"РУССКИЙ ИСХОД"
|
|
Валентина_Кочерова | Дата: Вторник, 15 Дек 2015, 16:11 | Сообщение # 1 |
Группа: Администраторы
Сообщений: 7147
Статус: Offline
| Памяти участников трагической эвакуации Русской армии и гражданского населения из Крыма в 1920 году. "РУССКИЙ ИСХОД" *
95 лет назад сотни тысяч людей покинули Россию. Генералы, офицеры, солдаты, казаки, священники и профессора, члены их семей, простые беженцы. Как будто крупный город снялся с места и уплыл из России. Можно сказать, Белый Китеж переместился в дальние края… По России прокатился вал из конференций, круглых столов, сборников и газетных статей, посвященных 95-летию Русского Исхода. Миллионы людей находят в этом глубокий смысл, нескончаемым потоком идут споры в Сети. Так что именно отмечают? В цифре 95 нет никакой магии. Не миллениум… Более того, сама дата, если рассматривать ее со всей научной строгостью, вроде бы начинает расплываться.
Что такое «Русский Исход»? Отъезд за границу тех, кому не милы советская власть и правительство большевиков? Но таких отъездов было множество. Иногда маленьких, никому не заметных: собрал человек харчи, накопил денег, нанял проводника и встал на маршрут, скажем, из охваченного голодом революционного Петрограда в Финляндию. Но порой и масштабных. Таков прорыв белых на ледоколе «Козьма Минин» и пароходе «Ломоносов» со сданного ими Русского Севера в Норвегию; или, например, отплытие эскадры в 30 кораблей из Владивостока осенью 1922 г. В обоих случаях от «карающей длани» новых властей спасались тысячи беглецов. А с помощью знаменитого «философского парохода» советская власть по собственному желанию избавилась от неугодных: сотня ученых и писателей была выслана по морю в Германию. Тоже ведь своего рода исход… Много было исходов, но Исход - один. А именно Крымский, произошедший на закате 1920 г.
Красная армия и махновцы стремительно вливались на просторы полуострова. Белый Крым агонизировал. Многим из тех, кто ранее нашел там пристанище, в течение нескольких дней, а то и нескольких часов пришлось решить для себя, остаются они или уплывают вместе с Русской армией Врангеля, только что раздавленной превосходящими силами неприятеля. И в ноябре-декабре путешествие вдаль от родных берегов предприняли, по официальным данным, около 150 тыс. человек на 126 судах. Возможно, больше. Цифра впечатляющая. Даже владивостокская эвакуация вывела из зоны досягаемости большевиков раз в 15 меньше народу! Казаки отправились страдать от голода и холода на греческий остров Лемнос, армейцы бедовали в большом лагере близ турецкого городишки Галлиполи, белые моряки отправились вести нищенский образ жизни в тунисский порт Бизерту. Жители провинциального североафриканского городка с изумлением увидели настоящий боевой флот у своих пристаней: 2 линкора, 2 крейсера, новенькие нефтяные эсминцы, подводные лодки, громадный транспорт-мастерская «Кронштадт», десятки других судов… По разным местам раскидала Крымская эвакуация Русскую армию и многое множество гражданских лиц. Многие ждали: еще вернемся, еще сразимся под знаменами Белого дела, не всё потеряно! А десятки тысяч оставшихся в Крыму - тех, кто понадеялся на милость соввласти, - ожидала лютая расстрельщина. Самая безжалостная, самая масштабная изо всех карательных акций, волна за волной обрушивавшихся на нашу страну с 1917 г. Историки называют разные цифры: 50 тыс., 70 тыс. и даже 80 тыс. жертв. Выбрать самую «скромную» из них - и та будет ужасна.
Никакой иной акт расставания белых с Родиной не сплачивал столь значительное число людей. Ни на одном фронте Гражданской войны поражение не вызывало таких последствий. И нигде наивные люди, ждавшие милосердия от победителей, не испытали подобных ужасов. Но Исходом с большой буквы оставление России через крымские врата называют далеко не по одной лишь причине его многолюдства и не только из-за трагедии, разразившейся сразу после него. Есть и другая причина. Те, кто вышел из Белого Крыма, отличались от беженцев из прочих областей, опаленных Гражданской войной, не столько количеством, сколько качеством. В этом всё дело. Исход избрали, по словам белого поручика-артиллериста С.Туржанского, «те, кто никогда не найдет общего с большевиками языка», т. е. «квинтэссенция контрреволюционного элемента». В первую очередь - непримиримые добровольцы. Точно так же смотрели на суть Исхода представители «пролетарской диктатуры». По их словам, в Крыму времен барона Врангеля сконцентрировался самый последовательный «контрреволюционный элемент». Те, кто не хотел примирения с новой властью ни при каких обстоятельствах. Не по драчливости, не из-за каких-то материальных интересов или эстетических разногласий, а из-за того, что видел в ней беспросветное зло. Бесовщину. Тьму. Те, для кого «старый порядок», то есть православная Империя с царем - помазанником Божьим во главе и русской культурой в основе общественного быта, выглядел, при всех, быть может, недостатках, все-таки цитаделью нормальной человеческой жизни. Местом, где сила - не главное, выше нее стоит забота о душе, о ее спасении. Местом, где народ - через Церковь - прочно связан с Господом Богом.
Новая власть принялась разрушать это место. Для начала сокрушила защитников старой России, а затем, сноровисто закатав рукава, принялась перекладывать в стране каждую стенку кирпич за кирпичом. Утопия, воплощавшаяся в жизнь многолетними усилиями, уже тогда, в 1920-м, очень многим казалась адом на земле, и вот они-то в первую очередь не захотели жить в аду. А потому ушли из России, когда старая Россия скончалась, а на месте новой вспухли бесконечные гекатомбы. Эти 150 тыс. беженцев влились в русскую эмиграцию, во-первых, как живой запал непримиримости к большевистскому режиму и, во-вторых, как живая чаша, в которой старая Россия еще оставалась жива. Они влияли на общественную мысль, хранили культуру, обычаи, даже старую речь, быстро обернувшуюся новоязом в стране победившего лозунга. Они с необыкновенной бережностью относились к исторической памяти, надеясь, что когда-нибудь смогут ее вернуть новым поколениям русских. Они холили и лелеяли старинную церковность. В той же Бизерте, например, новый православный храм был возведен русской общиной к осени 1938 г. Что творилось тогда с храмами России советской?! Они, наконец, слагали стихи о высокой трагедии страны - и о своей личной, связанной с исчезновением отечества. Один из тех, кто покидал Тавриду в 1920-м, белый поэт Н.Туроверов, ( выразил боль расставания с родиной, которая безвозвратно исчезает у тебя за спиной:
Уходили мы из Крыма Среди дыма и огня, Я с кормы все мимо, мимо В своего стрелял коня.
А он плыл, изнемогая, За высокою кормой, Все не веря, все не зная, Что прощается со мной.
Сколько раз одной могилы Ожидали мы в бою. Конь все плыл, теряя силы, Веря в преданность мою.
Мой денщик стрелял не мимо, Покраснела чуть вода… Уходящий берег Крыма Я запомнил навсегда.
А в наши дни те остатки старой России, совершенно другого мира, отличающегося от нашего и в мелочах, и в главных смыслах, мира, сохраненного наследниками Исхода, пришли к нам и смогли исполнить давнюю мечту беглецов 1920 года: кое-что передать нам. Вот слова одного молодого современного общественного деятеля, встретившегося с архиепископом Женевским и Западноевропейским Михаилом, наследником Исхода по прямой: «Потомок русского казака, вынужденного покинуть Россию после революции и Гражданской. Мне повезло отвозить владыку в аэропорт, когда вылетали из Москвы, и он стал первым увиденным мной вживую русским, который не знал на своем личном опыте, что такое Советский Союз. Русский, который хоть и прожил всю сознательную жизнь вдали от Родины, но которого совершенно не коснулась советизация нашей нации, нашего сознания, этот страшный социальный эксперимент. И вот что я вам скажу, братцы. Другие люди… Другая речь. Другое мышление. Другие манеры. Всё немного другое. Более глубокое какое-то. Более утонченное и в то же время совершенно простое, естественное».
Не было бы Крымской эвакуации, не случилось бы этой встречи и многих тысяч таких - России нынешней и России старой. Так что же сегодня отмечают те, кому важна цифра 95 лет? Прежде всего, то, что Исход сохранил для нас дореволюционную русскую культуру в ее первозданном виде. Ничего не надо выдумывать, не требуется романтических мифов, когда потомки крымских беглецов живы и готовы делиться своим духовным наследием. И еще одно. Не за горами дата алая, дата огненная - 2017 г. Как много зазвучит голосов: «До чего же хороша была советская Россия, которую мы потеряли! Какой там был рай! И как всё злодеи растоптали! Неуважение к собственной истории… предатели… каленым железом… возродить… запретить… и т. п.». Но за окном - не 90-е. Страна уже идет по иному пути и на прежний не вернется. Сложилось сообщество людей, которые не поддавались и не поддадутся очарованию багровых знамен. Так вот, они отмечают событие, состоявшееся 95 лет назад и подарившее нашему времени твердые свидетельства того, как из этого «рая» бежали в ужасе и омерзении 150 тыс. русских людей. Те, кому выпал счастливый шанс - бежать. Так не пора ли склеить позвонки 2-х столетий - XXI и XIX - переболев XX и счастливо излечившись от него?
ЛИЦА РУССКОГО ИСХОДА
Александр Алексеевич Ханжонков (1877–1945)
Один из пионеров русского кинематографа, задолго до революции прославился как создатель множества отечественных кинолент и масштабной сети проката иностранных фильмов. В 1911 г. он выпустил знаменитый фильм «Оборона Севастополя». Между 1917 и 1920 гг. он продолжает снимать фильмы в Крыму, при белом правительстве. Разгром Врангеля приводит его в Константинополь, Ханжонков вновь занимается кинематографией. Рискнув вернуться несколько лет спустя в Советскую Россию, он попал под суд и лишился прав работать в сфере кино.
Анастасия Александровна Бизертская (1912–2009)
Дочь русского офицера в детские годы после Крымской эвакуации была увезена в Бизерту. Более 70 лет она оставалась российской подданной - жила с паспортом беженки, отказываясь принять французское гражданство. Верила, что Россия возродится, стряхнув большевиков. В глубокой старости она посетила Россию, родные места и получила новый паспорт - Российской Федерации. Умерла, оставив книгу воспоминаний о русской общине Туниса «Бизерта. Последняя стоянка».
Генерал Александр Павлович Кутепов (1882–1930)
Убежденный монархист и православный человек, в кровавых боях Февраля 1917 г. до последней крайности отстаивал дело государя Николая II. Во время Гражданской войны он стал не только одним из ведущих белых полководцев, но и личностью, обладавшей безусловным нравственным авторитетом в среде добровольчества. В эмиграции возглавил Русский общевоинский союз, продолжал борьбу с большевиками. В 1930 г. был похищен советскими агентами в Париже, принял мученическую смерть за свои идеалы.
Николай Николаевич Туроверов (1899-1972)
Донской казачий офицер. прошел 3 войны - Первую мировую, Гражданскую и Вторую мировую. Был непримиримым противником большевиков, получил несколько ранений на фронте. После Крымской эвакуации 1920 г. вместе с тысячами других белоказаков отправился на остров Лемнос, а оттуда - во Францию. Прославился в 1920 - 1940 гг. как поэт, выступавший в роли истинного рыцаря Белого дела. Дмитрий Володихин, 02.11. 2015. журнал "Фома" http://foma.ru/russkiy-ishod.html
«ОКТЯБРЬ 1917-ГО НЕ ПРИШЕЛ НЕОЖИДАННО» Накануне годовщины событий октября 1917 г. мы беседуем с князем Зурабом Чавчавадзе о том, случайны ли они были или же трагедию России ХХ в обусловили определенные причины. Советский период российской истории – это повод только для проклятий, или нужно уметь видеть и положительные стороны того времени? И как не допустить возможных очередных страданий Отечества?
– Зураб Михайлович, обернулся ли 1917 г. трагедией для России? Или, может быть, все-таки освобождением от нежизнеспособного общественного строя с его недостатками? Не были ли эти события своеобразной «хирургической операцией» по удалению «раковой опухоли»? – С духовной точки зрения, события 1917 г. явились масштабной катастрофой не только для России, но и для всего вселенского христианства. Потому что с момента крушения Византии вплоть до уничтожения Российской империи наша страна оставалась единственным в мире государством, национальные идеалы которого прочно зиждились на христианском вероучении. В знаменитой уваровской триаде «Православие, самодержавие, народность» принципиально не только то, что Православие стоит в ней на первом месте, но и то, что два других ее члена насквозь пронизаны православным содержанием. Ведь самодержавие здесь обусловлено богоданностью власти Помазанника Божия, а народность мыслится как соборное единение государствообразующего народа, ответственного перед Богом за устроение общенационального дома на христианских основах справедливости и милосердия. С потерей своего статуса всемирного христианского бастиона Россия лишилась апокалиптической функции «удерживающего», развязав тем самым руки апостасийным силам, обрекшим народы мира на неисчислимые страдания в ходе жесточайшего ХХ в. и продолжающим ныне сеять повсюду вражду, разделения, духовное и моральное растление.
Тезис о том, что русская революция, возможно, явилась «освобождением от нежизнеспособного общественного строя с его недостатками», напоминает мне анекдот о гильотине как эффективном средстве от головной боли. Назвать «нежизнеспособным» общественный строй, который обеспечил России небывалый взлет в царствование Николая II, у меня лично язык не поворачивается. А по поводу «устранения недостатков» хорошо высказался великий Столыпин, предвидевший всестороннее процветание России при условии обеспечения ей мирных 20 лет. Понятно, что такое процветание не мыслилось без устранения недостатков. И, наконец, о революции как хирургической операции по удалению «раковой опухоли». Такое сравнение правомерно только, если допустить, что хирургом оказался не доктор-целитель, а медик-изверг, который вместо «раковой опухоли» удалил из организма все его здоровые жизнетворные органы. Так случилось с уникальнейшим русским генофондом, который оказался на грани полного исчезновения после большевистской «операции» по физическому истреблению или принуждению к бегству из страны лучших представителей всех сословий – трудолюбивого крестьянства, образованной аристократии, просвещенного духовенства, предприимчивого купечества, вольнолюбивого казачества, земской, творческой и научной интеллигенции.
И.А. Владимиров. Революция (зарисовки из альбома). 1917-1918.
– Если это была беда, трагедия, катастрофа, то пришла ли она вдруг, незаметно, нежданно-негаданно? Жил себе народ-богоносец, и вдруг беда на него свалилась – можно ли здесь провести какие-то параллели с историей ветхозаветной, а то и с Византией, с христианским Римом? – Беда на народ-богоносец, конечно, свалилась. Только не извне, а изнутри. Народ в своей совокупности, начиная с верхов, средних прослоек и, наконец, в широких массах крестьянства, начал постепенно отходить от традиционных основ жизни, которые веками теснейшим образом были связаны с церковными установлениями, требовавшими поверять свои поступки непреходящими вероучительными принципами. Именно поэтому не можно, а нужно проводить параллели с ветхозаветными и христианскими эпохами, дабы внушать общественному сознанию мысль о том, что любое массовое отступление от божественных заповедей неизбежно оборачивается трагическими событиями в жизни народа Божия. Однако «незаметно, нежданно-негаданно» эти беды приходили только для тех, кого уроки истории переставали учить. Этот момент хорошо исследован в фильме Н.Михалкова «Солнечный удар». Вспомним лучезарного мальчика, который, соблазнившись революционным духом, из ангелоподобного существа превращается в отъявленного убийцу. Эта трагедия одной отдельно взятой личности становится прообразом гигантской трагедии целого народа. И главное здесь в причинно-следственной связи: обе трагедии предопределены фактом отступничества. Для бывшего семинариста, как и для многих «рефлексирующих» (сегодня их назвали бы «креативными») и духовно оскудевших интеллигентов, трагические события в России действительно явились незаметно. Но были и другие русские люди, которые не порывали с жизнью во Христе. Они неустанно призывали общество задуматься и предупреждали о неотвратимости Божией кары за отступничество.
– Святитель Феофан Затворник писал в конце ХIХ в.: «Знаете ли, какие у меня безотрадные мысли? И не без основания. Встречаю людей, числящихся православными, кои по духу вольтериане, натуралисты, лютеране и всякого рода вольнодумцы. Они прошли все науки в наших высших заведениях. И не глупы и не злы, но относительно к вере и к Церкви никуда негожи. Отцы их и матери были благочестивы; порча вошла в период образования вне родительского дома. Память о детстве и духе родителей еще держит их в некоторых пределах. Каковы будут их собственные дети? И что тех будет держать в должных пределах? Заключаю отсюда, что через поколение, много через два, иссякнет наше православие». Кричали о предстоящей беде и святой праведный Иоанн Кронштадтский, и святитель Игнатий (Брянчанинов), и великие русские писатели. Чем же, на ваш взгляд, была вызвана их тревога, предчувствие грядущей катастрофы? Ведь Русь, Россия может, наверное, служить достойным примером мужественного и христианского перенесения всевозможных материальных трудностей – какие причины побуждали наших святых со скорбью говорить о предстоящем времени?
Демонстрация в Петрограде.18 июня 1917.
– Именно этих перечисленных вами русских святых я и имел в виду, когда говорил о тех, кто тревожился за судьбы русского Православия. К ним бы я еще добавил и Оптинских старцев, и большинство наших знаменитых славянофилов. Их тревога была основана как раз на умении извлекать уроки из горьких исторических примеров как ветхозаветного, так и христианского периодов, не исключая и тех печальных страниц отечественной истории, которые связаны с междоусобицами русских князей и Смутным временем. С великим сожалением следует признать, что большая часть русского дореволюционного общества не прислушалась к тревожным предупреждениям наших духовных гигантов, лишний раз подтвердив справедливость известного положения о том, что «нет пророков в своем отечестве». Не могу не согласиться, что, действительно, Россия не раз являла образцы стойкого христианского несения тяжелого креста, когда на нее обрушивались всевозможные материальные невзгоды и трудности. Но этот факт ни в коей мере не мог ослабить тревогу наших святых, со скорбью возвещавших о предстоящих временах. Потому что скорбели и тревожились они не об изъянах в чертах русского характера, таких как, скажем, малодушие, слабоволие или трусость, а о верности народа Христу и Его учению. Именно в этом они усматривали главное призвание русского православного человека. А всё усиливавшееся с каждым поколением пренебрежение этим призванием и побуждало их скорбеть о грядущем. Кстати говоря, та же озабоченность хранением верности Христову учению звучит и из уст практически наших современников, прославленных ныне в сонме российских Новомучеников и Исповедников. В своих наставлениях пастве и в письмах духовным чадам из заточения они постоянно призывали укреплять веру, учили не искать иных причин воцарившегося безбожия, кроме оскудения на Руси веры православной, и говорили, вслед за преподобным Серафимом Саровским, о важности стяжания «духа мирного» как залога не только личного спасения, но и восстановления православного отечества на путях духовного возрождения.
– В советское время страна достигла многих успехов, начиная с электрификации (газификация, правда, отстает) и кончая освоением космоса и прочая, и прочая, – этим всем мы можем гордиться. Так, может быть, именно благодаря советской власти были достигнуты эти успехи? Да, ценой, как говорят, многочисленных жертв, но, может, они оправданны, эти жертвы?
Строительство Беломорско-Балтийского канала
– Как бы ни относиться к советской власти, трудно не признавать тех объективных успехов, которых ей удалось достичь. Зацикленные на ненависти к этой власти люди нередко высказываются в том смысле, что успехи-то достигались вовсе не благодаря, а вопреки ей, имея в виду, что народные таланты, воля, трудолюбие и энтузиазм делали свое дело наперекор беспомощной гос. власти. Трудно себе, однако, представить, как можно, помимо гос.власти, воплотить в жизнь архисложные план ГОЭЛРО или, скажем, ядерные и космические программы? Речь, на мой взгляд, надо вести вовсе не об отсутствии успехов у советской власти, которые она несомненно демонстрировала, а о том, каких успехов добилась бы Россия, скажем, к 1930 г., не случись революции в 1917-м, а значит: а) когда Россия стала бы победительницей в Первой мировой войне; б) когда в ней не произошло бы гражданской войны, революционного террора, оттока и гибели ценнейших людских ресурсов, голода, разрухи, утраты церковных и музейных художественных ценностей и т.п.; в) когда победный дух овладел бы всей нацией и воодушевил бы ее на послевоенное восстановление экономики! Мне представляется, что, вопреки расхожему мнению о том, что у истории нет сослагательного наклонения, подобная постановка вопроса вполне корректна. Именно с этого ракурса становится понятной нелепость идеализации советской власти и умилительных рассказов о том, что «Сталин принял Россию с сохой, а сдал с атомной бомбой». Никакие революционные перемены не в состоянии обеспечить благоденствия и процветания, они всюду деструктивны и всегда отбрасывают страну назад по всем параметрам гос. бытия. Для меня лично отрицательное отношение к советской власти, при всём признании ее объективных достижений, определяется тем, что она продолжила антинациональную линию революции на уничтожение фундаментальных ценностей исторической России и на ликвидацию ее православной первоосновы. Что же касается «оправданности многочисленных жертв», то сошлюсь на глубокую мысль Федора Михайловича о том, что никакие благие, пусть и самые великие, цели не оправдываются слезой даже одного младенца. Я бы предложил говорить не об оправданности жертв, а об их духовном значении в том возрождении веры на Руси, которое сегодня осуществляется и таинственно, и явственно. Поклонимся благодарно их жертвенному подвигу и их молитвам!
