| Валентина_Кочерова | Дата: Воскресенье, 26 Окт 2025, 13:53 | Сообщение # 1 |
Группа: Администраторы
Сообщений: 7453
Статус: Offline | АЛЕКСАНДР ВИКТОРОВИЧ МОРОЗОВ
Оперный певец муз. педагог, солист Мариинского театра, Родился в Ленинграде. В 1983 г. окончил Ленинградскую консерваторию. В Мариинском театре с 1984. Дипломант Всесоюзного вокального конкурса им. Глинки (Минск, 1981), лауреат Международного конкурса в Рио-де-Жанейро (1983 г., Гран При), лауреат Международного конкурса им. Чайковского (Москва, 1986 г., первое место, Золотая медаль, спец. приз).
Гастролировал с Мариинской труппой в Шотландии (Эдинбургский фестиваль), Австрии (Зальцбургский фестиваль), Германии (Берлинский филармонический оркестр), Франции, Италии (Maggio Musicale во Флоренции), Японии, США, Израиль, Финляндия (Savonlinnafestival, Муз. фестиваль г. Миккели), Швейцарии, Нидерландах, Великобритании, Люксембурге.
– У вас певческая династия, вы из муз. семьи…
– Именно так. Уже несколько поколений в нашем роду появляются люди с муз. даром. Мой отец – двухоктавный бас, пел с 1946-го по 1976 год в Малом оперном театре. Матушка моя Ольга Васильевна – меццо-сопрано, она тоже не связала жизнь с музыкой, однако любила петь, и пела хорошо. Я получил все данные от родителей, и не только. Наша семья и правда веками поющая. Прадед мой Трофим Трифонович обладал потрясающим двухоктавным басом и столь же выдающимися математическими способностями, служил в казначействе.
– То есть ваша судьба была предопределена: в музыку!
– Это точно. Родители хотели, чтобы я занимался музыкой, и в 1960 г. записали меня в Академическую капеллу Ленинграда. Предполагалось, что стану хоровым дирижером, я даже получил пятерку по этой дисциплине на экзамене и диплом с отличием. А затем решил поступать в Ленинградскую консерваторию. Родители создали все условия, чтобы я учился, я им безмерно благодарен.
На дирижерско-хоровом факультете проучился два года, а потом понял, что меня захватывает другая страсть – тянет к вокалу, к пению. Но, пока я это осмыслял, пришло время идти в армию. Отец мне сказал: иди послужи, в военном ансамбле будет полезно повариться, поймешь, твое ли призвание вокал, заодно и репертуар наберешь. С ансамблем по всему северо-западу страны поездил, до Печенги и Архангельска доезжали. Были свои сложности, но в целом было весело. И репертуар я набрал…
– А мальчик Саша Морозов играл в футбол, в хоккей?
– И в футбол, и в хоккей, и в волейбол, и лыжами занимался, и в лес ходил за грибами, и рыбу ловил. Коленки разбивал – все как положено. Я был активным подвижным мальчишкой, да я и сегодня такой – люблю бывать на природе, за грибами ходить. Для меня это необходимость, отдушина. А уж рыбку половить, ту же форель, хариуса… Эх, жаль, не всегда на это времени хватает!
– Никогда не было желания свернуть на другую дорогу, ну не знаю, водителем троллейбуса стать?
– Именно троллейбуса – нет. Вообще, я к технике питаю уважение, особенно когда она работает, но и все на этом. А если серьезно… Нет, не было желания менять путь, хотя я с детства рисовал.
– После службы в армии вернулись в консерваторию?
– Сначала работал как дирижер-хоровик, руководил нар. самодеятельными коллективами. Это мне очень помогло в жизни: я научился общаться с самыми разными людьми, а кроме того, увидел, что можно обладать отличным голосом, всей душой любить музыку, но при этом не работать на сцене или в театре. Одновременно был артистом миманса (пел в массовке) Кировского театра, он же Мариинский.
