| Валентина_Кочерова | Дата: Пятница, 21 Сен 2012, 23:29 | Сообщение # 1 |
Группа: Администраторы
Сообщений: 7031
Статус: Offline | ВЛАДИМИР ФИЛИППОВИЧ КОРАЛЛИ
(13.05. 1906 - 14.04. 1995)
Настоящее имя - Вольф-Бер Фроимович Кемпер. Один из ярких представителей одесской эстрады 1920-30-х годов, чья артистическая карьера связана с театрами миниатюр, где он исполнял веселые и сатирические куплеты. В этом жанре Коралли проработал много лет и приобрел широкую известность. Но это было позже, а начинал артист с того, что пел в хоре Бродской синагоги.
В.Коралли родился в Одессе в семье портового рабочего 13-м ребенком: шестеро умерло в раннем возрасте, и только семеро остались в живых. Отца не стало, когда Володе было 6 лет, и, оставшись без кормильца, вся семья, кроме него, самого младшего, пошла работать. Главным кормильцем семьи стал старший брат Юлий. Он зарабатывал тем, что пел куплеты под псевдонимом Ленский. Поскольку у всех мальчиков были хорошие голоса, то на праздники они часто устраивали дом. концерты, на которых Володя пел песни и отбивал чечетку. Мать, как настоящий продюсер, пристроила Володю в хедер. Спустя много лет, вспоминая о своем детстве, Владимир Филиппович очень подробно описал тот момент, когда он впервые стал зарабатывать, и не где-нибудь, а в хоральной синагоге Бродского.
«Когда мне исполнилось 8 лет, и я уже два года проучился в хедере, мать взяла меня за руку и повела на Жуковскую ул. (угол Пушкинской), в знаменитую хоральную синагогу Бродского. Ее назвали так по имени сахарозаводчика, на чьи деньги она содержалась. Эта синагога - единственная в России, которая славилась своим хором и органом. Одесситы посещали ее не только как храм Божий, но и как храм искусства. Певчими там были известные певцы одесского оперного театра, стремившиеся улучшить свой семейный бюджет. Послушать хор и орган приезжали из многих городов. Здесь бывали и иностранцы из разных стран. Но в эту синагогу пускали только именитых горожан. Многие имели там постоянные места, как, например, градоначальник Одессы Сосновский. Бедняки же не могли туда попасть и слушали хор, стоя на улице. У бедняков были свои синагоги, вроде Шалашной на Малой Арнаутской ул., где и хор был попроще, и орган заменяла фисгармония.
Мы вошли в зал полуподвального помещения. Здесь происходили спевки. Как раз шла репетиция. Мощное звучание хора ошеломило меня. Моя мать была религиозной и так же воспитывала своих детей. К тому же, мы пели молитвы в хедере. Но такого стройного и мощного звучания мне слышать не приходилось. За фисгармонией в этом подвале сидел громадный старик с львиной гривой седых волос, похожий на библейского пророка. Но большой белый бант на чесучовой толстовке смягчал его облик, придавая ему что-то романтическое. Это был главный дирижер и композитор синагоги Новаковский. Увидев нас, он дал знак, и хор смолк. Так как мы в нерешительности топтались у дверей, Новаковский встал и подошел к нам.
- Господин Новаковский, - сказала мать, - теперь я привела к вам моего младшего мальчика.
Говоря это, она, наверное, надеялась, что главный дирижер хора помнит, что старшие ее сыновья Зиновий и Эмиль уже поют в хоре.
- Ваш сын, госпожа Кемпер, еще не дорос до такого хора, где поет сам Пиня Миньковский.
- Но вы, господин Новаковский, не знаете, какой у моего Володи голос. Я уверена, что самому Пине Миньковскому понравится такой альт.
Новаковский посмотрел на меня еще раз, уже внимательней, взял за руку и подвел к фисгармонии.
- Повторяй за мной, сказал он, начав играть и петь, - до... ре... ми...
Я четко провел всю гамму, с каждой повышающейся нотой мой голос становился сильнее и увереннее, я точно повторял за Новаковским ноты в любом порядке, и он определил у меня абсолютный природный слух. Новаковский посадил меня на свои колени и сказал:
- У этого мальчика действительно звучный альт. Для начала мы будем поручать Володе небольшие самостоятельные партии, а в дальнейшем, я надеюсь, он станет солистом нашего хора.
На этих словах все хористы, более ста человек, особенно мои братья Зиновий и Эмиль, зааплодировали, и с возгласами «браво, кацапчик!» (эта кличка впоследствии так и осталась за мной) поздравили меня с выдержанным экзаменом. А Новаковский продолжал:
- Плату ему положим... - он посмотрел на небогатый наряд матери, на мои стоптанные туфельки, - плату ему положим 3 руб. в месяц, а сверх того --по 20 коп. за каждые похороны.
Мы вышли окрыленные. Мать обняла меня и прослезилась:
- Вот теперь и ты, мой «мизынек» (самый младший), стал кормильцем.
С утра я шел в хедер, а в середине дня на спевку в то же полуподвальное здание. Мы репетировали песнопения для служб по пятницам и праздничные программы. С каждым днем я все больше входил во вкус хорового пения...»
