне ответил: «Не думаю, я ведь это писал ему любя». Как я предполагал, Орехов действительно обиделся. Несколько дней спустя, приехав ко мне, он вдруг вспомнил о стихотворении Горбовского и загрустил:
- «Нельзя ли поправить одну строчку? Стихотворение хорошее, но эта строчка всё портит. От Глеба я этого не ожидал».
- «Ну, конечно, голова… камень…». – согласился я,
Орехов посерьёзнел и сказал:
- «Да разве в этом дело, в голове? Это как раз ерунда. А вот во второй строчке необходима поправка. Ведь у меня ни одной скучной книги нет!»
Тут мне крыть было нечем.
- «Хорошо, передам Глебу, пусть поправит, хотя бы, скажем, так: «Читает нескучные детективы».
- «Вот-вот, гениально. Именно нескучные». – обрадовался Сергей.
Таков он был..
Юрий Паркаев, поэт
***
– Познакомилась я с Сергеем Дмитриевичем в Москонцерте в начале 80-х годов. Он тогда был без работы, и я пригласила его в свой коллектив. Он согласился. И вот с тех пор – в течение 15 лет до самой его кончины – мы выступали вместе. Мы объездили с гастролями пол-мира. Особенно часто мы были в Югославии и Германии, где нас принимали, как дома. Коллектив у нас был дружный. Сергею Дмитриевичу с нами было хорошо. Он любил гастроли и каждый раз просил их продлить.
Это был Божий человек: добрый, тихий, скромный; он был лучше всех нас. Его слово было всегда последним и решающим. Мы, бывало, соберёмся на совещание: говорим, обсуждаем, спорим, а он молчит, и только в конце разговора озорно так посмотрит на нас и, подводя черту, скажет что-нибудь мудро-детское.
Сергей Дмитриевич был не только талантливым, Богом одарённым человеком, но и высочайшего уровня профессионалом. Он буквально не выпускал из рук гитару. На гастролях обычно из гостиницы никуда не выходил, упражняясь на гитаре по 6–8 час. в день. С Ореховым сравнивать было некого. Помню, он так играл вступление к моему любимому романсу «Ночь светла», что мне и петь не надо было – оставалось только прошептать слова.
Последний раз я его видела за день до смерти. Мы собрались в Москонцерте на обсуждение новой программы, посвящённой Пушкину. А незадолго до этого Г.Разуваев купил себе гитару, которая когда-то принадлежала Орехову. Похваставшись своим приобретением, Гена стал играть на ней. В ответ Сергей Дмитриевич достал, как он называл свою гитару и заиграл так, что мы рты раскрыли. Что это было, чья это музыка, откуда она явилась – я до сих пор расколдовать не могу. Мне говорили, что так же божественно играл Сергей Дмитриевич на следующий день в квартире своего друга балалаечника В.Минеева, у которого он скончался…
Татьяна Филимонова, певица, солистка Москонцерта
***
– Общаясь с Сергеем на протяжении многих лет, в том числе работая в дуэте в качестве солистов и аккомпаниаторов его жены – я наблюдал его в разных ситуациях, был свидетелем его триумфов и – очень редко – неудач. Моё преклонение перед этим человеком безоговорочное – это гений. Основная масса его слушателей, я думаю, в первую очередь воспринимала его как виртуоза, восхищаясь его техникой, а вот, так сказать, «кухню» его мастерства не все знают. Великое мастерство этого гитариста не было просто результатом его огромной тех. работы. Он был, в первую очередь, архиодарённым музыкантом, а потом уже всё остальное. Тут нужно сказать – вполне объективно, – что руки у Сергея были для гитары просто, что называется, лучше не бывает. Природа здесь ему очень посодействовала. Ну а дальше – работа. Работать Орехов умел и любил. Это-то и сделало его великим. С гитарой он не расставался. Он не просто играл, а десятки раз прорабатывал свои потрясающие пассажи, отдельные места пьес, приёмы игры. Однажды на гастролях его Надя взмолилась: «Коля, возьми Сергея к себе в номер, я больше не могу выносить его бесконечные разыгрывания». Несколько дней Сергей прожил в моём номере. Результат таких занятий – безупречная, потрясающая техника.
