 |
|
ИНТЕРВЬЮ СО ЗВЕЗДАМИ ТЕАТРА
|
| Валентина_Кочерова | Дата: Четверг, 16 Ноя 2017, 11:57 | Сообщение # 16 |
 Генералиссимус
Группа: Администраторы
Сообщений: 5787
Статус: Offline
| ВАСИЛИЙ ЛАНОВОЙ: «Без классики души не воспитаешь»
Даже когда Лановой гуляет по Москве с высоко поднятым воротником и в глубоко натянутой на голову кепке – его все равно узнают прохожие. По офицерской выправке. Десятки ролей в исторических и военных фильмах: Иван Варавва – «Офицеры», Вадим Чистяков – «Приступить к ликвидации», Анатоль Курагин – «Война и мир», Карл Вольф – «Семнадцать мгновений весны»… Что не фильм, то легенда, что не роль, то событие. И так уже почти 60 лет. Откуда актер черпает силы в своем преклонном возрасте, почему современную культуру считает безвкусицей, чем гордится и о чем сожалеет?
– Василий Семенович, вы много играли в военных картинах, а какова была ваша война? Ведь вы родились в 1934 году в Москве, значит, вряд ли вас эта чаша миновала…
– Я почти четыре года был в оккупации у немцев мальчишкой – с семи до одиннадцати лет, так что я это тоже прошел и понимаю такое определение, как дети войны. Еще Карамзин когда-то давно сказал, что дети войны быстрее взрослеют и быстрее видят разницу между правдой и ложью. Это действительно так, и это остается на всю жизнь. Меня часто спрашивают: откуда у вас берутся силы? Я думаю, что из того времени. И я действительно считаю: будь тогда у нас другое поколение, то неизвестно, что было бы со страной.
Вот я возглавил движение «Бессмертный полк», когда несут портреты своих воевавших родственников. Это замечательное движение ради памяти того поколения – святого поколения, – которое отстаивало страну и за ценой не постояло. Это движение уже охватило несколько сотен городов.
– А быть актером вы решили в то непростое время? Или это желание уже сознательного человека, живущего под мирным небом?
– Это началось в 12 лет – с самодеятельности, с драмкружка при заводском доме культуры. Я тогда жил на окраине столицы, однажды мы с моим другом пошли гулять и наткнулись на афишу «Друзья из Петерсберга» – это оказался спектакль по «Тому Сойеру». Мы посмотрели его, и погиб казак! Пропал для всего казацкого рыцарства! Я стал заниматься при этом кружке. Достаточно сказать, что там в 12–13 лет мы уже делали чтецкие программы, и я в этом возрасте читал отрывок из «Войны и мира» – выезд Наташи на бал. Наша любительская студия была, конечно, удивительной прививкой литературного вкуса. И это мне всегда по жизни помогало.
А еще надо сказать, что послевоенный период был достаточно сложным и много молодежи на улице превратилось в хулиганов и воров, а нас этот народный театр увел с улицы, спас нас.
– Если можно, то расскажите подробнее о прививке литературного вкуса…
– Люблю Пушкина, люблю Лермонтова, люблю Серебряный век, обожаю Гумилева, Ахматову, Цветаеву. Для актера это великая школа.
Когда нет работы в театре или в кино – ну и не надо, я беру этих авторов, читаю, выступаю с сольными концертами, и мой творческий организм все время находится в форме. Я очень люблю читать, и это останется со мной.
– Вы еще преподаете в Щукинском театральном училище, заведуете кафедрой художественного слова. Там вы тоже прививаете любовь к классике?
– Я с самого начала заявил: «Ребята, будем обучаться по русской классике». Еще Сергей Федорович Бондарчук мне в свое время рассказывал, что великий Герасимов, занимаясь с ними, говорил: «Только классика воспитывает, только классика!» И они занимались только классикой.
– Про молодых современных актеров не скажешь, что они воспитаны классикой. Да и вообще смотришь на актеров советских и сегодняшних – разница, что называется, налицо. Даже взгляд у советских артистов другой, более настоящий, глубокий, проникновенный… А как вы считаете, изменился ли русский актер?
– Думаю, что сегодня немного русский актер все-таки изменился. Советский, действительно, был глубже. Не зря же на Западе так ценились наши актеры. Вообще русским артистам свойственно рвать сердце, рвать душу, насмерть рвать, но сегодня предпочитают комедию, предпочитают развлекаловку. Серьезных каких-то глобальных философских вещей, на мой взгляд, избегают. Избегают классики. Мне это обидно, мне жалко, потому что без этого душу актерскую и человеческую просто не воспитаешь. Не может быть души, если актер не знает Достоевского, не знает Толстого, если он не знает Чехова… Сегодня авангардизм не дает покоя, и под его эгидой, под эгидой развлекаловки к большим глубинам подойти не получается. Повсеместно наблюдается безвкусица.
– Вы поэтому стараетесь все меньше сниматься в кино и не снимаетесь в сериалах – не хотите мараться?
