| Валентина_Кочерова | Дата: Пятница, 19 Фев 2016, 15:24 | Сообщение # 2 |
Группа: Администраторы
Сообщений: 6948
Статус: Offline | Так уж складываются обстоятельства, что в последнее время выбраться в Балашиху не представляется возможным. На московские концерты и то иногда выбираешься с трудом, а где уж тут добраться до Подмосковья. Но от приглашения настоятеля Преображенского храма протоиерея отца Николая приехать на концерт Олега Погудина, отказаться было совершенно невозможно.
Много хороших воспоминаний осталось от пребывания в этом замечательном маленьком государстве, с его интересной, насыщенной жизнью - и вроде бы времени с тех пор прошло немало, а вот приехала, увидела этот светлый храм, устремленный в голубое небесное пространство, красавицу березу, от которой взгляд не оторвать, - настолько хороша она своей величественной статью и как будто бы и не уезжала отсюда.
Еще издали, подходя к усадьбе, увидела афишу концерта: ее трудно было не заметить…
Широкого оповещения о данном мероприятии не было лишь только потому, что зал, рассчитанный на сто пятьдесят мест попросту не смог бы вместить всех желающих.
Москвичей, давних ценителей таланта Олега Погудина, приехало столько, что я даже засомневалась, а хватит ли места прихожанам храма?
То, что концерт будет проходить в только что отстроенном новом зале, было приятной неожиданностью. А зная, с каким уважением и любовью о. Николай относится к Олегу, совсем неудивительно, что первым, кого бы он хотел увидеть на сцене своего нового концертного зала, конечно же, был Олег Погудин. Собственно говоря, я даже и не сомневалась, что когда-нибудь это случится, вопрос был только во времени…
Здание полукруглой формы, с большими окнами, очень удачно вписывалось в общий ландшафт усадьбы, а если приехать сюда летом, то, наверняка, оно еще более преобразится, когда вокруг будут разбиты цветники… Слышатся звуки музыки: идет репетиция. За роялем Игорь Урьяш.
А вот в ворота усадьбы въезжает машина Олега. Выходит, радостно улыбаясь, тепло здоровается с о. Николаем, заходит в храм…
И в такие моменты, что особенно хочется подчеркнуть, и тому примеров можно привести немало - это и в Москве, и в Спасском-Лутовинове, и в Пушкинских Горах, и вот здесь, сейчас – всегда возникает вот это трогательное ощущение очень бережного отношения к любимому артисту почитателей его таланта. Люди стараются не мешать ему, дать по возможности почувствовать себя свободно. И судя по всему,Олег здесь впервые. Сейчас будет репетиция, а уж потом нас пригласят в зал…
Понятно, что новый зал будет разительно отличаться от старого, но вот то, что я увидела, для меня было полной неожиданностью. Я даже толком не могу сейчас подобрать какого-то одного определения, чтобы выразить все чувства, охватившие меня. Я была поражена, восхищена и одновременно очарована представшей перед нами картиной.
Просторное светлое помещение, спокойные, мягкие тона стен и кресел, не яркое освещение, придающее залу уютный камерный вид. Очень интересное дизайнерское решение: вдоль сцены веерное расположение самого зрительного зала. И это, кстати, очень удобно: через определенное расстояние есть проходы, поэтому во время концерта можно спокойно, никому не мешая, подойти к сцене, чтобы подарить артисту цветы.
Удивляло и требовало пристального рассмотрения буквально все, что окружало нас и поэтому я постараюсь быть последовательной, чтобы, как можно более подробно описать увиденное.
Потолок, с фрагментами темно-вишневого пластика, в котором зеркально отражался весь зрительный зал, создавал ощущение еще большего пространства: он казался еще выше, чем был на самом деле. А вот этот полукруг над сценой - очень удачное довершение общей картины верхнего пространства зала, который во многом был прямым отражением нижнего…
В полное восхищение привели меня две большие люстры, которые великолепно смотрелись на вишневом фоне зеркального потолка. Они были настолько красивы, что на них невозможно было не заглядеться. Если одна излучала, в основном, белый цвет, то вторая буквально переливалась всеми цветами радуги.
Казалось, что в ней встроен какой-то особый механизм, который приводит в действие все это радужное, переливчатое свечение и это совсем не хаотичное движение: в этом ощущался свой, определенный ритм.
