| Нина_Корначёва | Дата: Суббота, 25 Мар 2017, 01:06 | Сообщение # 1 |
Группа: Проверенные
Сообщений: 193
Статус: Offline | АТТАШЕ С ВИДОМ НА КРЕМЛЬ
Дуглас Смит – удостоенный наград историк и переводчик, автор5 книг о России. Преподавал и читал лекции в США, Великобритании и Европе, служил переводчиком при президенте Рейгане. Побывал в доме майора армии США Мартина Манхоффа, служившего атташе при посольстве США в Москве с февраля 1952 по июнь 1954 гг., пока его не выслали из СССР по обвинению в шпионаже. В шкафу бывшего дипломата оказалась коллекция советских снимков, пролежавших незамеченными более полувека. Манхофф сделал эти кадры в течение 2-х лет, что провёл в Союзе. Тогда он много путешествовал и фотографировал.
«После смерти его жены прошлым летом мне предложили посетить дом Манхоффа и посмотреть, не оставил ли он что-нибудь ценное. Я был поражён тем, что обнаружил. Последние несколько месяцев я оцифровывал и упорядочивал фотографии и плёнки. Среди ценных материалов 15-минутное цветное видео с похорон Сталина, снятое из окна на верхнем этаже старого посольства США в гостинице "Националь". Тысячи цветных фотографий, сделанных на улицах Москвы, Ленинграда, Мурманска, Ялты и в местах, расположенных вдоль Транссибирской железнодорожной магистрали», – пишет Смит.
СССР сталинских лет оживает в цветных кадрах из недавно обнаруженного фото- и киноархива
Майор Мартин Манхоф провел в Советском Союзе больше 20-х лет в начале 1950-х годов. Он работал помощником военного атташе в американском посольстве, располагавшемся неподалёку от Красной пл. Не упускал возможностей, связанных с такой работой. Будучи одарённым фотографом, он отснял сотни сценок из повседневной советской жизни – как в Москве, так и в других регионах СССР. После обвинений в шпионаже уехал из страны, но захватил с собой катушки 16-миллиметровой киноплёнки, а также сотни цветных слайдов и негативов, отснятых за время работы в СССР. Среди этих материалов оказалась и съёмка похорон Сталина – одного из поворотных событий в советской истории.
Похороны Сталина
Часть первая
Кадры, сделанные майором Манхофом из окна с видом на Кремль, стали единственным независимым видеосвидетельством похорон Сталина. Авторы: Майк Экель, Войтек Гройец и Эймос Чаппл.
5 марта 1953 г. «Правде» появилось сообщение о смерти Сталина – слухи об этом ходили по Москве уже несколько дней. К тому моменту майор американской армии М.Манхоф проработал в столице СССР уже больше года. Письменно свою реакцию на смерть советского диктатора Манхоф никак не зафиксировал. Но помощник военного атташе сделал для истории куда больше: он отснял похороны Сталина. Это единственная известная на сегодняшний день независимая фото- и киносъёмка события. На хронике, отснятой на цветную киноплёнку, видно, как сотни солдат в бушлатах образуют длинный коридор, по которому на Красную пл. выносят гроб с телом Сталина. Далее следует процессия из десятков высокопоставленных лиц – членов Политбюро и др. высших чиновников. Они держат перед собой массивные похоронные венки.
Траурную процессию похорон Сталина показывали и раньше, но так – никогда. Сделанная с балкона американского посольства, необработанная съёмка показывает это событие в цвете и без прикрас. Крупным планом показан затянутый красным гроб – на верхней крышке можно различить нечто вроде окошка, рядом лежит знаменитая сталинская военная фуражка. Гроб покоится на лафете, который тянет колонна кавалеристов; по обеим сторонам блещут штыки военного конвоя. За гробом идут сотни людей; на других исторических снимках, сделанных оф. советскими фотографами, у гроба представлен весь партийный пантеон: Н.Хрущёв, Л.Берия, В.