– Да, я в сериалах вообще не снимаюсь. Все-таки очень жалко, что мы разменяли какие-то дивные традиции советского кинематографа на сегодняшние сериалы, это неправильно. Неправильно!
– Да, вы имеете право так говорить, потому что сыграли в одном из самых великих наших многосерийных фильмов – «Семнадцать мгновений весны»…
– И слава Богу, что родоначальником сериального жанра в России, как мне кажется, оказалась Танечка – Татьяна Михайловна Лиознова. Она максималистом была невероятным, у нее абсолютно мужской характер был. И это ведь она придумала и попросила Юлиана Семенова, чтобы он довел сценарий почти до документального – с указанием часа, мгновения, места… Это все было ею подсказано. И в результате художественный фильм воспринимается как документальный. И поэтому, кстати, его нужно смотреть в черно-белом цвете.
– Цветную версию вы не видели?
– Нет, и смотреть не буду. Мне однажды звонят и говорят: «Василий Семенович, вам повезло! Мы будем раскрашивать вашу роль». Я сказал: «Попробуйте только, сволочи! Не прощу!» И потом я узнал задним числом, что Татьяна Лиознова была нездорова, ей было не на что жить, и ей в этих условиях предложили деньги, чтобы она разрешила раскрасить «Семнадцать мгновений весны». Они ее купили, заставили. Ей некуда было деваться, нужны были деньги просто на питание, это шли девяностые годы… Жуть.
– Но Лиознову можно понять. К тому же актриса Екатерина Градова, сыгравшая радистку Кэт, мне рассказывала, что однажды Сорос предложил Татьяне Михайловне три миллиона долларов, чтобы она сняла антироссийский фильм. Лиознова отказалась со словами: «Русские режиссеры не продаются»… Но вернемся к «Семнадцати мгновениям…». Говорят, режиссеру за вами пришлось побегать, прежде чем вы согласились сыграть обергруппенфюрера СС Карла Вольфа…
– Ой да, я отказался вначале, говорю: «У меня много съемок, роли в театре, мне трудно очень», – а Лиознова: «А если я подожду?!» Я понимал, что от нее так легко не отделаешься, поэтому сказал: «Ну… давайте через недельки две поговорим». Через две недели она приезжает прямо в театр и с порога говорит: «Я очень хочу, чтобы вы эту роль сыграли». И она привлекла еще тем, что предложила играть умного и обаятельного противника, а не как до этого в нашем кино: если фашист, то неотесанный дурак. И я счастлив и благодарен, что она вот так добила меня.
Карл Вольф
– Кстати, Карл Вольф – это же реальный исторический персонаж, и я где-то читал, что он успел посмотреть вашу работу…
– Я как-то иду по улице Горького, а с другой стороны улицы – Юлиан Семенов кричит: «Вася, Вася!» Перебегает дорогу, подбегает ко мне, говорит: «Я был недавно в Германии, там был прием какой-то, и, представляешь, Вольф появился! Появился твой Вольф! Он жутко толстым стал! Я подошел к нему: “Герр Вольф, смотрели ли вы "Семнадцать мгновений"? “Да, – отвечал он, – смотрел”. – “Ну как, вам понравился актер, который вас сыграл?“ – “Абсолютно непохож”». А Юлиан ему: «Вы должны быть счастливы, что наш худой Лановой вас сыграл». Тот захохотал. Потом пошел купил бутылку коньяка и сказал Семенову: «Прошу передать моему исполнителю». (Смеется.)
– До мурашек история. И в вашей богатой биографии подобных историй тысячи. Но скажите честно, а есть ли что-то в вашей жизни, о чем вы сожалеете?
– Мне грешно жалеть о чем-то. Не гневи Бога, что называется. У меня, слава Богу, жизнь сложилась и на театре, и в кино, и в чтении, и в преподавании, я достаточно востребован, и это великое счастье. Нет, мне гневным на Бога быть невозможно.
Беседовал Максим Васюнов
8 ноября 2017 г.
http://www.pravoslavie.ru/107849.html
|
| |
| | |
| Валентина_Кочерова | Дата: Вторник, 28 Ноя 2017, 10:21 | Сообщение # 17 |
|
Генералиссимус
Группа: Администраторы
Сообщений: 5787
Статус: Offline
| ВЕНИАМИН СМЕХОВ: «Людям нужна защита поэзией!»
Актер, режиссер, литератор и, конечно же, странник. Все это Вениамин Смехов. Смехов отмечает, что самая главная страсть его жизни — путешествия, через них он познает мир, людей и самого себя…
— В одном интервью вы сказали, что вы ленивый человек. Как это сочетается с вашей страстью к путешествиям?