Выставка картин, развешанных на всех стенах зала, в первую очередь привлекала к себе своей светлой, духовной направленностью: картины деревенской жизни, старинные сельские храмы, цветочные пейзажи… В них было столько тепла и любви к своему отечеству, к своему родному краю, что тотчас же возникло непреодолимое желание перенестись туда, чтобы вдохнуть в себя дивный аромат цветущего яблоневого сада или углядеть в невысокой траве еще совсем розовое пятнышко первой землянички… Эх, жаль, что из-за нехватки времени, невозможно было постоять, вглядеться в каждую картину, а так хотелось бы. Кстати, сразу вспомнились и Тарханы, где мы с девчатами, после концерта, на большой поляне, в высокой траве собирали землянику…
И вот эта замечательная выставка, как нельзя лучше придавала новому концертному залу еще более светлый, более жизнерадостный вид. Ощущение полной гармонии – наверное, этими словами я могу выразить свое состояние, которое чувствовала на протяжении всего этого незабываемого, во всех отношениях, вечера. А он был, действительно, таким…
Такие концерты очень редки и особенно дороги. Их ни в коей мере невозможно сравнить с концертом в большом зале, где артист, все-таки, должен придерживаться каких-то определенных рамок. Конечно, я имею в виду, больших серьезных артистов, а не сильно обремененных хорошими манерами наших современных попсовых «звезд».
Олег, было, начал с «Сумасшедшего шарманщика», то тут же, извинившись, прервал пение, поскольку микрофон еще не был подключен. Он попросил настроить его, а сам, улыбаясь, обратился к залу со словами о том, что сегодняшний вечер вызывает у него разнообразные, очень хорошие чувства, но, вместе с тем и присутствует некоторое внутреннее смятение, потому, что все равно, ведь это – концерт.
И за это время уже сложились очень добрые отношения с людьми, которые организовали сегодняшний концерт, поскольку ребята выступали здесь многократно, но вот он сегодня здесь впервые, и ему очень нравится зал, вроде бы маленький, но такой вместительный, с гигантскими окнами, в которые входит Храм. И что ему трудно отделаться от ощущения, что сегодня не концерт, а другого ряда событие и пока он не совсем себе ясно представляет, как его вести. И если родятся какие-то мысли, какие-то разговоры, то сегодня можно будет выходить и за рамки выступлений, потому что, когда-то давно, на заре его концертной деятельности – это было вполне естественно. В больших же залах, такое прямое, близкое общение почти никогда невозможно.
Далее идет прямой текст самого артиста, так как есть вещи, которые хочется донести до читателя без каких-либо сокращений.
- Сегодняшний концерт будет посвящен творчеству двух поэтов – Александра Вертинского и Булата Окуджавы, двух замечательных миров в истории отечественной культуры прошлого столетия. Двух поразительно одаренных людей, у которых был очень четкий и точный взгляд на современность, на то, что происходит с ними. Понимание свое – очень бережное, точное и очень красивое, очень художественное понимание того, что происходило когда-то, и достаточно точные предвидения – иногда вплоть до почти уровня пророчеств.
Но, что хочу отметить – как в случае с Вертинским, так и в случае с Окуджавой: пророчеств мягких, пророчеств ласковых, пророчеств тихих и нежных. Может быть, это самое главное, почему мы сегодня решились соединить вместе эти два имени. Никогда, по-моему, в процентах не соединяли, по крайней мере, так концептуально, и почему в дни Светлой седмицы и, в общем-то, в помещении – не знаю, как правильнее сказать: церковной общины, в помещении, которое, так или иначе, впрямую относится к Храму?
Почему сегодня будут звучать слова, мысли людей, которые, будучи не церковными людьми по своей жизни, по обстоятельствам своей жизни, тем не менее, на мой взгляд, одни из самых христианских авторов в истории русской песни. Об этом можно рассуждать, об этом можно полемизировать - я в этом уверен. У меня есть и размышления… и какие-то доказательства этих мыслей, но главное доказательство, конечно, для артиста – это всегда его выступление на сцене.
Я с этого момента передаю слово по большей части Александру Николаевичу Вертинскому, затем – Булату Шалвовичу Окуджаве. Я буду сегодня исполнять их слова. Но если, повторюсь, что-то родится, если возникнет желание какое-то, о чем-то подумать и помечтать, то мы сегодня в этом смысле абсолютно свободны и вольны так поступить.
Каждый день под окошком он заводит шарманку.
Монотонно и сонно он поет об одном…
Ты усталый паяц, ты смешной балаганщик
С обнаженной душой, ты не знаешь стыда!..