Владел Орехов не только семиструнной гитарой, но и шестиструнной. Однажды он позвонил мне и сказал, что сделал обработку романса «Не пробуждай воспоминаний» для шестиструнной гитары и хочет сейчас приехать ко мне и показать. Он приехал, взял мою гитару и сыграл великолепную, как и всё у него, обработку. Затем взял нотную бумагу и, пока я что-то тихонько наигрывал, записал всю пьесу на ноты. Я, будучи автором ряда пьес для гитары, записывал их только с гитарой в руках, а чтобы вот так, что называется, «вслепую», это уже черта гениальности. Обработки Орехова, безусловно, высшая ступень в этом жанре – форма, музыкальность, выразительность, колоссальная техника. В отличие от обработок другого корифея русской семиструнной гитары – М.Т. Высоцкого – Орехов, проработав его творчество, создал обработки концертные, эффектные, эстрадные в лучшем смысле этого слова. Превзойти их невозможно. Это – шедевры.
Николай Осипов, гитарист, композитор
ПОСЛЕДНЕЕ ИНТЕРВЬЮ С СЕРГЕЕМ ОРЕХОВЫМ
- В каком возрасте вы начали играть на гитаре, кто были ваши учителя?
- Я начал играть– не помню точно – не то в 1948, не то 1950. Стал ходить в кружок Ковальского. Когда учился в цирковом училище, я уже играл на гитаре, но как играл! Дома у Ковальского собирались гитаристы, мы там общались и играли вместе. Это было моё первое знакомство с московскими гитаристами.
- Почему именно на семиструнной гитаре ?
- Раньше все играли на семиструнной ,и я начал тоже.
- С кем из гитаристов старшего поколения вам довелось общаться?
- Это Мелешко из цыганского театра. Кто– то меня с ним познакомил. Потом –Слава Поляков, он жил напротив. Я любил с ним общаться и слушать, как он играет на гитаре; он на «кварточке» играл. Это гитарист, заслуживающий внимание, настоящий талант. Мне нравились его проникновенные звуки, отсюда и воспитание моё. Дальше, у меня было знакомство с Ивановым-Крамским, мы к нему в клуб приходили. Он советовал мне перейти на шестиструнную гитару, но я остался верен семиструнной; а мы с Ларичевым тогда играли дуэтом, он потом остался у него учиться. Я никогда не думал, что шестиструнная гитара завоюет Россию. Семиструнная гитара - настолько народная; это гитара военная, литературная... Какие угодно возьмите слои общества: семиструнная гитара – это родной инструмент, с которым русский человек связан. Шестиструнная гитара – это нечто обособленное; но постепенно она у нас стала прививаться. А я так и остался, на семи. Потом я был знаком с Юрьевым и его племянником, по моему, мы познакомились в «Трудовых резервах» Потом я в армию попал; на шестиструнной гитаре, на конкурсе, взял 2-е место( 1-е ни кому не дали). Я должен был в Москву на фестиваль от Ленинграда приехать. Но поскольку у меня развился полиартрит, меня комиссовали из армии и я приехал в Москву, на фестиваль, совсем больной. Надо было лечиться, но я, как бывший спортсмен, значения этому не придавал, пустил всё на самотёк, и продолжал играть на гитаре. Потом пошёл работать в Москонцерт, играть больными руками, вместо того, чтобы лечить суставы. Проработал там 40 лет. А как работает артист – известно: постоянно концерты, гастроли; не отдохнул – опять поехал - вот так жизнь и прошла... Так доработал до пенсии. Да, в Гнесинском я учился, потом ушёл, не закончив, – надо было работать, семье помогать.
- Доводилось вам встречаться с Русановым, с Машкевичем?