— Лень в моем понимании – это явление нетривиальное. В моем случае это – аналог праздности. Слово «лень» вызывает ассоциации с увиливанием от работы, а «праздность» созвучна празднику. Мне очень нравятся слова Антона Павловича Чехова о праздности как о постоянной мечте. Но, честно говоря, не помню, в каком контексте я говорил, что ленив…
— Вас спросили, знаете ли вы иностранные языки. И вы сказали, что не знаете именно из-за лени…
— У меня действительно есть какое-то упрямое нежелание делать что-то новое. Порой мне страшно заняться чем-нибудь незнакомым. Тем более, я каждый день ощущаю, что мне подарено больше, чем я заслужил. Тут ни о какой скромности не может быть и речи. Самое близкое мне, самое главное мое настоящее – это прошлое. Я встречал на эту тему очень много мыслей у гораздо более умных людей, чем я. Цветаева, Пастернак, Рильке, Петр Фоменко, который говорил, что идти надо спиной вперед, видя все, что ты сделал, накопил и, не теряя постоянного чувства удивления и благодарности. А когда ты идешь спиной вперед, естественно, тебя толкают в спину и говорят: «Смотри, куда идешь! Развернись! Сделай то-то и то-то!» Но чтобы что-то сделать, нужно приложить усилия. Наверное, отсутствие силы на эти усилия, на эти обновления можно называть ленью. И правда, я очень недоволен тем, что начинаю учить языки и бросаю, не могу закончить книгу, постоянно на что-то отвлекаюсь. Конечно, это от лени. Наверное, я в этом не оригинален.
«Мастер и Маргарита». З.Славина - Азазелло, И.Дыховичный- Коровин, Т.Сидоренко- Гелы, В.Смехов - Воланд и В.Смирнов - Бегемот.1987 год.Фото В.Плотникова
— Вам нужны специальные условия для творчества?
— Сейчас — да, чтобы сосредоточиться. Раньше мог сидеть на «торчке» и писать. Помню, когда была ранняя «Таганка», мы жили в коммуналке, только родился старший ребенок, и я писал спектакль про Маяковского на кухне. И таких почти походных условий мне было достаточно. А сейчас хочется комфорта, чтобы ничего не отвлекало. Слово стало еще более дорогим. Важную роль играет моя жена Галочка Аксенова, которая еще и очень талантливый редактор. Галя — журналист, специалист по истории культуры, кандидат наук по театральным постановкам Питера Брука во Франции. В последнее время она написала много работ на английском языке, вела курсы в разных университетах по истории кино. Увлекается итальянским кино. Она тоже считает себя ленивой, но она гораздо более усердная и способная, чем я. У нее есть чутье к языкам. Дочка Войновича учила ее немецкому языку. Знает французский, польский. Когда мы жили целый год в Израиле, она шепотом переводила мне на фестивале. Ей дали разрешение, подписанные самим Мрожеком, на перевод двух его пьес. Эти пьесы шли во многих театрах.
— Вам очень везет на встречи с интересными людьми…
— Да. Как Высоцкий как-то заметил, что я коллекционирую знакомства. Он так сказал, когда узнал, что я без него подружился с его другом, замечательным художником и скульптором...
— Что, на ваш взгляд, самое главное в дружбе?
— Все, что можно сказать о дружбе, сказано в очень плотных, жестких согласных, которые есть в этом слове. Прислушайтесь – слово «дружба» - твердое и очень спасительное само по себе. Дружба — это благодать, счастье…
«Али-Баба и 40 разбойников» - так называлась пластинка, над которой на фирме «Мелодия»
— Полагаете, что уметь дружить — это талант, который дан не каждому?
— Думаю, что да. Из тех, кого я знал, Владимир Высоцкий, Юрий Визбор — люди, наиболее богатые этим талантом. Но это были два абсолютно разных человека, и их дружба была разная. У Высоцкого было праздничное отношение к дружбе, он любил удивлять людей, а Визбор был само постоянство. Тот, на которого можно положиться. Очень преданный человек. Мне повезло. Я учусь у таких великих людей.
— А ваш тип дружбы какой?
— Пусть мои друзья говорят. Я могу лишь сказать, что люблю их.
— Дружба прочнее любви?
— Любовь — это штучное благо, очень летучее и зыбкое. А дружба — это, конечно, материал очень прочный. Конечно, хочется пожелать всем испытывать и то, и другое. За всю трансформацию, которая прошла наша страна, было много попыток лишить нас прекрасных отношений между людьми. Много было сделано для озлобления людей. Когда я возвращаюсь откуда-то с запада или с юга, вижу, как в нашей стране люди улыбаются крайне редко. В моей книге «Эйфоризмы», которая вышла в Петербурге, есть такая фраза: «Чего у нас нельзя отнять, так это доброжелательности. Нельзя отнять того, чего никогда не было»...
— А когда вы возвращаетесь из-за границы, на вас не давит «серость» России?
