| Валентина_Кочерова | Дата: Четверг, 27 Дек 2012, 22:08 | Сообщение # 1 |
Группа: Администраторы
Сообщений: 7166
Статус: Offline | ИГОРЬ УРЬЯШ: «Я ХОЧУ РАБОТАТЬ В РОССИИ..."
- Игорь Владимирович, сегодня мне выпала счастливая возможность поговорить с Вами, и поэтому хочется сразу сказать, что, несмотря на то, информации в печати о Вас не так уж и много и концерты бывают нечасто, и, тем не менее, Вы очень любимы в Москве. Вот, давайте сегодня мы и попробуем немного расширить эти рамки. Начнем прямо с начала. Откуда Вы родом?
- Я коренной санкт-петербуржец, ленинградец. Родился в 1965 году, и детство, в принципе, не особенно отличалось от детства тех детей, которым впоследствии суждено было стать музыкантами. Я никогда не знал, что такое диктат со стороны взрослых, не знал, что такое, когда человека заставляют заниматься. Другое дело, что всегда была проблема заставить учить именно то, что задано, потому что хотелось учить абсолютно все, особенно недоступное.
- А кто по профессии Ваши родители?
- Мама у меня биолог, кандидат биологических наук. Папа был инженером, но к этому еще и музыкантом-любителем: он играл почти на десяти инструментах и одно время руководил вокально-инструментальным ансамблем.
- То есть, маленький Игорь, глядя на папу, наверное, с первого класса тоже увлекся музыкой?
- (улыбается) Да, я увлекался всем музыкальным, что было вокруг меня.
- Значит, профессионального диктата не было?
- Никогда. И профессионалов в музыкальном плане в семье не было.
- Игорь Владимирович, а у Вас не было сложностей в отношениях со своими одноклассниками, ведь Вы, наверное, очень отличались от них?
- Дело в том, что первые четыре года – вот, как я сейчас вспоминаю – может быть, какие-то и были, пока я не поступил в средне-специальную музыкальную школу-десятилетку: ну, там уже все были связаны одной профессией. Но я не могу сказать, что я был лишним в классном коллективе предыдущей школы. Но, скажем так, – некоторые трудности намечались: они просто не успели развиться.
- Вы хорошо учились?
- Да.
- Любимый предмет?
- Физкультура, иностранный язык.
- А как же руки, пальцы? Это же опасно для музыканта?
- Ну и что? В конце концов, если Бог захочет, то и веник выстрелит. Нет, я не чурался физкультуры.
- Так, ладно, школа закончена. Молодой юноша, десятиклассник – дорога в жизнь открыта. Какие дальшейшие планы?
- Консерватория.
- Это было Ваше решение?
- Это было ясно с пятого класса, что единственное будущее, которое может быть, – это, конечно, музыкальное. А когда у меня началась музыкальная школа-десятилетка, она была уже при консерватории.
- А как родители отнеслись к Вашему выбору?
- Так это всегда настолько витало в воздухе…
- Это было так естественно?
- Да. (смеется) Поэтому никому ни с чем не надо было примиряться.
- Потом пять лет консерватории? Вы учились в Петербурге?
- Да.
- Как Вам давалась учеба?
- Дело в том, что я могу сказать – если взять, в общем и целом… Я всегда вспоминаю одну шутку Мстислава Леопольдовича Ростроповича, которую – чем дальше, тем больше – не воспринимаю, как шутку: это совершенно правильно. Когда у него спрашивали, почему он сдал все экстерном и пять лет прошел за два года, он сказал: «Чтобы поскорее начать заниматься музыкой». И, к сожалению, это правильно.
- Игорь Владимирович, Вы настолько одаренный человек, что, кажется, что вот этих пяти лет учебы для Вас было многовато.
- Нет. Я могу сказать, что консерваторское время, т.е. с восемнадцати лет до двадцати трех, в плане накопления профессионализма – это, может быть, самый ценный возраст. Самый ценный. Но регулярных выходов на сцену нет: есть только академические концерты, есть экзамены, ну, и, может, какое-то прослушивание.
- То есть, участие в концертах не дозволялось?
- Да, для студентов в то время таких возможностей не было. В крайнем случае, ну, один концерт, и не больше. Для того, чтобы в этих условиях практического отсутствия нормальной концертной деятельности увеличивать профессионализм, каждый день надо было заниматься по 7-8 часов.
- Это было тяжело или как само собой разумеющееся?
- Самое ужасное, что этих часов не было.
- Почему?