– Мы беседуем накануне дня примирения и единения. Вы, как человек, которого напрямую коснулись последствия Октябрьского переворота, можете ли сказать, что и примирение, и единение в нашем обществе есть? Нет ли у вас тревоги за будущее России – не очевидны ли симптомы духовной болезни общества, не слишком ли они похожи на те, что были накануне 1917-го? – Увы, утвердительного ответа относительно воцарения в нашем обществе примирения и согласия я дать не могу. Но не отметить положительных сдвигов в этом направлении не могу тоже. Вспомните лихие 1990-е г. Тотальная либерализация общественных настроений, доведенный до абсурда культ западного образа жизни, низведение высокого патриотического чувства до уровня «последнего пристанища негодяев», шельмование человека в военной форме вне зависимости от его ведомственной принадлежности, идеализация поколения, «выбравшего пепси», разнузданная пропаганда насилия и разврата. Какому оптимисту-мечтателю могло тогда прийти в голову, что спустя всего-то 10 лет это самое общество подавляющим (более 80%) большинством изберет своим национальным лидером человека, публично и последовательно низвергающего все эти уродливые антирусские и антиправославные псевдоценности?! И всё же вы правы относительно присутствия тревоги за будущее России. Духовное состояние нынешнего общества действительно напоминает ситуацию накануне 1917 г. Но утешают 2 обстоятельства. Во-первых, тот неоспоримый факт, что доморощенные горе-либералы, алчно понаслаждавшись властью в 1990-е г., напрочь и надолго дискредитировали либеральную идею в умах и сердцах наших современников. И, во-вторых, фактор прогрессивно растущего числа молодых людей, наполняющих православные храмы по всей Руси великой. Эти 2 обстоятельства принципиально отличают предреволюционную ситуацию от нынешней. Они же, на мой взгляд, явились первопричиной сокрушительного краха «белоленточной» пятой колонны: либеральные лозунги всем изрядно поднадоели, а молодежь в основной своей массе отказалась поддержать «болотное» движение.
– Ваше мнение: предотвратима ли возможная катастрофа? Что можно сделать, чтобы ее не допустить? – Нам заповедано не унывать и жить по принципу «поступай по-христиански и будь, что будет». Попустит ли Господь катастрофе обрушиться на русскую землю, если на ней, как в былые добрые времена, будут подвизаться праведники? Вопрос, на мой взгляд, риторический. А праведники – это ведь не только те, кто уходит из мира на подвиг отшельничества, затвора и молитвы. Это и активно живущие в миру добросовестные труженики, воспитывающие и обучающие детей, защищающие отечество, исследующие тайны мироздания, создающие облагораживающие душу произведения искусства, добывающие полезные ископаемые, то есть люди самых обычных профессий, но живущие со Христом, сторонящиеся греха и соблюдающие главную Христову заповедь о любви к Богу и ближнему. Таких людей у нас по всей стране, слава Богу, многие тысячи. Подобное соработничество русских людей с Божиим замыслом о сотворенном мире – основа нашего упования на благовремение и торжество вечных христианских истин. Беседовал Петр Давыдов 06.11. 2015. Православие.ру http://www.pravoslavie.ru/jurnal/87444.htm
|
|
| |
Валентина_Кочерова | Дата: Суббота, 28 Ноя 2020, 13:30 | Сообщение # 2 |
Группа: Администраторы
Сообщений: 7147
Статус: Offline
| «МЫ НЕ В ИЗГНАНИИ – МЫ В ПОСЛАНИИ»
4 декабря 2016 г. во французской столице был освящен новый кафедральный Троицкий собор на территории Российского православного духовно-культурного центра на набережной Бранли. Это событие многие называют историческим.
Мы поговорили с князем А.А. Трубецким, председателем «Ассоциации Императорской Гвардии», ярким представителем русской диаспоры в Париже, о значении этого события для России и Европы, русской идее и русской эмиграции.
– Александр Александрович, вы присутствовали как за богослужением, так и на самой церемонии освящения храма. Как бы вы охарактеризовали произошедшее? – Слово «историческое» имеет здесь особое значение. Для каждого отдельного человека какое-то событие может быть названо историческим, а вот то, что случилось в столице Франции – теперь в середине Парижа стоит храм с культурным и духовным центром – это не для нас, это не для наших детей и внуков, но это по-настоящему историческое событие для многих поколений людей вперед, которые будут проезжать мимо этого храма, по набережной Сены, где недалеко расположен мост Александра III, а напротив него – мост Альма, который напоминает о первом сражении времен Крымской войны. Так что, действительно, сейчас Россия находится, можно сказать, в центре Парижа. Особенно же – православная Россия. Поэтому это событие действительно можно назвать историческим событием.
- Когда мы сегодня в России говорим о Франции, конечно же, вспоминаем «волны» русской эмиграции: первую, вторую и последующие… Уходят люди, уходит, если можно так выразиться, «русская часть» сегодняшней Франции. Сказывается ли это как-то на наших взаимоотношениях с французами, на том, что действительно происходит сегодня во Франции - стране некогда христианской и отчасти «русской»? - То старое поколение, которое покинуло некогда Россию, его фактически уже нет. Я, например, представляю второе поколение эмиграции, но есть уже и третье, и четвертое поколения нашей эмиграции. Самое удивительное, я считаю, то, что первое поколение русских действительно смогло передать многим своим потомкам память о России, значение ее, понятие «русская идея». То понятие русской идеи, о которой писали Ильин и Бердяев, о котором начинал писать Соловьев. Про русскую эмиграцию, я считаю, замечательно сказал Бунин: «Мы не в изгнании – мы в послании». В том храме, который освящал Патриарх Кирилл, со мной рядом стояло очень много потомков, храм был полный, а молитвенное настроение охватывало такое, что я стоял во время Литургии и представлял, что это совсем не первая служба, не освящение храма, а будто бы служба здесь совершается уже давно, что мы молимся в намоленном русском храме. Я думаю, что это тоже связано с тем, что мы как потомки ушедшей уже русской эмиграции получили их «послание» с такой силой, что мы ясно осознаем себя носителями этой русской идеи, у нас есть понимание того, что ее необходимо защищать, что ее необходимо пропагандировать и объяснять во Франции и вообще в Европе, где сейчас постепенно забывают Бога. Следовательно, забывают все значение наших общих христианских корней европейских. Поэтому сегодняшнее историческое событие, думаю, – это некий знаковый сигнал: чтобы они не забывали, что даже такие чудеса, как освящение нового русского храма, могут происходить в такой исторический период, когда люди забывают Бога и забывают веру. Об этом в произнесенной проповеди ярко говорил Патриарх Кирилл. Он подчеркнул, что в России сто лет тому назад случилось то, что люди захотели создать какой-то новый порядок, основанный на человеческой мысли, но не на Божией мысли. И эту мысль он последовательно развивал. Я видел, как у людей, слушавших это слово Патриарха, на глазах выступали слезы…
– Очень много копий было сломано по поводу предполагаемого строительства этого культурного центра и храма еще до того, как этот проект был осуществлен. Ругали и архитектуру и говорили, что она нетрадиционна для центра Парижа, что это чудовищно, некрасиво, не органично для Франции вообще. Как бы вы оценили, даже с художественной точки зрения, то, что предстало вашему взору? – Если говорить о художественной части, то мне посчастливилось войти в группу сподвижников, которым уже с 2004 г. начали говорить о том, что надо было бы построить храм в Париже, потому что наша епархия не имеет своего собора. Собор на улице Петель, который нами использовался до сих пор, представляет собой совсем маленькую церковь, построенную еще эмигрантами. Вначале она располагалась в гараже, потом она фактически переместилась внутрь одного дома. И, конечно, для развивающейся русской диаспоры нужен был настоящий храм, настоящий кафедральный собор. Мне также посчастливилось участвовать в проекте в качестве члена жюри при выборе вариантов храма. И потом я сталкивался со всеми трудностями осуществления проекта. Все они проходили у меня на глазах. Первые трудности были, когда появлялись такие проекты, осуществление которых было бы просто оскорбительным. А их продвигала, между прочим, в том числе, и мэрия Парижа. Они были даже не просто оскорбительными, но, вероятно, даже и кощунственными. И вот, против этого нам надо было бороться. Надо было бороться и против того, чтобы не прошли проекты, которые вообще не напоминали о том, что такое русская церковь.
Надо было бороться с тем, что было сказано: «Храм должен стоять так, чтобы его было не видно». А получилось совсем наоборот: его сейчас со всех сторон прекрасно видно, так что это тоже победа! То, что он не соответствует вполне тому, к чему мы традиционно привыкли, это можно понять. Ведь понятно, что в центре Парижа было бы нецелесообразно построить, например, Успенский собор или храм классической русской церковной архитектуры. Была идея (ее поддерживал даже сам Святейший Патриарх), чтобы присутствовал при строительстве стиль XXI в. Так и получилось: смесь модернизма с традиционными, видными снаружи, золотыми куполами, напоминающими о том, что это – храм Божий.
Внутри собора пока поставили временный иконостас, постепенно начинаются росписи стен, затем будет окончательный иконостас из мрамора. Можно уже сказать, что внутри храм будет очень привлекательным, очень теплым. В храме хорошая акустика, за богослужением пели два хора – хор нашей Корсунской епархии и хор наших семинаристов. Был, конечно, и хор самого духовенства, который вступал в богослужение, когда это положено по уставу. И я думаю, что те люди, которые критиковали и ругали наш проект, называя его слишком современным, каким-то «каменным блоком», сами присутствуя на службе, были под впечатлением всего произошедшего и постепенно изменили свое мнение.
– Храм довольно вместительный, как вам кажется, кто будет его прихожанами? – Да, он вместительный. Сначала, я думаю, будет такой период энтузиазма, когда люди будут приходить туда или из любопытства, или чтобы узнать новый приход. Но, думаю, все это утрясется. Кроме того, не забывайте о том, что во Францию сейчас приезжают новые поколения эмиграции, много у нас и смешанных семей, в которых родители водят детей в церковь. Если сравнить наш новый собор с католическими храмами – они большие и часто пустые. Что же касается наших церквей – они всегда полны. Их всегда посещает достаточно большое количество прихожан. Думаю, что так будет и впредь.
– Благодарю вас, дорогой Александр Александрович! В конце нашей беседы хотел бы услышать несколько слов от вас как от представителя русской эмиграции – от человека, который видит нас со стороны, но помнит вот это «послание», о котором вы уже сказали. И не просто помнит, но несет, сохраняет его для России. На будущий год мы вспоминаем столетие этой страшной большевистской смуты, когда рухнула православная Империя. Что бы сегодня ни происходило на политической арене, мы все-таки пытаемся услышать и сказать правду, пытаемся «собрать камни» старой России. Какой бы вы могли дать «прогноз» для сегодняшних православных людей, живущих в России? – Не прогноз, а рекомендацию, если мне будет позволено это сделать. Меня, может быть, обвинят в недостаточном смирении, но я хотел бы всем напомнить: после Смутного времени Православная Церковь всегда совершала Чин покаяния. Покаяние – это не просто попросить прощения в содеянном грехе, это – прийти в себя. Понять и осознать то, что было и чего не должно быть в будущем. 2017 г. – столетие русской смуты: я думаю, Россия должна подойти к этой дате с чувством покаяния. Для меня это самое важное, я повсюду защищаю эту идею…
– А в чем бы это могло выразиться, на ваш взгляд? Как это воплотить? – Как воплотить? Недавно я прочел, что на одном православном конгрессе, проходившем в Ставрополе, кто-то выступил и сказал: «А вы знаете, что в свое время Патриарх Тихон получил деньги на то, чтобы выкупить Царскую Семью у большевиков, и эти деньги присвоил?» С одной стороны, мы видим, что идут такие ни на чем не основанные нападения только для того, чтобы кидать грязь в лицо православной России. С другой стороны, я уверен, что мы должны бороться против так называемого «православного сталинизма». Мы должны понять и осознать, чем являлось Православие и чем являлась победа во Второй мировой войне. И чем был Сталин как один из главных действующих лиц богоборчества. Поэтому мы должны подойти к этой дате с чувством осознания всего происшедшего. Не с чувством примирения! С примирением я тоже не согласен! У Куприна есть цитата: «С одной стороны, это была Россия, с другой – Интернационал». Как можно это примирить?! Это принять и примирить трудно! Нужно, чтобы сама Россия покаялась, чтобы впредь в будущем никогда не повторилась та катастрофа, которая ощущается до сих пор, – это, я думаю, самый важный момент. Желаю счастья всем читателям и всем русским людям! Беседовал Николай Бульчук 22.12. 2016. Православие.ру http://www.pravoslavie.ru/99639.html
СОЛЬ ЗЕМЛИ. РОЛЬ И МЕСТО СТАРЧЕСКИХ ДОМОВ В КУЛЬТУРНОМ НАСЛЕДИИ БЕЛОЙ ЭМИГРАЦИИ Это безусловно обширная и до сих пор совершенно не исследованная тема. Дома для престарелых русских эмигрантов, или, как их называли прежде, «старческие дома» – особая страница в не написанной еще подробной и правдивой истории первой послереволюционной волны русской эмиграции. Этот рассказ о русских старческих домах еще ждет своего часа. И моя статья - рассказ живого свидетеля ушедшей в прошлое эпохи, который просто хочет поделиться своими воспоминаниями, наблюдениями и кое-какими выводами. Я смело могу утверждать, что на сегодняшний день я единственный человек на Западе, который многое может рассказать об этих домах и их пансионерах. Я не просто остаюсь сегодня последним свидетелем; я и 40 лет тому назад был единственным молодым французом-славистом, который не просто академически заинтересовался, но и с головой погрузился в исследование наследия русских белоэмигрантов и их вклада в отечественную и мировую культуру, философию, литературу. Мое повествование лучше всего строить в хронологическом порядке.
Итак, первый русский старческий дом, который мне довелось посетить, находился в Каннах, недалеко от центра, в фешенебельном районе. То был большой четырехэтажный особняк Le Régina, окруженный парком. Напротив через дорогу разместился филиал – дом поменьше.
Поблизости на бульваре Александра III высилась русская православная церковь Св. Архангела Михаила Архистратига, освещенная в 1894 г. В этих двух домах, благодаря Толстовскому фонду и А.Толстой, дочери Л.Н.Толстого, в конце 50-х годов нашли приют более ста русских апатридов с нансеновским паспортом главным образом из русского Китая, из Харбина и Шанхая. Это был островок ушедшей России на чужбине, и конечно была русская библиотека и домовая церковь с иконостасом работы известного художника и иконописца Д.С. Стеллецкого, перевезенным из русской церкви, построенной казаками Лейб-Гвардии Атаманского полка в рабочем предместье Канн Ла Бокка после ее закрытия.
Я лично знал оперного певца В.И. Каравья (скончался в Каннах в 1969 г.) и балерину Ю.Н. Седову, солистку Мариинского театра. Несмотря на свой преклонный возраст, Юлия Николаевна продолжала преподавать, и ее ученицы неизменно принимали участие в ежегодных праздниках русской культуры, устраиваемых отцом Игорем Дулговым (1923-2003), молодым настоятелем Храма Михаила Архангела, ставшим на старости лет архиепископом Серафимом. Я сам принимал участие в этих спектаклях, 45 лет тому назад, страшно подумать!, - играл роль Лжедимитрия в сцене у фонтана в «Борисе Годунове». Конечно, были там и военные - офицеры царской и добровольческой армии; один из них, мой добрый знакомый, был библиотекарем старческого дома. Конечно, были там и военные - офицеры царской и добровольческой армии; один из них, мой добрый знакомый, был библиотекарем старческого дома. Другой старческий дом - русского Красного Креста был в Ницце. Сейчас в нем доживает Нина Гейт, родственница М.Булгакова, мать теперешнего настоятеля Св.Николаевского собора. Сразу признаюсь, что я там не бывал.
С 1964 г. я часто посещал еще один русский уголок на чужой стороне - «Русский Дом» Братства Св.Анастасии в Ментоне. Этим домом заведовал мой тесть, А.Д. Зербино, инженер-химик по профессии, доброволец Белой армии, воевавший против красных вместе с будущим писателем Гайто Газдановым. Поблизости находится изящная Скорбященская церковь, освященная в 1883 г., где висят замечательные иконы Д.С. Стеллецкого. В этом приюте, основанном еще задолго до революции, тогда жило много интересных людей. В их числе - военный писатель Е.Масловский (1876-1971), генерал-майор Генштаба, помощник генерала Н.Юденича, с 1940 г. заведовавший в Ницце церковной библиотекой на улице Лоншан. Доживала там свои дни и Е.П. Достоевская, супруга писателя, которая скончалась в Ницце в больнице 3 мая 1958 г. В 1999 г. в Петербурге вышла ее книга «Письма из Maison Russe», написанная в соавторстве с А.Фальц-Фейн. При мне сюда переехала на жительство и прекрасная художница А.А. Дюшен-Волконская (род. в Петербурге в 1891 г.). В 1922 - ом она оказалась во Франции, а уже в 1927 г. у нее была персональная выставка в престижной галерее на улице Сены; выставлялась она на Осеннем салоне и салоне Независимых. Ее работы были показаны на выставке русского искусства 1932 г. в галерее Ла Ренессанс. Сохранился замечательный каталог выставки с обложкой И.Билибина, где воспроизведены все выставленные картины.
В этом Доме, в гостиной которого был красный угол с иконами и лампадой и где висели портреты царя, императрицы и наследника Алексея, а также большая фотография Иоанна Кронштадского с его автографом, я часто встречался и со старыми парижскими друзьями: актерами В.Субботиным, С.Гурейкиным (умер в Ментоне в 1979 г.), историком И.Бобарыковым (1890-1981). В.Субботин был в Париже актером «Интимного театра» Дины Кировой и одновременно фотографом. Он подарил мне сделанную им художественную фотографию И.Бунина с надписью ему. В гостеприимный дом бывшего штабс-капитана С.Гурейкина я часто приходил в бытность его в Париже, где он жил с супругой Марией Владимировной на улице Мадемуазель в 15-м «русском» округе. Гурейкин был учеником Н.Массалитинова, играл в Русском драмтеатре в зале на авеню Йена; после войны он выступал как конферансье и чтец-декламатор. Его репертуар включал произведения Н.Тэффи, А.Аверченко, М.Зощенко, А.Пушкина, А.Чехова, И.Бунина. Он часто выступал в Русской консерватории им. Рахманинова на литературных вечерах, устраиваемых эмигрантским союзом писателей и журналистов под бессменным председательством Б.Зайцева. Как и его сосед И.И. Бобарыков, до глубокой старости он зарабатывал на хлеб насущный ночным таксистом в Париже вплоть до переезда на Лазурный берег. В той же тихой ментонской пристани доживал свой век корнет, бывший кадет Суворовского кадетского корпуса С.Г. Двигубский (1897-1981), с которым я не раз встречался и беседовал о судьбах России.
Был еще один Русский дом, тоже Толстовского фонда, на юге в городе Сен-Рафаэль с русской православной церковью, построенной там же в саду уже после Второй мировой войны, но там я не бывал. В русские старческие дома под Парижем я попал позже, в 1967 г., благодаря И.Одоевцевой, с которой я познакомился на Пасху у патриарха русской словесности Б.Зайцева (ул.де Шалэ в Пасси). Она меня пригласила в Ганьи в Русский дом Общества «Быстрая помощь», в котором жила уже давно. Именно там, на востоке от Парижа, я познакомился с поэтом и критиком Ю.Терапиано (1892-1980) и его музой - поэтессой А.С. Шиманской (1903-1995). Там же мне довелось общаться с казачьим поэтом Н.Евсеевым (1891-1974), участником мировой и гражданской войны, выпустившим в эмиграции два сборника стихов: «Дикое поле» (1963) и «Крылатый шум» (1965).