В 1915-м г., будучи 9-летним мальчиком, Володя вместе с братом Эмилем дебютировал в детской опере одесского театра "Водевиль". Владельцу этого театра настоящая фамилия братьев показалась несценичной, и он самолично присвоил им звучный псевдоним – по фамилии популярной в те времена балерины и киноактрисы. Так Вова Кемпер стал малолетним куплетистом - Володей Коралли. В 1916 г.его брата Юлия призвали в армию и отправили на фронт, где он пал смертью храбрых. Первая мировая война переросла в гражданскую, жизнь становилась все труднее, и в 1918 г. Владимир ушел из синагоги, прослужив там 4 года. С этого времени он начинает зарабатывать исполнением куплетов на злободневные темы. Публика была разнообразной, он выступал и на сценах театров, и в военных эшелонах, и просто перед селянами, а ведь было ему в то время всего 12 лет. Вот так случилось, что работа, помогавшая выжить в детстве, стала делом всей жизни В.Коралли - знаменитого куплетиста из Одессы.
В этом качестве и под фамилией Коралли он приобрел популярность в родном городе, его приглашают выступать на лучших эстрадных площадках вместе с тогдашними звездами, среди которых еще ничем особым не выделяется 20-летний паренек Ледя Вайсбейн, нашедший себе звучный псевдоним – Леонид Утесов. Куплеты и монологи для успешного вундеркинда сочиняют ведущие одесские авторы Н.Южный, Р.Чинаров, М.Ямпольский (автор знаменитой "Одесской свадьбы"). Но основным автором остается почти столь же юный друг, 14-летний Макс Поляновский, который впоследствии станет известным московским журналистом и даже получит Сталинскую премию, написав вместе со Л.Кассилем повесть "Улица младшего сына" о пионере-герое В.Дубинине. Именно Поляновский сочинит куплеты, которые станут причиной скандала, сделавшего Коралли известным даже за пределами Одессы. Во время гражданской войны, когда Украина была оккупирована немецкими войсками, Макс написал "злободневные куплеты" "Хай беруть, хай везуть!", посвященные крайне актуальной в ту пору теме неравного товарообмена между Украиной и Германией.
По дороге немцы шли,
Ну и в гости к нам зашли.
Хлеб и сахар берут
И с собою везут...
Як товарообмен начнут,
К нам с Берлина привезут
Папетри, духи и соду,
И слабительную воду...
Эти куплеты имели такой резонанс, что немцы после одного из концертов, где они исполнялись, задержали юного артиста и отпустили лишь после того, как допросили его и маму. "Вдова Кемпер и ее сын Володя, 12-ти лет, не понимают крамольного содержания куплетов". – было написано в протоколе допроса. А когда, невзирая на запрет, они прозвучали в одесском театре миниатюр "Зеленый попугай", театр попросту закрыли и опечатали. В 20-е годы Коралли уже был достаточно известным артистом, гастролировавшем в Москву и выступавшем в саду "Аквариум". Его муз. фельетоны, куплеты, обозрения пользовались успехом у публики, его охотно приглашали для участия в разных сборных программах и даже рекламировали как лучшего сатирика-юмориста Украины, что, впрочем, было не так уж далеко от истины, учитывая, что самые лучшие представители жанра в годы НЭПа активно переезжали из Украины в Москву и Ленинград.
Со 2-й половины 1920-х у Коралли сложился союз с модной исполнительницей "интимных песенок" Ядвигой Махиной. У них был бурный роман, и Владимир даже говорил, что дело у них идёт к женитьбе, если бы не случай и ночной разговор в поезде Москва-Нижний Новгород... К.Шульженко никогда не называли красавицей, а вот все, кто помнил молодого Коралли, отмечали, что он был очень хорош собою. "Красавчик", " милашка", "смазливый": так говорят нередко о таких юношах – улыбчивых, обаятельных, в чем-то даже чуть-чуть женственных. Что заставило красавчика-артиста, уже познавшего сладкий вкус успеха, воспылать страстью к соседке по купе поезда Москва-Нижний Новгород, отнюдь не самой красивой барышне из его многочисленных увлечений, Владимир Филиппович так толком и не объяснил. Ведь на сцене свою новую знакомую он увидел лишь спустя несколько дней, но оценка ее как певицы всего лишь убедила его в правильности своего выбора. Между тем, еще в поезде, узнав, что она обручена, и получив приглашение на скорую свадьбу, он внезапно выпалил: "Я с удовольствием приеду на вашу свадьбу, но только не в качестве гостя, а качестве жениха!"
Самое удивительное, что Клавдия восприняла эти слова серьезно; когда они оказались в одном ресторане на встрече нового, 1930-го года, обручального кольца на руке девушки уже не было.
- Мой жених умер, – сказала она в ответ на вопросительный взгляд Владимира и добавила, вздохнув, – для меня.
Будучи связанными гастрольными планами, они вскоре расстались, и полетели письма – в оба конца одного большого чувства, но обаять девушку и ее родителей – было лишь частью задачи, притом не самой сложной. Когда Владимир рассказал своей матери, на ком собирается жениться, та категорически восстала: "Только через мой труп!". Перед тем его брат Эмиль женился на артистке М.Дарской, тоже, как и Шульженко, Ивановне, и мадам Кемпер причитала: "Что же получается! С одной стороны будет Ивановна, с другой стороны – Ивановна, а я посередине?! Что скажут предки?! И запретила сыну ехать к любимой девушке в Харьков.