Потом снова была консерватория, которая подарила мне знакомство с удивительным человеком – Н.Охотниковым (народный артист СССР, лауреат Госпремии СССР). У него были учителя-гранды, и он сам по себе был первой величиной на оперном небосклоне СССР. Мой отец попросил Николая Петровича стать моим учителем и это было судьбоносное для меня решение. Николай Петрович очень многое мне дал, я ему бесконечно благодарен. Еще на 1-м курсе консерватории я пошел работать в оперную студию, чтобы на практике понять, что это за профессия. А это оказалась не профессия, а служение. Это часть жизни, то, что всегда с тобой.
– Вы без малого 40 лет отдали работе в Мариинском театре…
– Да, 37-й сезон уже. Консерватория наша и Кировский театр напротив друг друга стоят, по улице между ними ходил раньше трамвай, сейчас не ходит… И все студенты консерватории всегда мечтали: перейти улицу и оказаться в театре. Так оно и вышло.
– В вашей жизни была великолепная победа на конкурсе им. Чайковского…
– Да, и шел я к этому долго. На 3-м курсе консерватории участвовал в конкурсе им. Глинки в Минске, председателем жюри тогда была И.Архипова. Там я получил только диплом, затем от СССР выбрали несколько вокалистов на конкурс в Рио-де-Жанейро, в том числе и меня. И мы с коллегами заняли все первые места. Конечно, мне очень хотелось участвовать в конкурсе им.Чайковского, ведь это высшая ступень, высшее достижение профессионального мастерства. Но по разным причинам не получалось. И только в 1986 г. я стал участником этого наипрестижнейшего соревнования музыкантов. Два месяца готовил программу, простуженным прослушивался. Да много чего было во время подготовки. Помню, нас прослушивали какие-то дяди из ЦК КПСС. Петь мы должны были программу 3-го тура. И в середине вдруг один из «прослушивающих» встает и выдает: а теперь программу 1-о тура исполните! Такой вот антистрессовый опыт получился. Перед конкурсом нас, кто представлял СССР, отправили в Серебряный Бор, чтобы мы отдохнули, набрались сил, пришли в себя немного. Птицы, изумительный воздух, занятия вокалом, прогулки. Волшебная была неделя, а потом начался конкурс. Помню, я открыл буклет – и обомлел: 16 участников с низкими голосами, 16, поймите! Такое чувство, что на форум басов попал. Оставалось что? Все выдержать и не сдаваться. Мне отец всегда говорил: только не унывай, и я старался не унывать.
Жили мы в гостинице «Россия», условия – как для небожителей, кормили как членов правительства: икра, язык. Оставалось только оправдать «оказанное высокое доверие». К тому моменту у меня уже был свой концертмейстер – И.Соболева. Мы познакомились в 1985-м и крепко подружились. И на конкурсе Ирина меня поддерживала, построила занятия так, чтобы мы занимались каждый день, но не перепевали. Сегодня, когда я со студентами занимаюсь, строго за этим слежу и всегда им говорю: лучше недопеть, чем перепеть. Ирина Юрьевна посоветовала мне не слушать тех, кто поет передо мной, абстрагироваться. Это был отличный совет, потому что я сам видел, как перегорали вокалисты, испытывая страшный стресс. А мы никого не слушали, репетировали. И я дал себе слово, что все выдержу, ведь мне уже 33 года, следующего конкурса может и не быть. После первого тура отсеялась едва ли не половина басов, а голоса были ого, уникальные! Второй тур был сложнее, здесь давали вокалисту незнакомое ему произведение, надо было его разучить и показать. Мне достался цикл Свиридова на стихи Блока. Выучил. И мы с Ириной поняли этот цикл в хвост и в гриву. В итоге – 24 балла, отличный результат.