- Потому что с утра надо было посетить три лекции.
- А это уже около трех часов?
- Да. Плюс час-полтора туда, час-полтора обратно. Поэтому к вечеру силы были уже не те…
- Как Вы справлялись с этим?
- Вот сейчас, когда мне кто-то из студентов говорит, что он вчера прозанимался четыре часа, мне хочется сказать ему: «Ну что ж? Ты сохранил тот уровень, который у тебя есть».
- И ни на йоту не приблизился к цели?
- Да. Он хуже не стал, но я этого не имею права сказать, потому что понимаю: ну, где я ему найду эти часы? А свободное расписание есть не у всех. Или требовать от него заведомо не выполнимое?
- Да, когда человек сам прошел через это…
- Да, конечно, можно сказать, что вот этот предмет ценный. Но вот когда сидишь на лекции и понимаешь, что сейчас ты не дорабатываешь в главном…
- Игорь Владимирович, а сколько Вы работаете за инструментом?
- Минимум 5-6 часов.
- Когда Ваши коллеги говорят о Вас, как о гениальном музыканте, наверное, это что-то значит. А потом добавляют: «А вы знаете, как он поет романсы?!» Одно дело, когда это говорят слушатели, которые всегда восторженно приветствуют Вас, другое дело, когда это говорят коллеги. Отношение, лишенное зависти, лишенное каких-то отрицательных эмоций, что в мире искусства, как правило, встречается не так уж и часто.
- (улыбается) Это, конечно, преувеличение, хотя это преувеличение мне как раз таки нравится.
- Думаю, что нет, не преувеличение. Мне кажется, что Вы просто никому не завидуете.
- Вот Вы говорите – зависть…
- Но это же нормальное чувство в артистической среде.
- Тогда надо расшифровать это понятие. Завидуют чему?
- Успеху, в первую очередь, таланту.
- Нет-нет, ничего подобного. Зависть, в принципе, может быть, только в одном смысле: человек играет, а я нет. У него есть такая возможность, а у меня нет. Вот сейчас, иной раз, сидя на экзаменах в консерватории, я могу точно сказать, что вот такой-то и такой-то – они просто обязаны играть. Но очень мало у кого есть такая возможность. Когда я беседовал об одном пианисте с некоторыми зарубежными исполнителями – из тех, кто концертирует, они даже не особенно понимали, о чем идет речь?
– А что, он хороший музыкант. Почему нет?
- У них есть своя жизнь, своя концертная деятельность. Нет, понятно. что где-то там есть Горовиц, который, конечно, лучше – это понятно, но как-то не об этом речь… Так что, если завидовать, то не таланту.
- А может, Вы просто неконфликтный человек и всем желаете добра? Может, кто-то и завидует Вам в душе? Собственно, а что толку завидовать гениальному музыканту, когда тот просто выходит и играет? И все. Человек не строит кому-то козни, не пытается переступить через кого-то…
- Вероятно, все дело в том, что из-за того, что я играю, не было такого, чтобы кто-то не играл. Вот это – да.
- После окончания консерватории какие были планы? О чем думалось?
- А дальше было так: через год после окончания консерватории я поступил в аспирантуру.
- То есть, концертной деятельности после консерватории у Вас не было?
- Это была исполнительская аспирантура: у нас это не написание диссертации.
- А что подразумевается под этим?
- Еще два года учебы.
- Вы помните свой первый сольный концерт на публике?
- Такой градации не было.
- Это был постепенный переход?
- Ну да: то есть не было такого, что вот это студенческий, ну вот, а теперь – да. Были студенческие выступления перед комиссией, к сожалению, не настолько постоянные, насколько этого хотелось бы, не настолько, насколько надо было бы. И это всегда было такое испытание, что после этого выходить в какой-то филармонический зал… Ну, несравнимо.
Конечно, выступление в порядке вещей – его, вероятно, не будет ни у кого и никогда, сколько бы об этом ни говорили, что это уже играно, это привычно. А вот последние минуты перед выходом на сцену всегда очень волнующи.
- Вы самокритичный человек?
- Да.
- Вы довольны каждым своим выступлением или после концерта отслеживаете для себя не очень удачные, на Ваш взгляд, отдельные моменты выступления?
- Искать не надо. Дело в том, что когда человек играет на сцене и происходит то, что ему не нравится...
- Не нравится в себе или в зале?
- В себе. Публика мне нравится всегда.
- И такие случаи были?