Ослушаться матери Владимир не посмел – слишком много она значила в его жизни. Но здесь опять в судьбу Коралли вмешался господин-случай. Коралли получил приглашение выступить в Харькове на первомайских концертах. С Клавдией они оказались в одной программе, она встретила его холодно и от каких-либо его объяснений отказалась. От коллег он узнал, что она вернулась к своему жениху – харьковскому поэту Илье Григорьеву. После одного из концертов Шульженко решила познакомить конкурентов. Сгоравший от ревности Коралли внезапно выхватил из ее рук чемоданчик, в котором она носила вещи для концерта, и швырнул его об стену. Взбешенный жених попытался схватить его за грудки, но тот выхватил браунинг. Увидев, что его соперник находится в таком состоянии, что и в самом деле может выстрелить, Григорьев отступил на несколько шагов и сказал с презрением: - Вы и жизнь превратили в сцену, жалкий актеришка!
Лучше бы он этого не говорил! Шульженко, которая и без того страдала от того, что поэт ни в грош не ставил ее талант, после этих слов как-то особенно отчетливо осознала, что ждет ее впереди, свяжи она с ним свою судьбу. "Уходите, Григорьев, я хочу остаться одна". – сказала она, а через некоторое время, уломав все-таки мать, Коралли приехал в Харьков, и на следующий день в "Книге записей актов гражданского состояния" было зафиксировано появление новой семьи, причем супруга была записана как "Клавдия Ивановна Шульженко-Кемпер"...
Вскоре они уже многое знали друг о друге. Клавдию поразило, что ее ровесник в свои 24 года уже имеет 15-летний опыт работы на эстраде. Летом 1930-го супруги решили попытать счастья в Ленинграде: их пригласили в Мюзик-холл, где Шульженко солировала с несколькими песенками, а Коралли задумал создать небывалый по размаху номер "Карта Октябрей". Унаследовав от матери продюсерский талант, он понимал, что пробиться в число эстрадных первачей можно только чем-то необычным, а чтобы оценила и власть, требовалось нечто духоподъемное. Идею подсказал Н.Акимов, уже известный как художник: всю сцену занимала огромная географическая карта Советского Союза, а когда речь заходила о новостройках, в этих местах зажигались лампочки.
Оригинальным был и костюм артиста – куртка на молнии, быстро трансформирующаяся то в тельняшку матроса, то в манишку нэпмана. За 15-минутное представление артист успевал продемонстрировать все разнообразие своих актерских умений: читал стихи, пел куплеты, танцевал, исполнял драм. сценки, молниеносно при этом перевоплощаясь из одного персонажа в другой. Если добавить, что муз. руководителем номера был И.О. Дунаевский, а литмонтаж состоял из стихов Маяковского, Асеева, Жарова, Светлова, Бедного, то нетрудно понять, почему Коралли имел большой успех. А после благоприятного отзыва тогдашнего "хозяина" Ленинграда С.М. Кирова, "Карта Октябрей" была признана "выдающимся творческим достижением советской эстрады".
Это была вершина творческого успеха артиста. На тот момент он явно обгонял по популярности свою жену, хотя, к его чести, старался делать все от него зависящее, чтобы и она имела успех и работу. Впрочем, Клавдию тогда поглотили иные заботы. Во время одного из представлений мюзик-холльного спектакля "Условно убитый", она, лежа под тележкой, почувствовала себя плохо. Первым, кому она сообщила о предполагаемой беременности, оказался сосед по эпизоду Л.Утесов. "Немедленно отползай за кулисы, на одну условно убитую будет меньше, на двух безусловно живых больше". – распорядился он.
В 1931 г. в Харькове у Шульженко родился сын – единственный и горячо любимый Гоша. Заботливый отец делал все, чтобы даже в условиях "голодомора" семья не ощущала недостатка в еде и одежде. Даже недоброжелатели Коралли, упрекавшие его в чрезмерном внимании к прекрасному полу, не могли не признать: добытчиком он был отменным и заработанное нес в семью, а не из семьи. Обдумывая же будущее развитие карьеры – своей и жены – Коралли обратил внимание на кинематограф, который в предвоенные годы играл роль нынешнего ТВ – делал артиста широко известным. Однако совместное участие в фильме "Кто твой друг" не принесло супругам лавров, после чего Коралли с Шульженко окончательно сосредоточили своё внимание на эстраде. Их сын в будущем не унаследовал от родителей артистических талантов, зато стал отменным технарем, главным инженером "Мосгаза".
