|
РАДИОИНТЕРВЬЮ ПРОШЕДШИХ ЛЕТ
|
|
| Валентина_Кочерова | Дата: Воскресенье, 21 Июл 2013, 18:59 | Сообщение # 1 |
Группа: Администраторы
Сообщений: 7147
Статус: Offline | Ведущий: Олег, Вы ушли из театра, именно для того, чтобы выйти на сцену петь? Вы могли остаться поющим актером?
Олег: Нет, я был какое-то время актерствующим певцом – этим долго заниматься не надо было. И когда я уходил из театра, я был очень молодым человеком: когда попал в него, мне было 20 лет, и когда я уходил оттуда, мне было 23 года. То есть, я как-то я не очень раздумывал, почему я это делаю, скорее это все было интуитивно, а потом уже я стал понимать, что я не актер, на самом деле, по природе души своей. Потом уже, еще позже, я понял, что я певец по своей природе. Я вынужден был тогда довольно много работать за границей и находится в театре, и постоянно быть в отъезде, невозможно.
В: Вертинский же, когда представлял свои песни публике, он актерствовал, лицедействовал. Вот Вам актерская профессия помогает? Вы пытаетесь создавать спектакли с песней?
Олег: Все это происходит автоматически – я конечно образованный актер, т.е. я уже не думаю над этим и всякая песня, и тем более романс, обладает определенной драматургией, а когда это хорошие стихи и хорошая музыка – кстати, я стараюсь отбирать именно такие романсы – это всегда очень серьезная драматургия.
Внешне это выражается исключительно певчески: нет никаких дополнительных театральных эффектов, потому что, те песни, которые я пою, они самодостаточны. В них уже все есть: в них есть драматургия, в них есть образ, идеалы. В них есть самое важное – душа. Главное – находится вот в соответствие тем идеалам, которые там заложены.
В: Вам важны глаза зрителя, которые на Вас смотрят, т.е. общение какое – то, не обязательно там словесное.
Олег: Безусловно, только нельзя сказать – глаза – в данном случае, вот Вы правильно абсолютно это дополнили: именно общение. Оно может быть и не глядя в глаза. Когда артист востребован, т.е., когда то, что он делает нравится публике, возникают отношения очень доверительные. Это вовсе не прямые отношения – глаза в глаза там, руки в руки – это выше того, больше того. Если существует рампа, если я просто, элементарно, не вижу зал, то я чувствую его дыхание. Если же я нахожусь в каких- то филармонических залах, где видна вся публика, где очень светло, то конечно, я работаю иногда с совершенно конкретным человеком, который вот сидит прямо, напротив меня. Я обращаюсь к каждому зрителю и в тоже время обращаюсь ко всему залу в целом.
В: Вот Вы очень внимательно относитесь к репертуару, который выбираете для своих программ. Какой главный принцип – ну, кроме того, что Вы уже сказали, что главное – чтобы замечательные стихи, замечательная музыка.
Олег: Замечательные стихи, замечательная музыка – это, все-таки, редкость, хотя в русской лирике, музыкальной, этого много, но все-таки – это не сплошь и рядом. Для меня важно все-таки, чтобы песня эта соответствовала каким-то моим внутренним идеалам: я пою то, что мне нравится. Но это не значит, что я отбираю только вот что упало сразу на слух как-то и хочется исполнять – нет, я стараюсь работать, стараюсь искать какие-то малоизвестные или вообще неизвестные романсы, или камерную вокальную музыку.
В: А Серебряный век?
Олег: Романсы этого периода… У меня с Серебряным веком отношения довольно сложные. Когда я был юным человеком, молодым – я был просто опьянен Серебряным веком, литературы и считал, что это самые вершины. И сейчас вся моя настоящая любовь в XIX веке. Я делал программу «Памяти Петра Лещенко» по его песням, но с Петром Лещенко, к сожалению, не дружу из-за его текстов. Он прекрасный мелодист, чудесный певец – тексты запредельные: петь это долго невозможно и с другой стороны их не изменить, потому, что если совершенно поменять тексты, как я иногда позволяю себе делать в городском романсе. Я изменяю два-три слова и вдруг какие-то тексты, которые были почти пошлыми, становятся какими-то искренними, живыми, простыми, может быть, но настоящими, человеческими. Но если менять тексты песен Лещенко, то просто пропадет сам Лещенко. Другие имена того периода: это Козин, Морфесси – я думаю, что мы, наверное, представим такую программу – по нескольким именам начало века. Что же касается романса Серебряного века, то, все-таки, он наверное будет звучать в ряду других романсов.
В: А как Вы строите свое выступление? Хронологически или как?
Олег: Исключительно эмоционально: это идет все от настроения, причем, за час до концерта, я еще не знаю, что будет звучать на концерте. Т.е. генеральная линия, конечно известна, а какие именно романсы и в какой последовательности главное - это создается буквально вот просто перед выступлением, но это позволяет быть очень естественным, настоящим.
|
| |
| |
| Валентина_Кочерова | Дата: Воскресенье, 01 Сен 2013, 18:41 | Сообщение # 2 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 7147
Статус: Offline | 4 марта 2005 г. Санкт-Петербург, Радио «Балтика»
Ведущий: «Радио Балтика». Утреннее шоу «Будильник». Сегодня 4 марта. Мы узнали, наверное, вместе с вами… узнали об этом в декабре, а вчера по телевизору показали, что Олегу Погудину присвоили звание «Заслуженного артиста». Мы только что позвонили ему и постараемся сейчас с ним поговорить. Олег, доброе утро!
Олег: Доброе.
В: Поздравляем Вас с присуждением звания «Заслуженного артиста»!
Олег (смеется): Ну, вот, спасибо!
В: Насколько я понимаю, все произошло в декабре, но вчера, в Театре Эстрады, вечером, Вам торжественно вручили диплом и все, что полагается к этому званию.
Олег: А… не диплом, а удостоверение, так скажем.
В: Удостоверение… Вы знаете, вот Олег Павлович Табаков, да, в свое время хотел… ну, предлагал, вернее, отменить всех, вот, «Народных», «Заслуженных»… на каком-то совещании, где было огромное количество артистов, певцов. И, Вы знаете, была тишина, то есть, он понял, что он как-то не то… не то ляпнул…
Олег: Ну, я бы не говорил, все-таки, слово «ляпнул», поскольку Олег Павлович, в общем, уважаемая фигура – не только в профессии, действительно, но и по-человечески. Я думаю, что он имеет право на такое мнение, и я, в каком-то смысле… знаете, в глобальном я к нему, конечно, присоединяюсь. Что касается практического, на самом деле, такого бытового и…
В (перебивая): Ну, привилегии, да? Какие-то есть?
Олег: А я еще не знаю, честно говоря…
В: Еще не почувствовали?
Олег: Мне, на самом деле, не хочется на эту тему рассуждать очень серьезно. Все-таки условия жизни в отечестве такие, что до сих пор какие-то бумаги имеют определенную значимость, и, знаете, в общем-то, не… даже, может быть, как бы лично для артиста, а вот в его положении, когда нужно, не знаю, куда-то придти – за кого-то попросить, за себя попросить и так далее, к сожалению (Олег подчеркнул это слово), до сих пор…
В (перебивает): Олег, мы знаем, что у Вас в мае, вроде бы, концерт в БКЗ «Октябрьский».
Олег: А, на самом деле, да. Очень важный концерт – концерт, посвященный 60-летию Победы. Хотя это традиционно уже много лет – десять лет почти, но в БКЗ – это первый раз.
В: Мы будем с нетерпением ждать, потому что для нас, несмотря, там, на бумаги все эти – «Заслуженный артист», Вы для нас – «Народный артист»! Самый красивый голос нашего города!