- Конечно.
|
| |
| |
| Валентина_Кочерова | Дата: Четверг, 27 Дек 2012, 22:37 | Сообщение # 2 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 7166
Статус: Offline | - Скажите, находясь за инструментом и всецело отдаваясь игре, Вы видите реакцию публики или же в это время Вы полностью погружены в музыку?
- Конечно, вижу.
- А что Вы видите?
- Я всегда чувствую настроение зала. Публика имеет право быть такой, какая она есть.
- А в каждом городе она одинаковая, или же есть какие-то различия?
- Наверное, есть: я просто об этом не думал. Я не понимаю, что это такое: бывает понимающая публика, бывает – нет. Если люди пришли на мой концерт, я обязан сделать так, чтобы они поняли. Если же это не удалось – ну что ж? Сам виноват.
- А мне кажется, что, в основном, это зависит от Вас. Может быть, Ваше душевное настроение было такое, что не получилось выдать то, что хотелось. Нет?
- Я всегда думаю об этом, и все свои неудачи списываю только на себя.
- Артист – живой человек: сегодня может быть фейерверк эмоций, а завтра, ну – никак не дается… Может быть такое? Или тут в дело вступает уже чистый профессионализм?
- Мечта каждого преферансиста – знать прикуп. Мечта любого артиста – слышать себя из последнего ряда. Можно испытывать фейерверк эмоций, но это еще не значит, что они дойдут. А можно, ну, вроде из-под палки, вроде не хочется, а по реакции чувствовать – ух, ты!..
- Ну, и как был последний ряд?
- Только положительно.
- У блистательного музыканта Игоря Урьяша, помимо музыки, есть что-то интересное в жизни? На чем Вы отдыхаете от основного творчества?
- Вот на чем бы я ни отдыхал – рано или поздно все равно дело доходит до песни.
- Но, тем не менее, чисто человеческие пристрастия: та же самая рыбалка, грибы и т.д – на чем-то Вы отвлекаетесь?
- Для отдыха есть такое место, как Сестрорецк, где я постоянный дачник. В этом году это был уже тридцать четвертый год… в одном и том же месте.
- Дивные места – несколько лет назад, благодаря Вашему концерту, я могла побывать там, и мне столько всего показали интересного!.. Когда я увидела дачный Сестрорецк, у меня тут же возникло ощущение, что я попала где-то в тридцатые года прошлого столетия: ну – точь-в-точь кадры из фильма «Тимур и его команда». Игорь Владимирович, а какие у Вас отношения с Петербургом? Вы любите этот город?
- Да. Мой отец родился в Ленинграде, а мама вот только родилась в другом месте… Петербург я ощущаю на уровне родного воздуха. Когда где-нибудь за рубежом меня спрашивают, хочу ли я домой? Да, конечно, я очень хочу в Петербург. Да, Эрмитаж, Русский музей – все это так, но дело абсолютно не в этом. Объяснить это невозможно. Но, когда я возвращаюсь в Петербург, то сразу еду в Сестрорецк, сразу – хоть на час, хоть на полтора… Самое желанное место для меня – там. Очень хорошие друзья – там. В конце концов, и все моя личная жизнь – тоже там. В 2005 году, впервые играя там концерт, я сказал, что все, для чего живет человек и что ему особенно близко, – все это в Сестрорецке. И единственное, что я не делал до сегодняшнего дня, – я не работал здесь по профессии: и вот сегодня это свершилось.
- Я очень хорошо помню и этот концерт, и те Ваши слова. И как я досадовала на себя, что приехала без диктофона… Но застать Вас в любимом городе практически невозможно: когда Вы звонили, я никогда не знала, из какой страны на этот раз. Вот график одного месяца: Италия, Швейцария, Япония. На самом деле, это все очень здорово, но, вместе с тем, очень обидно, что такой гениальный пианист известен где угодно, но только не в России. Почему же это так происходит?
- Я не знаю: может быть, я что-то неправильно делаю. Мы вот тут про зависть говорили. Могу я откровенно сказать, что есть одна вещь, которой я слегка завидую?
- Да, конечно.
- Вот Святослав Теофилович Рихтер с Главмосконцертом путешествовал по стране – от Москвы до Дальнего Востока и обратно… А вот будет ли это у меня? Не знаю. Мне этого очень хочется.
- Наверное, музыканту такого уровня в советское время это сделать было намного легче?
- Я хочу работать в России и играть в каждом помещении, которое может называться залом и где есть инструмент, который может называться роялем. Что касается сотрудничества с ансамблями, то здесь я настолько счастливый человек, что сказать, что я мало сыграл со скрипачами или с виолончелистами, – не могу.