И..Махонин и И.Одоевцева
Другое незабываемое знакомство - инженер-конструктор И.И. Махонин (1895-1973), женат на артистке Ермоленко-Южиной, в свое время друживший с К.Коровиным и Ф.Шаляпиным. Он был гениальный изобретатель, волею неисповедимой судьбы закончивший свою фантастическую жизнь в этом же Доме. В Ганьи образовался самый настоящий литературный цех. Так, Ю.Терапиано был присяжным литературным критиком газеты «Русская Мысль», куда каждую неделю отправлял рецензию или статью. Он вел обширную переписку со многими литераторами Зарубежной России. Это по его настоянию И.Одоевцева (1895-1990) стала писать свои воспоминания, сначала книгу «На берегах Невы», а потом второй том «На берегах Сены», отрывки которых печатались в «Русской Мысли», а также в нью-йоркском «Новом Русском Слове» и в «Новом Журнале». Без старческого дома в Ганьи, где все они жили спокойно на всем готовом, может быть, эти замечательные памятники мемуарной литературы ХХ в. так и не увидели бы свет. Одоевцева и Терапиано широко печатались не только в парижском журнале «Возрождение», но и в канадском «Современнике», в мюнхенском альманахе «Мосты» и, конечно, в «Новом Журнале». Тогда же они выпустили по четыре сборника стихов - одним словом, жили, как говорится, «интенсивной творческой жизнью». Своими воспоминаниями о литературной жизни довоенного русского Парижа и о блистательном русском Монпарнасе 20-х и 30-х годов они охотно делились со мной, молодым французским славистом.
Считается, что в старческих домах по идее грустно и тихо. А вот в Ганьи бывало очень весело. И.Одоевцева умела превращать будни в праздники. Благодаря ей там непрестанно устраивались литературные встречи, на которые приезжали друзья из Парижа. В их числе - художница и писательница Е.Рубисова с богатым мужем, который тоже писал и прозу, и музыку; появлялась и поэтесса С.Прегель. А с 1971 г. я стал устраивать у себя Медонские вечера под бессменным председательством Ю.Терапиано. Непременными участниками этих вечеров были: И.Одоевцева, художники Ю.Анненков, С.Шаршун, М.Андреенко, Д.Бушен, Н.Исаев, Е.Рубисова, критик С.Эрнст, поэт А.Величковский, писательница Н.Ровская, писатели В.Варшавский, Я.Горбов. Недалеко от Ганьи в городке Шелль в старческом доме Русского Красного Креста доживал свой век поэт В.Мамченко (1901-1982), завсегдатай «Зеленой лампы» Мережковских, которому З.Гиппиус посвятила стихи «Последний круг» и называла «другом номер один». Он был дружен с Л.Шестовым, Н.Бердяевым и А.Ремизовым. Мы с Ю.Терапиано (и иногда с И.Одоевцевой) частенько его навещали. Бывал я и в Инвалидном доме в северном парижском пригороде Монморанси, где я встречался с директором капитаном В.Рагимовым, который очень трогательно мне подарил царские ордена. Дожив до 90 лет, как многие его сверстники и соратники, он теперь покоится на русском кладбище в Сент-Женевьев-де-Буа рядом с памятником-часовней русским воинам, служившим в рядах французской армии в годы Второй мировой войны.
Неподалеку, в пригороде Нуази-ле-Гран, был еще один Русский дом для призреваемых, основанный матерью Марией, в котором скончался К.Бальмонт, но в нем я не бывал. На западе от Парижа, в Кормей-ан-Паризи, и по сей день находится большой старческий дом Земгора. Там жили драматическая актриса Е.Рощина-Инсарова (1883-1970), которая играла на сцене Малого и Александринского театра и известный художник Н.Зарецкий (1876-1959), который даже устроил там несколько выставок своих работ. Позже я навещал художника А.Орлова (1899-1979), ученика С.Мака и друга С.Шаршуна, который меня с ним и познакомил. Также бывал я там у известной оперной певицы М.Давыдовой (1889-1987), артистки театра Музыкальной драмы (1912-1918), которая пела в Париже в театре Елисейских полей вместе с Ф.Шаляпиным. Ну и, наконец, о самом известном из старческих домов - о «Русском Доме» в южном пригороде Парижа, в Сент-Женевьев-де-Буа. В этом прославленном приюте жили художники: Д.Стеллецкий (1875-1947), Н.Исцеленнов (1891-1981) с супругой, художницей М.Лагорио (1893-1979), с которыми я дружил еще когда они жили в Париже в Латинском квартале, недалеко от Монетного двора. Бывал я и у жившего там искусствоведа и бывшего хранителя Национального музея в Фонтенбло Б.Лосского (1905-2001), кавалера ордена Почетного легиона, сына философа Н.Лосского (1870-1965), умершего в этом же доме, и у писательницы и журналистки З.Шаховской (1906-2001), вместе с которой я смог подготовить к печати и издать в 1981 году «Русский Альманах» - подлинный памятник русской культуре в изгнании. К сожалению, когда кончились деньги, вырученные от продажи ее архива американскому меценату Томасу Уитни, племянники Зинаиды Алексеевны - И.Набоков и Д.Шаховской -насильственно отправили ее в этот дом, где директором была «красная» княгиня А.Мещерская.
|
|
| |
Валентина_Кочерова | Дата: Суббота, 28 Ноя 2020, 13:38 | Сообщение # 3 |
Группа: Администраторы
Сообщений: 7147
Статус: Offline
| З.А. Шаховская (Париж)
Несмотря на свой преклонный возраст Зинаида Алексеевна, офицер ордена Почетного легиона, три раза оттуда убегала, ведь она, свободолюбивая и непокорная и на склоне дней, насилия над собой не могла вынести и минуты! Грустен конец этой мужественной, энергичной и талантливой женщины. В таких домах, что естественно, доживали век русские бездетные эмигранты, у которых зачастую просто не было иного выбора. И все же, благодаря этим старческим домам, русские творческие люди смогли общаться с миром, поняв исторический заказ, писать мемуары. Этому блестящий пример воспоминания актрисы Суворинского Малого театра в Париже основательницы «Интимного театра» Д.Кировой (1886-1982) «Мой путь служения Театру», написанные в «Русском доме» в Сент-Женевьев-де-Буа, где она провела 36 лет. Эти мемуары были наконец изданы в 2006 г. благодаря стараниям моей помощницы В.Кошкарян - за что ей большой читательский поклон.
Перед этими обитателями старческих домов - хранителями памяти - должна почтительно склониться мемуаристика русского зарубежья. Сколько воспоминаний было там написано! Сколько писем оттуда было отправлено - друзьям, коллегам, товарищам по перу или по оружию, которых судьба разбросала по всему миру. У этих адресатов порой - великие имена, порой безвестные. Но эти письма, все, без исключения, бесценны, ибо составляют часть эпистолярного наследия Белой эмиграции. Практически, литературы о старческих домах до сих пор нет. В книгах о русской эмиграции, которые сейчас выходят в таком невероятном количестве, старческим домам тоже места пока не уделено, а жаль, ведь эта тема очень большая, сугубо «русская». И здесь рассчитывать на французских исследователей не приходится: они, увы, как не интересовались, так и не интересуются этим пластом русской культуры ХХ в. В свое время все они делали ставку на СССР и игнорировали, часто презирали, а иногда открыто ненавидели белых эмигрантов, которых, подпевая Советам, клеймили «жалкими отщепенцами», «обломками империи», то бишь ненавистной им царской России. Французские профессора-слависты так ни разу и не пригласили выступить перед студентами Сорбонны или Института восточных языков и цивилизации ни И.Одоевцеву, ни Ю.Терапиано, ни даже Б.Зайцева, Г.Адамовича, В.Вейдле, Ю.Анненкова, С.Шаршуна. По шкурным интересам предпочитали приглашать и ублажать лекторов из СССР, разных литературоведов «в штатском» и прочих эмиссаров-комиссаров. Отчего открестилась от этих людей доцент Сорбонны В.Лосская, дочь православного священника? А где был доцент университета Париж Х Н.А. Струве, внук П.Б. Струве? До конца 80-х годов он не обращал внимания на культурное наследие первой эмиграции, которое он игнорировал и прозевал.
Простой пример, когда Б/Зайцев был жив, Струве ни разу его не навестил и отказывался от его приглашений на литературные вечера. Это уже потом, в конце перестройки, когда стало безопасно и выгодно, эти недостойные «дети эмиграции» стали вдруг интересоваться, а тогда... Не говоря уже об университете Париж VIII - там-то десятилетиями царствовали коммунисты и правила бал инфернальная пара - члены ФКП проф. Клод Фриу, автор позорной книги о В.Маяковском, и его бездарная жена Ирэн Сокологорская. Оба - ректоры этого «красного» университета, ненавидели лютой ненавистью Белую эмиграцию и естественно, не брезгали печататься в одиозной советской газетенке «Голос Родины» и в журнале ассоциации «Франция – СССР», издания известно каких ведомств. И иже с ними, с позволения сказать, «коллеги» - махровые коммунисты и их попутчики От них зависела карьера детей и внуков белоэмигрантов, их продвижение, повышение и, конечно, зарплата и пенсия. Из страха потерять все это, они вынуждены были молчать и не высовываться. Черная книга французской славистики, ее компромиссов с советской властью, ФКП (и зачастую КГБ) до сих пор не написана, да и вряд ли написана будет. Этому постараются всячески помешать те, кто так активно мешали на протяжении десятилетий сохранению памяти о бесценном культурном наследии Белой Эмиграции - в угоду большевикам. Но нет худа без добра. Тем самым они оставили историкам сегодняшнего дня Свободное Поле. Я же сохраняю о всех этих белых эмигрантах благодарную память. Ведь они все – великие, неизвестные и великие известные – оставались до конца подлинными российскими интеллигентами, доброжелательными, чистыми, наивными идеалистами – тургеневскими «лишними людьми». И эти «лишние» – соль земли. Герра Ренэ Ницца, 25.10. 2008. журнал "Иные берега" http://www.inieberega.ru/node/212
Кутепов Александр Павлович, (1882 – 1930), генерал, военный деятель
Кумиром молодого Саши Кутепова был герой Шипки и Плевны генерал Скобелев. После военного училища Кутепов уходит в действующую армию на русско-японскую войну и служит в разведке. Три ордена – это оценка тогдашних его заслуг, но главная награда – перевод в знаменитый лейб-гвардии Преображенский полк, где к 1911 г. он стал штабс-капитаном. Ему доверяют воспитание молодых унтер-офицеров полка, с чем он блестяще справляется. В годы Первой мировой Кутепов уже полковник гвардии, командир батальона преображенцев, а затем и всего полка. В боях получил три ранения, имел несколько наград. По словам современников, "имя Кутепова стало нарицательным. Оно означает верность долгу, спокойную решительность, напряжённый жертвенный порыв, холодную, подчас жестокую волю и… чистые руки - и всё это принесённое и отданное на служение Родине". В декабре 1917 г. полковник Кутепов собственным приказом расформировал Преображенский полк, не считая возможным служить при власти большевиков. С группой офицеров уезжает на Дон. Активный участник Добровольческой армии с самого начала ее формирования, он участвовал в "Ледяном походе" 1918 г., командовал Корниловским полком. После взятия Белой армией Новороссийска был произведен в генерал-майоры и назначен черноморским генерал-губернатором. В 1919 г. он был командиром корпуса в армии А.И. Деникина, потом возглавил Добровольческую армию, затем командовал 1-й армией у П.Н. Врангеля. В 1920-ом с остатками врангелевской армии эвакуировался из Крыма в Галлиполи (Турция). Галлиполийский лагерь представлял собой узкую полоску земли между проливом и невысокими горами, отведенной для русских войск правительством Турции. По лагерю ходили хмурые люди в шинелях, собирали щепки для костров и продавали на местном базаре личные вещи. Честь уже не отдавалась, еще несколько дней, и от армии не останется и следа... Казалось, что все уже потеряно. Кутепов был единственным, кто мог что-то изменить. Он приказал строить лагерь по уставам Русской Императорской Армии. Снова поддерживал дух и вел себя так, словно за ним не корпус эмигрантов, а родной Преображенский полк. Ставились полковые палатки, строились церкви, появились библиотека, театр, баня и лазарет, склады и мастерские, гимназия и детский сад, спортивные и технические кружки, фотография и литографический журнал. Части постепенно сплачивались в своеобразный Белый Орден, была видна всеобщая тяга к очищению.
Нелегко жилось в Галлиполи: вставали в шесть утра, завтракали и шли на работы или на учения, а рядом был Константинополь, где многие русские беженцы быстро опускались на дно... Но армия продолжала существовать. Впервые в истории люди, лишенные Отечества, начали строить его на чужой территории, сохранив себя как национальное целое. По словам очевидцев "русское национальное чудо совершилось в несколько месяцев, при самых неблагоприятных условиях, остатки армии генерала Врангеля создали крепкий центр русской государственности на чужбине, блестяще дисциплинированную и одухотворенную армию...". В 1924 году генерал Врангель образовал Русский Общевоинский Союз (РОВС), который связал в одну организацию всю русскую военную эмиграцию. Кутепов переехал в Париж и возглавил работу по засылке добровольцев для подпольно-диверсионной деятельности в "красной" России. Но здесь его ждал провал. На "невидимом фронте" ГПУ оказалось хитрее и сильнее. РОВС был опутан сетью большевистских агентов, которые фактически им манипулировали (операции "Трест", "Синдикат-2"). На самого Кутепова готовили покушение. 26 января 1930 г. он был похищен в Париже агентами советской разведки. По одним версиям он скончался "от сердечного приступа" на советском корабле по пути из Марселя в Новороссийск, по другим умер еще в Париже, вступив в борьбу с похитителями.
На кладбище Сент-Женевьев-де-Буа находится символическая (пустая) могила генерала Кутепова, а где он в действительности погребен, до сих пор неизвестно. Могила входит в Галлиполийский мемориал. Это не братское захоронение - организация бывших военных выкупила участок, где установили общий памятник героям Белого движения, а вокруг него под однотипными надгробиями захоронены офицеры, служившие в разных частях, иногда также и их родственники. Таких мемориалов на кладбище несколько.
Кудрявцев Василий Васильевич (1890-1968) Кудрявцев Николай Васильевич (1888-1963) Добровольцы Русской Северной армии из г. Опочка Псковской губернии
Оболенская Вера Апполоновна (ур. Макарова Vicky) (24.06. 1911 – 04.08. 1944) княгиня
Княгиня, манекенщица, участник Сопротивления, поэтесса, лейтенант Французской армии, кавалер орденов Почетного легиона и Отечественной войны I-й степени, она попала во Францию девятилетней девочкой, вращалась в кругах "золотой" молодежи в 1917 г., стала княгиней Оболенской в 1926-ом и участницей французского Сопротивления в 1940-ом. В подполье была известна как «Вики». Входила в «Гражданскую и военную организацию» (OСM), которая занималась разведывательной деятельностью, а также организацией побегов британских военнопленных. Обладавшая феноменальной памятью Оболенская была генсекретарём ОСМ, в её ведении находилась связь с другими подпольными группами и деголлевским командованием в Лондоне. С 1943 г. ОСМ начала работу с советскими военнопленными. Занимался этим муж Вики князь Николай Оболенский (кличка "Ники"). В конце декабря 1943 г. гестапо арестовало В.Оболенскую. В тюрьме ей долгое время удавалось вводить следователей в заблуждение, а потом она вообще отказалась давать какие-либо показания, получив прозвище "Princessin ich weiss nicht" ("княгиня Ничего-Не-Знаю"). После высадки союзников в Нормандии ее перевезли в Берлин. 4-го августа 1944 г. Вера Апполоновна обезглавлена в тюрьме Плетцензее, тело ее после казни было уничтожено.
Личинко Максим Николаевич (28.04. 1893 – 02.03. 1969) поручик Алексеевского пехотного полка. Личинко Наталия Ивановна (ур. Дехтярева) (11.08. 1896 – 09.05. 1965) сестра милосердия, супруга М.Н. Личинко Брикар Ольга Максимовна (Личинко) (15.10. 1918 – 15.01. 2000) дочь М.Н. и Н.И. Личинко
|
|
| |
Валентина_Кочерова | Дата: Суббота, 28 Ноя 2020, 21:33 | Сообщение # 4 |
Группа: Администраторы
Сообщений: 7147
Статус: Offline
| Смирнов Михаил Николаевич (5.08.1861 - 18.04.1933) генерал-лейтенант Смирнова Ольга Николаевна (1873 – 08.12. 1935), вдова генерал-лейтенанта М.Н.Смирнова
Происходил из известной казачьей дворянской фамилии Войска Донского. Служил в лейб-гвардии Атаманского дивизиона. В 1901 году полковник, а с 1911 – генерал-майор.До 1917 г. был окружным атаманом Черкасского округа Войска Донского. После оставления казаками Новочеркасска в феврале 1918 г. Смирнов остался в городе и был арестован большевиками. Содержался в тюрьме, потом был приговорен к расстрелу. Освобожден в апреле 1918 г. восставшими казаками станицы Кривянской, которые выбили большевиков из Новочеркасска. После этого М.Н. Смирнов вступил в ряды Донской армии. В сентябре 1918 г. произведен в генерал-лейтенанты. Занимал должности начальника военной милиции Войска Донского и председателя комиссии по борьбе с большевизмом. Умер в Русском доме в Сент-Женевьев де-Буа.
Яганов Илларион Давидович (23.03. 1890 – 31.03. 1960) есаул Уральского Войска
Происходил из казаков ст. Бударинской Уральского казачьего войска. Воевал в белых войсках Восточного фронта в Уральской отдельной армии. В 1919 г. стал подъесаулом. Был близок к атаману уральского казачества В.С.Толстову. Участник последнего гибельного похода Уральского Войска, когда после взятия Красной армией Гурьева в январе 1920 г., казаки во главе с атаманом Толстовым направились на соединение с войсками Деникина. Зимний поход в безлюдной ледяной пустыне при тридцатиградусном морозе закончился печально: из 15-тысячного отряда к форту Александровскому вышли лишь две тысячи обмороженных, изморенных голодом людей. Они преодолели 1200 километров, но к этому времени поход уже утратил какой-либо смысл, поскольку на юге России Белое движение потерпело поражение. Около шестисот оставшихся на ногах уральцев ушли в Персию, откуда их разбросало потом по всему свету. Осенью 1925 г. в составе Терско-Астраханского казачьего полка И. Яганов оказался в Болгарии, а затем эмигрировал во Францию, где и прожил до своей кончины.
Семенникова Тамара Стефановна (Семенкова-Володарская) (24.03. 1914 – 15.10. 1936) балерина
Окончила Белградскую балетную школу Е.Поляковой - знаменитой солистки Дягилевской труппы, покорившей Париж в 1910 г. После революции Полякова выступала в Константинополе, Салониках, Скопле, Любляне. Ее концертмейстером был С.Прокофьев. После триумфального выступления ей было предложено остаться в Белграде. Полякова стала прима-балериной, хореографом, режиссером в Народном театре и педагогом классического балета в актерско-балетной школе, основанной в 1921 г. После Белграда Т.Семенникова брала уроки у другой знаменитой русской балерины – Ольги Преображенской, которая блистала на сценах Мариинки и Ла Скала, преподавала в Милане, Лондоне, Буэнос-Айресе, Берлине, а с 1923 г. – в Париже. У нее училась и Семенникова. Но осенью 1936 г. у Тамары случился приступ аппендицита. Ее оперировали, и все прошло как будто удачно, но… через некоторое время (во время танца?) разошлись швы на ране. Тамара Семенникова скончалась в госпитале Сент-Антуан в возрасте 22 лет...
Мережковский Дмитрий Сергеевич (02.08.1866 – 09.12. 1941) писатель, философ Гиппиус Зинаида Николаевна (08.11. 1869 – 09.09. 1945) поэтесса, критик
История литературы и мысли не знает, пожалуй, второго такого случая, когда два человека составляли в такой степени одно. И Мережковский, и жена его, З.Гиппиус, признавались, что они не знают, где кончаются его мысли, где начинаются ее. Они жили вместе, как пишет она в своих мемуарах, 52 года, не разлучившись ни на один день. И поэтому его сочинения и ее – это, пожалуй, тоже что-то единое. Современники утверждали, что их семейный союз был в первую очередь союзом духовным, и никогда не был по-настоящему супружеским. Телесную сторону брака отрицали оба. При этом у обоих случались увлечения, влюбленности, но они лишь укрепляли семью. Зинаиде Николаевне нравилось очаровывать мужчин и нравилось быть очарованной. Но никогда дело не шло дальше поцелуев, для нее самым важным всегда было равенство и союз душ – но не тел. З.Гиппиус была известным критиком. Обычно она писала под мужскими псевдонимами, но все знали, кто скрывается за этими масками. Проницательная, дерзкая, в иронически-афористичном тоне, она писала обо всем, что заслуживало хоть малейшего внимания. Ее острого языка боялись, ее многие ненавидели, но к мнению прислушивались все. Стихи, которые она всегда подписывала своим именем, были написаны в основном от мужского лица. В этом была и доля эпатажа, и проявление ее действительно в чем-то мужской натуры (недаром говорили, что в их семье Гиппиус – муж, а Мережковский – жена; она оплодотворяет его, а он вынашивает ее идеи), и игра. Зинаида Николаевна была непоколебимо уверена в собственной исключительности и значимости, и всячески пыталась это подчеркнуть. Она позволяла себе все, что запрещалось остальным, носила мужские наряды – они эффектно подчеркивали ее бесспорную женственность.