Олег: Ой, спасибо Вам огромное!
В: И еще раз поздравляем!
|
| |
| |
| Валентина_Кочерова | Дата: Воскресенье, 01 Сен 2013, 19:09 | Сообщение # 3 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 7147
Статус: Offline | Об этом интервью не было известно заранее и поэтому оно, к сожалению, начинается не с начала… Минут 8 Олег уже был в эфире…
15.04.07. "радио "Говорит Москва"
Ведущая Елена Афонина
Олег: Жанр любовной песни вдруг становится (смеется) жанром протестным и боевым фактически. А сейчас, в нынешнюю эпоху, опять-таки, может быть, помимо своей воли, объективно, романс тоже становится искусством протестным, потому что для того, чтобы романс звучал по-настоящему, для того, чтобы он оставался искусством, и, в конечном итоге, для того, чтобы он был интересен людям думающим, чувствующим, он – опять-таки, объективно – не включается в область нынешней психологии, нынешней идеологии, потому что вообще любовь – она предполагает, в первую очередь, самоотдачу, жертвенность. А жертвенность для психологии потребителя – это вообще самая страшная вещь: она просто эту психологию разрушает, уничтожает. И вот – поразительная вещь: это, знаете, как если представить себе… ну, не знаю… изящно образованного, утонченного, не очень, может быть, такого вот воинственного по характеру человека, которому приходится держать в руках оружие, защищать что-то самое дорогое и святое. Извините за вот такой, может быть, немножко резкий тон, но (смеется) название обязывает: «Времена и нравы».
Ведущая: Да, но в таком случае получается тогда, что, говоря о тех людях, которые услаждают себя и физически, и духовно, мы тут же встаем на очень опасный путь на самом деле, потому что – где же та грань тогда проходит, между, допустим, получением удовольствия от прослушивания романса и получением удовольствия от прослушивания какой-нибудь попсовой песни? Одни и те же чувства, которые рождаются, одинаковы: я получаю удовольствие не от материального, а от духовного. Да, от духовного сомнительного, но, тем не менее…
Олег: Вот сразу же делаю редакцию: в нынешней популярной эстрадной песне слово «попса» – правда, до сих пор мне трудно его произносить, потому что в нем есть уже оттенок, кстати, очень четко определяющий сам жанр. Это слово проговаривать неприятно. В этом есть что-то… что-то нечистое, причем, в совершенно физическом смысле – я не говорю о каких-то там… никакой мистики в этом нет. Неприятно. И удовольствие, которое человек получает – если он получает удовольствие от песни именно – я подчеркиваю: не от зрелища, не от шоу, которое он наблюдает, а от песни… Ну, мне кажется, что человек находится в довольно опасном положении – с точки зрения вообще получения душевных удовольствий.
Духовные сразу отстраняю здесь, потому что говорить о каком-то духовном переживании при прослушивании попсовых песен мне кажется просто нелепым: духовности там нет близко. Мало того, по сути, попса воюет с духовностью. Воюет яростно и, чтобы там ни говорили, как бы там… даже, может быть, там, дела – так или иначе – добрые ни делали, но сама работа на сцене… «Творчество» опять-таки не говорю – творческого там тоже почти ничего нет, хотя работа там очень серьезная и тяжелая. Даже подчас там есть люди, которые вот эти все шоу демонстрируют на больших площадках, – они выкладываются, они недаром как бы, наверное, едят свой хлеб, но все-таки это развлечение на уровне поедания более менее приличных гастрономических каких-то там произведений, но удовольствие, которое ниже – простите, пожалуйста – диафрагмы, а иногда и ниже пояса. Поэтому о духовном я говорить там просто не могу. И другое дело, что романс – очень жанр опасный из-за того, что он очень тонкий.
Если человек подходит к нему с неумытыми мыслями, если у человека чувства не воспитаны, если артист выносит себя, демонстрирует и свою малую культурность – романс мстит за это жестоко. Он сам становится… как сказать… ну, сам не то, что пошлым, он становится фальшивым. А вот артист – он предстает в полной вот такой неприкрытой пошлости, его глупости, необразованности, невоспитанности. Причем, можно спрятаться за вокальное мастерство или данные, допустим, в опере. Вполне. Опера – очень условная… Вообще, ну, любой театр – это условность, но опера – это масштабная условность. Но за прекрасным пением – физиологически прекрасным, за костюмами, за декорациями можно спрятать убожество внутреннего уклада артиста, или вообще отсутствие внутреннего содержания. В романсе невозможно: он, первое – короткий и, второе – он обнажает сердце. И если в сердце пусто или если в сердце гадость, то романс это открывает (смеется) совершенно безжалостно. Поэтому разница здесь все-таки есть очень серьезная.
Другое дело… ну, вот, если мы говорим об удовольствиях: (медленнее) любое искусство – оно все-таки предполагает, что человек будет испытывать… надеемся, эстетическое удовольствие… удовлетворение удовольствия – это необходимо. Но вопрос в том – что главное? А если главным остается духовное, идеальное – если хотите, в таком, более бытовом, изложении. То есть, если главным остается идея – то и хорошо, и слава Богу.
Если главным становится получение даже душевных удовольствий – очень быстро начинается профанация. Очень быстро становится скучно, очень быстро приедается, если хотите… вот опять, говоря вот таким языком физиологическим. И это мы, кстати, очень всерьез наблюдаем. Вот, кстати, по оперным спектаклям можно очень точно видеть все. Споры идут про то, как надо модернизировать оперу, и делаются немыслимые, иногда оскорбительные совершенно, постановки прекрасных произведений.
Я много наблюдал в последнее время модернизированных оперных спектаклей, и от всего ощущение какой-то страшной глупости и творческой импотенции. Это тоже черта нашего времени… очень горькая. Человек боится глубокого, человек боится дотронуться до больных мест. А искусство на самом деле настоящее – оно предполагает, предполагает широкую амплитуду чувств. Предполагает размах эмоциональный и, в том числе, этический. Необходимо человеку – необходимо оценивать нравственно и свою жизнь, и то, что его окружает. А искусство для того и существует во многом, чтобы человек мог со стороны посмотреть на то, что же с ним происходит. Но человек существо такое, как и, в общем, мы с вами – про себя уж говорю точно совершенно, достаточно ленивое. Ему хочется, чтобы все было мягко, мило, комфортно. Но не бывает так. Человек становится недостоин своего собственного звания, если он – существо такое мягкое, комфортное и ленивое.
В: Хорошо. В таком случае, буквально через несколько минут, мы с Вами обязательно продолжим этот разговор, и мне хотелось бы уточнить кое-какие страницы Вашей биографии, в том числе, и для наших слушателей. Но для того, чтобы не быть голословными и преподать еще один урок сердечной чувствительности…
Олег (со смехом перебивает): Только не урок, я Вас прошу! (смеется) Преподавать урок – это занятие педагогов, я, кстати, педагогикой занимаюсь сейчас. Артист… артист – это, все-таки, не учитель, не ментор, не проповедник. Артист – главное, все-таки… все-таки тот, кто обращается к сердцу, тот, кто будит чувства и эмоции – в первую очередь. Ну, просто – давайте споем… ( смеется)
В: Хорошо. Это Вы как педагог говорите?
Олег (смеется): Нет, это я сейчас как артист говорю.
«Очаровательные глазки очаровали вы меня…»
«Я Вас люблю, хоть я бешусь,
Хоть это труд и стыд напрасный…»
В: В завершение этого часа с нами Заслуженный артист России певец Олег Погудин.
Олег, скажите, а почему вот несколько минут назад, в первой части нашего разговора, Вы так скептически высказались по поводу профессии актерской? Ведь…
Олег (с удивлением):Скептически?