Мчится бешеный шар и летит в бесконечность,
И смешные букашки облепили его…
|
| |
| |
| Валентина_Кочерова | Дата: Пятница, 19 Фев 2016, 15:55 | Сообщение # 3 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 6948
Статус: Offline | 
Парикмахер, суфлер и актеры с актрисами
Потихоньку ругали меня…
А потом - города, степь, дороги, проталинки...
Я забыл то, чего не хотел бы забыть…
В последний раз я видел Вас так близко.
В пролеты улиц Вас умчал авто…
- Песни, которые сейчас только что прозвучали в рамках одного отделения, - история певца Вертинского будет достаточно сжатой и короткой, и счастливых песен будет в ней уже все меньше и меньше, как и счастливых... дней - неправильно сказать. Счастливые дни были в его судьбе и в его жизни, и на закате. Но счастливых надежд и ожиданий оставалось все меньше. Он, как прекрасный, тонко чувствующий артист ощущал это очень болезненно и очень остро, тем более, сделав выбор решительный, окончательный, в смысле того, чтобы вернуться на Родину. Он уже не мог выйти за те границы, за те рамки, в которые себя поставил после 1943 года.
Он никогда об этом не сожалел - в смысле, как о судьбоносной ошибке, но в его письмах, особенно в письмах к жене, очень часто сквозит, а иногда и просто присутствует та особенная горечь – горечь русского человека, который видит все беды, терзания и безобразия Родины и ничего не может сделать с этим в силу какого-то… в силу обстоятельств, не объяснимых рассудком – не рациональных.
В силу обстоятельств, которые выше наших возможностей, сил, но выше наших желаний, а порою вообще происходят с какой-то убийственной и всепоглощающей силой и с неизменным постоянством на протяжении столетий. Скорбь Вертинского в его песнях, и в его письмах, и в его разговорах достигает порою уровня лермонтовских обобщений - мрачных, прекрасных и трагичных. И так же, как и все остальные серьезные, большие и великие художники нашего отечества, он никогда не позволил себе помянуть недобрым словом свою Родину. Это поразительно.
Сколько раз я встречаюсь в биографиях и, конечно, в собственном творческом изложении, встречаюсь с судьбами великих артистов – наших великих артистов с почти, почти без исключения, всегда встречаешься с этой же самой фантастической, неразрешимой проблемой судьбы русского артиста, вообще, собственно говоря, любого серьезного, думающего, мыслящего, чувствующего человека у нас в отечестве. Вдаваться в какие-то размышления характера социально-политического я не собираюсь: это бездарно опять-таки в условиях нашего отечества. Уверен в этом. Но, всякий раз, сталкиваясь с большим именем в русской культуре, невольно задумываешься о вечном, потому что, если не принять к сведению, что не земного отечества ищем, но града небесного взыскуем, вряд ли можно, хоть как-то, оправдать даже десятую долю всей той беды, которая постоянно творится у нас на Родине.
Но, может быть… может быть, может быть, для того все это и творится, чтобы хотя бы кто-нибудь на земле, в масштабах не людей – людей таких, слава Богу, немало, а в масштабах целого серьезного государства - громадной цивилизации, не забывал о том, что должны мы существовать не для земли, а для того, что выше нее, значительнее нее, для того, что вечно. Вот, простите за такой поэтический монолог, а дальше снова уступаю место музыке.
В этом городе сонном Вы вечно мечтали
О балах, о пажах, вереницах карет...
Шли года. Вы поблекли, и платье увяло,
Ваше дивное платье "Мэзон Лавалетт"…
Белые священники с улыбкой хоронили
Маленькую девочку в платье голубом…
Много русского солнца и света
Будет в жизни дочурок моих...