Молотов и др. Камера переключается на Красную пл.: перед мавзолеем Ленина толпятся сотни оф. лиц. Члены Политбюро выступают с траурными речами. Забальзамированное тело Сталина вносят в Мавзолей и помещают рядом с телом Ленина, из рук которого он и принял власть.
Снятая Манхофом хроника, похоже, единственная в мире. Большая часть – если не 100% – посвящённых похоронам Сталина видеоматериалов основывались на кадрах, сделанных советскими гос. агентствами. В том числе ими пользовались такие западные новостные организации, как «Би-би-си». Лучшим образцом этого жанра стал оф. до. фильм «Великое прощание», выпущенный Центральной студией док. фильмов СССР. Манхоф работал над своим фильмом как штатный сотрудник американского посольства, и отснятые им материалы, скорее всего, предназначались для американских спецслужб. Возможно, вглядываясь в эти кадры, они пытались понять, кто займёт место Сталина. Именно безыскусность съёмки, отсутствие монтажа и фильтров делают уникальными эти свидетельства поворотного момента советской истории. В одной из сцен, которую Манхофу удалось снять из окна американского посольства видно как толпа движется по Манежной пл. в сторону Кремлёвского проезда, выходящего прямо на Красную пл.
На другой плёнке видно, как солдаты, стоящие в карауле у Кремлевского проезда, хлопают в ладоши и подпрыгивая на месте, пытаются хоть немного согреться в холодный мартовский день. В оф. кинохронике такого не увидишь. Историк из Сиэттла Дуглас Смит, первым обнаруживший материалы Манхофа и предоставивший настоящему Времени эксклюзивный доступ к ним, считает, что именно такие сценки советской жизни без ретуши придают плёнкам особую уникальность. И в фотографиях, и в кинохронике Манхофу «удалось уловить повседневность. Именно этой человеческой грани недостает во всех остальных материалах» - отмечает Смит.
https://www.currenttime.tv/a/manhoffarchive-stalin/28359843.html
Городская жизнь
Часть вторая
Манхоф и члены его семьи, регулярно писавшие домой, создали живой портрет городской жизни в СССР.
Авторы: Майк Экель, Войтек Гройец и Эймос Чаппл
Фотографируя московские улицы из окон автомобиля и рассказывая о впечатлениях в письмах домой М.Манхоф и его жена Джен собирали по частичкам яркий, пронизанный личными впечатлениями портрет жизни за железным занавесом в начале 1950-х. Официальной обязанностью Мартина на посту помощника военного атташе в американском посольстве в Москве была организация взаимодействий с советскими военными. Однако скорее всего он также собирал разведданные и изучал масштабные изменения, происходившие в СССР по мере того, как страна выходила из послевоенной разрухи, а холодная война усугублялась. Большая коллекция цветных фотографий и киноплёнок, отснятых Манхофом, дают представление о стремительном развитии советской инфраструктуры. На них запечатлено строительство 7 сталинских высоток в Москве и осуществление др. проектов, ставших символом нерушимой мощи СССР.
Но фотографии Мартина вполне самостоятельны и с точки зрения искусства. Это работы человека, умевшего увидеть и передать средствами фотографии уличные пейзажи, архитектурный облик городов, повседневную жизнь людей и, конечно же, массовые зрелищные мероприятия, без которых невозможно представить жизнь советского государства. На одной из многочисленных плёнок запечатлены пионеры, марширующие плотной колонной через Манежную пл. во время Первомайской демонстрации.
Летняя эстафета, пар над заснеженным Кремлем, семьи, отдыхающие в небогатом дворике, сутолока и суматоха быстро растущей столицы – все эти брызжущие эмоциями сцены запечатлены на плёнках Манхофа.