В: Ну, да. Прозвучало такое, знаете ли, несколько…
Олег: Это, может быть, только интонация, на самом деле, потому что я как раз абсолютно не скептически отношусь к своей собственной профессии. (смеется)
В: Вот об этом я и хотела спросить: что здесь в первую очередь играет? То, что у Вас актерское прошлое, и, знаете, как обычно бывает, если человек от чего-то в какой-то степени отказывается: он на это смотрит уже с другой колокольни, нежели тот, кто не имел к профессии никакого отношения.
Олег: Ну, безусловно, точка зрения разная: профессионала и непрофессионала. У меня же никакого скепсиса по отношению к профессии актерской нет. Это профессия трудная. Хлеб этот тяжелый. И профессия эта, действительно, существует, что бы кто ни говорил. Просто сейчас работаем со студентами над пьесой «Без вины виноватые» Островского, и там как раз, когда Незнамов впервые встречается с Кручининой, он говорит: «Я Ваш собрат по искусству или, лучше сказать, – по ремеслу. А, кстати, как Вам кажется – по искусству или по ремеслу?» На что Кручинина отвечает: «Это зависит от точки зрения. Как Вам угодно». А Незнамов отвечает: «Вам угодно считать… быть может, Вам угодно считать свою профессию искусством? Мы Вам того запретить не можем. Я же считаю ее ремеслом – и ремеслом довольно низкого сорта».
Вот вам два актера, причем, у Островского, который с бесконечной любовью к актерам написал эту пьесу, и тот, и другая – замечательные артисты. Один – потенциально очень хороший артист, другая – уже заслуженная и давно великая актриса.Говорю об этом так долго потому, что актерская профессия – она одна из самых в этом смысле трагичных. Потому что для людей, не знающих, что это такое, все кажется очень просто. А что такого? Он вышел на сцену и сказал слова – и что? Сколько раз я в своей жизни слышал:
- Так ты там два часа на сцене попел песни – ты удовольствие получил! Что ты там устал, что ли? Работал?
Причем обижаться бесполезно, или как сказать?.. Доказывать какую-то иную позицию бесполезно, потому что человек просто не зна-ет, насколько это мучительно тяжело. Насколько это ответственно, насколько… очень тонкая грань, и, кстати, любой талантливый артист ее понимает: что просто выйти на сцену и читать текст – без-нрав-ствен-но. Опять о нравах говорю.
Это самое ужасное тогда и самое безнравственное занятие – кривляться перед большим количеством людей. Но если артист талантливо, художественно выражает какой-то определенный взгляд, определенную точку зрения, которая задевает людей, которая заставляет людей сочувствовать, сопереживать, а, может быть, поменять свое отношение к чему-то, может быть, научиться чему-то, посочувствовать чему-то или, наоборот, возмутиться чем-то, то это – одна из самых прекрасных профессий и самых достойных.
Сейчас говорю, кстати, просто о профессии – не о таланте, потому что талантливые актеры – это чудо. Другое дело, что таких очень немного, а вот людей, которые в театре напрасно проводят жизнь, – очень много. И люди эти несчастны. Театр вообще заведение жестокое. Вот – по поводу профессии у меня никакого скепсиса нет, по поводу театра как проведения жизни, по поводу театра как института – у меня не только скепсис, а честно говоря, я тоже очень традиционен, у меня очень трагическое восприятие театра, потому что это – заведение безжалостное. Оно требует полной отдачи всего человека, и театру абсолютно все равно и даже наплевать на то, что творится с человеком в плане его здоровья, семьи, каких-то удач, неудач, переживаний – это не-важ-но. Для театра человек важен весь абсолютно, целиком необходим. И поэтому актеров я не только уважаю – опять-таки подчеркиваю, если они достойно работают и достойно существуют – я не только уважаю, я, в каком-то смысле, перед ними преклоняюсь.
В: Олег, в таком случае получается, что Вы не выдержали испытание театром, уйдя из него?
Олег: Так его не было просто – этого испытания. Я попал в театр юным человеком – мне был 21 год. В театральной школе, в институте – совсем иное сосуществование, чем в театре. Вот за что я бесконечно признателен нашим педагогам – за то, что они с нами носились, как родители. Нам помогали, вникали в разные там вопросы – прежде всего, профессиональные. В театре, как правило, этим никто не занимается. Ты брошен (смеется) – я таки цитирую Незнамова – «в омут бессердечных людей».
Все равно – выкручивайся сам… выкручивайся сам. Добьешься чего-то – да, с тобой будут считаться. Но, чтобы чего-то добиться, часто, как ни горько, не хватает таланта и обученности. Какие-то обстоятельства случайные, иногда неприятные, иногда неприемлемые, приходится проходить. У меня, к счастью, ничего этого не было – я попал в замечательный театр – Большой Драматический театр имени Горького, теперь имени Товстоногова, когда работали там гениальные артисты. Вот Георгия Александровича Товстоногова не было уже в живых, но я наблюдал работу действительно великих актеров. Наблюдал – говорю слово специально. Наблюдал, правда, действенно – то есть, я был занят во многих спектаклях, но только в одном была роль словесная, более-менее протяженная. А пять или шесть спектаклей – ну, обычная ситуация в академических театрах для начала девяностых годов. Сейчас уже, может быть, и не так.
В: Абсолютно так.
Олег: Приходит молодой артист после института, там, после школы театральной и лет пять он, значит, в статистах фактически. А, кстати, когда Кирилл Юрьевич Лавров нас встретил в театре, он так и сказал: «Пять лет я был статистом, и вам Гамлетов в ближайшее время не обещаю».
Как раз мое впечатление от театра было самым замечательным: я очень многому научился. Я научился отношению к профессии, а в этом смысле БДТ был однозначным, остается, думаю, и до сих пор, но тогда, это совершенно очевидно, – был Академией. Отношение к работе было академическим. До сих пор – вот у меня из-за этого репутация капризного артиста, а капризы мои все выражаются, как правило, в том, что для меня и до сих пор дикость, если сцена не готова к представлению. Если нетрезвый электрик забыл включить свет, если не вытерта пыль с рояля. Если там, звукорежиссер нетрезвый. Я до сих пор на это реагирую, хотя уже при пятнадцатилетнем концертном опыте, я до сих пор на это реагирую крайне нервно, потому что меня выучили отношению к профессии совершенно другому. Что профессия – отношение к ней должно быть не просто порядочным, а почти как к святыни. Все остальное уже потом, но ты должен быть готов к работе. И когда происходят выяснения какие-то отношений – для меня, все-таки, очень серьезный аргумент: ну, вот, как можно?
Публика – ведь они купили билеты, они придут для того, чтобы увидеть то, за что они, хотя бы на этом уровне, отдали деньги. И, когда этот аргумент тоже не считается за… (смеется) …ну, как бы за какое-то основание, – меня начинает колотить, и я нервничаю, могу наговорить дерзостей.
Но возвращаясь к театру. Я пою очень давно: слава Богу, как-то в этом смысле все было очень удачно. И в девять лет я стал солистом Детского хора Ленинградского радио и телевидения… То есть, почему я об этом сейчас говорю, потому что, помимо того, что это было тоже очень серьезное, с точки зрения – профессиональное заведение, и до сих пор остается таким. Были концерты – концерты на крупнейших, серьезнейших площадках тогда: в Петербурге, в каких-то других городах страны – в Москве я ребенком не пел – и за границей. То есть, опыт мой вот такой концертной деятельности – почти уже тридцать лет фактически ему. И вот в театре очень быстро, как-то очень естественно, случилась такая ситуация, что я был очень востребован на концертах, и, помимо очень теплого, настоящего, иногда просто такого феерического приема у публики, я как-то стал чувствовать себя очень самостоятельным, плюс даже и финансово. И совмещать работу в театре с постоянной концертной деятельностью было невозможно. Это правильно, потому что театр, действительно, для актера, работающего в театре, должен быть на первом месте. Поэтому никакого конфликта с профессией, он не мог состояться: я не стал актером в профессиональном – в том смысле, как я могу говорить о себе, вот, как об эстрадном певце.