— Конечно, на это нельзя не обратить внимание. Но я хочу рассказать о другом. Первые годы, когда дома было очень тревожно и во всех отношениях не интересно, — неинтересно продолжать играть то, что я играл раньше, не интересны те перемены, которые произошли на «Таганке». А для меня режиссерская профессия всегда существовала отдельно, и возможность ее реализовать для меня была гораздо выше и нужнее, чем все остальное. Поэтому всю энергию для того, чтобы превратить будни в праздник, я вкладывал туда, где работал. А когда приезжал домой, чтобы отдохнуть, душа не отдыхала, а тревожилась. Но все равно я успевал встать на баррикады за Юрия Любимова, за родной театр, печатался в газетах, выступал в суде. Это было очень грустное время.
— Сейчас стало спокойней?
— Относительно спокойней, хотя тревоги не покидают. На мой взгляд, в нашей стране никак не могут найти середину и впадают в крайности, то в одну, то в другую. А нужно хоть какое-то равновесие.
— Когда вы можете сказать, что ваша душа отдыхает?
— Когда я смотрю хорошие фильмы, как правило, документальные. Там чувствуется равновесие, гармония. И в театре. Я работал четыре месяца в Молодежном театре в Москве, выпустил спектакль, и раз или два раза в месяц приезжаю, смотрю, как ребята работают. А потом они играют, и моя душа покрывается шоколадным кремом.
— А в связи с вашей актерской профессией?
— Я люблю ездить с выступлениями. В последнее время их было очень много в России, даже больше, чем за границей. Они дают мне энергию, возвращают потраченные силы. А второе мое проявление актерства — это звукозапись. Есть замечательный продюсер Владимир Воробьев, который это организовывает. После того как президент России сказал, что по дороге в машине слушает Ключевского, очень много стали записывать аудиокниги. На студии В.Воробьева записывается много актеров. Я записывал произведения Пушкина, «Мастер и Маргарита», «Двенадцать стульев», «Шишкин лес», Шаламова, Маяковского, «По ком звонит колокол»…
— Расскажите, пожалуйста, о спектакле «Нет лет».
— Этот спектакль, родившийся достаточно неожиданно, неизменно вызывает радость и у тех, кто играет в нем, и у тех, кто его смотрит. Хотя это радость со слезами на глазах. Дело в том, что работа над спектаклем совпала с уходом Ю.П. Любимова из театра. Золотухин тогда возглавил Театр на Таганке. Мы решили восстановить в правах жанр, который придумал Любимов вместе с нами, с первыми артистами театра – поэтические представления. Сейчас говорят «музыкально-поэтические».
Когда-то, в далеком 1967 году, Любимов оказал мне огромную честь, и я трижды был соавтором его спектаклей, в том числе – в «Послушайте!» о Маяковском. Там было пять исполнителей главной роли: Золотухин, Высоцкий, Хмельницкий, Насонов и я. И много лет подряд этот спектакль пытались запретить, но за него вступались замечательные люди — деятели науки, культуры и искусства. Я не работаю в театре на Таганке уже очень-очень давно, но перед постановкой «Нет лет…» я позвонил Любимову и попросил благословить его. Юрий Петрович ответил по-любимовски: «Я не священник, благословлять не буду, но если у тебя получится, я буду рад». Меня совершенно очаровали участвующие в этом спектакле молодые артисты. Я не ожидал, что они будут не только полны энтузиазма, но и настолько готовы к сотрудничеству. Мы работали с огромным удовольствием и вдохновеньем. В постановке участвуют три «ветерана» Театра на Таганке — Татьяна Сидоренко, Анатолий Васильев, Алексей Граббе. Борис Хмельницкий написал музыку к спектаклю. Ну и по обе стороны рампы должен был быть Валерий Золотухин. Но Золотухин ушел из жизни, и спектакль «Нет лет» посвящен его памяти.
— Когда вы работали над этой постановкой, вы открыли для себя что-то новое в поэзии Евгения Евтушенко?
— Мне действительно повезло взять из огромного простора евтушенковской поэзии то, что было в 60-70-е годы — это и печаль, и радость, и любовь, и нежность, и в особенности – очень сильное, сейчас звучащее как антисоветское стихотворение «Танки идут по Праге». Его замечательно исполняет Дмитрий Высоцкий — главная движущая сила этого спектакля, однофамилец В.Высоцкого. Как в «Гамлете», оркестр находится на сцене — это новая поросль «любимовцев», и все они с двумя образованиями… По-моему, покойный А. Арканов очень точно подметил: «У тебя получился интеллектуальный мюзикл». Спектакль идет очень динамично, но вместе с тем там есть паузы. В спектакле не только стихи Евтушенко, но и письма из его замечательной книги «Шестидесятники». Например, используется письмо Ю.Андропова — донос в ЦК КПСС на антисоветские произведения Евтушенко. О Евтушенко замечательные благодарственные слова говорил Д.Шостакович, споривший с композитором Б.Тищенко, что Евтушенко – это не «ячество»: он пишет о людях, его поэзия — поэзия совести. Этот спектакль получился как некая симфония с контрапунктами – веселье, грусть и снова радость… В нем есть то, что я считаю достоинством жанра – свидетельство того, что, оказывается, хорошие стихи умеют петь, умеют танцевать, умеют грустить, умеют размышлять о жизни и смерти.
