| Валентина_Кочерова | Дата: Пятница, 23 Янв 2015, 17:54 | Сообщение # 1 |
Группа: Администраторы
Сообщений: 7146
Статус: Offline | МОНАХИНЯ
...Она как-то светло и даже вдохновенно сказала,что считает себя счастливой, что легко и с радостью уходит из земной жизни. Я заплакала. Она сделала усилие, перекрестила меня и настойчиво отослала спать. А когда через несколько минут я все же вернулась - она была мертва....Память! Это удивительное свойство психики человека дает возможность передавать духовные ценности вослед идущему поколению и приумножать нравственные традиции. Я считаю своим долгом поведать о монахине-подвижнице, которая убежденно пронесла глубокую веру в христианство и оставила глубокий добрый след на своем жизненном пути.
Известно, что огонь одной свечи в храме может зажечь тысячи. Это относится и к духовному светильнику людей. Его огонь не меркнет, и никакие политические бури не способны погасить его. Так было во все времена. До сих пор нельзя однозначно ответить на вопрос: почему люди уходят в монастырь? Это очень деликатный вопрос. Любопытство в каждом конкретном случае несовместимо с таинством души. Чаще всего - это желание найти свое назначение в жизни, созвучное миропониманию. Мне посчастливилось с 4-х до 17-ти лет быть рядом с бывшей монахиней Досифеей, в миру Р.А. Богомоловой. Все, что я напишу - узнала из личного общения с ней...
Родилась Раиса Алексеевна примерно в 80-х годах XIX в. в богатой семье коренных жителей Санкт-Петербурга. Закончила гимназию. Фотография запечатлела ее красивое лицо с выразительными лучистыми глазами. В 19 лет не было у нее ни усталости, ни суеты жизни, ни отчаяния. Для нее были открыты лучшие салоны высших петербургских кругов, но она сразу после смерти родителей, в 19 лет, ушла в монастырь и полученный в наследство капитал полностью отдала на его строительство. После принятия пострига, в монашестве носила имя Досифея. Она прошла полагающиеся ступени иерархии и была в высоком духовном сане. Во время Советской власти за строительство монастыря ее посадили в тюрьму. Просидела она долго. Примерно в 1929 г. мой папа взял ее на поруки: Раиса Алексеевна приходилась родной теткой первой умершей жены папы. Я была от второго брака, и мне в ту пору было 4 годика.
Я помню волнения и хлопоты, связанные с пропиской. Помню тот день, когда впервые увидела ее. Она и в пожилом возрасте была красива. Бледное лицо с двумя маленькими родимыми пятнышками напоминало облик классической мадонны. Она как бы шагнула из своего прошлого в очень жестокое для нее время, вынужденно сменив рясу на предельно скромную светскую одежду. Живя в семье, где советский строй и уклад жизни принимались безоговорочно, она никогда не заводила нарочито разговоров о Боге и не вносила религиозных элементов в мое воспитание. Была терпелива и очень доброжелательна ко всем. Не было у нее ожесточения на жизнь, на трудную судьбу. Целые дни она трудилась по домашнему хозяйству, занималась моим воспитанием. Время было несозвучно ее убеждениям. В отдельной полутемной комнатке, отапливаемой керосинкой, был сосредоточен ее духовный мир в окружении икон, книг, горящей лампады. Она терпеливо несла свой крест. А личность-то была незаурядная. По мере моего взросления я многое узнавала про ее современников и сподвижников.
Теперь о монастыре. Он был построен в Тверской губернии вблизи города Весьегонска, на месте падения крупного осколка метеорита. Люди рассматривали это событие как повеление Всевышнего к строительству храма. Огромный камень так и остался лежать у самого въезда в святую обитель. И величали-то монастырь в народе «Камнем». Где-то близко протекал родничок - исток великой Волги. Уклад монастырской жизни был типичным. Моление, труд, добрые дела. В своих мастерских сестры вышивали бисером, стегали одеяла, занимались иконописью, трудились в цветнике, на огороде, на ферме, на пасеке. Вокруг были деревни. Матушка Досифея мне рассказывала про крестьянских ребят, я их даже знала по именам и представляла в своем воображении. Особенно любила слушать рассказы про цыган, про таборную жизнь, а их вокруг монастыря было много. К сожалению, я была мала и не хотела слушать про знакомство тети Раи с М.н. Толстой, сестрой писателя, которая жила в Шамардинском монастыре. Меня больше увлекали эпизоды, связанные с самой поездкой к ней в монастырь, с различными дорожными приключениями. Мое воображение будоражили природные стихии, встречи с животными на пути, и я просила многократно об этом повторять. А когда тетя Рая пыталась мне рассказать о беседах в монастыре с графом Л.Н. Толстым, то после произнесения ею слова «граф» я сразу выражала свой категорический протест и настоятельно просила рассказывать про цыган. Это было время моего детства, и в школе мы были напичканы отрицательными образами царского времени. Вот такую интереснейшую возможность я упускала. Позднее я старалась прислушиваться и что-то осмысливать из разговоров взрослых, среди которых были друзья моего отца: И.А. Орбели - директор Эрмитажа, А.Ахматова и др.