- А как свела Вас жизнь с Олегом Погудиным? Или в этом виноват Александр Николаевич?
- Это случилось на дне рождении одного нашего общего друга – пианиста Владимира Мищука.
- А в каком году это было?
- Девяносто первый.
- Это была Ваша первая встреча с Олегом?
- Да и еще была встреча в одной передаче на телевидении – она называлась «Обормот и компания».
- Да, хорошее название.
- (улыбается) Ну, понятно, что в качестве обормота был я. Еще там был Олег, с которым мы только что познакомились, и теперешний «Кавалер-дуэт».
- А вот это, видимо, и была компания?
- Да. И вот там я должен был что-то пропеть.
- Сыграть или пропеть?
- Именно пропеть и поговорить на тему, отчего это пианист вдруг запел? И, когда я запел, чувствую, что Олег начал мне подпевать. А я вот так думаю: «Интересно, а кто сейчас должен петь?» (Мы смеемся)
- Не удержался… А сколько тогда было Олегу? Немногим больше двадцати?
- Ну, да. И буквально через очень короткое время я узнал его на дне рождения у Мищука.
- Так выходит, что Олег в то время был еще студентом и «Вертинский» был его дипломной работой. Вы уже тогда аккомпанировали ему?
- Нет, тогда еще нет. Но в то время мы уже поняли, что нам надо вместе работать над этой программой.
- И с тех пор каждый год на «Вертинском» Вы неизменно работаете вместе с Олегом. И надо сказать, что Вы являетесь неотъемлемой частью этой программы.
- Ну, не то, чтобы часто, но хотя бы регулярно.
- Нет, это даже невозможно представить, что «Вертинский» может быть без Игоря Урьяша.
- (улыбается) А разве бывает такое?
- Слава Богу, что нет. Игорь Владимирович, а как Вам работается с Олегом?
- Блистательно.
- А Вы можете назвать себя его другом?
- Да, хотя общаемся, к сожалению не так часто, как хотелось бы.
- Ну, а как иначе? Вы – востребованные артисты, и ваша жизнь проходит в поездах, самолетах и на гастролях.
А каково Ваше отношение к Олегу – не только, как к артистической личности, но и как к человеку?
- Совершенно искренне могу сказать, что его место, конечно, в пантеоне исполнителей старинного романса. Это один из очень редких случаев, когда человек в жанре романса может сказать свое веское слово в первой половине жизни. Это очень редко. Это мог сделать Владимир Алексеевич Козин, это сделал Валерий Борисович Агафонов – просто потому, что у него не случилась вторая половина жизни. И здесь Олег…. потому что, если даже взять… Не хотел бы именно в этом ракурсе говорить, но даже такая гениальная русская певица, как Алла Николаевна Баянова сказала свое слово о романсе в такой хорошей-хорошей второй половине своей жизни. Я знаю ее записи, которые были сделаны в сороковых годах прошлого столетия: ну, это были еще только перспективы. То есть, сказать, что из этого вырастет гениальная певица, – нелегко. В том, что Баянова появилась у нас только на закате, – в этом есть тысяча минусов и тысяча отрицательного, но есть и одна положительная вещь: мы не знали ее в процессе становления, развития. Вспомните фильм «Кабаре моей жизни», где она в какой-то момент начинает, там, где идет речь о песне «По улице ходила большая крокодила». Она говорит: «Как бы эту песню спел Александр Николаевич Вертинский?» И она копирует его манеры. Как бы эту песню спел Юрий Морфесси? Копия. Как бы ее спел Петр Лещенко? Прямое попадание, и она все это показывала. И самое главное – было совершенно ясно, откуда она: она корнями вся оттуда, и этого не скрывала.
Мы знали весь творческий путь Клавдии Ивановны Шульженко. Ну вот, допустим, если представить ее концерт к 70-летнему юбилею и 50-летию творческой деятельности в Колонном зале Дома Союзов, который все время показывают по телевизору. Вот представьте себе, что мы вообще не знали такой певицы, и вдруг 10 апреля 1976 года она дает такой концерт. Это был бы смертельный номер! Это и было именно так… Это не просто один из лучших ее концертов, это был один из лучших концертов в истории концертов вообще. Этот концерт мог войти в лучшую десятку концертов XX века. И то, что Олег смог сказать это сейчас, – это ничего, кроме поклонения, вызывать не может.
- Ваше отношение к современной действительности?