И, в общем, все это было очень ровно, очень достойно, очень спокойно.
И когда мы прощались с Кириллом Юрьевичем – художественным руководителем театра, это было все очень тепло, и я тогда услышал фразу, которая для меня дорога до сих пор – нравственно дорога, опять возвращаюсь к нравам – что, Олег, если Вы захотите вернуться – дверь в театр для Вас не закрыта. А произошло это совсем иным образом: у меня три года назад, по случайному стечению обстоятельств, состоялся сольный концерт в Большом Драматическом театре. И после еще трижды там выступал с сольными концертами, и совершенно дивно, чудно и трогательно было, когда те же билетерши, те же костюмеры, те же помощники режиссеров, те же работники цехов подходили, обнимали и говорили: «Мы так рады, Олег, что вот состоялось что-то у тебя, и это очень здорово!». Поэтому у меня как раз… мое знакомство с театром, мой опыт театральной жизни – он очень счастливый.
В: Учитывая тогда, что это не просто страницы в Вашей биографии? Это нечто большее?
Олег: Конечно. Это в своем роде мировоззрение. Но, понимаете, вот… это сложно, действительно. Я думаю, что я очень хочу, чтобы театр – русский театр – в своем традиционном понимании и в своей традиционной деятельности сохранился. Вот за это готов бороться и отчасти и борюсь (смеется), потому, что преподаю сейчас актерское мастерство в Театральном институте, который когда-то сам закончил.
Нет, как раз-то, вот, конфликта с профессией, с искусством театральным у меня нет. Есть очень грустные размышления по поводу жизни актера, но, опять таки, я не первый в этом списке, и были гениальные люди, которые на эту тему размышляли, оставили замечательные совершенно и литературные, и философские, и культурологические по этому поводу исследования и воспоминания, мысли…
(звучит вступление…) В: Хорошо, в таком случае мы обратимся к тому, что Вы делаете очень хорошо, – будем слушать еще один романс.
«В бананово-лимонном Сингапуре…»
С нами Заслуженный артист России певец Олег Погудин.
Олег, ну, как получилось так, что, в принципе, Вы живете между двумя городами – между Санкт-Петербургом и Москвой? Или сейчас уже выбор в какую-то одну сторону сделан окончательно (Олег смеется) и бесповоротно, и Вы променяли свое питерское происхождение на столицу нашей Родины?
Олег: Скажите, пожалуйста, как можно променять происхождение? (смеется) Вот оно либо есть, либо нет.
В: Нет, можно. Потом человек говорит: «Что вы – мое прошлое? Вот я – настоящий американец, и я…»
Олег: А… ну, это понятно. Ну, это да – это грустно, тем более…
В (перебивает): Так что, видите, можно – можно происхождение поменять. Можно запросто.
Олег: Нет, ну, я не могу сказать, что живу на два города, потому что я непрерывно, собственно говоря, в переездах – гастрольный график очень насыщенный, и поездки, собственно говоря, последние десять лет – я даже не знаю, где я больше провожу времени вообще.
В (смеется): В самолетах, наверное.
Олег: Да не в самолетах – в поездах, скорее. Но, если всерьез, знаете, вот в советское время – в 70-е годы, там, конец 70-ых, начало 80-ых годов – поезд «Красная стрела» был фактически гостиницей на колесах. То есть, московские артисты ездили в Петербург сниматься там или на какие-нибудь концерты, и петербургские – наоборот, и так далее…
Ситуация эта для нашего отечества абсолютно нормальная: действительно, в России две столицы. Фактически это так, потому что Москва и Петербург – очень разные города. Что касается как раз среды интеллигентской, что касается… тем более, среды художественной интеллигенции, то разница, кстати, невелика. Люди примерно одного миропонимания, очень схожего образования. Что же касается городов вообще – они, действительно, очень разные.
Я – петербуржец. Причем говорю это без позы – я просто констатирую факт. Я воспитан своим городом, и, знаете, как-то есть какое-то ощущение физического с ним сродства. Сродства до такой степени, что, если бы делить себя и Петербург, – мне было бы, по крайней мере, очень больно.
|
| |
| |
| Валентина_Кочерова | Дата: Воскресенье, 01 Сен 2013, 19:24 | Сообщение # 4 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 7147
Статус: Offline | В: Получается, что человек, который легко перемещается в пространстве, все-таки, имеет в виду то место, где он в итоге может оказаться, – имеется в виду место его рождения или там…
Олег: Безусловно. Это и точка отсчета, и, на самом деле, все-таки окончательная перспектива. Петербург – это для меня больше, чем город, больше даже, чем родной город. Это, в принципе, это… Вселенная моего существования. Вот другое дело, что я успел за последние годы очень полюбить Москву. Просто огромное количество мифов, которые окружают для петербуржцев Москву, для москвича, кстати, Петербург… Я просто понял, что это мифы: они ничего не стоят. В Москве так много прекрасного, и фактически, действенно и потенциально, и исторически – что невозможно не любить этот город, если ты русский человек.
В: Но существую и другие мифы, связанные с сегодняшним днем. Например, один из них гласит, что культурных, образованных, думающих людей можно по пальцам пересчитать, и для них – вот если мы сейчас будем ориентироваться на телевидение – существуют определенные времена и ниши. Вот после десяти часов вечера – вот это для думающих, (Олег долго смеется) вот как Вы думаете? – для думающих: какие площадки подходят? Я имею в виду сценические площадки, то есть, где можно собрать количество думающих людей, и каково оно?
Олег: А вот вы знаете, с телевизионным временем – да, я думаю, что можно определить какое-то, ну… не знаю… Час. Час думающего.
В: Ну, не час, чуть больше, конечно. Но, тем не менее…
Олег (продолжает): А что касается площадок – тут, как раз классическая ситуация: чем эта площадка будет наполнена? Потому что, и драгоценный сосуд можно наполнить чем-то неподобающим или даже отвратительным. И простую плошку можно наполнить драгоценным составом. То же самое я могу сказать о площадках. Ну, я не буду выступать в каких-то местах, которые однозначно для меня неприемлемы, если они исповедуют какую-то определенную идеологию. То есть, в каких-то клубах, там, ночных или на каких-то политических собраниях.
Что же касается площадки как таковой – где проходят разные мероприятия, то, в принципе, я думаю, что нравственного ограничения там не существует. Опять-таки, подчеркиваю, если это сольные концерты. Другое дело, что если там, конечно, сборная программа, и там уже… там другие совершенно вступают законы.
В: В таком случае, камерность площадки имеет значение? Это миф – что романс должен исполняться при небольшом стечении народа? Ну, скажем так…
Олег: Вопрос – чего хочет получить приходящий? Это не миф, если мы будем говорить о создании атмосферы. Вот атмосфера – конечно, она разнится, и очень. В маленьком зале… ну, опять-таки, хороша ли в нем акустика? Если хорошая акустика, можно работать без усиления звука – это совершенно особое музицирование. На небольшой площадке, в небольшом зале создается особое доверие, создается атмосфера интимности, создается атмосфера близости. На больших же площадках есть свои плюсы, есть свои очень заманчивые особенности, которые, в принципе, недоступны малым залам. Это создание как раз иной атмосферы – какой-то, знаете, громадной, вселенской. В большом зале, в котором находятся несколько тысяч человек, если, милостью Божьей, удается вызвать, даже не отклик – резонанс, в громадном зале возникает ощущение какого-то, знаете, космического счастья.