Он снимает повседневную жизнь советской столицы, ещё не полностью оправившейся от последствий войны. Вернитесь в прошлое, чтобы пройти в колоннах Первомайской демонстрации, поучаствовать в эстафете и услышать гул огромного города, стремящегося поскорее восстановить свой быт. В недавно обнаруженном архиве Манхофа нет письменных свидетельств о том, как он сам воспринимал происходящее в СССР. Зато в письмах его жены, адресованных американским друзьям, таких наблюдений множество. Джен приехала в Москву в мае 1952 г., через 3 месяца после мужа. Напечатанные на теперь уже пожелтевшей бумаге с внесёнными от руки аккуратными поправками, письма Джен рассказывают о её первых впечатлениях от жизни под колпаком Сталина. «Стоит ли говорить, как быстро ты понимаешь, насколько хорошо полиция контролирует этот город. Свернув за угол, мы увидели кремлёвские куранты на башне над входом в Кремль. Мы обогнули Собор Василия Блаженного с его цветными куполами-луковками и оказались на Красной пл. Первое впечатление было невероятно сильным: необозримое открытое пространство, как будто специально созданное для всех этих грандиозных парадов. », – рассказывает она о дороге из аэропорта домой.
В том же письме, датированном сентябрём 1952 г., Джен предпринимает очевидную попытку воздержаться от слишком категоричных оценок среды, в которой ей пришлось оказаться. «Культура в целом, да и сама физическая реальность настолько далеки от всего, что мы знаем, что сравнивать практически невозможно. Это похоже на инициацию: тебя посвящают в жизнь настолько уникальную, что извне она кажется бессмысленной. Я не могла не сравнивать эту дорогу в Москву из аэропорта с заметками о той же поездке, оставленными многими людьми в разных книгах. На окраине Москвы устремляется в небо грандиозное новое здание университета; кажется, что это обычный район небоскрёбов – такой же, как и в любом другом крупном городе, но он находится в абсолютном диссонансе с широкими полями вокруг и стоящими то там, то сям маленькими домиками. Дома деревянные с резными ставнями и наличниками, чаще всего выкрашенных в синий – советская кобальтовая синь, которую мне ещё предстояло наблюдать на всём, что только можно покрасить».
 
Через некоторое время комментарии Джен начинают обнаруживать более глубокое понимание советской жизни; время от времени в её словах слышится глубокая досада, особенно когда речь заходит об ограничениях, которые испытывали на себе иностранные дипломаты в Москве. «Мы не можем никуда съездить – перемещаться разрешено исключительно по Москве. И даже в Москве нельзя ездить на своей машине, надо, чтобы обязательно был русский шофёр. Мы никогда не были в гостях у русских, да никогда и не будем. Чтобы честно рассказать о Москве, нужно быть объективным, но мне такую картину сложно изобразить. Мы сталкиваемся с таким количеством неудобств, ограничений и проблем в повседневной жизни, сохранить хоть какую-то объективность попросту невозможно. Москва не похожа ни на один из городов, которые мы видели. Она не западная, не восточная и не европейская. Архитектура в большинстве своём – эклектика XVIII и XIX вв., но практически все новые здания, так называемые «московские высотки», похожи на нью-йоркские. … Но посреди всего этого – множество двух-, трёх- и одноэтажных деревянных домов. Срубы чаще всего покрыты штукатуркой, которая держится на дранке, поэтому брёвна видны только там, где штукатурка отвалилась. Я понимаю, что это звучит путано, но путаницей чревата любая попытка описать Москву».- пишет она.
В еще одном письме (дата не проставлена, но, судя по всему, оно было написано через полгода или более после приезда в Москву) Джен уже не скрывает уныния. «В этой стране ты очень редко слышишь, что тебе можно что-то сделать. Зато тебе постоянно говорят, чего делать нельзя». Описывая простых граждан Советского Союза и условия, в которых они живут, Джен не может удержаться от покровительственного тона. Байками об СССР как «рае для рабочих» её теперь не обманешь. «Здесь нет людей, которые были бы похожи на «белых воротничков». У всех такой вид, как будто они только что приехали из деревни или вернулись с сельхозработ. Даже когда они наряжаются во всё чистое, одежда не сидит, цвета не подходят друг другу. Попытайся представить себе городские резиденции и дворцы аристократии конца XVIII-начала XIX в., которые переоборудовали в мясные лавки и универсальные магазины. Примерно так все это и выглядит. Здесь ничего ничему не соответствует, ничего ни к чему не подходит. Вещи, которые здесь продают, никогда не выглядят как новые, всё кажется подержанным. Пожалуй, это самая ясная картина последствий революции» … «рабочие» взяли верх, и теперь не знают, что со всем этим делать, а посоветовать некому, потому что больше никого не осталось».