Матросы мне пели про остров,
Где растет голубой тюльпан…
Сегодня у Олега очень интересная, даже несколько необычная для нас манера общения. В своей речи он обращается не только к залу, но и чтобы получить подтверждение своих слов, улыбаясь, постоянно оборачивается к Игорю. И вот эта непринужденность, эта радостная легкость, когда можно свободно, не ограничивая себя какими-то условностями, говорить со сцены то, о чем, быть может, не сказать с большой сцены – она просто драгоценна. Так можно говорить только с людьми, близкими тебе по духу. Так можно говорить со своими единомышленниками. И многих из тех, кто приехал сегодня на концерт, Олег давно знает в лицо и понимает, что сегодня он выступает среди любящих его людей, а это многое значит…
- Мы завершили первое отделение концерта. Намеренно завершили его этой песней, как когда-то давно-давно… а, собственно говоря... (обращается к Игорю) в девяносто первом году это было, когда первый раз, Игорь, мы с тобой исполняли эту программу? (Игорь, улыбаясь, утвердительно кивает) То есть, почти двадцать лет назад эта песня завершала концерт однозначно, и, собственно говоря, было короткое очень время, когда концерт состоял не только из песен, но и из чтений воспоминаний, писем Александра Вертинского. Для начала 90-х годов это была очень тема животрепещущая: об этом размышляли тогда многие – едва ли не все. Что происходит со страной? Что происходит с нами? Как определиться в жизни и в профессии, и в действии, и в чем угодно? Тогда, когда было чуть больше, чем 20 лет, когда жизнь была абсолютно в твоей руке, когда можно было ею распоряжаться и когда, по счастью, хватило ума и, может быть, какого-то… какого-то внешнего высокого вмешательства, чтобы не разменять на пустяки те возможности, которые были, чтобы не совершать опрометчивых шагов в ситуациях, которые очень напоминают нынешнюю, когда кажется, что все не так и во всем, что вокруг тебя происходит, все виноваты, а меньше всего – ты, а кто-то там со стороны – обязательно.
Когда не было еще мудрости, вернее, не то, чтобы мудрости, мудрости – это уже, конечно, такое добродетели качество очень серьезное, но, по крайней мере, не было опыта, который сейчас уже сигналит тебе, объясняет, что, в общем-то, и в твоей жизни уже почти все было и уж, конечно, в жизни отечества, тем более - в жизни мира все было. Но как тогда, так и сейчас болью звучат слова Вертинского в его письме, написанном за полгода где-то до кончины, или за год, заместителю Министра Культуры Российской Федерации тогдашнему – господину Кафтанову.
Не знаю, помнит ли о нем кто-нибудь еще, кроме как в связи с этим письмом Вертинского сейчас? Я надеюсь, что с ним все хорошо: Царство Небесное всем, кто смог уйти из жизни с желанием этого Царства. Но у всех, конечно, тех людей есть друг с другом свои счеты, иногда неоплаченные и неоконченные. А то, что я цитирую до сих пор, до сих пор я не могу понять, почему так?
Почему так происходит до сих пор? Почему так происходит сейчас? Почему так было всегда? И почему так было с Вертинским? (цитирует Александра Николаевича) «До сих пор моих пластинок выходит за рубежом до миллиона штук в год, а здесь по-прежнему достают на… (обращается к Игорю) Как там? Достают на черном рынке по блату». Поразительно.
Мы вспоминаем сейчас Вертинского великим человеком: это даже узаконено в воспоминаниях официальных. Это, по понятным обстоятельствам, сейчас возможно и даже модно. Но ушел он из жизни так же, как в нее и вошел: ушел одиноким, ушел в гостиничном номере в Ленинграде после последнего концерта, в общем, уже старым, измученным человеком, тем не менее, поразительно, потрясающе влюбленным в эту жизнь и в людей, которые его окружали.
Возвращаясь к биографиям, к наследству не только творческому людей творивших, людей сочинявших, людей, исполнявших на сцене свои произведения, произведения других авторов, я всегда пытаюсь черпать там какую-то… какую-то помощь, какую-то силу для того, чтобы не… для того, чтобы, наверное… Как сказать это правильнее? Не обозлиться. И хотя мне кажется, что наше время уже колоколом – набатом просто звучит: «По причине умножаемых беззаконий во многих охладеет любовь». К сожалению, я не знаю, иногда у меня до внутреннего трепета и дрожи эти слова слышатся. Тем не менее, как-то, наверное, только в наших силах, опять же, не угашать любви. В нашей обязанности, в наших силах, как-то давайте стараться это делать. И в этом нам помощники очень многие люди, артисты, даже уже давно ушедшие из жизни. Это и Вертинский, и Окуджава, которому мы передадим слово в следующем отделении концерта. Спасибо.
|
| |
| |
| Валентина_Кочерова | Дата: Суббота, 20 Фев 2016, 01:06 | Сообщение # 4 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 6948
Статус: Offline | 
Музыкант играл на скрипке - я в глаза ему глядел.
Я не то чтоб любопытствовал - я по небу летел…
Вот если так задуматься, то сегодняшняя программа для меня особенная, ведь именно Олег, когда-то заставил меня вслушаться и полюбить песни Александра Вертинского и Булата Окуджавы.