— Что сказал Евгений Евтушенко об этом спектакле?
— Евгений Александрович впервые увидел его на диске и написал огромное письмо со словами признательности актерам и мне. Это письмо долго висело в театре. Это было очень трогательно. А потом он приехал со своим замечательным сыном Женей и чудесной женой Машенькой… Я видел, что он даже всплакнул. Но многие люди, с которыми я дружу, и у которых тоже была такая реакция, говорят: «Если ты думаешь, что это были слезы печали, ты ошибаешься. Нет! Я плакал от радости»... Конечно, смерть великого поэта Евтушенко – огромная потеря для всех нас…
— Как вам кажется, поэзия может вылечить наше общество?
— Вы знаете, я сын очень хорошего врача. И понятие здоровья для меня, наверное, ключевое, когда речь идет о культуре. Мне кажется, что бы ни происходило в политике, которую мы не понимали и никогда не поймем, если народ, вернее, мыслящая часть общества, возвращается к поэзии, зал имени Чайковского уже десятый год подряд не имеет проблем с продажей абонементов на поэтические чтения, и канал «Культура» оказывается не единственным в воспроизведении стихов, это здорово. Я для себя условно называю культуру в нашей стране — «параллельная Россия». Хромают все сферы жизни, от экономики и политики до медицины, а культура по-прежнему остается на высоком уровне! Но у нас определенно что-то происходит: в последние годы все больше людей обращаются к поэзии. В метро люди сидят и читают стихи. Наверное, что-то стало труднее в жизни. И людям нужна защита. На войне стихи были лекарством, и сегодня они опять становятся утешением.
Династия Смеховых
— В спектакле «Старомодное признание» вы выходите на сцену вместе со своей дочерью Аликой Смеховой. Какие ощущения вы испытываете?
— Мне всегда очень приятно, когда после моих концертов подходят зрители и говорят: «Как мы любим вашу Алику!»… Она умеет очень достойно нести свою популярность. До этого спектакля мы уже выходили вместе в программе «12 месяцев танго». Такой семейный жанр придумала моя жена Галочка. Тогда это был наш первый совместный опыт, и Алика немного побаивалась стоять рядом со мной на сцене. А сейчас мы уже расслабились. Я читаю стихи, а Алика прекрасно поет романсы. С нами выступает выдающийся гитарист, лауреат международных конкурсов, чудесный виртуоз Роман Зорькин. Они с Аликой записали совместный диск «Роман с романсом».
В спектакле «Старомодное признание» соединились музыка, романс и русская поэзия — любовная лирика: от Пушкина до Владимира Маяковского, Саши Черного и Николая Гумилева. Конечно, не обходится без юмора. Надо же как-то оправдывать свою фамилию…
— А как складываются сегодня ваши отношения с кинематографом?
— Кино никогда не требовало от меня существенных затрат душевных сил. И, честно говоря, очень легко и даже радостно отказываюсь от многих предложений. И порой, когда смотрю фильмы, жалко замечательных актеров, потому что режиссер может с нами сделать все: из плохого актера сделать хорошего, и, увы, наоборот.
— Извините, что спрашиваю про Атоса. Но все-таки не давила роль столь благородного персонажа?
— Вы обязательно упомяните, что вы извинились, когда задавали этот вопрос (смеется). То, что меня ассоциируют с этим персонажем — не моя проблема. А Олега Табакова — с Матроскиным должны сравнивать, а Ахеджакова сыграла мышь в «Дюймовочке», Крючкова — жабу в этом же фильме. И что? Но если говорить серьезно, я не думал, что роль Атоса будет непроходная. Когда снимали «Мушкетеров», никто не относился к этому фильму как к долгоиграющей пластинке. Так получилось. Я не могу назвать его шедевром. Но когда смотрю этот фильм сейчас, получаю большее удовольствие, чем тридцать лет назад. Почему-то спустя годы достоинства видны ярче, чем недостатки. А тогда я видел больше недостатков.
— А вообще критически настроены по отношению к себе?
— У меня, слава Богу, нет пелены и шор на глазах. И никакого упоения своей персоной тоже нет. Мне повезло видеть гораздо более интересных людей, чем я сам. Но, конечно, я с благодарностью отношусь к «Мушкетерам». Хорошо, когда люди тебе улыбаются, даже если они олицетворяют тебя с твоим героем.
— Вы довольно часто путешествуете, летаете на самолетах. А от чего в обычной жизни у вас бывает чувство полета?
— Есть некоторые интимные вещи, о которых я не люблю говорить… Главное, что я могу назвать топливом моей жизни на протяжении последних 37 лет — это моя семья, моя жена Галя. Об этом можно говорить и прозаическим языком, и поэтическим, и высоким, и бытовым, суть остается одна. И такого семейного счастья я желаю всем хорошим людям.