Большую часть времени Манхофы оставались в Москве. Тем не менее им удалось побывать кое-где ещё. Как минимум трижды в 1952 и 1953 гг. они ездили в Ленинград. «Мы были в Ленинграде и нам показалось, что сквозь остатки славного прошлого в виде загородных дворцов и самого устройства города нам удалось почувствовать дух старого Санкт-Петербурга».
Ездили они и в другие места. В Мурманск – арктический порт, где располагался советский Северный флот; в Киев, тогда столицу Украинской ССР; в Ялту, где в 1945 г. на конференции с участием Рузвельта, Черчилля и Сталина решались судьбы послевоенной Европы. По меньшей мере дважды Манхофам удалось проехать по Транссибирской железной дороге – в Хакасию и далёкий Хабаровск, стоящий на границе с Китаем. Именно по дороге в Хабаровск, в марте 1954 г., началась последняя глава приключений Манхофа в СССР.
https://www.currenttime.tv/a/manhoffarchive-city-life/28378662.html
Все фотографии здесь:
https://ruposters.ru/life/25-01-2017/unikalnye-kadry-sssr-50h
https://ruposters.ru/life/21-03-2017/cvetnye-foto-sssr
В дороге
Часть третья
Пока в СССР привыкали жить без Сталина, Манхофы успели объездить всю страну. В 1953 г. в Советском Союзе сняли ограничения на поездки иностранцев в целый ряд регионов, и Манхофы в полной мере воспользовались оттепелью, наступившей после смерти Сталина. Они много путешествовали, фиксируя виды, звуки и запахи российской глубинки, в которой редко бывали американцы – если вообще бывали до них. 13 мая они отправились в первую большую поездку – двухнедельное путешествие по Транссибирской железной дороге. К ним присоединились двое коллег Мартина из аппарата военного атташе при посольстве США.
Как и на протяжении всего своего пребывания в СССР, Джен фиксировала свои наблюдения в письмах к друзьям и родственникам. В восьмистраничном письме она рассказывает о долгом путешествии в поезде, часто довольно скучном: десять вагонов, в том числе вагон-ресторан, отвратительные запахи, не дающее покоя радио.
"Как и во всех советских поездах, в нашем была радиоточка, и центральное радио звучало беспрерывно. В советских репродукторах всего 2 режима – ВКЛ и ВЫКЛ. ВКЛ значит на всю катушку. Так мы и ехали все 2 недели. Когда в коридоре никого не было, мы выключали эту адскую штуковину, но двое мужичков, отвечавших за наш вагон, рано или поздно подходили и, не скрывая недовольства, включали её снова".
(Джен Манхоф, без даты)
Первые 5 дней за окнами мелькали бескрайние поля с березовыми рощицами, на Урале их сменили обшарпанные горы, местами поросшие сосной и елью, потом вернулась уже знакомая скучная равнина. По дороге Мартин сделал множество отличных цветных фотографий и даже снял короткий фильм. Он продолжал фотографировать в Ачинске – городе в Красноярском крае, где они сделали остановку, и в Абакане – последней точке, куда они доехали (11 час. на поезде к югу от Ачинска). Джен описывает, с каким изумлением ачинцы наблюдали, как четверо американцев пытаются купить еды, найти жильё и достать билеты на поезд до Абакана. “Понятно, что ничего этого невозможно было сделать, не обратив на себя внимания 99 % населения. 1% не обративший на нас внимания, составляли люди, валявшиеся в стельку пьяными по углам и канавам”. – пишет она.