- Песен Булат Шалвович оставил много. Действительно, очень богатое наследие и в том еще смысле, что почти все песни, ну, не знаю, там процентов девяносто-девяносто пять - проценты считать неблагодарное дело, но почти все песни счастливо-прекрасные, песни талантливые, песни, озаренные талантом и озаренные, проникнутые или хотя бы тронутые определенным, особым духом.
Для человека церковного этот дух определяется очень быстро, просто и очень просто называется. Людям, не знакомым с церковной жизнью, дух этот называть очень трудно, и поэтому огромное счастье, что можно это делать словами Булата Шалвовича, можно делать это при помощи его песен, которые… которые справедливы, милосердны, мужественны, красивы и, при всем при том, очень тихи, очень нежны, очень не… не агрессивны, не напористы.
Я нередко… мне нравится эта фраза, она меня восхищает просто своей поэтической красотой: процитировать ее я сейчас точно не смогу, но вспоминаю часто.
Кажется у пророка Илии, когда явление Господне происходит, вот там описываются всякие масштабные, прекрасные, всё вроде устрашающие картины: бурь, громов, ураганов. И ни в одном из этих прекрасных, мощных и устрашающих явлений не было Бога. И вот по всем этим событиям, после всех них, после всех масштабных, катастрофических и грандиозных явлений – дух хлада тонка – то есть, дуновение легкого ветра, и там, где Господь.
- Вот, когда приходится не то, чтобы спорить, а отстаивать какие-то свои мысли, какие-то свои убеждения, в особенности, я это не сдерживаюсь и делаю тогда, когда при мне резко и, на мой взгляд, опрометчиво неправильно высказываются о людях, которые сами о себе сказать уже ничего не могут, в том числе и о песнях Булата Окуджавы.
Я очень часто вспоминаю это. Мы можем биться, мы можем утверждать что-то, мы можем даже силой, если Господь дал кому-то силы, что-то доказать на какое-то короткое время, но очень часто в этом не бывает правды, потому что нет там очень важного качества – нежности и любви к другому человеку, а вот в дуновении легкого ветра оно есть все-гда. Оно нас утешает, оно нас успокаивает, оно дает нам силы, и в нем есть милость. Все это есть и в песнях Окуджавы.
- Я в этом убежден, уверен и, собственно говоря, так их воспринимаю, за это их люблю и так их стараюсь воспроизводить. А вот то, что в этой очень кроткой, тихой, доверительной и нежной форме заключены мысли глубокие, иногда трагические, порою суровые размышления о том, что с нами происходит, - это тем более важно, тем более здорово, потому, что в парадоксальных соединениях чаще всего видна правда, чаще всего в парадоксальных каких-то соединениях мы вдруг понимаем что-то больше, чем головой.
Понимаем сразу и головой, и сердцем, и всем нашим существом, и это становится убедительнее, чем все какие-то талантливые, умные рассуждения.
Вот, прекращаю свое рассуждение на эту тему, а дальше будут звучать песни Окуджавы.
В углу сцены стоит весьма приличный по размеру столик – а на любых концертах Олега без него никак не обойтись, - который, даже для такого небольшого зала все равно оказался маловат. А если учесть, что далеко не все успели подарить артисту цветы, то, понятно, что ему вскоре опять придется воспользоваться своим профессиональным мастерством по компактной укладке цветов. И на фоне вот этого красочного уголка Олег смотрелся очень даже живописно...
Впереди меня сидели три женщины с большими красивыми букетами - явно из администрации города. И вот в течении всего концерта я наблюдала за ними – а как они воспринимают Олега, что чувствуют? Ведь всегда интересно увидеть реакцию незнакомых тебе людей на то, что так любимо и так дорого тебе самой. Знаете, и мне понравилось их внимание, их вдумчивость, с какой они слушали Олега, как смотрели на него…
Не клонись-ка ты, головушка,
от невзгод и от обид…
- Была у меня вчера чудесная встреча и неожиданная, поэтому я… не знаю… сегодня так тепло, так замечательно. Вот цветы уже, в прямом смысле, некуда класть. На пол их класть нельзя – не позволяет ни какая - никакая артистическая культура, ни чисто человеческое отношение к цветам, к которым я отношусь с трепетом и нежностью, как они того, в общем-то, и заслуживают.