Алеша Димитриевич (24.04. 1913 – 21.01. 1986) цыганский артист, певец, музыкант Валя Димитриевич (11.05. 1905 – 20.10. 1983) цыганская певица
Могилы Алеши и Вали находятся в разных концах кладбища, но они – одна семья и практически всю жизнь выступали на сцене вместе. Дмитриевичи эмигрировали из России в 1919-м. О первом появлении семейства в Париже вспоминает А.Вертинский: "Табор Димитриевичей попал во Францию из Испании. Приехали они в огромном фургоне, оборудованном по последнему слову техники, с автомобильной тягой. Фургон они получили от директора какого-то бродячего цирка в счет уплаты долга, так как цирк прогорел, и директор чуть ли не целый год не платил им жалованья. Их было человек тридцать. Отец, глава всей семьи, человек лет шестидесяти, старый лудильщик самоваров, был, так сказать, монархом. Все деньги, зарабатываемые семьей, забирал он. Семья состояла из четырех его сыновей с женами и детьми и четырех молодых дочек. Попали они вначале в "Эрмитаж", где я работал. Сразу почувствовав во мне "цыганофила", Димитриевичи очень подружились со мной. Из "Эрмитажа" они попали на Монпарнас, где и утвердились окончательно в кабачке "Золотая рыбка". Речь здесь идет о конце 20-х начале 30-х годов. В те годы Алеша много выступал, но еще не как певец. Он был незаурядным танцором и акробатом, его не раз приглашали в цирковые труппы, а его коронным номером было двойное сальто. Во время немецкой оккупации случилась новая эмиграция. Теперь путь лежал в Южную Америку. Ансамбль Димитриевичей выступает на подмостках театров Бразилии, Аргентины, Боливии и Парагвая, Спустя пять лет Алеша отделяется от семьи, он меняет профессии, много путешествует, танцует в знаменитом кабаре "Табарис" в Буэнос-Айресе. В 1960 г. умер его отец, сестра Маруся и брат Иван. В эти дни из Парижа пришла весть от сестры Вали, она страдала от одиночества и звала Алешу к себе. Он приехал в Париж в 1961 г. и вскоре начал петь. Ему было около пятидесяти. Редкий случай - рождение певца в таком возрасте. Но Алеша объяснял это просто. "Пение это дар". Дар, который в нем проснулся поздно, но развивался стремительно и ярко.
Из статьи А.Вереина: "В Париже Димитриевичи выступали в ресторанах, но их творчество ни в коем случае не было кабацким. Им создавали прекрасные условия, соответствующее у них было освещение, внимательные, очарованные слушатели, застывшие в благоговейном почтении, и никто в момент исполнения романсов не подавал еды на стол, и никто не жевал. Поэтому Димитриевичи никогда не были ресторанными, кабацкими певцами в привычном (и дурном) для нас смысле. Только неискушенный и малоподготовленный слушатель может усмотреть в их творчестве нечто пошлое и недостойное. На самом же деле их искусство отличалось удивительной чистотой и искренностью. Искренность была вообще их отличительной чертой. Жили они жизнью семейной, клановой, прививали своим детям какие-то свои артистические цыганские ценности. Я помню, как покоренный пением очень красивой дочки Вали - Терезы, уже сильно "офранцуженной", даже по-русски говорившей с акцентом, богатый англичанин передал ей очень значительную купюру, и она таким царственным жестом передала эту бумажку в оркестр... Это вызвало, конечно, уже совершеннейший экстаз, это такой петербургско-цыганский жест, который воспет у Блока, но который, я думаю, не многие видели на Западе и в России..." Почти до самой кончины Алеша и Валя пели в "Распутине". У Алеши было огромное количество друзей, среди которых были М.Шемякин и Жозеф Кессель, М.Влади и В.Высоцкий, Ю.Бриннер и Омар Шериф. Алеша и Высоцкий хотели записать совместную пластинку, но этому помешала смерть Высоцкого...
Соколова Нина Александровна (ур. Палькевичь) (? - 3.10. 1959) Сестра милосердия. Георгиевский кавалер Полещук Георгий Емельянович ( 04.04. 1895 – 11.05. 1970, штабс-капитан Алексеевского пехотного полка.
Мемориал Алексеевцев
Алексеевский пехотный полк был одной из наиболее известных частей Добровольческой армии. Он был сформирован как партизанский полк под командой генерал-майора А.П. Богаевского в конце февраля 1918 г. в станице Ольгинской из нескольких партизанских отрядов, в состав которых входила исключительно учащаяся молодежь: студенты, гимназисты, реалисты. Полк получил боевое крещение в кубанском (ледовом) походе, геройски проявил себя во время неудачного штурма Екатеринодара в конце марта 1918 г. В память о создателе и верховном руководителе Добровольческой армии генерала М.В. Алексеева, умершего в октябре 1918 г. в Екатеринодаре, полк получил название Партизанского генерала Алексеева. В числе других частей Добровольческой армии в апреле 1920 г. полк попал в Крым, где получил наименование Алексеевского пехотного. В составе Русской армии Врангеля полк также продолжал участвовать в боях, вплоть до эвакуации в ноябре 1920 г. в Галлиполи. Полк продолжал существовать и в эмиграции – сначала как воинская часть, а затем как организация в составе РОВСа. Алексеевский пехотный полк принадлежал к числу так называемых "цветных частей" Добровольческой армии, то есть частей, имевших в силу своих боевых отличий особые цвета обмундирования. Для Алексеевского полка ими стали традиционные цвета русской учащейся молодежи, белый и голубой: фуражки с голубым околышем и белой тульей и голубые погоны, на поле которых была прикреплена буква "А" славянской вязью.
|
|
| |
Валентина_Кочерова | Дата: Суббота, 28 Ноя 2020, 21:53 | Сообщение # 5 |
Группа: Администраторы
Сообщений: 7147
Статус: Offline
| Мемориал Дроздовцев
«Дроздовцы», воины Добровольческой армии, носили на малиновых погонах вензель и на мотив марша Сибирских стрелков (хорошо известный нам по песне «По долинам и по взгорьям») пели свой, Дроздовский марш: Из Румынии походом Шел Дроздовский славный полк, Для спасения народа Нес геройский, трудный долг. Полковник Генштаба М.Г. Дроздовский (1881-1919) в декабре 1917 г. в Румынии начал формировать из русских, воевавших на Румынском фронте, добровольческий отряд. В марте 1918 г. отряд, называвшийся 1-й отдельной бригадой русских добровольцев, выступил из Ясс на Дон. «Впереди лишь неизвестность дальнего похода. Но лучше славная гибель, чем позорный отказ от борьбы за освобождение России!» - напутствовал своих бойцов Дроздовский. Дроздовцы совершили 1200-верстный поход, с боями заняли Новочеркасск и Ростов и в июне 1918 г. присоединились к только что вышедшей из Ледяного похода Добровольческой армии генерала Деникина. Полковник Дроздовский принял командование 3-й дивизией, основу которой составил его отряд. В ноябре 1918 г. в бою под Ставрополем Дроздовский был ранен и 14 января 1919 г. умер от заражения крови в ростовском госпитале. Тело его было перевезено в Екатеринодар и похоронено в Войсковом соборе. В память М.Г. Дроздовского, перед смертью произведенного в генерал-майоры, его шефство было дано стрелковому и конному полкам. В марте 1920 г. в Екатеринодар, уже занятый красными войсками, ворвался отряд дроздовцев и вывез гроб генерал-майора, чтобы не повторилось неслыханное надругательство, какое в апреле 1918-го да в том же Екатеринодаре было учинено над прахом генерала Корнилова. Гроб с телом генерала Дроздовского морем был вывезен из Новороссийска в Севастополь и там в сокровенном месте похоронен. Где - теперь этого уже никто не знает... Дроздовские части были одними из самых боеспособных. За три года гражданской войны дроздовцы провели 650 боев. Их стихией были особые атаки - без выстрелов, во весь рост, впереди - командиры. Более 15 тыс. дроздовцев осталось лежать на полях сражений братоубийственной войны, ставшей трагедией России. Последние дроздовские части закончили свое существование в Болгарии, куда попали после эвакуации галлиполийского лагеря. А на участке, именуемом «дроздовским», похоронены рядом друг с другом уцелевшие в гражданскую «дрозды», как они себя называли, и на чужбине сохранившие верность своему полковому братству. http://www.infrance.ru/paris....ve.html
ИНТУИЦИЯ РОДИНЫ Не сломила судьба нас, не выгнула, Хоть пригнула до самой земли… А за то, что нас Родина выгнала, Мы по свету ее разнесли. Алексей Ачаир
В 1920 г. Печорский уезд Псковской губернии по условиям Тартусского мирного договора вошел в пределы Эстонии. Доля этнических русских здесь составляла 65% населения. По словам писателя И.Шмелева, этот «русский до глубочайших корней» край, включающий Печоры, Городище, Изборск, часть побережья Чудского и Псковского озер, давал эмигрантам первой волны, тоскующим по Отчизне, уникальную возможность подышать родным воздухом и физически ощутить Россию. Когда в 1935 году русский публицист и философ И.Ильин через 13 лет после изгнания читал в Эстонии лекции, он не упустил возможности приехать на границу с советской Псковщиной. Ильин просунул руку через перегородку и «нарвал русской травки на память». Потом, забравшись на вышку, увидел вдалеке – в 20 верстах – очертания Псковского собора. «Было туманно. Он предстал как видение, я – прошептал: “Верьте и надейтесь”…». – писал он Шмелеву в знаменитой «Переписке двух Иванов». Верили и надеялись на скорое возвращение в разных уголках мира все, кто был вынужден покинуть Россию после смуты 1917 г. Чемоданы в домах русских изгнанников хранились наготове десятилетиями.
худ. В.Серов. К.Коровин. 1891, из коллекции И.А. Морозова
Верил и надеялся художник К.Коровин, прозябающий в «столице Русского Зарубежья» Париже: «Летит время. В тайне жизни сменяются настроения, а душу не покидает надежда. И пролетают воспоминания ушедшего времени, краса страны родной. Конечно, хотя я пишу и Париж, пишу красками и нахожусь в Париже, но душой живу больше в Охотине (дача художника под Переславлем-Залесским) и вижу, как теперь опали листья сада, пахнет сыростью, землей и осенними листьями, а в бочку кладут рубленую капусту и засаливают грузди, и будто я ем рыжики в сметане. У сарая нахохлились от дождя куры. Дорога грязная, и в воздухе слышен запах дыма от овина и стучат цепи – молотят рожь».
Верил и надеялся И.Шмелев, который осенью 1936-го отправился по стопам Ильина в Эстонию. В рассказе «Рубеж» он описал свои впечатления о Печорском уезде: «Видел Россию-Русь. Она была тут, кругом – в проселках, в буераках, деревеньках, в песнях, в голых полях, в древних стенах Изборска, в часовенках, столбушках у перекрестка дорог, в глазах любопытной детворы… – о, эти глаза узнаешь из тысячи глаз! – в благовесте, в березах, в зорях. Помню, первое ощущение, что я здесь, что это земля – родная, испытал я на ощупь, еще ничего не видя… Я сразу узнал осенний воздух родного захолустья – вспомнил. И стало родное открываться – в лае собаки из темноты, в постуке – где-то там – телеги, в окрике со двора бабьим визгливым голосом: “Да черти, штоль, тебя, окаянного, унесли… Мишка-а?”, в дребезге подкатившего извозчика. И стало так покойно, укладливо, уютно на душе и во всем существе моем, будто всё кончилось и теперь будет настоящее…» А потом он, как и его друг И.Ильин, отправился «до проволоки колючей». На границе с Россией в мимолетном луче солнца ему также открылся Псковский собор, но только на мгновенье: «Блеснул оконцем, белизной стен, жестью. И – погас. Странное чувство – ненастоящего, какой-то шутки, которая вот кончится. Так я воспринимаю это заграждение, “предел пути”. Всё кругом дышит знакомым, родным, моим. Мой воздух, древние мои поля, родимые. Рубеж… – сон, наважденье, шутка? И горечь, горечь».
Верил и надеялся Г.Иванов. Скитаясь по Европе, он тоже нашел Родину в прибалтийской стране, но не в Эстонии, а в Латвии, где бывал в 1930-х годах. В своем эссе «Московский форштадт» он описывает одноименный район Риги, где издавна селились русские купцы и ремесленники: «Маленький островок, уцелевший от погибшего материка, он в неприкосновенности сохранил черты той России, которой давно не существует».
В.Ходасевич и Н.Берберова в Сорренто на вилле Горького
Верил и надеялся В.Ходасевич, рождая незабвенные строки: «А я с собой свою Россию в дорожном уношу мешке». Осиротевшие люди разнесли Россию по всему миру. Г.Мелихов в книге «Русский Харбин» очень точно подметил: «Бережение своего быта – эта черта была органически присуща российской эмиграции в Манчжурии». И не только в Манчжурии. Тэффи в рассказе «Летом» упоминала о мадам Яроменко, устроившей под Парижем загородный пансион. Он превратился в «дачу в окрестностях Тамбова», потому что там воцарился русский старосветский быт: «В каком жардене какой виллы услышите вы звонкие слова: “Манька, где крынка? А-а? Под кадушкой?”». В другом ее рассказе, «Ностальгия», есть такие строки: «У нас каждая баба знает: если горе большое и надо попричитать – иди в лес, обними березоньку – крепко, двумя руками, – грудью прижмись, и качайся вместе с нею, и голоси голосом; словами, слезами изойди вся вместе с нею, с белою, со своею, с русской березонькой!.. Переведите русскую душу на французский язык… Что? Веселее стало?».
Писатель Гайто Газданов, долгое время работавший таксистом во французской столице, в своих «Ночных дорогах» отмечал, что в Париже открывались десятки русских магазинов и ресторанов, издавались русскоязычные газеты и журналы, регистрировались наши общественные организации. Но он признавался: «…мне трудно было дышать, как почти всем нам, в этом европейском воздухе, где не было ни ледяной чистоты зимы, ни бесконечных запахов и звуков северной весны, ни огромных пространств моей Родины…» Как писал видный общественный деятель нашего Зарубежья В.Даватц, «В “русском исходе” ушли со своих насиженных мест миллионы людей, людей совершенно различных общественных положений, занятий, партийных группировок, навыков, вкусов, образования. Люди эти рассеялись по миру, неся с собою всюду элементы старой русской культуры, спасенной от катастрофического шквала. И потому, куда бы они ни заносились, они несли с собой аромат Родины…». По разным подсчетам, после большевистского переворота Россию покинуло от 2 до 3 млн. человек. Кого-то вышвырнули насильно, кто-то уехал по своей воле, спасаясь от репрессий со стороны новой власти. Это было насильственное расчленение русского народа, потому что «за бортом» оказался целый срез общества – люди самых разных идеологий, взглядов и сословий.
И.Бунин сокрушался: «Была Россия, был великий, ломившийся от всякого скарба дом, населенный огромным и во всех смыслах могучим семейством, созданный благословенными трудами многих и многих поколений, освященный Богопочитанием, памятью о прошлом и всем тем, что называется культом и культурою. Что же с ним сделали? Заплатили за свержение домоправителя полным разгромом буквально всего дома и неслыханным братоубийством, всем тем кошмарно-кровавым балаганом, чудовищные последствия которого неисчислимы и, быть может, вовеки непоправимы». Показательно, что в те времена из их среды не вышло ни одного криминального сообщества. А многотысячная армия боевых офицеров и солдат, обстрелянная на полях сражений Первой мировой и Гражданской войн, в 1920–1930-х могла бы создать на Западе серьезную конкуренцию самым влиятельным национальным мафиям. Но у изгнанников первой волны оказался самый низкий процент преступности среди остальных диаспор, чего не скажешь о так называемых «новых русских», хлынувших «за кордон» в лихих 1990-х. При этом подавляющее большинство русских изгнанников, оторванных от Родины, не имели средств к существованию, и им приходилось начинать жизнь с нуля. Представители самых разных слоев населения, включая дворянскую элиту, выживали, зарабатывая на хлеб у заводского станка, за рулем такси, грузчиками, посыльными, разнорабочими, дворниками, уборщиками. Кто-то из русских солдат и офицеров уходил служить во французский Иностранный легион, другие вербовались добытчиками на рудники в южноафриканской Родезии, третьи отправлялись на сельскохозяйственные работы в Южную Америку. Граф А.Орлов, офицер Добровольческой армии, оказался с семьей в Швейцарии. Чтобы самому не умереть с голоду и прокормить близких, он устроился санитаром в больницу для бедных, где в число прочих обязанностей входило мытье и чистка уборных. Граф это делал добросовестно, с честью и достоинством, присущими настоящему русскому дворянину. Он совсем не стеснялся такой работы, о чем не раз говорил своему сыну Петру: «Зато мои полы и туалеты были самыми чистыми».
В изгнании оказалась значительная часть российской интеллектуальной элиты, цвет нашей интеллигенции: больше половины философов, литераторов, художников, композиторов и актеров, проживавших в те времена в России. В результате вместо «крестных отцов» мафии Русское Зарубежье подарило миру четырех Нобелевских лауреатов: И.Бунина – за достижения в области литературы, И.Пригожина – в химии, С.Кузнеца и В.Леонтьева – в экономике. В мировой науке прогремели и другие имена наших выдающихся ученых-новаторов.
Среди них изобретатель вертолета И.Сикорский, создатель современного телевидения В.Зворыкин, экономисты А.Билимович и С.Маслов, физик-механик С.Тимошенко, судостроитель В.Юркевич, инженер-строитель К.Белоусов и мн.др. гении мысли. В изгнании оказались Ф.Шаляпин, С.Рахманинов, И.Стравинский, И.Репин, К.Коровин, М.Чехов, И.Мозжухин, А.Павлова, Е.Суворова, В.Нижинский, С.Дягилев, В.Воскресенский, С.Волконский, И.Ильин, Н.Бердяев, С.Булгаков. За пределами Родины рассеялась целая плеяда русских литераторов: кроме Бунина, Шмелева, Тэффи, Газданова, Ходасевича, Иванова, это Набоков, Зайцев, Ремизов, Куприн, Бальмонт, Мережковский и множество других выдающихся прозаиков, поэтов и публицистов. Трудно переоценить, какой вклад русская эмиграция первой волны внесла в мировую науку и культуру. Многие из русских скитальцев не выдерживали горькой разлуки с Родиной и вернулись, несмотря ни на что. В 1921 г. из Константинополя в Новороссийск прибыл пароход «Рашид-паша» с первой партией желающих вернуться в Россию эмигрантов. Из 1500 человек 500 были расстреляны большевиками. В том же 1921 г. в Праге вышел в свет литературный сборник «Смена вех», где русские публицисты искренне призывали собратьев по изгнанию примириться с советской властью и убеждали немедленно возвращаться домой.
Трое идеологов издания – Н.Устрялов, Ю.Ключников и А.Бобрищев-Пушкин – так и сделали. Они приехали в Страну советов, где их впоследствии обвинили в шпионаже и расстреляли. С 1921 по 1931 год в Россию вернулось более 180 000 эмигрантов, и многих из них в результате постигла схожая участь. С приходом в Европу в конце 1930-х годов коричневой чумы Русское Зарубежье поразило трагическое разделение: одни решительно выступили против Гитлера в рядах союзнических армий и партизан, но нашлись и те, кто с воодушевлением шел в рядах Вермахта освобождать Россию от другой чумы – красной. Примечательно, что идея назвать «Сопротивлением» (фр. Résistance) освободительное движение в оккупированной Франции принадлежит молодым русским эмигрантам Б.Вильде и А.Левицкому, героически погибшим от рук фашистов. А другая наша соотечественница, живущая в Пятой республике, певица А.Смирнова-Марли написала гимн французского Сопротивления «Песня партизан». Многие из тех, кто искренне верил в шанс освобождения России от красного режима с помощью Вермахта, горько заблуждались, не ведая, какая страшная участь подготовлена Гитлером для русских людей согласно «Генеральному плану Ост». Для глубоко отчаявшихся людей, насильно оторванных от Родины, это было настоящее искушение патриотизмом. Но прежде, чем их проклинать, следует хотя бы отчасти понять, какая черная бездна отчаяния затянула многих из них. Об этом можно судить по страшным стихам Г.Иванова, пронизанным мрачной иронией и роковой безысходностью:
Хорошо, что нет Царя. Хорошо, что нет России. Хорошо, что Бога нет. Только желтая заря, Только звезды ледяные, Только миллионы лет.