- Русанова я практически не знал, я встречался с ним раза два. Что же касается Машкевича, то я сейчас расскажу любопытную историю. Ведь В.Сазонов был очень интересным и образованным гитаристом и делал самые грамотные переложения. И как–то мы разговорились с ним о гитарах ( а у Сазонова большая коллекция), он посмотрел на мою гитару Шерцера и сказал: «А.,это не гитара! Вот гитара мастера Архузена, принадлежавшая ранее В.Русанову, это гитара. Сын Сазонова– Алексей, потом мне рассказал , что его отец ходит к кому–то играть на этой самой гитаре; лет 10 ходит и никому не говорит адреса. Духов ( был такой гитарист) мне тогда и предложил пойти к Машкевичу, у которого были собраны все родословные гитар и всех их владельцев. Мы спросили про гитару Русанова, и он нам сразу сообщил адрес этого человека. Машкевич был известным коллекционером и собирателем литературы, касающейся гитары, и позже я подарил ему большую пачку старинных нот.
- На каких струнах играли раньше семиструнники?
- В начале века играли на жилковых струнах, цыгане играли на металлических.
- Когда вам пришла мысль, заниматься переложениями?
- В 18 лет я начал писать «Ямщика», а в армии я начал «Подмосковные вечера»; я их не играл, мне многое там не нравилось, хотя форма была хорошая, выдержанная. А сейчас откорректировал - хорошая пьеса получилась. Вот тогда я начал обработками увлекаться. Для того, чтобы писать хорошо, нужно образование иметь, композиторское, или хотя бы теорию знать. Я же всё так, по наитию…
- Как рождаются Ваши удивительные импровизации?
- Я помню, как однажды у Осипова меня попросили сымпровизировать; это всё было записано на магнитофон , который его дядя привёз тогда из Америки. Потом, когда стали прослушивать, я взял бумажку и начал записывать первый такт, второй…То есть мысли записал , а дома всё довёл, и получились вариации. А иногда получается, слушаешь, мысль проскочила – и не успеваешь её доработать. Тренироваться надо целыми днями - это серьёзное дело.
- Кто из гитаристов послевоенного времени был наиболее популярен в Москве?
- Ну, это шетиструнник П.Агафошин. В наше время мы ещё не знали, как правильно держать руки, мы старались раздобыть и перевести испанские школы и так постепенно учились. Это сейчас всё ясно , а раньше был тёмный лес.
- Пластинка, выпущенная с Вашим портретом на обложке, единственная?
- Да, единственная. Всё было сделано быстро, на скорую руку. Представилась возможность зафиксировать свою музыку на пластинку: а то гуляют мои обработки по рукам потом смотришь свои ноты – а там другая фамилия, к примеру, «Очи чёрные» Смаги...
- Расскажите о ваших концертах за рубежом? Доводилось ли Вам встречаться с русскими эмигрантами первой волны?
- В Париже я встречался с камердинером Николая II, с князем Б.Голицыным, ему было тогда 94 года. Многие приглашали, фамилии всех уж и не упомню . А последний концерт в Париже был в консерватории им.Рахманинова. Помню, был аншлаг, люди стояли в проходах. А потом один очень известный американский актёр предлагал мне организовать 40 концертов по Латинской Америке, говорил «едем прямо сейчас, я всё организую»; но куда я тогда мог поехать!? Он думал, что у нас всё так просто...
- Была очень интересная запись на телевидении, где Вы играли «Ехали Цыгане». Могли бы Вы вспомнить, как это было?
- Мне тогда говорили, после этой передачи: «Если бы ты занялся делом, ты бы и Народного артиста получил !» А вышло-то всё как: сижу я, играю – уже после телепередачи – подходит ко мне Пчёлкина, режиссёр этой программы , и говорит : – Мне очень нравится, как ты играешь! У меня осталось немного плёнки – давай запишем!
И я с ходу, без сучка и задоринки, всё и записал.
- Ваша манера игры, звук, импровизационность близки к М.Т. Высотскому: он тоже любил импровизировать, как раньше говорили, прелюдировать на народные темы...
- Вспоминаю слова В.Ланового: «Ты такой раскрепощённый, играешь так свободно...» Потому что я знаю гитару, как таблицу умножения...
Беседовал Валерий Волков
05.10. 2007
http://rys-strategia.ru/publ/2-1-0-903
"Ехали цыгане"
|
| |
| |