А вчера в музее Александра Сергеевича Пушкина на Арбате было открытие выставки художника… художника из Тархан Геннадия Валентиновича Салькова, и сотрудники музея, директор музея – Тамара Михайловна, они попросили меня прийти и сказать какие-то слова на открытии выставки. Причем, мотивировали это тем, что вот необходимо, чтобы какой-нибудь, сколько-то известный человек присутствовал и что-то сказал. (Олег смеется)
Но музейщики – народ особенный, чудесный, фантастический, суматошный, но суматошный именно в своем беспрерывном бескорыстном служении тому, что они любят. А любят, как правило, они очень счастливые вещи – высокие, возвышенные, чудесные, гениальные, как, допустим, в случае с Александром Сергеевичем Пушкиным или с Михаилом Юрьевичем Лермонтовым. Любят, как их произведения - я говорю – перевожу слово: «вещи», для себя, прежде всего, так и самих наших гениев, которые для них люди очень близкие, вплоть до того, что как будто бы близкие родственники, и говорить с ними настоящее наслаждение.
А я так долго сейчас говорю потому, что, когда я туда появился, там было много людей не просто известных, а по-настоящему чудесных и заслуженных, и людей, которых мы любим, с которыми мы много лет дружим, которых мы долго не видели. Например, Юрия Витальевича (фамилию не расслышала) которого не видел десять лет, наверное. Да, лет десять. И к чему весь этот разговор? Когда после открытия выставки - замечательной, чудесной, кстати, будет время и силы, зайдите обязательно на Арбат, посмотрите прекрасно исполненные, очень нежные пейзажи Тархан. Может возникнуть ощущение, что ты там побывал.
А я вчера как раз в приветственной речи благодарил за то, что Тарханы неожиданно прибыли в Москву, и вот сейчас такое счастье – встретиться с Тарханами, а заодно и со многими друзьями. И вот директор музея Пушкина на Арбате как раз долго-долго не решалась, и это очень трогательно было, очень нежно, а в конце концов спросила (Олег перешел почти на шепот): «Олег, ну, скажите, а вот у меня интересуются знакомые, ну, куда же, куда же потом деваются все эти цветы?» (в зале дружный смех. Олег тоже смеется.)
Я ответил честно, что они живут столько, сколько могут жить, что ни один цветок не пропадает, если конечно… (Миша добавляет: «не замучены»). Но иногда мы и не успеваем уследить, и в залах цветы пропадают: уж не знаю кто. К совести сотрудников взывать бесполезно потому, что я даже их судить не могу. Ну невозможно – не удерживаются перед прекрасным, и кто-нибудь иногда стащит. (смеются все, в том числе Олег и Миша) Важно… важно в этом иное: цветы – это, в общем-то, торговля, потому что мы их сами не создали, сколько бы мы их… но, конечно, талантливые люди, в этом смысле талантливые, которые умеют выращивать какие-то совершенно потрясающие цветы. Но, все-таки, все продается и дано нам свыше, и в цветах как раз сочетание того, что мне бесконечно дорого, – прекрасного, нежного, беззащитного, и, в то же время, своей беззащитностью, своей потрясающей природной, над мирной в то же время красотой, такое сильное, едва ли не могучее свидетельство об истине.
Об истине в том, что красота и любовь – они все равно, в конечном итоге, нам дороже всего остального. Дороже славы, дороже богатства, дороже каких-то наших желаний утвердиться в этом мире.
Философствую не просто так. Это я пытаюсь поблагодарить хоть в какой-то малой степени за то счастье, которое вы постоянно нам дарите. Поверьте, я бесконечно это ценю. И даже вот эту любовь и признательность, выраженную в такой красоте (Олег обернулся к столику с цветами, а их, действительно, огромное количество. По-моему, по соотношению количества зрителей и цветов – наибольшее из когда-либо мной наблюдаемого) ценю бесконечно. Спасибо вам огромное.
Мы потихоньку подошли к концу выступления - к финалу, хотя наша, действительно, встреча сегодня происходит в необыкновенной атмосфере - она почти домашняя, поэтому расставаться, право, не хочется, хотя должен быть и всему, всему самому хорошему должен быть какой-то предел. Иногда мы должны его сами полагать. Для чего? Для того, чтобы это хорошее всегда было желанным, для того, чтобы мы стремились к нему снова, для того, чтобы мы берегли его в своих сердцах и потом, потом никогда бы им не пресыщались. Такое случается иногда… (из зала тихое: «невозможно») Это возможно. (и уже бурная протестная реакция зала, вызвавшая улыбку и возражения Олега )
Наконец у меня диалог с залом – не бесконечный монолог. Это возможно. Для того, наверное, нам и даны какие-то внутренние особенные… особенные возможности. Возможности к самоограничению, возможности веры, которые сводятся в конечном итоге к такому счастливому качеству, как рассудительность. Рассудительность и, может быть, даже, вот есть счастливые люди, которым дана сила обретать настоящую радость в воздержании от чего-то.