Хорошо – что никого, Хорошо – что ничего, Так черно и так мертво, Что мертвее быть не может И чернее не бывать, Что никто нам не поможет И не надо помогать.
И всё же, несмотря на то, что большевики вместе с Родиной украли у этих людей всё, одного – самого главного – они отнять не смогли – веры в Бога, потому что «Царствие Божие внутри нас есть». Как говорил в одной из своих проповедей настоятель Свято-Никольского кафедрального собора в Вашингтоне протоиерей Димитрий Григорьев,«вера Божия не исчезает с Земли, и Церковь стоит непоколебимо».
Архиепископ Шанхайский Иоанн (Максимович)
А другой величайший миссионер Русского Зарубежья архиепископ Шанхайский Иоанн (Максимович) отмечал: «Очутившиеся за границей русские люди пережили большие душевные потрясения. В душах большинства произошел значительный перелом, ознаменовавшийся массовым возвращением интеллигенции к Церкви. Многие храмы за рубежом наполнены по преимуществу ею. Интеллигенция заинтересовалась вопросами духовной жизни и стала принимать активное участие в церковных делах». Там, где селились русские изгнанники, в первую очередь обустраивалась домовая церковь, потом возводился храм, так что, наряду с научной и культурной миссией, они несли по миру проповедь Православия. Кроме архиепископа Иоанна Шанхайского среди выдающихся миссионеров Русского Зарубежья просияли имена архиепископов Иоанна (Шаховского) и Феофана (Быстрова), епископа Василия (Родзянко), митрополитов Антония Сурожского, Вениамина (Федченкова), Евлогия (Георгиевского), Анастасия (Грибановского), Антония (Храповицкого), архимандрита Киприана (Керна), протоиерея Александра Шмемана, иерея Александра Ельчанинова, богословов Владимира Лосского, Ивана Андреева и многих других видных деятелей Православной Церкви. Приходы и монастыри, основанные в самых отдаленных уголках Земли, стали островками Святой Руси. Неслучайно на чужбине при строительстве храмов часто укладывали в фундамент мешочек русской земли вместе с иконой, как было сделано при закладке церкви Александра Невского в Бизерте (Тунис). На сегодняшний день РПЦ за границей принадлежит более 400 приходов и около 40 монашеских общин, рассыпанных по всему миру.
«Рассеянные по всему свету, мы сохраняем данные нам Богом особенности духа», – писал архиепископ Иоанн (Максимович), но в то же время мудрый пастырь констатировал печальное явление: «Проживая в новых условиях, среди других народов, многие из русских за истекшие годы успели почти забыть свое Отечество, свой язык и свои обычаи и слиться с массой, среди которой проживают». Увы, естественным образом со сменой поколений«бережение русского быта» среди потомков белоэмигрантов сошло на нет. Их дети, внуки и правнуки, рожденные на чужбине, обрели другую Родину. Потомок известного дворянского рода, живущий во Франции, граф Андрей Мусин-Пушкин признал:«Эмиграция была обречена на исчезновение или ассимиляцию. Старики умерли, молодые постепенно растворились в местной среде, превращаясь во французов, американцев, немцев, итальянцев… Иногда кажется, от прошлого остались лишь красивые, звучные фамилии и титулы: графы, князья, Нарышкины, Шереметьевы, Романовы, Мусины-Пушкины…». Но те старики умирали не просто так. Когда-то писательница Н.Берберова от имени русских эмигрантов первой волны отметила: «Мы не в изгнании, мы в послании». И это послание как никогда актуально звучит сейчас – через сто лет после того, как они вынесли на своих плечах историческую Россию из пылающего дома.
По-настоящему любить свою Отчизну могут только те, кто эту любовь выстрадал, а нам учиться любить никогда не поздно. Опыт Русского Зарубежья первой волны явственно показывает, что патриотизм и любовь к Родине – категории не политические, а духовные. Как писал И. Ильин, - «Родина есть нечто от духа и для духа. И тот, кто не живет духом, тот не будет иметь Родины; и она останется для него темною загадкою и странною ненужностью». А слова Б.Зайцева, написанные в изгнании в ту далекую эпоху, звучат культурным завещанием тем, кому предстоит строить будущее России: «Возможно, приближаются новые времена – и в них будет возможно возвращение в свой, отчий дом. Так что вот: блеск культуры духовной в древности, своеобразие, блеск ее и в новое время, величие России в тысячелетнем движении и ощущение – почти мистическое – слитности своей сыновней с отошедшими, с цепью поколений, с грандиозным целым, как бы существом. Сквозь тысячу лет бытия на горестной земле, борьбы, трудов, войн, преступлений – немеркнущее духовное ядро, живое сердце – вот интуиция Родины. Чужбина, беспризорность, беды – пусть. Негеройская жизнь обывателя, но под нею нечто. Думается и так: те, кому дано возвратиться на Родину, не гордыню или заносчивость должны привезти с собой. Любить – не значит превозноситься. Сознавать себя “помнящим родство” – не значит ненавидеть или презирать иной народ, иную культуру, иную расу. Свет Божий просторен, всем хватит места. В имперском своем могуществе Россия объединяла и в прошлом. Должна быть терпима и не исключительна в будущем – исходя именно из всего своего духовного прошлого: от святых ее до великой литературы все говорили о скромности, милосердии, человеколюбии…» Денис Халфин 25.12. 2019. Православие.ру http://www.pravoslavie.ru/126660.html
|
|
| |
Валентина_Кочерова | Дата: Вторник, 01 Дек 2020, 12:54 | Сообщение # 6 |
Группа: Администраторы
Сообщений: 7147
Статус: Offline
| К 100-летию ухода русской флотилии из Крыма
Этой трагедии – век. Она описана в исторических исследованиях, воспоминаниях, содержится в не слишком точных статистических данных, отражена в искусстве – кино и литературе. И если вокруг исторических трактовок, мемуаров и статистики до сих пор ведётся полемика, то художественные образы в этом смысле исчерпывающи и бесспорны. Именно в образах трагедия утраты Родины предстаёт во всём своём ужасающем масштабе....
«Мы шли в сухой и пыльной мгле По раскаленной крымской глине. Бахчисарай, как хан в седле, Дремал в глубокой котловине И в этот день в Чуфут-кале, Сорвав бессмертники сухие, Я выцарапал на скале: Двадцатый год - прощай Россия!» Н.Туроверов
Первый поток эмигрантов, сформировавшийся на почве революционных процессов, направился из России в январе-феврале 1917 г. в сторону преуспевающих европейских стран. В его основном составе были наиболее обеспеченные и предусмотрительные слои населения. Прихватив с собой немалые средства в драгметаллах, драгоценностях и валюте, эти деятели смогли вполне комфортно устроиться за рубежом. Их новым пристанищем стали респектабель - ные европейские столицы Берлин и Париж. Во 2-ом, наиболее массовом потоке эмиграции покинули страну тысячи офицеров и солдат Белой армии. Исторически в этом процессе выделяют несколько этапов. Первый связан с эвакуацией остатков воинских частей вооружённых сил Юга России вместе с Генштабом и главнокомандующим А.И. Деникиным из Новороссийска в марте 1920 г. 2-ой ознаменован самым крупным единовременным исходом белых войск за весь период антибольшевистской войны: в ноябре при поддержке французов барону П.Н. Врангелю удалось вывезти из Крыма более 135 тыс. человек. 3-й поток белоэмигрантов шел с Дальнего Востока в 1920–1922 годы.
Погрузка частей Русской армии на пароход «Саратов». Севастополь. 15–16 ноября 1920.
Ноябрь 1920-го… Перекоп взят красными, последний кусочек «старой» России - Крым – Белая армия удержать не смогла. Противостоять натиску красных не было ни сил, ни возможности. Единственное спасение для остатков белых частей, как бы горько и трагично это ни звучало, – эвакуация, бегство. Главнокомандующий Русской армией барон Врангель был поставлен перед роковым выбором: либо умереть, либо оставить Россию. В советской литературе эвакуацию остатков Белой армии из Крыма изображали как массовое паническое бегство полностью деморализован - ных и дезорганизованных антибольшевистских вооруженных формирований. На самом деле командование белых войск было готово принять поражение и полностью осознавало необходимость покинуть Россию ради спасения тех, кто остался предан идее служения своему Отечеству. В Севастополе, Феодосии, Керчи, Ялте, других крымских портах для эвакуации было подготовлено более 150 кораблей. Генерал Врангель принял на себя ответственность за военных и гражданских лиц, за всех последовавших за ним в эмиграцию. Вместе с тем он предупреждал о неизвестности дальнейшей судьбы отъезжающих, поскольку ни одно из иностранных государств не дало согласия на приём русских беженцев, а правительство Врангеля не имело возможности оказать им помощь ни в пути, ни в дальнейшем устройстве.
Эвакуация Русской армии. Севастополь. 15–16 ноября 1920.
Эвакуация проходила одновременно из нескольких портов Крыма. Войска должны были садиться на корабли без лошадей и тяжёлого вооружения, только с личным оружием, пулеметами и патронами. Отъезд солдат и офицеров Русской армии был естественным исполнением служебного и гражданского долга, однако вместе с военными погрузились на корабли тысячи гражданских лиц (члены семей военнослужащих, чиновники, духовенство), которые в сложившихся обстоятельствах были поставлены перед сложным жизненным выбором. Эти люди до самого последнего момента не осознавали, что придётся расстаться с привычными жизненными устоями и шагнуть в неизвестность. По словам иностранных наблюдателей, «в Севастополе, где ещё 10 ноября танцевали, население не казалось обеспокоенным». Будущие эмигранты психологически, морально не были готовы к экстренным сборам, решение об отъезде принималось ими поспешно, в последние часы, минуты…Погрузка на суда в Севастополе в основном закончилась 14 ноября. Первыми погружались раненые, старики, женщины и дети, затем военные. Заполненные сверх всякой меры суда одно за другим уходили в море, увозя с собой по 3500–4000 человек. Все дальше и дальше отплывая от родного берега, они утешали себя надеждой, что весь кошмар, который пришлось пережить, – времен - ная необходимая мера, никто тогда не мог предположить, что оставляет Россию безвозвратно, навсегда. Эта картина тяжёлого расставания с Родиной запечатлена известным эмигрантским поэтом Н. Туроверовым:
Помню горечь соленого ветра, Перегруженный крен корабля; Полосою синего фетра Уходила в тумане земля; Но ни криков, ни стонов, ни жалоб, Ни протянутых к берегу рук - Тишина переполненных палуб Напряглась, как натянутый лук, Напряглась и такою осталась Тетива наших душ навсегда. Черной пропастью мне показалась За бортом голубая вода.
На кораблях Черноморского флота, французских военных кораблях, судах Добровольного флота, русских и французских коммерческих судах было эвакуировано в Константинополь более 135 тыс. человек. Когда суда зашли в Босфор, в их составе не обнаружили эскадренного миноносца “Живой”. Из-за неисправности машины он самостоятельно идти не мог, его «вел» буксир “Херсонес”. Команда буксира отказалась эмигрировать и осталась в России, поэтому вместо штатного экипажа им управлял экипаж “Живого”, который не имел опыта управления буксировочным судном. На самом “Живом” остались несколько членов штатной команды (лейтенант Е.Нифонтов, корабельный гардемарин В.Скупенский), пять моряков, прибывших в Крым из Владивостока, и 250 пассажиров. 5 ноября “Живой” на буксире “Херсонеса” покинул Крым, а в ночь с 6 на 7 ноября попал в семибалльный шторм. Буксировочный трос, соединявший “Живого” с “Херсонесом”, лопнул, находившихся на корабле людей не удалось спасти. Из-за отсутствия радиотелеграфа о катастрофе стало известно лишь по приходу кораблей в Константинополь. Были организованы поиски, но безуспешно. “Живой” бесследно исчез в пучине штормовых вод...
Командующий Черноморским флотом контр-адмирал М.А. Кедров и главнокомандующий Русской армией генерал барон Врангель на борту крейсера «Генерал Корнилов» во время эвакуации. 15–17 ноября 1920 г.
Крымская эвакуация стала тяжёлой человеческой трагедией, разделив на «до» и «после» тысячи жизней и судеб. Однако, несмотря на отрыв от родной земли, эмигранты не теряли надежды на возращение, сохраняя духовную связь с Родиной.
Офицеры крейсера «Генерал Корнилов». Бизерта, 1923 г. Фото из книги А. Ширинской «Бизерта. Последняя стоянка»
Военная эмиграция существенно пополнила и качественно изменила состав беженцев, что способствовало переходу деятельности эмигрантов в новое русло. Бывшее командование Белой армии не считало борьбу за Россию завершенной, оно надеялось на её продолжение при изменении политической конъюнктуры. Именно поэтому Врангель сделал всё возможное, чтобы сохранить боевой дух армии, поддержать её организационное и идейное единство. Начинался новый период истории «русского зарубежья» … Наталья Антоненко, доктор исторических наук 20.07. 2020 https://historyrussia.org/sobytiya/velikij-iskhod.html
ОБМАНУТЫЕ «Говорить правду – это мелкобуржуазный предрассудок, ложь, напротив, – часто оправдывается целью» (Высказывание Ленина, по воспоминаниям Ю.Анненкова) Отец лжи – диавол (Ин. 8, 44)
В ноябре 1920 г. масса народу (военных и беженцев) скопилась на Крымском полуострове. И вот, с наступлением Красной армии перед многими встал вопрос: покидать Родину или остаться. 11 числа генерал Врангель издал указ о начале эвакуации. Так начинался Русский исход… Надо сказать, что большинство из тех, кто был настроен непримиримо в отношении новой власти, сумели покинуть Крым. В то же время многие из оставшихся были вдохновлены масштабом перемен и «громадьем» планов. Казалось, что, в самом деле наступает время, когда должна восторжествовать, наконец, справедливость и все «порабощенные» должны получить «освобождение». Только достичь этой «вселенской справедливости» предлагалось «своею собственной рукой», то есть путем решительных действий. И если поначалу мало кто понимал, что это означает на самом деле, то с наступлением эпохи «военного коммунизма» и «красного террора» многие отшатнулись в ужасе от новой власти, осознав, что место совести у нее заступает классовое чутье и партийная целесообразность. И всё-таки у многих еще оставалась надежда, что страшная жестокость военного времени вскоре сменится благоразумной сдержанностью мирного строительства. Но это, увы, оказалось не так…
В числе поверивших новой власти, но затем обманутых и уничтоженных людей оказался и мой двоюродный дед – Б.Шишкин. Это был молодой писатель, вернувшийся с фронтов мировой войны, далекий от политики, мечтавший о творческой работе, полный надежд и замыслов…Незадолго до своего расстрела 6 ноября 1921 г. Борис успел написать стихотворение под названием «Врангелевцам»:
Как гробы, саркофаги, корабли, Набитые мятежными войсками, По морю, темными волнами Качаемые, скорбно отошли И к берегам иной земли Пристали медленно. Толпа сбежалась На мертвецов приставших посмотреть. Сквозь сумерки мерцала медь Заката. Взялся ветер, и смеялись В гробах глухие голоса. Как в небеса, Команды громко раздавались. И генерал повел их сквозь дворцы К гробницам мраморным Скутари… (Скутари – предместье Стамбула, известное, кроме прочего, своим крупнейшим кладбищем)
Примечательно, что Борис не рискнул написать название стихотворения полностью, а только обозначил его, поставив дефис между начальными и конечными буквами. Это ведь тоже примета времени, когда степень ожесточения, непримиримости достигает своего пика, так что за малейшую оплошность в поведении или характерную черту одежды и внешнего вида, за одно неосторожное слово можно поплатиться жизнью. Очевидно, он это понимал. И тем не менее поверил, остался… Как и многие десятки тысяч людей, которые не то что не могли, а и не хотели покидать Родину, в надежде на разумную гуманность новой власти. Многие ведь и не воевали даже напрямую, а в той или иной степени оказались втянуты в хаос гражданского противостояния. Из текста стихотворения можно догадаться, что Борис сочувствует новой власти и Белую армию называет «мятежными войсками». Дело их и само расположение духа считает безнадежным и даже мертвым по духу и перспективам. Отсюда образ кораблей, как саркофагов, гробов. Да и самих приставших к чужому берегу он называет «мертвецами»… Тяжелое стихотворение, по настроению безнадеж - ности которым (что примечательно) Борис характеризует не собственное положение, но положение покинувших Родину. Сейчас понятно, что в своей оценке будущего эмиграции как безнадежного Борис ошибался – хотя бы уже потому, что русская эмиграция сыграла свою роль в распространении русской культуры и русской мысли по всему миру. Но очевидно и то, что такой пессимистический взгляд на покинувших Родину соотечественников был присущ многим оставшимся на полуострове россиянам. Тем более горько осознавать, что большинству из них предстояло на себе узнать, что значит действительная безнадежность и попрание веры, не только в религиозном, но и общечеловеческом, нравственном отношении…
Незадолго до взятия Крыма войсками Красной армии, 12 сентября 1920 г., в газете «Правда» было опубликовано «Воззвание к офицерам, солдатам, казакам и матросам армии Врангеля», в котором всем добровольно сдавшимся участникам Белого движения была обещана амнистия. «Честно и добровольно перешедшие на сторону Советской власти, - говорилось в нем, - не понесут кары. Полную амнистию мы гарантируем всем переходящим на сторону Советской власти». Позже, 12 ноября, уже в условиях начавшейся эвакуации, командование Красной армии опубликовало новое обращение, где, кроме прочего, говорилось:«…мы не стремимся к мести. Всякому, кто положит оружие, будет дана возможность искупить свою вину перед народом честным трудом. Нами издается приказ по советским войскам о рыцарском отношении к сдающимся противникам». Уже через несколько дней после водворения в Крыму Советской власти, когда было объявлено о необходимости регистрации всех «сомнительных элементов», эти воззвания сыграли свою роковую роль, поскольку люди шли на регистрационные пункты и заполняли анкеты «с открытым забралом», в надежде на снисхождение и обещанную амнистию. Но то, что произошло дальше, не поддается не только описанию, но и простому человеческому осмыслению.
В Крыму 1920–21-х годов была организована самая настоящая кровавая бойня. Уничтожались не только офицеры и солдаты, служившие в Белой армии, и даже не только те, кто так или иначе вынуждены были сотрудничать с ней, но и масса гражданского населения, не имевшего прямого отношения к военному противостоянию, начиная с сестер милосердия и заканчивая всеми, кто не вписывался в новую жизнь по «классовому признаку». Человека запросто могли расстрелять просто за то, что он был служащим того или иного ведомства Царской России, предпринимателем, священником, учителем. 17 ноября 1920 г. Крымревком опубликовал приказ № 4 об обязательной регистрации в трёхдневный срок иностранцев, лиц, прибывших в Крым в периоды отсутствия там советской власти, офицеров, чиновников и солдат армии Врангеля. Пошел «записываться» и Борис. Сохранилась заполненная им собственноручно анкета от 11 декабря, где он чистосердечно и простодушно признается, что «в 1920-м году служил в Белой армии в Алуште при комендатуре писарем», кроме того, он называет себя «сочувствующим Р.К.П.», то есть Российской компартии.
В чем же был смысл этого «сочувствия», если учесть, что Борис был далек от политики? Думается, он был настроен трудиться и жить в условиях «нового мира», что называется, без «камня за пазухой», потому что ему, в общем-то, нечего было терять в прошлой жизни, не за что было «цепляться». Он происходил из среды обедневшего дворянства. Высшего образования не получил, в том числе и потому, что финансовое положение семьи было довольно скромным. На жизнь смолоду зарабатывал физическим, а позднее – писательским трудом. Первая мировая война, участие в ней привели его к осознанию высшей ценности человеческой жизни и мирного сосуществования людей и народов. Вдохновляла его и надежда на устранение вопиющего неравенства между горькой нищетой «трудящихся и обремененных» и праздной роскошью, самодовольством «сильных мира сего»...Но новая власть не собиралась вникать в подробности душевного устроения «чуждого элемента», так что большинство добровольно пришедших на регистрацию были уничтожены в последующие месяцы с поистине демонической и беспощадной энергией. В результате грандиозного обмана, по приблизительным подсчетам (точного числа, конечно, никто уже не установит), в Крыму только в начале 1920-х годов было уничтожено по разным оценкам от 20 до 120 тыс. человек, что само по себе говорит о чудовищном масштабе и ожесточенности бойни, жертв которой попросту невозможно сосчитать.