Третий тур был уже с оркестром, я пел арии Короля Рене и Кутузова. И вышло все великолепно. Конечно, я тогда был куда моложе, сил было больше, они и помогли преодолеть волнение. В итоге – победа! Мы с Г.Грицуком из Киевской оперы набрали по 24 балла, и жюри решило дать две первые премии. Знали бы вы, какое это счастье! Я и сегодня переживаю те эмоции так, словно вот только что услышал свое имя и слово «победитель». Это на всю жизнь остается в сердце! Помню, где-то купили шампанское, отмечали. Какая была гордость за себя, за свой театр, за родителей, ведь и выступления победителей были – мы аж 6 концертов дали, все с аншлагом, и пластинку выпустили.
– Лауреатство повлияло на вашу карьеру в театре?
– Тут все было сложно, потому что я попал в театр молодым человеком, а там пели титаны! Имена, от которых голова кругом. Настоящий иконостас! И мне повезло работать с мэтрами, идти по высокой орбите, соответствовать. Постепенно набирал репертуар, сейчас у меня в багаже более 50 крупных партий. Петр I, например. Я его впервые в 35 лет спел, мне, еще молодому человеку, нужно было показать такой величины историческую личность! Вызов? Да. Но тем интереснее. Я и сегодня стараюсь все делать по максимуму, всегда что-то новое начинать, не стоять на месте. Нельзя успокаиваться, мне надо еще многое успеть.
– В вашем багаже есть партии весьма колоритных персонажей. Например, вы рассказывали, как В/Гергиев велел вам отращивать бороду и волосы для партии Иоканаана…
– Было дело. Ходил косматый аки лев. Но чего не сделаешь ради роли! Мне очень важно уделять внимание не только вокальной, но и артистической составляющей образа, принять своего героя. И, конечно, важно потом выйти из образа, потому что, к примеру, в партии Годунова приходится же помирать на сцене, а это вообще вредно. Да и режиссеры, бывает, такого накрутят в этой сцене, что мало не покажется. В Новосибирске Иркин Габитов ставил «Бориса Годунова», так в сцене смерти Бориса мне нужно было завернуться в огромную карту и скатиться, завернутому, по ступенькам примерно с 15-метровой лестницы. А потом еще спеть: «О господи, ты не хочешь смерти грешника…» Между прочим, ступеньки все острые, я после каждого спектакля ребра все щупал – не сломал ли. Да, режиссеры вообще такое могут придумать. Вот представьте, когда Пимену вместо скрижали дают в руки ноутбук «Самсунг», и он должен как икону его показывать публике. И вполне серьезно при этом, не помирая со смеху, петь канонический текст. А в трактовке другого режиссера Пимен выходил на сцену натурально в рванье, в обносках. Тело просвечивало! Был еще вариант, когда Пимен передвигался по сцене на двух огромных костылях (так режиссер обыграл знаменитое «Подай костыль, Григорий»). И в таком гриме, что 45 минут приходилось гримироваться, сам себе Бабу-ягу напоминал.
В одной из сцен этого спектакля мне надо было подниматься по лестнице к Самозванцу – да, на костылях. Иду и вдруг у самой лестницы один костыль ломается. Самозванец хихикает, но старается сдерживаться. Я спиной к публике стою, кулак ему показываю, чтобы не смешил. Тут мне на сцену как бы очень незаметно подкидывают новый костыль, я его как бы невзначай взял. И пошел по лестнице. Потом после спектакля мы с артистом, что пел Самозванца, в буфете пили вино и хохотали в голос. Эх, начнешь вспоминать… В Сиэтле ставили «Войну и мир». И режиссер придумал ход: наклон сцены сделал в 40 градусов. Все герои, особенно танцующие на балу, проклинали все на свете. А вокалисты то карабкались вверх, то семенили вниз. А в театре города Карлсруэ в «Мазепе» в сцене в тюрьме, где Кочубей фактически с Богом разговаривает, вдруг музыка Чайковского прерывается, входит в камеру Кочубея мадам, вся в коже и на каблуках, мужик с плеткой в стиле садомазо, и начинают оба петь джаз. А на аванцсену выдвигается бюст Ленина. Две минуты эта сцена, а потом снова Чайковский, продолжается ария Кочубея. Вот вы смеетесь, а в Европе именно так над нашей классикой издеваются, такие вот «режиссерские находки». И как сохранить атмосферу этой сильной, прочувствованной сцены? Как показать, что герой уходит из жизни и, по сути, общается с духами?