СССР в те годы оставался практически закрытым для иностранцев, поэтому поездка Манхофов привлекла внимание американских медиа. В архиве обнаружилась вырезка из “Нью-Йорк Таймс”, в которой утверждается, что “американцам еще не приходилось бывать в этих отдалённых районах”. Судя по всему, советские органы тоже внимательно следили за перемещением Манхофов. Джен рассказывает, с каким вниманием отнёсся к ним распорядитель в ресторане в Ачинске: “Пожалуй, он рассматривал нас слишком уж пристально, но ничего, кроме подчеркнутой вежливости, в этом не было”. Пока Манхофы и их спутники выпивали и обедали, на сцену вышел “высокий молодой сибиряк в гимнастёрке и чёрных сапогах до колена, натянутых поверх брюк, и ко всеобщему удовольствию заиграл на аккордеоне”. Американцы купили ему пива. “Но потом началось. В зал вошел распорядитель – человек, который забирал у нас пальто, – и объявил во всеуслышание, что кафе закрывается. Поднялся шум, люди пытались понять, что происходит, зазвучали множество “почему?”.– пишет Джен. Аккордеонист попытался сгладить ситуацию, проводив американцев русским маршем. Но у Джен осталась масса вопросов: “Неужели всех разогнали из-за нас? Что мы сделали не так? Дали официантке слишком много чаевых? Или не следовало покупать пиво музыканту? Или ресторан закрыли просто потому, что мы туда зашли? Мы никогда этого не узнаем”.
В Абакане путешественников больше всего поразила гостиница. В туалетах все удобства сводились к дырке в деревянном полу. Описания Джен изобилуют эвфемизмами.: “Перед этими последними дверями приходилось зажимать нос. Я отказывалась дышать из чистого упрямства. Утром, когда уборщица наводила хоть какой-то порядок, было ещё терпимо. Но к вечеру, учитывая, что туалетом пользовались не только постояльцы гостиницы, вокруг дыры было практически невозможно найти чистого места, чтобы поставить ногу. Где бы ни останавливался поезд, мы видели движение человеческих масс. То же самое – в Абакане, где окончательно вышли из поезда, и здесь, в Ачинске снова все то же. Закутанные в лохмотья люди тащат на себе какие-то узлы больше них ростом. Узлы тоже увязаны в лохмотья, и порой трудно понять, где кончаются тюки и начинается человек. Ничего сверх абсолютно необходимого попросту нет. Для большинства людей, которых мы встретили в этой поездке, главная проблема – выживание. Нет даже проблесков цивилизации. Нет никакой гордости, люди ни к чему не стремятся. Люди жуют свою краюху и засыпают от усталости, пока ждут поезда. Все грязные, от всех воняет. Вода в дома не проведена, им трудно соблюдать элементарные правила гигиены”.
(Джен Манхоф, письмо без даты)
В ближайшие 2 года Манхофы продолжат свои путешествия. Они съездят в Мурманск – портовый город за Северным полярным кругом, где располагалась база советского Северного флота. Оттуда они на поезде отправятся в Архангельск. Побывали они и в Киеве – тогда столице Украинской ССР. В октябре они прилетели в Крым. Передвигаться по острову можно было только на машине. Из Симферополя они съездили в Бахчисарай, в Алупку и в Ялту – знаменитый курортный город, где на конференции 1945 г. Рузвельт, Черчилль и Сталин решили послевоенную судьбу Европы. В Крым с Манхофами ездил ещё один американский военный атташе – подполковник Говард Фелчин. В письме от 4 ноября 1953 г. Джен сравнивает черноморское побережье Крыма с Италией и удивляется, насколько несоветским оно кажется даже западному человеку, свыкшемуся с московской жизнью:
“Было странно видеть везде русские вывески, надписи и объявления – только они и напоминали, что здесь тоже их земля, потому что если бы не люди и не язык, можно было бы подумать, что находишься в какой-то другой стране. Где бы мы ни появились, все относились к нам очень хорошо, как будто мы были у них в гостях. Мне кажется, они с удовольствием позвали бы нас домой, если бы власти этого не запрещали. В Украине к нам проявляли огромный интерес”.