Старая Ялта
Страшно даже представить, что же это должно было происходить на благословенной Крымской земле, какая страшная и безжалостная машина должна была вращать шестернями, чтобы осуществить всю эту «работу адову». Но 120 000 – это еще только имена жертв красного террора, так сказать, по плоти, многие из них, как мы надеемся, своими страданиями и смертью искупили многие грехи и приобрели Царство Небесное. Но с духовной точки зрения страшнее говорить о тех, кто подписывал смертные приговоры, о тех, кто пытал, мучил и расстреливал с бешеной энергией и решимостью. Все эти палачи и сотрудники всевозможных «чрезвычаек», «троек» и «особых отделов»… А сколько миллионов советских людей затем было воспитано в безбожии? Вот о ком действительно нужно плакать! Вот в чём самое страшное преступление не только новой власти, но и тех, кто подготавливал её приход, - в гибели бесчисленного числа душ для вечности! Страшная плата за сомнительное счастье построения «самого справедливого в мире общества» По свидетельству родных и близких, потрясенный ужасами Великой войны и гражданского противостояния, Борис мечтал хоть чем-то помочь самым беззащитным жертвам безумия взрослых – детям. Помочь и творчеством своим, и служением. Этим мечтам не суждено было осуществиться, но после смерти Бориса родная его сестра Вера Анатольевна Шишкина, воплощая замыслы брата, пошла работать в Ялтинский детский дом и проработала там много лет.
Сейчас много говорят о необходимости примирения, условно говоря, Белой и Красной России. В Севастополе даже начали строить соответствующий памятник, но строительство это идет трудно. Истоки таких суждений понятны: стране надо жить дальше, развиваться, строиться, а это в условиях перманентного разногласия и тлеющей вражды невозможно. Но если и можно говорить о необходимости единения потомков белых и красных в строительстве новой страны, то надо прямо признать, что фундаментом нового строительства может быть только Камень «уже положенный», то есть Христос, Православная вера и возросшая на ее почве мощнейшая и многообразная русская культура. Всё остальное – более или менее очевидный обман. Священник Димитрий Шишкин 16.11. 2020. Православие.ру https://pravoslavie.ru/135328.html
Док. фильм Феликса Разумовского об истории Крыма во время Революции и Гражданской войны. После прорыва красных на полуостров возможности для обороны Крыма исчерпаны. 11 ноября 1920 г. начинается погрузка на суда женщин и детей, раненых и больных из лазаретов. В ночь на 14 ноября к пристаням организованно подходят армейские части. Через два дня более сотни перегруженных кораблей берут курс на Константинополь.
Серебряный век продолжается... Беседа с лауреатом премии Дельвига и кавалером ордена Дружбы, знаменитым французским профессором-славистом, коллекционером, основателем и главой Ассоциации по сохранению русского культурного наследия во Франции Ренэ ГЕРРА.
- Господин Герра, вы довольно часто приезжаете в Россию. Каково, на ваш взгляд, нынешнее состояние русской литературы? – Россия по-прежнему богата талантами, и я это знаю не понаслышке. Я часто бываю в России. Вот сейчас вернулся в Санкт-Петербург с Урала. Меня пригласили на международное совещание молодых писателей. С его участниками я поделился своими знаниями об эмигрантской прозе. Выступал на пленарных заседаниях Лихачёвских чтений, делал доклад на тему: «Диалог культур между Францией и Россией». Это совсем не моя тема, но я хотел подчеркнуть, что наши культурные связи завязались отнюдь не вчера.
– Вы свободно говорите и пишете по-русски. Это плод взаимного притяжения и интереса наших стран и наших культур друг к другу – или тому есть иные причины? – Русский язык – это моя страсть. Я полюбил русский язык 55 лет назад. На Лазурном Берегу я волей судьбы встретился с современниками А.П. Чехова, и они сумели привить мне любовь ко всему русскому. Я на всю жизнь заразился любовью к русскому языку. И мне не нужны сейчас ни переводчики, ни редакторы. И в этом есть что-то непостижимое для меня. Но раз уж мы говорим о взаимном интересе – давайте для понимания начнём издалека. Уже с середины XVIII в. в Париж, Лион приезжают богатые русские вельможи – Разумовский, Шувалов, Орлов; во Францию совершают культурное паломничество литераторы Тредиаковский, Карамзин, Фонвизин. Французы тоже проявляют самый живой интерес к России. Первыми «русофилами» под влиянием Екатерины II становятся философы: Вольтер, Дидро, Д"Аламбер. Дидро проявлял живой интерес к России и верил в её светлое будущее. Он следил за прогрессом русской науки, знал работы Ломоносова и учил русский язык, чтобы иметь возможность читать в подлинниках произведения русских писателей. Вольтер в особенности интересовался Россией, переписывался с Екатериной II и русскими просвещёнными деятелями. В 1746 г. Вольтера избрали почётным членом РАН. Он написал «Историю Российской империи при Петре Великом», высоко оценил его реформы. В 1782–1783 гг. в Париже выходит 5-томная «История России» Шарля Левека и русская грамматика Модру.
Одновременно русские деятели науки и писатели изучают французских философов, проявляя огромный интерес и к французской литературе. Помните у Пушкина? «Откупори шампанского бутылку иль перечти «Женитьбу Фигаро», – советует Моцарт Сальери. В начале XVIII в. французские книги по количеству изданий занимали 3-е место в России после латинских и немецких, а в середине того же века переводы с французского составляли уже больше половины от общего числа переводов. В России, спасаясь от Французской революции, нашли прибежище философ и писатель Жозеф де Местр, писательница мадам де Сталь, граф де Сегюр, автор знаменитых мемуаров[?] После войны 1812 г. много французов работало в сфере образования – в гимназиях, лицеях, частных пансионах, университетах. По-французски читались некоторые предметы, например, история и география, не считая курсов по французской филологии и литературе.
– Да и влияние французского языка на русский в тот период трудно отрицать… – Знание французского языка для просвещённого человека в России было обязательным. Это объяснялось несколькими причинами. Важнейшая из них связана с той ролью, которую играла Франция в культурной, экономической и политической жизни Европы. На французском общались в салонах, во время дипломатических переговоров, в повседневном быту. Широко использовалась французская речь в русской поэзии и литературе. Половина стихов Тредиаковского написана по-французски, несколько французских стихотворений есть у Пушкина. Часто французский язык использовался литературными героями. Татьяна пишет Онегину письмо по-французски. «Война и мир» начинается фразой: «Eh bien, mon prince».
– В конце концов такое увлечение французским языком стало казаться чрезмерным, не так ли? – Да, оно стало вызывать реакцию отторжения со стороны некоторых деятелей русской культуры. Уже Карамзин предлагал заменить галлицизмы русскими словами. Однако процесс был нелёгким. Говорить на отвлечённые темы по-русски к тому времени было сложно даже для высокообразованных русских людей. Частная, деловая, научная переписка велась преимущественно по-французски. Французскому языку уделялось столь большое внимание, а его использование было столь распространено, что в определённых кругах русской общественной мысли всё чаще звучали высказывания о засилье французского языка. Сумароков, нападая в своих комедиях на все главные беды и изъяны тогдашней русской жизни, в числе прочих указывал и на желание русского дворянства во что бы то ни стало обучать своих отпрысков иностранному языку, пренебрегая своим. И в комедии Грибоедова «Горе от ума» Чацкий нападает на презрение к своему, русскому, высмеивает преклонение перед иноземным: «французик из Бордо», «ни звука русского, ни русского лица не встретил»… «Здесь нынче тон каков: На съездах на больших, по праздникам приходским / Господствует ещё смешенье языков: / Французского с нижегородским?» – издевался писатель над российскими провинциальными галломанами.
С другой стороны, известно увлечение русской культурой и русским языком П.Мериме. Он, в частности, перевёл на французский «Пиковую даму». Мериме называл русский язык богатейшим изо всех европейских наречий. И особенно значимым событием в развитии франко-российского диалога стала встреча Мериме и И.С. Тургенева в 1857 г. Впрочем, Тургенева связывала тесная дружба и с Флобером, братьями Гонкурами, Мопассаном, композиторами Гуно и Сен-Сансом. А певица П. Виардо немало способствовала популяризации русской музыки во Франции и французской – в России. При содействии Виардо и Э.Золя была основана в 1875 г. Тургеневская библиотека. Были переведены Толстой, Достоевский. С Франции началось победное шествие великих русских писателей по Европе. В 1898 г. в Париже было утверждено Франко-русское общество, объединившее учёных и литераторов, а также представителей финансовых и промышленных кругов. Возникли издательства, специализировавшиеся на русской литературе. Надо сказать, что своим значительным влиянием на русскую культуру французы очень гордились.
«Мы им привили вкус, которого до нас у них не было, научили свободе мысли, внушили любовь к литературе и отвращение ко всему дикому и грубому через книги и не только через них. А сейчас мы видим блестящий расцвет русской мысли, сформированный если не нами, то, по крайней мере, вместе с нами», – писал в 1913 г. лингвист и специалист по славистике Эмиль Оман.
– И вскоре началась массовая эмиграция... – Да, вот уже полвека я увлекаюсь культурой и особенно литературой «первой волны» русской эмиграции. Необходимо отметить, что стыковка между «волнами» русской эмиграции не состоялась. Попытки способствовать сближению и наложению этих волн закончились провалом. «Первая волна» была могучей, она просуществовала более 50 лет, что уникально. Все эти писатели уехали из России не по шкурным соображениям! Из «второй волны» эмиграции, состоящей в основном из перемещённых лиц во время и после Второй мировой войны, в Европе почти никто не остался. Особенно во Франции. Представители этой «второй волны» считали, что лучшее, что может быть между ними и Советским Союзом, – это океан. Над ними дамокловым мечом висела возможность принудительной репатриации в СССР. В Европе остался один поэт – осколок Серебряного века – Дм.Калиновский. Я имел честь его знать.
По поводу так называемой 3-ей волны – я имею в виду современную эмиграцию, которая началась для меня в 1973 г. с появления 1-о номера журнала «Континент» В.Максимова – могу сказать следующее: я автор этого журнала. Увы, мои современники: Максимов, Синявский, Некрасов умерли. Кублановский и Мамлеев вернулись в Россию. Сейчас во Франции от современной «третьей волны» почти никого не осталось. Что же касается русских писателей и поэтов в современной Франции, то, возможно, они и есть, но их имена мне неизвестны, хотя я профессионально занимаюсь русской литературой.
– Вы сейчас часто бываете в России. Когда для вас «упал железный занавес»? – Это случилось тогда, когда старое поколение русских писателей-эмигрантов «вернулось» в Россию: их творения стали выходить на Родине миллионными тиражами. Для меня лично перестройка началась тогда, когда, наконец, в России были напечатаны «Окаянные дни» И.Бунина и «Солнце мёртвых» И.Шмелёва. Эти 2 книги для меня были ключевыми; они довольно жёсткие, можно даже сказать – жестокие. Но они актуальны до сих пор. Следует отметить, что книга Шмелёва была издана при активном вмешательстве великого немецкого писателя Т.Манна, который лестно о ней отозвался. И эта русская эмигрантская литература уже свершилась. Эти литература, живопись, графика – всё, что было сделано великими писателями, философами, поэтами и художниками, – стало доступно для любителей русского слова, для знатоков, для почитателей, для специалистов и учёных. Я лично этому очень рад. Я не просто исследователь, я многих этих писателей знал лично, я – живой свидетель и, как это ни странно звучит – их современник. И я считал и считаю, что моя работа – это мой долг перед Россией, перед этими великими знаниями. То, что они сделали, было почти невозможным в тех невыносимых психологических условиях.
Простой пример: Г.Иванов стал великим поэтом в конце жизни, после 20 лет отрыва от родной языковой стихии. Я помню, как известный поэт Ю.Кублановский после 6 лет жизни в Париже боялся потерять слух к русскому языку. Представьте: вокруг вас говорят на каком-то чужом языке. Правда, этот язык был не совсем чужим для Бунина и для Зайцева. Но они потеряли Родину, и, самое главное, – они потеряли своего русского читателя. В то время в России «писали в стол», а в эмиграции писали для будущего, виртуального читателя. Это очень трудно психологически. И они все надеялись, что «это безобразие» в России кончится и всё будет нормально. Они ведь все «жили на чемоданах». В отличие от «третьей эмиграции» никто из этих великих писателей не купил во Франции ни квартиру, ни дом. При этом никто из старшего поколения русских писателей-эмигрантов не бездельничал – все они жили литературным трудом. Они были изгоями, отщепенцами и врагами для своей страны, но они не были побеждены. Они так и не приняли революцию. Это был их выбор. И они этот трудный выбор сделали. Если бы они остались в Советской России, то вряд ли бы написали то, чем мы восторгаемся до сих пор. Они писали до конца. Вот вам образец служения! Любая эмиграция – трагедия. Но в нашем случае эта трагедия русских писателей стала в то же время и их величайшей удачей. Она стала величайшей удачей для русской культуры.
– Вы думаете, они сделали правильный выбор? – Время показало, что они сделали правильный выбор. Это сейчас бесспорно. А все разговоры о том, что они утратили в эмиграции свой талант, – мерзость. То, что сделали писатели-эмигранты «первой волны» – это подвиг. И вот ещё что любопытно: все эти великие писатели, да и не только они, в России были «западниками», а в эмиграции стали «славянофилами». Они выбрали свободу без Родины. Но это был высший цвет русской нации. И все они оставили честные воспоминания. И я перед ними преклоняюсь. Были, конечно, и те, кто вернулся в Советскую Россию. Вернулись «красный граф» А.Толстой, А.Белый, Б.Пастернак, М.Горький – и мы все знаем, чем они за это заплатили…
– Но ведь общеизвестно, что великие французские писатели Анри Барбюс и Ромен Роллан Октябрьскому перевороту сочувствовали. – Да, они действительно попали под шарм советской идеологии. Они поверили или сделали вид, будто поверили в то, что в Советском Союзе строится светлое будущее. Но могилы великих русских писателей, да и многих, многих русских людей разбросаны по всей Европе. И все они – и великие, и менее великие – остались русскими, они с достоинством продолжали быть русскими и гордились этим. И они покорили меня своим достоинством. Понимаете, когда ты никому не нужен, у тебя нет страны, нет Родины, трудно, архитрудно сохранить достоинство. Это – урок. Их пример, их заслуги – это на века, и это для сегодняшней России. У России есть великая культура, и ей есть чем гордиться. Я – француз. Но я горд тем что прикоснулся к великой русской литературе. А предметом моей особой гордости является тот факт, что за последние 20 лет у меня в России вышло 8 книг. Это вызывает некоторую зависть у моих коллег-славистов, но это – факт. Для меня Серебряный век не закончился после Октябрьского переворота, он продолжался ещё несколько десятилетий, а может быть, продолжается ещё и поныне… Беседу вёл Владимир Шемшученко 18.09. 2013. газета "Литературная Россия" http://lgz.ru/article....haetsya
|
|
| |
Валентина_Кочерова | Дата: Четверг, 16 Фев 2023, 13:13 | Сообщение # 7 |
Группа: Администраторы
Сообщений: 7147
Статус: Offline
| «НИ ОДНА РУССКАЯ МОГИЛА НЕ БУДЕТ УНИЧТОЖЕНА»
Что ждет знаменитое Русское кладбище в парижском предместье Сент-Женевьев-де-Буа? Станет ли отказ мэрии ныне заштатного городишки, в ведении которого находится некрополь, принять «русские деньги» причиной исчезновения памятника? Казалось бы, оф. заявление мэрии должно было поставить точку. Однако вопросы остались. Ведь именно в эти дни, под шумок скандала вокруг Сент-Женевьев, под каток пущены русские могилы на другом русском захоронении под Парижем.
Стандартная солидная каменная стела с сопроводительным текстом перед входом на кладбище - как страж. Такие установлены у всех исторических памятников во Франции - это вселяет уверенность в завтрашнем дне русского некрополя. С 1927 г. он был местом паломничества не только русских туристов. Здесь, как в открытой книге, читаются судьбы сотен русских фамилий, вплетенных в историю Франции. Их не вычеркнуть и не забыть. Они продолжают жить в потомках, гражданах Франции, их подвиги, изобретения, вклад в искусство неоценим. И во Франции об этом помнят.
Шум, поднятый публикацией во французской прессе о том, что мэрия Сент-Женевьев-де-Буа отказалась принять ежегодный перевод от России, заставил вздрогнуть многих. Ставит ли это под угрозу захоронения знаменитых русских, среди которых весь цвет белой эмиграции, включая И.Бунина, А.Тарковского, Н.Тэффи, З.Серебрякову, генералов и офицеров Белого движения и многих-многих др. известнейших деятелей мировой культуры, героев войны и Сопротивления, за многими из которых стоят истории невероятного героизма и самопожертвования во имя французского государства? Неужели Франция позволит их уничтожить?
За сохранность могил отвечает французское государство в лице мэрии Сент-Женевьев-де-Буа. А все ассоциации, так или иначе причастные к работам по сохранению надгробий, а их несколько, должны получать разрешение в мэрии на какую бы то ни было деятельность. Россотрудничество осуществляет патронат мемориала. Но решения все равно остаются за мэрией. Надежду на сохранение русского некрополя вселяет его статус исторического памятника. Лишить подобный объект этого статуса достаточно сложно. Даже полуразрушенные могилы трогать не имеют права. Хотя не совсем понятно, какая участь ждет могилы, не сохранившие никакой идентичности, - упавшие кресты на сиротливом холмике, поросшем сорняком. Говорят, Россотрудничество готовило сметы по восстановлению захоронений, ведь их списки, всех без исключения, есть, однако теперь это вопрос открытый. И, по мнению некоторых членов семей, не пожелавших быть названными, не исключено, что концессии на эти могилы могут быть перепроданы.
«Уже почти 100 лет город Сент-Женевьев-де-Буа заботится о сохранении этого важного как для нашего города, так и для России исторического и культурного наследия. За последние годы были сделаны серьезные вложения в обустройство общественных территорий - посажены деревья, приведен в порядок газон и аллеи. Однако что касается содержания самих могил, то оно, как и на всех кладбищах Франции, находится в ведении исключительно концессионеров и правообладателей» - говорится в коммюнике мэрии городка. Тем не менее местные власти ясно дают понять, что город продолжит «делать все для сохранения этого важного международного наследия, которое насчитывает более 5200 русских захоронений». В мэрии «настоятельно подчеркивают, что ни одна русская могила не будет уничтожена». И в заключение: «Война никогда не будет предлогом для посягательства на долг памяти и уважение к умершим».
Как поясняет обелиск у входа, это самый большой русский некрополь в мире, а захоронения его исключительны по своей культурной и исторической ценности. А еще, что «даже деревья здесь напоминают о России». Это правда. Русскую часть городского погоста, что называется в миру Cimetiere des liers, легко узнать - там, в отличие от совершенно голых обычных участков по соседству, ветви деревьев почти закрывают небо. Даже сейчас, зимой. Старые ели, ровесницы первых захоронений, торжественно возносятся ввысь, живописно окаймляя голубые маковки, тут и там венчающие русские могилы.
И на фоне - прекрасный, почти из любой точки кладбища виднеющийся купол русской церкви Успения Богородицы, построенной в 1938–1939 гг. по проекту Альберта Бенуа в древненовгородском стиле. Корни огромных берез взламывают плиты, а плющ закрыл одно надгробие, другое. Прямо из могилы вырос куст лещины, продев сквозь деревянный крест свои уже окрепшие прутья. Кусты молочая сиротливо покрывают безымянный холм.
Лежащий на могиле подгнивший деревянный крест порос мхом. Такое нездешнее лицо в сестринском белом платке, как в раме, с выглядывающим случайно краем фамильного медальона. Совсем детское, имени нет - табличка исчезла. На других с трудом можно разобрать «донской казак, донская казачка, сестра милосердия Клавдия Георгиевна Прилуцкая-Чернобровкина»… И деревянные кресты, кресты. С шапочками или без, простые, восьмиконечные, уравнявшие в правах и княгинь, и солдат, и священников. Яти даже на захоронениях 1950–1960-х годов. Настоящий музей.
Здесь все - члены императорского дома, писатели, художники, все, кого потеряла Советская Россия. Вот тенор Парижской оперы, надпись на его мраморном обелиске блестит свежей позолотой, а недалеко у княгини Козловской покосился деревянный крест. Вот половина креста, едва читается «Капнистъ». На надгробии некогда блистательной балерины В.Трефиловой, скончавшейся в 1943 г, расколотый на 3 каменные части крест - лежит, изогнувшись лебедем, словно в память о партии солистки Мариинского Императорского театра в балете Чайковского. Состояние могил в сочетании с невероятными, утраченными по большей части фамилиями, придает особый драматический лад всему, что видишь вокруг. Это похоже на симфонию - имена звучат причудливо и потусторонне, как древний текст, проявляясь и исчезая, сливаясь с неистовым щебетом птиц и монотонными напевами мусульман где-то за оградой.