Если несколько тысяч человек вместе с тобой совпадают в эмоциональном восприятии – иногда, знаете, совпадают в дыхании, то это ни с чем не сравнимое тоже ощущение – по крайней мере, для артиста. Правда, с другой стороны, я могу сказать и как зритель: то есть, когда я был на концертах великих исполнителей… вот сейчас помню Шарля Азнавура концерт в том же Кремлевском Дворце. В какой-то момент ты тоже ощущаешь счастье единения в прекрасном с огромным количеством людей. Понятно, что иные краски артист просто обязан использовать на больших площадках или на малых, и нельзя отменить малые площадки или большие, потому, что очень сильно обеднится процесс художественного делания.
Необходимы и те, и другие. Кстати, все последние годы, когда я стал регулярно работать на больших площадках, по крайней мере, с 99 года – я обязательно и нарочито делаю несколько концертов на очень малых площадках, потому, что мне необходимо и то, и другое. Кстати, и профессионализм – он очень ярко проявляется. Если на большой площадке тебе необходимо работать крупно, ну вот Кремлевский Дворец – 120 метров до последнего ряда…
В (перебивает): Фантастика…
Олег (продолжая):… от сцены. И необходимо, чтобы человек – вот там вот, на расстоянии 120 метров – он испытал ту же полноту эмоционального восприятия, ощущений, как и люди, которые сидят в первом ряду. Это очень трудно.
Кстати, каждому актеру это знакомо: то есть, ты должен работать настолько крупно, чтобы в конце зала тебя видели, слышали, понимали и сочувствовали, и в тоже время на первых рядах не было ощущения, что ты переигрываешь или ненатурален. Это вот трудности профессии артистической. А в малом зале ты не можешь на протяжении всего выступления… не можешь ни на секунду расслабиться, ни на секунду отдохнуть, потому что любая… не то, что даже там фальшь или ложь – это вообще ужасно, а любое понижение градуса будет моментально замечено каждым сидящим и воспринято, как обида, как оскорбление. Мне кажется, что артисту серьезного уровня необходимо работать и на больших площадках, и на малых. Это оттачивает мастерство, это облагораживает профессию, это тренирует душу.
В: А московские зрители увидят Вас на большой площадке, если не ошибаюсь, в скором времени? Все-таки Вы решили еще раз вернуться в Кремлевский Дворец?
Олег: Вы знаете, сольных концертов в Кремлевском Дворце пока не было. Я выступал там в разных сборных программах: посвященных Дню Победы, некоторых других…
В: То есть, площадку Вы эту в любом случае прощупали?
Олег: Площадку я эту прощупал, а вот, например, в Петербурге, в Большом Концертном зале «Октябрьский», который аналогичен Кремлевскому Дворцу – он совсем немножко его меньше: там 4000 мест, концерты у меня там проходят просто регулярно – три концерта в год.
Вот 24 мая, надеюсь, все будет в порядке, в Москве состоится мой сольный концерт в Кремлевском Дворце. Заранее вообще говорить всегда безответственно. Другое дело, что я для себя от этого концерта… О чем я мечтаю? А мечтаю я о том, если все получится, использовать возможности этого зала, возможности – в смысле постановочных возможностей. То есть, я обычно работаю в такой очень аскетической обстановке. Я ее люблю – честно скажу. Вообще для певца аскетическая обстановка достаточно удобна, потому, что обостряется воздействие выразительных средств, которые певцу принадлежат: голос, слово, руки, мимика, пластика – это вот все свое, и это… это здорово. Ты всем этим владеешь.
С другой стороны – для зрителя зрелищность представления, это тоже очень важная составляющая. И, знаете, вот есть такая тихая надежда, что, несмотря на все (смеется) безумства последних лет, но, все-таки, эстрада, в том числе, пытается вернуться к какому-то серьезному высокому уровню. Пусть это единицы. Пусть с другой стороны находятся, там, «фабрики», все прочие заведения, которые со смыслом и душой воют насмерть и занимаются исключительно оберткой и упаковкой: модное слово, какими-то внешними эффектами, но есть люди, есть замечательные исполнители, которые не боятся вот этих опытов на больших площадках. Не боятся отстаивать высокий уровень эстрадного представления.
Я не могу сказать, что у меня есть какое-то страстное желание выйти на самую большую площадку эстрадную в отечестве… на самую, не могу сказать – самую… ну, наверное, самую престижную. Хотя я об этом не думаю: вот поверьте – честно. Это без всякого лукавства. Есть, ну, какое-то вот… не знаю, может быть, внутреннее желание обозначить какой-то этап, может быть, в творческой жизни. Не хочу говорить слово «карьера», потому что, ну, здесь будет неправильным. А сольное выступление в Кремлевском Дворце – это, безусловно, этап, хотя и, так сказать, и тревожно внутренне. Ну, тревога эта такая, знаете, боевая, почти радостная, если, конечно, все будет хорошо.
В: Я искренне Вам этого желаю. Олег, спасибо Вам за то, что Вы сегодня были с нами, поговорили о времени и о нравах этого времени. А нашим слушателем я напомню, что в течение этого часа с нами был заслуженный артист России певец Олег Погудин. Искренне желаю Вам удачи!
Олег: Спасибо!
«Non, je ne regrette rien...»
|
| |
| |
| Марина-Т | Дата: Воскресенье, 01 Сен 2013, 20:25 | Сообщение # 5 |
|
Группа: Пользователи
Сообщений: 6
Статус: Offline | Маленькое уточнение: передача прозвучала на радио "Говорит Москва", ведущая Елена Афонина. Был у них по выходным такой проект - "Искусство жить". Тема этого дня определялась фразой "O tempora, o mores!"
|
| |
| |
| Валентина_Кочерова | Дата: Вторник, 24 Сен 2013, 19:45 | Сообщение # 6 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 7147
Статус: Offline | Радио «Эхо Москвы» 28 мая 2000г.
Ведущий - Борис Алексеев
Звучат развеселые цыганские напевы…
В: Ну, что же, добрый вечер всем, кто находится у радиоприемников. Здесь, в студии «Эха Москвы», такой живой, невредимый – спасибо вашим молитвам – Борис Алексеев. Вместе со мной Олег Погудин – ваш любимец. Вот такое вот сегодня закрытие зимне-весеннего сезона на «Эхе Москвы» А…
Олег: (за ведущего поясняет) То есть, последняя передача весенняя.
В: Да, совершенно верно. (Олег смеется) Олег, добрый вечер!
Олег: (продолжая смеяться) Добрый вечер.
В: Я Вас приветствую перед микрофонами.
Олег: Очень рад быть с Вами здесь снова. Да уж, немножко скучаешь: давно мы не встречались как-то. Вот был такой период, когда очень часто это было.
В: Как хорошо, что вот ярило такое излучает…
Олег: (улыбаясь, переспрашивает) Как?
В: (медленно) Ярило такое излучает.
Олег: Как?
В: Ярило.
Олег: (смеется) Это у Вас весеннее настроение.
В: Весеннее. (смеется вместе с Олегом) Совершенно верно – весь факт в том, что Олег давно не был перед микрофоном и так скучает по передачам. Это прекрасно – я думаю, что многие слушатели скучают без Ваших песен, кстати. Скажите мне, пожалуйста: а как Вы, так сказать, закрываете свой зимне-весенний сезон? Какими Вы трудовыми такими концертами?
Олег: Трудовыми концертами…
В: Да.