(Джен Манхоф, 4 ноября 1953 г.)
На следующий год, в марте 1954-го Мартин и трое других военных атташе, в том числе и Фелчин, отправились в Хабаровск – город на границе с Китаем, и снова проехали через всю страну. Джен с ними не было. За этой поездкой, судя по всему, пристально следили. 25 марта “Труд” – печатный орган Всесоюзного центрального совета профсоюзов – опубликовал письмо, которое будто бы прислал в редакцию проводник, работавший на поезде № 4 Москва-Владивосток. Автор жалуется, что американцы всю дорогу что-то помечали в своих блокнотах. Авторы "были удивлены наглостью, с которой некоторые представители капиталистического мира ведут свою шпионскую работу в нашей стране", – говорилось в письме. Кроме того, в газете напечатали фотографию исписанной от руки странички, на которой по-английски перечисляются все попадавшиеся по пути объекты инфраструктуры, в том числе мосты и промышленные предприятия. Газета утверждала, что заметки делались американцами и что страничку нашли потом в их купе. В статье приводились их имена и военные звания.
26 марта “Нью-Йорк Таймс” заявила на первой полосе, что “Труд” фактически обвинил 4-х американцев в шпионаже. Примечательно, что даты их поездки “Таймс” указала неверно. “Сиэттл Таймс”, ссылаясь на американские телеграфные агентства, тоже сообщила о выдвинутых в “Труде” обвинениях и обратилась за комментарием к матери М.Манхофа. Та, в свою очередь, отвергла все обвинения и сказала, что в июне истекает срок пребывания её сына в Москве: “Надеюсь, ему удастся оттуда вырваться. Мне будет гораздо лучше, когда он вернётся домой”.
Никаких немедленных действий за опубликованными в “Труде” публичными обвинениями не последовало. Мартин проработал в Москве ещё 2 мес., и за это время им с Джен даже удалось съездить в Киев. 1 июня на поезде № 30 Москва – Хельсинки Манхофы навсегда покинули Советский Союз.
https://www.currenttime.tv/a/manhoffarchive-on-the-road/28406248.html
Шпион или художник?
Часть четвёртая
Манхоф работал в СССР в начале 1950-х. Время и место говорят за то, что он был шпионом. Фотографии, которые после него остались, свидетельствуют, что не только.
В разгар холодной войны
М.Манхоф покинул Советский Союз через 2 мес. после того, как одна из центральных советских газет обвинила его и 3-х других американских военных атташе в том, что во время своей поездки по стране они занимались шпионажем. Нет никаких прямых подтверждений тому, что Манхоф занимался в СССР именно шпионажем. В его армейских бумагах шпионаж в качестве оф. обязанности не указан. Американские власти отказались официально комментировать появившуюся в “Труде” заметку, в которой утверждалось, что в ходе поездки по Транссибирской магистрали американцы фиксировали в блокноте различные объекты инфраструктуры. Американские спецслужбы и сегодня отказываются обсуждать этот вопрос: оф. представитель ЦРУ заявил "Радио Свобода", что управление “не раскрывает статус сотрудников даже после их смерти”. Зато нет никаких сомнений в том, что майор Манхоф, участник Второй мировой войны, награждённый за смелость, был не просто фотографом-любителем.
В феврале 1952 г., когда он приехал в Москву, окна американского посольства выходили на северо-западную стену Кремля – идеальное место для наблюдения за приездом и отъездом членов Политбюро и прочих оф. лиц. Судя по качеству фотографий, сделанных Манхофом за 27 мес. в СССР, у него был доступ к фотооборудованию, ещё не выпущенному в широкую продажу. На некоторых контейнерах для плёнки, обнаруженных среди его вещей, стоят отметки “Конфиденциально”, “Совершенно секретно”, “Собственность ВВС США”, то есть, вероятнее всего, его работа была хотя бы отчасти связана с секретностью. В личных записях Манхофа есть свидетельства, что он прошёл подготовку, необходимую для допуска к секретной службе. В год своего отъезда в Москву он получил допуск к криптографической информации, а затем прошёл трехмесячный курс в военной Школе стратегической разведки. Курс, судя по всему, должен был научить Манхофа отправлять и получать шифрограммы и др. сообщения. Одна из бумаг, обнаруженных среди его документов, свидетельствует, что через 3 года после возвращения в США он пытался устроиться на работу в ЦРУ.