Время никого не щадит. Вот и кладбище, когда-то раскинувшееся в окружении полей, сейчас со всех сторон обступили бедняцкие ашелемы, блочные многоквартирные дома. И эмигранты - совсем иные. А внутри высокой ограды - тишина и покой. Толстые, Рябушинские, Рейнбот-Резвые, Римские-Корсаковы, Долгоруковы, Вяземские, Горчаковы, Долгоруковы, Лобанов-Ростовский, Проскудины-Горские, Сытины, Струве, Витте, Гагарины, Стравинские, Бенуа, Столыпины, Шереметевы, Голицыны, Воронцовы-Дашковы, Мусины-Пушкины и многие -многие - многие. Книга, бесконечная книга памяти ушедшей России. Не все могилы в плачевном состоянии. На многих - новые таблички, где-то свежая позолота. Видимо, поступавшие с 2007 г. деньги из России пошли-таки на благое дело. Лучше всего выглядят «военные» участки - казаки, генералы, кадеты, офицеры. Еще один удивительный раздел русской истории в «книге памяти» Сент-Женевьев-де-Буа - русская воинская слава. С ней связаны и удивительные памятники.
Например, Галлиполийский мемориал, организованный на средства ветеранов. Памятник ценен тем, что поставлен как реплика выстраданного мемориала в турецком Галлиполи, сооруженного в тяжелейшие для русской армии в изгнании 1920-е годы. Тот памятник русским воинам на созданном генералом Кутеповым русском военном кладбище в Галлиполи не сохранился. Он был демонтирован еще в 1949 г. Но французский монумент протягивает живую нить памяти между сегодняшними трагическими днями, памятью Белого движения и подвигом русских солдат, погибавших от голода, болезней и холода на турецком берегу.
В 1920 г. почти 150 тыс. русских на 126 кораблях покинули Россию. И большую их часть составили воины Русской Армии генерала Врангеля. Самый многочисленный 1-й армейский корпус под командованием генерала Кутепова сошел на берег в районе турецкого городка Галлиполи. Власти Турции предоставили русским военным полуразвалившиеся бараки. В тяжелейших условиях люди умирали от холода и голода. Так возникло русское военное кладбище и впоследствии памятник, собранный по камню всеми участниками образовавшейся и организованной генералом Кутеповым коммуны - 24 тыс. камней.
«О жди ж меня, дитя, до новой, лучшей встречи. Мама». Такая эпитафия высечена на надгробии юной балерины Т.Семенниковой, трагически ушедшей в 22 года. Среди русской эмиграции было немало танцовщиц, артистов оперы, актеров, украсивших своим искусством парижскую сцену.
Почему-то самой ухоженной выглядит могила русского танцовщика Сержа Лифаря, звезды «Русских сезонов» С.Дягилева, гл. хореографа Гранд Опера, в прошлом красного командира, приветствовавшего Гитлера. Черный мрамор, золотые буквы, а в нише с иконкой, традиционной для русского кладбища, - кем-то всунутый украинский флажок, видимо, потому что русский танцовщик С. Лифарь был родом из Киева. А внизу, на цоколе, выгравированы ордена, среди которых… Георгиевский крест.
Надгробие писателя Гайто Газданова - одно из самых примечательных. Парижский таксист (есть здесь и участок, посвященный русским эмигрантам-таксистам), участник Сопротивления, редактор подпольного журнала, литератор. Памятник работы В.Соскиева в виде раскинувшего крылья ангела поставлен при поддержке гл. дирижера Мариинского театра В.Гергиева, земляка писателя, в 2001 г. В тот год Гергиев выступал с аншлагами в Париже. В нынешнем сезоне его тоже ждали в стенах Парижской оперы, даже ежегодный каталог с программой Гранд Опера включал гастроли Мариинского театра. С каким же разочарованием жаждущие увидеть маэстро прочли на последней странице, что русские артисты допущены все-таки не будут.
Русское кладбище кажется огромным, наверное, еще и оттого, что невозможно пройти мимо ни одной могилы. Имена и даты притягивают, рождают ассоциации, навевают размышления. На многих могилах - листки с оповещением о прекращении концессии в случае неухода за захоронениями с призывом к родственникам проявить интерес к могилам. Однако испуг от того, что эти черные метки могут стать предлогом для уничтожения русских захоронений, проходит, когда узнаешь, что раскладывают эти листки как раз члены ассоциаций - для привлечения внимания потомков. Но проблема в том, что у многих усопших нет потомков: или они слишком дальние, или вовсе не знают о своих далеких теперь уже предках. Это чудовищно затрудняет работу по восстановлению надгробий. В том числе принадлежащих таким невероятным женщинам, как Алла Дюмениль.
Глава ассоциации Memoire russe («Русская память») С.Дыбов приложил немало усилий для обновления надгробий русских военных и тех, кто увековечил их память. В этот непростой момент он продолжает работу по восстановлению памятника Алле Басиной-Дюмениль - уникальной русской женщине, создательнице женских авиационных частей сражающейся Франции в 1940 г.
|
|
| |
Валентина_Кочерова | Дата: Четверг, 16 Фев 2023, 14:07 | Сообщение # 8 |
Группа: Администраторы
Сообщений: 7147
Статус: Offline
| Будучи майором французских ВВС, она была единственной женщиной, которая занимала столь высокий офицерский пост в то время. Именно под ее началом служила знаменитая чернокожая актриса и певица Жозефина Бейкер. Дочь контр-адмирала и председателя Зарубежного Союза русских военных инвалидов в Париже, Алла создавала свой авиационный женский корпус по примеру советских авиачастей. Поддержка Бейкер помогла привлечь внимание к проекту, было создано несколько частей, в том числе обучено 13 женщин-пилотов. Сегодня могила А.Дюмениль заросла кустарником, надписи на надгробии не видно, деревянный крест вот-вот упадет. А проведению восстановительных работ мешает неожиданный факт. Алла была 6 раз замужем, и в данный момент сложно разобраться, кто наследник концессии. Без него мэрия не дает разрешения на работы. Между тем С.Дыбов подготовил проект и надеется на благополучный исход. Впрочем, для того чтобы получить разрешение на обновление доски на могиле матери М. Скобцовой, ушло 2 года… Истории русских женщин на войне - целый особый раздел русского некрополя.
Одна из них - А.Воронко, по заказу которой был построен замечательный мемориал в память о погибших русских воинах, воевавших на полях Второй мировой войны. Ее сын отправился на фронт в составе французской армии и погиб в 1940 г. Уже после войны она начала искать его могилу. В результате были обнаружены около 2-х десятков русских воинов, останки которых Анна перевезла в Сент-Женевьев-де-Буа, где выкупила 8 участков.
Именно она заказала строительство часовни А.Бенуа, на ее деньги и был установлен этот знаменитый мемориал, у которого возлагал цветы В.Путин. Анна умерла в 1971 г. и была похоронена рядом с сыном. Его захоронение ей все-таки удалось найти. А.Воронко незаслуженно забыта, ее скромный труд померк перед громкой и заслуженной славой княгини В.Оболенской, которая не похоронена фактически на территории мемориала, здесь находится лишь надгробная плита с ее именем.
Героиня подполья, Вера была казнена фашистами в Берлине перед самым освобождением, в 1944-м, отказавшись сотрудничать с ними и выдать товарищей по подполью, а тело ее они уничтожили. Ее муж, князь Н.Оболенский, ставший впоследствии священником и настоятелем собора св. А.Невского в Париже, как и она, участник Сопротивления, похоронен в одной могиле с приемным сыном М.Горького Зиновием Пешковым, тоже сражавшимся за освобождение Франции от фашизма. Рядом с плитой Оболенской - скромное надгробие матери М.Скобцовой, также замученной фашистами.
Среди выдающихся женщин, служивших Французской республике и похороненных на русском кладбище, есть еще одна невероятная героиня современной истории - Эльмесхан (Гали) Хагундокова. Наследница древнего дворянского черкесского рода терских казаков, дочь героя Русско-турецкой, Русско-японской и Первой мировой войн, удостоенного невероятного количества наград командира бригады знаменитой «Дикой» дивизии К.Хагундокова. Гали унаследовала благородство и мужество отца. Участница 2-х мировых войн, заслуженный легионер 1-го класса, командор, бригадный генерал, великий офицер национального ордена Французской Республики «За заслуги», обладатель многочисленных правительственных наград: Крест войны 1939-1945, Крест великого мужества, Золотой крест Польской армии, Алая медаль Парижа, медали за Тунисскую и Итальянскую кампании. Все это она, утонченная черкешенка, прославившаяся уже в 1920-е годы как модель … Коко Шанель.
Маленькое черное платье и жемчужное ожерелье, утонченность и изысканность - именно такие русские эмигрантки, выпускницы Смольного института благородных девиц, создали образ богемной красавицы, столь востребованный до сих пор в мире моды. Впоследствии графиня Ирэн де Люар с началом Второй мировой войны пожертвовала всем своим состоянием для создания передвижного госпиталя, бросалась в самую гущу фронта, спасла тысячи жизней на фронтах Испании, Франции, Италии и Северной Африки, где под началом американского генерала Кларка сражался ее сын Н.Баженов. «В ее солдатском ранце с самого начала лежал маршальский жезл», - сказал де Голль в момент присуждения Гали ордена Почетного легиона. О заслугах этой великой женщины, удостоенной после смерти наивысших воинских почестей — никого ни до ни после нее не отпевали в Соборе Инвалидов, - красноречиво говорит склеп на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.
Это прекрасная часовня в русском стиле. Да, похороненной она хотела быть здесь, в фамильном склепе, который когда-то выкупила у семьи Орловых для своих родителей и единственного, рано погибшего сына.
Однако за шумом вокруг некрополя в Сент-Женевьев-де-Буа незамеченным осталось разрушение другого русского кладбища - в Монморанси. В эти дни там под каток пущено более двухсот захоронений. «Мы нашли 370 фамилий, среди которых около 30 генералов Русской армии, а еще Серж де Шассен, который способствовал выдвижению И.Бунина на Нобелевскую премию. Его могила уже уничтожена», - рассказал С.Дыбов. Тем временем Memoire russe пытается спасти еще одно захоронение - в бургундском городке Имфи. Это небольшой некрополь - 70 могил русских офицеров-галлиполийцев. Когда-то они работали на расположенном там металлургическом заводе как рабочие - такая участь ждала во Франции практически всех русских белоэмигрантов. В задачу ассоциации входит отремонтировать надгробия и восстановить кресты. Будем надеяться, что препятствий не возникнет, и память о русских солдатах на французской земле будет жить. Ксения Фокина, Париж 09.02. 2023. газета "Культура" https://portal-kultura.ru/article....tozhena
|
|
| |
Валентина_Кочерова | Дата: Вторник, 10 Окт 2023, 16:07 | Сообщение # 9 |
Группа: Администраторы
Сообщений: 7147
Статус: Offline
| ОРДЕН ЗА ГЕНЕРАЛА МИЛЛЕРА
28 октября 1937 г. решением Политбюро «за успешное выполнение спец. задания Правительства СССР» 27 работников НКВД были награждены орденами Ленина и Красного Знамени. За стандартной формулировкой скрывалось успешное завершение операции по похищению и доставке в СССР лидера белой эмиграции генерала Миллера.
16 ноября 1920 г. последние суда русской эскадры ушли из Крыма. На 126 судах и судёнышках полуостров покинули около 140 тыс. человек не считая команд. Более 60 тыс. военных, сведённых в 3 корпуса, были размещены в лагерях на территории Турции и Греции. Однако покинувшие Крым не считали войну ни законченной, ни проигранной, в лагерях жизнь шла согласно воинским уставам: неслась караульная служба, назначались дневальные, поддерживалась воинская дисциплина и порядок, в палатках и землянках говорили только об одном: «Когда мы вернёмся…» Это была всё ещё армия, и эта армия готовилась к новому походу. Но завершился 1920-й год, прошли 1921-й, 1922-й, а долгожданного приказа всё не было. Иссякали вывезенные средства, сокращалась помощь союзников, прод. пайки урезались. Солдаты, офицеры, казаки понемногу покидали лагеря и искали своё место в новой реальности. Кто-то даже уезжал в Советскую Россию. Командование лихорадочно искало выход из сложившейся ситуации.
1 сентября 1924 г. приказом № 45 барон Врангель заявил о преобразовании Русской армии в Российский Обще-Воинский Союз (РОВС). Армия как таковая распускалась, но солдаты и офицеры сохраняли самую тесную связь друг с другом. Организация, в момент создания насчитывавшая более 100 тыс. членов, имела свои отделения в Европе, Египте, Иране, Сирии, Китае, Монголии, Австралии и Новой Зеландии – всюду, где осели эмигранты первой волны. РОВС сохранял армейскую структуру и в любой момент (дайте только приказ!) мог выставить уже сформированные батальоны, полки, дивизии, полностью укомплектованные офицерскими кадрами. А кто не хотел ждать, мог начать свою борьбу прямо сейчас: мечтавшие о решительном бое с большевиками члены РОВС, пройдя подготовку в спец. лагерях, контрабандными тропами проникали на территорию СССР, стреляли в гос. чиновников и партработников, осуществляли теракты: 7 июня 1927 г. была взорвана бомба в партклубе Ленинградского коммунистического университета, в Минске был убит глава Белорусского ОГПУ Опанский. Занявший в 1928 г. после смерти Врангеля пост председателя РОВС генерал Кутепов заявил о курсе на дальнейшую активизацию террористической борьбы против СССР.
26 января 1930 г. генерал Кутепов пропал среди бела дня в центре Парижа. Белоэмигрантская печать открыто писала, что это дело рук большевиков и что не обошлось без предательства. В среде белой эмиграции росли подозрительность и недоверие: а не продался ли ты большевикам?.. Ещё в 1927 г. в РОВС была организована т.н. «внутренняя линия» – контрразведка, изыскивавшая предателей в своих рядах. Но Кутепова она уберечь не смогла. В 1935 г. генерал Миллер, сочтя что контрразведка не выполняет своих функций, поставил во главе французского отделения линии своего доверенного человека – генерала Скоблина.
Скоблин был легендой Белого движения. В окопы Первой мировой он пришёл 20-летним прапорщиком. За 3 года войны получил 2 ранения, 2 ордена, золотое георгиевское оружие «За храбрость» и погоны штабс-капитана. Одним из первых вступил в Корниловский Ударный отряд и прошёл с ним всю гражданскую войну – Первый (Ледяной) и Второй Кубанский походы, и поднялся от командира роты до командира полка. Когда полк был развёрнут в дивизию, стал её командующим и самым молодым генералом в Добровольческой армии. Именно Скоблин вёл в атаку офицерскую роту в феврале 1918 г. – первую атаку Добровольческой армии, именно он повёл корниловцев в последнюю атаку Русской Армии в день эвакуации из Крыма. Если кому и доверить борьбу за чистоту рядов, то кому как не ему? Но был один нюанс, о котором генерал Миллер не знал.
Три документа из архива ОГПУ/НКВД Документ №1 «12 лет нахождения в активной борьбе против Советской власти показали мне печальную ошибочность моих убеждений. Осознавая эту крупную ошибку и раскаиваясь в своих проступках против трудящихся СССР, прошу о персональной амнистии и даровании мне права гражданства СССР. 10.09.1930г. Н. Скоблин»
Документ №2 «Настоящим обязуюсь перед Рабоче-Крестьянской Красной армией СССР выполнять все распоряжения связанных со мной представителей разведки Красной Армии. За невыполнение данного мною настоящего обязательства отвечаю по законам СССР. 21.01.31г. Берлин. Н. Скоблин».
Документ №3 «Благодаря деятельности “Фермера” (псевдоним Скоблина): 1. Ликвидированы боевые дружины, создаваемые Шатиловым и генералом Фоком для заброски в СССР; 2. Сведены на нет планы Туркула и Шатилова об организации особого террористического ядра; 3. Разоблачён французский агент, работавший у нас 11 мес.; 4. Предотвращено готовящееся покушение на Троцкого; 5. Раскрыта организация, готовившая убийство Наркома Иностранных Дел Литвинова; 6. Арестованы 17 заброшенных в СССР агентов, раскрыты 11 явочных квартир РОВС в Москве, Ленинграде и Закавказье».
Почему белый генерал пошёл на сотрудничество с большевиками? Наверно потому, что видел больше, чем другие: что Белое дело проиграно, что СССР состоялся как государство – и принял решение служить России, пусть даже большевистской, большевики приходят и уходят, а Россия остаётся. В Москве внимательно наблюдали за деятельностью РОВС: насколько опасен Союз и на чью сторону станут десятки тысяч бывших белогвардейцев в будущей войне? В сейф руководства ложились донесения: 1. Приняв должность председателя РОВС, Миллер заявил, что не видит смысла в «булавочных уколах» и отныне главная цель РОВС – создание на территории СССР подпольных ячеек, которые в нужный момент станут центрами антибольшевистских восстаний с началом иностранной интервенции против СССР. 2. С 1934 г. председатель РОВС настойчиво ищет контакты с представителями Третьего рейха. 3. В 1936 г. генерал Миллер призвал всех членов Союза отправиться в Испанию воевать на стороне Франко. К 1937 г. пазл окончательно сложился и в Москве решили, что «в свете вышеизложенного ликвидация Миллера и общий разгром белоэмигрантского движения представляется исключительно важной задачей».
22 сентября 1937 Г.ровно в 9:00 председатель РОВС Миллер вышел из дома. Около 11:00 вошёл в управление РОВС на ул. Колизе, 29 и проследовал в свой кабинет. В 12:00 зашёл в кабинет начальника канцелярии генерала Кусонского и протянул пакет: - «Павел Алексеевич, вскройте пакет, если я через 3 часа не вернусь, хорошо?» - «Не беспокойтесь, Евгений Карлович», – ответил Кусонский и положил пакет в ящик стола. Кусонский не вскрыл пакет ни через 3, ни через 4 час. Только в 20:00 тревогу подняла супруга пропавшего генерала. Около 23:00 Кусонский прибыл в управление РОВС, где его уже ждал зам. Миллера вице-адмирал Кедров. Кусонский сразу же бросился к своему столу, достал конверт, разорвал, развернул листок, прочитал и протянул его Кедрову: «У меня сегодня в 12.30 час. дня свидание с генералом Скоблиным на углу улиц Жасмэн и Раффэ. Он должен отвезти меня на свидание с германским офицером, военным атташе полковником Штроманом и с г. Вернером, прикомандированным к здешнему германскому посольству. Оба хорошо говорят по-русски. Свидание устраивается по инициативе Скоблина. На всякий случай оставляю эту записку. 22 сентября 1937 г. генерал-лейтенант Миллер».
- Почему Вы не вскрыли конверт в указанное время?! - закричал Кедров. - Почему?! - Я… забыл, - прошептал Кусонский. (Необъяснимая «забывчивость» для военного человека, хотя будь Кусонский завербованным агентом НКВД, ему проще всего было бы просто умолчать о записке, чем давать неубедительные объяснения). - Вызовите Скоблина. Срочно! За Скоблиным был отправлен полковник Мацылев. Около 02:15 Мацылев и Скоблин прибыли на ул. Колизе. Полковник остался в приёмной, а Скоблин не раздеваясь вошёл в кабинет: - Что случилось? - Пропал генерал Миллер. Когда Вы видели его в последний раз? - Вчера. - Но у Вас сегодня с ним была назначена встреча? - Кедров смотрел Скоблину прямо в глаза. - Впервые слышу. Кедров протянул Скоблину записку. Генерал прочитал её и пожал плечами: - Говорю вам: мы с ним сегодня не встречались. - Я думаю, нам всем надо ехать в полицию, - подвёл итог беседы Кусонский. - Разумеется, - сказал Скоблин и не торопясь вышел в приёмную. Кусонский и Кедров надели свои пальто, тоже вышли из кабинета - в приёмной находился только полковник Мацылев. - А где Скоблин? - Ушёл, - пожал плечами Мацылев. Только тут Кусонский и Кедров поняли свою ошибку: Мацылев ничего не знал о подозрениях в отношении Скоблина. Кусонский и Кедров выбежали на улицу, но улица была пуста. - О Боже, он сбежал! - простонал адмирал.
В 03:15 в полицейском комиссариате на углу ул. Помп и авеню Анри Мартен в дело о пропаже генерала Миллера лёг первый листок: заявление русских эмигрантов об исчезновении председателя РОВС генерала Миллера. На пограничные заставы была направлена ориентировка с описаниями внешности Скоблина с указанием задержать. Как скоро выяснила французская полиция, около 3 час. ночи Скоблин пришёл на квартиру к своему сослуживцу капитану Кривошееву, но того не было дома. Скоблин попросил у его жены взаймы 100 франков, получил 200. Скоблин поблагодарил, галантно поцеловал даме руку, извинился за поздний визит и исчез в ночи. На этом история жизни генерала Скоблина обрывается: больше его никто никогда и нигде не видел.