Олег: Слушайте, ну, как-то это даже уже не…
В: (перебивает Олега) Идет вот такой добрый шутливый диалог, где ведущий все время меняет интонацию, и это так здорово у него получается. (Олегу ничего не остается, как все время или улыбаться, или смеяться.) А красиво я сказал, да? Я даже сам удивился…
Олег: Ну, не весенний все равно лексикон – скорее, зимний: вот трудовые концерты…
В: Да?
Олег: У меня сразу такое ощущение… на улице погода счастливая, деревья еще зеленые пока и еще юные пока.
В: (серьезно так...) Да, да… А Вы работаете все…
Олег: Нет, я о другом просто: ну, трудовые концерты… концерты…
В: (шутливо возмущаясь, предлагает) Ну, давайте – нетрудовые концерты… вот так!
Олег: (смеется, перебивая): Нет уж, это скорее о доходах…
В: (смеется вместе с ним) … вместе с трудовыми доходами…
Олег: (смеясь) Если совсем серьезно, то сезон будем заканчивать в конце июня…
В: (удивленно-загадочно) А-а-а….
Олег: Вот. А как бы так, пока еще пока…
В: Как бы это еще идет?
Олег: … в мае. Ну, вот, последний, так… финишная прямая сезона. На самом деле у певца… ну, вот… у певца, который сам по себе существует, сам по себе живет: не в театре, там, не в концертной организации какой-то, сезон – понятие достаточно условное. То есть, я сам его могу начинать, когда хочу, заканчивать, когда хочу.
В: (серьезно) Ну, я человек прошлого (Олег смеется), поэтому я так вот проговорился немножко. (Смеется тоже) Вы – человек будущего.
Олег: Тем не менее, вот сейчас подряд получается аж целых три концерта: два в Москве – 29-го и 30-го, и 31-го – концерт в Петербурге. То есть, вот так получилось, а получилась такая суматоха в связи с тем, что только что были гастроли в Швеции, достаточно продолжительные, и, в общем-то, невозможно варьировать свободно числа для концертов дома.
В: Олег, как это интересно: вот Вы гастролировали в Швеции, а только недавно из Швеции перед этими микрофонами выступала Елена Якубович, которая поет тоже ро… очень, очень интересно, однако!
Олег: (стараясь быть серьезным) Вот Вы мне обещали рассказать, потому что я, к сожалению, с нею не знаком.
В: (многозначительно) Я познакомлю вас…
Олег: (смеясь) Хорошо.
В: (обращаясь к слушателям) Олег Погудин сегодня в гостях. Скажите, Олег… Давайте напомним слушателям, как Вы прекрасно поете, потому что… а, да, кстати, я Вам передал письма, да, которые Вам…
Олег: Да, да. Спасибо большое и спасибо за письма. Чудные очень, теплые...
В: Вам прислали, а я… я, как в роли Дубровского: почтового ящика такого, в дупле…
Олег: (вздыхая и стараясь говорить серьезно) Скажите что-нибудь романтичней – программа все-таки романсовая. Знаете, вот... не знаю… но вот, почтовый голубь, конечно (не выдерживает и смеется), почтальон хотя бы…
В: (смеясь) Ну, почтальон, если только… романтичный почтальон. Хорошо, давайте я в роли романтического почтальона… (переходя уже на серьезный тон) Хорошо, давайте послушаем тогда… «Эх, друг, гитара!» – правильно?
Олег: Романс «Эх, друг, гитара!»
В: Олег Погудин.
Звучит «В жизни все неверно и капризно…»
В: Олег Погудин. Олег, дорогой, я немножко потерял числа: я знаю, что сегодня воскресенье, но вот в числах я немножко потерялся.
Олег: Если я правильно помню – 28 мая.
В: А Вы сказали, что у Вас 29 будет…
Олег: Да, завтра. Завтра концерт.
В: Завтра, да? А где, если это не секрет?
Олег: В Концертном зале Олимпийской деревни.
В: Ага…
Олег: Если говорить об этом концерте… вообще он должен был состояться 8 мая, но, к сожалению, артисты – тоже люди и не властны над обстоятельствами, то есть, я 8 мая заболел, и пришлось это перенести.
В: Да, да… ну, это я могу понять.
Олег: Концерт посвящен памяти Великой Отечественной войны, и там будут звучать по большей части лирические песни военного времени или посвященные войне.
В: Это будет с оркестром или… таких записей у Вас, по-моему, не существует.
Олег: Они готовятся, на самом деле: мы, в общем, над этим работаем. А музыкантов будет, действительно, больше, чем обычно: помимо гитары, еще баян и фортепиано.
В: Как интересно. И во сколько начало там?
Олег: В семь часов.
В: В 19 часов, да? Ну, что же (обращается к слушателям), у вас есть шанс, удивительно редкий шанс увидеть живьем (Олег смеется) Олега Погудина. (Обращаясь в Олегу) Что Вы смеетесь?
Если… если пропустят шанс, то в Петербург езжайте – там, пожалуйста, будьте добры – покупайте билет на «Красную стрелу» туда, «Красная стрела» обратно, а…что там еще? Я не знаю… Потом там послушать Погудина (смеется) и приехать в Москву и тихо радоваться. Либо, вот, на Олимпийскую деревню завтра. Так что есть выбор, большой выбор. Вы же у нас не москвич, Вы же у нас петербуржец.
Олег: Я петербуржец, да, хотя с Москвой за последние два года во многом сроднился, свыкся, вот и многое даже полюбил. Так что, знаете, в общем, не обязательно брать билет на «Красную стрелу», если уж нет такой вот подпирающей необходимости, поскольку планируем в июне в Москве тоже выступать, и даже уже назначены концерты. (смеется)
В: Ах, как я подвел, как я подвел: как я немножечко раскрутил Олега. (смеется) А то он испугался, что, действительно, целый поезд приедет.
Олег: Нет, я испугался другого: Вы как-то мрачно сказали: «Уникальная возможность увидеть живого Погудина» – я так, по этому поводу немножко, так…
В: Ну, так, я так полагаю…
Олег: А… ну, да…
В: … уникальная возможность живьем услышать, а то все на волнах «Эха Москвы», на волнах «Эха Москвы». А так…
Олег: (перебивая) Кстати, на последнем концерте в Москве записку прислали: «Когда будет следующий эфир на «Эхе»? Я тогда не мог сказать точного числа, но сказал: «Вот, следите. Явно как-нибудь встретимся».
В: За эфиром, да?
Олег: Да.
В: Олег, спасибо. Вот как мы друг другу помогаем. (Олег смеется) Олег – мне, а я – ему. Вот так и работаем: (смеются оба) товарищество у нас образовалось небольшое. Хорошо.
Олег Погудин сегодня в гостях, и завтра у него концерт. Такие уникальные песни, которые вы все знаете, вы все помните, все любите. Но вот такое будет очень неожиданное исполнение от Погудина. Что сейчас мы услышим? «Зачем сидишь ты?..»
Олег: А давайте, вот как раз народную песню, русскую: называется она «Зачем сидишь ты до полночи?» И это немножко, как эпиграф к завтрашнему концерту.
В: Давайте слушать.
Звучит песня…
В: Олег Погудин. Олег, спасибо Вам большое за то, что Вы храните эти удивительно милые, удивительно чистые русские песни. Вот сколько им? Я даже не знаю, и никто не скажет, сколько им лет, но до чего они слушательны и сегодня: без такого надрыва, без какого-то… Какие-то очень милые, и многое из них вошло в пословицы и поговорки.
Олег: Да, конечно. Спасибо… спасибо людям за то, что они до сих пор это слышат, понимают и, в общем-то, прилагать никаких усилий – прилагать для того, чтобы это все любилось и нравилось – не приходится.