Уже вскоре Владимир Филиппович почувствовал, что его время уходит. Во-первых, среди "разговорников" появились новые имена, но, самое главное, куплет становился все более опасным жанром. Исполняя сочинения на злобу дня, артисты рисковали, что их юмор компетентными органами будет воспринят не так, а вечные темы вроде отношений с тещей или работниками торговли трактовались как мелкотемье. Беспроигрышной оставалась разве международная тематика (проклятых капиталистов можно было чихвостить и в хвост, и в гриву), но у зрителей такие тексты не вызывали большого отклика. Постепенно Коралли понимает, что самое ценное из его творческого багажа – это его жена. Он стал самозабвенно заниматься устройством ее карьеры. Настолько, что нередко становился к кухонной плите, благо унаследовал от матери не только организаторский талант, но и кулинарные способности. Радовался, что его Клава приобретает все большую известность, хотя в глубине души не мог смириться с тем, что в джаз-оркестре Я.Скоморовского, солистами которого они стали, ее песни публика принимает на ура, в то время как его исполнение патриотических монологов и песен вроде "Тачанки" встречают, в лучшем случае, непродолжительными аплодисментами. Решающим ударом по его самолюбию стал Первый Всесоюзный конкурс артистов эстрады, на котором Шульженко стала лауреатом, а он благополучно слетел со II тура. Отныне и навсегда о нем будут говорить: "муж Шульженко"...
А тут еще у Клавдии Ивановны случилось увлечение пианистом и композитором Ильей Жаком, и настолько серьезное, что они одно время намеревались соединить свои судьбы, оставив свои семьи. Коралли дико ревновал, устраивал скандалы, но сделать ничего не мог. Песни, которые Жак сочинял для Шульженко, идеально соответствовали ее творческой манере, чего нельзя было сказать о ее давнем, еще с харьковских времен, приятеле И.Дунаевском. В душе Коралли боролись две ипостаси: как мужчина, как муж, он пуще всего боялся прослыть "рогатым", но как администратор, понимал, что лучшего аккомпаниатора и автора, чем Жак, ему не найти. И тогда он решился на откровенный разговор: "Если ты уйдешь к нему, я увезу Гошу к матери в Одессу и сделаю все, чтобы ты его никогда больше не увидела!"– сказал он жене. Он знал, как Клавдия любит сына, и был уверен, что угроза подействует. Поняв, что соперник устранен, Коралли не мог отказать себе в легкой издевке, записав на пластинку сочиненную Жаком песню с недвусмысленным названием "Клава".
22 июня 1941 г. все личные семейные страсти отошли на третий план. Оркестр, который они с Шульженко взяли под свое крыло после конкурса артистов эстрады, в это время гастролировал в Ереване. Узнав о начале войны, артисты в тот же день отправили телеграмму начальнику Ленинградского Дома Красной Армии: "Считаем себя мобилизованными. Ночным поездом выезжаем Ленинград. По поручению джаз-ансамбля, худрук В.Коралли". По дороге забрали из Харькова сына.
По прибытии в Ленинград их коллектив аттестовали добровольцами, выдали военную форму и теперь он назывался Ленинградским фронтовым джаз-ансамблем. Война превратила Шульженко из популярной исполнительницы во всенародную любимицу. Песни, исполненные ею, особенно "Давай закурим" и "Синий платочек", мгновенно разлетелись по стране, каждый день поступали десятки заявок на концерты с ее участием. Оркестр постоянно выступал на передовой, тем более что в блокадном Ленинграде линия фронта пролегала буквально у гор. черты. Уже к началу зимы ансамбль дал более 250 концертов. Такая популярность была для артистов не только приятной, но и жизненно важной, ведь после каждого из выступлений артистов ждало накрытый стол: благодарные воины не скупились на угощение: "Если говорить честно, в блокаду мы жили не так уж плохо. Еды хватало и нам с Клавой, и сыну, и ее отцу, которые оставались с нами в городе" - 40 лет спустя вспоминал Владимир Филиппович.
Однажды слава жены буквально спасла ему жизнь Как-то он оказался в части, расположенной неподалеку от кладбища, где упокоилась душа его горячо любимой матери. Он стоял у могилы, когда вдруг услышал за спиной: "Руки вверх!" Обернувшись, увидел солдата с винтовкой. И тут до него дошло, что в своей новенькой шинели и начищенных сапогах мог вызвать подозрение как диверсант. А диверсантов таков был приказ – при малейшей попытке сопротивления расстреливали на месте. В части, куда его привели, он предъявил хмурому майору разрешение передвигаться по городу в любое время, но это вызвало еще большие подозрения: майор подобных документов еще не встречал. И лишь после того, как он назвался мужем Шульженко, его отпустили...
В августе 1942-го ансамбль Шульженко и Коралли получил распоряжение выехать в Москву. Артистам предстояло подготовить новую программу "Города-герои", которую поручили ставить знаменитому артисту МХАТ М.Яншину. Коралли вел программу в образе матроса Черноморского флота – минера Васи Охрименко. С особым удовольствием он выступал в эпизоде, посвященном его родному городу. Во время одного из концертов, 10 апреля 1944 г., артисты узнали об освобождении Одессы. Надо ли говорить, с каким подъемом выступал в тот вечер урожденный одессит! Вскоре его ждала еще одна приятная новость – награждение медалью "За оборону Ленинграда". Этой наградой была отмечена вся семья – даже юный Гоша, который много раз дежурил на крыше и тушил "зажигалки".