Они с глубоким почтением относились к Раисе Алексеевне, и полемика их разговоров всегда носила глубокий философский и очень уважительный характер. Это я наблюдала и уже понимала. Потом мне оставалось только памятью возвращаться к тем дням и перебирать услышанные фрагменты - воспоминания, относящиеся ко Л.Н. Толстому, к его сестре и тому времени. Летние школьные каникулы мы с тетей Раей ежегодно проводили в Поповке, под Ленинградом. Напротив нашей дачи была действующая церковь, построенная в стиле зодчества Севера. В ней служил отец Михаил. В свободное время тетя Рая церковь посещала, но не было в ее образе жизни фанатизма! Ничего она не делала напоказ. Живя с ней в одной комнате, я не слышала громких молитв. Только в часы нашего безмолвия, перед сном, я понимала, что она в эти минуты с молитвой отрывалась от всего земного и пребывала где-то там, в дали, одной ей известной и понятной... Мне передавалось ее состояние, и я притихала... Знала я, когда усну, она будет долго читать при фитильке керосиновой лампы.
В Поповке, в доме учителей местной школы Федоровых, постоянно жила очень старенькая бывшая игуменья - настоятельница монастыря «Камень». Вместе с ней жила матушка Поликсена, которая изредка зарабатывала на пропитание тем, что стегала одеяла. Мы ходили навещать этих старушек. Они постоянно одаривали окружающих своим посильным бескорыстным трудом. Я их очень любила. Последние дни жизни Раисы Алексеевны были типичны для ленинградских блокадников. В нашей большой ленинградской квартире на Канонерской ул. 19/21 жизнь еле теплилась в 2-х комнатах. В одной лежала обессиленная мама, в другой тетя Рая. Я была сандружинницей и домой лишь прибегала. В один из январских дней 1942 г., поздно вечером, меня позвала тетя Рая и попросила достать из шкафа рясу и прочие предметы культа, полагающиеся по ее сану. Во все это она просила ее одеть сразу после смерти и отвезти в морг, который был в тупике нашей улицы. Она как-то светло и даже вдохновенно сказала, что считает себя счастливой, что легко и с радостью уходит из земной жизни. Я заплакала. Она сделала усилие, перекрестила меня и настойчиво отослала спать. А когда через несколько минут я все же вернулась -она была мертва.
Чувства мои всколыхнулись по-особому. Я поняла, что тетя Рая посвятила меня в последний миг в самое сокровенное, о чем думала, уходя из жизни... Я позвала свою двоюродную сестру Милочку Дугину, мы одели тетю Раю в монашеское одеяние и оставили в холодной комнате. За несколько дней скопили ее хлебный паек и выменяли его у морга на примитивный фанерный гроб, сработанный умельцем-блокадником. Морозным январским днем мы с Милочкой укрепили гроб на детских саночках, привязали топор и привезли в Никольский собор. Нашли служителя, сказали, что привезли монахиню, и попросили позвать священника. Пришел батюшка и двое певчих. Все вместе внесли монахиню Досифею в храм, поставили в центре холодного собора, и был совершен христианский обряд. А потом, по заснеженным улицам и по льду Невы, добрались до Смоленского кладбища. Разбросали топориком снег среди торчащих крестов; вырубили кусочек промерзшего грунта; поставили на снег гроб; положили сверху маленький единственный кусочек земли; гроб прикрыли снегом и поклонились... Я и сейчас в памяти вижу этот далекий блокадный день и заново в нем пребываю... В наследство от моей тети Раи у меня остались светлая память да молитва, написанная ее рукой, которую она мне вшила в военную гимнастерку.
Матушка Досифея и Л.Толстой думали о мироздании по-разному. Как известно, Толстой отвергал религию, но, видимо, у него была необходимость перед смертью в полемических разговорах с монахиней, и это заставляет задуматься. Возможно, она была для него интересной и авторитетной личностью. Во всяком случае, они оба видели смысл жизни в духовности и добродетели, и в этом у них была общность. Жизнь доброго человека Толстой сравнивал с дождевой тучей, которая напоит природу, освежит все вокруг, даст жизнь и исчезнет. Наверное, такое сравнение совпадало и со взглядами монахини Досифеи. Не погас духовный светильник, зажженный однажды и навсегда. Его огонь и сегодня светится по всей Руси и помогает человеку оставаться Человеком. Мерцание же горящих свечей в голубоватой дымке храма всегда напоминает о любви и сострадании к людям.
Валентина Шарапова
http://www.vzov.ru/2003/02/02.htm
|
| |
| |