В: (почти серьезно) Нет, нет, не надо – да, так навязывать – конечно. Это уже идет от сердца. (И вот уже тон совсем другой) Олег, знаете, что я предлагаю… я предлагаю после того, как мы послушаем еще один… ну, я даже не говорю какой – просто замечательный романс (Олег тихонько смеется), мы включим телефон 203-19-22. И, так как не все, конечно, имеют возможность: кто-то болен, кто-то уже – очень возраст большой, поехать завтра на Олимпийскую деревню, в Олимпийскую деревню, вернее, то такой небольшой концерт сделать по заявкам. Ну, прямо сейчас, не отходя от…
Олег: То есть, вот так вот, да?
В: Да, конечно. Ведь есть у всех… у всех наверняка есть какие-то милые русские песни: милые, любимые, которые они хотели бы услышать именно в Вашем исполнении. Как Вам эта идея?
Олег: Ну, что-то мы можем попробовать, вот, я как бы не отказываюсь. (смеется)
В: Значит так – вы все слышали? 203-19-22. Значит, мы как бы – да, а сейчас послушаем «Бирюзовые, златы…»
Олег: (перебивает) Можно одно только добавление: я должен здесь его сказать. Я по поводу следующего романса. Поскольку в Москве я выступал уже с достаточно разными программами – вот, как романс «Эх, друг, гитара!», так и в романсе «Бирюзовые, златы колечки» я пою не один – это слышно, поэтому представить второго исполнителя необходимо: мой давний друг и еще сокурсник по театральному институту, с которым мы много работ вместе делали – Евгений Дятлов. Ну, это такое добавление необходимое.
Звучит песня…
В: Олег Погудин. Ну, что же? 203-19-22 Олег, надевайте… надевайте наушники! Мы сейчас с вами будем разговаривать.
Добрый вечер, здравствуйте! Вы в прямом эфире «Эха Москвы».
– Алло, добрый вечер!
В. и Олег: Добрый вечер! (Звонок срывается.)
Олег: Ну, вот так вот… (Звонок)
– Добрый вечер. У меня большущая просьба: если можно – «Растворил я окно, стало душно невмочь», если нельзя – тогда «Ты сидишь у камина».
В: Как Вас зовут хотя бы?
– А я сейчас скажу: я все та же Наталья Васильевна.
В: Все та же Наталья Васильевна – подумать только! «Я сижу у камина»?
– Да. А вообще очень хочется «Растворил я окно…» Очень.
Большущее вообще спасибо! Доброго вам здоровья!
В: Спасибо. Добрый вечер, здравствуйте! Вы в прямом эфире.
– Добрый вечер. Не могли бы Вы исполнить романс… романс Бориса Фомина «В лунном сиянии»?
В: (запел…) В лу-у-нном си-я-я-нии… Вы бы как бы сказали – как Вас зовут?
– Георгий Евгеньевич меня зовут.
В: Вот уже приятней говорить: «Здрасьте, меня зовут Георгий Евгеньевич», а я Вам (Олег тихо смеется) говорю: «Здрасьте, меня зовут Борис Васильевич». Георгий Евгеньевич, и что Вы хотите?
– Я хотел бы романс, по-моему, Бориса Фомина «В лунном сиянии».
Олег: Одна поправка: романс… автор романса – Юрьев.
В: Ну, вот видите – потихоньку сейчас мы создадим такой концерт… гала-концерт.
Здравствуйте, Вы в прямом эфире.
– Алло! Здравствуйте!
– Мое имя – Алина. Я хотела бы услышать романс Прозоровского «Капризная, упрямая».
В: «… Ты соткана из слез»?
– Да, совершенно верно.
Олег: (поправляет обоих) Из грез…
– Именно голосом Погудина это будет изумительно. Другие исполнители так просто не могут.
В: Алина, у Вас хороший вкус. Откуда у Вас такой хороший вкус, а?
– Ну, не знаю, может быть, так… врожденный.
- Спасибо, Алина. Спасибо большое за звонок. Добрый вечер, Вы в прямом эфире «Эха Москвы»
– Алло…
Олег: Да, да… добрый вечер.
– Здравствуйте, добрый вечер! Меня зовут Ольга. Я бы хотела, если возможно, в Вашем исполнении песню «Ты, крылатая песня, слетай…» Олег ее изумительно исполняет…
В: Эта Ольга следит за Олегом, наверное…
Олег: Ну, вот, во всяком случае, эта песня будет звучать точно. (смеется)
– Спасибо.
В: Ольга, давайте, приходите: для Вас… представляете?… я бы побежал сейчас уже...
Олег: Куда? (смеется)
В: Куда-куда… В этот – в Олимпийский… как его? Парк или куда там?
Олег: (продолжая смеяться) В Олимпийскую деревню. Сейчас прямо?
В: В Олимпийскую деревню. Сейчас бы прямо побежал, если бы вот мне сказали: «Борис Васильевич, я для Вас специально спою завтра» – я бы сейчас все бросил бы и побежал бы, и стоял бы там, и ждал, когда будут впускать завтра в зал.
(Нет, ну без смеха записывать такой "серьезный" разговор это было невозможно…) - В.
Олег: Нет, спасибо. Только ночи теплые – вот в этом плане я не буду за Вас, так сказать, беспокоиться. (смеется)
В: Это да… это да. Ну, хорошо, давайте еще несколько звонков. Добрый вечер, здравствуйте!
– Алло, Борис Васильевич, у меня вопрос к Погудину, можно?
- Можно, можно!
– Скажите, пожалуйста: Вы как-то пели романс «Пара гнедых», так? Там такие слова «Грек из Одессы», а Вы… там пели «Жид из Варшавы».
Олег: Да.
– Откуда Вы это взяли это слово?
В: Из оригинала. Спасибо большое. (Олег пытается сказать: «У Апухтина», но ведущий словно хочет заслонить Олега от этих оправданий. Перекрывает звучание его голоса своим и сам все объясняет) И даже я Вам могу это сказать. Вы читайте, глядите оригиналы классических русских стихотворений: там все так и написано, к бАльшому сожалению. Так что, без подковырок прошу… (смеется) вопросы не задавать. Лучше с подковырками, но с простыми. Ну, давайте еще один вопрос. Здравствуйте, как Вы поживаете?
– Это радио? – Ой, мне бы хотелось тоже заявочку сделать, можно? (Олег смеется)
В: А как Вас зовут?
– Зовут меня Ида.
- Ида, здрасьте, дорогая!
– А мне бы… я Вам желаю всего самого доброго, самого хорошего…
В: (почти серьезно) Да, да…
–… и очень бы мне хотелось послушать (запела) «Не уходи, побудь со мною…»
- Ох, Ида, ну, у Вас и вкус… Что же такое?
– А что, разве плохой?
- Нет, шикарный вкус: я очень рад, что вот у моих слушателей такой прекрасный вкус. Очень рад.
– Я вообще обожаю романс.
- Да? Это слова Н.Н. Знаете, такой был сочинитель – Н.Н.?
Олег: (смеется) Перестаньте. Ну, подписан романс инициалами...
– Ну, если невозможно этот…
В: (решительно) Возможно. Ида, для Вас… Ида, для Вас все возможно, потому что, вот, Олег приехал. (Олег уже наверное устал смеяться, но с этим ведущим не смеяться просто невозможно…) Вот он… для своих поклонниц в Москве говорит: «Пожалуйста, для Вас все возможно!» Хорошо, хорошо, давайте на этом закончим, Олег, да? И потом мы еще, может быть… еще может быть, примем несколько заявок.
Олег: Хорошо.