В Ашхабаде ансамбль получил неожиданное пополнение. После концерта к Коралли подошел невысокий человек с изможденным лицом, в старой шинели с заплатками. Оказалось, что это автор знаменитых танго и фокстротов О.Строк, оставшийся фактически без средств к существованию. Владимир Филиппович взял его в коллектив вторым пианистом и в благодарность композитор сочинил для Шульженко прекрасное танго "Былое увлечение". 9 мая 1945 г. подвело черту под героическим периодом жизни артистов. Встал вопрос: что делать дальше? Знаменитый драматург А.Корнейчук, который тогда занимал пост председатель Верховного Совета УССР, предложил артистам перебраться в Киев и создать там украинский джаз. Более того, Корнейчук со своей женой – писательницей Вандой Василевской – обещал написать сценарий нового представления, а также обеспечить лучших режиссеров. Коралли, которому явно льстила перспектива стать главным эстрадником Украины, уговорил Шульженко принять предложение. Однако Комитету по делам искусств эта идея не понравилась. Как потом не без юмора объяснил их сын: "Официальная Москва не могла допустить, чтобы столь известная артистка осталась на периферии, к коей тогда относили Киев, а в столицу приезжала только с концертами".
Вскоре, из Ленинграда Коралли и Шульженко пришлось уехать. И дело не только в том, что возникли проблемы в ансамбле, который распадался буквально на глазах, просто в Москве было больше работы, а значит, возможностей для заработка. Коралли, для которого материальный фактор был всегда очень существенным, решил, что его жене лучше будет петь не с оркестром, а по старинке – под рояль. Творчески это было оправдано – стиль Шульженко уже давно тяготел к камерности, а с точки зрения заработка мобильность такого микроколлектива возрастала многократно, концертные организации с удовольствием приглашали их, ведь разместить большие составы в условиях острого дефицита гостиниц было очень сложно. Клавдия Ивановна в этом плане могла быть достаточно неприхотливой. Писатель Абдул Гусейнов вспоминает, как принимал артистов в Каракумах, где шло строительство главного туркменского канала.
"В то время я работал начальником обл. управления кинофикации. Так как управления культуры у нас не было, мне поручили организацию поездки и концерта на базе Южного управления строительства канала. Мы выехали из Красноводска и ночью прибыли в Казанджик. Клавдию Ивановну с мужем устроили в комнатке без всяких удобств в управлении строительства, а я переночевал у киномеханика местного кинотеатра. Днем мы стали готовиться к поездке на базу строительства в Каракумах. Когда Коралли стал проверять пианино в ж/д клубе, то пришел в ужас. Пианино было так расстроено, что не годилось для концерта. Все попытки наладить инструмент ничего не дали. Стали искать другое пианино. С трудом в захолустном Казанджике нашли второй инструмент у старого железнодорожника. Оказалось, что на нем не играли с довоенных лет. Состояние этого пианино было хуже первого. В этот день поездка артистов к строителям сорвалась. Я позвонил секретарю обкома партии, и ночью из Красноводска в товарном вагоне поезда прислали не пианино, а настоящий концертный рояль.
На второй день, с рассветом, на двух автомашинах, по еле проходимым пескам мы взяли курс на Каракумы. Клавдия Ивановна, ее муж и я выехали на американском вездеходе "Виллис", а на второй машине ГАЗ рабочие везли рояль. После трехчасового изнурительного пути мы прибыли на место. Шульженко и ее мужу отвели палатку, там они стали готовиться к концерту. Концерт начался на импровизированной сцене, устроенной в кузове ГАЗа. Зрителей было очень много. Они с восторгом слушали Клавдию Ивановну, некоторые песни бисировались, а знаменитый "Синий платочек" встретили шквалом аплодисментов. Концерт завершился, когда над Каракумами уже опустилась южная ночь, с северных песчаных гор подул холодный ветер. Так как в Каракумах осенью кроме саксаула ничего не растет, начальник базы под аплодисменты строителей вместо цветов подарил супругам новинки советской часовой промышленности – Шульженко "Звезду" в золотой оправе, а Коралли – "Победу". На третий день вернулись в Казанджик. Там артисты дали еще один концерт в клубе железнодорожников. Ночью выехали из Казанджика, утром прибыли в Красноводск. Здесь они выступали еще три дня в клубах моряков, железнодорожников и строителей. Потом на пароходе выехали в Баку ".
В своём рассказе Гусейнов забыл упомянуть аккомпаниатора-пианиста Б.Мандруса, которого Коралли выбрал после длительных поисков методом проб и ошибок. Правда, злые языки утверждали, что главным аргументом в выборе именно этого аккомпаниатора стала его нетрадиционная сексуальная ориентация, так что муж, отправляя жену в длительные гастроли, мог быть совершенно спокойным, но сам Коралли, блюдя нравственность супруги, себе всё же позволял многое. Вскоре, он увлекся певицей Н.Пантелеевой, которая была на 18 лет моложе, и создал для нее концертную бригаду, в которой выступал в качестве конферансье. Отношения с женой становились все более напряженными, а тут еще случился конфликт с очень влиятельным в ту пору Народным артистом Н.Смирновым-Сокольским, который возглавлял эстрадную секцию гос. концертной организации и от мнения которого во многом зависела судьба артиста эстрады. Смирнов-Сокольский выступал обычно в черной бархатной куртке с огромным белым бантом, а Коралли имел неосторожность на одном из концертов прочесть довольно злую эпиграмму:
Козьма Прутков был честных правил,
Оставил нам в наследство бант.