Журнал "Культурная столица, 20.10.2017.
Беседовала Татьяна Болотовская
http://kstolica.ru/publ....1-0-942
|
| |
| | |
| Валентина_Кочерова | Дата: Воскресенье, 25 Фев 2018, 14:22 | Сообщение # 18 |
|
Генералиссимус
Группа: Администраторы
Сообщений: 5787
Статус: Offline
| МАРК ЗАХАРОВ: «Если режиссер талантлив — допустимо многое»
Марк Захаров — о свободе творчества, пользе кинематографа для театральных актеров и переселении душ. Готовит очередную премьеру — «Фальстаф и принц Уэльский».
— Марк Анатольевич, о чем спектакль?
— Готовится наша собственная версия некоторых шекспировских трагедийных и комедийных мотивов. Это сценическая фантазия-фарс в двух частях. Должен быть, в общем, забавный и смешной спектакль. Премьера в середине апреля.
— А кто играет?
— Дмитрий Певцов, Сергей Степанченко, Захарова, Гизбрехт, Игорь Миркурбанов.
— Вы дружите с актерами или держите дистанцию?
— В основном стараюсь держать дистанцию. Но у меня остаются дружеские отношения с Ширвиндтом, с Джигарханяном, были близкие отношения с Андреем Мироновым. А так я предпочитаю быть в товарищеских отношениях.
Помню, когда я уходил из Театра сатиры (меня назначили главным режиссером в «Ленком»), Плучек Валентин Николаевич, который был главным режиссером, дал мне несколько напутствий. Например, советовал не связываться с бухгалтерией и еще сказал: «У тебя появится много единомышленниц, с ними будь очень аккуратен и осторожен».
— Какие запреты существуют для вас на театральной сцене? Обнаженное тело, нецензурная лексика?
— Если режиссер талантлив и зритель сопереживает тому, что он делает, то допустимо многое. Конечно, у меня есть какие-то собственные тормоза. Несколько лет назад была пьеса, которую предложили сыграть ныне уже покойному Игорю Кваше. Она о том, как герой полюбил козу. Кваша отказался. Такую пьесу и я никогда не смогу поставить, потому что мне это не нравится: противно.
А вот к обнаженному телу на сцене я отношусь спокойно. В живописи, в скульптуре тоже одно время были споры — допустимо или нет? Если это сделано убедительно, талантливо, оправданно по существу, то почему нет? Что касается нецензурной лексики, то очень уважаемые нами литераторы пользовались такой лексикой. И в этом случае многое зависит от таланта. Кстати, для меня большая грубость в русском языке слоган: «Не тормози — сникерсни». Это надругательство над языком.
— Как быть с курением на сцене?
— Есть такие запреты, которые мне очень не нравятся. Я считаю, в этом отношении здравый смысл подвергается нападкам и ограничениям.
— У свободы художника есть границы?
— Тему своих раздумий и сочинений, конечно, определяет только автор. Ну нельзя было сказать Пушкину: «Знаешь, братец, сочини что-нибудь про цыган, которые по Бессарабии кочуют, потому что у нас совершенно отсутствует цыганская тема». Вот не надо ничего диктовать и не надо ничего заказывать скрупулезно и буквально: «Давай, сделай что-нибудь патриотическое».
Я думаю, все нормальные законопослушные люди, любящие свою страну, — патриоты, и не обязательно бить себя в грудь. То же и с темой православия. Я православный, но не воцерковленный человек. Иногда посещаю церковь, порой беседую со священниками. Но не перебарщиваю, фанатизма нет.
— В какой период вам легче всего работалось?
— Было страшное давление, а потом наступили 1960-е годы. Стало возможно что-то сказать, появились наши знаменитые поэты, которые собирали целые стадионы и читали стихи. Сейчас многие вздыхают: «Как же так — поэзия не может собрать в залах так много людей». А ушло время. Зато мы стали конкурировать со всем миром, открылись границы, мы знаем, что происходит в других странах, чем живет мировое искусство. Да, сейчас поэт уже не может собрать стадион, и это естественно.
— Поэт собирает своих поклонников в интернете.
— Интернет — это совсем другой способ контакта с интеллектом человека. К нему я отношусь с интересом, но без стопроцентного доверия. Там не все соответствует истине, и есть некоторые завиральные идеи, которые порой очень давят на сознание людей.
— Многие говорят, что сегодня меньше читают, меньше молодых людей ходит в театр. Молодежь деградирует?
— Нет, новое поколение стало умней. Я не имею сведений по поводу всего поколения, сужу по своим студентам — появились юноши и девушки, которые много читают, интересуются мировыми событиями, и у них нет такого слепого восторга по поводу театральных мастеров — преподавателей, который был у нас.
Молодые требуют: «Вы давайте нас учите, рассказывайте о секретах мастерства, рассказывайте обо всех сложностях театральной жизни». И это деловое отношение мне нравится. Кажется, те люди, которым сейчас по 19–20 лет, умнее людей моего поколения в этом возрасте, умнее меня самого в то время.