Я боюсь сейчас так серьезно как бы уходить в размышления на эту тему, потому что должно быть всему свое время и место. Но, тем не менее, когда мы заканчиваем, завершаем концерты, несмотря на то, что действительно еще чувствуем и собственное счастье пребывания на сцене, и чувствуем то, что залу еще необходимо это общение, необходимо то, что звучит на сцене, вот, мы заканчиваем по двум причинам: иногда просто падаем от усталости – это я говорю буквально – не фигурально, а буквально: выходишь со сцены (смеется) и падаешь на первую горизонтальную плоскость, которая тебе попадается. Но и в том смысле, что… в том смысле, чтобы сберечь это желание встречаться снова и снова, видеться снова и снова.
И вновь, и вновь этими встречами, за редким исключением, вот, а так – это особое счастье почти для всех свидетельствовать о разумном, добром и вечном. Все это, вот, еще, может быть слово «красивое» туда подходит. Но вот, правда - без доброго не бывает ни красивого, ни вечного, ни даже разумного. Это я уже по своему даже жизненному опыту в этом убедился.
Добрые песни у Окуджавы. Добрые песни у Вертинского, какие бы они ни были иногда колкие, едкие, может быть, даже несколько вычурные. Все равно они добрые. И в этом свидетельство их правды – так же, как и почти, в общем, во всех тех песнях, которые, милостию Божией, нам удается исполнять.
Следующая песня – она любима всеми. И она – свидетельство мощного, сильного и красивого духа автора, ее написавшего. Она, может быть, не безупречна с точки зрения мысли, но она однозначно прекрасна и восхитительна с точки зрения чувства, веры, надежды и любви.
Вот из всего того, что сказал сейчас Олег, некоторые вещи – даже вот эта история с цветами – вряд ли мы могли бы услышать в каком-то другом зале. Вся атмосфера сегодняшнего вечера располагала его вот к такой дружеской беседе, к такому доверительно-откровенному общению. И видя его прекрасное настроение, видя то счастье, которое переполняло его, на душе становилось бесконечно светло и радостно. Пожалуй, что вот такого Олега – открытого, более, чем когда-либо, готового к диалогу со своим зрителем – я еще никогда не видела. И думаю, что сегодня, этот разговор мог бы состояться, если бы мы заранее могли предположить, что такое вообще возможно. Ведь в силу определенных обстоятельств, Олег давно ушел от такой формы общения и мне кажется, что, если бы это случилось сегодня, то наш разговор мог продолжаться довольно долго. Ведь Олег очень интересный собеседник и, несомненно, ему есть что сказать, о чем поговорить со своим слушателем, да и у нас к нему накопилось немало вопросов…
Но, вот на данный момент, у меня, например, к нему сегодня только один, но очень важный вопрос, который я надеюсь задать ему в самом конце вечера… И я согласна со словами Олега, что всему самому хорошему должен быть какой-то предел, чтобы никогда им не пресыщаться…
Концерт Олега Погудина - это всегда желанный праздник, который ждешь с нетерпением, предвкушая радость от встречи с любимым артистом. А праздник ведь каждый день быть не может – иначе это уже не праздник и, он постепенно грозит превратиться в пусть хорошее, но все-таки, в каком–то смысле, уже рядовое событие. А вот этого-то совсем не хочется…
Помимо цветов, девушка – думаю, что это одна из авторов замечательной выставки, которая представлена в зале – подарила Олегу картину с цветочным пейзажем, которую он с большим удовольствием и радостью принял. Сначала вдоволь сам налюбовался ею, а потом уж бережно поставил ее у столика, лицом к зрительному залу…
Вот тебе на… Я никак не ожидала, что сегодняшняя программа не уложится в одну кассету. Ну, откуда я могла предположить, что петь и разговаривать Олег сегодня будет почти что в равных пропорциях? И это, на самом деле, просто здорово! Когда еще такое случится?
Концерт подходит к своему завершению и на бис он вызывает на сцену Игоря. Немного посовещавшись, Олег подходит к микрофону и…
Между небом и землей
Песня раздается…
Такого «Жаворонка» я еще никогда и нигде не слышала, и не видела… В этом исполнении было столько воли, полета, столько свободы во всем его облике, что я смотрела на Олега, как завороженная, прекрасно осознавая, что сегодняшнее исполнение по сути просто уникальное…
- Я вынужден закончить концерт, и не буду мудрствовать по этому поводу. (улыбается сам, смеемся и мы) Вот, уже действительно его надо заканчивать. Если бы у нас с вами сегодня родилась какая-то взаимная беседа, наверное… мы могли бы здесь провести много-много времени. Тем не менее, многим добираться достаточно далеко. А мы… ну, по крайней мере, от себя скажу. Ребята здесь далеко не первый раз, хотя(обращается к Мише)
- Вы были в другом помещении?