Не знаете ль, кому оставил
Он сатирический талант?
Понятно, что Смирнов-Сокольский затаил обиду, и вскоре в газете "Советское искусство" появилась статья некоего И.Чекина "Эстрада сегодня", в которой автор давал нелицеприятные характеристики некоторым популярным артистам. "Кто-то из наших мастеров и лауреатов страдает излишней самоуверенностью и зазнайством. У одних – это почивание на лаврах, надменное отношение к товарищам, "затяжная творческая пауза". У некоторых (В.Коралли) это выражается в желании выступать только на самых крупных площадках Москвы и Союза, хотя репертуар и исполнительские возможности не дают на это права".
Удар был сильный, тем более что и года не прошло после печально знаменитого доклада А.Жданова и ряда партийных постановлений, исковеркавших судьбы многих прекрасных мастеров. К чести Шульженко, она забыла все обиды на мужа и написала в партком гневное письмо в его защиту. Гроза пока что пронеслась, но в личной жизни супруги все больше отдалялись друг от друга. Окончательно"добила их отношения история со встречей Нового, 1953-го, года. Этот год супруги намеревались провести в привычной компании друзей – Утесова, Лемешева, Мироновой и Менакера. Как вдруг, когда они уже начали готовиться к вечеру, позвонили от В. Сталина и пригласили встретить праздник в Зале Чайковского. Обомлевший Коралли сообщил о лестном приглашении супруге, но та встала в позу и категорически отказалась ехать. У Владимира Филипповича, как признавался он позднее, душа ушла в пятки, и вплоть до 5 марта он жил в предчувствии неминуемой катастрофы. Начальство, правда, на сей раз ограничилось внушением по партийной линии, но своего страха Коралли жене не простил.
Они развелись в 1956-м, прожив вместе более четверти века. Эта новость была в Москве темой дня. Говорили разное. Одни утверждали, будто поводом для развода послужили некие доказательства неверности супруга, которые Шульженко якобы обнаружила в машине. Другие настаивали, что причиной ссоры стало увлечение Клавдии Ивановны молодым зубным врачом. Со смехом рассказывали, что домработница Шура, узнав о предстоящем разводе своих хозяев, порвала фотографию Коралли на мелкие части и закопала на кладбище. Так или иначе, но развод состоялся и тут Владимир Филиппович повел себя не лучшим образом: бывшей супруге он отомстил чисто по-советски. После войны они с получили превосходную 4-комнатную квартиру на ул. А.Толстого. Каким-то образом Коралли удалось разделить лицевой счет и произвести квартирный обмен. В квартиру вселилась чужая семья из 4-х человек. Учитывая, что у сына к тому времени появились две дочки, жизнь для Клавдии Ивановны и прежде не любившей заниматься бытовыми проблемами, превратилась в подлинный кошмар. Но Коралли это уже не волновало....
Правда, офиц. он никогда больше не был женат. Ездил по стране с фельетонами и куплетами, но все больше в сборных концертах не очень известных артистов. Если его бывшая жена постепенно превращалась в легенду советской эстрады, получила высшее в стране звание, то о Коралли вспоминали разве что историки эстрады. К очередному юбилею он получил звание "Заслуженный работник культуры" – для артиста с таким послужным списком просто унизительное, но он был рад и этому; выбирать не приходилось.
В 1984 г. Шульженко умерла и Коралли воспринял это как предупреждение Судьбы. Он сел за книгу воспоминаний. Его эстрадный стаж к тому времени составил три четверти столетия – достижение совершенно уникальное; было о чем рассказать. Но сперва родилась концертная программа "Жизнь, отданная эстраде", в которой артист собрал воедино все наиболее примечательные произведения из своего репертуара. В 1985-м он приехал с этой программой в родной город. Надо было видеть, что творилось в Одесском Дворце моряков! Казалось, что в зале собрались все сколки "той" Одессы. На концерт шли семьями – от прабабушек до правнуков – посмотреть на бывшего малолетнего куплетиста. Больше уже в Одессе никогда не собиралось в одном месте и в одно время такое количество старых одесситов. Одно такое семейство преподнесло артисту драгоценнейший дар – вырезку из старой одесской газеты, рекламировавшей выступление "популярного малолетнего куплетиста Володи Каралли". Когда ошеломленный Владимир Филиппович спросил, каким образом сохранилась эта вырезка, смущенная прабабушка призналась, что на оборотной стороне помещено сообщение о смерти ее дедушки. Фотокопию старой газеты Коралли поместил на обложке своей книги "Сердце, отданное эстраде", которая вышла в 1988 г. тиражом 50 тыс. экз., и была быстро раскуплена. В Одессе достать эту книгу было просто невозможно...