— Вы всегда понимаете сегодняшнюю молодежь?
— Когда я учился в театральном институте, ректор прочел нам, студентам, отрывок. Не помню его дословно, но смысл в том, что молодежь стала развратной, поверхностной и грубой. Говорилось также, что молодые люди очень высокомерно относятся к старшим, они их раздражают и это недопустимо. Подпись — Сократ. Вероятно, есть такой закон несогласия поколений.
Я, например, долго привыкал к увлечению молодых пирсингом, к мужчинам с кольцами в ушах. Но сейчас почти изжил в себе этот предрассудок и отношусь к таким вещам спокойно, с пониманием. Новая мода всегда вызывает определенное раздражение. И ее, кстати, трудно запрограммировать. Если бы мне кто-то сказал в 1960-е, что в моду войдут рваные джинсы, я бы не поверил. Сейчас привык. Если уж они совсем рваные, это вызывает во мне некоторую оторопь, но если в меру, я отношусь спокойно. Во всяком случае, стараюсь относиться к этому как к новому веянию.
— Легко отпускаете артистов сниматься в кино?
— Отпускаю. Потому что после удачного кинематографического опыта актеры приобретают важные качества, они встречаются с новыми людьми, партнерами, наконец, с новой режиссурой, которая у меня лично, впрочем, порой под сомнением. И, тем не менее, есть еще люди, которые могут интересно работать с актерами, после встречи с ними артист приходит в театр обогащенным, осмелевшим, внимательнее относится к себе. Начинает себя беречь, ценить, понимает, что за каждый спектакль он несет большую ответственность. Ну и популярный артист, конечно, интересует зрителей и воздействует на театральную кассу, простите за подробность. Так называемые медийные лица привлекают публику.
— Но сериал может испортить молодого актера.
— Конечно, может. Мне вот дочь жаловалась недавно, ее приглашали работать в 30-серийном фильме. Знаю такие проекты. Режиссеры говорят: «Вот сейчас мы снимем из первой серии с вами план, а потом здесь же сыграем встречу с любимым человеком из четвертой серии, и потом вы прибежите сюда к десятой серии». Это такой поток, конвейер, который очень далек от искусства. Бывают, конечно, исключения, как в каждом деле, но очень редко.
— Вы с дочерью близки, обсуждаете разные темы?
— Иногда да. Но лучше все-таки это в театре делать, а не дома. Если еще и дома продолжать репетиционный процесс или даже о нем думать, то с ума можно сойти. Необходимо все-таки придумывать какой-то отдых и какую-то разгрузку. Мне в этом помогают две собаки, эрдельтерьеры, которые со временем, я заметил, умнеют.
Мы часто играем с ними за городом: вот я раньше бросал мяч, собака бежала, с удовольствием мне мяч приносила, а потом она начала смотреть, далеко ли я бросил. И если ей казалось, что расстояние большое, она шла в дом и приносила мне новый мяч. Мол, если ты такой маньяк, то на тебе мяч и не швыряй больше, я не побегу.
Я считаю, что большие собаки представляют особый интерес и ценность, они воздействуют на человека, лечат. Видел фото в интернете — больной солдат лежит в реанимации, а рядом с ним пристроилась его собака: врачи разрешили, видя, что она несет некую целебную энергию. Уверен, крупные собаки помогают выздороветь.
— Эх, разрешили бы собак в российских больницах.
— Они там есть, в хосписы, например, их приводят, животные облегчают страдания человеку. Собака — воистину друг, я отношусь с большим пиететом к крупным собакам.
— А может, правы буддисты, которые говорят, что после земной жизни душа может вселиться в животное, растение?
— Это не наша православная вера, но я отношусь к этому мнению с уважением и интересом. Интересно об этом думать, хотя у меня нет убеждения, что я после смерти окажусь каким-то там сусликом, соколом или кенгуру.
— Культуре сегодня придается гораздо меньшее значение, чем спорту или политике. Это не тревожно?
— Вы правы. Один умный человек сказал: «Когда разрушается государство, исчезает империя, остается только культура» Это театр, драматургия, кинематограф, литература. Вот это остается, а технические достижения отступают на второй план. Когда мы говорим о русской культуре, литературе, мы вспоминаем Тютчева, Пушкина, Достоевского, Гоголя, Салтыкова-Щедрина, который, кстати, был вице-губернатором.
— Худрук — руководитель театра. Его власть абсолютна?
— Не всякого худрука. Есть люди, которые создают авторский театр, как это было с Товстоноговым. Мне кажется, дух авторского театра существует и у Додина в Санкт-Петербурге. Там коллектив во многом определяет творческий путь и влияет на формирование эстетических ценностей, которые свойственны только этому театру и отличают его от других театральных коллективов. Это, на мой взгляд, очень важно.