- Из всех изобретений, которыми полна наша сегодняшняя жизнь, все-таки – спасибо за смс. Они очень часто выручают.
- Да уж. А если бы у Вас был еще и Интернет, насколько бы это облегчило наше общение. У Вас есть компьютер?
- Есть.
- А что Вы больше всего цените в жизни?
- Что больше всего люблю?
- Нет, что больше всего цените – взаимоотношения между людьми, что больше всего дорого Вам, что Вы не принимаете в людях, что можете простить, что – нет?
- Что простить, что нет – это уже будет второй вопрос. Тут есть одна важная деталь: смотря о каком человеке идет речь? Почему одному человеку можно простить абсолютно все, а другому нет? Вот насколько был прав Юлий Капитонович Карандышев: «Кто приехал? Промотавшийся кутила, развратный человек – и весь город рад!»
- Наверное, это в первую очередь – человеческое обаяние, даже пускай и отрицательное…
- Да, это верно. Существует некий душевный резонанс, и между кем и кем он может возникнуть – это все очень гадательно. Бывает человек с одними достоинствами, но только – спасибо, не надо.
- Каждый Ваш концерт – это своего рода импровизация, и, вероятно, поэтому всякий раз слушатель получает совершенно различные впечатления?
- В принципе – да. Иногда играешь и сам думаешь: интересно, а что будет дальше?
- По Вашей игре слушатель чувствует, что посредством музыки хотел сказать композитор.
- Если люди хотят найти – они найдут. Есть такой известный случай, когда некая старушка была в музее религии и атеизма, а именно – в Казанском соборе, и вдруг начала креститься на Ломоносова. И когда ей сказали, что, в общем-то, это не святой, так она сказала: «А вид у него какой-то благообразный».
- А как это Ломоносов оказался в Казанском соборе?
- Ну, там висел какой-то его портрет…
- Как правило, артист и человек – это несколько, скажем так, разные понятия и почти никогда не совпадают друг с другом. И зачастую, чтобы не разрушить свое отношение к артисту, может быть, не стоит стараться общаться с ним вне сцены, чтобы потом не возникло чувство разочарования. Это я сейчас вспомнила один пример, когда несколько лет назад случайно увидела одного известного драматического актера в обычной житейской ситуации, и поведение его тогда, мягко говоря, мне совсем не понравилось…
- Нет, дело в том, что это уже идет общение разных уровней. Это не значит, что этот уровень более высокий, а этот менее низкий – это просто разное. В моей жизни встречались люди, которые для меня были, чуть ли не властителями ума, но у меня не возникало желания с ними сблизиться.
- Почему?
- Мне было вполне достаточно того, чтобы слушать их лекции, читать их книги. Я не то, чтобы избегал общения с ними, – нет, но желания не возникало.
- И, все-таки, – что Вы больше всего цените в человеке?
- Способность дружить, и даже не в плане общения, а в способности к этому резонансу.
- Ну, вообще-то, это довольно сложное понятие.
- Да, я все понимаю. У немцев есть такое понятие – «межличностный зверь». «Зверь» – в том смысле, что совокупность биологических, энергетических, эмоциональных флюидов между людьми начинает жить своей жизнью, то есть, как будто создавать еще одно живое существо, которое живет вот этими флюидами – с той и с этой стороны. И поэтому возникает такая ситуация, когда остается только спросить: «Господи, ну что же этих двух людей связывает? Да что же это такое, в конце концов?» И объяснить этого нельзя, поскольку связывает абсолютно все. Так что бывает, что я очень не люблю какие-то песни, но в исполнении этого человека я их почему-то слушаю.
- У Вас есть друзья?
- Есть, самые, что ни на есть настоящие, причем, из самых разных социальных слоев. Я не могу сказать, что устаю от музыки, – я могу устать от занятий.
- Сколько лет Вы уже преподаете в консерватории?
- Восьмой год.
- Вам нравится сам процесс преподавания?
- (улыбается) Я вижу, что это нравится студентам.
- Так, я смотрю на часы: наше время заканчивается, и до отхода поезда осталось не так уж много. Игорь Владимирович, я благодарю Вас за такой откровенный разговор, и в конце беседы позвольте выразить свою искреннюю признательность и уважение не только совершенно блистательному музыканту Игорю Урьяшу, но и очень обаятельному и доброжелательному человеку.
- Спасибо. Вообще я считаю и очень надеюсь, что мы еще не раз увидимся…
- Несомненно.
Беседовала В.Кочерова
|
| |
| |