С 1986 г. в Ленинградском Доме актера начали проводиться вечера памяти К.Шульженко. Неизменными участниками этих программ были ее бывший муж и сын. За кулисами Коралли любил рассказывать разные истории об их совместной жизни. В частности, о концертном рояле, который был приобретен за сходную цену у Шостаковича, которому срочно понадобились деньги, чтобы отдать карточный долг. Старый артист упивался вниманием публики, для которой он был раритетом, мастодонтом. Трудно было представить, что этот быстрый, шумливый человек выступал еще при царе, а затем пережил абсолютно все периоды советской истории. Он уже начал было заранее готовиться к очередному юбилею, втайне рассчитывая получить наконец-то вожделенное звание Народного артиста, но умер, совсем немного не дотянув до 90-летия. Прах В.Коралли покоится на Новодевичьем кладбище рядом с могилой К.Шульженко, которой он был единственным офиц. мужем
http://odesskiy.com/k/koralli-vladimir-filippovich.html
Как за Камой, за рекой
Капризное счастье
Клава
Часы пока идут
|
| |
| |
| Валентина_Кочерова | Дата: Воскресенье, 09 Июн 2024, 14:43 | Сообщение # 2 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 7031
Статус: Offline | К 118-летию со дня рождения
ЖИЗНЬ, ОТДАННАЯ ЭСТРАДЕ
Одесский куплетист, земляк Л.Утесова, друг С.Лемешева, А.Райкина, И.Дунаевского. И муж легендарной К.Шульженко, слава которого немного поблекла на ее фоне. Однако нельзя сказать, что В.Коралли всегда находился в тени знаменитой супруги. Именно он как продюсер сделал из нее звезду...
Война застала супругов на гастролях в Ереване. Вернулись и не узнали родной город. Ленинград их поразил. Так он быстро изменился, изменились и сами люди, в нем живущие. Мешки с песком, укрывшие витрины бывшего Елисеевского гастронома и кафе «Норд» на Невском. Заклеенные белыми бумажными крестами окна жилых домов, большие клещи, бочки с водой и ящики с песком в каждом подъезде – для тушения «зажигалок» - немцы бомбили город по 4-5 раз в день, дежурные с противогазами на боку, воздушные тревоги и сосредоточенные, посерьезневшие лица, на которых не было и тени паники. Чувствовалось, что город готовился к сражению.
Как только они вернулись, ансамбль прикрепили к Ленинградскому Дому Красной Армии, супруги стали военными артистами. В подвал, служивший в свое время бухгалтерией ЛДКА, они заехала с 9-летним сыном, который как раз в то время заболел корью. Здесь прожил свои последние дни и отец К.Шульженко – Иван Иванович, в годы блокады он умер от голода.
Из воспоминаний Игоря Кемпера, сына Шульженко и Коралли:
- Родителей начало войны застало в Ереване. Сорвав вечерний концерт, они первым же поездом отправились в Ленинград. Отбили телеграмму в Дом Красной армии, что считают себя мобилизованными. На самом деле им важно было, как можно раньше забрать меня, ведь немцы продвигались очень быстро. Родители сели на поезд и дали телеграмму родственникам, чтобы меня привели на харьковский вокзал и я помню, как меня туда привели, но что там творилось! Поезда, двигавшиеся с запада и юга в центр России, были просто облеплены людьми. Все спасались от надвигающейся армады немцев, ехали и на крышах вагонов, и на подножках. Попасть в поезд было совершенно невозможно. Папа, с трудом разглядев меня в толпе на перроне, разбил окно, чтобы втащить меня, но не успел - поезд тронулся. Нужно было видеть лица родителей, которые понимали, что их ребенок остается в этом охваченном паникой городе. Но, к счастью, они вспомнили, что с Кавказа еще не вернулся Райкин, и он тоже поедет через Харьков. Дали Аркадию Исааковичу телеграмму, и он меня забрал. У Театра эстрады и миниатюр, где служил Райкин, был свой вагон, так что я доехал со всеми удобствами до Москвы, а оттуда родители увезли меня в Ленинград. Никто же не подозревал, что будет блокада.
Мы жили на Кировском проспекте, прямо напротив «Ленфильма», в коммунальной квартире на 6-ом этаже. И когда объявлялась воздушная тревога, нужно было по старинной мраморной винтовой лестнице спускаться вниз, в бомбоубежище, а после по ней же подниматься вверх. Лифт уже не работал, а немцы бомбили по несколько раз в день. И мама пошла к начальнику Дома Красной армии, в котором они с отцом числились сотрудниками и сказала: «Я выбиваюсь из сил, боюсь, что скоро не смогу выступать. В городе, наверное, много пустых подвалов, переселите нас, пожалуйста». И нам выделили подвал, в котором раньше располагалась какая-то бухгалтерия. Больше нам не надо было бегать в бомбоубежище. Мама говорила, что нас теперь может «достать» только прямое попадание, а это уже - судьба, и от нее никуда не денешься.
Пережить страшный голод нам помогла столовая Дома Красной Армии. Там музыкантам выдавали гречневую кашу-размазню, и это многим спасало жизнь. Всех артистов прикомандировали тогда к фронтовым концертным бригадам. За той бригадой, куда входили мои родители, было закреплено два автобуса: один возил инструменты, другой - людей. К февралю-марту 1942 г. эти автобусы были уже сплошь изрешечены пулями и осколками, но все-таки ездили. Только вот путь, который они проделывали от центра Ленинграда до места выступления, становился все короче, потому что кольцо вокруг города все сжималось. Около 500 концертов родители дали на передовой. Множество раз по Ладоге переезжали на Большую землю. Где мама только не пела: в госпитальной палате, на грузовике, на льду, в землянке. При этом на ней всегда было нарядное концертное платье.