В: Поговорим. Значит, первое у нас пойдет, я так понимаю…
Олег: (перебивает) Вы знаете, первое пойдет самое любимое, вот…
В: Это удивительно красиво.
Олег: Это, действительно, очень красиво.
В: Это удивительно мелодично. Удивительно… Давайте ее слушать.
«В лунном сиянье снег серебрится…»
В: Олег Погудин. Олег, а правда, красивая? Я не знаю, как Вы – Вы, его исполнитель, вот сейчас Вы его слушаете? Вы получаете наслаждение? Или же думаете: вот, когда я его записал – так давно это было. Сейчас бы я по-другому исполнил.
Олег: Одно дело... ну, конечно, исполняешь по-разному, хотя не то, чтобы это был совсем другой романс. Просто годы идут, и ты понимаешь что-то… что-то другое и звучишь немножко иначе. На самом деле – один из самых красивых романсов. Вот – уникальная вещь, именно она с русским романсом связана: я, повторяясь, часто говорю одно и то же, но как-то вот это повторять хочется и хочется. Уникальный жанр совершенно, который в своей простоте, тем не менее, адекватно выражает самое мощное, самое глубокое, самое прекрасное чувство человеческое и всегда выражает, в общем, достаточно точно, верно и…
В: … и чисто.
Олег: И чисто – да, не ошибаясь…
В: Да… да. Вот в чем, наверное, секрет долговечности этих песен. Хорошо. Ида, сейчас вот для Вас специально… отключайте всех, выгоняйте от радиоприемника: Олег Погудин для Вас поет!
«Не уходи, побудь со мною…»
В: Олег Погудин. Олег, спасибо большое Вам, спасибо Вам огромное. Я понимаю Иду, между прочим, которая вот так попросила этот романс для себя именно в Вашем исполнении. Хорошо. Давайте, давайте знаменитый, знаменитый «Пара гнедых» с одним дополнением: читайте классику.
Олег: Мне просто очень хочется, чтобы вот услышали один из самых красивых романсов, и как бы прочувствуйте величину, на самом деле, этого текста, мощь. Апухтин – автор такой, который заслуживает, в общем, предельного уважения. Но лучше послушать.
«Пара гнедых, запряженных с зарею…»
В: Ведь вот какое гениальное сочинение Апухтина: как в пять минут он изложил всю жизнь… это надо уметь. По-моему, этого никто не смог сделать.
Олег: Нет…
В: Всю жизнь некогда красивая женщина… и чем все это кончилось?
Олег: Да вот в том-то и дело, что в свое время этот романс был едва ли не самым популярным, прямо, кстати, и перед революцией еще…
В: Он и сейчас очень популярен: у меня довольно часто его спрашивают для концертов по заявкам, и только в полном варианте, потому что есть какие-то сокращенные, трехминутные. Олег, а Вы делаете полный.
Олег: Нет, ну, полный вариант – если говорить уже по теме, то последний куплет был дописан немножко позже, поэтому правомочность исполнения без него и вместе с ним – ну, мне необходимо, действительно, чтобы история была договорена до конца.
В: Вот, значит, мы все выяснили с замечательным романсом «Пара гнедых». Здесь на пейджер поступила от Надежды Борисовны просьба «Выхожу один я на дорогу». Что-то все, вот, как-то про одиночество у нас…
Олег: Все достаточно… да, да – это все… ну, романс вообще не отличается, так сказать…
В: … коллегиальностью (смеется), коллективностью?
|
| |
| |
| Валентина_Кочерова | Дата: Вторник, 24 Сен 2013, 20:05 | Сообщение # 7 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 7147
Статус: Offline | Олег: (смеется) Нет, нет… как это сказать? Позитивизмом и оптимистичностью, но, тем не менее… Я люблю тоже очень эту песню, к тому же, если уж говорить о великих поэтах, то вряд ли можно назвать имя серьезней Лермонтова, именно в такой песенной… по музыкальности стиха, и с удовольствием «Выхожу один я на дорогу».
«Выхожу один я на дорогу, сквозь туман кремнистый путь блестит…»
В: Олег Погудин, чей концерт, собственно, будет завтра. Вы его можете живьем увидеть – я еще раз повторяю, хотя Олег так как-то смотрит на меня странно…
Олег: (смеется) Нет, совершенно нормально.
В: Совершенно нормально… ну, а что? (Старается говорить серьезно) Фотокарточку давайте, оставьте фотокарточку: я разошлю ее всем (Олег смеется) поклонникам Вашего таланта. (не выдерживает долго и тоже смеется)
Олег: Лучше давайте закончим: завтра 29 числа, в 19 часов, в концертном зале Олимпийской деревни, концерт.
В: Олег, а насколько я так вспоминаю – у Вас всегда были концерты в «Меридиане» – такой есть замечательный концертный зал в «Меридиане», или же Вы любите и Олимпийскую деревню, и…
Олег: Вообще я люблю выступать в московских залах: как правило, у нас взаимопонимание и такое радостное сотрудничество везде. В «Меридиане», пожалуй, мы работаем чаще других залов, но там следующий концерт 20 июня.
В: А, все-таки, Вы не изменяете «Меридиану»?
Олег: Вообще артисты, знаете, такие существа, которым говорить «изменяете – не изменяете» достаточно трудно. Это как вот – появился где-то, есть возможность работать – и слава Богу…
В: Ах, вот оно как…
Олег: Но, но… всем залам, с которыми мы работали: это и ДК «АЗЛК», это и любимый Политехнический музей, это «Меридиан» и Олимпийская деревня – им всем поклон за такое вот радостное и очень хорошее и ответственное сотрудничество.
В: То есть, 20 июня Вас можно увидеть, если кто-то пропустит Вас завтра, то тогда еще только 20 июня ДК «Меридиан»?
Олег: Ну, это не ДК, а концертный зал: по-моему, так называется. Но там программа будет другая, конечно. Программа будет посвященная, в общем-то, началу века – наверное, первой половине века, то есть, «Вальс, романс, танго». В том числе, и песни Вертинского, отчасти. Вот, кстати, может быть, сейчас к нему мы и обратимся: вот хочется немножко настроение… как-то настроение поднять.
В: А что Вы хотите сейчас показать слушателям?
Олег: «Над розовым морем».
В: Давайте слушать.
«Над розовым морем вставала луна…»
В: А Вы в компаниях собираетесь?
Олег: Я не понял – какие компании? Имеются в виду дружеские или какие – производственные, или там еще
В: Дружеские, конечно. Какие производственные? Нет-нет, я имею – дружеские такие. Вот говорят: «Олег, а у нас нынче вечеринка, приходи, пожалуйста!»
Олег: Ну, само собой. Времени, правда, на это нет почти никогда.
В: Да? Я имею в виду: «Олег, а спойте нам, спойте!»
Олег: Э… это уже было так давно, сейчас как-то…
В: Нет, я просто сейчас танго слушал – это же прекрасно под него танго танцевать…
Олег: Просто, когда мы, действительно, встречаемся с людьми любимыми, вот, когда любим друг друга, и в близких… близких компаниях, то хочется наговориться.
В: А… ну, хорошо, я думаю, что мы с Вами, конечно, еще не наговорились перед микрофоном «Эха Москвы», так что я ожидаю новых встреч с Вами.
Олег Погудин был с нами. Спасибо Вам, Олег, большое. Спасибо за Ваш талант. Я надеюсь, что, как всегда, концерт пройдет с большим успехом: такое клише железное – «Концерт прошел с большим успехом!»
Олег: Но, тем не менее, радостное… радостное клише. (смеется)
В: А я прощаюсь с вами, мои дорогие, до следующего воскресенья.
Олег: Спасибо… спасибо.
«Не тверди, для чего я смотрю на тебя…»
|
| |
| |