Сообщение отредактировал Нина_Корначёва - Суббота, 25 Мар 2017, 01:10 |
| |
| |
| Нина_Корначёва | Дата: Среда, 21 Июн 2017, 23:11 | Сообщение # 2 |
|
Группа: Проверенные
Сообщений: 193
Статус: Offline | 
Заявление на работу в ЦРУ.
В высившихся до потолка штабелях картонных коробок обнаружились в том числе и контейнеры для 16-мм плёнки. Но многое говорит и о том, что Мартину и его жене Джен (на момент переезда в Москву их браку было всего 3 года) просто нравилось путешествовать, что ими двигала прежде всего любознательность.
До войны Мартин получил степень бакалавра искусства в Вашингтонском университете, а после войны занимался в институте искусств Нью-Йоркского университета. Джен тоже изучала искусство – с перерывом на годичную работу в Красном Кресте. Письма, которые она писала друзьям и родственникам, свидетельствуют о живом интересе к советской повседневности. С явной досадой она рассказывает о подозрительности, с которой им пришлось столкнуться в СССР: “Никаких контактов с русскими установить невозможно – напрямую мы сталкиваемся только с обслуживающим персоналом и продавцами в магазинах. Поговорить с русскими можно разве что в поезде, но и тут чувство предосторожности не даёт им выйти за рамки поверхностной болтовни”.
В условиях оттепели, последовавшей за смертью Сталина с иностранцев сняли некоторые ограничения – в том числе на поездки по стране и фотографирование на улицах. В ответ на обвинения в шпионаже, выдвинутые против Манхофа и его коллег газетой “Труд”, “Сиэтл Таймс” отмечала: “Теперь американцы и люди из других западных стран отправляются в путешествия по разрешённым маршрутам почти каждую неделю”. Эти послабления дали Манхофам возможность время от времени отвлекаться от московской жизни, а Джен – посетить Украину, где родилась её мать: "Все наши планы регулярно информировать вас, дорогие мои, о том, что здесь происходит, потерпели полный провал. Советские новости уже несколько месяцев не сходят с первых полос мировых газет; из разнообразных сообщений нашей прессы вы наверняка знаете больше, чем мы здесь. Врачи-убийцы, смерть Сталина, исторические похороны – здесь столько всего происходит, что мы уже готовы были просить отпуск, чтобы побольше узнать об этом на Западе".
(Джен Манхоф. 10 августа 1953 г.)
“Марти только и думает, что о путешествиях. Спланирует одну вылазку – и тут же тянется за картой, чтобы придумать следующую”.– пишет Джен в конце 1953 г. По мнению Дугласа Смита, историка из Сиэтла, благодаря которому были обнаружены документы, письма, цветные фотографии и 16-миллиметровые киноплёнки, оставшиеся после Манхофа, худ. уровень отснятого заставляет думать, что в объектив смотрел отнюдь не шпион, а подающий надежды фотограф: "Складывается впечатление, что ему была интересна советская жизнь как таковая, а не только сведения, которые могли иметь военную или дипломатическую ценность. Хорошо, пусть он был шпионом, но тогда почему все эти материалы хранились у него дома?”