Утром полицейский комиссар из Гавра сообщил своему начальству, что ночью к советскому пароходу «Мария Ульянова» подъехал грузовой «Форд», 4 матроса приняли с него какой-то длинный узкий ящик, и пароход, даже не закончив выгрузку, отдал швартовы и вышел в море. Таможенному инспектору был предъявлен документ, что в ящике дип. почта, не подлежащая досмотру. Советского посла немедленно вызвали в МИД.Чиновник МИДа потребовал немедленно вернуть судно в порт для повторного досмотра, в противном случае на перехват судна будет направлен эсминец. Брови советского посла взлетели вверх: - Судно находится в международных водах, его задержание вызовет международный скандал, ответственность за который ляжет целиком на Францию. К тому же, на судне всё равно никого не найдут. – усмехнулся посол. Французы поняли более чем прозрачный намёк: в случае опасности «груз» просто выбросят за борт - и взяли свои слова обратно.
В первых числах ноября 1937 г. во внутренней тюрьме НКВД на Лубянке появился секретный узник № 110 «Пётр Васильевич Иванов». Миллер написал 18-страничный обзор о деятельности РОВС, но в нём не было абсолютно ничего: ни адресов, ни имён. На требования следователя назвать фамилии, явки, Миллер неизменно отвечал, что секретной работой занимались другие лица, докладывавшие ему лишь о результатах. Обращение к эмиграции с призывом прекратить борьбу против Советской власти генерал подписать отказался. Сменивший за время следствия Ежова Берия решил, что допрашивать бывшего генерала больше не о чем и 11 мая 1939 г. подписал распоряжение о ликвидации. В тот же день в 23:05 заключённый «Иванов» был расстрелян, в 23:30 его труп был сожжён в крематории, дело уничтожено.
Похищение генерала Миллера нанесла РОВС удар, даже более страшный чем смерть Врангеля и исчезновение Кутепова: честь и слава Белого движения генерал Скоблин оказался агентом большевиков. Если такие люди предают, то кому тогда верить? Последний гвоздь в крышку гроба был вбит, когда выяснилось, что Н.Абрамов, сын генерала Абрамова, сменившего Миллера на посту председателя РОВС, тоже сотрудник НКВД. РОВС начал рассыпаться на десятки новых «союзов», «обществ» и «партий». Полностью он не распался, но это было уже жалкое подобие прежде могущественной организации, РОВС потерял своё влияние среди эмигрантов и больше уже не интересовал ни политиков, ни западные спецслужбы, ни Лубянку. Клим Подкова 22.09. 2023. журнал "Камертон" https://webkamerton.ru/2023/09/orden-za-generala-millera
|
|
| |
Валентина_Кочерова | Дата: Понедельник, 27 Ноя 2023, 12:12 | Сообщение # 10 |
Группа: Администраторы
Сообщений: 7147
Статус: Offline
| ГЕНЕРАЛ МИХАИЛ ЧЕГЛОВ: "МЫ ЛИШИЛИСЬ РЕШИТЕЛЬНО ВСЕГО..." Эмигрантские мытарства боевого русского генерала, ставшего простым рабочим на автозаводе во Франции
Гражданская война в России породила первую, по-настоящему крупную, волну русской эмиграции. Многие беженцы были вынуждены начинать жизнь на чужбине с нуля. Особенно трудно было тем, кто был в возрасте или достиг высокого положения в России. В этом отношении характерна судьба генерал-майора М.П. Чеглова.
Михаил Петрович родился в 1876 г., получил блестящее образование, в том числе окончив Николаевскую академию Генштаба в 1902 г. Участвовал в Русско-японской и Первой мировой войнах, причем проявил себя с лучшей стороны. Во главе 27-го пехотного Витебского полка 1 августа 1915 г. верхом на коне повел полк в атаку на немцев под деревней Бартычки. Полк прошел версту по открытой местности и выбил противника из деревни, потеряв 12 офицеров и более 300 солдат. За этот подвиг Чеглов был награжден орденом Св. Георгия 4-й ст.2. Ранее, 13-14 марта 1915 г., несмотря на ранение в левую руку, выбил противника из окопов у деревни Шафранки, за что был награжден Георгиевским оружием.Генерал П.С. Махров вспоминал о Чеглове в начале Первой мировой войны: "Полковника Чеглова я хорошо знал. Мы с ним познакомились в Севастополе летом в 1912 г. и встречались здесь же в 1913 году. Он был старше меня годами - лет 40-41. Выше среднего роста, чрезвычайно худой, болезненный, он приезжал в Крым лечиться. Он был опытный офицер Генштаба и в высшей степени симпатичный человек".
Революционный развал армии Чеглов не принял. В донесении от 29 марта 1917 г. по должности начальника 55-й пехотной дивизии он отмечал: "Дикая пропаганда крайних соц. партий подорвала у солдат идею государственности и создала пропасть между солдатом и офицером. Темная масса, ослепленная невероятно богатыми программами, вырывается из рук офицеров и идет за вожаками. Солдат сознает необходимость офицера для боя и идет с ним. Порыва в войсках нет, но опасение немцев, желание не пустить их пока велики. К обороне мы пока способны, активные действия вести трудно".
Михаил петрович информировал командование о появлении в войсках агитаторов и о случаях братаний с противником. Он занял пост генерал-квартирмейстера штаба Особой армии, но еще менее по душе пришлись ему события октября 1917 г. К тому времени Чеглов командовал 122-й пехотной дивизией. Перед войной служил в Одессе, в штабе округа. Туда же вернулся уже генералом по демобилизации. С ноября 1918 г. состоял в белом подполье (Одесский центр Добровольческой армии), действовавшем при украинской власти гетмана П.П. Скоропадского, а затем при Директории Украинской народной республики. В 1919 г. присоединился к белым - сначала состоял в резерве чинов при главнокомандующем Вооруженными силами на Юге России, затем стал начальником Ставропольских военно-училищных курсов, а в 1920 г. - Константиновского военного училища и непродолжительное время занимал пост начальника штаба войск Новороссийской обл. Генерал информировал командование о появлении в войсках агитаторов и о случаях братаний с противником. В том же 1917 г. он занял пост генерал-квартирмейстера штаба Особой армии, но еще менее по душе Михаилу Петровичу пришлись события октября 1917 г. К тому времени Чеглов командовал 122-й пехотной дивизией.
Чеглову было 44 года, когда осенью 1920 г. ему, боевому заслуженному генералу, пришлось вместе с врангелевской армией оставить родину. Он попал в лагерь в Галлиполи, где некоторое время находились покинувшие Россию врангелевцы. Позднее перебрался в Болгарию и жил в Софии, затем уехал в Королевство сербов, хорватов и словенцев, а оттуда в конце 1924 г. - во Францию. Вместе с ним были супруга Надежда Степановна и дочь. В изгнании Михаил петрович стал почетным председателем Объединения киевлян-константиновцев в Париже (выпускников Киевского Константиновского военного училища, которое он возглавлял в Гражданскую войну), состоял в Обществе русских офицеров Генштаба и в Союзе русских военных инвалидов во Франции (с 28 марта 1930 г.).
Карточка М.П. Чеглова из Союза русских инвалидов во Франции, 1931.
Во Франции бывший генерал стал простым рабочим (одно время был пом. маляра) автозавода Берлие в Лионе, жена устроилась на фабрику игрушек. Позднее Чегловы поселились под Парижем. Трудности своего эмигрантского существования Михаил Петрович подробно изложил в публикуемом письме генералу А.М. Драгомирову.
25 января 1925 г. Драгомиров руководил Обществом русских офицеров Генштаба в Королевстве сербов, хорватов и словенцев и помог Чеглову с переездом во Францию, поэтому последний писал именно ему. Из письма следует, что заработка генералу и его супруге едва хватало на то, чтобы питаться и платить за жилье. Жить приходилось в грязном и холодном общежитии. Несмотря ни на что, одним из главных желаний генерала было вернуться в Россию. Мечта эта не осуществилась. Еще во время Первой мировой войны Чеглов был ранен и контужен, а в 1920 г., видимо, упал с лошади. Как он отмечал в марте 1931 г. в членском билете Союза русских военных инвалидов во Франции, потеря трудоспособности составила 75% (генерал ходил на костылях, а его супруга получила на фабрике увечье, лишившись нескольких пальцев). Военные инвалиды, как правило, долго не жили. К этому добавлялись еще и тяжелейшие условия труда и быта. Не стал исключением и Чеглов, который ушел из жизни вечером 4 августа 1931 г. после тяжелой болезни в инвалидном доме в Шавиле под Парижем и похоронен на местном кладбище. Вдова генерала скончалась во Франции намного позднее, в 1974 г.
Письмо М.П. Чеглова к Драгомирову. Публикуется впервые
25 января 1925 г. Многоуважаемый Абрам Михайлович! С нескольким запозданием позвольте Вам принести мою глубокую благодарность за Ваше теплое доброе отношение ко мне и ту помощь, которую Вы оказали мне своим содействием моему приезду во Францию. Три месяца уже прошло со времени моего приезда сюда, правда, они мне кажутся значительно короче, т.к. в условиях нашей жизни мы живем только субботу и воскресенье в течение недели, и за это время, можно сказать, что цель, которой я добивался, возможность самостоятельного существования с семьей, здесь до известной степени достигнута. Здесь, в Лионе, мы со дня приезда живем только своим трудом, ни к какой чужой помощи не прибегали, и существование такое вполне возможно, если Бог поможет быть здоровыми и способными работать.
Я очень извиняюсь перед Обществом офицеров Генштаба и перед Вами, что не выполнил до сих пор моих обязательств перед Обществом, (Чеглов уехал во Францию, не возвратив ссуду Обществу русских офицеров Генштаба в Королевстве сербов, хорватов и словенцев) , но я надеюсь, что меня не осудят строго, зная те ужасные условия, в которых я уезжал из Сербии, и необходимость строить здесь жизнь с самого начала: с сапог, сорочки, гребенки, т.к. в Сербии мы лишились решительно всего, существуя годы за счет прошлого, зарабатывая меньше половины того, что необходимо было на еду и квартиру только. Я не в состоянии указать срока, но прикладываю все усилия к тому, чтобы в возможно скорый срок погасить свои обязательства и Обществу, и полковнику Петрову-Денисову, долг которому, известный Вам, является для меня тяжелым, хотя и незаслуженным, бременем. До сего времени я сделать этого не мог, но к этому и много причин чисто внешних, о коих я упомяну уже дальше, попутно, описывая нашу жизнь.
Работу мы получили с женой через несколько дней по приезде, я - на заводе Берлье, жена - на игрушечной фабрике; до сих пор работаем в тех же местах; плату получаем по местному небольшую: я - 2 франка 75 сантимов в час, жена 1 ф. 25 с., что при полной неделе, без праздников, дает около 200 фр. в неделю; сумма, на которую можно скромно существовать и иногда, очень осторожно, что-то покупать из одежды или вещей жизненного обихода. Праздники, столь желанные для отдыха, в то же время лишают заработка в эти дни, и это, при низкой плате, что называется в обрез, сразу оказывает заметное влияние на бюджет.
Такое же удручающее значение имеет и всякая болезнь; в декабре месяце мне ушибли ногу колесом автомобиля, и я пробыл 18 дней на "ассюрансе" (Страховке), т.е. не работав и получал половинную плату. Эта болезнь и 3-4 дня праздников Рождества и Нового года нарушили наш бюджет настолько, что три недели уже мы должны его восстанавливать. Часовая плата вообще очень тяжела и нельзя быть спокойными, получая плату, достаточную для существования - необходимо зарабатывать больше, чтобы иметь запас на менее благоприятные времена. Так зарабатывают французы-рабочие и более опытные русские. Работа у нас с женой посильная, но нелегкая: жена набивает туловища кукол, от чего француженки и многие русские отказываются, первое время кисти рук даже опухают от напряжения; но такая работа имеет и свои преимущества - в период отсутствия заказов на фабрике, когда уволили до половины рабочих, жену все время держали, иногда целые дни без работы.
Я работаю маневром всякую случайную работу, довольно часто тяжелую или грязную; т.к. исполняю ее весьма добросовестно и не уклоняюсь, то на более определенную и более легкую меня не торопятся переводить. У меня нет молодых сил, здоровых рук, и я до известной степени не уверен в своих силах, что учитывается; более молодые и сильные перешли бы на работу в таких случаях на другой завод и потому к ним более внимательны. Мы, рабочие, имеем дело не с инженерами, а с контр-метрами - людьми неинтеллигентными и практических взглядов. Но все-таки моя работа посильна и тоже дает мне прочность на случай сокращения, это последнее для меня особенно важно, пока мы больше не станем на ноги. Вообще для жизни рабочим нужна особая житейская опытность и приобрести ее можно только личным опытом. Например, часто, не имея часами никакой работы, надо делать вид усиленно работающего человека, чтобы не подвести своего контр-метра; это для нас очень тяжело, а между тем особенно ценится в рабочем.
На том зиждется прочность рабочих в дни безработицы, сверхурочные работы, сдельная плата и величина заработков шефов и контр-метров. Это одна из частностей и таких много. Жизнь наша сложилась в зависимости от работы.В будни мы встаем в 5 ч. утра, с 6 уходим из дома и к 7 вечера собираемся все. С 7 до 9 наша жизнь: надо купить еды и обдумать следующие сутки, поесть; починить одежду, которая рвется ежедневно на работе; почиститься, помыться. В 9-9 1/2 надо ложиться спать, иначе трудно вставать и работать целый день. Все делается наспех. Субботы нормально свободны с полудня, но часто предлагают работать и после 12 ч. до 5-6 и, т.к. это дает лишний заработок, то отказаться трудно. Но все равно вечер субботы и воскресенье - дни жизни, в которые делается все за неделю. Если учесть постоянную физическую усталость от раннего вставания, грязи, холода (помещения на заводе не отапливаются; в нашем общежитии весь этаж отапливается]только одной трубой)и целого дня на ногах, то эти 1 1/2 дня - очень немного.
Там, где дают квартиры, времени свободного гораздо больше, т.к. нет траты на переезды часов 3 в день, но там есть другие минусы. Доставляет сложность и еще одно обстоятельство - это виза не в Лион, а в Мулен; благодаря этому мне до сих пор не удалось еще получить документы полиции на право жительства, и почти каждую субботу приходится посещать комиссариат и другие учреждения в хлопотах. Я в общежитии живу без документа, но переехать в комнату не могу, не могу переменить и работу на другой завод. Вообще жизнь налаженной нельзя считать, но с другой стороны мы живем без нужды и голода и до некоторой степени одеты; после ужасной жизни Белграда мы счастливы, что можем существовать. Мы не рисовали себе радужных перспектив и потому не разочаровались и нравственно отдыхаем. Верим и видим, что можно и лучше устроиться, но для этого нужен опыт и время. Русские здесь не бедствуют, одеты, живут часто хорошо, но работать приходится нелегко.
Тем, кто может жить интеллигентным трудом, менять жизнь на жизнь рабочего не следует, но кто бедствует, для того это возможность существования. Небольшой опыт, но можно еще очень много написать бы, но уже 10 час. вечера и дальше только два часа в день жизни до субботы .Если своими искренними строками кому-нибудь из товарищей я освещу выбор пути, я буду считать один из многих своих долгов выполненным. Должен сказать еще, что присущая французам доброта и незлобивость много облегчает этот путь. Позвольте все же еще раз поблагодарить Вас, глубокоуважаемый Абрам Михайлович, поздравить Вас с наступившим Новым годом и пожелать сил, здоровья и осуществления в этом году нашего общего страстного желания увидеть родную страну. Прошу Вас взять на себя и труд передать мой привет и дорогим товарищам по Генштабу. Глубокоуважающий Михаил Чеглов". Андрей Ганин, доктор исторических наук 15.11. 2023. журнал "Родина" https://rg.ru/2023....go.html
|
|
| |
Валентина_Кочерова | Дата: Воскресенье, 14 Янв 2024, 13:29 | Сообщение # 11 |
Группа: Администраторы
Сообщений: 7147
Статус: Offline
| КОМУ ЗВОНИТ ДЕД МОРОЗ? Рождественские открытки русской эмиграции в Америке
Многие поколения русских эмигрантов бережно хранили традиции и обычаи дореволюционной России. Относилось это и к праздникам, дух которых даже в далеких странах ощущался сильнее, чем в опоённой дурманом коммунизма несчастной России. Рассеянные по всему миру русские эмигранты неизменно поздравляли друг друга с главными русскими праздниками - Рождеством и Пасхой, и не было для этой цели открыток лучше, чем те, которые рисовал русский офицер К.Н. Подушкин.
Константин родился в Ковеле в 1897 г. и был младшим сыном в семье генерал-майора 19-го драгунского Кинбурнского полка Николая Александровича Подушкина. Мальчика с детства готовили к военной службе, но он проявлял талант и в живописи и брал уроки у В.М. Галимского. До 1915 г. Константин учился в Киевском кадетском корпусе, после чего окончил ускоренный курс Елисаветградского кавалерийского училища и отправился на фронт Первой мировой войны в составе 18-го гусарского Нежинского полка. Впоследствии он очень тепло вспоминал годы обучения в корпусе, а особенно ярким воспоминанием была его встреча с вел. князем Константином Константиновичем.
Причём вел. князь запомнил редкую фамилию воспитанника, а затем, приехав в следующий раз, пошутил, что каждый раз, как видит этого воспитанник, вспоминает его фамилию - спать хочется. Шутка тут же прославила кадета на весь корпус, а сама история превратилась со временем в байку. но к тому времени Подушкин получил совсем другую славу - стал художником, чьи рождественские открытки расходились по русской эмиграции как горячий студень в дни зимних гуляний. Часть открыток сегодня хранится в архиве Российского фонда культуры. Там же находится книга о талантливом гусарском офицере "Ротмистр Подушкин и его открытки", над которой более 10 лет работал известный коллекционер и гос. деятель В.Петраков. Книга стала его "прощальным поклоном".
После революции и развала армии Константин отказался присягать Временному правительству и впоследствии присоединился к 2-му конному полку генерала Дроздовского. В ходе гражданской войны ротмистр Подушкин храбро сражался с красными, был трижды ранен. В 1920 г. он эвакуировался в составе Белой армии из Крыма и год провел в Галлиполи.
Свою первую открытку "Встреча 1921 года" Подушкин нарисовал в окрестностях греческого тогда города, где был разбит основной лагерь эвакуированных из Крыма частей Русской армии. На фоне уходящего к горизонту строя полевых палаток и склонов греческого полуострова видна пышная ель и цифры: "1920-1921". Важная веха в истории страны и тех, кто встречал то Рождество в тех самых палатках. В Белой армии сражался и погиб в бою его брат Владимир. К этому периоду относится одно из стихотворений Константина Николаевича, отражавших его чувства и убеждения:
Когда жестокий, чуждый шквал В России рушил все святое, В те дни я полк свой покидал … И чувство горести немое, И безутешное больное, Тогда, я помню, испытал. Как – будто самое родное Навек земле я придавал.
С тех пор прошло немало лет, Но время все лечить не может И после многих новых бед Полка потеря сердце гложет. Есть много странностей, но странен, Пускай не буду многим я, Что каждый мой однополчанин Родным стал братом для меня.
Пусть слава о полке моем Живет со мной до края жизни, А над могильным мне холмом, С гусарской верностью Отчизне Гремит, как мощный, верный гром, Средь бурь теперешней стихии, Предупреждая мир о том, Что вновь воскреснет с ней Россия И в ней воскреснет Царский Дом!
Константин Николаевич несколько лет провел в Зальцбургском лагере перемещенных лиц. Были и другие скитания. И только в 1950 г. семье удалось перебраться в США, где Подушкин полностью раскрылся как мастер открыточного дела.
На одной из открыток американского периода виден Дед Мороз (или это уже Санта-Клаус?) с телефонной трубкой в руках. Кому он звонит? Куда? Может быть, на родину. Ясно одно, он поздравляет с Рождеством Христовым и, возможно, сообщает, что "в этот новый год времени вступает вечность", где нет белых и красных, свои и чужих, а "все мы только дети". И если присмотреться, то за нарисованной оконной рамой можно разглядеть детские силуэты, интерьеры комнаты, в которой они разбирают подарки, напоминают квартиры императорской России. Многие открытки Подушкина посвящены Российской империи, событиям военной истории, юнкерской жизни, кавалерии, но рисовались они не только ради утоления ностальгии, не просто для души, но и на продажу. Их покупали представители эмиграции, 10 центов за штуку, тираж колебался от 1000 до 3000.
Константин Николаевич стал одним из основателей Общества бывших юнкера Елисаветградского кавалерийского училища, основной целью которого было поддержать дух елисаветградцев за границей. Секретарём дамского Комитета при этом обществе избрана Мария Владимировна, жена Подушкина, которая в 1961 г. и положила начало изданию почтовых карточек, Профессиональное издание открыток завершилось сразу же после художника в 1969 г.., но его прекрасные открытки хранят в себе память о традициях ушедшей России и дают возможность прикоснуться к щемящей и удивительной атмосфере и колориту русского праздника.
https://rg.ru/2024....ke.html https://pereklichka.livejournal.com/2643506.html
|
|
| |