– Вы также почти 30 лет работаете под началом В.Гергиева…
– Да, давно уж с шефом. Вообще, с 1988 г., когда Валерий Абисалович пришел в Кировский театр, началась волна премьер, новых спектаклей, труппа омолодилась. И это было ей только на благо! Вот, кстати, и на Приморской сцене Мариинского театра у молодежи великолепные голоса. Мне каждый раз очень приятно петь вместе с ними, когда приезжаю во Владивосток. В Питер к нам приезжают на стажировку из разных городов такие интересные, талантливые ребята! Это здорово, когда в театре новые лица, новый регламент репетиций, новые спектакли. У нас за 110 наименований спектаклей в репертуаре театра! Ты все время учишь что-то новое, на репетиции ходишь, слушаешь. И форму поддерживаешь постоянно. Так что тот драйв, невероятная энергия Валерия Абисаловича, которую все чувствуют, она и в каждом из артистов Мариинки тоже есть. И надо ее впитывать, успевать за ним. Как-то шеф сказал в интервью: вот идет поезд, кто успел вскочить на подножку, тот поедет, а кто не успел – увы, поезд все равно едет дальше.
– Какие-то партии Гергиев подарил вам?
– Досифей в «Хованщине». Иоканаан в «Саломее». Пимен. Мои любимые.
– Как поддерживаете себя в форме?
– Некоторые артисты идут в спортзал, кто-то бегает в парке. А я считаю, что главное – высыпаться, хорошо высыпаться. И если есть время, обязательно еду на дачу. У нас там зимний дом и, разумеется, много всяких хоз. дел, которые и держат меня в форме. Там выкопай, тут унеси, то спили, здесь переставь. По весне вон решил сам газовые баллоны в машину затащить и вытащить. Неделю потом согнуться не мог. Ну и за грибами ходить, по лесу гулять, дрова для сауны порубить и посидеть в сауне – тоже правильная вещь. Еще я всегда по магазину хожу с сумками, чтобы мышцы рук поддерживать в форме.
– А голос как-то бережете? Сквозняков боитесь?
– Нет. Я вообще стараюсь не кутаться, слежу за этим, иначе сразу же продует! Мороженое на холоде не ем. Ну и профессиональные всякие штучки использую, чтобы связкам помогать. Занимаюсь дома. Я преподаю и стараюсь передать студентам все, что знаю, что умею. Этому я научился у отца, у шефа – щедро делиться! Говорю молодым: не останавливайтесь, постоянно совершенствуйтесь. Ваша работа – служение, здесь нельзя давать себе поблажки, ни в коем случае. Готовьте себя к этому, иначе все впустую.
– Каким-то хобби отвлекаетесь от работы?
– Раньше на гастроли брал мелки, бумагу, карандаши, рисовал. Чаще всего природу. Сейчас реже это получается, хотя я стараюсь не бросать.
– Ваши дочери не связали свою жизнь с театром…
– Не совсем так. Они обе очень музыкальны, но Лиза выбрала другую дорогу в жизни, а Даша, хоть она и не выходит на сцену, но все равно служит театру – работает на Приморской сцене Мариинки. Я уверен, что мои девочки нашли себя в своей работе, и это прекрасно. Может быть, внуки пойдут по моей стезе, проявит себя музыкально-актерская жилка, зажжется искра божья? Вполне ведь может быть…
Любовь Берчанская
04 11 2020. газета "Владивосток"
"Утро туманное"
|
| |
| |