Примерно через месяц после отъезда Джен и Мартина из Москвы – и через 4 мес. после того, как “Труд” публично обвинил американцев в шпионаже, – в прессе стали появляться первые намёки на то, что происходило за кулисами дипломатической сцены. 6 июля 1954 г. “Нью-Йорк Таймс” сообщила, что по обвинению в шпионаже из США были выдворены 3 советских дипломата – двое в феврале и один в июне. О высылке не сообщалось публично, но Манхофу и американскому посольству в Москве об этом наверняка было известно. В другой статье в “Нью-Йорк Таймс” цитировалась дипломатическая нота советского МИДа, требовавшая высылки из СССР 2-х американских военных атташе – коллег Манхофа, вместе с которыми он ездил по стране. Советский МИД требовал их высылки. О самом Манхофе в этом документе речи не идёт.
“Нью-Йорк Таймс”, кроме того, сообщила, что американское посольство в Москве отвергло всякую причастность 2-х военных (как и других сотрудников посольства) к “деятельности, несовместимой с дипломатическим статусом”. Представитель Госдепартамента сказал газете, что “советские власти, очевидно, выдвинули эти обвинения в ответ на недавнюю высылку из США 3-х российских оф. лиц, обвинённых в шпионаже и ненадлежащих действиях в нашей стране”.
Через 5 мес. после возвращения из СССР Манхоф был уволен из армии с положительной характеристикой. Они с Джен вернулись в родной Сиэтл. Позже супруги открыли магазин неподалеку от Кирклэнда, где продавали товары для дома со всего мира. В 1956 г. о них писала местная газета. Детей у них не было. Всю жизнь они прожили в Кирклэнде в одноэтажном неприметном доме, стоявшим на одной из главных магистралей и прятавшимся от дорожного шума за высокой живой изгородью. Мартин не только управлял собственным магазином, но и помогал отцу, державшему багетную мастерскую в Сиэтле. Позже, когда доходов магазина стало не хватать, он устроился налоговым инспектором. Джен продолжала заниматься искусством – делала акварели, оформляла текстиль, пробовала себя в других техниках.
Мартин умер в сентябре 2005 г. Джен пережила его на 9 лет. Распоряжаться оставшимся после них имуществом они завещали своим друзьям. Одна из подруг Джен, попросившая не называть её имени, чтобы не привлекать к себе внимания прессы, рассказывает, что Манхофы никогда ничего не выбрасывали: дом был под завязку набит старинными вещами и безделушками, привезёнными из путешествий, а также подшивками разных журналов и прочими подобными вещами. Всё, чтобы можно было продать, она продала на аукционе, выручка с которого пошла в специальный фонд, учредить который предписывалось в завещании. Рядом с домом, в помещении бывшей автомастерской, некогда принадлежавшей отцу Джен, подруга обнаружила высившиеся до потолка штабеля картонных коробок. Там она обнаружила армейский сундук Мартина и его старую офицерскую форму. Там же нашлись распределённые по разным коробкам военные записи, личные документы и сувениры. В общей массе терялись коробки со слайдами и негативами. Кроме того, подруга увидела серые круглые контейнеры с 16-миллиметровой киноплёнкой. Занятая сортировкой вещей в основном доме, подруга в июле 2016 г. обратилась к Смиту с просьбой помочь ей разобраться с тем, что в конце концов стало Архивами Манхофа.
Смит, по его словам, был ошеломлён. Особенно его поразили цветные фотографии, сделанные в начале 1950-х, когда цветная плёнка была практически недоступна широкой публике, тем более в Советском Союзе. К некоторым слайдам прилагались карандашные пометки, сделанные на обрывках бумаги: “Фотографии из крымского путешествия”, например. Часть коробок была подписана, кое-где попадались соскобленные надписи.
“Это было просто нагромождение коробок и никак не систематизированных записей. Складывалось впечатление, что когда он проявил все эти материалы, он сделал их краткую опись, карандашом, потом распределил всё это по коробкам и как будто забыл об их существовании. Так они и пролежали целых 60 лет”.– вспоминает Смит.
Военное удостоверение М.Манхофа от 1977 г. свидетельствует, что он дослужился до полковника
https://www.currenttime.tv/a....44.html
Сообщение отредактировал Нина_Корначёва - Среда, 21 Июн 2017, 23:13 |
| |
| |