Я пытался способствовать тому, чтобы в «Ленкоме», в этих намоленных стенах, тоже была эта аура. А стены, кстати, помогают, я заметил это. Если выехать на другую площадку, ее нужно долго осваивать. Я прошу, чтобы артисты ходили, осматривали новые пространства, новые закономерности. Да, стены всё помнят. Я убежден, что наши, ленкомовские, помнят Пельтцер, Леонова, Броневого и еще многих других артистов, которые были до нашего поколения, тех, кто пришел в театр вместе с моим предшественником, художественным руководителем Иваном Николаевичем Берсеневым…
Марина Суранова. 21.02. 2018. газета "Известие"
https://iz.ru/709265....-mnogoe
|
| |
| | |
| Валентина_Кочерова | Дата: Среда, 16 Май 2018, 22:36 | Сообщение # 19 |
|
Генералиссимус
Группа: Администраторы
Сообщений: 5787
Статус: Offline
| ВЛАДИМИР МАШКОВ: «Выхода у нас нет»
Первое интервью нового худрука "Табакерки".
Утром 6 апреля в Театре Олега Табакова состоялся сбор труппы, на котором объявили имя нового художественного руководителя. Как и ожидалось, им стал ученик Олега Павловича Владимир Машков. После церемонии он ответил на вопросы журналистов.
– Владимир Львович, волнуетесь ли вы, ведь принять такую эстафету – великая ответственность.
– Это действительно огромная ответственность. Но я не волнуюсь, я крайне собран. Волнение нужно актеру, режиссеру, любому творческому человеку, а сейчас, как завещал мой великий учитель, надо дело делать. Мы будем продолжать театр, существующий в традициях русской реалистической школы, школы переживаний, основы которой заложил наш великий реформатор Константин Сергеевич Станиславский. Мы будем двигаться именно этим путем постижения себя и своей профессии.
– Актера Владимира Машкова мы теперь не увидим?
– Деятельность, которой я буду заниматься, никоем образом не противоречит актерской работе. Напротив, она должна ее подтверждать. Я убежден, что актер должен работать в театре и кино. Поэтому по возможности я буду развиваться, хотя, конечно, к сожалению (а может быть и к счастью), от каких-то долгоиграющих проектов мне придется отказаться.
– Какие у вас цели, помимо красивых и абстрактных? Ведь впереди рутинная управленческая работа…
– Если смотреть на нее рутинно, такой она и будет. Если же смотреть на театр как на невероятное счастье воплощения идей, получится совсем другая история. Хочу сказать, что я не тратил время даром. С Олегом Павловичем мы часто говорили о судьбе его театральной школы и о том, как добиться от артистов и режиссеров максимального участия в жизни здесь и сейчас. Я хочу заниматься театром, который происходит здесь и сейчас, на ваших глазах, ведь мы существуем именно в эту секунду. Хочу внимательно исследовать с актерами этот феномен.
– Какими будут ваши первые шаги?
– Они будут сделаны уже после того, как вы выключите камеры. Мы соберемся и побеседуем с труппой.
– Что вы скажете артистам?
–Это пока секрет. Но мне хочется посмотреть, что же ребята вынесут из этих слов и что донесут до зрителей.
– Еще накануне вашего назначения критики успели высказаться на этот счет. Некоторые говорили, что с вашим появлением в театре ничего не изменится, он так и останется «на периферии критического мнения», а в «старых мехах» не будет «нового вина». Как вы к этому относитесь?
– Думаете, я должен это комментировать? Вообще, комментировать мнения людей, мне кажется, непродуктивно и бессмысленно. Театр – это удивительное место. Олег Павлович нашел живые источники – создал школу, два театра, художественные мастерские… Оставил нам удивительную историю. Теперь мы должны ее преумножать. Выхода у нас нет. Ведь если эти источники затоптать, вода не будет бить.
Зрителям я сейчас предлагаю ничего не принимать и не отвергать, а просто прислушаться к тому, что происходит. Придя в театр, вы либо увидите это «здесь и сейчас», либо нет. И в зависимости от этого вынесете собственное суждение.
– Вы будете что-нибудь ставить как режиссер?
– Наверняка.
– У вас были удачные работы. Может быть, вы продолжите этот ряд?
– Бесспорно я продолжу ряд удачных работ. Неудачные мне делать не хочется. Хотя, если серьезно, гарантии успеха заключаются в артистах и зрителях. В далеких 60-х Гротовски сказал удивительную вещь: «Конечно, у кино и телевидения огромные возможности в воплощении, но ни кино, ни телевидение не могут заменить театр в главном – непосредственном живом общении с актером. Зритель должен чувствовать его дыхание и его пот». Любая провокация со стороны актера отражается в зрителе. Поэтому мы будем заниматься этим удивительным исследованием «здесь и сейчас». Прошу вас обратить на это внимание.
Анна Тимина
06.04. 2018. журнал "Театрал"
http://www.teatral-online.ru/news/21382/
|
| |
| |
| Савченкова Анастасия © 2018 |
| Сайт управляется системой uCoz |
| |