Остаться в Ленинграде - это было семейное решение. Мы переехали из дома на Кировском проспекте, который постоянно обстреливался, в подвал Дома Красной Армии. Родители стали возить меня на концерты после того, как в 42-м умер дед, и оставить меня было не с кем. Но это меня выручало: в тех частях, где мы выступали, хорошо кормили. В 1946 г. после концерта в Одессе мама получила фантастическую корзину цветов. В ней письмо от летчика с удивительной историей. «Я возвращался с боевого задания на подбитом самолете, силы покидали. Лечу вслепую. За бортом ночь. Рация не работает. Единственная мысль – дотянуть до своих. И тут приемник поймал песню «Мама». Я, как по компасу, пошел на звук, пересек линию фронта и благополучно приземлился.
Ленинград, апрель 1945 г.
В 1950-е годы Коралли возглавлял концертную бригаду певицы Н.Пантелеевой, занимался конферансом и выступал с куплетами в различных муз. программах...Слава артиста прошла, о нем вспоминали разве что историки эстрады. К очередному юбилею Владимир Филиппович получил звание «Заслуженный работник культуры», однако звание Народного так ему и не дали, несмотря на огромный послужной список.
https://dozvo.ru/2021/09/02/жизнь-отданная-эстраде-куплетист-вла/
ЮБИЛЕЙ ВЛАДИМИРА КОРАЛЛИ
В.Ф. Коралли (Кемпер) - один из самых заметных «одеколонщиков», близкий Утёсову человек, друживший с ним почти 60 лет. Леонид Осипович председательствовал на юбилейном вечере Владимира Филипповича, состоявшемся весной 1966 г. в ЦДРИ. Знакомы они были давно, еще в дореволюционной Одессе, когда 9-летний мальчик, избрав себе псевдоним Коралли, дебютировал вместе с братом Эмилем в детской опере одесского театра «Водевиль». В 14 лет он выступал на эстраде со стихотворными монологами и злободневными куплетами, которые для него писали Макс Поляновский и М.Ямпольский. Едва ему исполнилось 18 лет, как его пригласили на гастроли в Москву, на летнюю площадку в саду «Аквариум» Успех превзошел все ожидания. Позже его заметили, немало поспособствовав его успеху, И.Дунаевский и Н.Акимов. В середине 1920-х годов на его талант обратил внимание Утёсов, и они стали друзьями, несмотря на разницу в возрасте - Утёсов был старше Коралли почти на 10 лет.
Во вступительном слове Утёсов со свойственными ему живостью и юмором вспомнил не только «мальчика в гимнастерке с красными погончиками», читающего патриотические монологи, но и Одессу начала XX в. - людей, окружавших его тогда. В том числе поэта-куплетиста Льва Зингерталя (в ту пору ему было уже за 90), приславшего юбиляру свои стихи из самой Одессы. Утёсов прочел их со сцены:
Счастлив поздравить вас в день юбилея.
Живите сто двадцать, душой молодея
.Гвардия наша крепка, как сталь.
Обнимаю, целую, Лев Зингерталь.
Прочитав эти стихи, Леонид Осипович сказал: «Глядя на сегодняшнего юбиляра, я еще раз убедился в том, что гвардия наш крепка как сталь. Что вы знаете, нынешняя молодежь? Другом и современником Зингерталя был сам Ямпольский - автор знаменитой песни „Свадьба Шнеерсона“. Его знали не только сегодняшний юбиляр, но и вся Одесса, о нем писал сам Паустовский». И тут же, без аккомпанемента, Леонид Осипович напел:
Ужасно шумно в доме Шнеерзона,
Из окон прямо дым идет,
Там женят сына Соломона,
Который служит в «Капремонт».
Тут же возник импровизированный «хор мальчиков», Утёсов превратился в дирижера, и все дружно подхватили:
Его невеста Сонька с финотдела,
Вся разодетая и в пух и прах:
Фату мешковую одела,
И деревяшки на ногах.
Сам преддомком Абраша Дер-Молочник
Вошел со свитою - ну прямо царь!
За ним Вайншток - его помощник -
И Хаим Качкес - секретарь…
Леонид Осипович как бы невзначай заметил: «Володя, если бы на сегодняшнем вечере проводилась бы регистрация гостей, то по этому списку можно было бы составить энциклопедию советской эстрады».
И Утёсов начал перечислять присутствующих гостей по именам. Юбиляр был заметно взволнован, слезы навернулись на его глаза. Владимир Филиппович сказал, обращаясь к Утёсову: «За что люблю вас больше всего, Леонид Осипович? До сегодняшнего дня я думал, что вы - только мой учитель, а сегодня понял, что вы - учитель всей советской эстрады. Поверьте мне, что это не пустые слова „одесского мальчика“», - и снова гром аплодисментов.
Матвей Моисеевич Гейзер
https://litmir.club/br/?b=119675&p=82
Любовь и спорт
Роман с квасом
Трое любимых
|
| |
| |