- Да, это премьера сегодня.
(Олег продолжает) Премьера открытия. А я, хотя ехал сюда с беспокойством чисто физического свойства – я просто не знал, какое будет сегодня помещение? Знал только, что небольшое, но сейчас испытываю колоссальную радость и даже восторг от того, что это помещение настолько хо-ро-шо, настолько замечательно!
Все-таки сейчас в Москве нет подобного рода для выступлений, вот, и поэтому я желаю и отцу Николаю, и всем тем, кто здесь подвизается, тем, кто здесь радуется, тем, кто здесь печалится, тем, кто здесь проводит свою жизнь ради Бога, ради других людей, вот, чтобы им всегда спошествовала помощь Божия, и никогда не покидали силы на все добрые дела, которые здесь проходили, происходят и будут проходить, желаю и надеюсь, долго-долго-долго. Спасибо вам огромное!
Ещё три момента... Сказать сегодня это можно. Сегодня вокруг родные люди. Я никогда не подписываю ничего, пока не прекратятся аплодисменты. Это как бы (слово не расслышала, так как шум усилился, а Олег говорил без микрофона) Это никому не в назидание, не в укор. Это я просто объясняю, почему на сценах больших залов я всегда отказываюсь подписывать что-то, когда мне приносят, когда аплодисменты, если только не принесли вот так вот – вместе с ручкой, уже открытое и можно подписать. (оживление в зале) Одну секунду. Многие обижаются просто, поэтому я, вот, как бы… извиняться на больших площадках нелепо, вот, а сегодня можно об этом сказать. И еще тоже это реалии… Все-таки я включу микрофон, потому что… потому, что чуть-чуть, чуть-чуть притомился. Реалии нынешнего времени – вот то, что мы, как правило, ни в одном зале не можем общаться после концерта. Это не моя прихоть. Это, действительно, обстоятельства нашего времени, когда очень усилены меры безопасности и, как правило, в любом зале настоятельно требуют, чтобы никто не проходил за кулисы после концерта, хотя, честно говоря, на многих концертах – особенно в больших залах – высказываешься на сцене до дондышка – в просторечии, и, в общем, больше рассказать после концерта бывает и нечего.
Вот сейчас я об этом сказал, чтобы отзвучали аплодисменты, во-первых. Мы закончили. Теперь я подпишу все, кто что захочет. Еще раз благодарю всех за сегодняшний прекрасный вечер. Спасибо огромное!
Завершение вечера было чудесным. Олег с удовольствием подписывал книги, приглашения – все то, что имелось у зрителей в наличии. Отвечал на вопросы, что-то объяснял, и когда его попросили сфотографироваться на память, он очень легко согласился даже и на это.
В общем, наблюдать со стороны на это взаимное общение людей, которые давно стали необходимыми друг другу, было очень радостно. Вот только грустно, что на мой вопрос, будет ли в этом году концерт в Пушкинских Горах, Олег ответил отрицательно…
На улице уже совсем темно, а нам еще добираться до Москвы... И вот тут москвичей ждал еще один сюрприз от отца Николая. У дверей храма нас дожидался автобус, который и довезет нас до метро. И вот эта проявленная забота не только об артистах, но и об их зрителях – никого не могла оставить равнодушным…
И в завершении своего повествования, а я поделилась только тем, что, хоть как-то удалось высказать словами… мне хочется выразить огромную благодарность людям, построившим такой замечательный концертный зал, который по праву теперь будет называться Погудинским. Сказать - спасибо! - отцу Николаю и всем его неутомимым помощницам за такой изумительный вечер, в котором от начала и до конца все было просто великолепно! Сколько труда, заботы и любви потребовалось от них, чтобы все, кто находился сегодня в зале, смогли почувствовать себя так хорошо и так счастливо!
Долгой жизни, успехов и процветания Погудинскому залу! И очень надеюсь, что Олегу еще не раз захочется вернуться сюда…
P.S. Монологи взяты из рассказа Ольги Васильевны и за них ей, как всегда огромная благодарность.
|
| |
| |
